Париж – всегда хорошая идея Барро Николя
– Сказала, – буркнул Макс. – Но, боюсь, у нас с вами не получится договориться.
– Ну что вы, Марше! Бросьте! Не надо быть таким пессимистом. Всегда найдется способ поладить. Почему бы нам с вами не встретиться на той неделе в «Издателях» и не обсудить все без спешки с глазу на глаз?
– Не трудитесь, пожалуйста, мсье Монсиньяк. Мой ответ будет «нет». Скоро мне уже семьдесят, когда-то пора и точку поставить.
– Что за разговоры, Марше! Это же несерьезно! Подумаешь – семьдесят лет! Это не аргумент. Вы же не старик. Семьдесят – все равно что пятьдесят. Я знаю писателей, которые в этом возрасте вообще только начали писать.
– Бывают же такие молодцы! Вот к ним и обращайтесь.
Монсиньяк предпочел пропустить это замечание мимо ушей и продолжал свое:
– Уж коли вам семьдесят, дорогой Марше, то как раз поэтому вам и следует написать новую книгу. Подумайте о своем клубе фанатов, подумайте о детях, для которых ваши книги – это счастье. Да вы хоть знаете, сколько экземпляров «Зайца – Сливовый Нос» ежемесячно расходится в магазинах? Вы по-прежнему самый главный детский писатель в стране. Французская, так сказать, Астрид Линдгрен, – тут Монсиньяк засмеялся, – с тем неоспоримым преимуществом, что вам еще только исполнится семьдесят и вы можете написать новые книжки. – Он принялся вслух мечтать: – Новая книжка, которую мы выпустим к вашему юбилею. Et voila![9] Попадание в яблочко! Говорю вам, это станет бестселлером! Я уже вижу: вся пресса будет о нем гудеть! Двадцать лицензий, проданных за границу! И тут мы вслед за новой книжкой двинем переиздания старого. Просто праздник!
Макс Марше прямо слышал, как старик Монсиньяк потирает руки. «Старик Монсиньяк»! Макс невольно заулыбался, слушая, как пророчествует впавший в эйфорию издатель.
На самом деле Монсиньяк был еще не так уж и стар. Ему было около шестидесяти пяти, то есть меньше, чем Максу. Но рано поседевший Монсиньяк с его массивной фигурой, с круглым брюшком, на котором, когда на него нападал очередной устрашающий приступ ярости, казалось, вот-вот реснет по швам до отказа натянувшаяся белоснежная рубашка, в восприятии Макса всегда представлялся старшим по возрасту.
С издателем «Опаля» они были знакомы вот уже почти тридцать лет. И Макс ценил этого энергичного, нетерпеливого, вспыльчивого, настойчивого, зачастую несправедливого, но доброго в душе человека, который столько лет ведал его издательскими делами. Монсиньяк заключил с ним договор на первую книгу, когда Макс Марше являл собой еще чистый лист. Для оформления книги начинающего автора он даже нанял лучшего иллюстратора, притом что его рукопись была отклонена несколькими издательствами.
Издательский риск, на который пошел Монсиньяк, более чем оправдал себя. «Приключения Зайца – Сливовый Нос» стали бестселлером и были проданы во многие страны. Все последующие книги Макса Марше также выходили в издательстве «Опаль-Жёнесс», некоторые из них теперь уже стали признанной классикой детской литературы.
Когда умерла Маргарита, Монсиньяк, махнув рукой на книжную ярмарку, приехал на похороны, чтобы поддержать Макса.
– Крепитесь, Марше! – шепнул он Максу на ухо, крепко пожимая его руку. – Крепитесь! – А затем дружески обнял его за плечи.
Макс Марше этого не забывал.
– Скажите, Марше, – тут в голосе издателя послышались подозрительные нотки, – вы же не собираетесь нам изменить, а? Неужели тут замешан какой-то другой издатель? Может быть, в этом загвоздка? Не хотелось бы думать, что вы так поступили после всего, что мы для вас сделали, а? – выпалил он возмущенно.
– Ну знаете ли, Монсиньяк! За кого вы меня принимаете?
– А в таком случае я не вижу причины, почему бы нам не приступить к нашему новому проекту, – облегченно вздохнул Монсиньяк.
– Какому проекту? – всполошился Макс. – Я не знаю никакого нового проекта.
– Да ладно, Марше! Не заставляйте себя упрашивать! Что-то уже есть на подходе! Я это чую. Подумаешь, какая-то маленькая история! Для вас же это пустяк, легкая разминка!
– Послушайте, Монсиньяк! Отстаньте от меня, наконец, с вашими уговорами. Я – угрюмый старик, куда мне еще какая-то разминка!
– Ишь как сказано-то! Браво! Знаете что, Марше? Я к вам хорошо отношусь, но так себя жалеть, как вы, – это же просто невыносимо слушать! Пора вам выбраться из норы, в которую вы забились. Выбирайтесь, мой друг! Начинайте писать! Впустите в свою жизнь что-то новое, чтобы в ней стало посветлее. Вы и так уж слишком засиделись, спрятавшись за самшитовой изгородью!
– За изгородью, сложенной из камня! – поправил его Макс, продолжая глядеть на кусты гортензии, разросшиеся вдоль ограды.
Вот уже второй раз за эту неделю он получил выговор. Похоже на сговор между издателем и экономкой.
– Я уже и не помню, когда последний раз брался за детскую книгу, – немного помолчав, попробовал увильнуть Макс.
– Уж поверьте мне, это как ездить на велосипеде: однажды научившись, никогда не разучишься. Еще какие-нибудь причины?
Монсиньяк, как всегда, верен себе. Он не принимает отказов. Макс вздохнул:
– Причина в том, что у меня нет ни одной новой мысли.
Издатель громко расхохотался.
– Надо же такое сказать! – произнес он, нахохотавшись.
– Правда, Монсиньяк, у меня нет в запасе ни одной новой истории.
– Ну так поищите, Марше, поищите! Я совершенно уверен, что в конце концов вы отыщете замечательную историю.
Он сказал это так, будто надо было просто открыть шкаф, порыться и достать оттуда историю, как пару старых носков.
– Итак, договорились: в следующую пятницу в час встречаемся в «Издателях», и никаких возражений!
В этот маленький ресторанчик, расположенный за станцией метро «Одеон», редко забредали туристы. Здесь встречались издатели со своими авторами, представители отдела лицензирования вели переговоры с иностранными редакторами, приехавшими на книжную ярмарку. Посетители сидели в окружении книг в удобных кожаных креслах под громадными вокзальными часами, лакомились изысканными кушаньями, которые предлагало меню, или ограничивались чашечкой кофе и свежевыжатым апельсиновым соком.
Мсье Монсиньяк, которому плохо сиделось на жестких кожаных стульях других кафе, так что он очень скоро начинал на них беспокойно ерзать, чрезвычайно ценил комфорт мягких кресел. Для него это было одной из главных причин, чтобы назначать деловые встречи именно в этом ресторане.
Он мешал ложечкой в чашке с кофе эспрессо и с благоговением взирал на гладко причесанного седовласого собеседника, который два часа назад явился на встречу в строгом синем костюме. Недавно тот, якобы из-за больной спины, обзавелся прогулочной тростью – элегантной палкой с серебряным набалдашником в виде львиной головы, но Монсиньяк не мог избавиться от ощущения, что писатель просто любит пококетничать своим возрастом и, о чем бы ни зашла речь, нарочно делает так, чтобы его уговаривали.
Между тем он по-прежнему видный мужчина, подумал Монсиньяк. Живой взгляд светлых глаз выдавал в нем духовную бодрость, хотя после смерти жены он стал немногословен.
Во всяком случае, Монсиньяк с первого взгляда понял, что услышит хорошие новости, для этого достаточно было видеть смущенную улыбку, с которой Марше опустился в кресло напротив.
– Так и быть, считайте, что вы меня уломали, – сказал он без долгих предисловий. – Нашлась у меня еще одна история.
– Интересно, почему меня это не удивляет? – ответил Монсиньяк с довольным смешком.
Монсиньяк нисколько не удивился и тогда, когда всего через две недели получил по электронной почте готовую историю, то есть, можно сказать, прежде, чем высохли чернила на договоре. Некоторым писателям требуется, чтобы их немного растормошили, и тогда дело идет как по маслу.
– Чудесная история, просто замечательная! – радостно восклицал он по телефону. Прочитав рукопись, он тотчас же позвонил автору, который на этот раз сразу снял трубку, как будто только и ждал звонка. – Вы превзошли самого себя, мой друг!
Затем, правда, Монсиньяку потребовалось все его красноречие, чтобы убедить автора в необходимости сменить иллюстратора для новой книжки.
– Это почему еще? – уперся Макс. – Почему нельзя опять поручить это Эдуарду? Я очень ценю его, и работать с ним всегда было одно удовольствие.
Монсиньяк мысленно вздохнул. Тяжеловесные рисунки Эдуарда Гризо, которому шел уже восьмой десяток и который теперь не признавал ничего, кроме ксилографии, совершенно не отвечали современным требованиям оформления детских книжек. Надо идти в ногу со временем. Такова жизнь.
– Нет-нет, Марше, здесь надо что-нибудь повоздушнее. Я тут наметил одну молодую художницу, у нее совершенно неповторимый почерк, мне он понравился. Она еще не пользуется большой известностью, но зато у нее полно свежих идей. Незатасканная манера. Оригинальность. Жадность к работе. Как раз то, что нужно для вашей истории о синем тигре. Она рисует открытки.
– Открытки? – недоверчиво протянул Марше. – Гризо – профессиональный художник, а вы хотите поручить работу дилетантке?
– Не будьте таким предвзятым, Марше! Надо сохранять открытость чему-то новому. Ее зовут Розали Лоран, и она держит лавочку с открытками на улице дю-Драгон. Вы бы как-нибудь просто заглянули к ней туда, а потом скажете мне, какое у вас впечатление.
И так случилось, что несколько дней спустя Макс Марше остановился перед лавочкой Розали и нетерпеливо постучал палкой в запертую дверь, окаймленную голубой рамкой.
4
Розали не сразу услышала стук. Она рисовала за столом, непричесанная, в джинсах и пуловере, слушая песню Владимира Высоцкого про Одессу. Розали понимала только два слова: «Одесса» и «принцесса». В такт музыке она покачивала ногой.
Понедельник был единственным днем недели, когда «Луна-Луна», как и многие другие магазины Парижа, была закрыта.
К сожалению, день начался неудачно. Попытка отговорить мсье Пикара от нового повышения арендной платы закончилась громкими пререканиями. Розали просто не удержалась и обругала хозяина капиталистом и кровопийцей.
– Вы слишком много себе позволяете, мадемуазель Лоран, слишком много себе позволяете! – закричал мсье Пикар, сверкая глазками-пуговками. – Такова цена аренды в Сен-Жермене. Пожалуйста, съезжайте, если она вас не устраивает. Я могу хоть сегодня сдать эту лавочку «Оранжу». Если хотите знать, они заплатят и вдвое больше.
– «Оранжу»? Это еще кто такие? А, так вы говорите о конторе по предоставлению услуг мобильной связи? И вы хотите вместо моего хорошенького магазинчика пустить сюда мобильщиков? Вы готовы дойти до такой низости? – повысила голос Розали и с нестерпимо бьющимся сердцем бегом спустилась по выщербленной каменной лестнице (мсье Пикар жил на четвертом этаже) и так хлопнула дверью, что грохот прошел по всему подъезду.
Тут она дрожащими руками зажгла сигарету. Стоя у окна, она пускала дым в утреннее парижское небо. Дело было серьезнее, чем она думала. Судя по всему, ей придется-таки бросить заработанные с таким трудом денежки в ненасытную пасть мсье Пикара. Розали только и оставалось надеяться, что в дальнейшем она тоже сможет наскрести столько, чтобы расплатиться за аренду. Как обидно, что она не владелица помещения! Надо хорошенько пораскинуть мозгами. Авось что-нибудь придумается.
Розали сварила себе кофе и вернулась за чертежный стол. Слушая музыку и работая над рисунками, она успокоилась. «Еще посмотрим, мсье Пикар, кто кого! – подумала она, делая размашистыми буквами надпись под готовым рисунком. – Так легко вы от меня не отделаетесь!» Тут внизу постучали, но она не услышала и с удовольствием оглядела свое творение.
«И весна порой исполняет обещания, которых не сдержала зима».
– Будем надеяться, что да! – произнесла она как бы про себя.
Внизу снова раздался громкий и настойчивый стук. На этот раз Розали его услышала. Она удивилась и отложила карандаш. Розали никого не ждала. Лавка была закрыта, почта уже приходила, а Рене весь день был занят со своими клиентками.
– Слышу! Сейчас открою! – крикнула она и, на ходу подбирая волосы заколкой, спустилась по узкой деревянной лестнице.
Уильям Моррис, спавший внизу в своей корзинке, приподнял было мордочку и снова опустил ее на белые лапки. За дверью стоял пожилой господин в синем дождевом плаще с шарфом в тон и нетерпеливо стучал по стеклу набалдашником палки.
Она повернула оставленный в замке ключ и отворила дверь.
– Эй, что это вы, мсье! Так и стекло выбить недолго, – сердито встретила Розали посетителя. – Вы что, читать не умеете? Сегодня у нас закрыто, – добавила она, кивнув на вывешенную на двери табличку.
Старик не счел нужным извиниться. Вопросительно приподняв седые кустистые брови, он окинул ее внимательным взглядом.
– Вы – Розали Лоран? – спросил он.
– Не сегодня, – бросила она раздраженно, убирая за ухо выбившуюся прядь.
Что это он вздумал? Учинять ей допрос?
– Простите? – переспросил он.
– Не важно, забудьте!
Господин в синем плаще смотрел на нее с недовольным выражением. Вероятно, плохо слышит.
– Вам лучше прийти завтра, мсье, – повторила она уже громче. – Здесь сегодня закрыто.
– Да не кричите вы так, – обиделся посетитель. – Я пока что еще не оглох.
– Рада за вас, – не осталась она в долгу. – Итак, au revoir[10], до завтра!
Она закрыла дверь и собралась уходить, но тут он снова принялся стучать в стекло. Она тяжело вздохнула и повернулась к нему.
– Да? – вопросительно произнесла она, снова открыв дверь.
Он опять бросил на нее испытующий взгляд.
– Так Розали Лоран – это все-таки вы или нет? – спросил он.
– Да, я, – ответила Розали.
Ей уже самой стало интересно, что ему нужно.
– О, это хорошо, – произнес он. – Значит, это та самая лавка. Можно мне войти?
Он шагнул через порог.
Розали растерянно отступила, пропуская его.
– Вообще-то, мы сегодня закрыты, – повторила она.
– Да-да. Это я уже слышал. Но видите ли, – продолжал он, делая следующий шаг и оглядываясь в лавке, – я специально приехал в Париж, чтобы посмотреть, действительно ли ваши рисунки подходят.
Он прошел вглубь лавки и нечаянно споткнулся о стоявший посередине деревянный столик, керамический стаканчик с карандашами резко пошатнулся.
– Какая же тут у вас теснота, – сказал он укоризненно.
Розали придержала стаканчик. А он уже протянул свою большую руку, чтобы взять открытку с цветами, которая лежала на столике.
– Это ваш рисунок? – спросил он строго.
– Нет, – помотала головой удивленная Розали.
Он прищурился:
– Слава богу! – И положил открытку на место. – Уж это бы никак не подошло.
– А-а?
Розали ни слова не поняла. Очевидно, у этого хорошо одетого господина не все в порядке с головой.
– Мои открытки выставлены на стойке там, у дверей. Вы, наверное, хотели заказать открытку с пожеланиями? – попыталась она достучаться до его сознания.
– Открытку с пожеланием? Это что еще такое? Разве у нас Рождество?
Розали обиженно промолчала. Скрестив руки на груди, она молча смотрела, как он подошел к стойке с открытками и стал вынимать их одну за другой, близко подносил каждую к глазам, нахмурясь, рассматривал и не спеша ставил на место.
– Очень даже неплохо, – рассеянно бормотал он себе под нос. – Гм… Да, это бы, пожалуй, и правда подошло…
Розали нетерпеливо кашлянула.
– Мсье, – окликнула она посетителя. – Мне некогда стоять тут весь день. Если хотите купить открытку, то выбирайте скорей. Или приходите в другой раз.
– Но, мадемуазель, я к вам вовсе не за открыткой. – Он удивленно вскинул голову, сдвинул за спину висевшую через плечо коричневую сумку и сделал шаг назад. – Я хотел вам сказать…
Договорить фразу ему не удалось. Отступая назад, он сам не заметил, как угодил палкой в корзинку Уильяма Морриса. А точнее говоря, не заметил и Уильяма Морриса. Собачка, которая только что мирно спала, свернувшись пушистым калачиком, вдруг взвизгнула от боли и начала лаять как безумная, а это роковым образом повлекло за собой цепную реакцию.
Уильям Моррис залаял, пожилой господин испугался, пошатнулся, наткнулся на стойку с открытками, выронил палку, а дальше события завертелись с бешеной скоростью, так что Розали уже не успела подскочить, прежде чем все начало рушиться; со страшным грохотом вещи стали валиться по принципу домино, а в довершение беды пожилой господин в синем плаще во весь рост растянулся на каменном полу. Причем в поисках опоры он схватился рукой за стойку, с которой уже попадали все открытки, и в придачу повалил вторую, так что открытки взлетели с нее одним махом, а затем медленно и плавно осели на полу.
Наступила мгновенная тишина. Даже Уильям Моррис от страха перестал лаять.
– Ой, господи! – Розали прижала руку к губам.
В следующую секунду она уже опустилась на колени рядом с лежащим господином, на лбу у него красовалась упавшая голубая поздравительная открытка.
«Каждый поцелуй – это маленькое землетрясение», – было написано на открытке.
– Вы целы? – Розали осторожно сняла с его головы открытку и сейчас вглядывалась в искаженное болью лицо незнакомца.
Он со стоном открыл глаза.
– А-а-ах! Черт! Спина! – выговорил он и попытался встать. – Что случилось?
Он сердито посмотрел на погнутую проволочную стойку для открыток, оказавшуюся у него на груди, и на валявшиеся вокруг открытки.
Розали озабоченно взглянула на него и освободила из-под пустой стойки:
– Неужели вы ничего не помните?
Господи, только бы у старика не было сотрясения мозга!
– Моя собака залаяла, и вы опрокинули стойку с открытками.
– Да… Верно… – Незнакомец, казалось, задумался. – Собака! Откуда она вдруг взялась? Подумать только! Эта псина меня, наверное, испугала.
– А вы испугали ее – вы же поставили свою палку прямо ей на лапу.
– Да что вы? – Он, кряхтя, поднялся в сидячее положение и потер затылок.
Розали кивнула:
– Давайте я вам помогу! Вы можете встать?
Она подхватила его под локоть, и он кое-как поднялся на ноги.
– Ох! Вот чертово невезение! – Он схватился за поясницу. – Подайте мне палку! Проклятая спина!
– Возьмите!
Он неуверенно сделал несколько шагов, и Розали отвела его к креслу, которое стояло в углу радом с кассовым столиком.
– Присядьте и отдохните! Принести вам стакан воды?
Незнакомец осторожно сел, вытянул свои длинные ноги и, принимая из ее рук стакан с водой, попытался выдавить из себя улыбку.
– Надо же, какая незадача! – произнес он, качая головой. – Но Монсиньяк был действительно прав. Вы – то, что надо для «Синего тигра».
– А-а-а… Как вы сказали? – Розали широко раскрыла глаза и смотрела на него, закусив губу.
По-видимому, дело обстоит хуже, чем она думала. Бедняга, похоже, сильно пострадал. Только этого не хватало! Она почувствовала нарастающую панику. У нее не было на собаку страховки в случае гражданской ответственности. Что, если этому человеку нанесен вред?
Розали была чемпионкой по части предугадывания всяческих несчастий. Стоило чему-то случиться, как она мгновенно представляла себе все, что еще может произойти, не исключая самого худшего. Все это прокручивалось у нее в голове как кинофильм, только быстрее.
Мысленно она уже видела перед глазами явившуюся в лавку толпу возмущенных родственников, которые обличающе показывали пальцем на собачью корзинку с сидящим в ней Уильямом Моррисом, а тот виновато прятал глаза. Она так и слышала гнусавый голос мсье Пикара: «А что я вам говорил! Собакам не место в лавке». Но ведь Уильям Моррис был смирный как овечка. Он же не делал ничего плохого. Он сидел, испуганно забившись под прилавок, и смотрел на нее оттуда круглыми глазами.
– Странно, но вы мне кого-то напоминаете, – сказал незнакомец в синем плаще. – А вы как – любите детские книги?
Он наклонился вперед и тихонько застонал.
Розали проглотила комок в горле. У бедняги все мысли в голове перепутались, это же сразу видно.
– Послушайте, мсье, вы уж посидите спокойно, хорошо? Не двигайтесь! По-моему, нам нужно вызвать врача.
– Нет-нет, как-нибудь обойдется! – отмахнулся незнакомец. – Не надо мне никакого врача. – Он ослабил на шее шарф и глубоко вздохнул.
Она внимательно посмотрела на него. Сейчас он производил впечатление совершенно нормального человека. Но впечатление могло быть обманчивым.
– Хотите… Хотите, я кому-нибудь позвоню, чтобы за вами приехали?
Он снова помотал головой:
– Не нужно. Вот приму сейчас эту дурацкую таблетку, и все пройдет.
Она на секунду задумалась. Дурацкую таблетку? Это как понимать? Может быть, он сидит на психотропных лекарствах? Может быть, все-таки лучше позвать кого-то на помощь?
– Вы живете где-нибудь поблизости?
– Нет, нет. Когда-то я жил в Париже. Но это было давно. Я приехал на поезде.
Розали сделалось не по себе. Этот человек с самого начала вел себя как-то странно. Она с сомнением посмотрела в его сторону. Ведь постоянно приходится слышать про недееспособных стариков, которые пропадают из дому, потому что ушли и заблудились.
– Скажите, мсье… А как вас зовут? Я хочу сказать, вы можете вспомнить свое имя? – осторожно спросила Розали.
Он удивленно вскинул голову. Затем громко расхохотался.
– Послушайте, мадемуазель, – с головой у меня все в порядке, не в порядке спина, – заявил он с широкой улыбкой, и Розали почувствовала, как краснеет. – Извините, что я забыл представиться. – Он протянул ей руку, и она нерешительно ее пожала. – Макс Марше.
Розали остолбенела от неожиданности и покраснела еще больше.
– Не может быть! – запинаясь, сказала она. – Вы – Макс Марше? То есть тот самый Макс Марше? Детский писатель? Тот, кто написал «Зайца – Сливовый Нос» и «Маленькую ледяную фею»?
– Он самый, – подтвердил Макс, улыбаясь. – Не хотели бы вы, мадемуазель Лоран, сделать иллюстрации к моей новой книжке?
Макс Марше был героем ее детства. Розали с восторгом прочла все его книги. Она полюбила историю «Маленькой ледяной феи», а приключения зайца Сливовый Нос запомнила чуть ли не наизусть. По книжкам, которые она летом брала с собой на дачу и читала на ночь в кровати, было заметно, что они не стояли без дела на полке: они были сильно захватаны, в них было много загнутых уголков, а кое-где страницы даже заляпаны шоколадными пятнами. Эти книги до сих пор стояли дома в шкафу в бывшей детской. Розали даже во сне не могло присниться, что она когда-нибудь познакомится с самим Максом Марше. А уж что она однажды станет иллюстратором его книги – это… Это и вообще походило на чудо.
Несмотря на то что первое знакомство со знаменитым детским писателем произошло довольно сумбурно, если не сказать – ошеломительно, остальное в тот день складывалось удачно.
Макс Марше рассказал Розали о своем издателе Монсиньяке, который, как оказалось, первым обратил на нее внимание, когда его жена Габриэль после продолжительной прогулки по сен-жерменским магазинам вернулась с покупками, среди которых была не только хорошенькая сумочка, купленная в «Секвойе» на улице дю-Вьё-Коломбье, и туфельки от «Скарпы» на улице дю-Драгон, но и несколько поздравительных открыток, которые нарисовала Розали.
В отличие от Макса, мадам Монсиньяк, побывав в лавке, не учинила там никакого разгрома.
Оправившись от испуга и выяснив все недоразумения, Розали весело собрала с пола разлетевшиеся открытки и навела в лавке порядок.
Нежданный гость, хоть и рад был бы ей помочь, при всем желании не мог этого сделать. Макс Марше все это время просидел в кресле, не вставая. Дело кончилось тем, что Розали, отказавшись от мысли вызвать врача, на всякий случай позвонила Рене.
– Прострел, – определил Рене, оглядев Макса взглядом профессионала, и сразу же созвонился со своим приятелем, костоправом Венсаном Мора, который вел прием неподалеку от «Луны-Луны».
И вскоре пациент был уже у него и лежал на кожаном массажном столе. Под крепким нажатием уверенной руки Венсана Мора в крестцово-подвздошном суставе что-то несколько раз громко хрустнуло, и уже вскоре Марше покинул приемную костоправа, поняв, к своему изумлению, что совершенно избавился от боли.
Он чувствовал себя помолодевшим на десять лет и, помахивая тростью, бодрой походкой вернулся в лавочку на улице дю-Драгон, чтобы пригласить ее владелицу вместе с Рене в ресторан. После всего случившегося Макс хоть как-то решил их отблагодарить и, к собственному удивлению, понял, что делает это с искренним удовольствием.
Во-первых, что-то подсказывало ему, что из Розали Лоран получится хороший иллюстратор. А кроме того, у него впервые за долгое время не болела спина.
Так что, можно сказать, он убил сразу двух зайцев.
Розали в этот вечер от волнения никак не могла уснуть. Рядом блаженно похрапывал Рене, которого сразу сморило после изобильного ужина с двумя бутылками красного вина, от такого угощения, состоявшего из превосходного цыпленка в винном соусе и непривычного для него высококалорийного десерта в виде крем-брюле, он уснул как убитый. В кухне за закрытой дверью отсыпался, дергая во сне лапками, утомленный переживаниями Уильям Моррис, который после всего случившегося целый день, не вылезая, просидел под прилавком, недоверчиво поглядывая на стойку с открытками.
Розали улыбалась, устремив взор в потолок.
Прежде чем и ее сморил сон, она достала из-под кровати голубую записную книжечку и сделала очередную запись:
Самое худшее в этот день:
Хотя лавка была закрыта, явился вдруг какой-то сердитый человек и опрокинул стойку с моими открытками.
Самое лучшее в этот день:
Сердитый человек, оказывается, был МАКС МАРШЕ, и я, Розали Лоран, буду иллюстрировать его книгу!
5
И вот вскоре, в один весенний апрельский денек, в жизнь Розали вошла история про синего тигра, навсегда изменив ее течение. В конце концов, в жизни каждого человека бывает своя история, которая становится поворотным пунктом, хотя далеко не все люди это осознают.
Когда утром Розали вышла открывать лавку и, как всегда, посмотрела вверх, она увидела над головой фарфоровое небо такой нежной и прозрачной голубизны, какая бывает только после прошедшего над Парижем проливного дождя в апреле. Мостовая еще не просохла, на тротуаре две птички ссорились из-за кусочка хлеба, в лавке напротив поднимали жалюзи над витриной, и у Розали впервые появилось чувство, что сегодня наступил особенный день, когда начнется что-то новое.
После памятного посещения Макса Марше она каждый день ожидала обещанного письма. Ей все еще трудно было поверить, что это ей предстоит иллюстрировать его новую книжку. Она надеялась, что не разочарует знаменитого писателя и его издателя. Во всяком случае, она постарается вложить в рисунки все, на что только способна. Это был ее великий шанс. «Иллюстрации Розали Лоран». Она заранее чувствовала прилив необыкновенной гордости. То-то ее мать удивится! А уж тетушка Полетта тем более! Бедная тетя Полетта! Как жаль, что она не видит!
Пока еще никто не знал, что она получила этот заказ. Разумеется, кроме Рене. «Круто! – сказал Рене. – Ты станешь настоящей знаменитостью». Вот за это она и любила Рене. Он всегда радовался ее удачам и никогда не завидовал. Он был не из тех, кто все время сравнивает себя с другими, и в этом, наверное, заключалась тайна его ровного характера, хотя сам он об этом вряд ли задумывался.
Выйдя в вестибюль, она почувствовала, как у нее радостно подпрыгнуло сердце. Еще издалека она заметила белый конверт, наполовину высунувшийся из почтового ящика, и сразу же поняла, что это рукопись, присланная ей из издательства.
Иногда выпадают такие дни, когда все складывается удачно, и даже в почтовом ящике может оказаться только что-то хорошее.
С сильно забившимся сердцем Розали прижала конверт к груди. Ей не терпелось поскорее прочитать эту историю, и она быстрым шагом вернулась в лавку. Но хорошая погода с утра выманила на улицу много народа, и не успела Розали вскрыть конверт, как в лавку уже зашла молодая женщина, чтобы купить авторучку для своего крестника. Она долго советовалась с Розали, какую ей выбрать, и в конце концов остановилась на темно-зеленой ручке «Ватерман» с мраморным рисунком.
Весь день в лавке не прерывался поток покупателей. То и дело кто-нибудь заходил, чтобы купить открытку или подарочную бумагу, закладку, музыкальную игрушку или шоколадку с цитатами знаменитых поэтов. Некоторые делали заказ на открытку с пожеланием. Колокольчик над дверью не умолкал, и Розали пришлось потерпеть до вечера, пока наконец не ушел последний покупатель – десятилетний рыжий мальчишка с веснушками, который пришел купить своей маме на день рождения пресс-папье и никак не мог решить, которое выбрать.
– Что мне взять? Сердечко из роз? Листок клевера? Или парусник? – переспрашивал мальчик, устремив жадный взгляд на трехмачтовый корабль. – Как по-вашему, маме понравится парусник? Такой корабль – это же очень здорово, правда?
Розали невольно улыбнулась, когда он в последний момент все-таки решил взять сердечко из роз.
– Хороший выбор, – сказала она. – Сердечки и розы – это то, чем ты всегда угодишь женщине.
Наконец в зале настала тишина. Розали заперла дверь, опустила решетку и сняла кассу. Затем она взялась за белый конверт, который так и пролежал весь день на столике из мягкого дерева, и поднялась в свою квартиру. На кухне она поставила чайник и взяла свою любимую чашку – изделие из серии «L’oiseau bleu»[11] мануфактуры Жьен, которую она откопала на блошином рынке.
Розали села на свою французскую кровать, накрытую бело-голубым покрывалом и украшенную нарядными подушечками, которая днем служила ей вместо дивана, включила торшер и отпила из чашки чая с лимоном. Рядом зазывно белел утренний конверт. Розали бережно вскрыла его и вынула манускрипт, к которому скрепкой была пришпилена визитная карточка, на ней от руки было написано несколько строк:
Дорогая мадемуазель Розали!
Было очень приятно с Вами познакомиться. Вот Вам «Синий тигр». С нетерпением жду Вашего отзыва – что Вам придумалось и какие у Вас будут по этому поводу предложения.
Искренне Ваш,
Макс Марше.
P. S. Передайте мой привет Уильяму Моррису. Надеюсь, он оправился от испуга.
Розали улыбнулась. Очень мило с его стороны вспомнить собачку. И это обращение – «мадемуазель Розали»! Такое старомодное – почтительное и в то же время личное, по ее ощущению.
Она поудобнее пристроила две подушки и прислонилась, положив рукопись себе на колени.
И вот она принялась читать.
Макс МаршеСиний тигрКогда Элоизе исполнилось восемь лет, с ней произошел совершенно невероятный случай, нечто такое, во что трудно было поверить, а между тем все именно так и было.
Элоиза была веселой девочкой с белокурыми волосами и зелеными глазами, забавным веснушчатым носиком и немного великоватым ртом. Как у большинства девочек, у нее была богатая фантазия, и она умела выдумывать самые удивительные истории.
Она твердо верила в то, что ее мягкие игрушки по ночам между собой разговаривают, а в колокольчиках, которые растут в саду, живут эльфы, такие крошечные, что человеческому глазу их не разглядеть. Она была почти уверена, что на коврах можно летать, если только знать волшебное слово, а купаясь в ванне, надо вынимать затычку только после того, как из нее выйдешь, чтобы тебя нечаянно не утянул в сливное отверстие водяной.
Элоиза жила с родителями и собачкой Бабу на хорошенькой белой вилле на окраине Парижа, совсем рядом с Булонским лесом. Булонский лес – это такой огромный-преогромный парк, но он действительно больше похож на лес. Элоиза часто ходила сюда по воскресеньям с родителями на пикник или чтобы покататься на лодке, но самым любимым местом в Булонском лесу у нее был маленький парк Багатель – зачарованный уголок с прекрасным розовым садом. Как же там чудесно пахло! Попав туда, Элоиза старалась дышать как можно глубже.
В парке Багатель был свой маленький дворец со стенами розового цвета, такого нежного, какой только возможно себе вообразить. И папа Элоизы рассказывал, что дворец этот давным-давно построил один молодой граф для королевы всего за шестьдесят четыре дня.
Элоиза и сама мечтала быть принцессой, и ей очень это понравилось. «Когда я буду большая, то выйду замуж только за того, кто тоже построит мне дворец за шестьдесят четыре дня», – воскликнула она, а папа засмеялся и сказал, что тогда ей лучше всего выходить замуж за архитектора.
Среди знакомых Элоизы не было ни одного архитектора, зато был мальчик Морис, живший с мамой в конце той же улицы. У них был маленький домик, со всех сторон окруженный яблонями.
Как-то раз Морис стоял у забора, когда мимо вприпрыжку пробегала Элоиза.
– Хочешь яблоко? – спросил он ее и с застенчивой улыбкой протянул через забор большое румяное яблоко.
Элоиза взяла яблоко и откусила немножко, а потом протянула его вихрастому, светловолосому мальчику, чтобы он тоже откусил.
Читать бесплатно другие книги:
