Однажды ночью в августе Хислоп Виктория

Манолис от души рассмеялся. Ему нравилась эта женщина. Она была неглупа и очень искренне обрадовалась такой реакции на свою шутку.

– Что ж, тогда я принесу тебе постельное белье. На том и порешим.

Через пять минут она вернулась, что-то напевая себе под нос, и принесла серые простыни и грубое шерстяное одеяло. После чего принялась заправлять постель. Манолис же тем временем выглянул в окно и посмотрел вниз, на улицу. Она была пуста, если не считать бродячих собак.

Управившись с простынями, кирия Агати сняла со связки ключ от комнаты и отдала его Манолису. Затем еще раз взбила тощую подушку и разгладила одеяло, теперь расправленное и лежащее на кровати. Каким бы непривлекательным оно ни выглядело, Манолису не терпелось оказаться под ним. Усталость брала свое.

– Спасибо, кирия Агати, – вежливо сказал он.

– Что ж, думаю, мы скоро увидимся, – ответила женщина на прощание, стоя у открытой двери. – Я убираюсь в комнатах раз в неделю.

Манолис кивнул. Хозяйка ушла.

Он сел на кровать, скинул ботинки и вновь поднялся, чтобы раздеться. Сняв брюки, он вдруг услышал, как что-то со звоном упало на пол. Манолис сразу понял, что это сережка Анны. Он наклонился, поднял ее с пола и положил на раскрытую ладонь. Фотография с крестин все еще была в кармане его рубашки, и только сейчас он позволил себе достать ее и взглянуть на лицо женщины, которую любил.

Зажав аквамарины в ладони, Манолис сунул фотографию под подушку, без сил опустился на кровать и провалился в сон.

В душной комнате его всю ночь мучили кошмары. Манолис все время от кого-то убегал: то от Андреаса, то от дяди, то от Антониса с Гиоргосом и еще от каких-то людей из далекого прошлого, память о которых хранило его подсознание. Где бы он ни прятался, его всегда кто-то находил. Манолис все бежал и бежал, тяжело дыша и крича, ненамного опережая преследователей. В конце концов он превратился в загнанного зверя, существо со спутанной шерстью и окровавленными лапами. Он был покрыт грязью, на которую налипли опавшие листья, и никак не мог найти убежище…

Когда Манолис проснулся, весь в поту, то обнаружил, что его подушка стала влажной от слез, простыни – хоть выжимай, а у изголовья кровати стоит кирия Агати. В открытое окно било солнце.

– Я уж думала, на тебя кто-то напал, кирие Манолис! – с беспокойством проговорила женщина. – Что кого-то режут ножом прямо тут, под моей крышей!

Манолис сел, потирая глаза и пытаясь сообразить, где он находится и кто эта женщина, протягивающая ему стакан. Потребовалось какое-то время, прежде чем он выбрался из-под густой пелены сновидений и окончательно пришел в себя.

– Даже девушки жаловались на шум. И уж поверь мне, слышать такие жалобы от них крайне непривычно. Ну и сон тебе, должно быть, приснился, – причитала женщина.

Манолис тем временем взял у нее из рук стакан и залпом выпил его содержимое. Краем глаза он заметил, что кирия Агати пристально наблюдает за ним, слегка склонив голову набок.

– Сейчас четыре часа дня, – подытожила она, забирая у него стакан. – Думаю, тебе надо прийти в себя. Я уже ухожу.

Накануне Агати не обратила особого внимания на своего нового постояльца, но теперь могла хорошенько его рассмотреть. За все годы, что кирия Агати держала свой пансион, она не видела такого красивого мужчины.

Манолис понял, что его изучают. Что ж, к пристальным взглядам женщин ему было не привыкать.

– Спасибо за воду, кирия Агати. – Он попытался улыбнуться, но не смог.

– Не за что, – коротко ответила она. – Ах да, и не надо никакой «кирии». Просто Агати.

Как только она вышла из комнаты, Манолис поднялся. Он пытался выбросить из головы свои кошмары и надеялся, что в следующий раз к нему во сне придет Анна. Ему нужно было ее увидеть.

Манолис умылся, оделся, а затем вышел на улицу. День близился к концу, и птицы расселись на крышах соседних домов, по-видимому готовясь вскоре отправиться на юг. Зима была не за горами.

Для начала Манолис прогулялся по набережной. Работы в доках на сегодня были завершены, на судостроительных и ремонтных верфях стояла тишина. Хотя рабочий день подошел к концу, многие не спешили расходиться, обсуждая рабочие планы на завтра. Летние веранды кафенио были заполнены до отказа. Несмотря на то что вдоль всей набережной выстроились бары и рестораны, свободных мест в них почти не осталось. После тяжелого трудового дня тысячи голов пронзала одна и та же мысль: нужно немедленно где-то перекусить и выпить.

В кафе на противоположной стороне дороги Манолису посчастливилось найти свободный столик. Он не ел больше двух дней и теперь был голоден как волк. Официант поставил на стол перед Манолисом хлеб и воду, а затем принял заказ. В меню ресторанчика сегодня было три мясных блюда – свинина, баранина и курица. Манолис заказал все три и велел подать холодного пива. Когда заказ принесли, Манолис торопливо поел, вытер губы куском хлеба, осушил залпом вторую бутылку пива, расплатился и ушел. За столиком он ни разу не поднял глаз от своей тарелки и даже не взглянул на официанта.

В то время как Манолис поглощал свой первый обед на материке, Андреаса переводили из полицейского участка в Айос-Николаосе в тюремную камеру в Неаполи. В том, что именно он совершил преступление, сомнений не было. А вот причины, толкнувшие его на убийство, для многих оставались загадкой.

В барах и тавернах Лассити только и говорили что об убийстве Анны. Фамилия Вандулакис была широко известна на востоке Крита, а потому весть о том, что наследник богатого семейства застрелил свою жену в приступе безумной ревности, быстро разлетелась по острову. Всем работникам обширного поместья – от домашней прислуги до управляющих – строго-настрого запретили обсуждать происшедшее не только с семьей и друзьями, но и между собой. Однако все было напрасно. Экономка Анны, кирия Василакис, взяв с подруги обещание молчать, рассказала ей, что несколько раз видела, как Манолис входил в дом и выходил оттуда. После этого никто уже не сомневался в том, что именно он посеял раздор между супругами. И вскоре о его исчезновении стали говорить ничуть не меньше, чем о самом убийстве.

Антонис был одним из немногих, кто пытался как-то оправдать Манолиса. Зная, что его лучший друг косвенно причастен к убийству, Антонис испытывал в отношении случившегося смешанные чувства. Он не винил Манолиса в трагической развязке этой истории, но ненавидел Андреаса сильнее прежнего.

Антонис давно уже смирился с тем, что потерял Анну, и любовь постепенно уступила место неприязни. Тем не менее он чувствовал, что обязан присутствовать на ее похоронах. Проститься с Анной собралась вся Плака, а учитывая, как близки были семьи Анны и Антониса, у того просто не оставалось выбора.

В течение нескольких изнурительных часов ему пришлось наблюдать, как плачут над открытым гробом деревенские женщины. Антонис не смог удержаться от искушения и помимо воли в последний раз взглянул на восковое лицо женщины, которую когда-то любил.

Это были необычные похороны. Жителям Плаки редко доводилось испытывать столько горя, смешанного с ужасом. Некоторые старики еще помнили вендетту полувековой давности, когда была убита целая семья, но с тех пор ничего подобного в этих краях не случалось.

«Неужели на долю одной семьи может выпасть так много несчастья?» – спрашивали себя участники траурной церемонии. В один и тот же день младшая дочь словно восстала из мертвых, возвратившись со Спиналонги, а старшая – покинула мир живых. Большинство не видело связи между этими двумя событиями, и люди явно были встревожены таким совпадением.

После замужества Анна покинула Плаку и почти десять лет прожила в имении Вандулакисов. Однако в деревне, где молодая женщина провела свое детство и юность, ее по-прежнему помнили. Гиоргоса любили все без исключения жители деревни, а также с теплотой вспоминали его покойную жену Элени. Мария же славилась на всю Плаку своей добротой и кротостью.

Семья Вандулакис на похороны не явилась. Ни для кого это не стало неожиданностью, но многие сочли, что Александросу с Элефтерией все же следовало послать кого-то проститься с Анной вместо себя. Ведь это их сын застрелил молодую женщину, возмущались одни, но другие понимали, что позор, который навлекла на себя эта семья, уже ничем не смыть. И даже если бы Вандулакисы пришли, все бы их сторонились.

Хотя Вандулакисам принадлежал огромный участок на кладбище в Неаполи, Анну похоронили около часовни на окраине Плаки. Это небольшое строение смотрело на море, и из него всегда была видна Спиналонга. В день похорон Гиоргос держался достойно и почти не плакал. Но в следующие сорок дней, навещая могилу Анны, он заливался горькими слезами, глядя через пролив на Спиналонгу. Теперь, после смерти, его жена и дочь оказались в пределах видимости друг друга. Гиоргос надеялся, что эта мысль хоть немного примирит его с утратой близких, но это было не так.

В течение нескольких недель после похорон Мария ни на минуту не оставляла своего отца и частенько вместе с ним смотрела на остров. Однако при этом не думала о сестре или о матери. Мария ловила себя на мысли, что была бы совсем не против вернуться. В те последние месяцы на Спиналонге жизнь была намного лучше нынешней.