Обеты молчания Хилл Сьюзен
– Крикни Криса, ладно? Он, наверное, заснул вместе с Феликсом. У Криса ужасный джетлаг.
Но Крис Дирбон зашел на кухню, ероша себе волосы, в тот самый момент, когда она произносила эти слова.
– Кажется, я заснул, – сказал он с растерянным лицом.
– Судя по всему, Феликс тоже.
– Полчаса назад. – Он разлил вино по бокалам и передал один Саймону. – За то, что вы дома!
– В Австралии мы ужинали на улице почти каждый день. Мы устраивали барбекю на пляже. И у нас было барбекю в саду, оно шло вместе с домом. Там у всех есть барбекю – они называют их барби, как дурацких кукол Ханны.
– Тебе бы хотелось остаться там, Сэм?
– Ну да, наверное.
– А мне нет, – сказала Ханна. – Я скучала по своим друзьям, и по своим пони, и по своей кровати, и по дяде Саймону я скучала больше всего!
Сэм громко засопел сквозь зубы.
Саймон оглянул стол и посмотрел на всех них. Он чувствовал прилив чистой и невероятной радости.
– Ты получаешь больше денег, когда ты старший суперинтендант? – спросил Сэм.
– Чуть-чуть больше.
– И ты занимаешься более интересными вещами? Более важными делами?
– Иногда. Но мои действительно важные дела, как правило, бывают вместе с ГРСИ.
– Почему?
– Нас зовут именно потому, что они важные…
– Группа Реагирования на Серьезные Инциденты. Я думал, все, чем занимается полиция, серьезно.
– Да.
– Тогда я не понимаю…
– Ешь свою рыбу, Сэм.
– Когда у них не получается раскрыть дело самостоятельно, вы – их последняя надежда?
– Не всегда так. Им просто нужно больше людей, если они имеют дело с чем-то действительно сложным. Им может быть нужен взгляд со стороны, новая точка зрения, или мы можем понадобиться, когда их собственный ресурс исчерпан – причин множество. Что мне больше всего нравится в работе с ГРСИ – это то, что мы что-то делаем, а не просто сидим за столом. Чем выше твоя должность, тем скорее тебе придется целыми днями торчать в офисе.
– В Австралии полицейские ходят во флисовых куртках и бейсболках.
– Ты когда-нибудь видел своего дядю в бейсболке, Сэм?
– Было бы круто.
– Это, – сказала Ханна, – какой-то очень скучный разговор. Бла, бла, бла…
– Тогда иди спать. Ты не должна сидеть на взрослом ужине, если тебе скучно от взрослых разговоров, ты должна играть со своими дурацкими розовыми Барби.
Кэт вздохнула. Перепалки между ее сыном и дочерью стали еще более ожесточенными после Австралии.
Задумавшись о том, не станет ли это постоянной и мучительной особенностью их взаимоотношений, она повернулась к своему собственному брату:
– Мы тоже так друг друга задирали?
– Нет. Иво задирал меня. Я задирал Иво. Тебя – никогда.
У Кэт было два разных периода в жизни, когда она общалась с их братом-тройняшкой, который работал врачом воздушной медицинской службы в Австралии, и каждый раз после этого у нее возникало впечатление, что они как будто вообще не родственники. Иво был словно с другой планеты. Наглый, упрямый, твердолобый, жесткий. Она оба раза прощалась с ним с чувством облегчения и некоторого удивления.
– Отец, – произнесла она, не успев поднести вилку ко рту. – Я думаю, вот ответ. Это было прямо у меня перед глазами. Иво похож на отца.
– Кажется, я тебе это говорил, – сказал Крис.
После того как дети ушли спать, они открыли еще одну бутылку вина, и кот Мефисто, проскочивший в свою маленькую дверцу, устроился у Саймона на животе.
– Как этот парень отнесся к незнакомцам в доме?
– Кажется, он чувствовал себя прекрасно.
– Предатель, – сказал Саймон, поглаживая его. Мефисто наполовину прикрыл глаза. – Как они осваиваются в школе?
– Ханна влилась мгновенно, как будто никуда и не уезжала. Сэму чуть-чуть сложнее. Его класс разделили на две группы, так что он потерял пару старых друзей, и там еще новые мальчики… но с ним все будет нормально. Сейчас все равно только спорт, спорт, спорт – он ни минуты не сидел в четырех стенах, когда мы были в Сиднее.
– А ты?
– О, я сидела в четырех стенах. Мы с Крисом работали, знаешь ли.
– Я по поводу возвращения.
– Хорошо. Отлично, на самом деле.
– Нормально, – сказал Крис. Именно он был тем человеком, кто настоял на их длительном отпуске в Австралии. Тем, кто увеличил его срок с изначальных шести месяцев до девяти. И тем, кому было тошно возвращаться. – Но, по крайней мере, по возвращении мы узнали, что должность врача общей практики получила наконец хоть какое-то признание.
– Ты имеешь в виду – в два раза больше денег, в два раза меньше работы? Никаких выездов ни ночью, ни в выходные, ни в праздники? Очень мило – понимаю.
– Сай, – взмолилась Кэт, – ты сейчас ступаешь на очень опасную территорию. У нас было так много ссор из-за этого, что мы заключили пакт: мы не обсуждаем новую форму контракта врача общей практики.
Кэт всегда была непримиримым противником того, чтобы сторонние агентства занимались ночными и выходными выездами вместо основного персонала, только если на замещающей основе, чтобы дать ей или Крису немного отдохнуть. Она вернулась, готовая сражаться за свое право навещать собственных пациентов в неурочные часы, только чтобы обнаружить, что не только Крис был против работы на дому, но и все остальные врачи общей практики в регионе. У нее больше не осталось возможности выезжать к пациентам в нерабочие часы, так что ей пришлось с горечью признать свое поражение.
«Пока что, – мрачно пробормотала тогда она. – Но я найду способ. Я не могу оставлять своих пациентов на милость какого-нибудь врача, прилетевшего из-за границы за страшные деньги, только чтобы закрыть пару ночей здесь, или, что еще хуже, кого-нибудь, кто находится на вызове в пятидесяти милях отсюда. Это небезопасно, это неправильно, это перегружает службу скорой помощи и экстренные отделения в больницах, и это не способствует благополучию и спокойствию пациентов».
Но ссоры на эту тему становились все более ожесточенными.
Они с Крисом решили просто вернуться к работе и принять статус-кво, стараясь угнаться за переменами и заново привыкнуть к пациентам, коллегам и общей рутине загруженного хирургического отделения.
– Часто видел папу? – спросила Кэт.
Саймон скорчил гримасу.
– Приглашал его на обед в паб пару раз. Заскакивал домой, но его никогда не было. Я теперь ненавижу ездить в Галлам Хауз.
– Я знаю, что ненавидишь, но после нашего отъезда и ухода мамы ты был нужен ему гораздо сильнее.
– Я этого не заметил. Я принес цветы на могилу Марты в годовщину ее смерти. Я позвонил папе – думал, мы сможем встретиться. Он не согласился. Он никогда об этом не упоминает. Я не думаю, что он хоть раз думал о Марте с тех пор, как она умерла. Или о маме, раз уж на то пошло.
– Ты несправедлив к нему, Саймон.
– Правда?
Саймон был близок с Мартой, их неполноценной сестрой, и с Мэриэл, их матерью. Их смерти были двумя ударами, от которых, как знал и он сам, он до сих пор не оправился и вряд ли когда-нибудь оправится.
Кэт было проще. У нее был Крис, трое детей, и она сбежала в Австралию.
Сбежала? Он внимательно посмотрел на свою сестру, свернувшуюся на просевшем кухонном диване и подогнувшую под себя ноги с бокалом в руке. Она выглядела хорошо. Но называть это побегом – по крайней мере, для нее – было неправильно. Он знал, что, если бы Крис не надавил, она бы никогда не покинула Лаффертон. Кэт была как он – домоседка. Она казалась довольной и счастливой оттого, что вернулась в свой загородный дом.
Саймон закрыл глаза, поглаживая Мефисто за ухом, пока тот не заурчал как машинный двигатель. Он очень остро почувствовал, какими несчастными были месяцы, когда он был лишен убежища в этом доме и в этой семье.
Он издал глубокий удовлетворенный вздох.
Четыре
У нее не было времени оглядеться и особо кого-то рассмотреть – людей за столами или у стойки бара, – потому что как только она зашла, он уже был там и сразу же подошел к ней:
– Хелен? Да, точно, вы Хелен. Давайте уходить отсюда, тут битком, это с самого начала была плохая идея.
Он взял ее за локоть и повел к двери. Снаружи был теплый сентябрьский вечер. Темно. Паб «Олд Шип» украшали гирлянды.
Это заняло десять дней. Она написала ему о себе, он написал в ответ, она отправила голосовое сообщение и получила одно от него. Ее ничего не смущало. Она чувствовала себя комфортно.
Фил предложил встретиться в пабе в центре Лаффертона. Она ничего о нем не знала, но и Элизабет, и Том сказали одно и то же: «А, он нормальный. Тебе там понравится». И вот она пришла.
– Давайте выезжать из Лаффертона. Вы знаете «Кроксли Оук»? Еда там хорошая, так что люди там будут, но мы хотя бы сможем слышать собственные мысли.
– Мне тогда ехать за вами?
– Что? О нет, я отвезу нас обратно, и вы сможете забрать свою машину.
План был не такой, но он увлек ее за собой, на стоянку, а потом – в темный «Пежо», застегнул ремни и умчался из города по шоссе в каком-то неизвестном направлении. Это произошло так быстро, что она не успела возразить. Пригородная дорога тонула в темноте. Один раз их обогнала машина, которая ехала слишком быстро. Потом – снова темная дорога.
– Хелен, мне так жаль… Я вас так утащил. Что вы могли подумать? Я просто не переношу переполненные бары, но основная проблема в том, что там было несколько моих студентов. Я не хотел выставлять нашу первую встречу на всеобщее обозрение.
– Нет, все нормально. Нормально.
Машина казалась новой. Пахла как новая. Она вцепилась в свою сумку. Телефон в целости и сохранности лежал внутри. Через несколько минут она бросила на мужчину осторожный взгляд, очень быстрый. Фото было достаточно удачным. Он был не такой высокий, как она себе представляла, но не был и низкорослым мужчиной. У нее был страх низкорослых мужчин.
– Что вы делали сегодня? – спросил он. – Расскажите мне.
К собственному удивлению, она рассказала. Они неслись сквозь темноту, уезжая из города, уезжая от Элизабет и Тома, от всего привычного и знакомого, от места, где, как она сказала им, она будет этим вечером, так что, чтобы успокоить тревогу, которую она испытывала, путешествуя среди ночи в машине с незнакомцем, она в подробностях расписала весь свой день.
В «Кроксли Оук» была особая, как будто мерцающая атмосфера, которой удается обзавестись только некоторым загородным пабам, – умиротворяющая, поддерживаемая приятным гулом приглушенных голосов. Хелен выпила содовую с лаймом, потом стакан белого вина; Фил выпил полпинты битера, а потом перешел на имбирное пиво. Они разговаривали. Только через час они заказали домашнюю ветчину с жареным картофелем и салатом; картошка оказалась плотная, порезанная вручную, а ветчина была нарублена большими кусками, сладкая, но нежирная.
Он рассказывал о трудностях, которые возникли с одной из руководительниц в его школе, – как всем приходится держаться с ней максимально тактично, как она обижает учеников. Эта тема возникла, когда Хелен рассказала ему об одной из своих коллег, которая всегда работала исключительно добросовестно, а в последнее время стала рассеянной и безответственной, очень сильно их всех разволновав, потому что на нее это было не похоже. Она рассказала Филу, что так и не смогла заинтересоваться крикетом, хотя очень старалась ради Тома, когда он играл в школьной команде; он продемонстрировал полное невежество в области хоровой музыки, когда узнал, что она – член хора св. Михаила.
И сейчас, когда он качал головой над одним из замечаний, которое сегодня сделала ученикам их руководительница, Хелен посмотрела на сидящего напротив нее Филиппа Расселла и испытала поразительное чувство, будто знает его всю жизнь. Как будто он всегда был рядом – знакомый, понимающий; даже когда она была замужем за Терри и растила их детей, его жизнь как будто всегда протекала параллельно, но каким-то образом была связана с ее. Это чувство испугало Хелен, и через секунду оно прошло, чтобы уступить место осознанию, что она просто хорошо проводит вечер в его компании.
– Может быть, пудинг? Кофе?
– Я бы выпила чаю.
– Хорошо, я тоже. Это здорово, что теперь ты можешь просто взять себе чаю в пабе, и никто не посчитает это странным, правда? – Он начал вставать, а потом спросил: – Хелен, ваша семья знает, где вы?
– Они знают, что я встречаюсь с вами.
Ей было неловко. Она же не могла сказать: «Да, и мой сын сейчас сидит дома и ждет звонка, чтобы в случае чего приехать и спасти меня».
– Почему вы спрашиваете?
Он засмеялся, тоже чувствуя неловкость, и пошел заказать им чая.
Паб начал пустеть, когда им удалось перестать болтать о своих семьях – о том, что ее Том был одним из тех подростков, которые пытаются найти смысл и духовный аспект в своей жизни, и что она волнуется из-за его чересчур странных друзей; что его старший сын Хью целый год преподавал в Африке, а младший, тоже Том, пошел в театральное училище – вопреки всем разумным возражениям отца.
– Но я поддержу его в любом случае. Я должен. Нужно как можно больше сделать заранее. Заранее восполнить огромный кусок их жизней без нас.
Его жена погибла во время чудовищного несчастного случая с электричеством в их доме. Он озвучил этот факт с выражением, которое явно пресекало дальнейшие расспросы.
– Уже довольно поздно, – сказала Хелен.
– Я знаю, но мы же взрослые люди. Никто не будет нас отчитывать.
– О, еще как!
Он открыл для нее дверь. «Я приятно провожу время, – снова подумала она. – Я так приятно не проводила время уже очень давно».
У машины, на теперь уже пустынной площадке перед баром «Олд Шип», он сказал:
– Спасибо, Хелен. Я позвоню вам, если позволите?
Сворачивая на улицу, ведущую к ее дому, и взглянув в зеркало заднего вида, уезжая, она увидела, как он стоит, ждет и смотрит.
Пять
Мелани Дрю была так счастлива. Было очень тихо, очень спокойно, и ласковое солнце ранней осени заглядывало в окна и освещало стол, за которым она сидела с пачкой открыток с благодарностями. Она подписала две и осознала, что впереди – еще сорок две такие же.
Накануне днем сюда подъехал фургон компании everythingwedding.com со списком, и двум крепким мужчинам потребовалось почти сорок минут, чтобы затащить все коробки и упаковки в дом и в квартиру вверх по лестнице. Но они делали свою работу очень весело, и, когда все было закончено, Мелани заварила им чая, угостила свадебным тортом, и они подняли за нее две новые голубые кружки с белыми звездами.
А теперь она взяла конверт и написала на нем… Нет, не адрес тетушки, которая послала им сто фунтов.
Она написала:
Мелани Дрю.
Мелани Дрю.
Мелани Дрю.
Мистер и миссис Крейг Дрю.
Миссис Крейг Дрю.
Крейг и Мелани Дрю.
Крейг и…
Ну вот, испортила конверт! Но она сидела на солнце, смотрела на написанные ею слова и улыбалась. Она не могла перестать улыбаться со дня свадьбы две недели назад.
Однако медовый месяц подходил к концу, Крейг вчера вернулся к своей работе агента по недвижимости, а у нее еще оставалась пара свободных дней, но потом ей тоже надо будет снова вставать за приемную стойку «Прайс энд Фэйрбразер». Сегодня им предстоит снова открывать свадебные подарки. Квартира неожиданно оказалась совсем маленькой. В свободной комнате Крейг планировал хранить свои резиновые сапоги, водонепроницаемые плащи и куртки, варежки и так далее. Сейчас там было столько коробок, что они с трудом открывали дверь. А еще у них осталась куча упаковочной бумаги, оберточной бумаги и картонных коробок, от которых надо было как-то избавляться. Крейг очень трепетно относился к вопросам переработки и был настроен найти самый экологичный способ утилизации всего этого; Мел один раз пробормотала что-то про костер.
– Ты хоть понимаешь, о чем сейчас говоришь, Мел? Костер? Нельзя разводить костры. Они повышают уровень углерода в атмосфере.
– О. Ладно.
– Тебе стоит больше об этом думать.
– Сейчас я думаю о том, чтобы вернуть свою гостевую комнату, вот и все.
Но это была вовсе не ссора. Они не ссорились. Они договаривались о различиях.
А сейчас она улыбнулась и три раза написала на конверте «Миссис Мелани Анита Дрю».
Солнце было настолько же теплым, насколько и ярким. Окна квартиры выходили на запад, и именно так будет во время их возвращения с работы домой и большую часть вечеров летом и весной. Им повезло купить ее, еще и за такую цену, хоть они и трудились как рабы последние полгода, чтобы переоборудовать кухню, снять древний линолеум и прогнившие доски пола, содрать со стен панели под дерево из шестидесятых, перекрыть газ и все обустроить. Но это того стоило. Квартира выглядела свежей, светлой и новой, и Мелани была от всего в восторге. Замужняя жизнь, подумала она теперь. Замужняя жизнь. Они с Крейгом знали друг друга уже три года, но никогда по-настоящему не жили вместе, так что все было ново, все было весело, но время от времени и немного страшно.
Она оглядела комнату. Затем вернулась к конвертам. Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо. Темно-синий кухонный набор Ле Крейзе, бледно-голубой набор посуды от Найджелы Лоусон, фарфор с сердечками и звездочками, мягкие пушистые халаты и полотенца, настольные лампы, столовые приборы, зеркала, часы и массивный причудливый медный подсвечник, украшенный хрустальными подвесками, который она внесла в список свадебных подарков ради шутки, ведь он был настолько дорогой, что она и не думала, что кто-то действительно его купит. Ее крестная мать, которая когда-то была актрисой и любила, как она сама это называла, «небольшой ПЕРЕБОР», купила. Коробка, в которой он прибыл, смогла бы вместить новый холодильник. Когда она только пришла, у Мелани сразу появились плохие предчувствия. Крейг его просто возненавидел.
Но это было неважно. Это было смешно. Это было глупо, и она была счастлива. Счастлива, счастлива, счастлива.
Она отложила открытки с благодарностями и открыла свой ноутбук. Свадебные фотографии уже появились на сайте фотографа, так что она уже несколько раз пересмотрела их с тех пор, как они вернулись домой, упиваясь каждой деталью. Она все еще удивлялась, сколько всего она пропустила в тот день и, конечно, сколько всего случилось такого, чего она вообще не могла увидеть, – как Крейг, его брат и друзья жениха подъезжали к церкви, как из машины выходили подружки невесты и ее сестра, Гейнор, чуть не растянулась на дорожке, так что ей пришлось заново собирать букет. Они сделали замечательный коллаж из фотографий с приема, который благодаря какой-то хитрой программе постоянно двигался и менялся, пока ты на него смотришь – так что каждый раз, когда Мел открывала сайт, она видела что-то новое, чего раньше не замечала. На этот раз это было выражение лица Эдриана в тот момент, когда он готовился произносить речь шафера: оно было такое, будто его ведут на виселицу.
У нее еще было два диска с фотографиями, которые сделали их друзья, и она планировала выложить некоторые из них на собственном сайте, посвященном их свадьбе и медовому месяцу. Таким образом, некоторые члены семьи со стороны ее отца, которые не присутствовали на торжестве, смогли бы разделить с ними этот день.
Ее очень долго убеждали сыграть свадьбу в сентябре. Сама бы она выбрала май или июнь, но была шокирована, насколько плотно все забронировано на эти месяцы: сентябрь оказался самым ранним, когда они могли организовать праздник в этом году. И это оказалось для них удачным, потому что май и июнь почти целиком были холодные и дождливые, а сентябрь, в том числе и день их свадьбы, – потрясающе солнечным.
Она села, закрыла глаза и дала солнцу согреть себе лицо, вспоминая. Это было странно. Время делало удивительные вещи. Тот день прошел так быстро, почти как вспышка, но с того момента он с каждым днем все удлинялся и обрастал подробностями, так что она могла переживать его, как в замедленной съемке, снова и снова, не упуская ни одной детали. Она подумала, что Крейг, наверное, этого не делал. Не потому, что ему не понравилось – она знала, что это не так. Но такое уж у него было отношение: ладно, это случилось, все было отлично, что дальше?
Если быть честной, это не только озадачивало ее, но и слегка расстраивало.
– Ну, он же тот самый, верно? – говорила Гейнор. – Так что забудь об этом.
Если бы ей не нужно было возвращаться на работу, она легко могла себе представить, как проводит так еще очень много дней: рассматривает фотографии, разворачивает и разбирает свадебные подарки, подписывает открытки с благодарностями, а потом начинает готовить ужин со всеми этими новыми кухонными штуками. Ей нравилась ее работа. Ее компания была отличным местом, ей все там нравились, и она прекрасно знала, что как только новизна всего этого уйдет, она с катушек слетит от скуки, сидя одна в квартире целый день. И все-таки было бы замечательно иметь в запасе еще пару таких недель.
Но сегодня было сегодня. На ужин она готовила курицу по-тайски с тремя видами овощей и цитрусом и салат с грецким орехом. Хлеб. Сыр из «Джаст Чиз» на старой торговой площади – новейшего продуктового магазина в Лаффертоне с кучей маленьких, очень завлекательных и очень дорогих лавочек. Она встала, чтобы посмотреть рецепт и проверить, сколько еще мариноваться курице, и тут обнаружила, что забыла купить орехи. Такого рода вещи часто происходят с людьми, когда они остаются дома на весь день, предоставленные самим себе – они ходят по магазину в расслабленной манере, а потом влетают туда снова, если что-то забывают. Их квартира была меньше чем в десяти минутах езды на машине от супермаркета на Бевхэм-роуд. Она могла бы купить орехов и бутылку вина. Бродить по супермаркету в полтретьего дня было частью веселья в эти последние дни отпуска. Было частью счастья.
Мелани посмеялась над собой, хватая ключи и перекидывая сумку через плечо. Называть счастьем поход в супермаркет в середине дня – «Все настолько плохо?» – как сказала бы ее сводная сестра-подросток Хлоя.
Хлоя. Кто бы мог подумать, что Хлоя будет так выглядеть в образе подружки невесты – с высокой прической, сияющей кожей и улыбкой до ушей. Хлоя, которая клялась, что скорее умрет, чем наденет сахарно-миндальный розовый, и которая вела себя как ангел и, казалось, выросла, чтобы стать потрясающей молодой женщиной – хотя бы на один день.
Мелани снова рассмеялась, выходя за дверь.
На улице было тихо. Солнце слишком сильно нагрело ее машину, и, поскольку у нее не было такой роскоши, как кондиционер, она открыла окна и дверь и подождала, пока она охладится. И пока она ждала, она увидела его, слоняющегося по тротуару с другой стороны дороги, в тени. Он остановился, чтобы зажечь сигарету, отвернув от нее голову.
Внезапно она подумала, что могла забыть запереть дверь на двойной замок. В этом районе орудовали грабители, целые шайки, но в основном они лазили в частные дома или в квартиры на первом этаже. Она заперла дверь на двойной замок?
Господи, неужели она превращается в одну из этих женщин, которые возвращаются по девять раз, чтобы проверить, выключен ли газ, и еще по три, чтобы посмотреть, не горит ли свет в ванной?
Нет, никогда.
Она завела двигатель и, когда опять подняла голову, мужчины уже не было.
В супермаркете она взяла экземпляр местной газеты, чтобы почитать ее за чаем в кафе. И там была она. Она даже и забыла, что они посылали им материалы.
Фотография на странице была достаточно большая, потому что в тот день было только еще две свадьбы. Это была одна из тех, где она обожающим взглядом смотрела на Крейга и которые Гейнор охарактеризовала как «Фу». Но Мел она нравилась. Ее платье смотрелось великолепно, серебряный бисер сверкал, а серебряные перья выглядели именно так оригинально, как она и рассчитывала. Она никогда раньше таких не видела. Не очень получилось с лилиями, которые ей навязал флорист. Они выглядели огромными и жесткими, их стебли были слишком длинными, и она не знала, как правильно их держать – поднять, опустить, или что. Они не выглядели как цветы, скорее как что-то рукотворное. На фотографии из газеты они прямо-таки выпрыгивали на тебя. В остальном, однако, она была милая. Она была очень, очень милая.
Мелани Калторп и Крейг Дрю
Состоялась свадьба, проведенная Старшим Регистратором Кэрол Лэттер, между Мелани, младшей дочерью Нила Калторпа из Лаффертона и миссис Бев Смит из Ланкастера, и Крейгом, младшим сыном Алана и Дженнифер Дрю из Фоксбери. На невесте было платье без бретелек из белого трикотажного крепа с лифом, обшитым кристаллами и серебряным бисером, в волосах у нее были серебряные перья, в руках она несла букет белых калл. Ее сопровождала Гейнор Калторп, сестра невесты, Хлоя Калторп, сводная сестра невесты, и Андреа Станнард, лучшая подруга невесты, одетые в платья с открытыми плечами цвета бордо и с букетами бежевых роз с акцентом в виде серебряных ленточек. Лили Марс, крестная дочь невесты, была цветочницей в серебряном сатиновом платье с тюлем и корзиной бордовых бутонов в руках. Мистер Эдриан Дрю, брат жениха, был его шафером, Карл Форбс и Питер Шумэйкер, старые школьные друзья жениха, были помощниками шафера, свадебный прием проходил в отеле «Малтдаун». Пара провела медовый месяц на Гран-Канарии и поселилась в Лаффертоне, где жених работает агентом по недвижимости вместе с Биддл Фрэнсисом, а невеста – секретарем у «Прайс и Фэйрбразер», адвокатов.
Она прочла заметку дважды, потом еще раз, и на выходе купила еще шесть экземпляров газеты. В машине она отправила Крейгу сообщение, а потом поехала домой с чувством, которое испытывала в детстве, когда папа качал ее в парке изо всех сил, и она поднималась так высоко, что казалось, если она отпустит цепочки качелей с обеих сторон, то просто улетит вверх, в небеса.
Она зашла с яркой, солнечной улицы в темный квартирный холл и почти ничего не увидела. Лампочка на площадке первого этажа опять не горела. Владельцы отдельных квартир были индивидуально ответственны за освещение на своем этаже и должны были менять лампочки при первой необходимости. Мел разозлилась. Люди на этом этаже постоянно оставляли свою площадку в темноте, и это было опасно. Надо будет попросить Крейга снова дернуть их по этому поводу.
Только дойдя до своего этажа, она поняла, что забыла газеты на заднем сиденье машины. Она остановилась. Зайти, разобрать продукты и спуститься за ними позже? Сбегать прямо сейчас? Нет, зайти, бросить сумки и бежать обратно вниз.
Она открыла дверь их квартиры. Коридор был освещен ярким вечерним солнцем, бьющим из окна кухни прямо напротив прихожей. Она опустила сумки. Она вырежет две статьи и сразу же отправит бабушке и семье маленькой Лили. Одну вырежет для своего свадебного альбома. У нее будет на это время позже, когда она будет ждать, пока готовятся разные ингредиенты.
Она вылетела из квартиры и стала спускаться по лестнице почти что бегом, чуть не поскользнувшись на верхней ступеньке плохо освещенного пролета. Она нашла парковочное место в нескольких ярдах вверх по улице. Достала ключи. Газеты. Есть, на заднем сиденье. Она помахала рукой пожилой леди, которая большую часть дня сидела на своем стульчике у окна в домике напротив. Заперла машину. Она запыхалась. Потеряла форму. Пора снова доставать купальник. Столько всего надо было сделать во время этой свадебной гонки, что ее ежедневные занятия плаванием отошли на второй план. И она чувствовала разницу.
Она вернулась к дому. Потянулась к кодовому замку. Но парадная дверь была открыта. Люди с нижнего этажа часто забывали закрывать ее как следует, и это выводило ее из себя. Какой смысл ставить на парадную дверь дополнительный замок, от которого знают код только жильцы, если половину времени она все равно нормально не закрыта?
Она поплелась вверх по лестнице. Снова через неосвещенную площадку. И дальше, на свой этаж.
Лучше бы она не брала эти лилии, каллы, они закрывали собой всю фотографию – огромные, жесткие, восковые штуковины. Она была не из тех, на кого можно надавить, но тогда она уже выбилась из сил, весь день выбирая подходящие туфли, и флористу удалось найти дыру в ее броне. Может, она заключила какую-то особую сделку по этим каллам. Определенно казалось, что их вокруг ужасно много. Их вид ей совсем не нравился, но, конечно же, они не испортили главный день. Зато они испортили фотографии.
– Забудь об этом, – сказала она себе вслух.
Она что, оставила дверь их квартиры только на защелке?
Было как-то странно.
Когда она открыла дверь.
За долю секунды Мелани Дрю поняла, что именно было странно. Несколько минут назад, когда она бросила здесь сумки, солнечный свет лился из кухни прямо в коридор. Сейчас его что-то закрывало. Там была темнота. Тень. Солнечного света не было. Странно.
Когда она приблизилась к кухне, она увидела, что свет заслоняет фигура. Потом все стало на секунду ярким, как ослепительный белый свет, в центре которого был взрыв звука.
А потом ничего.
Совсем ничего.
Шесть
– Кэт! Я так и думала, что это ты!
Кэт повернулась, запирая машину. Хелен Криди остановилась в паре парковочных мест от нее, рядом с собором.
– Рада, что ты вернулась, альты без тебя звучат бледновато.
– Не думаю! Но и я рада, что вернулась. – Кэт поглядела на старые здания квартала, освещенные фонарями, стоящими вдоль дорожек. В дальнем конце – дом с квартирой ее брата; здесь – восточная стена собора, возвышающаяся надо всем вокруг. – Я ничего не пела практически год.
– Каково это было?
– Невероятно. Сложно. Странно. – Они вместе пошли к дверям Новой песенной школы, где всегда проходили утренние репетиции. Сегодня, начиная новый сезон, они приступят к работе над «Рождественской ораторией» Баха, любимейшей вещью Кэт. – Как у тебя дела, Хелен? Как Том и Лиззи?
– О, отлично. На самом деле… – Хелен нерешительно остановилась перед приоткрытой дверью. – Есть одно дело… Как ты думаешь… – Она была сконфужена и не знала точно, что хотела сказать.
– Я сейчас выступаю как врач?
– Господи, нет – если бы я хотела встретиться с тобой в таком качестве, я бы пошла на прием. Нет… Ладно, забудь об этом, пойдем найдем наши места.
– Хелен…
Но она уже вошла в зал для репетиций и поспешила в дальний конец – почти бегом и явно смущенная.
Песенная школа начала заполняться, Кэт со всех сторон приветствовали радостными возгласами, и хористы выстроились в очередь за своими нотами.
Репетиции хора св. Михаила обычно заканчивались посиделками в пабе «Кросс Кис» неподалеку, но, когда Кэт вышла подышать на широкую мощеную улицу, она заметила, что Хелен Криди скользнула в узкий переулок, который вел обратно в район собора.
– Хелен, а ты не останешься выпить?
Хелен обернулась.
– Мне нужно вернуться.
– Лиззи и Том недостаточно взрослые, чтобы самостоятельно лечь спать? Ну же, Хелен, поживи немного для себя.
Хелен рассмеялась.
– Для себя. – Они вернулись в бар, и Хелен втиснулась на скамью рядом с Кэт. – Забавно, что ты мне это говоришь.
– Ты хотела мне что-то рассказать.
– Да, – Хелен медленно сделала глоток содовой с лаймом. – Я не знаю, с чего начать. И не знаю, о чем именно стоит рассказать.
Кэт посмотрела ей прямо в глаза.
– Хелен?
Лицо Хелен оставалось спокойным, но шея вспыхнула и заалела. Взрыв смеха послышался со стороны группы теноров у бара.
– Ты угадала, – сказала она, – вроде как. Только я запуталась, я не понимаю, что происходит… Мне кажется, что все хорошо, и, может, мне просто не хватает уверенности…
Кэт глотнула имбирного пива. Она знала Хелен Криди несколько лет как пациента, которого редко видела, и как фармацевта, с которым периодически консультировалась по телефону. Ближе всего она ее знала в контексте хора. Но однажды она видела четырнадцатилетнюю Элизабет в первой стадии почти смертельного менингита. Теперь она вспомнила, как входила в их дом, ожидая увидеть простудную лихорадку, и как через три минуты вызванивала «Скорую помощь», молясь, что они не приедут достаточно быстро. Лиззи полностью выздоровела, и Кэт с тех пор редко видела Хелен, не считая занятий хора. Она была милой женщиной, но неуверенной и закрытой. Не такой, с которой Кэт могла рассчитывать познакомиться поближе.
И теперь Хелен сообщала ей приглушенным голосом:
– Я кое-кого встретила.
– Хелен, это прекрасно! И сколько это уже продолжается?
– Ну, в том-то и дело… Нисколько. Только вчерашний вечер. Это не то, чего я ожидала, Кэт. На самом деле это все Лиззи – она меня на это подбила. Она все говорила, что мне нужно…
– Больше общаться с людьми?
Хелен улыбнулась.
– Она была права.
– Если я расскажу тебе, что я сделала, обещай, что не будешь смеяться.
– Даже не подумаю. Какая разница, как люди встретились? Я встретилась с Крисом над трупом в кабинете анатомии.
– Тут я, конечно, тебя не переплюну. Я нашла своего рода агентство. В интернете… оно называется peoplemeetingpeople.com.
– И ты им воспользовалась.
– Я ничего особенно не ожидала… Ну, может найти пару друзей.
– И тебе понравился самый первый?
– Да. Так просто сложилось. Но мне казалось, что это должно занять гораздо больше времени, что мне нужно встретиться хотя бы с несколькими людьми.
– Это как пригласить несколько человек посмотреть твой дом, а потом говорить, что не будешь делать предложений, пока не придет покупатель.
– Я никогда так об этом не думала.