Враг у порога Гаррисон Гарри

— Ребята, там, куда вы едете, жуткая жарища!

— Вам бы скинуть свои шерстяные кафтаны, как змея сбрасывает кожу!

На суше молва прямо-таки гудела о цели их путешествия. Все были абсолютно уверены, что направляются в Мексику. Сбоку, глядя, как солдаты, увешанные ранцами и винтовками, взбираются по сходням на корабль, стоял генерал Мигер со своим штабом. Он изо всех сил крепился, дабы хранить на своем лице суровое выражение, подобающее происходящему; бригада, отплывающая на войну, — это вам не шуточки. Но если бы он дал себе волю, то ухмылялся бы, как деревенский дурачок. Потому что только он один из всех присутствующих знал об истинной цели путешествия. Работа с генералами Шерманом и Ли над планом вторжения была изнурительной и трудной, но доставляла ему массу удовольствия. Теперь с планами покончено, секретные приказы написаны, но как он хотел бы взглянуть на лица своих подчиненных, когда откроет им, что истинной их целью является Ирландия. Ему требовалось прикладывать немалые усилия, чтобы не расплыться в широкой ухмылке. С этим удовольствием придется обождать, пока корабль не выйдет в открытое море.

Вдоль всего атлантического побережья корабли готовились к отплытию. Более тихоходные еще вчера отправились в путь к точке сбора у побережья Флориды. Транспорты с войсками южан тоже выходили в путь из портов Мексиканского залива. В море вышла самая большая оккупационная армия из всех, какие видел свет, готовясь доставить войну к вражескому порогу.

А еще дальше к югу флот броненосцев в последний раз загрузил уголь в Южной Америке и вышел в море. Курс его лежал на юг, вдали от земли. Флот двигался этим курсом до полуночи, когда были вскрыты секретные приказы. И на каждом корабле разыгралась точь-в-точь такая же сцена, как на борту «Мстителя». Капитан, рядом с которым стоял его первый помощник, аккуратно взрезал конверт, извлек тоненькую стопку бумаг и развернул ее. Зачитал первую страницу только до половины, и челюсть у него отвисла.

— Ну, черт меня подери! Мы все-таки не будем огибать Горн.

— А что же тогда, капитан?

— Да мы пересекаем Атлантику для встречи с остальным ударным флотом.

— А по кому мы ударим, сэр? — умоляющим тоном спросил офицер.

— Мы вторгнемся в Ирландию, вот что! Мы отправимся туда и высадимся, пока британцы будут ловить ворон. Боже, с каким удовольствием я бы увидел их лица, когда они узнают, что мы сделали!

— А можно мне сказать экипажу?

— Несомненно! Теперь они все равно ничего никому не расскажут.

Недолгое ошеломленное молчание взорвалось криками радости и воинственными кличами.

Вахтенные, спавшие в матросском кубрике, проснувшись от крика, перепугались.

— Что случилось?!

— По нам попали?!

Тут дверь распахнулась, и матрос, просунув в нее голову, крикнул:

— Мы идем в Ирландию, ребята, Мексика была просто для отвода глаз! Мы врежем этим бриттам прямо у них на задворках!

Штурвалы повернулись, и корабли вздыбились, описывая в воде пенные дуги, сворачивая к востоку.

* * *

Но в Джексоне, штат Миссисипи, не думали о дальней войне между другими нациями. Здесь находились жертвы вековой расовой розни, все еще делившей эту нацию надвое. Три человека на крыльце церкви были все еще ошеломлены внезапностью происшедшего. Они подняли покойника с дороги и положили на голые, потрескавшиеся доски крыльца.

— Не понимаю, как такое могло случиться? — спросил преподобный Ломаке.

— Они выволокши меня из постели, — объяснил Брэдфорд. — Хотевши меня линчевать, потому как я не рвал хлопок. Накинули петлю, а опосля стрельба…

— Я услышал, как они подъезжают, — подхватил Л. Д. Льюис. — Они не таились. Думаю, хотели, чтобы вся округа знала, чем они занимаются. Ставят зарвавшихся негров на свое место — прямиком на самое дно. Если бы они только покричали или, скажем, сожгли крест, я бы и пальцем не шелохнул. Но они собирались повесить этого человека прямо перед церковью. А потом сжечь церковь и Фридменовское бюро. А когда я крикнул предостережение, они просто начали стрелять. Мне только и оставалось, что отстреливаться. Я опорожнил весь магазин. Должно быть, по такому количеству пуль они решили, что здесь целый взвод. Припустили отсюда так, что только пятки засверкали. Одно дело нападать на беззащитных, прячась под колпаками, — и совсем другое стоять под пулями. Теперь надо как-то разбираться с этим бардаком. Вы уверены насчет личности этого убитого бандита?

— Это он, никаких сомнений. Это мистер Джефферсон Дэвис. Тот, что был президентом Конфедерации. Пожалуй, надо бы отнести его в церковь, а не бросать здесь.

Не ощутив к покойному ни малейшего почтения, Л. Д, подхватил его под мышки и поволок внутрь. Потом вышел на улицу, отыскал белый колпак, приподнял голову трупа и натянул колпак на нее.

— Таким мы его нашли, таким он пусть и будет. Теперь он всего лишь безымянный покойник, и по праву, сам заслужил. И мы отправимся вслед за ним, если не поторопимся. Есть ли тут поблизости болото или река?

— Ручей в полумиле отсюда, впадает в реку Пирл.

— Брэдфорд, ты знаешь туда дорогу? Сможешь найти ее в темноте?

— Как не найтить, — пробормотал тот, все еще ошеломленный событиями этой ночи.

— Хорошо. Тогда мы с тобой отправимся туда, утопим эту винтовку и все боеприпасы в самом глубоком месте. У тебя большая семья здесь, Брэдфорд?

— Только я да папаня, с тех пор…

— Извини, ему придется обойтись пока без тебя. Это лучше, чем если бы тебя повесили. Преподобный простится с ним от твоего имени. Позже, может быть, ты сможешь послать за ним.

— Я чегой-то не пойму…

— Мы с тобой уходим сейчас же — и обратно ты не вернешься. В этом городе ты отправишься на тот свет в ту же секунду, как тебя увидят. Мы избавимся от ружья и патронов, а потом двинем дальше. Когда я шел с поезда, я видел сортировочную станцию за окраиной — там масса путей и поездов. Ты сможешь найти ее?

— Непременно.

— Тогда пошли. Дело за вами, преподобный, вы должны донести об этом в полицию. Вот что вам надо сказать. Вы услышали стрельбу у церкви, проснулись, взяли свое ружье и пришли посмотреть, что случилось. Все уже скрылись. Но вы нашли на дороге покойника. Это достаточно близко к истине, чтобы не слишком тревожить вашу совесть. Вы не солжете, а просто умолчите кое о чем, чтобы спасти Брэдфорду жизнь. Затем, увидев покойника, вы вошли внутрь и написали записку об убийстве. Пошли в ближайший дом, разбудили их, послали мальчика с запиской в город. Разве не так вы поступили бы?

— Да, именно так. Но…

— Никаких но, это все, что вам известно и что вы скажете. Но дайте нам хотя бы полчаса, прежде чем посылать записку. Я хочу успеть сесть на товарный поезд и убраться как можно дальше отсюда к восходу. Я сожалею о случившемся. Я не хотел, чтобы все так кончилось. Я прибыл сюда, чтобы защитить вас, но, боюсь, навлек еще худшие бедствия, нежели прежде. В этом я искренне раскаиваюсь. Но я предпочитаю видеть покойным этого бандита, кем бы он ни был, а не Брэдфорда. А теперь — пошли.

Топот бегущих ног скоро стих во тьме. Ломаке порывисто перевел дыхание. Грядут большие, огромные беды. Он помолился, чтобы убийства на этом закончились, помолился вслух, как будто звук его голоса мог заставить желание осуществиться.

Часы остались в доме, поэтому он не знал, который час. Когда прошло не менее получаса, он пошел по тропе до дома Бродериков и стучал в дверь, пока кто-то не крикнул изнутри:

— Кто там?

— Это я, преподобный Ломаке. Открой дверь, будь любезен, Франклин!

Он написал записку для шерифа, попутно рассказав Бродерику, что случилось. Но не сказал, кем был бандит. Дело и без того обстоит достаточно скверно. Потом подросток, сын Бродерика, убежал в город с запиской.

— Ступайте в постель, — сказал Ломаке. — И поспите. Скоро здесь будет довольно шумно.

Он медленно шагал обратно в церковь, погрузившись в раздумья. Ничего доброго из этого не выйдет, и он тревожился о своих прихожанах. Подходя, он увидел, что дверь церкви распахнута, хотя не сомневался, что закрыл ее. Когда он уже поднялся на крыльцо, из церкви вышел Л. Д. Льюис. По-прежнему с винтовкой.

— Не тревожьтесь за Брэдфорда, — сказал он. — Я посадил его на поезд, и он уже далеко. Я велел ему отправиться в ближайший крупный город и обратиться во Фридменовское бюро. Рассказать обо всем, что случилось. Там о нем позаботятся, тут сомневаться нечего.

— Но вы.., вы вернулись!

— Верное дело, вернулся, — отозвался Л. Д, со смешком. — Никто не говорил, что я чересчур смекалист, но я не могу позволить вам испить горькую чашу в одиночку. И потом, мне было не по себе от того, что я просил вас лгать. У меня винтовка и все такое. Я отдам ее шерифу.

— Они убьют вас!

— Может, и нет. В этой стране вроде бы есть закон. Вот давайте подождем и посмотрим, как этот закон работает.

Ждать пришлось долго. Солнце поднялось уже довольно высоко, а шериф все не шел.

— Похоже, здесь не слишком-то тревожатся, когда людей убивают, — заметил Л. Д.

— О, господь всемилостивый! — встрепенулся преподобный Ломаке. — Это я виноват. В записке я просто написал, что разбужен оружейной стрельбой у церкви, а потом нашел убитого. Я не написал, что он белый.

— Вот и хорошо, а то бы, наверное, сюда прибежала толпа линчевателей. Нельзя ли выпить кофе, пока мы ждем?

— Да, конечно. Я ужасно негостеприимен. Обе женщины, работающие во Фридменовском бюро, пришли в восемь. Рассказав им о случившемся, преподобный отправил их по домам. Шериф Бубба Бойс пришел лишь после девяти. Л. Д, вынес из конторы стул и сидел на крыльце.

— Кто ты, парень? — спросил шериф, хмуро разглядывая его и его синий китель.

— Я сержант Льюис, 29-й Коннектикутский. Сейчас работаю во Фридменовском бюро.

— Я слыхал, тут у вас вчера ночью стреляли. Куда это Ломаке запропастился? — шериф с пыхтением выбрался из седла. Его крупный живот выпячивался, нависая над портупеей.

Услышав голоса. Ломаке вышел из церкви.

— Где этот труп? — осведомился шериф.

— Внутри. Я не хотел оставлять его на улице.

— Неглупо. Ты знаешь, кто это? Но прежде чем преподобный успел ответить, его перебил Л. Д.

— Трудно узнать, кто это, шериф, когда он в колпаке.

— Негр в колпаке… — озадаченно буркнул шериф. И тут глаза его сузились, когда смысл сказанного дошел до сознания. Он протопал, склонился над трупом и сдернул колпак. — Ну, черт меня подери со всеми потрохами!

Секунду спустя он выскочил из церкви, расстегивая кобуру и вопя:

— Да вы знаете, кто там лежит на полу?! Это не кто иной, как мистер Джефферсон Дэвис собственной персоной, вот кто! Ну, черт возьми, что тут случилось вчера ночью?!

— Я услышал стрельбу… — начал Ломаке. Но Льюис остановил его, подняв ладонь.

— Я расскажу шерифу, преподобный, поскольку я был в церкви в это самое время. После полуночи я услышал топот лошадей. Шесть всадников остановились у церкви, все были в колпаках, вроде того, что лежит там. Они вели еще одну лошадь с негром в седле. Он был связан. Они сказали, что собираются повесить его и сжечь церковь. И уже приступили к этому, когда я крикнул, чтобы они перестали. Тогда они начали стрелять в меня. Я ответил на огонь для самозащиты. Этот упал с коня. Еще один всадник был ранен, но скрылся вместе с остальными. Негр убежал, я никогда не видел его прежде. Вот как все случилось, шериф.

Не снимая ладони с револьвера, шериф Бойс спросил:

— Где энто ружье, парень? — В тоне его не было даже намека на тепло.

— Внутри. Принести?

— Нет. Просто покажи его мне.

Он пропустил Л. Д, вперед и последовал за ним в заднюю комнатку. Льюис указал на винтовку, и Бойс поспешно сграбастал ее. Убедился, что она заряжена, и нацелил ее на Л. Д.

— Ступай со мной. В тюрьму.

— Вы не будете любезны пройти с нами, преподобный? — обернулся Л. Д, к Ломаксу. — После того как мы придем в тюрьму, я был бы очень благодарен, если бы вы послали телеграмму во Фридменовское бюро обо всем, что здесь случилось.

Они зашагали бок о бок по пыльной улице, а шериф следовал за ними верхом, нацелив на них винтовку.

СЕКРЕТ РАСКРЫТ

Морской порт был окружен укреплениями со всех сторон. Дон Амбросио О'Хиггинс знал это в точности, потому что последние несколько недель упорно прокладывал путь вокруг Салина-Крус. Когда он и его проводник-индеец Игнасио обследовали артиллерийские стрелковые позиции к северу от рыбачьей деревушки, они не обнаружили в броне не единой бреши, ни единого слабого местечка, которое можно было бы атаковать. В отчаянии они отправились в индейскую рыбачью деревню на тихоокеанском берегу и заплатили серебром янки за одну из долбленок. Затем темной ночью выгребли в море подальше от устья гавани, в любую минуту рискуя перевернуться на громадных тихоокеанских валах. Им удалось успешно высадиться на берег к югу от порта, и ночная разведка показала, что здесь оборонительные сооружения ничуть не уступают — если не превосходят — бастионы к северу от порта. Усталый, подавленный О'Хиггинс замкнул кольцо, вернувшись к начальной точке пути. Они уже вытаскивали каноэ на берег, когда Игнасио прижал палец к губам О'Хиггинса и безмолвно повлек его в подлесок. И только там едва слышно прошептал:

— Враги за деревьями. Я их чую.

Теперь, чувствуя себя в безопасности, британцы совсем обнаглели и начали высылать по ночам патрули.

— Гуркхи? — в ответ выдохнул О'Хиггинс. И он, и его индейцы питали огромное уважение к этим малышам из Непала, чувствовавшим себя в джунглях ничуть не хуже, а то и лучше, чем они сами.

— Нет. Другие. Не blancos.[40]

Значит, они из сипаев или еще какого-нибудь индийского полка.

— Что нам делать?

— Следуйте за мной. Мы их обогнем, опередим — и устроим засаду, когда они пойдут назад по тропе.

Оба они были вооружены скорострельными спенсеровскими винтовками. Двадцать выстрелов из темноты прикончат идущих во главе колонны. А остальные в панике убегут в джунгли. Им уже приходилось совершать подобное.

Джунгли были для Игнасио домом. Он вел О'Хиггинса по невидимым тропинкам, время от времени хватая его за руку, чтобы положить его ладонь на ветку, которую он отвел, чтобы можно было пройти.

— Тут хорошо, — наконец сказал он, вгоняя патрон в патронник, и положил винтовку в развилку дерева, толстый ствол которого защитит его тело от пуль. Скоро они выйдут вон оттуда, — взмахнул он рукой, но О'Хиггинс во тьме не разглядел этого движения.

В темном воздухе стоял звон насекомых, и О'Хиггинс изо всех сил крепился, чтобы сохранять неподвижность под их неустанными атаками. Когда он уже было совсем отчаялся, решив, что засада не удалась, послышался приближающийся шум, издаваемый вражескими солдатами. Сломалась ветка; с шелестом раздвинули листву. О'Хиггинс не открывал огня, дожидаясь, чтобы Игнасио выстрелил первым. А потом и сам разглядел врагов по движущимся во тьме силуэтам со смутно белеющими обшлагами и лацканами.

Винтовка Игнасио прогремела у самого его уха, и О'Хиггинс открыл огонь, стараясь не делать ни малейших пауз. Перезарядить и выстрелить, перезарядить и выстрелить. Послышались крики боли, вопли ужаса. В ответ раздался только один выстрел, после чего враг шумно отступил через джунгли. Игнасио отдал О'Хиггинсу свою раскаленную винтовку, выхватил мачете и скользнул вперед. Пленников они не брали.

Через минуту он вернулся, неся эполет одного из солдат. Вытер свой мачете о него и отдал эполет О'Хиггинсу; по нему можно будет узнать, из какого солдаты полка.

— Пять убитых. Остальные скрылись, — с гордостью ремесленника, хорошо сделавшего свое дело, сказал индеец, после чего развернулся, и О'Хиггинс последовал за ним к стоянке у ручья. Солнце уже взошло, когда они подходили к ней; Игнасио остановился и вскинул голову, принюхиваясь к воздуху.

— Лошади. И мой народ.

Он быстро двинулся вперед, крича что-то на диалекте своей деревни. Ему дружелюбно откликнулись, и Игнасио прошел вперед, присоединившись к кружку мужчин, сидевших вокруг костра. Как и они, он присел на корточки и стал прихлебывать из тыквы aguardiente,[41] которую они ему протянули. Оседланная лошадь спокойно пощипывала зелень, а всадник сидел на бревне неподалеку. Это был не кто иной, как Порфирио Диас.

— Все еще работаете на gringos, дон Амбросио?

— Да, небольшая разведка.

— Уж лучше вы, чем я. Я не слишком преуспел и потерял хороших людей, пытая здешних британцев на крепость. Я очень рад, что эта маленькая война для моих солдат окончена. Пусть янки с холодного севера и захватчики из-за моря сражаются между собой. Это уже не моя битва.

— Но они же вторглись в вашу страну и оккупируют мексиканскую землю?

— Меня это не тревожит. Мы должны позволить gringos сражаться за нас здесь, в джунглях. У них большие пушки и множество солдат. Я поощряю их энтузиазм. Но, по-моему, дела у них не очень-то идут. Разве не правда?

Правда это или нет, позволить себе согласиться О'Хиггинс не мог.

— Генерал Грант — великий воин. У него есть и пушки, и солдаты. Он еще не разу не потерпел поражения.

Небрежно пожав плечами, Диас сунул прутик в огонь и прикурил от него свою черную орисавскую сигару, прежде чем продолжать.

— Меня вызвали в Distrito Federal.[42] Президент Хуарес созывает новый кабинет и оказал мне честь, попросив помогать в этом великом предприятии. Мы должны отстроить эту разоренную войной страну. У него такие грандиозные планы! Скоро будут выборы, настоящие, а не порочное очковтирательство, которым занимались французы, когда выбирали Максимилиана.

— Да сбудутся ваши слова, — искренне отозвался О'Хиггинс. — От всей души молюсь об этом. — Он не стал упоминать о жестоких людях, которые наверняка снова захотят узурпировать власть, о могуществе землевладельцев и церкви, тяжким грузом висящих на усталой шее Мексики веками. Быть может, на этот раз все удастся начать с чистого листа. Только бы это произошло действительно так!

— Я отправляюсь, чтобы присоединиться к президенту Хуаресу, — сообщил Диас, вскакивая в седло. — Почему бы вам не отправиться со мной?

— Может быть, позже. Я бы с радостью принял участие в строительстве новой Мексики. Но покамест мне надо отнести рапорт к генералу.

Они собирались отправиться дальше еще утром, но сперва непременно надо передохнуть. Утром О'Хиггинс расплатился с Игнасио обещанным американским серебром и в последний раз проводил взглядом индейца, скрывшегося в джунглях вместе с соплеменниками. Больше нет смысла вести разведку, и он скажет Гранту об этом. Укрепления повсюду, и с практической точки зрения они неприступны. На какие теперь американцы пустятся ухищрения, даже представить трудно.

В полдень он дошел до первого из армейских лагерей и попросил встречи с командиром — одноглазым ветераном, полковником Рикером.

— Рассматривали их позиции, а, О'Хиггинс?

— Именно так, сэр, они весьма впечатляют.

— Вот уж действительно, — вздохнул Рикер. — Я велел рассыльному отвести вас к генералу.

На Мексиканской равнине встала могучая армия, палатки ряд за рядом и пушечные батареи. Непрекращающийся поток фургонов доставлял припасы, а в огромном лагере роились солдаты в синей и серой форме. Казалось бы, ни одно дело рук человеческих не может выстоять перед этими могучими воинами. Но О'Хиггинс видел бастионы, на которые они идут. Даже самые решительные солдаты, самые мощные снаряды множества пушек не смогут возобладать над британскими твердынями. Такова прискорбная, огорчительная истина, но долг обязывает сказать об этом генералу Гранту. Однако до того, как О'Хиггинс успел подойти к большому штабному шатру, его остановил офицер.

— У генерала сейчас совещание штаба. Вам придется подождать.

— Но вы можете хотя бы сказать ему, что я здесь? Я доставил ему чрезвычайно важный рапорт. Лейтенант задумчиво поскреб челюсть.

— Ну, можно и так.

— Я должен передать донесение его штабу.

— Я скажу, что вы здесь.

— Буду благодарен за помощь.

Долго ждать О'Хиггинсу не пришлось. Пару секунд спустя сержант высунул голову из палатки, огляделся — и махнул ему рукой.

— Сейчас генерал не может с вами поговорить. Но он хочет, чтобы вы были на совете. В глубине есть стул. Просто садитесь и не раскрывайте рта.

Усаживаясь на стул, О'Хиггинс понял, что в палатке царит полнейшая тишина. На столе перед генералом Грантом лежали его карманные часы, и он с прищуром смотрел на них из-за облака сигарного дыма.

— Без пяти, — сказал он, и эхом ему отозвался шепоток. О'Хиггинс хотел было спросить сидевшего рядом офицера, что происходит, но одумался. Очевидно, что-то важное.

Наконец генерал Грант раздавил свою сигару в металлической пепельнице, встал и взял часы.

— Вот оно! Час настал! — Эту весть встретил только ропот озадаченных голосов, и О'Хиггинс понял, что все остальные пребывают в таком же неведении о происходящем, как и он.

Кроме Гранта. Убирая часы в карман, он улыбался во весь рот, а потом радостно грохнул кулаком по столу.

— С этой минуты мы снимаем нашу осаду британских позиций. Больше не будет никаких атак, и больше ни один из наших солдат не должен будет умирать здесь, в богом забытом уголке Мексики. Но мы по-прежнему будем обстреливать укрепления, чтобы о нас не забывали. И хранить бдительность. Если они будут совершать какие-нибудь вылазки, их надо стирать в порошок, как только начнут. Но во всех остальных отношениях война на этом фронте окончилась.

— Почему.., генерал?! Почему?! — крикнул один из офицеров, не в силах сдержать любопытство.

— А я вам скажу почему. Потому что в эту самую минуту открылся новый фронт, на котором нанесен удар по врагу. Я не могу сказать вам, где это происходит, — пока, но уверяю вас, что этот массированный, смертоносный удар наносят сию секунду. Чрезвычайно мощный и крепкий, это я вам могу сказать как человек знающий, так же уверенно, как и то, что здесь, в Мексике, война закончилась. Нам остается только ждать, когда британцы отступят и смотают удочки.

О'Хиггинс догадывался, что же могло произойти, но у него хватило ума не высказывать свои догадки вслух. Пришли в движение могучие силы. Грядут великие свершения. Соединенные Штаты Америки платят врагу его же монетой.

* * *

В штате Миссисипи, в городе Джексон, Л. Д. Льюис сидел в своей камере, прислушиваясь к шуму разрастающейся толпы на улице. Преподобный Ломаке всю долгую дорогу до тюрьмы оставался с ним и подождал, пока его зарегистрируют. Шериф отправил двух помощников в фургоне забрать тело Джефферсона Дэвиса, велев Ломаксу отправляться с ними в церковь. Тот не мог отказаться и потому неохотно сел в фургон.

Вот тут-то шериф и вошел в камеру к Л. Д, и избил его до потери сознания.

— Ни одному ниггеру-янки не дозволительно приезжать на юг и стрелять в людей вроде мистера Дэвиса! Ежели тебя сперва не линчуют, то тебя ждет справедливый суд и петля, уж в этом-то я тебе ручаюсь.

Возможность линчевания тревожила шерифа, но только потому, что при этом могли сжечь тюрьму и кого-нибудь убить. Когда фургон вернулся, шериф благоговейно уложил труп в лучшей камере и потребовал от помощников клятвы, что они будут держать язык за зубами. И лишь после этого отправился к судье Рейду и рассказал ему обо всем.

— Ежели народ прослышит про это, то спалит весь город, — высказал судья свой ученый вердикт. — Надобно быстренько его засудить и повесить. А покамест пошлю-ка я за этими техасскими солдатами, чей лагерь возле города. Пускай постоят на страже. Они не в меру чванливы, так что недурно было бы малость сбить с них спесь.

А Л. Д. Льюис сидел в камере. От жары кровь на его кителе высохла, один глаз совсем заплыл, да и другим он видел с трудом. Ну, по крайней мере, все еще жив.

Вот только надолго ли?

МОГУЧАЯ АРМАДА

Еще ни разу крохотный островов Грасиоза, входящий в Азорский архипелаг, не видел подобного зрелища. В прошлом в его гавани одновременно брали уголь два, от силы три корабля. Но на этот раз… Просто невозможно поверить. Черные стальные боевые корабли запрудили весь океан за крохотным портом, угрожающе нацелив орудия на город и море. На якоре у самого берега стоял парусник и два маленьких пароходика. Трехмачтовик, на котором развивался «Юнион Джек»,[43] стал военным трофеем. Капитаны двух других кораблей — одного французского, а другого немецкого — бурно протестовали, когда американские морские пехотинцы взяли их на абордаж. Им вежливо, но твердо пообещали освободить после того, как флот уйдет.

Но в данный момент он не только не уходил, а все прибывал. Казалось, все население острова собралось на берегу, глазея с раскрытыми ртами на горизонт, где появлялось судно за судном, пока они не заслонили собой все море.

Но во всей этой толкотне и замешательстве наблюдалась четкая логика. Сигнальщики передавали приказы, два броненосца прошли сквозь стоящий на якоре флот и пристали к угольному причалу. В то же самое время паровой катер пробирался среди кораблей, останавливаясь у каждого ровно на такое время, сколько требовалось, чтобы капитан корабля перешел на катер. Наконец катер вернулся к крейсеру «Диктатор» — самому могучему из боевых кораблей, когда-либо бороздивших океаны. На нем адмирал Фаррагут поднял свой флаг. Оживленно переговариваясь, капитаны заполнили кают-компанию. Но гул голосов мгновенно стих, когда вошел адмирал, а за ним по пятам адъютант, несший целую стопку конвертов с сургучными печатями.

— Джентльмены, — провозгласил адмирал, — это наша последняя встреча. Завтра на рассвете мы отплываем в Ирландию. — Он с улыбкой подождал, пока стихнет взволнованный ропот. — Я знаю, что до сей поры до вас доходили лишь слухи о вторжении. Вам была известна лишь цель нашего следования. Поговаривали, что мы идем в Шотландию, атаковать саму Англию и, конечно, Мексику. Насколько мы можем судить, британцы заглотили наживку полностью, и их войска готовятся встречать нас в Мексике. Но это вовсе не означает, что ни одного боевого английского корабля сейчас в море не встретишь. Флаг империи сейчас наверняка на боевом посту. Это единственное, чего нам следует опасаться, — чтобы нас не заметили, пока наши войска не высадятся в Ирландии. Поэтому я хочу, чтобы вы шли заставами вокруг конвоя. Ни один другой корабль, ни дружественный, ни нейтральный, не должен проникнуть сквозь этот щит, дабы увидеть конвой, который вы охраняете. Нейтралов следует брать под контроль, а вражеские суда захватывать. Итак, вот каким курсом мы пойдем…

Началась небольшая суматоха, потому что капитаны встрепенулись и начали передвигаться так, чтобы увидеть карту, прикрепленную к переборке. Фаррагут остановился рядом с ней.

— Наш путь будет состоять из двух отрезков. Сначала мы будем следовать от Азоров в направлении на север — северо-запад, чтобы держаться вдали от суши, а также подальше от торговых маршрутов Испании и Франции. Но вы должны отметить, что это также означает, что мы при этом пересекаем их трансатлантические морские пути. Посему мы должны удвоить вахты, и впередсмотрящие должны быть начеку в любую секунду. Затем вот здесь, — он прикоснулся к карте, — когда мы пройдем Бискайский залив и выйдем на северную широту сорок восемь градусов шестьдесят минут, ту же широту, что и Брест во Франции, меняем курс на север — северо-восток. Вот тогда-то две десантные группы разделяются. Группа А идет западнее, заходя с атлантического побережья Ирландии, а группа Б направляется в Ирландское море. В самое сердце Британских островов. Это знаменательный момент, джентльмены, ибо мы наконец переносим военные действия на вражескую территорию…

В этот момент раздался отдаленный гул, который присутствующие не услышали, а скорее ощутили через стальную палубу.

— Что это? — насторожился адмирал.

— Выяснить, — приказал капитан Джонс своему первому помощнику, поспешившему прочь из кают-компании. Офицеры — сплошь командиры паровых судов — примолкли, понимая, что случилось нечто скверное.

Меньше чем через минуту лейтенант вернулся с матросом в перепачканной смазкой робе, явно одним из механиков машинного отделения.

— Этот старшина направлялся сюда, — доложил лейтенант.

— Говорите, — распорядился капитан.

— Взорвался главный котел, сэр. Два человека погибли.

— Сколько времени уйдет на ремонт?

— Главный инженер говорит, как минимум день. Это подающие трубы…

— Вы свободны, — сказал капитан Джонс. Теперь взгляды всех присутствующих были устремлены на адмирала Фаррагута. Он бросил взгляд на карту и снова обернулся к офицерам.

— Ничего не изменишь. Операция должна идти, как запланировано. «Диктатор» останется здесь, в порту, до окончания ремонта. Я переношу свой флаг на «Виргинию». Теперь мы должны пересмотреть боевые порядки, чтобы отсутствие «Диктатора» не сказалось на начальной стадии операции.

Офицеры в гробовом молчании вернулись к полученным бумагам. Моряки — народ суеверный. И никому из них это дурное предзнаменование в самом начале операции не пришлось по душе.

* * *

Совещание в зале кабинета министров в Белом доме шло не гладко — почти каждый член кабинета твердил, что его проблемы важнее прочих. Однако министр Сэмон П. Чейз просто-таки знал, что его проблемы являются первоочередными. Он редко возвышал голос, более полагаясь на силу аргументов и собственную мудрость, нежели на голосовые связки. Но сегодня он почти утратил невозмутимость.

— Джентльмены, я настаиваю, чтобы вы прекратили эту перепалку и взглянули фактам в лицо. Вы, мистер Стэнтон, не получите ни одной из новых пушек, которые, по вашим словам, так нужны армии, без фондов для их приобретения. Прежде всего мы должны обсудить необходимые налоги на покрытие расходов по этой войне.

— Я попрошу вас на минутку отвлечься, — произнес Иуда Б. Бенджамин, растягивая слова на луизианский манер. — Вопросы войны и налогообложения в этой стране следует на время отложить, пока мы не решим, единая у нас страна или нет. Вы должны посмотреть в лицо тому факту, что эти бандиты — враги Союза, враги Фридменовских бюро, враги хрупкого мира, воцарившегося ныне между Севером и Югом, совершенно распоясались. Я привез вам трагические вести и ждал лишь прибытия мистера Линкольна, дабы переложить это бремя на ваши плечи. Господин президент, — он встал и кивком указал на место во главе стола вошедшему Линкольну, после чего снова опустился на стул. Остальные голоса стихли, а Бенджамин устроился поудобнее и заговорил:

— Вопреки нашим усилиям по укреплению мира, на Юге по-прежнему весьма неспокойно. Несмотря на наши выплаты за освобождение рабов, несмотря на создание фабрик, металлургических и даже оружейных заводов, все еще существуют элементы, не желающие принять новый Юг. Они истязают освобожденных рабов, осыпают угрозами и даже сжигают Фридменовские бюро и выступают против образования негров. Уже начались суды Линча и поджоги, а теперь еще и вот это, — Бенджамин приподнял сложенный листок бумаги. — Я получил эту телеграмму по пути сюда. Я был ошеломлен — даже повергнут в ужас — и не знаю, чем это все закончится. Судя по всему, негры начали давать бандитам отпор, и винить их за это нельзя. Но результаты ужасны, трагичны сверх всякой меры, — голос его упал до шепота, кулаки сжались, смяв телеграмму. Но Бенджамин, тряхнув головой, тотчас же взял себя в руки. Выпрямившись, он оглядел членов кабинета. — В городе Джексон, Миссисипи, убит налетчик. Человек, известный всем нам. Бывший президент Конфедерации. Джефферсон Дэвис.

Эта ужасающая новость была встречена гробовым молчанием. Линкольн в отчаянии покачал головой и сказал, вернее, прошелестел смертельно усталым голосом:

— Он был великим государственным мужем, благодаря ему появилась возможность окончить гражданскую войну. И он пытался предупредить меня…

— Господин президент, — подал голос министр юстиции Эдуард Бэйтс, человек сугубо практичный, — вы должны ввести в Миссисипи чрезвычайное положение, пока страсти не разгорелись и не начались массовые убийства.

— Да, конечно, именно так мы и должны поступить, — кивнул Линкольн. — Известите губернатора незамедлительно. Выясните, какие войска там расквартированы, и телеграфируйте их командиру сию же минуту. Какое ужасное событие!.. Но вы же сказали.., был убит налетчик?

Иуда Бенджамин кивнул и с безмерной горечью произнес:

— Мистер Дэвис был в числе налетчиков. Вероятно, он считал, что, участвуя в мероприятиях протеста, сумеет остудить горячие головы, сможет воззвать к их разуму. Но я не знаю…

Зато Сэмон Чейз знал, он часто беседовал с Джефферсоном Дэвисом, насколько твердо тот в глубине души был убежден, что негры — люди второго сорта и такими всегда и останутся. Но говорить об этом вслух Чейз не стал. О мертвых или хорошо, или ничего. Да к тому же Дэвис заплатил за свой фанатизм высшую цену. И вовсе незачем развенчивать его именно теперь. Старые раны надо врачевать, а не разъярять.

— Известно, кто стрелял? — вместо этого поинтересовался он.

Бенджамин снова заглянул в телеграмму.

— Молодой человек, ветеран войны, по имени Л. Д. Льюис, — вскинув глаза, он тяжело вздохнул. — Сейчас он арестован, и.., он негр.

— В каком он служил подразделении? — осведомился военный министр Эдвин М. Стэнтон.

— Тут не сказано.

— Пожалуйста, приложите все усилия, чтобы выяснить это. Он ветеран, солдат, и военное министерство весьма озабочено его судьбой.

Все они единогласно сошлись во мнении, что необходимо ввести чрезвычайное положение, дабы воспрепятствовать распространению насилия. Стэнтон написал приказ, и тот был отправлен с нарочным. Теперь их дебаты лишились горячности, министры переговаривались вполголоса, пытаясь отыскать способ сохранить мир. Только Гидеон Уэллс, военно-морской министр, имевший другие неотложные дела, то и дело бросал взгляды на затейливо изукрашенные стенные часы и даже извлекал из жилетного кармана свои собственные, чтобы проверить их точность. В конце концов он кивнул, отложил часы и встал.

— Джентльмены, позвольте привлечь ваше внимание. Некоторые из ныне присутствующих уже знают, о чем я собираюсь вам поведать, перед остальными же я должен извиниться за то, что держал вас в неведении. Но единственный способ сохранить нечто в секрете — это никому не говорить. Однако мы полагали, что должны выступить не хуже британцев, а то и получше, если удастся. Вы наверняка припоминаете, как они высадились и захватили мексиканский морской порт, когда мы считали, что они на пути в Вест-Индию. Факт, поставивший всех нас в крайне затруднительное положение. Но теперь положение переменилось. В эту самую минуту, могу вам признаться, наш могучий флот наносит удар почти в самое сердце Британской империи. Флот, по мнению всего мира направляющийся к тихоокеанскому побережью Мексики, но на самом деле пришедший вовсе не туда. Это была военная хитрость, грандиозная попытка заставить врага ожидать нас в одном месте, когда на самом деле мы наносим удар совершенно в другом. Мы больше не собираемся сражаться с ними в Мексике, потому что они вскоре будут вынуждены отвести оттуда все свои войска. — Он улыбнулся при виде озадаченных лиц окружающих и кивков согласия тех членов кабинета, кому было известно о настоящем десанте. — Крейсеры и военные транспорты, отплывшие на юг несколько дней назад, проследовали вовсе не туда. Как только земля скрылась из виду, они поменяли курс и отправились к точке сбора в Северной Атлантике. Приняли топливо и сплоченным строем отплыли навстречу верной победе.

Снова оглядев озадаченных коллег, Уэллс не удержался от кривой усмешки.

— Ибо в эту самую минуту наши войска занимают остров Ирландия. Первые десанты были высажены сегодня в шесть часов утра по гринвичскому времени. Сейчас в Ирландии пять часов пополудни. Наступление идет полным ходом и с божьей помощью не может не увенчаться успехом. Вы только вообразите выражение лица королевы Виктории, когда кто-нибудь поведает ей эти новости!

— Только бы этот момент наступил попозже, — подхватил Авраам Линкольн. — До сей поры все наши усилия были направлены на то, чтобы держать эту царственную особу и ее вооруженные силы в полном неведении. Если все пойдет по плану, Ирландия будет взята под контроль задолго до того, как новости о завоевании долетят до Англии. Когда же они узнают о случившемся, будет слишком поздно что-либо предпринимать. Если они только не предпримут массированное контрнаступление, им почти не остается выбора.

— Да глаголет вашими устами истина, господин президент, — произнес Иуда П. Бенджамин. — Да осуществятся планы наших офицеров, да увенчаются эти труды армии успехом во всех отношениях. Да будет победа на нашей стороне.

Он не стал добавлять, что победа в войне никогда не гарантирована. Правду говоря, как раз напротив. Ну, что сделано, то сделано. Он не стал говорить вслух о своих предубеждениях и опасениях, не желая портить эти минуты торжества. Но заметил, что Линкольн смотрит на него с тем же сумрачным выражением глубокой озабоченности на лице. Дело сделано. Теперь остается только молиться, чтобы успех был на их стороне.

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 8 ОКТЯБРЯ 1863 ГОДА, ПОЛНОЧЬ

Над Ирландией простерла крылья холодная, ясная ночь. Только на западе в районе Мейо и Голуэя и на юге вплоть до Беррена бушевали шквалы. Впрочем, на западе всегда дождливо, и никто не обращал на это особого внимания. Страна спала. Не спали лишь военные, постовые на часах во множестве британских оккупационных воинских частей. Солдаты вышагивали перед кирпичными бараками Керра чуть южнее Дублина. Стояла стража и перед Дублинским замком, расхаживала по крепостным стенам башни Белвелли — одной из пяти, обороняющих гавань Корка. Выглядывали из амбразур сторожевых башен, охраняющих вход в залив Голуэй. Военные не дремали в этот темный полночный час.

Впрочем, только ли они? К востоку от Белфаста, где Белфастский Лох сливается с Ирландским морем, расположена крохотная рыбачья деревушка Грумспорт.

Почти не отличающаяся от всякой другой деревни на берегах Ирландии, не считая разве что знаков на берегу к востоку от гавани. «ЯКОРЬ БРОСАТЬ ЗАПРЕЩЕНО», — гласили они громадными буквами; два человека, вынырнувшие из тьмы, прекрасно знали, что там написано.

— Подальше, Симус, малек подальше.

— Да здесь это, говорю тебе, я тащил его клещами как раз туточки…

Не договорив, он споткнулся обо что-то и с кряхтением повалился на песок.

— Ты прав, Симус, и больше я никогда не буду сомневаться в твоих словах.

— Споткнулся прямо об эту чертову штуковину. — Пошарив под ногами, он с трудом поднял на пару дюймов в воздух шестидюймовый телеграфный кабель. — Вот он. Никогда не забуду день, когда мы вытащили его на берег. Перережем тута?

— Нет. Подсунь трос под него. Перережем его в воде, а потом оттащим морской конец как можно дальше.

Обмотав кабель веревкой, каждый взялся за один из ее концов. Пыхтя от напряжения, они подняли кабель и, скользя веревкой вдоль него, заковыляли все глубже в море, пока холодная вода не поднялась выше колен.

— Достаточно… Божечки, я уже задубел.

— Ты можешь его придержать? Просто положи его на колено, чтобы не держать на весу.

— Сейчас, ага. Режь, пока я не дал дуба. Симус вытащил из сумки, висевшей на его поясе, ножовку. Трудолюбиво перепилил наружную оболочку, потом изоляцию и медные провода. Перерезать стальной трос посередке было потруднее, и его компаньон кряхтел от натуги.

— Готово! — воскликнул он, когда последняя жила разорвалась и концы кабеля скрылись в темной воде. — Найди его, найди конец.

Промокнув до нитки, лязгая зубами от холода, они наконец-то отыскали отрезанный конец кабеля, уходившего в море. И снова сумели привязать к нему веревку. Но теперь не подняли, а поволокли его вдоль берега до тех пор, пока не могли идти дальше, погрузившись в воду по шею.

— Бросай, пока мы сами не утопли. В ближайшее время им будет не до ремонта проводов.

Они с плеском выбрались на берег и под покровом тьмы добрались до лодки, чтобы пересечь Лох. И всю дорогу боялись, что их могут увидеть и узнать. Лишь оказавшись на знакомых улицах района Католик-Паунд, ощутили себя поспокойнее. Там они разделились; Симус сквозь приоткрытую дверь проскользнул домой и запер ее за собой на засов. Нуала еще не спала, сидя в кухне у огня.

— Ну и видок у тебя, ты мокрый, как курица. Простудишься…

— Дай теплую одежду, женщина, — отозвался он, стаскивая мокрые вещи. — А эту брось в яму, что я вырыл в огороде среди картофельных грядок. Помоги бог всякому в Белфасте, у кого завтра утром найдут одежду, мокрую от морской воды. Шон не забегал?

— Забегал. Велел сказать тебе одно слово. Сделано. Сказал, ты знаешь, о чем это.

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

"Судьба попугая" – вторая книга фантастической трилогии А. Куркова "География одиночного выстрела". ...
"Сказание об истинно народном контролере" – первая книга фантастической трилогии А. Куркова "Географ...
 Куда податься спортсмену, бывшему олимпийскому чемпиону по стендовой стрельбе, после того как закон...
Среди людей появляются одержимые бесами – люди, мутирующие под действием благодати – некоторые из ни...
Для того, чтобы возродить разрушенную экологию Земли необходимо повернуть историю, заменяя реальных ...
Что есть реальность? Все ли видят мир одинаково? И чей взгляд верен? И на чьей стороне окажется Сист...