Лихоморье. Viva Umbra Луговцова Полина

1. Черный человек

Город сиял огнями, затмевая звёзды вечернего неба.

До наступления осеннего равноденствия оставались считанные минуты. Двадцать, может быть – тридцать, не больше. Узнать точно, сколько времени отделяло его от смерти, Марк уже не мог: не хватало сил даже на то, чтобы поднять руку и взглянуть на часы, закрепленные на запястье дорогим золотым браслетом, инкрустированным крупными алмазами. Это были особенные часы, отсчитывающие время назад, от той даты, которую его кредитор назначил крайней для уплаты долга. Срок истекал, и не осталось ни единого шанса, чтобы исполнить своё обязательство.

Обидно было умирать именно тогда, когда в свете открывшихся возможностей жизнь засияла новыми красками! Марк даже не успел как следует распробовать эти возможности: примерить на себя несметное богатство, безграничную власть над людьми и бессмертие, которые достались ему за смешную цену – всего-то и нужно было за каждый год такой жизни платить жизнью другого человека. Главным условием было успеть принести дань до осеннего равноденствия.

Но Марк не смог это сделать: то место, куда требовалось доставить жертву, стало совершенно неприступным. Какая ирония судьбы – умирать, зная, что можно жить сотни и даже тысячи лет – до тех пор, пока не надоест и не захочется перейти на другой уровень, перевоплотиться, обрести новую ипостась.

Слово «ипостась», пришедшее на ум, рассмешило Марка, ведь, насколько он помнил, этот термин обычно употреблялся в богословии. Его же предполагаемая ипостась никакого отношения к богу не имела. Внезапно приступ беззвучного смеха, сотрясавший тело, прекратился, но лишь на мгновение, а затем накатил с новой силой от мысли, что дьявол – это тоже бог, только низвергнутый с небес в преисподнюю.

Разноцветные огни, разгонявшие ночную тьму, дрожали и тряслись в глазах Марка, заходившегося в глухом хриплом хохоте, больше похожем на предсмертные хрипы. Казалось, сам город издевательски подмигивал ему, словно пытаясь сказать этим: «Ну что, горожанин, вот пришел и твой черед! Все однажды уходят, но на моих улицах от этого не становится просторнее, на них по-прежнему тесно в такие вот теплые осенние вечера, а в кафе и барах не найти свободных столиков, ведь на смену уходящим людям всегда приходят новые, и жизнь еще очень не скоро покинет меня, в отличие от тебя».

Порыв ветра принес дразнящие ароматы свежей выпечки, молотого кофе и дорогого парфюма вместе с отголосками дружного смеха разгулявшейся компании. Скорее всего, эти запахи и звуки вырвались из приоткрывшейся двери какого-то ресторанчика, расположенного неподалеку, но Марку почудилось, что это сам город рассмеялся ему в лицо, обдав дыханием яркой и веселой жизни, кипевшей в его каменном чреве.

Марк сидел на тротуаре рядом с широким проспектом, привалившись плечом к бетонному парапету, отделанному плиткой из черного мрамора. По проспекту проносились глянцевые автомобили, сверкая лаком и хромом в свете фонарей и неоновых вывесок, по тротуару прогуливались воркующие парочки, бродили шумные ватаги и торопливо пробегали одинокие прохожие, иногда оказываясь от него так близко, что едва не наступали на его вытянутые ноги, но при этом даже не подозревали о его присутствии. А если кто-то замечал носки его новых кожаных туфель, измазанных грязью, и бросал в его сторону быстрый настороженный взгляд, то сразу отворачивался, пугаясь его вида и наверняка принимая за бездомного больного бродягу, от которого можно подцепить какую-нибудь страшную заразу: Марк давно не смотрелся в зеркало, но понимал, насколько жутко выглядит, судя по тому, как почернела кожа на его руках. Скорее всего, и с лицом произошло то же самое.

А началось все с ногтей. Они отливали синевой с начала лета, после того как Марк целый месяц провел в подземелье заброшенного мерзлотника в Заполярье. Он выбрался лишь чудом, следуя за появившимся там человеком со старинным именем Водима, от которого впоследствии и узнал, что подземельный князь, раздающий великие дары – это не миф, а реальное, пусть и потустороннее, существо. Марк узнал об этом князе из дневника покойного папаши, и, хотя ни единому слову не поверил, но из любопытства все же отправился в указанное место, где и угодил в ловушку, провалившись в подземелье через жертвенную яму на древнем хантыйском кладбище. Резиденцию князя Марк не нашел и прозябал во тьме и холоде до тех пор, пока однажды не услышал шаги Водимы, когда тот явился к князю заплатить свою дань. Благодаря Водиме Марк спасся, а теперь погибал по его же вине, ведь пригоршня огромных алмазов, которую получил от князя его предшественник, стала подтверждением правдивости отцовских откровений, изложенных в дневнике. Алмазы заставили его довести начатое дело до конца.

Марк вернулся в подземелье другим путем, о котором узнал от Водимы, встретился с князем, заключил договор и получил дары, а когда пришло время заплатить дань, вход в резиденцию оказался недоступен: территорию вокруг него обнесли забором и установили круглосуточную охрану. Марку пришлось отпустить на волю приготовленную жертву и вернуться в город, так и не уплатив долг. Какое-то время он надеялся, что его пронесет, но недели две назад синеватые ногти на руках и ногах приобрели угрожающий темно-фиолетовый оттенок, который постепенно сгустился до непроницаемой черноты, а затем начали неметь пальцы. Вскоре конечности потеряли чувствительность, и онемение поползло по всему телу. Страх выгнал Марка на улицу: находиться в одиночестве в ожидании смерти было совсем уж невыносимо. Едва передвигая ноги, он добрался до центра города, собираясь провести там свой последний день и подспудно надеясь на чудо, способное отвратить его гибель подобно тому, которое произошло с ним в мерзлотнике, когда судьба послала ему спасителя в лице Водимы. Может быть, она ему и в этот раз кого-нибудь пошлет?

Но время шло, и прохожих вокруг становилось все меньше, а в последний час уходящих суток Марк и вовсе не увидел ни одного. Поэтому, когда перед ним внезапно возникла женская фигура в чёрном плаще, будто выросла прямо из-под земли, он решил, что его час пробил, и за ним явилась сама смерть.

Однако склонившееся над ним лицо, затененное спущенным на лоб капюшоном, оказалось слишком молодым и привлекательным для «старухи с косой». И отчего-то очень сердитым. В больших, но узких, прямо-таки лисьих глазах, полыхала холодная ярость.

– Как вы допустили такое, Козельский?! – сквозь зубы процедила женщина, глядя на Марка, отчего он решил, что она его с кем-то перепутала.

Фамилию «Козельский» Марк уже где-то слышал, причем не так давно. Ему вспомнился тесный душный офис, заваленный кипами бумаг, тяжелые зеленые портьеры на окнах и низенький лысый человечек с пластиковой папкой в потных дрожащих руках. Нотариус! Тот, кто вручил ему дневник покойного папаши, из-за чего Марк угодил в эту смертельную передрягу. Интересно, как незнакомка могла перепутать Марка, пусть даже он сейчас и неважно выглядел, с этим обрюзгшим дряхлым клерком? Ведь трудно найти более непохожих людей! Или все-таки ей нужен был другой Козельский?

– Простите, пани Божена! – донеслось откуда-то сбоку, и выяснилось, что тот самый нотариус Козельский находится поблизости: скосив глаза, Марк увидел и сразу узнал клерка, переминавшегося с ноги на ногу с кожаным кейсом в руках, громоздким, обшарпанным, похожим на футляр для патефона довоенных лет.

– Бог простит! – огрызнулась женщина, метнув быстрый взгляд в сторону собеседника, и вновь уставилась на Марка со злобным прищуром. Протянув руку к его лицу, она двумя пальцами поочередно приподняла его веки, озабоченно заглядывая под них. – Вам было поручено присматривать за новообращенными! И как так у вас вышло, что этот уже не жилец?!

– Ну, знаете… Они всегда так дурно выглядят, эти мертвяки, – проблеял Козельский, робко выглядывая из-за спины разгневанной дамы. Увидев Марка, он заметно вздрогнул. На лице отразилась смесь неприязни и сожаления. – Как только я понял, что дело плохо, сразу же позвонил вам!

– Поздно! Очень поздно! И толку от того, что я вылетела из Варшавы первым же рейсом? Все равно время упущено! – Женщина нервно дернула плечом, отчего полы плаща на миг разошлись в стороны, открыв стройную фигуру, затянутую в брючный костюм из алой ворсистой ткани вроде бархата или велюра. – Теперь нам не избежать кары того, кто все контролирует, вы же это понимаете?

Козельский издал тонкий нечленораздельный звук, похожий на крысиный писк. Но, кажется, его спутница, которую он называл Боженой, расслышала в этом какой-то вопрос, потому что пустилась в рассуждения:

– Ну, даже не знаю… Такая попытка может очень дорого обойтись! У меня имеется скромный запас недожитка, но что, если его не хватит? Пожертвуете своим? Так с вас и взять-то почти нечего. Жалкие крохи! И это при ваших-то возможностях! Что вы там бормочете? Исправитесь? А успеете ли? Обещаниями ничего не исправить. Лучше отправляйтесь-ка в пекло да толкните Вия вилами в правый бок, чтоб он на левый перевернулся и тем самым притормозил вращение Земли! Тогда равноденствие наступит чуть позже обычного, и у этого недотепы появится шанс.

Марк догадался, что «недотёпа» относилось к нему. Глаза Козельского округлились от ужаса. Заметив это, женщина откинула голову и расхохоталась. Капюшон соскользнул на плечи, и россыпь белокурых локонов задрожала на складках шелковой ткани.

Марк решительно ничего не понимал, но особенно и не пытался, убежденный в том, что наблюдает галлюцинации, сопровождающие его смертельную агонию.

– Успокойтесь, я пошутила насчет пекла! – сообщила женщина Козельскому, отсмеявшись. – Послушайте, да не тряситесь так, не то, чего доброго, уроните и расколотите очень ценную вещь! И что тогда? Ведь старина Эдисон не вернется с того света, чтобы починить аппарат. Он слишком зол на этот мир за то, что у него украли его изобретение. После смерти Томас ни разу не вышел на связь, а зря. Думаю, ему было бы любопытно увидеть, как мы усовершенствовали его устройство. Берегите наследие великого изобретателя, как зеницу ока. И поставьте уже его на землю, умоляю! Целее будет!

Козельский так поспешно выполнил приказ, что переусердствовал, и дно чемодана звонко клацнуло о выпуклую брусчатку тротуара. Перепугавшись, клерк принялся усердно смахивать пыль с кожаных боков ценной ноши, но это не уберегло его от очередной гневной тирады, тотчас разнесшейся по пустынной улице.

Марку порядком надоела эта нервная особа, и он хотел было послать её куда подальше заодно с нотариусом, но вместо слов из его горла вырвался жуткий хрип. Бойкая дама тотчас замолчала, потеряла интерес к Козельскому и принялась торопливо рыться в складках своего демонического наряда. Вскоре в ее тонких пальцах появилась маленькая склянка вроде флакончика духов. Сжимая ее острыми ноготками, бурыми и отливающими нездоровой зеленью, какая бывает на подгнившем мясе, незнакомка открутила золоченую крышечку и, присев рядом с Марком, ткнула горлышком склянки прямо ему в нос. В его ноздрях тотчас защекотало, и, отдернув голову, он увидел струйку серебристой пыли, вьющуюся у его лица. А внутри склянки бушевал настоящий вихрь из такой же пыли, продолжая выбрасывать сверкающие пылинки через узкое отверстие в горлышке. «Черт, что еще за колдовство?» – подумал Марк, но не испугался: едва ли эта женщина собиралась таким образом убить его, ведь он и так был без пяти минут трупом. Тем более, ему сразу же полегчало после того, как пыль, попавшая в нос, проникла глубже: он почувствовал приятное покалывание в голове, и сознание немного прояснилось.

Женщина отняла от его лица флакончик, медленным поглаживающим движением закрутила колпачок и, прищурив без того узкие лисьи глаза, устремила пристальный взгляд сквозь стекло. Пыль, кружившаяся внутри флакона тонкой змейкой, плавно улеглась на дно, и брови красотки изогнулись, складываясь «домиком»: кажется, ей было очень жаль истраченного порошка.

Она с неприязнью взглянула на Марка.

– Вставай, рухлядь! – Это была первая фраза, адресованная непосредственно ему.

Марк не собирался подчиняться этой чересчур самоуверенной особе, но отчего-то против воли конвульсивно дернул ногами. Задники туфель стукнули по брусчатке. И хотя Марк ждал смерти, которая должна была наступить с минуты на минуту, а все же не стал списывать это движение на предсмертные судороги, потому что ему становилось все лучше. Он даже смог поднять и поднести к глазам левую руку, чтобы взглянуть на часы. Золотые стрелки блеснули в свете фонарей, показывая полночь. Осеннее равноденствие наступило. За три тысячи километров отсюда, на северном полюсе, началась полярная ночь: солнце скрылось за горизонтом и теперь вернется только через полгода. Последний час отпущенного Марку срока истек, но, как ни странно, он все еще был жив!

– А ну, пошевеливайся! Хватит притворяться трупом! – снова раздался над ним грозный окрик. – Недожитка в тебя вошло лет на десять, не меньше! А он, между прочим, не задаром мне достается.

– Что за недожиток? – промямлил Марк, догадываясь, что речь идет о серебристом порошке из флакончика.

– О! Заговорил! Оклемался, значит! – радостно сообщила Божена Козельскому. – Помогите же ему встать! У меня терпения не хватит дождаться, пока этот чахлик соизволит воспользоваться халявой, которую только что получил! И отряхните, что ли, его, а то нас с ним не пустят в такси!

– Такси? – удивился Козельский. – Но до штаб-квартиры всего пара шагов! Или вы надумали поехать в другое место?

– Нет, не надумала, но так будет быстрее, чем волочь на себе этого жалкого мертвяка, который все еще сомневается в своей способности передвигать ногами.

Слово «такси» прозвучало так обнадеживающе, что Марк даже не стал огрызаться на «чахлика» и «мертвяка». Его собирались отвезти на какую-то квартиру! Кажется, смерть пока откладывалась. Не зря он весь день проторчал на этом тротуаре! Чудо все-таки произошло: судьба послала ему спасение в лице загадочной незнакомки, и хотя это не означало прощения долга и даже наоборот, Марк еще глубже погряз в нем, но, похоже, ему продлили срок кредита!

Козельский подхватил Марка под мышки, поставил на ноги и осыпал похлопываниями сверху донизу, смахивая пыль с одежды так же тщательно, как недавно – с чемодана.

Закутываясь в плащ, Божена отступила на шаг, презрительно сморщив свой изящный тонкий носик:

– Фу, сколько грязи! Как с придверного коврика, который тыщу лет не трясли! Гляньте, у него все плечи в птичьем помете! Боюсь, что в такси нас все-таки не пустят.

Но их пустили, и еще как! Водитель даже выбрался из-за руля, чтобы открыть им двери и почтительно кивнул Марку, будто узнал в нем важную персону.

– Ведь можешь, когда захочешь! – прошипела Божена, когда уселась рядом с Марком на заднее сиденье, предложив Козельскому устроиться впереди.

Марк сам удивился тому, что дар сработал, и откуда только силы взялись? Благодаря этому дару он мог заставить людей видеть себя тем, кем хотел казаться, и сейчас предстал перед таксистом успешным бизнесменом, образ которого нашел в его же, таксиста, памяти.

До нужного места домчались за считанные минуты. Марк хорошо знал город и помнил, что в двухэтажном доме дореволюционной постройки, протянувшемся вдоль улицы на добрую сотню метров, помимо ресторанчиков и бутиков, располагались многочисленные выставки и антикварные лавки, но жилых квартир там точно не было. Хотя… кажется, речь шла о штаб-квартире, а ведь это совсем не то же самое. Такие квартиры, как правило, бывают засекречены и находятся под прикрытием чего-то другого, обыденного.

Отпустив таксиста, отказавшегося брать с них плату за проезд, Божена и Козельский повели Марка вдоль фасада этого старого, но хорошо отреставрированного дома, затем свернули в сквозную арку в центре здания и, миновав короткий, но очень темный тоннель, вышли во двор.

Несмотря на поздний час, откуда-то сверху полилась музыка, что-то сказочное вроде знаменитой композиции «В пещере горного короля» Грига, с такими же колдовскими нотками и медленно нарастающим ритмом. Длинные тени зашевелились на стенах, будто толпа мистических существ подкрадывалась к ним со всех сторон, и Марк то и дело боязливо озирался, опасаясь, что в спиу вот-вот вцепится какой-нибудь злобный тролль. В темноте метались огоньки – возможно, лишь отблески кошачьих глаз, но уверенности в этом у Марка не было. Не было уверенности даже в том, что центр города – его лучшая историческая часть с ярко освещенными улицами – по-прежнему находился в паре десятков шагов за сквозной аркой: кирпичные стены окружали двор со всех сторон и, казалось, смыкались где-то в незримой вышине подобно пещерным сводам. С некоторых пор Марк жутко боялся пещер. Странно, что, прожив всю жизнь в городе, он понятия не имел об этом дворе.

Музыка звучала все громче и быстрее, но ни в одном из окон не горел свет. Зато откуда-то потянуло запахом хорошей еды: жареного мяса, свежей выпечки, душистыми пряностями. На Марка накатил острый приступ голода, и в животе тоскливо завыло. Он не помнил, когда ел в последний раз.

– Э-э… А там, куда мы идем, найдется что перекусить? – спросил он, отыскав взглядом Божену. Ее черный, с глянцевым блеском, плащ развевался впереди.

– Там, куда мы идем, лучшая еда в мире! – донеслось в ответ. – Нас ждет царский ужин. Ты-то, конечно, ничего подобного не заслужил, но скверной еды там не подают, потому как недостойных людей не принимают. Только ради меня для тебя сегодня сделают исключение.

Звуки ее голоса гулко отражались от стен.

Божена остановилась перед дверью, наполовину скрытой кованой оградой. Полы плаща плавно осели и прильнули к ее бокам подобно крыльям летучей мыши. Лязгнул замок, и ажурная металлическая дверца распахнулась. Божена тенью проскользнула в образовавшийся проем.

– Осторожнее, здесь спуск, шесть ступенек вниз! – Послышалось ее предостережение, явно адресованное Марку, потому что Козельский, несмотря на объемный чемодан в руках, слишком уверенно двигался за своей спутницей, и это наводило на мысль о его причастности к числу почетных гостей, которых тут потчевали кулинарными изысками. Перед входом в здание нотариус пропустил Марка вперед, вошел следом и запер дверь. Запах еды усилился, а музыка стала ближе, сотрясая пространство трубным ревом и барабанным грохотом.

Узкая деревянная лестница, ведущая наверх, надрывно застонала под ногами гостей, выдавая свою ветхость и преклонный возраст. Ее тяжкий стон прокатился до самого верха, а оттуда послышались чьи-то торопливые шаги. Кто-то спускался им навстречу, гнусаво бормоча: «Приехала! Надо же, приехала!» А затем явно простуженный мужской голос просипел очень близко, прямо над головой:

– Милости просим, пани Божена! Заждались вас, заждались!

Над перилами этажом выше замаячило чье-то безбородое вислощёкое лицо, снизу освещенное дрожащим пламенем свечи, которую встречавший держал в руках. По его лицу скользили тени, отчего казалось, что человек гримасничает.

– Грабарь, вы там совсем страх потеряли, что ли? – вместо ответного приветствия возмущенно отозвалась Божена, запрокидывая голову и посылая ему испепеляющий взгляд.

– Ох, простите меня, остолопа! Совсем забыл! Как там погода?

– Будьте здоровы! – громко и отчетливо, но совершенно невпопад ответила она, и Марк догадался, что это был такой явочный пароль.

Догадку подтвердили следующие слова Божены:

– С такой беспечностью вы нас когда-нибудь всех погубите, Грабарь! Дверь не заперта изнутри на задвижку, как было велено делать в таких случаях, а вы не глядя сыплете приветствиями! А вдруг это пришла бы не я?! Вы ведь прекрасно знаете, какая на нас идет охота!

– Простите, пани Божена! По случаю вашего приезда я совершенно потерял голову! Вы так редко радуете нас визитами! – Суетливо переминаясь с ноги на ногу, встречавший покосился на Марка. – А… кто это с вами?

– С этого надо было начинать, а теперь уже поздно задавать вопросы. Я представлю его на собрании. Лучше скажите, все уже в сборе? Или ждете еще кого-то?

– Все, все здесь, и давно!

– Тогда выключите эту музыку, она действует мне на нервы! – потребовала Божена, устремляясь вверх по лестнице. Каблуки ее туфель яростно застучали о старые ступени.

– Но… вы сами выбрали Грига в качестве позывного! – робко возразил мужчина, почтительно отступая к стене и давая дорогу важной гостье.

– Верно. После премьеры в тысяча восемьсот девяносто шестом этой мелодией было очаровано всё мировое культурное общество, включая и меня. С тех пор эта музыка мне порядком приелась! – поравнявшись с собеседником, Божена на секунду остановилась, смерила его недовольным взглядом и повернула к следующему лестничному маршу. Полы плаща разметались в стороны и с шуршанием заскользили по стене и перилам.

Подняв свечу над головой и потрясая круглым брюшком, человечек поспешил вслед за гостьей, не замечая Марка и Козельского, оставшихся позади.

– На что прикажете поменять? На Вивальди? Или на Моцарта? А может, лучше подобрать что-нибудь современное? – услужливо бормотал он, тяжело топая и шумно дыша.

– Вы меня утомили, Грабарь! Не надо ничего менять, просто выключите. Не в музыке дело, неужто не ясно?

– Понял, понял! – ответил тот, запуская руку в карман полосатого жакета. Музыка внезапно смолкла, как по волшебству. По всей видимости, в кармане у Грабаря лежал пульт от стереосистемы с большим радиусом действия. Теперь лишь скрипы старой лестницы и звуки шагов нарушали тишину.

Перед входом в коридор Марк споткнулся о порог, чертыхнулся и сердито воскликнул:

– Почему везде темень такая? Что, света нет?

Божена вдруг встревожилась и злобно зашипела, но почему-то не Марку, а их провожатому:

– Надеюсь, вы сегодня не пользовались электричес-ским с-светом?!

– Нет-нет, что вы, как можно! – испуганным голосом заверил ее Грабарь. – Мы никогда не нарушали ваших указаний! Сегодня жгли только свечи! Мы даже в стереосистеме убрали все лампочки!

– Смотрите у меня! Это не шутки!

Сгорая от любопытства, Марк рискнул поинтересоваться:

– А что такого ужасного в электрическом свете?

Божена презрительно фыркнула, но все-таки ответила:

– Электрическое поле от ламп накаливания создает помехи, которые искажают запросы, отправленные машиной Эдисона в потусторонний мир. Великому изобретателю не повезло, он умер, так и не узнав главную причину неудачных опытов общения с духами. Но, к счастью, нашелся умелец, усовершенствовавший его устройство. Он разработал лампы, вырабатывающие свет другого качества и создающие особое поле, в котором растворяются границы материального и нематериального миров. Это поле несовместимо с электрическим. Даже если лампы накаливания выключить за час до начала сеанса, все равно может возникнуть сбой, поэтому я требую, чтобы за сутки до моего приезда такими лампами в доме не пользовались.

– Интересно. Никогда не слышал ничего подобного! – недоверчиво воскликнул Марк.

– Ты даже не представляешь, как много интересного еще не слышал! – Божена надменно хохотнула, и Марк подумал, что смех у нее даже более неприятный, чем голос.

Неожиданно в разговор вклинился молчавший все это время Козельский:

– Пани Божена, мне кажется, что новообращенный уже достаточно окреп и может понести ваше устройство дальше!

– Дальше? – удивился Марк. – Разве мы еще не пришли?

– Почти пришли, но впереди нас ждет довольно трудный участок пути, – загадочно произнесла Божена. – Пожалуй, Козельский прав. Возьми-ка у него мой багаж!

Нотариус тут же сунул чемодан в руки Марку и предостерег:

– Неси его осторожно, ты ведь понял, какую ценность тебе доверили!

– Тоже мне, нашли тяжесть! – усмехнулся Марк, пробуя ношу на вес. – Да тут десять кило, не больше.

Но, как оказалось, дело было не в весе, а в необъятных габаритах старого баула, который с трудом проходил в те узкие лазейки, через которые им пришлось протискиваться. Марку показалось, что он попал в лабиринт с секретными переходами: они были замаскированы под глухие шкафы, ростовые зеркала и огромные, во всю стену, картины. Порой потайные ходы обнаруживались в совсем уж неожиданных местах вроде санузла или окна, которое выходило не наружу, а в другую комнату, и нужно было перелезать через подоконник. Но самый неожиданный лаз поджидал их в чучеле двухметрового медведя – дверца, скрытая под шерстью, вела прямо внутрь его туловища, прикрывавшего проем в стене.

На двери, ведущей в помещение с медведем, висела табличка. Пока Грабарь отпирал замок, гремя огромной связкой ключей, Марк успел прочесть надписи на сверкнувшем в пламени свечи золотистом прямоугольнике:

ВЫСТАВКА ЧУЧЕЛ

Мастер-таксидермист Грабарь А.П.

Ниже мелким шрифтом были указаны часы работы: «Понедельник-суббота с 10.00 – 21.00, воскресенье – выходной».

Едва отворилась дверь, у Марка в глазах зарябило от обилия чучел зверей и птиц, наполнявших небольшое помещение: целые стаи разномастной живности окружали медведя-великана, царственно восседавшего у стены напротив. Кого там только не было! Волки, лисы, песцы, зайцы, барсуки, бобры и еще какая-то пушистая мелочь вроде сусликов и хорьков, столбиками застывших на высоких постаментах. Все они, казалось, замерли лишь на миг, застигнутые врасплох посреди магазина, но собирались вот-вот броситься врассыпную. Из стен на полутораметровой высоте от пола выступали угрюмо склоненные головы лосей. Их ветвистые рога были как бусинами, обсыпаны пестрыми мелкими пташками. А под потолком, сверкая янтарными глазами, распростерлись остроклювые коршуны, будто слетелись попировать и готовились камнем обрушиться на выбранную жертву.

Разглядеть все это изобилие Марку удалось лишь благодаря тому, что магазин полностью освещался в отличие от всех прочих комнат, где из кромешного мрака пламенем свечи выхватывались только отдельные фрагменты интерьера. Однако и здесь свет исходил от свечей, расставленных по углам, поэтому освещение все равно было тусклым и неровным. Из-за теней, рожденных дрожащим огнем, казалось, что вся живность вокруг дышит, шевелится, принюхивается и присматривается. У крупного зайца с простреленным ухом, расположившегося рядом с медведем, даже дернулся один глаз, когда Марк стукнул чемоданом о дверцу перед тем, как нырнуть в проем потайного хода на теле косолапого.

2. Одна нога здесь, другая там…

Сразу за порогом клубились облака, похожие на сбившихся в стадо упитанных овечек. Подобно этим суетливым животным, они сталкивались друг с другом, отчего казалось, что колеблется все небо до самого горизонта. Хотелось отправиться в путешествие по этим молочно-белым бугоркам в крутых завитушках, идти и идти не оглядываясь, пока не окажешься далеко-далеко, за тридевять земель, в тридесятом царстве, о котором сложено столько сказок. Тильда верила, что оно там есть, ведь однажды почти увидела его. Не само царство, а лишь несколько башенок, выступавших из тумана над волшебным островом. Тогда ей не удалось туда попасть: нужно было ждать неизвестно сколько, пока остров будет раздумывать, принимать ли ему новую гостью, а она спешила. Теперь Тильда готова была ждать хоть вечность, если б ей удалось вновь увидеть знакомый берег. Она догадывалась, что нужно просто идти и ни за что не смотреть назад. Ведь позади осталась дверь в ванную – самую обычную ванную, расположенную в квартире на двенадцатом этаже недавно выстроенного и очень красивого, но самого обычного высотного дома, каких не счесть в городе. Стоит увидеть эту дверь, и небо тотчас исчезнет, а с ним и скрытый вдали волшебный остров вместе со всеми тайнами и чудесами, хранящимися там от начала времен.

Тильда коснулась носком ноги пушистого облачка и слегка надавила. Розовая плюшевая тапочка провалилась в белую массу, но не очень глубоко. Облако примялось, но спружинило под ногой, как резиновый мяч для фитнеса. Все правильно: над сказочной страной и облака должны быть сказочными. Наверняка они выдержат ее вес. Но Тильда медлила, опасаясь ступать туда. Неизвестно, чем может закончиться такая прогулка. Что, если, оглянувшись после нескольких шагов, она не увидит двери? Вдруг позади окажется такое же небо? Но ведь тогда вернуться домой будет уже нельзя.

Облака уплывали вдаль, подгоняемые ветром. В просветах между ними, внизу, у самой земли, виднелись яркие, разноцветные пятна. Тильде казалось, что в зеленых она узнаёт листву деревьев, в пронзительно синих и лазоревых – распростертые крылья гигантских птиц, а в сверкающе-голубоватых, полупрозрачных и похожих на лёд, – стены роскошного дворца, в котором ей довелось побывать однажды. С тех пор прошло целое лето, и всё это время ее донимали мысли о том, что же это было за место, существовало ли оно в реальности или только в ее воображении, и можно ли попасть туда снова. Путь к ответам лежал прямо перед ней, но Тильда стояла на пороге ванной, не решаясь сделать шаг. Легкий ветерок трепал ее светлые, одного цвета с облаками, волосы, холодил щеки, обнимал за плечи, теребил подол сорочки, сдувая с голых ног капельки воды, упавшие с волос, еще мокрых после душа. Это был ветер оттуда. Ведь здесь, в обычном мире, за дверью ванной находился коридор ее квартиры, в который никогда не залетали никакие ветры.

Тильда зажмурилась, отступила назад, закрывая дверь перед собой, а затем вновь толкнула ее наружу и открыла глаза.

Все было в порядке. Никаких ветров и облаков. Только родные стены, оклеенные кремовыми обоями с рельефной фактурой. Можно смело выходить.

После возвращения из школы-интерната, где Тильда провела зиму и весну, фокус с дверями повторялся несколько раз. Происшествие в ледяном подземелье Заполярья, чудом не закончившееся ее гибелью, что-то изменило в ней. Как будто с тех пор она всегда была одной ногой там.

Вынув из шкафчика фен и расческу, Тильда, наконец, решилась покинуть ванную и отправилась к большому зеркалу в прихожей, ступая при этом с такой осторожностью, словно пол под ногами в любой момент мог превратиться в рыхлые облака. Увидев себя в зеркале, она принялась пристально рассматривать свое лицо. На лбу с правой стороны, почти у виска, наливался синяк. Теперь у Тильды не осталось сомнений: другой мир открывался ей в момент эмоциональной встряски вроде сильного испуга или вспышки боли. Наверняка сказочное небо за дверью появилось после её падения в ванной, где она поскользнулась на залитом мыльной водой кафельном полу и влетела лбом в дверной косяк.

В прошлый раз это случилось в торговом центре: она замечталась на эскалаторе и не успела сойти с последней ступеньки, когда та распрямилась и убежала из-под ног, исчезнув в полу. Потеряв равновесие, Тильда подвернула ногу и упала. Сразу сбежалась администрация, кто-то предложил отвезти ее в травматологию, кто-то сунул листовку со скидками на товары. Тильда с трудом отделалась от назойливых работников торгового центра, заверив, что никаких травм у нее нет, а на выходе за разъехавшимися в стороны стеклянными дверями ее поджидал сюрприз: всю автомобильную парковку вместе с людьми и машинами скрывал белый туман. В следующий миг она поняла, что под ним вовсе не парковка, и хотела было отпрянуть, вернуться под своды торгового центра, но по инерции ее уже вынесло наружу, и ноги по колено погрузились в пышное облако.

– Девушка, вам помочь? – Голос за спиной заставил ее обернуться. Облака сразу исчезли, зато появились толпы снующих взад-вперед людей, которым она, стоявшая прямо перед входом, явно мешала.

А однажды другой мир открылся ей не белым и пушистым морем облаков, а темными сводами Лунного чертога – так называл ледяную пещеру жуткий, похожий на ходячий скелет, тип, повстречавшийся ей в ледяном подземелье, куда она угодила в прошлом июле, поверив обещаниям охранника интерната отвести ее в Лукоморье. Как выяснилось, этот охранник – его звали Водима Бранимирович – заманил туда не только Тильду, а еще нескольких воспитанников интерната. Каждое лето он уводил в пещеру по одному, иногда и по два человека, следуя тайным путем через подземный ход, начинавшийся за дверцей в мерзлотнике – подземном хранилище для мяса и рыбы, которым никто не пользовался из-за слухов о птицеобразных существах, якобы обитавших там. Этими существами оказались дети, выжившие под ледяными сводами благодаря гагарам, залетавшим под землю через провал на хантыйском кладбище. Птицы издавна облюбовали укромное место рядом с горячим источником и устроили там гнездовье. За долгие годы на земле скопился толстый слой птичьих перьев, остававшихся после линьки. Дети мастерили из них теплые перьевые накидки, и, закутанные в такое одеяние с головы до пят, походили на птиц с человеческими лицами. В таком виде их и нашли спасатели, когда спустились в подземелье в поисках Тильды, организованных ее отцом.

Пол в некоторых ледяных туннелях сплошь покрывали человеческие скелеты в истлевших лохмотьях. Их было так много, что подсчитать точное количество удалось только спустя какое-то время, после того, как на место происшествия прибыли эксперты-криминалисты. Они установили, что возраст некоторых останков доходил до двух, а то и трех сотен лет, а значит, в их смерти был повинен не охранник интерната, а кто-то другой.

Допросить охранника не удалось, он умер при задержании от неизвестной болезни, в считанные часы превратившей его тело в черную мумию, чем перепугал видавших виды полицейских.

Водима Бранимирович и при жизни выглядел устрашающе: огромные фиолетовые тени под глазами, никогда не сходившие с его лица, ввалившиеся щеки, страшная худоба и синие ногти делали его похожим на Кощея Бессмертного. Или на типа из Лунного чертога, называвшего себя подземельным князем. Правда, Тильда подозревала, что в отличие от охранника князь не существовал в реальности. И в то же время она была уверена, что он ей не почудился, хотя отец говорил о скоплении газов в той пещере, которые вызвали у нее галлюцинации. Ее отец был геологоразведчиком и занимался поиском газовых месторождений, поэтому о подземных газах он знал абсолютно все. И, конечно, не верил в существование ходячего скелета из другого мира. Тильда тоже хотела бы счесть его бесплотным видением, но тонкие шрамы, оставленные на ее запястье ногтями князя, там, где он схватил ее за руку, не давали ни малейшего шанса на это. Ей удалось вырваться и убежать, после чего она и сама не поняла, как оказалась в цветущем саду, в окружении прекрасных птиц-девиц с диковинными именами – Гамаюн, Алконост и Сирин, знакомых ей по древним славянским мифам.

Птицы-девицы были добры к ней, но не хотели ее отпускать, а Тильду не устраивала перспектива остаться в том саду навсегда, ведь ей казалось, что это будет равносильно физической смерти. И хотя птицы предлагали ей выбор из трех заманчивых вариантов – поселиться в алмазном дворце, улететь на небо или отправиться на волшебный остров (при условии, что он ее выберет своей гостьей, конечно), но Тильда захотела вернуться в свою обычную жизнь, рискуя при этом вновь оказаться в Лунном чертоге, в плену у скелетообразного князя.

К счастью, все обошлось, отец нашел и спас ее, но с тех пор зловещий облик князя часто возникал в ее памяти, заставляя покрываться липким холодным потом. Тильда надеялась, что со временем ужасные воспоминания сотрутся, но словно протестуя против забвения, князь неожиданно напомнил ей о себе: она снова увидела его!

Это случилось в один из последних августовских вечеров, еще теплых, но уже пронизанных прохладным осенним дыханием. Тильда в компании подруг прогуливалась по широкому тротуару, недавно вымощенному добротной брусчаткой из натурального камня. Слева шумел проспект, забитый урчащими автомобилями, справа, за огромными, ярко освещенными окнами модных магазинов и ресторанов, бурлила городская жизнь. Весь фасад бесконечно длинного двухэтажного дома сиял огнями вывесок и рекламных щитов, звенел «музыкой ветра» – гроздьями дверных колокольчиков над дверями, то и дело впускавшими новых посетителей, шептал, посмеивался и бубнил сотнями голосов, вырывавшихся из этих дверей, благоухал особым ароматом комфортной жизни, состоящим из сотен запахов – хорошего кофе, дорогого парфюма, изысканных блюд и еще чего-то притягательного, навевавшего воспоминания о самых счастливых моментах в жизни.

Поэтому, когда Тильда увидела мужчину в черном, сидевшего за столиком рядом с незнакомой девушкой, резко нахлынувший поток жутких картин из прошлого едва не свалил ее с ног: ей пришлось остановиться и опереться рукой о стену дома. Ее глаза, казалось, превратились в ледышки – знакомое ощущение, испытанное в ледяном подземелье, где она едва не замерзла насмерть месяц назад. Выбравшись оттуда, Тильда была уверена, что ей никогда в жизни больше не доведется увидеть ледяные своды Лунного чертога и встретиться с его хозяином, похожим на тощего мертвеца с глазницами, из которых выплывали хлопья, черные и рыхлые, как печная сажа.

И вот теперь этот мертвец был прямо перед ней! Их разделяло тонкое хрупкое стекло и пара метров – ничтожная преграда даже для обычного человека, не говоря уже о сверхъестественном существе, наделённом колдовской силой. Но пока это существо ее не заметило, еще можно было уйти. Однако Тильда стояла как вкопанная и таращилась на него, будто надеялась, что жуткие костлявые черты вот-вот растворятся, и под ними проступит облик обычного человека.

Вокруг подозрительного типа и его девушки все столики странным образом пустовали, хотя Тильда видела в окно, что соседние залы этого кафе, отделенные перегородками и колоннами, были забиты под завязку. Люди, переминавшиеся с ноги на ногу у барной стойки, словно не замечали свободных мест рядом с этой парой.

– О, а давайте зайдем и съедим по эклерчику! Эклерчики здесь просто бомбические! – Одна из трех подруг, Даша, легонько толкнула Тильду плечом, приблизившись и заглядывая в то же окно. Копна ее тугих кудряшек тотчас заслонила всю видимость.

– Я не против! – отозвалась Лика, небрежным жестом смахивая в сторону длинную малиновую челку, вечно застилавшую ей лицо.

– На ночь – сла-адкое? Вы с ума сошли?! – томным голосом светской львицы протянула Алина, длинноволосая крашеная блондинка с вечно голодным из-за нескончаемых диет взглядом.

Тильда молчала. Она смотрела, как в углах кафе сгущается тьма, клубится там и расползается по стенам и потолку, заволакивает пространство между колоннами, медленно и неумолимо отрезает типа и девушку от внешнего мира. Тьма встала над ними бугристым куполом подобно пещерным сводам, и колонны кафе, смутно проступавшие в ней, казались теперь ледяными столбами Лунного чертога. По щекам девушки, сидевшей напротив мужчины в черном, покатились крупные слезы. Тот протянул руку, подцепил костлявыми пальцами салфетку из салфетницы и тщательно вытер своей спутнице лицо. Его тонкие синие губы искривились в злобной улыбке.

Неожиданно девушка отшатнулась, вскочила и посмотрела в окно, за которым стояла Тильда. Она не могла видеть ее, скрытую в темноте, но, судя по взгляду, мысленно молила о помощи. Похоже, девушка почувствовала, что находится в опасности, но Тильда ничем не могла ей помочь. Она даже в полицию не могла сообщить, потому что тип вел себя вполне адекватно, не дебоширил и не проявлял агрессии. Что сказать полицейским в таком случае? «Задержите его, он – подземельный князь из царства смерти»? Смешно.

Тильду потянули в сторону от окна. Невзирая на возражения Алины, Дашка все еще рвалась за эклерами.

– В это кафе я не пойду! – воскликнула Тильда вырываясь из Дашкиной хватки.

– Почему? Тоже на диете, что ли? – разочарованно выдохнула подруга.

– Нет, просто давай пойдем в другую кафешку.

– Какую «другую»? – На ее лице отразилась крайняя степень изумления. – Это же «Сэр Эклер», лучшего места во всем городе не найти!

– В самом деле, Тильда! – вмешалась Лика. Поллица вновь было скрыто под челкой, свисавшей до кончика носа. – Даже Алина согласилась.

– Только не сюда! – Тильда упрямо мотнула головой и краем глаза заметила, что зал за окном опустел: мужчины и девушки за столом уже не было.

Растерянно оглядевшись, она увидела их, выходивших из кафе. Они направились к ряду автомобилей, припаркованных на дороге рядом с тротуаром. Демонстрируя изысканные манеры, человек в черном галантно распахнул перед дамой дверцу машины и захлопнул, когда девушка исчезла в недрах салона. Но прежде чем сесть за руль, он вдруг обернулся и посмотрел на Тильду. Никаких хлопьев из его глаз не выплывало, а лицо, хоть и выглядело очень худым, но все же его нельзя было назвать черепом, обтянутым кожей. Тильда ощутила сомнение в душе. Неужели она ошиблась, и князь ей просто померещился? Перед ней стоял незнакомец, которого она никогда прежде не видела. Она вспомнила, как охранник из интерната, Вадим Бранимирович, однажды выдал себя за ее отца. Он тоже был похож на князя, но в нужный момент мог обмануть кого угодно, притворившись другим человеком. При этом он не менял своего облика, а мистическим образом забирался в чужие головы, искажая зрительное восприятие тех, кто на него смотрел. Морок длился недолго, час или два, но ему этого хватало для того, чтобы совершить очередное черное дело.

Может быть, и незнакомец из кафе сейчас залез в голову Тильды, чтобы скрыть от нее свою настоящую внешность? Вон, как сверкает глазищами! Догадывается, что она узнала в нем слугу подземельного князя. Ведь те, кто служит князю, похожи на своего господина и друг на друга. Потому что все они мертвяки! Но тогда, значит, этот мужчина тоже узнал ее, ведь князь видит своих жертв глазами слуг – так утверждал Якур, ее друг-ханты из школы-интерната в Заполярье. Правда, князя он называл демоном, как и всех прочих темных духов из потустороннего мира, но Тильда была уверена, что это одна и та же нечисть, ведь суть от названия не меняется.

Якур мечтал стать настоящим шаманом, как его отец, старательно развивал в себе передавшийся по наследству дар и мастерил всякие шаманские штуки. Тогда, в интернате, он подарил ей оберег – перышко, принадлежавшее, по его словам, священной гагаре Лули. Оно сделало Тильду невидимой для Водимы Бранимировича, который, как подозревал Якур, выбрал ее очередной жертвой. Охранник, и в самом деле, перестал ее замечать после того, как Тильда повесила оберег себе на шею. Но однажды по глупости она выбросила перышко в окно и утратила свою неуязвимость, поэтому охраннику удалось обмануть ее, заманить в подземелье и отдать в руки князя, которому тот служил. Якур подоспел вовремя и, хотя не вызволил ее из ледяного плена, – их обоих подняли наверх спасатели – но лишь благодаря его шаманскому обряду камлания им удалось дожить до появления отряда МЧС. Жаль, что сейчас Якур был далеко, он бы в два счета определил, мертвяк этот тип или нет.

Дверца автомобиля за спиной костлявого типа приоткрылась, и оттуда послышался голос его спутницы:

– Что-то мне расхотелось ехать с тобой, Кощей! Посторонись, я выйду!

Тот резко обернулся.

– Не выдумывай, Елена! Мы же договорились.

Дверца сразу захлопнулась. Девушка так и не выбралась из салона. Мужчина в черном метнул тяжелый взгляд в Тильду, обошел капот и уселся за руль. Мотор взревел, взвизгнули шины, и через мгновение автомобиль со странной парочкой скрылся из виду за ближайшим поворотом.

– Очуметь! Кощей и Елена! Нет, вы это слышали? – рядом фыркнула Алина, передергивая плечами.

– Подумаешь! Что тут такого? Вот меня мой парень в шутку зовет ведьмочкой! – отозвалась Лика, сдвигая в сторону малиновую челку и глядя на Алину густо накрашенными глазами в ореоле серо-фиолетовых теней.

– Я не заметила, чтоб они шутили. – Алина напряженно вглядывалась в дальний конец улицы, куда укатили объекты обсуждения. – Думаю, не вызвать ли полицию? Девушка явно была насмерть перепугана.

– Ну и что ты им скажешь? – усмехнулась Лика. – Что видела, как Кощей ее похитил?

– Скажу, что девушка хотела уйти, но он ее не отпустил, а дальше пусть сами разбираются. Я даже номер машины запомнила.

– Не, ну так неинтересно! – недовольно взвыла Дашка и с тоской покосилась на окно кафе. – Тогда мы не успеем пирожных поесть! Мне дома надо быть не позднее одиннадцати. Я обещала.

В тот вечер Дашка объелась пирожными так, что ее пришлось выводить из кафе под руки. Все из-за акции – тем, кто заказал фирменные эклеры, полагалась вторая порция бесплатно, причем объявили об этом уже после того, как заказ был оплачен, иначе они бы заказали меньше пирожных. Кроме Дашки, никто из подруг добавки не захотел, и та на радостях умяла пять порций: свою и четыре бесплатных, по акции. Перед тем, как сесть в такси, ее вырвало эклерами, перемешанными с капучино, прямо на автомобильное колесо. Водитель дал им рвотные пакеты и ворчал всю дорогу что-то о пьяных тупых малолетках, отбросах общества и сточных канавах. С ними он в разговор не вступал, даже когда Лика громко заявила, что никто из них не пил спиртного.

Вынырнув из воспоминаний, Тильда вернулась к своему отражению в зеркале, а точнее – к ссадине на лбу: вытерев лицо полотенцем, тщательно припудрила покраснение и осталась довольна результатом. Теперь можно не опасаться лишних вопросов от мамы, на которые нельзя ответить правдиво, а врать Тильда не любила. Тем более, что отношения с мамой наладились совсем недавно, после того, как ее семилетний брат Женька снова начал ходить. Два года назад он упал с трехметровой елки в городском парке, куда забрался вслед за сбежавшим котом, и повредил позвоночник. В это время вместо того, чтобы присматривать за братом, Тильда разгуливала по парку, флиртуя с незнакомыми парнями: они с подругами устроили своеобразный марафон по сбору комплиментов, которые записывались на включенный в телефоне диктофон. Мама узнала об этом, и они с Тильдой сильно повздорили, а потом отец увез Тильду в интернат. Он объяснил это тем, что маме придется переселиться в больницу к Женьке, и она не хочет оставлять дочь без присмотра, но Тильда знала, что мама решила вычеркнуть ее из своей жизни. Она даже просила не звонить ей без крайней необходимости. Тильда и не звонила, день за днем подавляя нестерпимое желание набрать мамин номер.

Но все наладилось, когда, вернувшись домой после происшествия в подземелье, Тильда подарила Женьке перо гагары Лули: Якур чудесным образом нашел выброшенный Тильдой оберег и вернул ей. С того момента брат быстро пошел на поправку и через месяц встал на ноги, а через два пошел-таки в первый класс. Мама повеселела и, судя по всему, простила Тильду: теперь, когда она смотрела на дочь, ее взгляд больше не становился холодным и колючим, а, наоборот, теплел и начинал светиться нежностью.

Высушив волосы феном, Тильда заглянула в смартфон и огорченно вздохнула, увидев пропущенный звонок от Якура. Друг звонил пять минут назад, как раз, когда она только включила фен – потому и не услышала звонка. Попытка перезвонить не удалась: оператор связи сообщила, что абонент находится вне зоны действия сети. На Крайнем Севере, где жил Якур, приходилось еще поискать место, где была более или менее приличная связь. Наверное, не дозвонившись, друг уже ушел из зоны покрытия и теперь перезвонит ей снова только вечером. Он был на год старше Тильды и этим летом закончил школу, но никуда так и не поступил. Покинув интернат, Якур перебрался к родственникам в поселок кочевников, разбитый прямо в голой тундре. По его словам, средства на поездку в город для поступления в вуз у него имелись, но он решил год подождать, чтобы потом поступить вместе с Тильдой в Горный университет в Санкт-Петербурге. А пока друг занимался тем, что развивал свой дар шамана, общался с духами и мастерил обереги, которые его родственники продавали туристам за немалые деньги.

С кухни донесся звон посуды: мама готовила завтрак. Отца дома не было – накануне он улетел в Заполярье, в очередную командировку. Брат Женька еще дрых. Теперь по выходным он отсыпался до обеда, отвык от ранних подъемов за время болезни, продлившейся целый год и отступившей благодаря оберегу Якура. Конечно, родители приписывали успешное излечение стараниям врачей, но у Тильды не было сомнений в целительных свойствах пера гагары Лули – священной птицы, которая согласно легенде, рассказанной Якуром, достала Землю со дна безбрежного океана и тем самым положила начало сотворению мира. И, хотя Тильда знала множество других версий этого события, как научных, так и описанных в различных религиях и мифологиях, и даже мысли не допускала, что версия Якура может быть верной, но существование мистических птиц не могла отрицать, ведь своими глазами видела их в лукоморском саду – сказочном месте, поверить в реальность которого было так же трудно, как и в то, что он ей просто почудился.

Так что же это было за место? И, главное, что скрывалось на волшебном острове? Птицы сказали, что там хранятся вещи, влияющие на устройство всего мира, и с тех пор Тильда сгорала от любопытства, желая узнать, что же там такое.

За завтраком Тильда с мамой беседовали полушепотом, стараясь не разбудить Женьку, хотя, скорее всего, ему не помешал бы даже пушечный выстрел. Мама поинтересовалась школьными делами Тильды и спросила, не передумала ли та поступать в Горный по окончании учебы, а потом, тяжело вздыхая, принялась ворчать о жизни на чемоданах, которая ждет Тильду, если она выберет профессию геофизика.

– Посмотри на отца, ну что хорошего? Вечно в командировках!

– Зато у него работа интересная, и к тому же хорошо оплачиваемая, – возразила Тильда, опасаясь, что мама снова начнет уговаривать ее остаться в родном городе и поступать в педагогический вуз. – А потом он столько же времени проводит дома, сколько перед тем отсутствовал. Неплохо в общем-то.

– Ну, для мужчины, может, и неплохо, – все-таки согласилась мама, но тут же привела убийственный довод: – А вот женщине никак нельзя надолго покидать дом. Кто будет управляться с хозяйством, присматривать за детьми? На нянек их оставишь? Послушай меня, подумай хорошенько, ведь пожалеешь потом.

Тильда не знала, как возразить, но и соглашаться не хотела, ведь жила мечтой о поступлении в Горный аж с пятого класса, поэтому решила просто сменить тему:

– Знаешь, мне тут реклама на глаза попалась, в цирке новое шоу идет, с белыми тиграми. Может, сходим все вместе – ты, я и Женька? На следующих выходных, например. А?

Мама мечтательно улыбнулась:

– А что, хорошая мысль! Я всегда любила цирк, особенно с тиграми. И с хорошими клоунами. Как думаешь, у этих гастролеров хорошие клоуны?

– Кажется, там даже какая-то мировая знаменитость среди клоунов есть.

– Ну, тогда купи три билета на следующую субботу. Хотя… – Мама задумчиво наморщила лоб. – Вообще-то у меня гора дел накопилась. Может, вы сходите с Женькой вдвоем?

Тильда вздохнула, пожимая плечами.

– Как скажешь.

На самом деле такое предложение ее совсем не обрадовало. Ей было страшно брать на себя ответственность за Женьку. Последний раз она не оправдала маминого доверия и оставила брата без присмотра. Конечно, в этот раз она такого не сделает, но мало ли, что еще может произойти.

Однако отступать было поздно, и Тильда пообещала маме, что сводит Женьку в цирк.

Правда, обещание тут же вылетело у нее из головы, потому что позвонила Алина и попросила помочь ей с шопингом – для выбора одежды подруге почему-то было недостаточно увидеть себя в зеркале, требовался еще и взгляд со стороны. А потом позвонил Якур и сообщил, что прилетит в город на осенние каникулы, чтобы провести неделю вместе с Тильдой. Они проболтали целый час, рассказывая друг другу последние новости.

Тильда вспомнила о цирковом шоу только в пятницу, и, конечно же, все билеты на ближайшие выходные оказались разобраны.

Не желая признаваться маме в своей безответственности, Тильда принялась искать, куда еще можно пойти с семилетним ребенком. Перебирая в смартфоне сайты музеев, выставок и киноцентров, она неожиданно наткнулась на рекламу, которую прежде не видела: «Театр теней «Viva umbra». Премьера спектакля «Лихоморье». Детям до восьми лет в сопровождении взрослых вход бесплатный. Действуют скидки для школьных групп».

Название спектакля мгновенно заворожило Тильду, и возникло чувство, что она слышала это слово раньше. Билетов было еще много, и она, не раздумывая, забронировала два места в центре первого ряда.

3. Сказочник из Лукомории

Из зеркала на Марка смотрела жуткая белая физиономия, покрытая сеткой мелких морщинок. Дряхлость была ни при чем: толстый слой белой акриловой массы высох и растрескался, разом добавив лицу пару десятков лет. Но без этого слоя было еще хуже. Гораздо хуже! Настолько, что Марк опасался распугать своим видом всех зрителей, собравшихся к началу спектакля. По словам Божены, зал заполнился до отказа, пришлось даже поставить дополнительные стулья в проходах для особенно настойчивых мамаш, не желавших, чтобы их чада ждали целую неделю до следующего сеанса. Кто бы мог подумать, что реклама вызовет такой ажиотаж! Бывший директор театра утверждал, что не видел ничего подобного за десять лет работы. Горожане как с ума сошли, всем хотелось сводить своих детей на эту премьеру. Поначалу, когда Божена велела Марку разместить рекламный пост в соцсетях, он думал, что из этого ничего не выйдет, а в итоге желающих набралось больше, чем мог вместить крошечный зал, принадлежавший арт-студии некоего Виктора Зарубина. На вывеске вместо названия так и значилось: «Арт-студия Зарубина», и, судя по запущенному виду, аншлагов этот пыльный балаган на своем веку не видывал. За внушительную плату Божена арендовала у Зарубина помещение (узнав размер суммы, тот согласился без раздумий и тотчас вывез весь реквизит), а затем взялась за оформление интерьера: закупила для зрителей удобные кресла – изящной формы, обтянутые черным велюром, с высокими спинками и мягкими подлокотниками, заказала зеркальные витрины для фойе, кукол ручной работы для их наполнения, нарисовала эскиз вывески с коммерчески удачным, по ее мнению, названием, провернула еще тысячу и одно дело, включая открытие кафетерия с мороженым, попкорном и сахарной ватой, и вот всего за неделю их крошечный театр был готов к первой премьере.

Зато Марк совершенно не был к ней готов. У него снова начали отмирать конечности, ноги подгибались на каждом шагу, а черные круги под глазами расползлись так, что он стал похож на отощавшую панду. И с каждой минутой его состояние ухудшалось, хотя еще утром он чувствовал себя просто отлично. Марк решил, что чудодейственный порошок Божены, так называемый «недожиток», воскресивший его в ночь равноденствия, отчего-то перестал действовать, и отправился к своей спасительнице за новой порцией.

Он отыскал Божену в фойе. К счастью, зрителей еще не запускали, но до представления оставалось всего два часа, и Козельский, завербованный в капельдинеры, ходил кругами возле входных дверей, то и дело поглядывая на часы, – готовился к открытию. Вид у него был недовольный, впрочем, как и всегда, но сейчас – особенно. Похоже, ему не очень нравилась его новая роль театрального лакея. Марк догадывался, что Божена поручила нотариусу проверять входные билеты и следить за порядком в зале вовсе не из экономии средств. Скорее, не хотела привлекать посторонних людей.

Заслышав шаги Марка, Козельский оторвал взгляд от циферблата наручных часов, поднял голову и тонко взвизгнул, а потом неожиданно захихикал и прогнусавил вместо приветствия:

– Какой хороший грим!

Но тогда никакого грима на лице Марка еще не было.

– Ага, – хрипло отозвался Марк, не глядя в его сторону и направляясь к Божене.

Она стояла к нему спиной и поправляла серебристые ламбрекены на черных бархатных портьерах, обрамлявших фальшивые окна. Точнее, окна были настоящими, но вместо стекол в них вставили декоративные щиты с мозаикой, поэтому свою основную функцию – пропускать дневной свет – они не выполняли.

Божена не любила свет, в особенности утренний.

– Рассветы крадут наши дни, – объяснила она, когда, еще в начале ремонта, Марк спросил, зачем ей понадобились глухие окна.

– А разве не ночи их крадут? – удивился он.

– Нет, конечно не ночи! – Ее колючий, холодный смех прокатился эхом по пустынному фойе. Она смеялась так, как смеются над непроходимыми глупцами.

Марк возразил, не понимая причины насмешки:

– Ну как же! День исчезает с наступлением ночи, а рассвет – это начало нового дня. Получается, рассветы дарят дни, а не крадут.

– Вот именно, что крадут. Они возвещают о том, что прошел еще один день, и это каждый раз вгоняет меня в тоску. Ненавижу рассветы! И нечего им делать в моем театре!

Позже выяснилось, что Божена питает такую же неприязнь и к электрическому свету. Пока шли ремонтные работы, в помещениях театра горели обычные лампы, но, как только штукатуры и маляры завершили свое дело, все электрические светильники заменили на… свечные люстры! Марк глазам своим не поверил, увидев, как рабочие подвешивают к потолку ажурные обручи из кованого металла и вставляют в них толстые цилиндры свечей.

– Пожарная инспекция такое не пропустит, – заявил он Божене, наблюдавшей за процессом.

– Разрешение висит рядом с пожарным щитом, можешь взглянуть, если хочешь, – невозмутимо сообщила она.

Марк только хмыкнул в ответ, догадавшись, что и в инспекции у нее имелись свои люди.

– Теперь наш театр стал похож на сатанинский вертеп, – попытался пошутить он. – Как бы не вспыхнул адским пламенем. Бывают же лампочки, стилизованные под свечи. Не лучше ли было бы использовать их? Все-таки это безопаснее.

– Наивный невежда! – кокетливо склонив голову набок, Божена одарила Марка надменным взглядом и ядовитой улыбочкой. – Что ты знаешь об опасности? Да ровным счетом ничего.

«Ну да, конечно. Подумаешь, на днях чуть не сгнил заживо, разве это опасность?» – собрался было возразить Марк, но промолчал. Ведь Божена тотчас напомнит ему, что он у нее в долгу. Да и ссориться со своей спасительницей было бы глупо. Он как будто предчувствовал, что ему еще придется обращаться к ней за помощью.

Так и вышло: явился, как говорится, с протянутой рукой.

Заслышав его приближение, Божена обернулась и, мгновенно изменившись в лице, выругалась:

– Черт, ну ты и пугало!

– Поэтому и пришел. Мне бы немного волшебного порошка…

– С какой стати? – Божена гневно прищурилась, уперев руки в бока. – Ты еще за тот раз не рассчитался!

– В таком случае отменяйте спектакль, а я пошел умирать. – Марк обреченно понурился.

– Потраченной на тебя порции недожитка мне хватило бы на год, а в тебе он за месяц сгорел! – Она негодующе нахмурилась. – Ах, да! Ты же срок уплаты долга пропустил, вот в чем дело. Кредитная ставка выросла. Но, знаешь ли, я не готова разбрасываться своим сокровенным запасом. Попроси Козельского, пусть поделится. Хотя… нет, это пустая трата времени, а у нас его в обрез. Идем в мою гримерку, надо что-то сделать с твоим лицом. Думаю, до спектакля ты сгнить не успеешь, а там заплатишь князю дань, и хворь отступит.

Обычные косметические средства вроде тональных кремов, консилеров и пудры не помогли, почерневшая кожа проглядывала даже сквозь множество слоев. Размазав остатки крема по лицу Марка, Божена злобно прошипела:

– Актерского грима у меня нет! Кто бы мог подумать, что он может понадобиться.

Выбросив испачканные спонжи и пустые тюбики в мусорное ведро, она извлекла из сумочки телефон и набрала номер.

– Козельский, сходите в подсобку, взгляните, не осталось ли после ремонта белой акриловой краски. Кажется, там было несколько банок. Нет, валик не надо, это не для стен.

Вскоре появился запыхавшийся нотариус с огромным, литров на двадцать, пластиковым ведром в руках.