Темный оттенок магии Шваб Виктория
Лайлы и Келла не было, а у открытого окна стоял человек, покачивая на ладони серебряные карманные часы Лайлы. В свете лампы на столе, заливавшей комнату неестественным бледным светом, незнакомец казался каким-то бесцветным: пепельные волосы, бледная кожа, выцветший серый камзол. Когда он перевел взгляд на Бэррона (оружие в его руках явно не произвело на незнакомца ни малейшего впечатления), хозяин таверны увидел, что один глаз у него зеленый, а другой – черный как смоль.
Именно этого человека описывала ему Лайла. Он знал, как его зовут.
Холланд.
Недолго думая Бэррон взвел курок и разрядил дробовик с оглушительным грохотом, от которого заложило уши. Но когда дым рассеялся, оказалось, что бесцветный человек стоит на том же месте, целый и невредимый. Бэррон вытаращился на него в недоумении. Воздух перед Холландом слабо поблескивал, и лишь несколько мгновений спустя Бэррон догадался, что это застывшая в полете дробь. Крохотные металлические шарики повисели перед грудью Холланда, а затем с грохотом посыпались на пол, точно град.
Не успел Бэррон сделать второй выстрел, как Холланд шевельнул пальцами, и ружье, вырвавшись из рук хозяина таверны и пролетев через всю комнатку, ударилось о стену. Бэррон хотел броситься за ним, но не смог: тело не послушалось. Он словно окаменел, но парализовал его не страх, а кое-что посильнее – магия. Бэррон изо всех сил пытался хотя бы поднять руку, но неведомая сила не позволяла даже шелохнуться.
– Где они? – спросил Холланд низким, холодным и глухим голосом.
По вискам Бэррона катились капельки пота: он боролся с магией, но ничего не мог сделать.
– Ушли, – буркнул он.
Холланд расстроенно покачал головой и достал из-за пояса изогнутый нож.
– Я заметил.
Ровными, гулкими шагами он пересек комнату и приставил клинок к горлу Бэррона. Лезвие было холодным и очень острым.
– Куда они ушли?
От Келла пахло лилиями и травой, а от Холланда – пеплом, кровью и металлом.
Бэррон встретился взглядом с магом. Его глаза были так похожи на глаза Келла – и при этом совершенно другие. Заглянув в них, Бэррон увидел злобу, ненависть и боль. Они танцевали внутри, но ни одно из этих чувств не отражалось на лице.
– Ну и? – поторопил Холланд.
– Без понятия, – выдохнул Бэррон. И это была правда. Он только надеялся, что они ушли далеко.
Уголки рта Холланда опустились:
– Неудачный ответ.
Он полоснул клинком, и Бэррон почувствовал, как на горле вспыхнула горячая полоса, а потом перестал чувствовать вообще.
Глава 9
Праздник и пожар
Красный Лондон встретил Келла, словно ничего не произошло. Дождя здесь не было, редкие облака висели в ярко-малиновом небе, будто отражавшем свет Айла. Повозки привычно грохотали по мостовым, в воздухе витали ароматы специй и чая, а издалека доносились звуки подготовки к празднику.
Неужели действительно прошло всего несколько часов, с тех пор как Келл, раненый и сбитый с толку, сбежал из этого мира в другой? Безмятежность Красного Лондона застигла его врасплох, и на секунду показалась просто невозможной. Однако он тут же осознал, что спокойствие кажущееся: где-то во дворце, возвышающемся над рекой, его наверняка хватились. Где-то в городе валялись два мертвеца, а другие, с пустыми глазами, вероятно, охотились за ним и за камнем. Но глядя на это место, которое в Сером Лондоне называлось Уитбери-стрит, а здесь – Вэс-анаш, с одной стороны залитое алым сиянием реки, а с другой позолоченное лучами восходящего солнца, чувствовалось, что Красный Лондон не осознает опасности, которую Келл принес с собой.
Маленький черный камень, способный создать и разрушить что угодно. Вздрогнув при этой мысли, Келл крепче сжал руку Лайлы и тут же понял, что никакой руки нет.
Он обернулся, надеясь, что девушка стоит рядом или просто отстала на пару шагов. Но Келл был один. Магический символ еще слабо светился на стене в том месте, где он вошел сюда вместе с Лайлой.
Но сама Лайла исчезла.
И камень тоже.
Келл с досады хлопнул рукой о стену, и порез, который уже начал затягиваться, разошелся. Кровь потекла тонкой струйкой по запястью, Келл выругался и потянулся за носовым платком, забыв, что накинул свой камзол на плечи Лайлы. Он снова чертыхнулся, но вдруг вспомнил, что в заднем кармане у него лежит ее платок.
– Мне кажется, так будет правильно, – сказала она тогда. – Ты дал мне свою вещь, а я тебе свою. Теперь мы связаны.
«Связаны», – подумал Келл. У него закружилась голова, когда он вытащил квадратный кусок ткани. Сработает? Если Лайлу разорвало или она попала в ловушку между мирами, то нет. Келл отлично помнил истории о том, как не-антари пытались пройти через двери. Но если девушка осталась в Сером Лондоне или если она где-то здесь, живая или мертвая, то, возможно, ему удастся ее отыскать.
Он поднес испачканный кровью платок к стене и прижал руку к символу.
– Эм Ас Энозе, – сказал он магии. «Найди ее».
Лайла открыла глаза: все вокруг было красным.
Не таким ярко-красным, как краска, которой красят стены, но едва уловимый, красноватый оттенок был у всего вокруг, словно смотришь сквозь цветное стеклышко. Лайла моргнула – краснота не исчезла. Когда Келл говорил о Красном Лондоне, она подумала, что он так его назвал образно. Теперь стало ясно, что это надо было понимать буквально. Она вдохнула и почувствовала в воздухе аромат цветов: лилий, бархатцев, хризантем. Запах был очень сильный, даже немного приторный, как духи, – немудрено, что он впитывался в одежду Келла. Через пару минут ее органы чувств адаптировались, и аромат стал менее заметен. Впрочем, как только Лайла глубоко вдохнула, она тут же снова ощутила такой резкий аромат, что даже закашлялась.
Она лежала на спине в каком-то переулке, напротив довольно красивой красной двери – в самом деле выкрашенной красной краской. Мостовая под ней была холодной, один выпирающий булыжник впивался в позвоночник сквозь камзол. Сквозь камзол Келла, раскинувший полы, точно крылья.
Но самого мага не было.
Лайла сжала пальцы, желая удостовериться, что может ими шевелить, и почувствовала в ладони все еще гудевший черный камень.
«Получилось, – подумала она и, изумленно выдохнув, села. – Получилось!»
Конечно, не идеально, иначе они с Келлом очутились бы тут вдвоем, но ее забросило сюда, в это новое место.
У нее получилось!
Делайла Бард наконец-то сбежала, отчалила – не на корабле, но зато с добычей.
Лайла не имела ни малейшего представления, где именно она находится. Встав на ноги, она сообразила, что красноватый свет льется не с неба, а исходит откуда-то справа. Немного привыкнув к новым ощущениям, она также поняла, что оттуда же слышится какой-то шум. Сквозь привычный грохот повозок и крики лоточников, который был, похоже, общим для всех Лондонов, она отчетливо разобрала гам растущей толпы, приветствия, крики и поздравления. С одной стороны, Лайла знала, что нужно стоять на месте и ждать, пока ее не найдет Келл, но, с другой, ее буквально тянуло навстречу этому буйству света, красок и звуков.
Однажды Келл уже нашел ее, рассудила девушка, значит, сможет сделать это снова. Она решительно засунула черный камень в потайной карман своего поношенного плаща. На этот раз, когда она выпустила талисман из рук, голова закружилась совсем чуть-чуть. Затем Лайла подобрала камзол Келла, отряхнула пыль и натянула его на себя прямо поверх своего плаща. Она ожидала, что в нем утонет, но камзол, как ни поразительно, сел идеально.
«Странно, – подумала Лайла, засовывая руки в карманы. – Это, конечно, далеко не самое странное, но все равно странно».
Она не спеша пошла по узким, извилистым улочкам, которые напоминали ее Лондон, но при этом были совершенно другими. Слева и справа высились здания, однако не из грубого камня и закопченного стекла, а из темного дерева, гладкого кирпича, цветных стеклышек и блестящего металла. Они казались прочными и одновременно хрупкими, и буквально все вокруг пронизывала какая-то энергия – Лайла не могла подобрать другого слова. Она зашагала в сторону толпы, поражаясь этому новому миру, скелет которого был точно таким же, как у ее родного мира, но внешность совершенно другая – великолепная, блистательная.
Потом девушка повернула за угол и увидела причину волнения. Десятки людей собрались вдоль главной дороги и суетились в радостном предвкушении. Судя по виду, они были простолюдинами, но в своем мире Лайла никогда не видела такого красивого платья на простолюдинах. Стиль одежды не был таким уж необычным (мужчины носили элегантные камзолы и куртки с высокими воротниками, а женщины – платья с корсажами и накидки), но сами ткани переливались подобно расплавленному металлу, а в волосы, шляпы и манжеты были вплетены золотые нити.
Лайла машинально пробежала пальцами по серебряным пуговицам, радуясь, что камзол Келла скрыл ее поношенный плащ. За беспокойной толпой она смогла различить красную реку на месте Темзы. Ее необычное свечение заливало берега.
– Темза – источник магии?
– Пожалуй, величайший в мире. Здесь тебе этого не понять, но если бы ты увидела ее в моем Лондоне…
Река была и впрямь великолепна. Но все-таки Лайлу притягивала не столько сама вода, сколько многочисленные корабли. Суда всех форм и размеров – от бригов и вельботов до шхун и величавых фрегатов – со вздувающимися парусами покачивались на красных волнах. На парусах красовались десятки гербов, а на макушках мачт реяли алые с золотом флаги. Они дразнили ее своим блеском и будто манили: «Поднимайся на борт. Я могу стать твоим». Если бы Лайла была мужчиной, а корабли – прекрасными девами в соблазнительных нарядах, она и тогда бы не воспылала к ним такой же страстью. «Всем самым красивым платьям на свете, – думала она, – я всегда предпочту корабль».
Но хотя великолепный флот заставил Лайлу ахнуть от восхищения, внимание толпы приковывали вовсе не яркие разноцветные суда и не фантастическая красная река.
По набережной двигалась процессия.
Когда Лайла подошла поближе, мимо как раз проходили мужчины, одежда которых представляла собой полосы темной материи, которые были намотаны на их тела, руки и ноги, будто на катушки. Люди держали в руках огонь, и когда танцевали, пламя выгибалось над ними дугой и вычерчивало красивые узоры в воздухе. При этом танцоры шевелили губами, но слова тонули в шуме парада, и Лайла неожиданно для себя стала проталкиваться сквозь толпу. Вслед за танцорами с огнем появились девушки. Одетые в легкие ниспадающие платья, они исполняли более плавную версию того же танца, только теперь уже с водой. Лайла смотрела, широко открыв от удивления глаза: вода извивалась и закручивалась лентой в воздухе, точно по волшебству.
«Конечно, по волшебству!» – подумала Лайла.
Дальше сменялись маги, управлявшие землей, металлом и, наконец, ветром. Последние изящно закручивали потоки воздуха с рассеянной разноцветной пылью.
И хотя выступающие были одеты по-разному, но у всех на руках и на ногах были алые с золотом ленты, которые развевались в такт движениям, словно хвосты воздушных змеев.
За танцовщиками появились музыканты. Зазвучала музыка, отдающаяся в сердце, как дробь барабана, но нежная, как звуки скрипки. Музыканты играли мелодии, которые Лайла никогда не слышала, на инструментах, которых она никогда не видела, и шли дальше, а музыка повисала в воздухе огромным сияющим шатром, словно сам звук становился материальным. Это просто завораживало.
А затем появились рыцари в развевающихся алых плащах. Их кони были великолепны: чисто белые, коричневые и черные, без единого пятнышка другого цвета – почти такие же красивые, как корабли. Их глаза: карие, зеленые, синие – сверкали, как драгоценные камни. А гривы были черными, серебряными или золотыми. И двигались кони с такой грацией, какая казалась невозможной при их размерах.
И каждый рыцарь нес знамя с восходящим золотым солнцем на фоне красного неба.
Мимо Лайлы пробежала стайка мальчишек с лентами на руках и ногах, и она поймала одного за воротник.
– Что здесь происходит? – спросила она ребенка, пытавшегося вырваться из ее хватки.
Тот вытаращился на нее и выпалил что-то на языке, которого она не знала. Это явно был не английский.
– Ты меня понимаешь? – медленно и раздельно спросила она. Но мальчишка лишь покачал головой, дернулся и снова протараторил что-то возмущенное на иностранном языке. Лайла его отпустила.
По собравшейся толпе пробежала новая волна радостных криков, на сей раз намного громче, и Лайла увидела приближающийся открытый экипаж. В него были запряжены белые лошади, а по бокам шагала охрана в доспехах. Над экипажем развевались знамена, тоже алые, но рисунок на них был более замысловатым. Солнце, которое она уже видела на множестве флагов, поднималось над кубком, словно тот был наполнен утренним светом. Сам же кубок украшала витиеватая буква «М», вышитая золотыми нитями на красном шелке.
В экипаже, взявшись за руки, стояли мужчина и женщина в длинных алых плащах. Оба были загорелые, с обласканной солнцем кожей. В их черных волосах ярко сверкали золотые короны. («Королевская чета», – догадалась Лайла. Разумеется, это был другой мир и другие король с королевой, но, очевидно, в любом Лондоне непременно должны быть монархи.)
А между королем и королевой стоял молодой человек, поставив одну ногу на сиденье, точно завоеватель. На его темных локонах сиял тонкий венец, а на широких плечах переливался золотой плащ. Принц. Он помахал рукой толпе, и та ликующе взвыла.
– Варес Ри! – этот крик донесся с другого края шествия, и его быстро подхватили десятки голосов: – Варес Ри! Варес Ри!
Принц ослепительно улыбнулся, и девушка в паре метров от Лайлы упала в обморок. Лайла презрительно усмехнулась и поймала на себе внимательный взгляд принца. И тут же почувствовала, как краснеет. Принц не улыбался и не подмигивал, а пристально смотрел ей в глаза, слегка наморщив лоб, словно знал, что она здесь чужая, словно смотрел на нее и видел что-то другое. Лайла догадывалась, что нужно поклониться или хотя бы отвести взгляд, но упрямо смотрела в упор. Однако через мгновение принц отвел взгляд и снова принялся махать своим подданным и осыпать их улыбками, а экипаж покатил дальше, оставив позади танцовщиц, мелькание лент и возгласы воодушевленных граждан.
Лайла тряхнула головой и огляделась. Она и не заметила, что так далеко продвинулась вперед вместе с толпой. Вдруг рядом с ней послышался девичий голос.
– Где же он? – прошептала девушка.
Лайла вздрогнула, обрадовавшись, что хоть кто-то говорит на ее родном языке.
– Сер асина гос, – сказала ее подруга, а затем по-английски, но с сильным акцентом: – Ты хорошо говоришь.
– Ренса тав, – ответила первая. – Я тренируюсь перед балом. Тебе тоже нужно тренироваться, если хочешь, чтобы тебя пригласили танцевать.
Она поднялась на цыпочки, чтобы помахать удаляющемуся принцу.
– Твой партнер для танцев всегда куда-то исчезает, – проговорила третья на ломаном английском.
Первая девушка нахмурилась:
– Обычно он принимает участие во всех процессиях. Надеюсь, он здоров.
– Мас авен, – хихикнула вторая. – Элисса влюбилась в черноглазого принца!
Лайла насупилась. Черноглазый принц?
– Ты не можешь спорить, что в нем есть какая-то жутковатая притягательность.
– Анеш. Скорее, он вызывает страх.
– Такк. Никакого сравнения с Ри.
– Простите, – вклинилась Лайла. Три девушки повернулись к ней. – Что это такое? – спросила она, махнув рукой на парад. – Для чего это все?
Та, что говорила по-английски совсем плохо, расхохоталась, решив, что Лайла, наверное, шутит.
– Мас авен, – удивилась вторая. – Откуда вы, если этого не знаете? Это день рождения принца Ри, разумеется.
– Разумеется, – эхом повторила Лайла.
– У вас поразительное произношение, – сказала та, что высматривала черноглазого принца. – Кто ваш учитель?
Лайла, в свою очередь, рассмеялась. Девушки уставились на нее с непониманием, но тут с той стороны, откуда прибыли королевские особы, послышались трубы – ну, по крайней мере, эти звуки были похожи на звуки труб. И толпа, теперь оказавшаяся в хвосте процессии, устремилась навстречу музыке, увлекая за собой стайку девушек. Лайла выбралась из толчеи и пощупала карман, чтобы удостовериться, что черный камень на месте. Тот гудел и просился в руки, но Лайла не поддалась. Может, он и хитер, но она тоже не дура.
Теперь, когда процессия не загораживала обзор, Лайла смогла как следует рассмотреть сверкающую реку. Здесь Темза сияла фантастическим красным светом, исходящим откуда-то снизу. Келл назвал ее источником магии, и Лайла теперь поняла почему: река вибрировала от энергии. Королевская процессия перешла по мосту и двигалась по противоположному берегу, сопровождаемая приветственными возгласами. Наконец взгляд Лайлы остановился на внушительном сводчатом строении, которое могло быть только дворцом. Но, в отличие от Вестминстерского дворца, он стоял не на берегу реки, а раскинулся над ней, точно мост. Казалось, он высечен из стекла или хрусталя, и только опоры сделаны из меди и камня. Лайла жадно рассматривала строение. Дворец был похож на драгоценный камень, точнее, корону, усеянную драгоценными камнями, которая могла бы венчать какую-нибудь величественную гору.
Звуки труб доносились от парадного входа во дворец. По длинной лестнице оттуда спускались многочисленные слуги в коротких красных с золотом плащах. Они несли подносы с едой и питьем для народа.
Воздух наполнился таким дурманящим ароматом необычной еды, напитков и магии, что у Лайлы все поплыло перед глазами.
Толпа поредела, а между пустеющей дорогой и красной рекой в считаные минуты образовался рынок. Часть народа ушла вслед за процессией, а остальные устремились к лоткам, и Лайла направилась за ними.
– Крисак! – крикнула женщина, показывая огненно-красные самоцветы. – Нисса лин.
– Тессан! – выкрикивал другой торговец, размахивая металлическим чайником, из которого валил пар. – Кас тессан. – Он показал два пальца: – Сесса лин.
Повсюду торговцы расхваливали товары на своем странном языке. Лайла пыталась нахвататься побольше слов, сопоставляя товары, которые демонстрировали торговцы, с тем, что они выкрикивали. «Кас», видимо, означало «горячий», а словом «лин» называлась какая-то местная монета. Но все вокруг было ярким, красочным и гудело энергией, так что по-настоящему сосредоточиться на изучении новых слов было невозможно.
Девушка плотнее запахнула камзол Келла и стала бродить между лотками, с интересом рассматривая товары. Денег у нее не было, но зато у нее были проворные пальцы. Проходя мимо палатки с вывеской «Эссенир», она увидела стол с высокой грудой полированных камней всех цветов – не просто красных или голубых, а цвета желтого пламени, летней травы или ночной синевы – безупречное подражание цветам природы. Купец повернулся к ней спиной, и Лайла не смогла удержаться. Она потянулась к красивому зеленовато-голубому камню цвета моря (таким, по крайней мере, она его себе представляла, таким его рисовали на картинах), с белыми штришками, похожими на буруны. Но когда она обхватила его, пальцы тут же обожгло.
Она вскрикнула – скорее, от неожиданности, чем от боли, и отдернула руку. Но не успела она отступить, как купец схватил ее запястье.
– Керс ла? – спросил он, а когда Лайла не ответила (потому что не смогла), затараторил так быстро и громко, что слова и вовсе смешались у нее в голове.
– Отпустите меня! – потребовала она.
Купец нахмурился.
– Что ты думай? – сказал он на гортанном английском. – Я отпускать, потому что ты говорить, как аристократ?
– Понятия не имею, о чем вы, – отрезала Лайла. – Немедленно отпустите меня!
– Говори арнезийский, говори английский – нет разница. Все равно гаст. Все равно вор.
– Я не «гаст», – огрызнулась Лайла.
– Вирис гаст. Дурак вор. Пробуй украсть из заколдованный палатка.
– Я не знала, что она заколдованная, – возразила Лайла и потянулась за кинжалом на поясе.
– Пилс! – рассерженно бросил купец, и Лайла почувствовала, что это явно ругательство. Но не успела она оскорбиться, как торговец закричал: – Страст!
Лайла проследила за его взглядом и увидела стражников в доспехах.
– Страст! – снова завопил купец.
Один из стражников обернулся и направился к ним.
«Черт», – подумала Лайла, рванулась из рук купца, но тут же попала в другие. Они крепко сжали ее плечи, и девушка уже собиралась выхватить нож, когда увидела, как побледнел купец.
– Мас авен, – сказал он, согнувшись в низком поклоне.
Руки отпустили Лайлу, и, обернувшись, она увидела Келла, который, привычно хмурясь, смотрел мимо нее на купца.
– Что все это значит? – спросил он, и Лайла даже не знала, что ее больше удивило: его внезапное появление, то, как он холодно и снисходительно говорил с купцом или с каким благоговением и страхом тот смотрел на него.
Каштановые волосы Келл отбросил назад, и его черный глаз в красном утреннем свете выглядел довольно жутко.
– Авен варес. Я не знать, что она с вами… – пролепетал купец и снова перешел на арнезийский, или как там назывался этот язык.
Лайла удивилась, когда Келл заговорил на этом же языке, пытаясь успокоить купца. Затем она снова уловила слово «гаст» в речи торговца и в возмущении кинулась к нему, но Келл схватил ее и притянул к себе.
– Хватит, – сердито прорычал он ей на ухо.
– Солас, – примиряюще сказал Келл купцу. – Она чужестранка. Невоспитанная, но безвредная.
Лайла злобно взглянула на него.
– Анеш, мас варес, – купец поклонился еще ниже. – Такая безвредная, что даже воровать…
Опустивший голову торговец не видел, что Келл бросил быстрый взгляд через плечо на стражника, который, пробираясь сквозь толпу, шагал к ним.
– Я куплю все, что она пыталась взять, – торопливо сказал Келл и засунул руку в карман камзола, не обращая внимания на то, что он был по-прежнему на Лайле.
Купец выпрямился и яростно замотал головой:
– Ан. Ан. Я не можешь брать от вас деньги!
Стражник приближался, и Келлу явно не хотелось с ним иметь дело. Поэтому он достал монету и со стуком положил на стол.
– За беспокойство. – Он кивнул купцу и дернул Лайлу за руку. – Вас ир.
Не дожидаясь ответа, Келл потащил Лайлу прочь – подальше от палатки и надвигающегося стражника.
– Невоспитанная?! – проворчала Лайла, на ходу снимая камзол.
Келл взял у Лайлы камзол, набросил его и поднял воротник.
– Пять минут! Всего пять минут не можешь потерпеть и ничего не стащить! Уже и камень, наверно, продала?
Лайла сердито фыркнула.
– Не могу поверить, – со злостью сказала она, когда Келл вывел ее из толчеи и повел по узкой улочке прочь от реки. – Не «Как я рад, что с тобой все в порядке, Лайла!», не «Слава богу, тебя не разорвало на тысячу вороватых кусочков, Лайла!».
Келл отпустил ее плечо.
– Не верится, что получилось.
– Вид у тебя не радостный, – пробурчала девушка.
Келл остановился и повернулся к ней.
– Да, я не рад, – сказал он. В его голубом глазу мелькнула тревога, а что таилось в черном, было не разобрать. – Точнее, я рад, что ты жива, но двери между мирами должны быть заперты для всех, кроме антари, и то, что камень тебя пропустил, лишь доказывает, насколько он опасен. И пока он здесь, в моем мире, мне страшно.
– Ну… – растерянно сказала девушка, – тогда давай унесем его отсюда.
На губах Келла появилась благодарная улыбка. Лайла достала камень из кармана и раскрыла ладонь. Келл испуганно вскрикнул и накрыл ее руку своей, пряча талисман от чужих глаз. Когда маг коснулся Лайлы, его глаза радостно сверкнули, но девушка сразу заподозрила, что эта радость не имеет к ней отношения. Камень у нее в руке вздрогнул, словно почувствовал Келла, потянулся к нему. Лайле даже стало немного обидно.
– Санкт! – выругался Келл. – Ты бы еще выставила его на всеобщее обозрение.
– Я думала, ты хочешь его забрать! – сердито воскликнула она. – Тебе не угодишь.
– Просто оставь его у себя, – прошипел он. – И, будь добра, никому не показывай.
Лайла засунула камень обратно под плащ и пробормотала очень много недобрых слов.
– И кстати, о языке, – уже спокойнее сказал Келл. – Здесь нельзя так свободно разговаривать. Английский – не общепринятый язык.
– Я заметила. Спасибо, что предупредил.
– Я же тебе говорил, что миры отличаются друг от друга. Но ты права, надо было сказать заранее. Английским здесь пользуется элита и те, кто мечтает в нее попасть. Если говоришь по-английски, уже выделяешься.
Лайла сощурилась:
– Так что же прикажешь делать? Молчать?
– Эта мысль приходила мне в голову, – ухмыльнулся Келл, и Лайла набычилась. – Но я сомневаюсь, что у тебя получится. Поэтому просто прошу говорить потише.
Маг улыбнулся, и Лайла улыбнулась в ответ, подавив желание двинуть ему кулаком в нос.
– Ну вот, хорошо, что мы обо всем договорились…
Он развернулся и пошел прямо, не оглядываясь.
– Пилс, – буркнула она, надеясь, что это слово означает что-то действительно гадкое, и двинулась за ним.
Олдус Флетчер не был честным человеком.
Он держал ломбард в проулке за доками, и каждый день в него заглядывали моряки и путешественники. Одни надеялись приобрести здесь что-то необычное, другие – продать то, что у них есть. Флетчер удовлетворял запросы и тех и других. И еще местных. В темных закоулках Красного Лондона было широко известно, что, если нужно найти что-то тайное и запрещенное, спрашивать надо у Флетчера.
Конечно, изредка сюда забредали и честные люди, чтобы купить или продать курительную трубку, магическую доску, талисман с рунами, канделябр и прочее в том же духе. Флетчер наполнял свою лавку и такими товарами – на тот случай, если явится с инспекцией королевская стража. Но это для отвода глаз, а специализировался он на опасных и редких вещах.
На стене за стойкой висела гладкая каменная доска величиной с окно, но черная как смоль. На ее поверхности закружился белый дым, а потом рассеялся, оставив после себя список праздничных мероприятий по случаю дня рождения принца. Рядом было лицо Ри. Он подмигивал и улыбался своей фирменной улыбкой. Снизу шла бегущая строка:
«Король и королева приглашают вас отметить двадцатилетие принца на ступенях дворца по окончании ежегодного парада».
Через пару секунд бегущая строка и лицо принца рассеялись, и магическая доска на мгновение потемнела, а затем снова ожила, и на ней замелькали другие объявления.
– Эрас ир ферас? – пробасил Флетчер. «Сюда или отсюда?»
Вопрос адресовался юнцу с еле пробивающейся первой растительностью на лице. Он только зашел и теперь стоял и рассматривал стол с разными амулетами у двери. Слово «сюда» означало, что человек хочет что-то продать, а «отсюда» – купить.
– Ни то ни другое, – пробормотал парень. Флетчер не спускал глаз с его подвижных рук, но не особо тревожился: лавка была защищена от воров. Торговля шла вяло, и Флетчеру даже захотелось, чтобы мальчик попробовал что-нибудь стащить – какое-никакое, а все-таки развлечение.
– Просто смотрю, – нервно добавил юнец.
Любопытные к Флетчеру не заглядывали. В ломбард приходят с определенной целью и обычно сразу говорят, что нужно. Но парень вовсе не жаждал рассказать, зачем явился.
– Если не найдешь того, что ищешь, обращайся, – проворчал Флетчер.
Мальчик кивнул, но продолжал украдкой коситься на хозяина ломбарда или, точнее, на его руки, лежавшие на прилавке. Хотя стояла глубокая осень, день был жаркий и душный. Учитывая клиентуру Флетчера, можно было бы подумать, что он работал по ночам: от заката до рассвета, но хозяин ломбарда давно понял, что самые лучшие преступники делают свои темные дела совершенно непринужденно в любое время. Из-за жары Флетчер закатал рукава по локоть, обнажив руки, усеянные многочисленными шрамами и отметинами – свидетельствами его непростой жизни.
– Значит, правду говорят? – наконец спросил мальчишка.
– О чем? – сказал Флетчер, подняв густые брови.
– О вас, – парень уставился на запястья Флетчера. Символы подавляющего заклинания обхватывали обе руки, как наручники, – их нельзя было смыть, нельзя убрать, они проникали глубоко под кожу и дальше. – Можно взглянуть?
– А, это? – спросил Флетчер, показывая руки.
Он заработал эти «наручники» за нарушение золотого правила магии.
– «Не используй свою силу для управления ближним», – процитировал он, жуликовато ухмыльнувшись.
Такие преступления карались очень жестоко. На виновных накладывали заклинание, подавлявшее их способность к использованию магии.
Но «наручники» Флетчера уже не действовали. На внутренней стороне запястий знаки были стерты и размазаны. Чтобы добиться этого, ему пришлось отправиться на край света, отдать свою кровь, душу и годы жизни. Но зато он снова свободен. Ну, почти. Он по-прежнему привязан к ломбарду и вынужден делать вид, что заклинание работает, чтобы стражники не проведали о его освобождении и не придумали наказание похуже. Хорошо, конечно, что он подкупил парочку из них. Каждый на этом свете – от последнего вора до короля – мечтает о чем-то запрещенном. И именно Флетчер знал, как исполнять такие мечты.
Широко раскрыв глаза и побледнев, мальчишка все еще пялился на «наручники». Флетчер опустил руки на прилавок.
– Время гляделок вышло. Будешь что-то покупать или нет?
Юнец выскочил с пустыми руками. Флетчер вздохнул и вытащил из заднего кармана трубку. Он щелкнул, и маленькое голубое пламя заплясало на конце большого пальца. Флетчер поджег листья, раскурил трубку. Затем достал из кармана рубашки шахматную фигуру и положил на деревянный прилавок.
Это была маленькая белая ладья. Символ долга, который он еще не заплатил, но заплатит.
Когда-то ладья принадлежала молодому антари, Келлу, но попала к Флетчеру пару лет назад как часть выигрыша в санкт.
Санкт – популярная карточная игра. В зависимости от стратегии, удачи и честности игроков партия может закончиться за пару минут, а может длиться часами. В ту ночь последняя партия затянулась на два часа. В итоге к ночи за столом остались только Флетчер и Келл, а банк несказанно вырос. Играли, разумеется, не на монеты. Стол был доверху завален талисманами, драгоценными безделушками и редкими магическими артефактами: пузырек с песком надежды, водяной клинок, плащ с бесконечным множеством сторон.
У Флетчера на руках были два короля и святой. Он был уверен в победе. Но тут Келл открыл свои карты: три святых. Беда в том, что в колоде святых всего три, и один был на руках у Флетчера. Но в ту же секунду, когда карты Келла легли на стол, святой в руках Флетчера блеснул и превратился в слугу – низшую карту в колоде.
Флетчер побагровел. Королевский щенок подсунул заколдованную карту и выиграл! Увы, самое худшее и самое лучшее в правилах санкта – жульничать не запрещено. Неважно, за счет чего ты выиграл, главное – выиграть.
Флетчеру оставалось только открыть свои карты, и комната огласилась шумными язвительными замечаниями. Келл лишь улыбнулся, пожал плечами и встал. Он выбрал из груды безделушку – шахматную фигурку из другого Лондона – и швырнул ее Флетчеру.
– Без обид, – сказал он, подмигнув, после чего взял выигрыш и ушел.
«Без обид».
Флетчер сжал в руке каменную фигурку. У входа в ломбард зазвонил колокольчик, и вошел новый посетитель. Он был высокий, худой, с седеющей бородой и жадным блеском в глазах. Флетчер спрятал ладью в карман и выдавил из себя мрачную улыбку.
– Эрас ир ферас? – спросил он.
«Сюда или отсюда?»
Все время, пока они шли по городу, Келл чувствовал камень в кармане Лайлы.
В тот момент, когда он накрыл ее ладонь своей и ощутил зов талисмана, ему нестерпимо захотелось забрать камень. Казалось, стоит только Келлу взять его в руки, как все наладится, все будет хорошо. Но это, конечно, чушь. Пока камень существует, хорошо не может быть. Но талисман все равно притягивал, и Келл поежился, стараясь о нем не думать.
Он вел Лайлу по улицам Красного Лондона прочь от праздничного шума – к «Рубиновым полям». День рождения Ри будут отмечать и после заката, причем больше всего народу соберется на берегах реки и во дворце.
Келл почувствовал укор совести. Он тоже должен был участвовать в процессии и ехать в открытом экипаже вместе с королевской семьей, подшучивая над тем, как брат упивается всеобщим вниманием.
Келл подумал, что Ри будет дуться на него несколько недель. Но потом вспомнил, что у него самого все равно не будет возможности извиниться. Эта мысль причиняла нестерпимую боль, хотя он и говорил себе, что не может поступить иначе. И Лайла все объяснит королевской семье. А Ри? Ри простит его.
Келл поднял воротник и опустил голову, но все равно чувствовал на себе чей-то взгляд, пока они петляли по улицам. Он постоянно оглядывался через плечо, не в силах отделаться от ощущения, что за ним кто-то идет. Разумеется, за ним шла только Лайла, которая с каждым шагом смотрела на него все пристальнее.
Ее что-то явно беспокоило, но она помалкивала. Келл даже подумал, не потому ли, что велел ей говорить поменьше. Но когда в поле зрения появились два королевских стражника, небрежно засунувших шлемы под мышку, и Келл поспешно утянул Лайлу в подворотню, она наконец нарушила молчание.
– Вот скажи мне, Келл, – начала девушка, когда стражники прошли мимо. – Простолюдины обходятся с тобой как с аристократом, но при этом ты прячешься от стражников, словно вор. Так кто же ты на самом деле?
– Ни тот ни другой, – ответил он, надеясь, что она не будет допытываться.
Но Лайла была упрямой:
– Может, ты благородный разбойник? Этакий Робин Гуд – герой для народа, но преступник в глазах властей?
