Обаятельный наглец Волгина Надежда
Глава 1
Михаил
– Михайло, как брат?
– Лучше, Сергеич, спасибо! Состояние тяжелое, но стабильное. И прогнозы врачи дают оптимистичные.
Как только позвонила жена брата, Светлана, и сообщила, что тот попал в аварию, так Михаил все бросил и прилетел в Норильск. Случилось это три дня назад. Два дня брат находился в коме, и врачи усиленно боролись за его жизнь. Сейчас утверждают, что угроза жизни миновала, хоть и оправится от черепно-мозговой травмы брат не скоро. Но даже этому Михаил был рад. Потерять единственного брата – о таком было даже страшно подумать. И пусть видел он того не часто, но роднее него не было человека.
– Давай! За здоровье твоего брата! – поднял заместителя губернатора рюмку. – Пусть здравствует на радость нам всем. Парень он хороший, хоть и не в пример тебе.
Развивать эту тему Михаил не стал. Брата своего любил нежно. Да и этого сурового мужчину, что сидел сейчас напротив него за богато накрытым столом в пустом зале ресторана, тоже. Сергеича он знал еще со времен своего становления, и помог тот ему здорово. Вот и не упустил возможности встретиться и посидеть по-дружески, раз в кои-то веке выбрался сюда из столицы.
– Отличный ты мужик, Михаил, – еще через какое-то время и пару рюмок рука заместителя губернатора хлопнула по столу не хуже той кувалды, – но как руководитель слишком беспечен.
– В каком смысле Сергеич? – хохотнул Михаил.
Давненько он так не набирался. Но в компании Сергеича по-другому не получалось. Пить тот был горазд и отказы не принимались.
– Ну вот вроде руководишь такой махиной. Магнатище, можно сказать! А что у тебя под носом творится и не знаешь.
– Ты это о чем, Сергеич? – нахмурился Михаил, заставляя крутиться шестеренки в голове. Правда, подчинялись те плохо, скорее вяло ворочались, а не крутились.
– Да я все о том же, – сыто и пьяно откинулся заместитель губернатора на спинку стула. – Чем выше человек поднимается по социальной лестнице, тем больше из него тянут его же подчиненные. Кругом коррупция и воровство, как ни крути. А тебя, поди, объегоривают еще как. Ты ж у нас где? Правильно – на самом верху этой лестницы, практически небожитель, – рассмеялся Сергеич.
– Сергеич, говори толком, к чему эти намеки?
– Так а я и не могу толком, ничего же не знаю. Но вот ты сам на какой-нибудь из своих объектов давно выезжал? Хоть знаешь, что там творится?
– А зачем мне это? Работы идут. Если какие-то нестыковки, требующие моего вмешательства, мне сразу же докладывают. У меня целый штат серьезных и уполномоченных людей…
– Стоп, Михайло! Хочешь, докажу тебе твою несостоятельность? – облокотился губернатор на стол и вперил в него слегка мутноватый взгляд.
– Ну попробуй, – усмехнулся Михаил.
– Ты хоть знаешь, что совсем рядом с Норильском есть нефтяной поселок, в пару десятков домов, – и он назвал его, – где установлены именно твои вышки?
Михаил напряг память, но о таком поселке даже не вспомнил. Первый раз о таком слышал. Но виду не подал, а лишь напустил на себя задумчивости.
– Ну и?.. Что ты хочешь этим сказать?
– А только то, друг мой, что постепенно все выходит из-под контроля, стоит нам только возомнить себя всемогущими.
Вот же, философ чертов! Михаил едва сдержал смех, но весь остаток вечера почему-то только об этом поселке и думал. И как случилось, что он понятия не имеет о его существовании? Нонсенс.
Думал он об этом и по пути в гостиницу. И надумал.
– Вели, чтобы приготовили вертолет, – позвонил и дал распоряжение.
– Когда, Михаил Евгеньевич?
– Сейчас.
– Погода вроде нелетная…
Лил дождь, но для осени это нормально.
– Ты хочешь сказать, что в дождь никто никуда не летает? И люди добираются на оленях?! – распалялся он все сильнее. – Чтобы через полчаса вертолет был готов! Я еду! – и отключился.
Совсем от рук отбились – в дождь они не летают.
Водитель развернул машину, и через двадцать минут они уже подъезжали к вертолетной площадке.
– Куда летим, Михаил Евгеньевич? – встретил его с зонтом один из работников службы безопасности, что сопровождали его в Норильск.
– Не летим, а лечу, – и назвал тот самый поселок.
– Мне по уставу не положено отпускать вас одного.
– Ладно, ты тоже летишь.
Спорить с ним себе дороже. Гучков – начальник службы безопасности потом устроит ему кузькину мать, за то что расхолаживает его сотрудников.
– А что мы там будем делать? – задал новый вопрос охранник.
– Инспектировать, – и совершенно не по-деловому икнул. Это же надо было так надраться!
Еще через час жуткой болтанки в небе вертолет приземлился на подобие площадки того самого поселка. Силуэты нефтяных вышек Михаил разглядел издалека.
– Куда дальше, Михаил Евгеньевич?
– В гостиницу.
Нет, ну право-слово, не являться же с личной инспекцией среди ночи! Кого там инспектировать – северных крыс? Или тут такие не водятся? Да и черт с ними!
– Вряд ли здесь есть гостиница, – проорал охранник, пытаясь перекричать шум пропеллера и завывание ветра.
Слава богу, ледяной дождь перестал хлестать в лицо. И как тут люди живут только!
– Тогда, найди мне постоялый двор! – гаркнул Михаил.
Совсем страх потеряли – перестали подчиняться приказам.
Охранник отправился искать жилье на ночь глядя, а сам Михаил разговорился со сторожем, охраняющим площадку. И как выяснилось, офис-то его местный совсем рядом. До него рукой подать. А почему бы ему не прогуляться туда прямо сейчас? Ну и что, что ночь. Осмотрится, так сказать, на местности, чтобы завтра быть более подкованным.
Ника
– Ника! Возьми с собой Машку, мне так будет спокойнее.
– Хорошо, мам. Надеюсь, она меня не изуродует, – пробормотала уже самой себе.
И где эта полосатая коза? Опять в каком-нибудь портале прячется?
– Маша. Маша… – позвала, а в ответ тишина, лишь мама закашлялась в соседней комнате.
Но там Машки точно нет. Мама говорит, она вообще не любит ту комнату.
– Маша, Маша, Маша…
Послышался едва уловимый шорох, но Ника быстро вычислила место засады партизанки. Прячется на шкафу. И как ее оттуда доставать? А вон и ярко-зеленый глаз показался из-за коробки с елочными игрушками.
– Машуля, иди ко мне, – ласково так поманила Ника кошку, но та даже ухом не повела.
Эта кошка жила у них уже шесть лет. Мама подобрала ее лохматым плюющимся комочком, прячущимся за мусоропроводом, когда только переехала в поселок и получила эту квартиру. Из котенка выросла небольшая и очень свирепая тигрица. Никого к себе не подпускала, могла и изуродовать, если кому-то взбредет в голову шальная мысль погладить ее. Разве что маму терпела, да Нику вот еще, как особу, приближенную к фаворитке императрицы. Как вы понимаете, императрицей и полновластной хозяйкой в доме кошка считала себя.
Ника сбегала на кухню за кусочком салями – очень Машка любила это лакомство. Им и решила приманивать.
– А смотри, что у меня есть, – показала партизанке кусочек колбасы. – Хочешь? Иди и возьми, – опустилась на краешек дивана, демонстративно помахивая колбаской в воздухе.
Сработало, и кошка мягко спрыгнула со шкафа, а потом крадучись приблизилась к Нике и выхватила колбасу. А вот дальше пришлось действовать быстро. Пока злюка жрала лакомство, Ника принесла из коридора корзину и ловко засунула туда кошку. Осталось зафиксировать крышку и все – заяц в силках. Только никакой Машка не заяц, конечно, как бы мстить не надумала. Но тратить время еще и на эти размышления было некогда. Пора было мчаться на проходную, пока не закончилась смена. А потом начинается ее время, а вернее мамы – ночного сторожа, который внезапно слег с воспалением легких.
– Мам, я побежала. Машка со мной! – крикнула Ника из коридора.
– Дождевик надела?
Само собой, забыла. Схватив длинную непромокаемую накидку с вешалки и подцепив корзинку с рычащей в ней Машкой, Ника покинула квартиру.
Ну и холодрыга! А ведь только середина сентября. Ника застегнула доверху куртку, надела на голову капюшон, а потом то же проделала с дождевиком. Неприкрытыми остались только лицо и руки, но последние она засунула в карманы поглубже. Вернее, одну, в другой держала корзину.
Топать ей предстояло через размытое дождем поле, но ноги надежно защищали высокие резиновые сапоги на толстой байке внутри.
Отвыкла она от сурового Севера за годы жизни в Москве, изнеженной стала. Но ничего – вспомнит быстро. Да уже вспомнила. Все же выросла в самом суровом климатическом уголке нашей страны, с детства закалена ветрами, дождями, снегом и морозами. И преодолеть пару сотен метров по непогоде и бездорожью для нее раз плюнуть. Ведь так?
Ника уговаривала себя, шагая через поле, стараясь не обращать внимания, что в половине седьмого уже темно как ночью, что под ногами чавкает холодная черная жижа, что дождь хлещет в лицо, жаля кожу как рой мелких пчел… Все это ерунда, а маме нужна помощь. И кроме Ники никто ей больше не поможет.
Пока добралась до сторожки, практически окоченела. Нет, все-таки, шесть лет столичной жизни изменили ее сильнее, чем показалось сначала. Ну и к маме она впервые за эти годы приехала в сентябре – самом дождливом тут месяце в году. Да и до этого всего-то раз выбралась, летом. А так, мама к ней приезжала дважды в год – напитаться воздухом цивилизации, как выражалась сама, чтобы привезти его отголоски в их Тмутаракань.
Первым делом Ника выпустила уже орущую Машку. Та выгнула спину, распушила хвост, да как зыркнет на Нику. Ладно хоть не покусала, а сразу же юркнула за шкаф. И все же, с этой зверюгой было как-то спокойнее, чем одной посреди поля, с темнеющими за спиной силуэтами вышек. Ночью они напоминали огромных чудовищ.
Потом Ника сняла дождевик и повесила его сушиться. Отмыла от грязи сапоги и отправила туда же, под дождевик. И лишь потом поставила на плиту чайник, погрев какое-то время над огнем замерзшие пальцы.
Все! Теперь можно спокойно приступать к дежурству.
Дождь перестал, но ветер все продолжал завывать. Наверное, нагонит новую волну осадков, а пока навевал в мысли всякие страшилки.
И как мама только может тут работать? Ведь шесть лет назад она все бросила в городе и согласилась переехать в нефтяной поселок. С тех пор и работала посменно ночным сторожем за довольно приличное вознаграждение. Тут у всех были огромные зарплаты, раз даже сторожа себя обиженными не считали. Но раз уж хозяин всего этого – нефтяной магнат такой щедрый, то почему дороги-то в поселке не сделает нормальными? Сколько можно людям грязь месить?
Чайник закипел, и Ника заварила себе кружку крепкого чая, чтобы не уснуть. Днем поспать не получилось, и сейчас ее немного клонило в сон.
В сторожке имелся и видавший виды телевизор, который она включила, настроив звук погромче. Конечно же, ничего приличного, какое-нибудь киношко, найти не получилось. По всем аж трем каналам показывали какую-то политическую ерунду, которая ее мало интересовала. Но как фон сгодится, ладно. Да и она с собой прихватила планшет, куда загодя скачала фэнтези про драконов. Эх, любила она читать про этих крылатых тварей – страстных, огненных и ненасытных. Сама не заметила, как погрузилась в чтение с головой. И телевизор не отвлекал.
Однако примерно через час появилась помеха извне – в дверь громко постучали. При этом Ника очнулась от дремы. Ей-то казалось, что она продолжает читать, а книга уже давно лежала на коленях, тогда как сама она удобно сопела на спинке дивана.
– Кто?! – вложила она в голос побольше властности, приблизившись к двери.
Хоть и стало вдруг страшно.
На эту сторону выходило всего одно окошко, но из него не получилось разглядеть пришельца.
– Открывай, дед! Замерз как черт!..
Дед? Ну знаете ли!.. Это уже ни в какие ворота не вписывается. У этого мужика что, искаженное восприятие звуков – по голосу не понял, что она никакой не «дед»?
Михаил
Мобильному человеку, к чьим услугам всегда и любой транспорт, будь то собственный спортивный автомобиль или представительская машина с водителем, любое расстояние кажется пустяковым. И не только в городе, но и между городами, когда есть личный самолет.
Михаил об этом как-то раньше и не задумывался, пока не решил прогуляться до офиса в нефтяном поселке, о котором и знать не знал раньше.
Ночь, шквальный ледяной ветер, практически срывающий крыши домов, заставляющий дребезжать все, что только может дребезжать. Под ногами чавкающая грязь. Его обувь явно не предназначена для таких прогулок. Ноги разъезжаются, скользко до охренения. Да и одет он не по погоде, как понял Михаил через сотню метров. Даже трезветь начал, и собственная затея уже не казалась удачной. А когда ноги провалились в грязь по щиколотку, то и вовсе захотелось вернуться. Остановило разве что упрямство и то, что половина пути пройдена. Впереди уже просматривались огни базы, и до них казалось рукой подать.
Одет он был тоже не по погоде. И не правду говорят, что пьяному море по колено. Ничего подобного! Михаил уже не знал, куда засунуть собственные руки, чтобы так адски не леденели на ветру. Тонкая куртка тоже плохо справлялась со своей задачей, а точнее, не справлялась совсем. Продувало ее насквозь, и Михаилу казалось, что из него уже не только душу выдул этот проклятый ветер, но и все внутренности.
А когда на подходах к сторожке он поскользнулся и упал в грязь, то и вовсе проклял все на свете. Наверное, был бы трезвый, сил подняться в себе уже не нашел бы. А суровая доза алкоголя в крови все же притупляла ощущения. Но ругался Михаил как сапожник и сам себя не узнавал.
Куда поперся на ночь глядя? А главное, зачем? Вот уж поистине пьянство делает людей глупыми! Ну отсиделся бы в тепле до утра, глядишь, и погода бы стала ласковее и терпимее к людям. А теперь еще и держать ответ перед Гучковым, как школьнику перед директором. Ведь тому уже поди доложили об исчезновении босса без сопровождения.
От всех этих мыслей, а еще больше от собственного грязного и нелепого вида становилось даже смешно. Если бы не было так чертовски холодно.
Единственное окно сторожки призрачно-уютно светилось, даря надежду на тепло и сушку. Отчего-то представился дедок, что сидит на корточках возле печки и подкидывает туда дровишки. В какой-то момент Михаил даже почувствовал на лице жар этой самой печки. Как в далеком детстве, в деревне у бабушки. И бабушки уже давно нет, и дом ее снесли лет десять назад, а воспоминания остались на всю жизнь. Любил Михаил пацаном проводить у нее лето.
Дверь оказалась запертой. Ну что ж, все правильно, все необходимые меры предосторожности соблюдаются.
Михаил постучал и испытал боль в побелевших костяшках – рук он уже практически не чувствовал. Авантюрист херов!
В доме царила тишина, на его стук никто не отреагировал. Уснул этот дед, что ли. А ветер только усиливался – с крыльца его уже практически сдувало. В ушах свистело так, что больше ничего он уже и не слышал.
«Голова – в холоде, живот – в голоде, а ноги – в тепле» – вспомнилась пословица. Хрень собачья! Его голова замерзла так, что и до какого-нибудь менингита не далеко. И мысли всякие идиотские в нее лезут в таком состоянии.
Пришлось колотить в дверь ногой, потому как силы его уже были на исходе. До чертиков хотелось в тепло и какое-то время не двигаться, оттаивать.
Наконец, сторож соизволил продрать глаза и проблеять с той стороны:
– Кто?
Ишь какой! А в глазок посмотреть не с руки? Или совсем ослеп на старости лет?
– Открывай, дед! Замерз как черт!.. – проорал Михаил в попытке перекричать ветер.
Какое-то время ответом ему служила тишина, а потом раздалось не менее громкое:
– Шла бы ты, бабуля, по добру по здорову!.. Это охраняемый объект и всяким оборванкам ночью тут не место!
Офигеть! И никакой это не дед! Девка что ли?!
– Дверь открой, кому говорят! Начальство с проверкой явилось!
– Начальство по ночам в теплых постельках спит. Слушай… иди домой-ка ты, пока я не сообщила куда следует…
– Да открой ты дверь, ненормальная! Смерти моей хочешь? – уже практически взмолился Михаил, чувствуя как рискует погибнуть на этом ветру.
Ника
Черт! Как же лучше поступить? С одной стороны, хозяин и собаку не выгонит в такую погоду, с другой – а ну как пришелец окажется невменяемым, грабителем или, не дай бог, насильником. Какого… его вообще сюда занесло в такое время? Да еще и про проверку какую-то плетет!
Но и оставить замерзать кого бы то ни было Ника не смогла. Затолкав страх подальше, она отомкнула замок и приоткрыла дверь в попытке в щелочку разглядеть пришельца. И тут же ее буквально отбросило этой самой дверью – с такой силой та распахнулась, впуская внутрь холодный ветер и грязного с ног до головы огромного мужика.
Ну точно! Бомж-грабитель или бомж-насильник! – мелькнула в голове шальная мысль и тут же взгляд упал на «пугач» дяди Сережи – маминого сменщика. Дробовик, заряженный обычной солью. Когда-то дядя Сережа купил его больше для развлечения, но и с практической целью.
– Мухи – зло. Они летают и жужжат, как маленькие самолеты. Жрут твою еду, оставляя в ней личинки. Садятся на твое тело и трут своими мерзкими лапками. И скорость у них, как у истребителей. Гоняться за ними с мухобойками – не вариант. Но теперь у меня есть кое-что получше, что убивает мух наповал. Буду устраивать мушиное побоище, пока не отважу их отсюда.
С тех пор дробовик тут и поселился, а мух и правда стало намного меньше.
Еще раньше, чем успела схватить оружие, Ника помолилась, чтобы то было заряжено.
Дальше все происходило стремительно. Двигал ею страх, что вытеснил все остальные чувства и мысли. Перед собой она видела зло, от которого нужно было если не избавиться, то хоть нейтрализовать его. Тем самым она обезопасит себя.
Когда мужик повернулся к ней со словами:
– Ты что творишь, идиотка… – договорить у него не получилось, потому что Ника пальнула в него из дробовика.
Не успело рассеяться облако солевой пыли, как она заметила тень, метнувшуюся со шкафа, а в следующий момент небольшая комната наполнилась страшными воплями, а мужик закрутился на месте, размахивая руками и пытаясь отодрать от своего лица Машку.
И тут на Нику снизошло озарение, что если она сейчас же что-то не предпримет, то полосатая защитница или убьет бомжа, или сильно покалечит. Ее и саму трясло мелкой дрожью, а он все продолжал орать как резанный и крутиться.
– Стоять! Замрите! – гаркнула она так, что не только его перекричала и заставила остановиться, но и стены сторожки, кажется, дрогнули. А когти Машки тоже, по всей видимости, сжались от страха или шока, и та отвалилась от лица бомжа.
Машка тут же шмыгнула под шкаф, а Ника невольно зажмурилась. И лишь через пару секунд рискнула приоткрыть один глаз, ожидая увидеть на месте мужского лица кровавое месиво.
Все оказалось не так страшно. Царапины на лице, конечно, были и местами довольно глубокие, особенно на шее. Но кровь не текла, разве что выступала кое-где капельками, что уже являлось хорошим признаком. А вот с глазами дело обстояло хуже, и вина в том была не Машкина. Видно, соль из дробовика попала ему в глаза, и теперь из них безостановочно текли слезы, а сам мужик не мог их приоткрыть, как ни старался. Фу! Какой же он мерзкий! Грязный с ног до головы. У него даже в волосах грязь. И где только валялся?
– Ты меня ослепила, идиотка! – прорычал он и прижал пальцы к глазам.
– От соли еще никто не ослеп, – пробормотала Ника и на всякий случай добавила: – кажется… Идемте, – направилась в сторону ванной. Нужно было его умыть как следует, а потом обработать раны, хоть и касаться его было противно.
– Куда?! – заорал он совсем дурным голосом и завертел головой по сторонам. – Я же ничего не вижу.
Пришлось перебороть брезгливость и взять его за руку.
В ванной Ника довольно бесцеремонно заставила его склонить над раковиной голову и принялась отмывать теплой водой его лицо от грязи, соли и крови. Противно было касаться его кожи, но об этом она старалась не думать. Как и не слышать того, как он приглушенно постанывал. Понятно, что больно, и радует, что не блеет в голос. А еще от него разило спиртным, отчего Нику уже подташнивало. Алкаш, бомж и идиот! Дернул черт его прогуляться до базы именно в ее смену!
Сунув мужику в руки полотенце, Ника скомандовала:
– Идите за мной, нужно обработать раны…
Сама быстро вернулась в комнату, слыша его шаги за спиной. Нельзя поворачиваться к врагу спиной. Оставалось надеяться, что он ничем не огреет ее по голове. Хотя, зачем это ему? Он сейчас явно не в том состоянии, когда насилуют. И выносить отсюда нечего, разве что кроме дробовика дяди Сережи. Кстати, о птичках! Пока бомж не заявился в комнату, она быстро спрятала оружие под стол.
– Сюда, – указала она на стул и полезла за аптечкой, невольно подметив, что глаза у него хоть и красные и припухшие от соли, но необычного синего цвета.
– Что за зверь у тебя тут? – раздался его уже спокойный голос, и Ника выглянула из-за дверцы шкафа.
Мужик сидел на стуле и продолжал прижимать полотенце к лицу. Сейчас Ника обратила внимание и на то, что стрижка у него довольно стильная, чего не заметила раньше. Да и не мудрено – он же был лохматый как черт. А еще грязный. Сейчас хоть цвет волос проявился – темно-каштановый. Странный какой-то бомж. Пьяный, со стильной стрижкой, пахнет явно дорогим парфюмом, как уловила в ванной даже через алкогольную вонь, и одет довольно дорого. Откуда он такой взялся и где валялся, прежде чем припереться сюда?
– Кошка моя, – ответила, взяла вату с антисептиком и закрыла шкаф.
– Такая же дикая, как хозяйка.
– От дикого слышу, – выхватила она полотенце из его рук, чем заставила поморщиться. Поделом, если больно, будет держать язык за зубами. – Я вас в гости не звала, – щедро смочила она тампон антисептиком и припечатала к первой попавшейся царапине.
Не так страшно все, как могло показаться сначала. Прямо царапин всего пара штук. Чуть больше следов от когтей, где Машка впивалась в его кожу. Они и кровоточили сильнее. Но заживут быстро и на внешности его это не отразится никак. Хм… гладко выбрит, однако. Может он никакой и не бомж. Да и какая разница! Хрен редьки не слаще – и его в любом случае сюда не звали.
Мужик сидел с закрытыми глазами, чему Ника даже рада была. Совершенно не хотелось, чтобы он еще рассматривал ее, когда она так близко. Да и пора заканчивать разводить лазарет. Раны обработаны, жить будет.
В тот момент, когда она складывала все в шкаф, дверь в сторожку распахнулась, и на пороге появились два амбала.
– Где он? – пробасил один из них, глядя на Нику глазами-сканерами.
– Кто? – испуганно пискнула.
Господи, ей так страшно не было, даже когда стреляла в бомжа.
– Казанцев…
– А кто это?
Второй амбал молча обошел ее, и Ника невольно проследила за ним взглядом, выглядывая из-за дверцы шкафа. От страха она словно приросла к полу и не могла сдвинуться с места.
А бомж, тем временем, мирно посапывал, удобно устроив голову на столе.
– Михаил Евгеньевич, проснитесь, – со всем почтением тронул амбал бомжа за плечо, и тот недовольно отмахнулся. – Михаил Евгеньевич, надо ехать…
Тот разлепил глаза, и Ника в который раз убедилась, что они у него ярко-синие.
Михаил Евгеньевич? И столько почтения в голосе. Сдается ей, что это точно не бомж.
На нее никто не обращал внимания, и она этому была даже рада. Стояла себе тихо как мышка, прячась в шкафу и терпеливо ждала, когда мужик поднимется со стула и пошатываясь, поддерживаемый амбалом, направится к двери. И все же, поравнявшись с ней, он остановился и произнес:
– С тобой мы еще побеседуем.
Ничего лучше, чем затравленно кивнуть, Ника не придумала. Выдохнула, когда трое пришельцев покинули сторожку, и на цыпочках просеменила к двери. От крыльца отъезжал огромный черный внедорожник, разбрызгивая грязь во все стороны. Вот тебе и бомж!
Глава 2
Михаил
Звонок мобильного врывался в сонное сознание надоедливо и долго, пока Михаил не заставил себя проснуться и не нащупал взглядом свой телефон на обшарпанной тумбочке рядом с кроватью.
– Алло, – прохрипел в трубку, едва разлепив спекшиеся губы.
Пить хотелось нестерпимо, и совсем рядом с кроватью, на колченогом столе он разглядел графин с водой, что показался ему в эту минуту манной небесной. Но до него еще предстояло дойти. И сложнее всего было заставить себя встать.
– Миха, ты что творишь! – взревела у уха трубка, и Михаилу пришлось отодвинуть ту подальше, чтобы не лопнула голова.
– Витя, полегче, не ори… – переключил он телефон на громкую связь и положил на стол, до которого все же доковылял по пыльному и холодному полу.
Осталось не расплескать всю воду, которая ну никак не хотела попадать в стакан. Тогда Михаил плюнул и припал прямо к графину.
– Ты почему нарушил режим сопровождения и удрал от ребят? Да еще и пьяный в стельку! Почему отключил мобилу? Нафига вообще поперся в этот поселок?..
Пока Гучков монотонным голосом перечислял все его грехи, удалось-таки утолить жажду. И сразу же закружилась голова, и Михаил поспешил вернуться в кровать.
– Выпили со старым другом и тот взял меня на слабо. Телефон разрядился, – вспомнил, что случилось это еще в вертолете. Как он вообще не потерял тот, когда вываливался в ледяной грязи? – Вить, успокойся. Я жив, здоров… Только, где я?
Он осмотрел комнату, в которой кроме узкой кровати, тумбочки, покосившегося шкафа и такого же стола больше ничего не имелось. Кругом царило какое-то запустение, словно в комнате лет сто никто не обитал. С углов свисала паутина, и окно было покрыто столетней пылью, как и пол, и все остальные поверхности. Разве что постельное белье выглядело вполне чистым и свежим, да вода в графине показалась Михаилу райским нектаром. Хотя, наверное, выпей он сейчас из лужи, вряд ли почувствовал разницу.
Прежде чем ответить, начальник службы безопасности басисто рассмеялся.
– В клоповнике ты, Миха, в общаге вахтовиков. Помнишь, что такое общага?
– Смутно, – ответил, откидываясь на подушку.
Общая кухня с вечно полным и воняющем мусорным ведром. Один туалет на этаж в конце коридора, грязный и пахнущий хлоркой. Рядом душевая со сломанными кранами… Да, оказывается, он это помнил с далеких студенческих времен.
– Извини, но гостиницы в твоем поселке нет, и на постой никто не пускает. Хорошо, ребята хоть про общагу узнали. И ты не ответил на вопрос – зачем туда поперся на ночь глядя и в непогоду? Кстати, ты в курсе, что у вас там штормовое предупреждение на три дня вперед, и вылететь обратно ты сможешь не раньше, чем утихнет шквальный ветер?
– Черт! – выругался Михаил. Вот и расплата за глупость.
Это он попал, конечно, оставалось радоваться, что хоть связь есть. Как-то не учел он, что находится в богом забытом месте, на краю земли. Черт! Как же паршиво… И события прошедшей ночи постепенно всплывали в памяти.
Кажется, его вчера подстрелила какая-то пигалица, на его же объекте. Кстати, что она вообще там делала ночью? А еще пыталась изуродовать дикая кошка. Или не пыталась? Зеркало тут, вообще, есть, в этом отстойнике?!
Зеркала не было, как показал беглый осмотр. И где его одежда? Не в трусах же он сюда пришел. Только вот эту часть ночи уже вспомнить не получилось.
– Вить, пришли мне всю инфу про этот объект, – попросил Михаил и поморщился от нового приступа боли, прострелившего голову. – Особенно интересует…
И он вкратце рассказал о девушке, которая почему-то дежурила вместо ночного сторожа, не вдаваясь в подробности, конечно. Да и подробности начальнику СБ уже и без него доложили.
– Узнай про нее как можно больше, все, что сможешь. Вплоть до того, какое нижнее белье предпочитает. И как можно быстрее.
– К обеду жди досье. А пока, давай, приводи себя в порядок. Постараюсь еще решить вопрос твоей транспортировки в цивилизацию.
После разговора с Гучковым Михаил снова припал к графину с водой, чувствуя, как на этот раз вода растекается живительной влагой по внутренностям и хоть частично возвращает утраченную бодрость. А потом позвонил Светлане – жене брата, предупредить, что на какое-то время задержится по делам, и справиться о состоянии брата. Собственно, там пока никаких перемен не наблюдалось – брат все еще был в коме. Да и врачи сказали, что с неделю точно выводить его из нее не будут. Главное, что состояние было стабильным, и хуже Андрюхе не становилось.
Одежду свою Михаил нашел в шкафу, аккуратно развешенную на плечиках и совершенно непригодную к носке. Вся заляпанная грязью выглядела выглядела та, мягко говоря, не очень. А еще дико хотелось в душ. Полотенце хоть можно раздобыть здесь? Или это тоже из области фантастики, как и приличные условия обитания?
За дверью дежурил один из его охраны, который сразу же вскочил со стула при его появлении и вытянулся по струнке.
– Доброе утро, Михаил Евгеньевич! – отрапортовал тот, и снова Михаил поморщился.
Что ж они все так орут? И можно ли назвать такое утро даже с натяжкой добрым?
– Как зовут? – спросил и чуть не рассмеялся над абсурдностью ситуации.
Перед охранником, одетым с иголочки во все черное, он стоял в одних боксерах, что единственные из одежды были чистыми.
– Геннадий.
– Вот что, Ген, раздобудь мне все необходимое для душа. А еще одежду… И найди место, где можно позавтракать.
– Будет сделано.
Молодец Гучков! Ребят своих вымуштровал отлично. Ни единого лишнего вопроса, исполнительность стопроцентная. Уже через пять минут он стоял под упругими струями воды, смывая с себя остатки похмелья. И душевая оказалась неожиданно чистой, не в пример той же комнате, в которой провел ночь. Еще бы не было так чертовски холодно. На улице опять завывал ветер, и даже в душевой сквозило со всех щелей.
Вернувшись из душа, на кровати Михаил обнаружил всю необходимую одежду. Конечно, от последнего писка моды или хоть какого-то захудалого бренда та была далека, но все новое и ему по размеру. И тут парни сработали на «отлично». Нужно будет распорядиться о поощрении, когда вернутся из поездки.
А теперь надо позаботиться о плотном завтраке и подумать, чем займется в этой деревне, раз уж вынужден тут застрять на какое-то время.
Ника
– Мам, я пришла! – крикнула Ника с порога.
Как же она замерзла! Еле до дому дошла. Никогда еще, кажется, не было такого ветра. Она буквально ложилась на него, и все равно чуть ли не сдувало назад. А еще и Машку приходилось тащить. Нет, в следующий раз отправится без балласта. Хоть Машка и проявила себя, как настоящий герой или тигрица.
Воспоминания о прошедшей ночи никак не шли из головы. Любопытство прогнало страх, и теперь очень интересно было узнать, кто же такой важный забрел вчера в сторожку, и почему он выглядел как бомж?
– Замерзла? – выглянула мама из кухни. – Дуй шементом в душ, грейся!
– Мам, а ты почему не в постели?
– Доча, ну я же не инвалид, и сегодня мне гораздо лучше. Уколы помогают. Я завтрак готовлю, чтобы тебя накормить. Голодная, поди?
– Еще какая! Ладно, я в душ, а потом сделаю тебе укол.
В душе Ника размышляла, что к столь ранним холодам оказалась не подготовленной. А пробыть с мамой ей еще придется недели две, если не больше, пока та полностью не поправится. И пусть у нее не было лишних денег, но придется часть из них потратить на более теплую куртку, желательно на меху, да чтоб попу прикрывала. А то так и самой заболеть не долго.
– Мам, поехали со мной, а? – в очередной раз заговорила Ника на тему переезда. – Ну сколько ты будешь жить тут одна и так далеко от меня?
Укол она ей сделала, радуясь, что те ей помогают, и мама уверенно идет на поправку. Только вот это мысль не оставляла в покое.