Маленький отель на Санторини Набокова Юлия
– Отель ведь сейчас не работает? – уточняю я. – Он закрылся после смерти бабушки?
– Нет, отель работал еще какое-то время. Костас нанял управляющего, но…
Навстречу нам из-за поворота резко выскакивает автомобиль. Яннис выворачивает руль, уходя от столкновения, и громко ругается по-гречески. Машина проносится по краю пропасти, камни сыплются вниз из-под колес. У меня волосы шевелятся от страха, когда я понимаю, что мы чудом избежали беды.
– Идиот! Сорри, Вероника, – Яннис переходит на английский.
– Лучше не отвлекайся, – прошу я осипшим голосом, решив больше ни о чем не спрашивать. Пусть следит за дорогой, тем более что узкие горные серпантины становятся все круче, а мы еще не одолели и середины.
Я даже не успеваю перевести дух от опасного инцидента на дороге, как нам навстречу выезжает целый автобус. Я зажмуриваюсь и начинаю вспоминать хоть какую-нибудь молитву. Будет глупо приехать на Санторини и сорваться в пропасть, даже не добравшись до отеля моих родных!
– Это местный автобус, ездит из Ии и Фиры до пляжей на другом берегу – Камари и Периссы, – доносится до меня спокойный голос Янниса.
Открыв глаза, я вижу, что автобус остался позади, а мой водитель как ни в чем не бывало крутит руль, продолжая подниматься все выше.
– Что? – переспрашиваю я, еще слишком напуганная, чтобы сообразить, о чем речь.
– Подумал, тебе он может понадобиться. Не всегда же ты будешь вызывать такси, – широко улыбается Яннис. – Хотя я всегда буду рад тебя отвезти!
Он игриво сверкает черными глазами, а я на всякий случай отодвигаюсь подальше. Кто его знает, этого Янниса! Может, привык крутить курортные романы с заезжими туристками и одной жены ему мало?
– Ты надолго сюда, Вероника? – интересуется он.
Я пожимаю плечами. Из моего недельного отпуска уже прошло два дня. Осталось пять. Если не управлюсь с делами, то возьму еще неделю.
– Понимаю, тебе надо оглядеться на месте и решить, как быть дальше, – кивает Яннис и с любопытством косится на меня. – Можно я спрошу тебя кое о чем личном?
– У меня есть жених! – Я резко поднимаю руку с кольцом Кирилла, чтобы дать понять, что любвеобильному греку здесь нечего ловить.
– Поздравляю! – Яннис широко улыбается, демонстрируя неровные желтые зубы до самых десен. Словно по-настоящему рад за меня. – Надеюсь, что он такой же красивый, как и я?
Я недоуменно хлопаю глазами – по сравнению с Яннисом даже Адриано Челентано кажется красавцем. Он серьезно о себе такого самомнения? Яннис ржет как конь:
– Шутка!
Я натянуто улыбаюсь, а он спрашивает:
– Когда свадьба?
– Скоро.
Вообще-то мы с Кириллом не успели запланировать дату свадьбы, потому что на меня сразу свалилось наследство, и мы решили, что подадим заявление в ЗАГС после моего возвращения.
– Летом? – не отстает любопытный грек. – Приезжайте играть свадьбу на Санторини! Многие молодожены сюда за этим приезжают, а у тебя и свой отель есть!
Идея заманчивая, и ее стоит обдумать. Регистрация брака на открытой террасе над морем гораздо романтичнее церемонии в столичном загсе.
– Но я хотел спросить тебя о другом, – продолжает Яннис. – Извини, если лезу не в свое дело, но мы с родными были очень удивлены, когда мне позвонил Спирос и попросил встретить внучку Афины. Мы даже не знали, что у нее есть внучка. Почему ты никогда не приезжала раньше?
Я медлю, не зная, как объяснить в двух словах.
– Извини, если расстроил тебя, Вероника. Можешь не отвечать. Я все понимаю. Это слишком личное, – тараторит Яннис с виноватой улыбкой. – Вот, смотри, это уже Фира! Скоро мы будем в Ие!
За его расспросами я не заметила, как мы взобрались наверх и теперь едем мимо нарядных белых домиков, пестрящих яркими вывесками таверн и отелей, разноцветными сувенирами в дверях лавочек. Улочки уводят вперед, к синему морю, туда же устремляются туристы, которых даже не в сезон немало. Но рассмотреть городок из окна автомобиля я не успеваю, мы довольно быстро проскакиваем его по окружной дороге и катим по указателю на Ию.
– Ия еще красивее Фиры, вот увидишь! – обещает Яннис.
А мне внезапно хочется облегчить душу и ответить на его личный вопрос:
– Я ничего не знала об отце и о бабушке. Даже не догадывалась, что они живут в Греции. Мы ни разу не виделись при их жизни. О том, что Костас – мой отец, мне несколько дней назад сообщил нотариус Спирос.
– Серьезно? – Яннис изумленно качает головой. – Как жаль… Афина была бы рада узнать, что у нее есть такая красивая внучка.
– Спирос сказал, что я похожа на отца.
– На Костаса, да, – кивает Яннис. – Но на молодую Афину – еще больше! Я сразу узнал тебя в аэропорту, еще до того, как ты подошла ко мне.
Так вот почему он так на меня пялился в зале прилета, как будто увидел знакомую!
– Моя мама рассказывала, что Афина была одной из самых красивых девушек на Санторини, – сообщает Яннис, – и у нее было много поклонников, но выбрала она твоего деда – Панайотиса.
– Твоя мама хорошо знала мою бабушку? – взволнованно уточняю я.
– Конечно! Они всю жизнь прожили по соседству и были лучшими подругами! Вот почему мама удивилась, услышав, что отель Афины унаследовала ее внучка, о которой Афина ни словом ей не обмолвилась.
– А твоя мама жива?
– Жива и здорова, слава богу! И очень хочет с тобой познакомиться!
– Я буду рада. Мне бы хотелось узнать больше о бабушке и об отце.
– Приходи к нам вечером на ужин, я тебя приглашаю. У нас семейная таверна, угостим тебя настоящей греческой кухней!
– Спасибо, – искренне благодарю я, радуясь, что первый вечер на Санторини мне не придется провести в одиночестве и уже вечером я узнаю больше о своей семье.
– Вот и отлично! Ирини тоже будет рада поболтать со своей землячкой. – Имя своей русской жены Яннис всегда произносит с любовью, так что я не сомневаюсь, что он ее боготворит. Да и мне интересно узнать, каким ветром Ирину занесло на Санторини и нравится ли ей жизнь на острове.
– А вот и Ия! – объявляет Яннис.
К моему удивлению, он останавливает машину на общественной парковке:
– Дальше пешком!
Я выхожу за ним, Яннис достает мой чемодан из багажника и поясняет:
– Центр Ии – только для прогулок.
Мой взгляд падает на соседний автомобиль, покрытый таким густым слоем пыли, что не поймешь, какого он цвета. А поверх кто-то оставил рисунки и надписи.
– Вулканическая пыль, – поясняет мне Яннис. – Приходится постоянно мыть машину из-за нее.
Он берет мой чемодан и катит его к белеющим вдоль обрыва домикам. Навстречу нам, из центра Ии к автовокзалу, идет пара туристов с чемоданами побольше моего.
– А если нужно привезти что-то потяжелее, чем чемодан? – спрашиваю я, следуя за Яннисом.
– Тогда есть тележки и мотоциклы.
– А если кровать или шкаф?
Мне, живущей в Москве и привыкшей заказывать доставку до двери квартиры, трудно представить, как жителям Санторини приходится менять мебель или переезжать.
– Тогда есть мотоцикл с тележкой, – ухмыляется Яннис. То, что в диковинку мне, для него обычный образ жизни. – И еще ослики.
– Ослики? – еще сильней удивляюсь я.
Но тут мы подходим к дорожке, ведущей вдоль обрыва над морем, и я останавливаюсь, потрясенная открывшейся мне панорамой Ии. Белые домики, с редкими вкраплениями бежевых, желтых и розовых, расплескались по скалам, словно морская пена. Кажется, Ия возникла на гребне волны, которая накатила на скалистый отвесный берег, взобралась до самой вершины, где мы сейчас стоим, и рассыпалась на жемчужины-домики. Они буквально облепляют каменную скалу и сбегают террасами вниз, почти до середины. А далеко внизу плещется синее-синее море.
– Как красиво! – восторженно восклицаю я по-русски.
Но Яннис понимает и без перевода и довольно кивает. Он не торопит меня, позволяя окинуть взглядом живописные склоны Ии и влюбиться в нее с первого взгляда.
От белизны слепит глаза, и я жалею, что не захватила с собой из дома солнечные очки. Теплый воздух пахнет соленым морем и сладкими ароматами цветов и трав. Им негде расти на скалах, я не вижу ни одного кусочка земли, местные жители выращивают их в горшках на террасах. Белые стены домов разбавляют яркие пятна зелени и цветущих кустов. Я вспоминаю фотографию розовой бугенвиллеи в отеле бабушки и пытаюсь отыскать ее взглядом.
– Идем? – Яннис чувствует, что я готова продолжить путь, и катит мой чемодан дальше по улочке, вымощенной белыми мраморными плитами.
Городок выглядит абсолютно сказочным. Домики с покатыми крышами и округлыми окнами, синие купола маленьких церквей, двери на фоне голубого неба с вывесками отелей и ресторанов – кажется, они ведут прямо в небо, а сами помещения располагаются ниже. Кое-где между домами мелькают узкие крутые ступени, уводящие вниз. Я сочувствую туристам, которые поднимаются оттуда с огромными чемоданами. По сравнению с ними, я путешествую налегке.
– Сейчас мало туристов, еще не сезон, – поясняет Яннис. – Ты приехала вовремя, увидишь Ию без толп. Вот что будет летом! Экскурсии с Крита, группы с круизных лайнеров, это не считая тех, кто останавливается на острове. Летом здесь будет не протолкнуться, вот увидишь!
Яннис цокает языком, а я думаю, что вряд ли задержусь здесь так надолго. Мой отпуск ограничен, и в Москве меня ждут работа и жених.
Я провожаю взглядом черно-белую кошку, которая ловко пробегает по белокаменной стене и спрыгивает на террасу ниже, поэтому не замечаю, как останавливается Яннис, и налетаю на него.
– Пришли! – объявляет он.
Мое сердце чуть не выпрыгивает из груди. Я взволнованно смотрю на белый фасад с округлой крышей, который видела на фото в интернете. Он еще меньше, чем я представляла, размером с беседку. Посередине располагается синяя дверь, по бокам от нее – небольшие квадратные окошки с синими рамами. На фоне других домов бабушкин отель выглядит не таким нарядным и ухоженным. Белая штукатурка успела потемнеть и облупиться, под одним из окон кто-то намалевал черное граффити. На выцветшей табличка над входом с трудом читается название отеля с именем бабушки Афины.
– Вот твои ключи. – Яннис суетливо достает из кармана ветровки связку.
Я с трепетом беру ее в руки и ощущаю тепло, как будто бабушка взяла меня за руку.
– Мой дом с таверной напротив, – мужчина кивает на вывеску по соседству.
В отличие от бабушкиной, эта вывеска яркая и сияет свежей краской. Сама таверна, нарядная и белоснежная, с открытой террасой, возвышается над улицей примерно на полметра. Две ступеньки ведут на террасу с белыми перилами, где за столиками обедают несколько туристов. А примыкает терраса к ухоженному белому домику из двух этажей. На втором этаже виднеется открытый балкон с окнами на море и синими ставнями, тоже свежевыкрашенными.
– Приходи после заката, познакомлю тебя с семьей, угостим тебя настоящим греческим ужином! – прощается Яннис.
– Хорошо, приду.
Шагнув к синей облупленной двери бабушкиного отеля, я вставляю в скважину самый большой ключ из связки. Интуиция подсказывает, что это и есть ключ от главного входа. Раздается сухой скрежет – замком давно не пользовались, но после небольшого усилия дверь поддается, и я нетерпеливо толкаю ее, ступая за порог.
Глава 8
Реальность, которая меня встречает, далека от той идиллической картины, которую я видела на фото в интернете.
– Что здесь случилось? – охаю я, глядя на облупившиеся стены и покрытую толстым слоем пыли стойку рецепции. Отель выглядит таким заброшенным, словно простоял без хозяина не два месяца, а гораздо больше!
Я выглядываю за дверь на улицу, ожидая, что Яннис даст ответ на вопрос. Но мой провожатый уже исчез. Только желтый чемодан стоит снаружи, и я втаскиваю его за порог.
Затем прикрываю дверь и снова оглядываюсь. Темная деревянная стойка упирается практически во входную дверь. Я кладу сверху связку ключей, а заглянув за нее, обнаруживаю с внутренней стороны гвоздики с ключами от номеров и старый телефонный аппарат. Поднимаю трубку, но гудков не слышу. Или он неисправен, или в доме нет электричества.
– Вот тебе и маленький семейный отель… – удрученно бормочу я и кладу трубку обратно.
После нарядного и ухоженного городка, который остался снаружи, я как будто попала в унылый фамильный склеп. Солнце с улицы почти не проникает в давно немытые окна, внутри царит сумрак. От грязного плиточного пола сквозит холодом, и я ёжусь в одной футболке. Пахнет пылью и запустением. Даже мой яркий желтый чемодан, оказавшись внутри, как будто поблек и стал серым.
Я ожидала, что найду семейный отель таким же уютным и ухоженным, как на фотографиях на сайте. Прежде у меня была надежда, что удастся нанять персонал на новый сезон и запустить отель, но теперь она разбилась на осколки – как глиняная терракотовая ваза в углу. Я чихаю от облачка пыли. Потом еще и еще. Не таким я представляла свое наследство!
За спиной раздается душераздирающий скрип: это деревянная дверь, ведущая на улицу, хлопает на ветру, а у меня сжимается сердце – этот звук напоминает человеческий стон. Словно душа бабушки Афины стонет, видя, в какое запустение пришел ее любимый отель.
– Я наведу здесь порядок! – обещаю я вслух, словно бабушка может меня услышать.
Поднимаю упавший деревянный стул и вижу, что в центре плетеного сиденья зияет дыра, а одна из ножек сломана. Даже он оказался непригодным, и я прислоняю его к стене, решив, что позже вынесу на помойку. Надо узнать у Янниса, куда местные выбрасывают старую мебель.
Я снова чихаю от пыли и машу рукой перед носом. Надо срочно тут проветрить! В другом углу помещения находится дверь, ведущая на террасу. Я отпираю ее и выхожу на свежий воздух – он кажется особенно упоительным после спертого воздуха внутри. Отсюда с террасы и открывается самый красивый вид на море и на закат, который так хвалили туристы в своих отзывах.
Сначала у меня захватывает дух от раскинувшейся передо мной красоты: терраса выступом нависает над морем, которое плещется далеко внизу и играет волнами, омывая камни у подножия острова. Затем я вдыхаю полной грудью свежий морской воздух, чувствуя, как уходит усталость после дороги, а тело наполняется энергией.
Стоя на террасе, я вспоминаю фотографию со странички отеля на сайте бронирования. В лучшие времена, когда отелем управляла моя бабушка Афина, тут стояли столики, а постояльцы начинали свой день с чашечки кофе на свежем воздухе. Сейчас же по пустой террасе ветер гоняет сухие листья, а от ярко-розовой бугенвиллеи, так восхитившей меня на фото, остался только высохший стебель. Терракотовый горшок, из которого он торчит, запылился, а земля в нем превратилась в камень.
Снова раздается скрип, похожий на человеческий стон. Это хлопает на ветру синяя дверь террасы. Я представляю, как бабушка Афина поливала свою бугенвиллею, как любовалась ее пышными цветами. Пересекаю террасу, толкаю дверь внутрь, нахожу рядом со стойкой рецепции крошечную туалетную комнату, нажимаю на выключатель на стене. Свет несколько раз мигает и зажигается. Уже чудо! Хоть бы в раковине была вода!
Смеситель старый, с отвинчивающимися ручками. Я таких не видела уже давно. Выкручиваю до предела одну, вторую. Кран трясется и оглушительно чихает, но оттуда не проливается ни капли, и я разочарованно вздыхаю. Мое отражение в запыленном зеркале повторяет за мной. Я вытираю зеркало сухой рукой и потрясенно застываю. Оттуда на меня смотрит другая женщина – тоже темноволосая и черноглазая, моя ровесница, похожая на меня, как сестра.
– Бабушка Афина? – испуганно лепечу я и моргаю.
Наваждение развеивается. Из отражения смотрю я сама – насмерть перепуганная и бледная, как привидение.
– А знаешь, бабушка Афина, – говорю я вслух, бодрясь изо всех сил, – было бы круто, если бы ты могла общаться со мной через зеркала и подсказала бы, как тут навести порядок!
С моими последними словами кран трясется и выплевывает тонкую струйку ржавой воды, как будто бабушка Афина и впрямь пытается мне помочь. Я смотрю, как вода утекает в раковину, а струя становится все толще и светлей. Водопроводом давно никто не пользовался, и нужно время, чтобы вода снова пошла по трубам. Но мне хочется верить, что это бабушка Афина помогает мне.
– Спасибо, ба, – шепчу я. – Пойду полью твою любимую бугенвиллею. Не знаешь, где взять какую-нибудь посуду?
Мне никто не отвечает, но откуда-то доносится стук. Выбежав из туалета, я замечаю, что за стойкой раскрылась деревянная дверь, которую я прежде не заметила. Она ведет в небольшой чулан – видимо, для хранения вещей, которые постояльцы могли оставить до и после заселения. Там на полке я нахожу одинокую чашку с щербатым краем. Возвращаюсь с ней в туалет, наполняю водой – из крана льется уже чистая. Бегу на террасу, выливаю чашку в сухую землю в горшке. Вода впитывается моментально, и я бегу за новой чашкой. Приходится вылить пять, прежде чем закаменевшая земля становится влажной.
Я глажу сухие стебли, венами разбежавшиеся по стене, и прошу:
– Зацвети для меня. Пожалуйста.
Если деревце оживет и снова распустится цветами, это будет сродни чуду. Но вряд ли я это увижу, ведь на его восстановление понадобится не неделя и даже не две. А я не смогу задержаться здесь так надолго.
Резко хлопает дверь на террасу. Как будто бабушка Афина гневается, подслушав мои мысли.
– У меня в Москве работа и жених, – произношу я вслух. – Я не смогу тут остаться. Но я что-нибудь придумаю.
Самым лучшим будет найти отелю новых хозяев, которые смогут посвятить ему свою жизнь и вложить в него душу, как это сделала бабушка Афина. Но при одной мысли о том, чтобы продать его, у меня сжимается сердце. Теперь, когда я нахожусь тут, отель перестал быть для меня просто миражом. Он обрел реальность, стал живым, я почти чувствую его дыхание – тяжелое и прерывистое, как у больного человека, который уже лишился надежды на выздоровление.
– Нет уж! Мы еще поборемся! – обещаю я вслух.
Глупо, конечно, разговаривать самой с собой. Но мертвая тишина отеля действует мне на нервы, к тому же, если не буду проговаривать свои мысли, просто взорвусь от них!
– Что ж, посмотрим, что у нас тут! – Я беру связку основных ключей, снимаю ключи от номеров с гвоздиков – всего их шесть, и отправляюсь знакомиться со своим наследством дальше.
У отеля своеобразная планировка, он встроен в склон скалы и занимает три этажа. На верхнем находится стойка регистрации с видовой террасой. Еще одна дверь отсюда ведет наружу – во внутренний дворик с лестницей. Каменные ступени выложены серыми камушками для красоты и, кажется, ведут прямо в синее море, которое виднеется на горизонте.
Я останавливаюсь, чтобы полюбоваться на восхитительный вид. На фотографиях на этих ступенях стояли горшки с красной геранью, придавая отелю нарядный и ухоженный вид. Сейчас же ни одного горшка нет. Я наклоняюсь и глажу декоративные камушки на ступенях, с волнением думая, что их могла выкладывать своими руками моя греческая бабушка. Камни теплые и шершавые – как прикосновение руки. Я улыбаюсь и продолжаю спуск. Лестница виляет, повторяя округлую форму скалы, и я оказываюсь на террасе ниже. Здесь располагаются три номера для постояльцев, я узнаю их по фотографиям с сайта. Двери заперты, а на стене указаны цифры – 201, 202, 203.
По бокам от дверей находится по окошку, и к каждому номеру примыкает небольшая терраса с видом на море, отделенная от соседней низеньким деревянным забором. На фото в интернете на каждой террасе стояли два шезлонга и столик, но сейчас тут пусто. Заборчик на фото был ярко-синим, но теперь краска облупилась, обнажив серую древесину. Я провожу пальцем по краске, сковыриваю кусочек и сдуваю его. Ветер охотно подхватывает синюю чешуйку, кружит в воздухе и уносит к морю.
Отперев номер 201, я вхожу внутрь и сразу же оглушительно чихаю от пыли. И только потом замечаю, что номер абсолютно пуст: в нем нет ни кровати, ни тумбочки, ни шкафа. Ничего из того, что я видела на фото. Даже занавесок на окнах – и тех нет. Только крашеные, и то давно, белые стены и серый плиточный пол.
– Это кто же тут все вынес? – хмурюсь я, обходя номер.
Внутри царит полумрак, ведь других окон, кроме тех, что при входе, нет. Планировка необычная и вытянутая вглубь, округлые стены внутри повторяют природные контуры скалы, а ванная комната вырублена прямо в скале. Зайдя туда, я вижу, что здесь даже краны с умывальника и ванны свинчены, и на их месте зияют дыры. Отсутствуют и зеркало над раковиной, и вешалки для полотенец.
Номер выглядит не просто заброшенным, он выглядит разграбленным и опустошенным. И вряд ли это произошло при бабушке Афине, которая с любовью обустраивала свой отель и ухаживала за ним. По спине бежит холодок. Мне становится не по себе, и я быстро выхожу, заперев дверь на ключ.
В двух других номерах я обнаруживаю ту же унылую картину. Только белые стены и полы из плитки. Больше ничего. Если поначалу при виде заброшенного отеля я испытала растерянность и недоумение, сейчас меня охватывает гнев. Кто довел уютный процветающий отель до такого плачевного состояния? Мне не терпится задать вопросы соседям и узнать ответы. Но до ужина остается еще несколько часов, и я продолжаю обход, чтобы оценить масштаб бедствия.
По каменным ступеням я спускаюсь на уровень ниже. Здесь располагаются еще три номера – 301, 302, 303. Терраса номеров второго уровня служит им крышей. Они абсолютные близнецы предыдущих – что снаружи, что изнутри, но здесь уцелело чуть больше обстановки. В одном номере сохранился белый деревянный шкаф с покосившейся дверцей. Она закачалась и протяжно застонала на ветру, который ворвался в раскрытую дверь, словно жалуясь мне. Я пытаюсь поставить ее ровно, но петли вырваны, и я просто глажу ее, как живое существо.
– Ничего, мы тебя починим! – обещаю сквозь слезы.
В другом номере нахожу белый каркас кровати, без матраса.
В третьем на полу валяется выпотрошенная подушка. Когда я открываю дверь, ветер врывается внутрь, и пух кружится в воздухе, а у меня сжимается сердце. Хорошо, что бабушка Афина не видит, во что превратился ее любимый отель!
Но где же жила она сама? С улицы доносится кошачье «мяу», и, выйдя наружу, я замечаю черно-белую кошку, которая сидит сбоку на белокаменной стене с узкой синей дверью. Если номера для туристов отделяют декоративные заборы, то эта сплошная стена выглядит так, словно была крепостью, за которой хозяева могли укрыться от забот после рабочего дня и отдохнуть до утра.
Кошка спрыгивает за стену, а я встряхиваю связку ключей, и один из них сам ложится в ладонь. Он легко входит в замочную скважину, и дверь отворяется во внутренний дворик.
Его не было на фотографиях отеля, но я сразу понимаю, что именно здесь, невидимые постояльцам за стеной, жили мои бабушка с дедушкой. Это был их тихий уголок. И кто бы ни разграбил отель, сюда он не добрался. Не успел или не посмел осквернить их память. По периметру террасы выстроились в ряд оранжевые глиняные горшки с высохшими цветами. У меня сжимается сердце, когда я представляю, как пышно они цвели, когда за ними ухаживала бабушка. На козырьке под навесом стоят два плетеных кресла и маленький круглый столик, а на нем лежит черно-белая кошка, раскинув лапы с розовыми подушечками.
– Привет, – я подхожу к ней. – Ты что тут делаешь?
Может, это кошка моей бабушки? Я протягиваю руку, чтобы ее погладить, но не успеваю коснуться. Кошка вскакивает, запрыгивает на белокаменную стену и сразу же скрывается из виду, давая понять, что никому не принадлежит и гуляет сама по себе.
В окошке у двери виднеются бело-синие занавески. Глядя на них, я завороженно шагаю к порогу. Связка ключей от волнения падает из рук, и я наклоняюсь за ней. Мне не терпится открыть дверь и проверить, что внутри все осталось, как при жизни бабушки, и меня не встретят пустые стены, как в номерах для постояльцев.
Руки дрожат, пока я один за другим вставляю ключи в замочную скважину. Остается последний – но не подходит и он. Я с досадой вздыхаю. Не может быть! Я так близко к своей семье – но не могу войти!
Придется вызывать слесаря, чтобы вскрыть замок. А пока я прижимаюсь носом к запыленному окну. Бело-синяя штора задвинута наполовину, сквозь прозрачную тюль на второй половине окна я могу разглядеть комнату, вероятно, служившую гостиной. Ближе к окну стоит стол, накрытый вышитой скатертью. А у стены за ним – комод из темного дерева, на котором виднеются старые фотографии в рамках. Как бы мне хотелось рассмотреть их поближе! Но я могу различить только темные силуэты родных. Моя греческая семья по-прежнему остается для меня скрытой в тумане. Но я уже в шаге от знакомства с ними. Остается только запастись терпением и уповать на слесаря.
А пока я беру лейку у стены и поливаю засохшие цветы в горшках. Чтобы наполнить ее, мне приходится не раз сбегать на рецепцию – ведь только там каким-то чудом сохранился кран. Видимо, смеситель с откручивающимися ручками был слишком старым для того, кто обчистил отель моей бабушки. Как и телефонный аппарат на стойке. Вор даже ни одного нормального стула не оставил, так что я прихватываю одно плетеное кресло из дворика бабушки и отношу его на верхнюю террасу, чтобы посидеть там на закате.
Когда я прибегаю с лейкой в последний раз, на столике снова вальяжно развалилась черно-белая кошка. Она недовольно поднимает голову и поводит ушами.
– Лежи-лежи, – усмехаюсь я. – Не буду я тебя трогать.
Пока я поливаю, она наблюдает за мной.
– Кстати, ты не знаешь, где ключи от дома?
Кошка ничего не отвечает.
– Так я и думала. Ладно, пока.
Я оставляю лейку на том же месте у стены, выхожу за дверь и запираю ее на ключ.
Ветер гоняет по террасе пух из разодранной подушки. Непорядок! Я снова бегу на рецепцию. В чуланчике, где я раньше нашла чашку, есть метелка с совком. С их помощью я выметаю пух из пустого номера. Привожу в порядок нижнюю террасу, потом поднимаюсь на среднюю и последней прибираюсь на верхней, видовой, где собираюсь встретить свой первый закат на Санторини.
Я как раз заканчиваю, когда снизу трезвонит мой мобильный, который я оставила на террасе ниже. Пока спускаюсь, вызов уже прерывается. Это Кирилл, и мне становится стыдно, что я совсем забыла сообщить ему, что добралась. Я сразу же перезваниваю и выпаливаю на одном дыхании:
– Кирилл, привет! Я уже на Санторини, в отеле бабушки.
Голос срывается, а жених спрашивает:
– А что ты там делаешь?
– Мету террасу.
– А дышишь так, как будто бегаешь или занимаешься спортом, – сухо замечает Кирилл.
Я закатываю глаза. Уж не думает ли он, что я тут по-быстрому перепихнулась с горячим греком? Посмотрел бы он на меня сейчас – всю в мыле и в пыли, растрепанную и раскрасневшуюся. Еще неизвестно, где я буду мыться и ночевать. Ведь открыть дом бабушки мне пока не удалось, а на удобства в отеле рассчитывать не приходится. Но ему я об этом не говорю, а отвечаю:
– Тут три этажа, телефон я оставила на другом, вот и бежала, чтобы ответить.
Хотя какого черта я оправдываюсь? Кирилл мог бы поехать со мной и помочь навести тут порядок. Тогда я бы сейчас не скакала тут одна, как дикая белка!
– Как там вообще? – интересуется он.
– Не так радужно, как на фото, – осторожно отвечаю я, подбирая слова. – Отель с зимы стоял заброшенным.
– Надеюсь, там хотя бы есть вода и свет?
– Да, конечно, все работает, – заверяю я.
Если я отправлю Кириллу фотки отеля и признаюсь, что тут нет ни одного исправного душа и мне негде ночевать, он ужаснется и скажет, чтобы я немедленно возвращалась в Москву. А я еще не побывала дома у бабушки. Так что сообщать ему всю правду я не стану.
– Ладно, Вероник, осматривайся там, – торопится Кирилл. – Не будем наговаривать в роуминге. Пиши мне в ватсап! Целую!
– Целую! – Я вздыхаю, закончив звонок.
Легко сказать – пиши в ватсап. Интернет тут не ловится, хотя на рецепции стоит табличка с логином и паролем от вайфай. Надо узнать у Янниса, где его оплатить. А то международные звонки меня разорят.
Солнце начинает клониться к закату, голубое небо на глазах становится золотым. Я устраиваюсь в плетеном кресле на верхней террасе, чтобы насладиться моим первым закатом на Санторини. Сначала сажусь на самом краю, ближе к морю, но там слишком ветрено. Даже плед, который я нашла в чуланчике у стойки регистрации, не спасает. Тогда я подвигаю кресло к самой стене здания, под плетеный навес. Он укрывает меня не только от ветра, но и от туристов, которые шастают наверху по главной улице.
Над моей головой раздаются оживленные голоса на разных языках и щелчки фотокамер, но я остаюсь невидимой под навесом. Весь этот шикарный вид на море и закат сегодня только для меня!
Я смотрю на солнце, которое постепенно опускается к морю, на оранжевые краски заката и думаю о том, как удивительно повернулась моя судьба. Еще несколько дней назад я ничего не знала о том, что мой отец был греком, а моя греческая бабушка держала маленький отель на Санторини. И вот я здесь – на другом краю света, в другой стране, которую уже успела полюбить за эти два дня.
Мое уединение внезапно прерывает стук. Через стену, отделяющую отель от уличного прохода, что-то перелетает, и я с удивлением смотрю на плоский деревянный ящик. Это еще что такое? Следом за ящиком прилетает деревянная тренога. А потом на террасу спрыгивает высокий темноволосый парень в джинсах и кожаной косухе. Если это и грабитель, то очень странный, ведь он не выносит вещи из моего отеля, а наоборот заносит их!
Меня он не видит, а сразу поворачивается лицом к морю, подходит к краю террасы и устанавливает треногу. Я с изумлением наблюдаю за ним. Парень наклоняется за ящиком и раскрывает его. Внутри я замечаю палитру и краски. Ящик оказывается переносным мольбертом, который он увлеченно, совершенно не замечая меня, устанавливает на моей террасе. Когда он берет в руки кисть, я отмираю и кашляю, привлекая к себе внимание.
– Что вы тут делаете? – спрашиваю его по-английски.
Он резко оборачивается, выронив кисть. На меня смотрит очень красивый грек, лет на пять старше меня, и на его лице застыло такое изумление, как будто он не может поверить своим глазам. Они у него, кстати, тоже очень красивые – большие, миндалевидные и черные, как маслины.
– А вы что тут делаете? – Он надменно заламывает бровь, как будто это он хозяин здесь, а я вломилась в его владения.
– Что я тут делаю? – Я задыхаюсь от возмущения и вскакиваю с кресла, сбросив плед. Да что этот красавчик себе позволяет? – Вообще-то, это мой отель!
Я шагаю к нему, уперев руки в боки. Мы с ним одного роста. И если я и надеялась его смутить, то извинений не дождалась. Незнакомец ослепительно улыбается, продемонстрировав голливудскую улыбку и реабилитировав мою веру в греческих стоматологов, которую удалось пошатнуть Яннису.
– А я думал, этот отель принадлежал старушке Афине. – Он говорит на чистом английском, хотя явно грек.
– Афина – моя бабушка.
Мне стоит огромных усилий не поддаться на его обаяние и не улыбнуться в ответ.
– Дай угадаю, как тебя зовут, – он улыбается еще шире. – Ты, должно быть, богиня Афродита?
Подкат дешевый, я чуть не закатываю глаза и запальчиво восклицаю:
– Я не богиня и не Афродита.
– Тогда Артемида? – усмехается он. – Такая воинственная!
Сердиться на смуглого красавца, который сам похож на греческого бога, совершенно невозможно. Я чувствую, как моя строгость сдувается, как воздушный шарик, а губы сами собой растягиваются в улыбке:
– Я Вероника.
– Ника? – Его черные глаза лукаво сверкают, и он обезоруживающе улыбается. – А говоришь, не богиня, крылатая богиня победы Ника.
– Может, наконец, ответишь, что ты делаешь на моей террасе?
– Рисую самый красивый закат на Санторини. – Он наклоняется и поднимает кисть, которую уронил. – Мне сказали, тут самый красивый вид.
А я шагаю ближе к мольберту и вижу на нем очертания соседних домов и синие купола церкви по соседству. Рисунок начат, но не закончен. Художник довольно талантливо прорисовал здания, но лист на месте неба еще девственно белый.
– И давно ты рисуешь тут? – спрашиваю я.
– Эту картину – два дня. И хотел бы закончить сегодня, – он косится на меня, давая понять, что я мешаю.
– Значит, уже два дня ты вламываешься в мою собственность? – Я хмурюсь, вспомнив о своей роли хозяйки, с которой еще толком не успела свыкнуться.
– На самом деле, неделю, если быть честным. Две картины я уже написал.
Ветер лохматит его отросшие черные волосы, и я улыбаюсь:
– Ладно, рисуй, если хочешь.
– А ты?… – Он вопросительно смотрит на меня.
– Я никуда не уйду, даже не надейся! – восклицаю я. – Это мой первый закат на Санторини, и я не собираюсь его пропускать.
– Вау, это большая ответственность, – он усмехается, окинув меня жарким взглядом.
Я вспыхиваю:
– Что?
– Разделить с тобой твой первый закат на Санторини, – серьезно отвечает он.
Смутившись от его взгляда и слов, я отворачиваюсь и сажусь обратно в кресло. Натягиваю плед по самые плечи – как броню. Но художник уже увлеченно склоняется над мольбертом и принимается рисовать. Ему нет до меня никакого дела.
Золотой шар солнца все ниже катится к морю. Небо над Санторини разгорается яркими оттенками розового и оранжевого и каждую минуту меняет краски – словно модница примеряет на себя палитру и никак не может остановиться на идеальном варианте.
Лимонно-желтый. Апельсиновый. Пылающий оранжевый для кульминации – когда солнце готовится нырнуть в море.
Мне хочется сохранить мой первый закат на Санторини, и я вытаскиваю телефон, чтобы сделать фото, но тот разрядился.
Солнце уже касается краешком моря, и я задерживаю дыхание. Еще несколько бесконечно прекрасных мгновений – и золотой шар ныряет в море. Откуда-то сверху доносятся аплодисменты. Я читала, что туристы так провожают закат на Санторини.
Небо продолжает менять краски. Розовый, лиловый, сиреневый, цикламеновый, как цветы на бабушкиной бугенвиллее, огненно-пурпурный… Наверное, такой закат, как сегодня, – подарок для художника. Если он хоть в десятой мере сможет передать эти волшебные краски, эту первозданную гармонию природы и покой, который витает в воздухе, то он уже очень талантлив.
Темный силуэт художника у мольберта маячит на фоне пылающего неба. Мне очень хочется подкрасться ближе и заглянуть ему за плечо, чтобы увидеть, что он рисует. Но я остаюсь в кресле, чтобы ему не мешать.
Мой первый закат на Санторини получился не одиноким. А забавным и даже романтичным. Интересно, что будет дальше?
Начинает смеркаться, но парень продолжает рисовать, торопясь закончить картину. Ветер становится все холодней, пробирается под мой плед, заставляя ежиться, а художнику ерошит волосы, но, увлеченный работой, тот этого не замечает.
Если продолжу сидеть на веранде, могу заболеть. К тому же мне все сильней хочется есть, ведь обед я пропустила.
– Слушай, – подаю голос я. – Мне надо уйти, соседи позвали меня в гости.
Художник оборачивается с изумлением, как будто напрочь забыл о моем существовании. Он полностью увлечен своей картиной.
Читать бесплатно другие книги:
