Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров Крамер Марина

Глава 7

Бристоль, Англия

– Сара, вы можете пока приезжать раз в неделю, скажем, по средам – вам удобно?

Марина стояла на нижней ступеньке лестницы и наблюдала за тем, как домработница Сара шнурует кеды, собираясь уходить.

– Как скажете, миссис Мэриэнн, – отозвалась она снизу, не поднимая головы, – могу по средам. Вы сообщите мне, когда вернетесь?

– Да, обязательно, я предупрежу за три дня, чтобы вы могли рассчитать время и приехать для косметической уборки.

Краем глаза Марина видела, как в гостиной в просторном кресле корчится от беззвучного хохота муж – Женька обожал такие моменты, когда Коваль, сцепив зубы и натянув на лицо благообразную гримасу, объясняется с домработницей. Выглядело это довольно комично для того, кто неплохо знал Коваль в прошлой жизни, и Хохол получал ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Разумеется, миссис Мэриэнн, – разогнулась Сара и устремила на хозяйку взгляд небольших серых глаз из-под круглых очочков в тонкой оправе.

– Тогда до связи, Сара. И спасибо за уборку.

– Не стоит, миссис Мэриэнн. – Не сводя с нее взгляда, Сара попятилась к двери.

Эти взгляды Сара бросала на Марину не просто так, и Хохол, помнивший о том, как жена проводила время в постели лучшей подруги Виолы, старался оказаться в такие моменты как можно ближе, чтобы у серой мыши в очках даже не возникло сомнений – он не потерпит. Вот и сегодня, поняв, что Сара уходит, но все еще топчется в прихожей, он, перестав смеяться, вышел, потягиваясь, в холл и небрежно обхватил Марину за талию:

– Бай, Сара.

– Бай, мистер Джек, – чуть сморщив нос, выдавила она и вышла за дверь, а Марина, картинно вытерев со лба несуществующий пот, проговорила:

– Господи, как же достают эти политесы… ну, почему нельзя просто сказать – все, Сара, спасибо, вот деньги, всего хорошего? Нет же, надо сто раз поклон отбить и триста лишних слов сказать! Не могу! Ей-богу, такое остается ощущение, что я сама в доме все убирала – физическое состояние как раз похоже.

– Да, котенок, нелегко тебе дается английский этикет, – хмыкнул Женька, целуя ее куда-то за ухо.

– Так ты мне не скажешь? – вдруг не выдержала она, и руки Хохла, сжимавшие ее талию, чуть заметно дрогнули.

– Не скажу чего?

– Брось, не прикидывайся. Кто тебе звонил?

– Когда?

Она развернулась и уперлась обеими руками в широкую грудь, обтянутую белой майкой:

– Ну-ка, пусти!

– А если нет – что сделаешь? – без тени страха полюбопытствовал муж.

– Так скажешь?

– Нет. Тебя это не касается.

Коваль удивленно вздернула брови:

– Не поняла. Я думала, что в моем доме меня касается все.

– Все, – подтвердил Хохол, – кроме этого. Могут у меня быть собственные дела?

– Нет.

– Это кто же так решил? – хищно сузив ноздри, поинтересовался Хохол, и в его голосе Марина отчетливо различила недовольные нотки.

– Не забывался бы ты, – посоветовала она и тут же пожалела о своих словах, поняв, что перегнула палку.

В один момент ручища Хохла переместилась на ее горло и чуть сжала, а прищуренные серые глаза уставились в ее лицо острым, буравящим насквозь взглядом.

– Прекрати это. Ты не в России. И не Наковальня больше. В этом доме мужик – я. И я буду решать, что и когда говорить.

Он отпустил ее и пошел наверх, в кабинет, а Коваль, от неожиданности ослабев, осела по стене прямо на ступеньки лестницы.

– Однако… – машинально растирая шею, пробормотала она.

Женька не сделал ей больно, но удивил неожиданным напором и силой характера, чего прежде за ним не водилось. Марина поднялась и направилась вслед за мужем, найдя того за столом в кабинете. Одного взгляда ей хватило, чтобы понять – уже раскаялся и жалеет. Как всегда…

– Ты молодец, Женька. Серьезно, – тихо сказала она, прислонившись к дверному косяку, – со мной так и надо.

– Не сердишься? – угрюмо спросил он, рассматривая сложенные на дубовой столешнице кулаки.

– Нет.

– Вещички бы собрать – улетаем через три дня, – напомнил муж, отходя от неприятной темы.

– Успеется. Что-то я отцу давно не звонила, замоталась совсем. – Она сказала это совершенно искренне и без задней мысли, действительно давно не говорила с отцом, и вдруг поймала взгляд Хохла – он таращил глаза и шевелил губами.

– Откуда… как ты… – разобрала она и удивилась:

– Ты чего?

– Как ты узнала, что он звонил?

Пораженная Марина не могла вымолвить ни слова – она даже представить не могла, что отец в обход ее разговаривает с Женькой, но, что еще интереснее, Хохол скрывает от нее эти разговоры. Что, черт побери, между ними происходит?

– Зачем он звонил? Что-то случилось? Он здоров? – еле выговорила она, охваченная беспокойством.

– Все с ним в порядке. Просто так звонил.

– Ты не научился врать мне, дорогой. – Марина шагнула в кабинет и приблизилась к сидящему в кресле мужу, вспрыгнула на столешницу. – Если бы он звонил просто так, ты не стал бы скрывать. Значит, есть что-то, о чем вы оба решили мне не говорить. Так что же это?

– Н-да, день перестал быть скучным, – печально прокомментировал Хохол, осторожно перемещая ноги жены себе на колено и беря в руку правую ступню. – Сиди спокойно, я помну немного.

– Ты не увиливай, – предостерегла она, откидываясь на упертые в столешницу руки и закрывая глаза.

– Не торопи. Не знаю, с чего начать, – массируя ее ногу от ступни к колену, отозвался муж.

– Сначала – так проще.

– Знать бы, где оно, это начало…

Хохол в самом деле не знал, с чего начать разговор о том, что рассказал ему по телефону Виктор Иванович. Новость была ошеломляющая, и Женька хотел, насколько возможно, оттянуть момент, когда Марина окажется в курсе. Но дотошная и чуткая Коваль каким-то образом почувствовала напряжение и сумела все-таки раскрутить его на разговор, которого Хохол так старался избежать. И Женька решил идти до конца – то есть врать. Иначе никто не поручится за то, что сделает в следующую минуту непредсказуемая Марина.

– Понимаешь… я хочу задержаться в Черногории подольше, а Грег вернется из лагеря – и куда его? Генка не может, дела у него какие-то, я и хотел отца попросить. Но он отказался, и я вот теперь думаю, как быть. Уговаривал его вместе с Грегом к нам прилететь, а что – отдохнули бы, на солнышке пожарились, морской воздух, то-се… А отец уперся – ни в какую. Думаю, что приболел он, но скрывает, – проникновенно сообщил он, массируя ногу жены и глядя ей в глаза так открыто, как только мог. – Он просил тебе не говорить – знает, что ты расстроишься и отдыхать не поедешь. Потому я и попытался промолчать, котенок. Все просто.

Она долго смотрела на него, пытаясь понять, не врет ли, но Хохол каким-то немыслимым усилием заставил себя не отводить взгляда, и это сработало. Коваль вздохнула:

– Вечно он… я вообще не понимаю, почему он так упорствует и не хочет переехать сюда. Мы вон даже телохранителя перетянули, а отец все отнекивается. Мне было бы куда легче, живи он здесь.

– А раньше ты его и знать не хотела, помнишь? – шутя поддел Хохол, возликовав в душе, что его план сработал.

– Помню. Но ты ж понимаешь – причины у меня имелись.

Причины имелись – Марина никак не могла простить отцу, что он, зачав ее от случайной интрижки с местной официанткой, никак не принимал участия в ее жизни, даже когда увидел, в каких условиях живет его дочь. Со временем она смогла победить в себе эту обиду, во многом благодаря помощи Егора Малышева, но порой старые чувства нет-нет да и накатывали, и тогда Марина грубила, злилась и довольно сильно обижала отца. Хохлу приходилось брать на себя роль буфера – он ухитрился найти с тестем общий язык, а потому часто заступался за него перед женой и долго, терпеливо объяснял той ее неправоту.

– У меня иной раз чувство, что детей в моей семье двое – сын и ты, – шутил он в такие моменты, – и поверь – с пацаном куда проще.

Марина испытывала порой огромное чувство благодарности мужу за такие вот проявления. Окончивший школу на зоне-«малолетке» Хохол был куда более умным, чем некоторые ее знакомые из прошлой жизни, имевшие высшее образование. Женька интуитивно чувствовал, как лучше, как нужно, как правильно, мог дать верный совет или просто объяснить какие-то вещи так, чтобы она поняла.

– Я люблю тебя, Женька, – пробормотала она, закрыв глаза и прислушиваясь к движениям его сильных пальцев.

– Я это знаю, родная. – Хохол украдкой вытер капли пота, выступившие от напряжения на лбу – она поверила, расслабилась. Это хорошо.

Он увезет ее в Черногорию и постарается сделать все, чтобы она как можно дольше пребывала в неведении.

Они поужинали дома, решив не ехать в ресторан, потом долго лежали, обнявшись, на кровати, и Хохол бережно поглаживал стройное тело жены, расслабившееся под его руками. Когда наконец Марина уснула, подсунув под щеку ладонь, совсем как ребенок, Женька, укрыв ее одеялом, натянул спортивные брюки и спустился вниз, в кухню. Заварив себе чифирь, он переместился в гостиную, щелкнул кнопкой пульта, настроив телевизор на какой-то кабельный русский канал, и уселся в мягкое кресло. Мысли роились в голове, отвлекая от происходившего на экране.

То, что сообщил зятю Виктор Иванович, слегка ошеломило и сбило с толку. Зачем, интересно, Дмитрий решил ввязаться в эти политические игрушки? И каким образом на него вышел Ворон? И если он сделал это случайно, то в курсе ли Мишаня, что кандидат – родной брат Наковальни? А если не в курсе, то что будет, когда эта информация всплывет? А ведь она всплывет обязательно, тут не может быть двух мнений. И что будет делать с этим Ворон, ведь он знает, что Марина жива и где она теперь скрывается?

– Черт их всех дери – мы только начали спокойно жить, – проскрежетал Женька, сжимая кулаки, – только-только почувствовали свободу и хоть какой-то покой – и на тебе! Какого вообще хрена бывший ментовский генерал решил стать мэром? И почему не нашел для себя другой город? Значит, есть что-то еще, только пока я не вижу, что именно. Но я непременно это выясню. Мне бы только Маринку подальше запрятать, чтоб не полезла.

Он отхлебнул глоток из алюминиевой кружки, которую Сара пыталась выбросить с периодичностью раз в месяц, и закурил. Опять его спокойствию угрожает что-то извне, как раз в тот момент, когда он так счастлив и умиротворен. Когда любимая женщина наконец принадлежит только ему. Но, видимо, это не его участь – быть счастливым и спокойным, он – Жека Хохол, обреченный вечно работать кулаками и чинить разборки. Единственное светлое пятно в его жизни – Марина, и она же – источник вечной сердечной боли. Но Хохол твердо знал – если бы ему предложили изменить что-то в прошлом, он ни за что не согласился бы. Потому что вся его прошлая жизнь была залогом того, что он встретит ее, Марину, любовь и боль, необъяснимое счастье и кучу проблем.

Он часто вспоминал ее такой, как увидел впервые – русоволосой стройной красоткой с упругой грудью и длинными ногами, обтянутыми белыми джинсами. Первое, что он увидел, были как раз эти ноги, появившиеся из двери черного «Мерседеса» старого Мастифа. Красные туфли на шпильках, штанины джинсов – и вот она стоит на дорожке перед шлагбаумом, за которым – территория особняка Сереги Строгача. И Хохол, глядя на нее, перестает соображать и одновременно испытывает страшную злость на то, что молодая красивая девка принадлежит этому дряхлому пню. Когда выяснилось, что она не любовница Мастифу, а «вывеска», ширма для его легального бизнеса, у Хохла отлегло от сердца. Это значило, что теперь он часто будет видеть эту девицу в имении Строгача, а значит, появился шанс на то, что рано или поздно Серега поведет ее в свою знаменитую сауну, и тогда у него, Женьки, будет возможность прикоснуться к ней. Однако не случилось.

Появился Малыш, и вскоре они с Коваль поженились. Разные мысли посещали тогда голову Хохла, вплоть до того, чтобы подкараулить ездившего без охраны Малыша где-нибудь на лесной дороге и… Но он понимал – не сможет, просто не хватит духа. Когда случился прокол, и Малышев налетел на каких-то левых деляг, решивших развести Наковальню на деньги, она все-таки приехала к Строгачу за помощью и пошла с ним в сауну – это было главным условием, которое выдвинул Строгач в обмен на эту самую помощь. Хохол обыскивал ее на входе и чувствовал, что готов уже убить и Серегу за то, что это тело сейчас достанется ему. Присоединиться его, разумеется, не пригласили. Но спустя год случилось то, что случилось – заигравшаяся Коваль соблазнила его сама, сама пришла и как-то совсем уж расчетливо отдалась в его власть, и одуревший от счастья Хохол даже не сразу сообразил, что она просто-напросто разводит его. Прикрывает шашни своего телохранителя и Виолы, охранять которую и должен был Хохол там, в Египте. Это сперва привело его в ярость, но потом, проводя каждую ночь в ее постели, он вдруг понял, что Коваль делает это вовсе не для того, чтобы отвлекать его от Виолы, а потому, что ей самой это нравится. Она хочет его – и берет всего, без остатка, до дна. Это открытие настолько поразило Женьку, что он уже ни о чем другом и думать не мог. Ему нужна была эта женщина, только она – и никто больше.

Несколько лет он был при ней телохранителем, носил на руках, раненную в позвоночник, плавал с ней в бассейне, возил гулять. Когда погиб Малыш, Хохол старался облегчить ее горе и все время терпеливо ждал. Она сдалась, хоть и не скоро, хоть и заводила мимоходом романы, но возвращалась всегда к нему. Хохол умел быть терпеливым и в конце этого тяжелейшего марафона все-таки получил главный приз – Наковальня вышла за него замуж, взяла его фамилию, признала, что уже не сможет без него. В последнее время она стала часто говорить о любви, чего раньше не делала, и каждая ее фраза звучала для него как музыка.

– Девочка моя, что же еще должно случиться в нашей жизни, чтобы наконец мы смогли вздохнуть свободно? – пробормотал он, отхлебывая чифирь. – Уже и лицо другое у тебя, и документы, и все – а прошлое так и не отпускает. Как мне тебя уберечь? Я жизнь отдам, только бы с тобой ничего не случилось.

– Ты молишься тут, что ли? – произнес за спиной хрипловатый голос жены, и Женька, резко обернувшись, спросил:

– Ты проснулась? Голова?

– Нет, – пробормотала она, забираясь к нему на колени, – просто глаза открыла – а тебя нет. Я испугалась.

– Ну что ты, котенок, я никуда от тебя не уйду, – обнимая ее свободной рукой, пообещал Хохол.

Марина взяла кружку, сделала большой глоток и поморщилась:

– Боже…

– Не нравится? Хочешь, я тебе зеленого заварю?

– Не уходи, – попросила она, – я не хочу чаю. Мне почему-то очень страшно.

«Знала бы ты, как страшно мне», – подумал про себя Хохол, бережно прижимая жену к груди и целуя в макушку.

Глава 8

Урал

Ворон расхаживал по кабинету в «Матросской тишине» и испытывал странное чувство, как будто кто-то наблюдает за ним сквозь прицел снайперской винтовки. Он то и дело прикасался рукой к налитому тяжестью затылку, словно проверял, все ли там в порядке. Это навязчивое движение уже начало злить и причинять дискомфорт, а ощущение не проходило.

– Что за ерунда? – пробормотал он, закуривая и с опаской косясь на большое окно. – Леон!

Телохранитель возник в ту же секунду, словно караулил за дверью.

– Да, Михал Георгич.

– Скажи пацанам, пусть внешние жалюзи опустят.

Леон не задал вопросов, он прекрасно понимал, что к чему. Два дня назад шеф получил письмо по электронной почте и с того момента сделался нервным и дерганым. С содержанием письма Ворон ознакомил только Леона – никому больше не доверял, а в преданности и надежности одноглазого подручного не сомневался. Кстати, в душе Ворон был очень благодарен Наковальне, опустившей его прямо при всей охране за нежелание везти слишком тяжело раненных Хохла и Леона в больницу. Ну, положим, с Хохлом-то она и без него все решила бы, муж все-таки, а вот за Леона вступилась. И Ворон, мысленно уже списавший Леона, обдумав на досуге ее слова, решил, что в телохранителе главное не внешность или габариты, а умение просчитать и предупредить, а потому Леон после реабилитации вернулся в его дом и занял там новое положение. Хотя он и находился при Вороне безотлучно, но функцию телохранителя теперь выполнял Марат – широкоплечий татарин из Казани. Его родственник Мирза в свое время «ходил» под Наковальней, был одним из пяти ее бригадиров, так что протекция у Марата имелась. Леон же перешел как бы на аналитическую работу да выполнял какие-то серьезные поручения хозяина.

В ситуации с письмом Ворону просто некому было довериться, а Леон знал много такого, о чем постороннему не расскажешь. Адрес, разумеется, пробить не получилось, но что-то в тексте письма натолкнуло Мишку на мысль о том, что оно от Гриши Беса, бывшего «смотрящего» и по совместительству мэра города. Правда, длилось его мэрство всего ничего, но и этого хватило Ворону, чтобы, заручившись поддержкой Наковальни, хорошо подоить административные ресурсы Беса. А все просто – имелась у них с Наковальней напополам одна хитрая папочка, в которой были сложены бумажки, подтверждавшие весьма противозаконную деятельность Беса на посту мэра, и этими самыми бумажками Ворон периодически обмахивался на глазах у скрежещущего в бессильной злобе зубами Григория Андреевича. И опять – если бы не Наковальня, то и не получил бы Ворон таких возможностей. Но умная баба, пытаясь избавиться от посягательств Беса на ее спокойствие, семью и банковский счет, провернула хитрую комбинацию, в результате которой Бес так плотно был насажен на крючок, что пришлось ему инсценировать собственное исчезновение, чтобы соскочить.

История эта наделала много шума – ну, еще бы! Средь бела дня из больницы пропадает лежащий там на излечении после покушения мэр, и никто не может точно сказать, куда именно он делся. А потом исчезает и его жена с больным сыном, и тоже никаких концов. Ворон, правда, знал, что Виолу вывезла из страны все та же Наковальня – спасала любовницу, сучка, но препятствовать он тогда не стал. Да и связываться с бабой и ребенком тоже как-то не по понятиям. Но вот где именно осел Бес с супругой, не могла точно сказать даже Марина, хотя Ветка и приезжала в Англию, чтобы предупредить о готовящемся на нее покушении. По каким-то одной ей заметным косвенным признакам Наковальня вычислила, что живет теперь подруга в какой-то арабской стране, но доказать не смогла. Ворону она это все тоже рассказала, и они вместе попытались выкрутиться из расставленной Бесом ловушки. И ведь выкрутились, вышли живыми, разве что вот Леон глаз и ухо потерял, да у Хохла добавилось отметин на теле.

И вот теперь, значит, снова возникает Гришка с претензиями. И это может значить только одно – Бес решил вернуться, пусть не мэром – ну, это понятно, – так «смотрящим». И это последнее, кстати, вполне реально сделать – важно просто иметь новые документы. А с этим проблем у Гришки, понятное дело, не возникнет.

Все эти невеселые выводы Ворон успел сделать за два дня с момента получения письма, и они ему очень не нравились. Как ни крути, в одиночку против Беса он слаб. И как ни горько в этом признаваться, но без Наковальни ему не обойтись. А вот тут возникала сложность, и звали эту сложность Жека Хохол. Во время последнего визита на родину он ясно дал понять Ворону, что не потерпит больше попыток вовлечь Наковальню в разборки. И почему-то сложилось у Ворона четкое ощущение, что Хохол не шутит. И вот это было плохо.

– Закрой дверь, – велел Мишка вернувшемуся Леону. Жалюзи на окнах со скрежетом поползли вниз, и от звука Ворон поморщился.

Леон сел напротив, привычным жестом сунув руки в карманы. Во время работы он носил тонкие перчатки, но все равно убирал изуродованные кисти, замечая неприязненный взгляд хозяина.

– Что думаешь?

Леон пожал плечами:

– Нет зацепок. Одно могу сказать – он услышал про будущие выборы и про ваше в них участие, вот и решил под эту дудку свои интересы пролоббировать. У него есть что-то такое, чем он может вас здорово прижать. Вот только что?

Ворон задумался.

– Что? Вот и я голову два дня ломаю – что. Судимости мои – фигня, сейчас уже и не скрывает никто, и дела никому нет. Бизнес? Он легальный, разве мелочи какие, но так уж в нашей стране все устроено – без нелегальщины просто не выжить. Что еще? Младенцев не жру, баб не порчу, мальчиков по ночам в коттедж не привожу. Этим, кстати, тоже никого не удивишь уже. Даже не знаю…

– А вы не подумали, что дело может быть не в вас? – Леон поправил повязку на глазу и снова убрал руку в карман.

– Не во мне? – выпучился Ворон. – Тогда вообще непонятно. Ты не темни, Леон, говори прямо – нашел чего?

– Дайте мне еще один день, завтра вечером я буду располагать точной информацией.

– Ишь ты… День ему дай, – хмыкнул Ворон, – а мне что делать весь этот день? В затылке вон свербит, как будто уже туда пуля калибра «пять-девять» вошла!

– Это глупости, – успокаивающе сказал Леон, – валить вас Бесу смысла нет, вы ему нужны живым, только так он добьется того, чего хочет.

– То есть ты мне это вот прямо гарантируешь? Вот прямо отвечаешь за каждое слово, да?

– Вы прекрасно понимаете, что я не могу дать гарантий. Марата проинструктирую, чтобы был внимательнее. Если можно, я домой поеду, есть еще кое-какие дела.

Леон встал, но из кабинета не вышел, пока не дождался одобрительного кивка хозяина. Плотно закрыв дверь, он подозвал сидевшего в кресле Марата и дал ему пару указаний. Тот молча слушал, почтительно склонив коротко стриженную голову – Леона уважали и к слову его прислушивались. Осмотрев на всякий случай еще и припаркованную на заднем дворе клуба машину, Леон убедился, что все вроде в порядке, и вышел на оживленную трассу. Ехать в поселок он пока не собирался – ему нужно было непременно позвонить Хохлу, и сделать это важно было сегодня, чтобы иметь возможность для маневра и определиться, что делать с полученной информацией.

Дойдя до ближайшего салона сотовой связи, Леон вынул из сумки паспорт на чужое имя, купил сим-карту и простенький телефон, вышел на улицу и, зайдя в сквер, опустился на скамью. Телефон Хохла он затвердил наизусть, а бумажку сжег, чтобы никто, не дай бог, не смог поинтересоваться содержимым обложки его паспорта – мало ли любопытных в их доме. Вставив сим-карту в аппарат, Леон набрал номер и приготовился ждать, затаив дыхание – кто знает, что могло случиться за этот год. Может быть, Хохла вообще нет в Англии – при их жизни это запросто могло случиться. Но вот раздался глухой голос, произнесший с ужасающим акцентом:

– Хелло.

– Джек, это Леон, – по-русски сказал телохранитель, и голос Хохла потеплел:

– Здоров, бродяга. Как сам? Как здоровье?

– Не жалуюсь. Спасибо Мэриэнн – поддержала. У меня к тебе дело, Джек.

– Какое? – напрягся Хохол.

– Ты один? Рядом никого нет?

Сказав это, Леон и сам оглянулся по сторонам, но сквер был пуст, только откуда-то издалека раздавался собачий лай – там находилась площадка для выгула.

– Если ты о Мэриэнн, то повезло – она в салон уехала. Мы с ней завтра в Черногорию улетаем.

– Может, это даже к лучшему. Слушай, Джек, тут такая петрушка. Ввязался мой хозяин в предвыборную гонку на мэрских выборах…

– Вот же твою мать, и этот туда же, – пробормотал Хохол, закуривая.

– А кто еще? – насторожился Леон.

– Думаю, тебе нет нужды в этом. Так что про Ворона? На фиг ему этот головняк? Лавры Беса спать мешают?

– Да он не сам, финансово поддерживает одного кандидата из московских. И вот тут вся фишка и кроется, Джек. Фамилия кандидата – Коваль, и Ворон мне поручил добыть досье.

– И в этом досье ты, ясная поляна, обнаружил одну странную вещь, да? – перебил Хохол. – Потому и звонишь?

– Да, – честно признался Леон, – я придержал информацию до завтра, хотел сперва с тобой покумекать. Не хочу подставлять Мэриэнн, вдруг это ей боком выйдет.

– Ей, Леон, всегда выходит не боком, а, прости за грубость, раком, – вздохнул Хохол, щелкая зажигалкой и прикуривая новую сигарету. – Это ее брат по отцу, бывший ментовский генерал. Они не общаются уже много лет, да и он не в курсе, что Мэриэнн жива, понимаешь? Вот так… И я теперь даже не знаю, что с этим делать.

Это Леон понимал. Получив досье генерала Коваля, он тоже не сразу смог отойти от шока и сообразить, что теперь делать с полученной информацией. Очень уж неожиданной оказалась связь между генералом МВД, пусть и бывшим, и главой криминальной группировки, пусть официально и мертвой. Но было ведь и еще кое-что…

– Хуже другое, Джек. Бес нарисовался, – тихо сказал Леон, на всякий случай снова оглядываясь по сторонам.

Хохол присвистнул – вот это была новость почище той, что преподнес Леон в начале разговора. Но рано или поздно Бес должен был возникнуть снова, это такой человек, что, пока жив, он будет отравлять жизнь другим и особенно Марине.

– Я фигею с первых пионеров… Каким образом нарисовался?

– Там, знаешь, странно. Пришло письмо с левого адреса, а в письме – намеки на то, что Ворон имеет в шкафу огромный скелет, и связан этот скелет с его протеже-кандидатом. И, мол, если Ворон будет поступать правильно, то ничего не всплывет, никто не сядет и не ляжет, а будут все жить дружно и счастливо. Улавливаешь?

– А то, – вздохнул Хохол, которому сейчас хотелось сжать руки на шее Гришки Беса и держать до тех пор, пока тот не перестанет дергать ногами.

– Давай решать что-то, Джек. Бес, как я понимаю, хочет вернуться в город по левой ксиве – понятно, в мэры не полезет, но общак себе вернет. Тут у нас в этом смысле пока небольшое безвластие, и он, видимо, в курсе. И давить Бес будет Ворона и нового мэра.

– А ты уверен, что Коваля изберут?

– Ты не понимаешь, да? Тут у него, мне кажется, и расчет на то, что фамилию его в городе помнят. Но ты ведь знаешь людскую молву – плохое забывается, а хорошее приукрашивается и расцвечивается ярко. Так что Марина Викторовна здесь – героиня, про нее худого никто не говорит. Вот, мне кажется, братец ее и хочет на этом сыграть.

– Гнида он ментовская, а не братец, – с чувством отозвался Хохол, – чуть не приговорил я его однажды, да Маринка, будь она неладна, просчитала меня и сама на пику залетела – весь бок финкой ей располосовал. Своей рукой, сам. А не будь ее – и отдыхал бы сейчас генерал на облачке.

– Жесткие вы, ребята, – удивленно протянул Леон.

– Короче, спасибо тебе за головняки, Леон, – печально сказал Хохол, – устроил ты мне отдых…

– Ну прости, Джек…

– Да ты не понял. Я тебе на самом деле благодарен, так я хоть смогу что-то сделать, как-то предупредить события. Скорее всего, мы у вас скоро появимся, вот чует мое сердце.

– Буду рад увидеться.

– Ну, еще бы. Спасибо, братан, я твой должник.

– Брось это. Я твоей жене жизнью обязан.

– Да, кровников у нее хватает, – коротко хохотнул Женька. – Моя Марина Викторовна умеет друзей заводить. Правда, врагов заводить у нее выходит куда быстрее и лучше. Ладно, бывай, Леон. Звони, если что.

– Я понял.

Попрощавшись, Леон отключил телефон и, надорвав подкладку сумки, сунул аппарат за нее, подумав, что дома найдет для него более надежное место. Застегнув сумку, он вышел из сквера на трассу и поднял руку, останавливая такси.

Глава 9

Бристоль, Англия

Закончив телефонный разговор, Хохол отбросил трубку и застонал. Где-то внутри, там, где сердце, все заныло, заболело в предчувствии. Надо же, как сложилось – и брат тебе тут, и Бес, и Ворон, и все в одной куче. Бедная Маринка, когда же это кончится? И даже не это главное – что ему, Женьке, теперь делать с этой информацией? И ведь уже не получится скрыть ее от Марины, в этом деле вообще затягивать нельзя, потому что сам он ничего решить не сможет, даже если привлечет Леона – не та квалификация. Накрылся отдых все-таки, как ни старался Женька избежать этого. Он, конечно, увезет ее в Черногорию и только там, на берегу моря, выложит все, что узнал от Леона и тестя – вдруг близость воды, свежий воздух и смена обстановки заставят Марину хоть на несколько дней отложить поездку в N.? Хохол, понятное дело, не особенно рассчитывал на то, что план удастся, но вдруг? И надо выяснить у Виктора Ивановича, что конкретно известно Дмитрию о теперешней жизни так нелюбимого им зятя? Судя по всему, тесть проговорился о том, что Женька на самом деле жив, это, конечно, неприятно, но не смертельно. Генерал ведь не дурак, чтобы бежать с этой информацией к бывшим сослуживцам – должен понимать, что подставит и отца, и собственную жену, и ее приятеля-адвоката – всех, кто принимал участие в Женькином освобождении. Но знать точную информацию непременно нужно. Осталось выбрать время и позвонить так, чтобы Марина этого не услышала.

Хохол взялся было за телефон, собираясь набрать номер тестя, но вовремя услышал звук поворачивающегося в замке ключа – это вернулась из салона жена. Судя по тому, что он пропустил звук открывающихся ворот во дворе, машину она не загнала, а оставила на улице, значит, поедет еще куда-то.

– Ну, вот тогда и позвоню, – пробормотал Хохол, убирая трубку и спускаясь вниз.

Марина с обновленной стрижкой и свежим маникюром как раз присела на пуфик, расстегивая ремни босоножек.

– Ты спал, что ли? – спросила она, глядя на мужа снизу вверх из-под упавшей на глаза челки.

– Да, задремал, – преувеличенно сонным голосом отозвался он и зевнул, потягиваясь, – а ты чего машину не загнала? Поедешь куда-то?