Детский сад, штаны на лямках Лютикова Люся

Глава 4

Утром я проснулась на удивление свежая и бодрая. Было ощущение, что я вернулась в детство. Ребенок вскакивает с кровати, как только открывает глаза. Его манят игрушки и мир за окном, такой огромный и интересный. Взрослый же знает, что ничего интересного в этом мире нет, а когда он продерет зенки, его встретят опостылевшая работа, долги по кредитке и раскабаневшая жена. Так стоит ли вообще просыпаться?

Лично я валяюсь в постели до упора. В мобильнике есть такая функция – «подремать». Будильник можно переставить на десять, пятнадцать минут вперед и снова окунуться в объятия Морфея. Я могу оттягивать пробуждение в течение нескольких часов, так что дела, которые запланировала на утро, автоматически переносятся на вечер. Или – что чаще – вообще отправляются ко всем чертям.

Но сегодня я проснулась без всякого будильника, готовая к трудовым свершениям. Причина, скорей всего, заключалась в спальном мешке. Надо бы купить такой мешок домой и практиковать сон в нем. Глядишь, с помощью этой нехитрой уловки я превращусь из закоренелой «совы» в «жаворонка» и хоть изредка буду любоваться на рассвет собственными глазами.

Диван был пуст, значит, Алябьева уже встала.

Я обнаружила ее на кухне в компании Никиты. Сблизив головы, они о чем-то тихо беседовали. Ленка с Никитой были похожи на бывших супругов, которые развелись и даже успели вступить во второй брак, однако сохранили хорошие отношения.

Пожелав им доброго утра, я пошла умываться. А когда вышла из ванной, увидела, что Алка наблюдает за своим мужем и бывшей одноклассницей точно так же, как я несколько минут назад. И выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

Со второго этажа спустилась няня с прелестной белокурой Наденькой. Возникла радостная суета, которая всегда сопровождает появление маленького ребенка.

Сославшись на работу, Никита поспешно покинул квартиру. Вот любопытно, какие срочные дела могут возникнуть у ресторатора в полвосьмого утра? Алке, вероятно, тоже хотелось бы это знать, потому что вид у нее стал совсем угрюмый.

А Ленка, увидев маленькую девочку, пала духом, еще секунда – и зарыдает.

– Люська, а что, если они никогда не вернут мне сына? – прошептала она.

– Такого не может быть, – убежденно заявила я. – Это какая-то чудовищная ошибка. Я уверена, что в соцзащите перегнули палку. Перестраховались. Не разобрались. Надо поехать к той самой инспекторше и спокойно с ней поговорить. Спокойно, понимаешь? Возможно, уже сегодня тебе отдадут Костика. Правда ведь, Алка?

– Угу, – отозвалась Безруких, погруженная в свои мысли.

Мало-помалу Ленка проникалась моей уверенностью.

– Да, точно, это ошибка. Надо поехать и во всем разобраться.

– Тебе нужно запастись документами, подтверждающими, что ты хорошая мать, – советовала я. – Медицинская карта Костика где находится? В поликлинике?

– Нет, дома. Как раз сегодня мы собирались идти к стоматологу.

– Значит так, сначала езжай домой и возьми карту. Она доказывает, что ты занимаешься здоровьем ребенка, водишь его к стоматологу. Может, еще найдутся какие-нибудь справки?

– Есть договор с секцией плавания, Костик ходит туда два раза в неделю.

Я кивнула:

– Отлично, договор тоже надо показать в соцзащите, он подтверждает, что ты физически развиваешь ребенка.

– Еще Костик несколько раз сходил в студию рисования, – вспомнила Ленка, – но ему там не понравилось. Никакого договора со студией я не заключала.

– Мне кажется, об этом следует упомянуть в разговоре с инспекторшей. Это доказывает, что ты развиваешь ребенка не только физически, но и эстетически. Скажи, что преподаватель студии может подтвердить твои слова. Кстати, не исключено, что тебе действительно придется обратиться к нему за свидетельскими показаниями.

– Ты говоришь так, словно на меня завели уголовное дело.

– Практически так и есть. Не забывай, что через неделю состоится суд, на котором тебя могут лишить родительских прав. Так что свидетели со стороны защиты не помешают.

Вспомнив про суд, Алябьева спала с лица.

– Господи, я этого не переживу! Просто не представляю, где найти силы, чтобы спокойно разговаривать в соцзащите! Боюсь, я сорвусь на крик, и они выгонят меня взашей. Люська, может, сходишь со мной? Поддержишь меня морально, а?

– Конечно, поддержу!

– Нет, она не может, – встряла Алка. – Утром ей надо быть в школе, я уже договорилась с Марией Николаевной об интервью.

Я махнула рукой:

– Не волнуйся, я везде успею.

Наскоро позавтракав вчерашними салатами, мы с Алябьевой оделись и пошли к выходу. Когда мы уже стояли на пороге, маленькая Наденька, будто чувствуя настроение взрослых, подошла к грустной тете Лене.

– Не плачь, – она протянула своего плюшевого зайчонка с оторванным ухом, – он будет тебя любить.

Даже у меня комок подступил к горлу, чего уж говорить про Алябьеву. Всю дорогу до автобусной остановки она вытирала слезы.

В каждом российском городе есть улица Мира, и располагается она, скорей всего, в центре. В моем родном городе улица Мира практически вся застроена сталинскими домами в четыре-пять этажей. Разглядывая их из окна маршрутки, я только диву давалась: возможно, коммуникации в домах устарели, но фасады выглядели безупречно.

– Отсюда до мэрии рукой подать, – объяснила Ленка, – поэтому потемкинский ремонт у нас делают каждый год.

– Почему потемкинский? – не поняла я.

– Сейчас увидишь.

Мы зашли под арку, и я увидела, что парадный вид дома имеют только с улицы. Со стороны двора кирпичная облицовка почти полностью отвалилась, словно по ней долгое время вели снайперский обстрел. Надо же, потемкинским деревням скоро уже двести пятьдесят лет исполнится, а трюк до сих пор по всей России работает![2]

В подъезде Ленка не стала подниматься по лестнице, а открыла первую квартиру на первом этаже.

– Проходи, – она распахнула простенькую железную дверь.

Я переступила порог и ахнула:

– Вот это хоромы!

– Четыре комнаты, – безо всякого выражения ответила Алябьева.

Меня поразило, насколько много в квартире пространства и воздуха. Большая прихожая плавно перетекала в широкий коридор, куда со всех сторон выходило, как мне сначала показалось, какое-то безумное количество дверей. Оправившись от изумления, я подсчитала, что дверей всего семь. Впечатление большого пространства усиливалось из-за того, что мебель практически отсутствовала. На всю прихожую – только круглая вешалка для одежды и тумбочка для обуви. Первая комната, в которую я заглянула, оказалась вообще пустой, зато с эркером и чудесной лепниной на потолке. Задрав голову, я разглядывала гипсовых купидончиков, целящихся своими стрелами друг в друга.

– Потолки сколько метров? Три?

– Три сорок.

– Класс!

– Ничего классного, – отозвалась из коридора Ленка. – Лампочку в люстре поменять – и то чудовищная проблема. Я еще не говорю о других недостатках.

– Господи, да какие у высоких потолков могут быть недостатки?

Ленка не ответила. Выйдя в коридор, я увидела, что хозяйки там нет. Я обнаружила ее в одной из комнат. Выдвинув ящик письменного стола, Алябьева рылась в бумагах.

– Так чем плохи высокие потолки? – повторила я вопрос.

Привычно, как будто делала это уже не один раз, Ленка принялась перечислять:

– Прежде всего зимой тут дикий холод. Чувствуешь, как по ногам сквозит? Конечно, причина не только в высоких потолках. Во-первых, это угловая квартира, почти все стены – наружные. Во-вторых, здесь первый этаж, что тоже не способствует сохранению тепла. В-третьих, деревянные окна рассохлись и в них безбожно дует. В-четвертых, батареи старые, внутри проржавели, толком не нагреваются, а площадь большая. Мы с Костиком пользуемся только одной комнатой, остальные держим закрытыми, чтобы не оттягивали тепло. В общем, квартира ужасная, зимой здесь холодно, а летом жарко.

– Зачем же ты ее купила? – удивилась я.

– Я не покупала, это подарок.

Ни фига себе людям подарки делают! Я оставила Ленку искать документы, а сама тем временем обошла всю квартиру. Да, жилищу настоятельно требовался ремонт, но, как говорится, были бы кости, а мясо нарастет! Что бы там Алябьева ни утверждала, но высокие потолки – это роскошь, доступная немногим. Как и арочные окна, которые действительно были в очень плохом состоянии. Заменить их стеклопакетами – и все дела! Конечно, окна такой оригинальной формы обойдутся дороже, но зато результат будет великолепным!

Когда я вернулась в единственную обжитую комнату, то увидела, что хозяйка вывалила из шкафа на диван детские вещи и сосредоточенно их разбирает.

– Знаешь, я решила собрать кое-какую одежду для Костика. Возможно, сегодня мне его не отдадут, – Ленкин голос дрогнул, но она сдержала рыдания, – так что ему понадобятся вещи на смену. Возьму трусики, колготки, теплые носочки…

– Отличная идея, – поддержала я.

Не нравился мне ее убитый вид. Чтобы отвлечь Ленку от грустных мыслей, я решила сменить тему:

– Ты давно живешь в этой квартире?

– Три года. Нет, уже почти четыре.

– А ремонт чего не делаешь?

– Денег нет, – просто ответила Алябьева, высматривая пару к синему носочку.

– Кстати, а ты где работаешь? Наверное, надо позвонить на работу и предупредить, что сегодня не придешь?

– Не надо. В данный момент я не работаю. Ищу вакансию, но не попадается ничего подходящего.

– На что же вы живете? – удивилась я. – Отец ребенка хоть помогает?

– Он умер, – бесстрастно отозвалась Ленка.

Да-да, в последнее время многие мужчины взяли привычку умирать, когда у них рождается ребенок. Некоторые дают дуба, едва узнают, что их подруга беременна. Другие отдают концы, когда младенец появляется на свет и начинаются первые бытовые трудности. Или вот еще тенденция: молодые папаши резко меняют профессию, становятся летчиками, моряками дальнего плавания или космонавтами и бесследно исчезают где-то на бескрайних просторах Вселенной. Очевидно, с отцом Костика произошла такая же печальная история. Не вынес своего счастья.

– Ты хотя бы получаешь пенсию по потере кормильца?

– Мы не были расписаны, – сухо бросила Алябьева, и я поняла, что эта тема неуместна.

Соцзащита находилась в десяти минутах ходьбы. Путь пролегал мимо мэрии, так что это была единственная улица в городе, посыпанная песком.

– У меня появилась гениальная идея! – сказала я, выпуская пар изо рта. – Знаешь, что надо сделать, когда закончится весь этот кошмар и тебе отдадут Костика? Продать квартиру! Для вас двоих она великовата, зато отлично подойдет под магазин или офис. Да она же наверняка стоит баснословных денег! Можно купить жилплощадь поскромнее, а на разницу в цене поднимать ребенка. До совершеннолетия тебе предстоит еще ого-го сколько вложений! Да и после тоже: поступить в институт, отмазать от армии… Ну, что скажешь?

Ленка замотала головой:

– Нет, это плохая идея.

Но я уже закусила удила. Тема недвижимости – мой конек, я могу говорить о ней часами. Меня хлебом не корми, дай поделить чужие квадратные метры. Это у меня осталось еще с тех времен, когда я, бесквартирная провинциалка, снимала угол в Москве и проводила вечера за изучением журналов по недвижимости. Читала объявления о продаже, разглядывала схемы типовых серий домов и мечтала о том, что когда-нибудь, если я буду много и тяжело работать, у меня тоже появится собственное жилье в Белокаменной. Оно и появилось, но отнюдь не от трудов праведных. Совершенно незнакомый человек оставил мне в наследство квартиру практически в самом центре столицы. Правда, потом меня обвинили в убийстве, но это долгая история[3].

– Ну ладно, не хочешь продавать – тогда разменяй на две «двушки». В одной будешь жить, а другую – сдавать. Неплохая прибавка к зарплате получится!

Алябьева тяжело вздохнула:

– Ох, Люська, если бы всё было так просто! Твои бы слова – да богу в уши.

Глава 5

Около соцзащиты Ленка остановилась.

– Ну, вот мы и пришли… – вздохнула она и вдруг с горячностью добавила: – Люсь, спасибо тебе, ты так много для меня сделала! Я хочу, чтобы ты знала, как я это ценю, правда!

Я засмущалась:

– Да ладно, ничего особенного я не сделала.

– Наверное, тебе уже надо идти? Время поджимает? – спросила Алябьева, но я видела, что ей совсем не хочется, чтобы я уходила.

– У меня вагон времени, – соврала я, – я тебя не брошу.

– Тогда пошли?

И она открыла дверь.

Несмотря на ранний час, в коридорах соцзащиты было довольно многолюдно. Люди, которые ждали своей очереди на стульях или озабоченно сновали туда-сюда, были чем-то неуловимо похожи. На ум пришла фраза – «потрепаны жизнью». И я обнаружила, что Алябьева идеально вписалась в их ряды.

Около входа за столом сидел пожилой охранник. Подпирая руками лысую голову, мужчина разглядывал кроссворд.

– Простите, где отдел опеки и попечительства? – обратилась к нему Ленка.

Охранник, не поднимая головы, махнул правой рукой.

– А инспектор Махнач в каком кабинете принимает?

Еще один жест в том же направлении:

– В двадцать шестом.

Мы двинулись по длинному коридору. В этот момент у меня зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя Алки Безруких. У дамочки просто талант напоминать о себе в самое неподходящее время!

– Слушаю, – только и успела сказать я, дальше говорила Алка.

С большим эмоциональным напором она пыталась донести до меня какую-то мысль, но из-за гула, стоящего вокруг, я ничего не могла разобрать.

Я прикрыла телефон рукой и прошептала Лене: – Догоню тебя через минуту. – Вышла на улицу и сказала в трубку: – Вот теперь можешь говорить.

– А раньше я перед кем распиналась? – возмутилась Алка. – Ты где вообще находишься?

Кажется, она перепутала меня с собственным супругом. Тотальная слежка и подозрительность стали входить у нее в привычку. Опасная тенденция, однако.

– Еду в школу, – почему-то соврала я. Впрочем, догадываюсь, почему: не хотелось выслушивать Алкины нудные нравоучения.

– Мне в голову пришла отличная мысль, – заявила Безруких. – Когда будешь брать интервью у Марии Николаевны, обязательно задай ей один вопрос. Спроси, как бы она хотела отметить свое восьмидесятилетие.

Я решила, что Алка рехнулась. Может, у нее и плохие отношения с мужем, но она живет за ним как за каменной стеной и, кажется, совсем оторвалась от суровой российской действительности. Какое восьмидесятилетие? Да это вообще чудо, что наша бывшая учительница дожила до семидесяти лет при такой-то ужасной экологии в городе. Для нее каждый день может стать последним, и это, увы, не просто расхожее выражение.

Чтобы отвязаться от Алки, я пообещала:

– Хорошо, спрошу.

Мне не терпелось закончить разговор, но Алка была настроена поболтать. Она принялась рассказывать, что Наденька, которая вообще-то прекрасно развита для своего возраста, не выговаривает звук «р», и теперь обеспокоенная мамаша стоит перед дилеммой: то ли водить дочь к логопеду, то ли ждать, когда само пройдет. Дескать, у нее самой в детстве не было никаких проблем с артикуляцией, она сразу заговорила чисто, как диктор телевидения, а вот Никита неправильно артикулировал шипящие, может, дочь пошла в него?.. Я вполуха слушала трескотню, периодически вставляя «угу» и «надо же».

Вдруг краем глаза я увидела, что из соцзащиты выбежала Ленка. Не останавливаясь ни на секунду, она повернула за угол и помчалась по направлению к городскому парку.

– Эй, ты куда?! – крикнула я, но она стремительно удалялась.

– Что там у тебя происходит? – напряглась в телефоне Алка.

– Что-то странное. Ленка пробежала мимо меня как угорелая. Кажется, она сошла с ума…

– Так ты, значит, до сих пор толчешься в соцзащите?! – взъярилась Алка.