Лаки Старр и спутники Юпитера Азимов Айзек
— Совершенно верно.
— Но этих людей отобрали давно.
— Сирианцы должны знать способ отбора, как знают все остальное относительно проекта. Они сумели добиться, чтобы их гуманоидный робот попал в число отобранных.
— Вы очень высоко их оцениваете, — сказал Пеннер.
— Согласен, — ответил Лаки. — Но есть и альтернатива.
— Какая?
— Гуманоидный робот пробрался на борт зайцем.
— Маловероятно, — сказал Пеннер.
— Однако возможно. В суматохе перед речью командующего было легко проникнуть на борт. Я пытался наблюдать за кораблем, но это оказалось невозможно. Девять десятых корабля занимают механизмы, там достаточно места, чтобы спрятаться.
Пеннер подумал.
— Не так много места, как вы считаете.
— Но мы все же должны обыскать корабль. Вы это сделаете, доктор Пеннер.
— Я?
— Конечно. Как главный инженер, вы знаете корабль лучше других. Мы пойдем с вами.
— Подождите. Это бесцельное занятие.
— Если зайца не окажется, все равно мы кое-чего добьемся, доктор Пеннер. Мы сосредоточим внимание на тех, кто законно прошел на корабль.
— Только мы втроем?
Лаки негромко ответил:
— А кому еще мы можем доверять? Ведь каждый может оказаться именно тем роботом, которого мы ищем. Не будем больше обсуждать это, доктор Пеннер. Поможете ли вы в поисках на корабле? Я прошу вас как член Совета по науке.
Пеннер неохотно встал.
— Вероятно, придется.
Они спустились по узкой шахте, ведущей на первый машинный уровень. Спускались, держась за скобы. Свет был приглушенный и непрямой, так что массивные машины не отбрасывали тени.
Было тихо. Ни малейший гул не сопровождал действие могучей энергии, запасавшейся здесь. Верзила, оглядываясь, приходил в смятение от того, что не видел ничего знакомого: ничего не осталось от обычного оборудования космического корабля, такого, как их «Метеор».
— Все закрыто, — сказал он.
Пеннер кивнул и негромко ответил:
— Все, что возможно, действует автоматически. Мы должны были до минимума сократить потребность в людях.
— А как ремонт?
— Его не должно быть, — мрачно ответил инженер. — Все системы корабля задублированы, все обладают самоконтролем и самовосстанавливаются.
Пеннер двинулся вперед, в узкий проход, шел он медленно, как будто ежеминутно ожидал, что на него кто-то набросится.
Уровень за уровнем, методично продвигаясь от центрального ствола в стороны, Пеннер с уверенностью специалиста обходил все помещения.
Наконец они оказались на самом дне, у больших хвостовых двигателей, в которых гиператомные силы (когда корабль в обычном полете) рвутся назад, толкая корабль вперед.
Изнутри корабля двигатели выглядели как четыре огромных трубы, каждая вдвое толще человека, заканчивавшиеся бесформенным сооружением — там размещаются гиператомные моторы.
Верзила сказал:
— Трубы! Внутри!
— Нет, — ответил Пеннер.
— Почему? Робот может там спрятаться. Там открытый космос, но роботу все равно.
— Гиператомный толчок его бы уничтожил, а мы шли на гиператомных двигателях всего час назад, — сказал Лаки. — Нет, двигатели исключаются.
— Что ж, — заметил Пеннер, — значит, в машинном отделении никого нет.
— Вы уверены?
— Да. Мы все осмотрели и двигались таким маршрутом, что невозможно было спрятаться и зайти нам за спину.
Голоса их отдавались слабым эхом в стволе.
Верзила сказал:
— Пески Марса, остается четырнадцать человек.
Лаки задумчиво ответил:
— Меньше. Трое из людей на корабле проявляли эмоции: командующий Донахью, Гарри Норрич и Ред Саммерс. Остается одиннадцать.
Пеннер сказал:
— Не забудьте меня. Я не подчинился приказу. Остается десять.
— Кстати, это интересный вопрос, — сказал Лаки. — Вы разбираетесь в роботехнике?
— Я? — переспросил Пеннер. — В жизни своей не имел дела с роботами.
— Вот именно, — сказал Лаки. — Земляне изобрели позитронного робота и придумали большую часть усовершенствований, но, за исключением нескольких специалистов, земные инженеры не разбираются в роботехнике, потому что мы не используем роботов. В школе это не учат, на практике с этим не встречаются. Я сам знаю Три закона, но мало что еще. Командующий Донахью не смог даже процитировать Три закона. С другой стороны, сирианцы, у которых экономика насыщена роботами, должны разбираться в роботехнике во всех тонкостях. Вчера и сегодня я провел много времени, изучая книгофильм по современной роботехнике, который нашел в библиотеке. Кстати, это единственная книга в ней на эту тему.
— Ну и что? — спросил Пеннер.
— Для меня стало очевидно, что Три закона не так просты, как кажутся на первый взгляд… Кстати, идемте отсюда. На обратном пути можем вторично все осмотреть. — Говоря это, он шел по нижнему уровню и с живым интересом осматривался по сторонам.
Лаки продолжал:
— Например, я мог бы подумать, что достаточно каждому человеку на корабле отдать нелепый приказ и посмотреть, будет ли он выполнен. Кстати, я вначале так и думал. Но это не совсем так. Оказывается, теоретически возможно так приспособить позитронный мозг, чтобы робот исполнял лишь те приказы, которые связаны с его непосредственными обязанностями. Приказы, противоречащие его обязанности или не связанные с ними, тоже могут исполняться, но если отданы с использованием ключевых слов. Это шифр, с помощью которого человек, отдающий приказ, определяет себя. Таким образом, робот может управляться его истинным хозяином, а приказы других людей исполнять не будет.
Пеннер, взявшийся руками за опору, чтобы подниматься на следующий уровень, отпустил руки. Повернулся лицом к Лаки.
— То есть когда вы приказали мне снять рубашку, и я не подчинился, это ничего не значит?
— Я говорю, доктор Пеннер, что это ничего не значит, потому что снятие рубашки не входит в ваши прямые обязанности, а мой приказ не был дан в нужной форме.
— Значит, вы обвиняете меня в том, что я робот?
— Нет. Маловероятно, чтобы вы им были. Сирианцы, подбирая кандидатуру человека для замещения роботом, вряд ли остановились бы на главном инженере. Чтобы выполнять работу главного инженера, робот должен хорошо знать проект аграва. Сирианцы не могли бы снабдить его этими знаниями. А если бы могли, у них не было бы необходимости в шпионаже.
— Спасибо, — мрачно сказал Пеннер, снова поворачиваясь к опорам, но тут прозвенел голос Верзилы.
— Подождите, Пеннер! — Маленький марсианин держал наготове в кулаке игольное ружье. Он сказал: — Минутку. Лаки, откуда мы знаем, что ему что-нибудь известно об аграве? Мы это только предполагаем. Он никаких знаний пока не проявил. Когда «Спутник Юпитера» перешел на аграв, где он был? Сидел с нами в своей каюте, вот где.
Лаки ответил:
— Я думал об этом, Верзила, и в этом одна из причин, зачем я привел сюда Пеннера. Он явно знаком с оборудованием. Я следил за ним. Он не делал бы этого так уверенно, если бы не был специалистом.
— Устраивает это вас, марсианин? — со сдержанным гневом спросил Пеннер.
Верзила убрал игольное ружье, и Пеннер, ни слова не говоря, начал подниматься.
Они остановились на следующем уровне и вторично осмотрели его.
Пеннер сказал:
— Ну, хорошо, остается десять человек: два офицера, четыре инженера, четверо рабочих. Что вы предполагаете делать дальше? Просветить их всех рентгеном? Что-нибудь такое?
Лаки покачал головой.
— Слишком рискованно. Очевидно, сирианцы что-нибудь предприняли для защиты. Известно, что роботы могут передавать сообщения и выполнять тайные поручения. Но если человек задает вопрос правильным образом, робот обязан ответить. В таком случае сирианцы монтируют в робота взрывное устройство, которое действует тогда, когда робот должен выдать свою тайну.
— То есть если просветить робота рентгеном, он может взорваться?
— Очень вероятно. Его величайшая тайна — это его сущность, и он взорвется в любом случае риска при проверке, который могли предвидеть сирианцы. — Лаки с сожалением добавил: — На v-лягушку они не рассчитывали; против нее предохранителя не было. Им пришлось приказать роботу убить v-лягушку. И вообще это было желательно для них, потому что помогало скрыть сущность робота, не уничтожая его.
— Но ведь робот, взрываясь, причинит вред окружающим. Разве это не нарушение Первого закона? — с ноткой сарказма спросил Пеннер.
— Нет. Ведь сам робот взрыв не контролирует. Взрыв является результатом определенного вопроса или действия, а не результатом действий самого робота.
Они поднялись на следующий уровень.
— И что вы собираетесь делать, член Совета? — спросил Пеннер.
— Не знаю, — откровенно ответил Лаки. — Робот должен каким-то образом себя выдать. Как бы ни приспосабливали робота, Три закона должны действовать. Надо только хорошо знать роботехнику, чтобы этим воспользоваться. Если бы только я мог заставить робота произвести какое-нибудь выдающее его действие, не активируя взрывное устройство; если бы можно было вызвать противоречие между Тремя законами, настолько сильное, чтобы парализовать робота; если бы…
Пеннер нетерпеливо прервал его:
— Если ждете от меня помощи, член Совета, то напрасно. Я уже сказал вам, что не разбираюсь в роботехнике. — Он неожиданно повернулся. — Что это?
Верзила тоже огляделся.
— Я ничего не заметил.
Пеннер молча протиснулся мимо них. Рядом с металлическими гигантами по обе стороны он казался карликом.
Он отошел в глубину, Лаки и Верзила последовали за ним. Пеннер сказал:
— Он может прятаться за очистителями. Я взгляну.
Лаки, нахмурившись, смотрел на лес кабелей, которым заканчивался тупик.
— Мне кажется, тут никого нет, — сказал он.
— Нужно проверить, — напряженно ответил Пеннер. Он открыл щиток в ближайшей стене и осторожно просунул туда руку, оглядываясь через плечо.
— Не двигайтесь, — сказал он.
Верзила язвительно ответил:
— Тут никого нет.
Пеннер расслабился.
— Я это знаю. Я попросил вас не двигаться, потому что не хотел отрезать вам руку или ногу, включая силовое поле.
— Что за силовое поле?
— Я перегородил коридор силовым полем. Вы не сможете выйти. Перед вами все равно что стальная стена в три дюйма толщиной.
Верзила закричал:
— Пески Марса, Лаки! Он робот! — Рука его взметнулась.
Пеннер тоже крикнул:
— Не стреляйте! Убейте меня — и вы отсюда не выйдете. — Он смотрел на них горящими глазами, согнув широкие плечи. — Помните, энергия может пройти через силовое поле, а материя нет, даже молекулы воздуха не пройдут. Вы заперты герметически. Убейте меня — и вы задохнетесь задолго до того, как вас отправятся искать.
— Я говорил, что он робот! — в отчаянии сказал Верзила.
Пеннер коротко рассмеялся.
— Вы ошибаетесь. Я не робот. Но если робот существует, то я знаю, кто он.
Глава одиннадцатая
Вниз мимо спутников
Кто? — сразу спросил Верзила.
Ответил Лаки:
— Очевидно, он считает, что один из нас.
— Спасибо! — сказал Пеннер. — Как вы объясните это? Вы говорили о зайцах — людях, тайно проникших на борт «Спутника Юпитера». Говорили о нервах! Но разве нет двух человек, которые силой проникли на борт? Разве я сам не был свидетелем этого? Вы двое!
— Совершенно верно, — заметил Лаки.
— И вы привели меня вниз, чтобы иметь возможность осмотреть весь корабль. Вы занимали меня разговорами о роботах, надеясь, что я не замечу, как вы изучаете корабль как под микроскопом.
Верзила сказал:
— У нас есть на это право. Это Лаки Старр!
— Он говорит, что он Лаки Старр. Если он член Совета, то может это доказать и знает как. Если бы я подумал, то потребовал бы доказательств, прежде чем вести вас сюда.
— Еще не поздно, — спокойно сказал Лаки. — Вы хорошо видите на расстоянии?
Он поднял руку ладонью вперед и закатал рукав.
— Я ближе не подойду, — гневно ответил Пеннер.
Лаки ничего не сказал на это. Он дал возможность говорить своему запястью. На внутренней стороне запястья, казалось, у него была обычная кожа, но ее обработали гормональными препаратами очень сложным способом. И теперь, отвечая на приказ дисциплинированной воли Лаки, на коже появилось темное овальное пятно, постепенно ставшее черным. В нем маленькие желтые искорки образовали знакомый рисунок Большой Медведицы и Ориона.
Пеннер выдохнул, как будто кто-то выдавил силой воздух из его легких. Мало кто видел знак Совета, но с самого детства все знали о его существовании — это окончательное и неоспоримое подтверждение личности члена Совета Науки.
У Пеннера не оставалось выбора. Молча, неохотно он отключил силовое поле и отступил.
Верзила в гневе устремился к нему.
— Мне следовало бы разбить тебе голову, ты, кривой…
Лаки оттащил его.
— Забудь об этом, Верзила. У него такое же право подозревать нас, как у нас — его. Успокойся.
Пеннер пожал плечами.
— Мне казался логичным мой вывод.
— Согласен с вами. Думаю, теперь мы можем доверять друг другу.
— Может быть, — язвительно ответил главный инженер. — Вы установили свою личность. А как насчет этого малыша с громким голосом? Кто установит его личность?
Верзила нечленораздельно зафыркал, и Лаки встал между ними.
— Я ручаюсь за него и беру на себя всю ответственность. А теперь предлагаю вернуться в каюту, прежде чем нас не начали искать. Все происшедшее, разумеется, строго конфиденциально.
И как будто ничего не случилось, они снова стали подниматься.
Им отвели каюту с двухъярусной кроватью и умывальником, из которого вода текла тонкой струйкой. В каюте больше ничего не было. Даже тесные спартанские помещения «Метеора» казались роскошью по сравнению с этим.
Верзила сидел на верхней постели, скрестив ноги, а Лаки влажной губкой протирал шею и плечи. Разговаривали они шепотом, сознавая, что по другую сторону стены могут оказаться чьи-нибудь уши.
Верзила сказал:
— Послушай, Лаки, допустим, я займусь каждым на корабле. Ну, теми десятью, в ком мы не уверены. Буду задираться, обзову как-нибудь, все такое. Разве не ясно, что тот, кто меня не ударит, робот?
— Вовсе нет. Он может не захотеть нарушать дисциплину на корабле, или не захочет связываться с Советом Науки, или просто не такой человек, чтобы драться с тем, кто его меньше.
— Ну, Лаки. — Верзила немного помолчал, потом осторожно сказал: — Я вот все думаю: почему ты так уверен, что робот на корабле? Может, он остался на Юпитере-9. Это возможно.
— Да, знаю, и все же я уверен, что робот на борту. Вот и все. Уверен и не знаю почему, — задумчиво сказал Лаки. Он лег и постучал по зубам ногтем. — В первый же день, как мы высадились на Юпитер-9, что-то произошло.
— Что?
— Если бы я знал! У меня было это; я знал или подумал, что знаю, как раз перед сном, но потом исчезло. И я не смог его вернуть. На Земле я бы попросил сделать психопробу. Великая Галактика, клянусь, попросил бы! Я испробовал все, что мог. Напряженно думал, пытался избавиться от всех других мыслей. Когда мы были внизу с Пеннером, я попробовал выговориться. Думал, что если буду обсуждать все стороны проблемы, мысль внезапно снова возникнет в голове. Не вышло. Но все равно. Именно из-за этой мысли я уверен, что робот — один из людей на корабле. Я сделал подсознательное заключение. Если бы только я мог его выразить, мы получили бы ответы на все вопросы.
В голосе его звучало почти отчаяние.
Верзила никогда не видел Лаки таким расстроенным. Он обеспокоенно сказал:
— Эй, давай лучше поспим.
— Да, ты прав.
Несколько минут спустя в темноте Верзила прошептал:
— Эй, Лаки, а почему ты так уверен, что я не робот?
Лаки ответил тоже шепотом:
— Потому что сирианцы не смогли бы соорудить робота с такой уродливой физиономией, — и увернулся от подушки.
Проходили дни. На полпути к Юпитеру они миновали внутренний редко населенный пояс малых спутников, из которых только Шестой, Седьмой и Девятый были пронумерованы. Юпитер-7 казался яркой звездой, остальные находились далеко и сливались с созвездиями.
Сам Юпитер вырос до размеров Луны, видимой с Земли. И так как корабль приближался к нему постоянно хвостом к Солнцу, Юпитер всегда находился в полной фазе. Вся его видимая поверхность освещалась Солнцем. Ночной тени нигде не было видно.
Но хотя Юпитер сравнялся по видимому размеру с Луной, ее яркости он не достиг. Его затянутая облаками поверхность отражает в восемь раз больше доходящего до нее солнца, чем голые запыленные лунные скалы. Но беда в том, что Юпитер получает только одну двадцать седьмую того количества света, что Луна, на квадратную милю. В результате Юпитер кажется в три раза менее ярким, чем Луна с Земли.
Но это было гораздо более интересное зрелище, чем Луна. Пояса стали отчетливо видны — коричневатые полосы с расплывчатыми краями на кремово-желтом фоне. Легко было разглядеть, как расплющенный соломенного цвета овал — Большое Красное Пятно — появился на краю, пересек поверхность планеты и исчез на другом краю.
Верзила сказал:
— Эй, Лаки, Юпитер кажется совсем не круглым. Это оптический обман?
— Нет, — ответил Лаки. — Юпитер действительно не круглый. Он приплюснут у полюсов. Ты ведь знаешь, что Земля сплюснута у полюсов?
— Конечно. Но это незаметно.
— Да. Экватор Земли — двадцать пять тысяч миль, он поворачивается за двадцать четыре часа, значит каждая точка на экваторе проходит за час около тысячи миль. В результате действия центробежной силы Земля на экваторе выпячивается, так что диаметр Земли по экватору на двадцать семь миль больше, чем диаметр от Северного полюса до Южного. Разница в длине диаметров составляет только одну треть процента, так что из космоса Земля кажется идеальным шаром.
— Ага!
— Теперь возьмем Юпитер. Длина экватора у него 276 000 миль, в одиннадцать раз больше окружности Земли, а оборачивается он вокруг оси за десять часов, точнее, па пять минут меньше. Точка на экваторе движется со скоростью почти двадцать восемь тысяч миль в час, в двадцать восемь раз быстрее, чем на Земле. Тут центробежная сила гораздо больше и соответственно на экваторе планета больше выпячивается, тем более что вещество Юпитера легче земной коры. Диаметр Юпитера по экватору почти на шесть тысяч миль больше, чем от полюса к полюсу. Разница в диаметрах составляет пятнадцать процентов, а это легко заметить на глаз.
Верзила посмотрел на сплющенный круг света — Юпитер и сказал:
— Пески Марса!
Солнце оставалось за ними, они приближались к Юпитеру. Пересекли орбиту Каллисто, Юпитера-4, внешнего из крупных спутников Юпитера, но не увидели его. Этот спутник расположен в полутора миллионах миль от Юпитера и размером с Меркурий, но он находился по другую сторону своей орбиты — маленькая горошина, близкая к Юпитеру и скрывающаяся в его тени.
Ганимед, Юпитер-3, прошел достаточно близко, чтобы казаться диском размером в треть Луны. Часть его скрывалась в ночной тени, видны были три четверти поверхности, светло-белые, бесцветные.
Лаки и Верзила обнаружили, что остальные члены экипажа их игнорируют. Командующий никогда с ними не разговаривал, даже не смотрел на них, проходил мимо, глядя в пустоту. Норрич, проходя со своим Мэттом, приветливо кивал, как всегда, когда чувствовал присутствие человека. Но когда Верзила ответил на приветствие, дружелюбное выражение исчезло с лица слепого. Он слегка потянул Мэтта за поводок и пошел дальше.
Они чувствовали себя лучше в своей каюте.
Верзила проворчал:
— Что они о себе думают? Даже этот парень Пеннер становится занятым, когда я оказываюсь рядом.
Лаки ответил:
— Прежде всего, Верзила, когда капитан показывает свое нерасположение к кому-то, подчиненные редко бывают дружески настроены. Во-вторых, наши встречи с некоторыми из них не были приятными.
Верзила задумчиво сказал:
— Я встретил сегодня этого подонка Реда Саммерса. Он выходил из машинного помещения, а я ему навстречу.
— Ну и что? Ты ведь не…
— Я ничего не сделал. Просто стоял и ждал, пока он начнет что-нибудь, надеялся, что он что-нибудь начнет. Но он только улыбнулся и прошел мимо.
Все на борту «Спутника Юпитера» ждали дня, когда Ганимед закроет Юпитер. Это не полное затмение. Ганимед покрывает лишь ничтожную часть Юпитера. Он находился в 600 000 миль и казался вдвое меньше Луны. Юпитер находился вдвое дальше, но был распухшим шаром, в четырнадцать раз больше Ганимеда, грозным и пугающим.
Ганимед встретился с Юпитером чуть ниже экватора гигантской планеты, два шара, казалось, медленно сплавляются воедино. Врезавшись, Ганимед образовал круг более тусклого цвета, потому что у Ганимеда атмосфера гораздо более разрежена и соответственно отражает меньше солнечного света. Но даже если бы не это, Ганимед все равно выделялся бы, разрезая пояса Юпитера.
Когда Ганимед полностью показался на фоне Юпитера, за ним стал виден черный полумесяц. Люди шепотом объясняли друг другу, что это на Юпитер падает тень Ганимеда.
Тень двигалась вместе с Ганимедом, но медленно опережала его. Черная полоска становилась все тоньше и тоньше, пока в центре Юпитера, когда сам Юпитер, Ганимед и «Спутник Юпитера» образовали с Солнцем прямую линию, тень совершенно не исчезла, закрытая отбрасывавшим ее спутником.
Ганимед продолжал двигаться, и тень снова появилась, на этот раз перед ним, вначале как нить, потом полумесяц, а потом она покинула поверхность Юпитера.
Все затмение продолжалось три часа.
«Спутник Юпитера» пересек орбиту Ганимеда, когда тот находился по другую сторону своей семидесятидневной орбиты вокруг Юпитера.
Это событие отметили специальным праздником. Люди на обычных кораблях (не часто, конечно) добирались до Ганимеда, но никто, ни один человек не оказывался к Юпитеру ближе. Теперь это сделал «Спутник Юпитера».
Корабль прошел в ста тысячах миль от Европы, Юпитера-2. Это самый маленький из крупных спутников Юпитера, всего 19 сотен миль в диаметре. Он меньше Луны, но близость делала его вдвое больше видимой с Земли Луны. Можно было разглядеть горные вершины и хребты. Корабельные телескопы показали, что это именно так. Горы напоминали горы Меркурия, не было и следа лунных кратеров. Виднелись яркие полосы, похожие на ледяные поля.
Корабль продолжал спускаться и оставил Европу за собой.
Ио — самый внутренний из крупных спутников Юпитера, размером он почти с земную Луну. И расстояние от Юпитера у него 285 000 миль, то есть чуть больше, чем от Луны до Земли.
На этом сходство, однако, кончается. Относительно слабое земное поле тяготения оборачивает Луну за четыре недели. Ио, захваченная тяготением Юпитера, по своей чуть большей орбите пролетает за сорок два часа. Луна вокруг Земли движется со скоростью чуть больше тысячи миль в час, а Ио движется вокруг Юпитера со скоростью в двадцать две тысячи миль в час, и посадка на Ио гораздо труднее.
Корабль, однако, совершил маневр идеально. Он обогнал Ио и в нужный момент отключил аграв.
Мгновенно вернулся гул гиператомных моторов, заполнив корабль шумом после недель тишины.
«Спутник Юпитера» повернул, подчиняясь полю тяготения Ио. Он находился на орбите на расстоянии в десять тысяч миль от спутника, и Ио заполнила небо.
Они перешли от дневной на ночную сторону, спускаясь все ниже. Крылья аграв-корабля втянулись, чтобы их не оторвала разреженная атмосфера.
Послышался тонкий свист от трения корабля о верхние слои атмосферы.
Скорость падала, высота тоже. Боковые двигатели корабля развернулись и направились назад, ожили гиператомные двигатели, смягчая падение. И вот с легким толчком корабль застыл на поверхности Ио.
На борту «Спутника Юпитера» началась настоящая истерия. Даже Лаки и Верзилу хлопали по спинам люди, которые на протяжении всего пути старательно их избегали.
Шестнадцать человек. Первые люди, высадившиеся на Ио.
Поправка, подумал Лаки. Пятнадцать человек.
И один робот!
Глава двенадцатая
Небеса и снега Десятого
Они остановились взглянуть на Юпитер. Он заставил их застыть. Все молчали. Говорить об этом невозможно.
Гигантский шар Юпитера протянулся на восьмую часть видимого неба. В полнолуние он светил бы в две тысячи раз ярче земной Луны, но теперь треть его поверхности покрывала ночная тень.
Яркие зоны и более темные пояса, пересекавшие их, казались теперь не только коричневыми. Они теперь находились достаточно близко, чтобы различались отдельные цвета: розовый, зеленый, синий и пурпурный, поразительно яркий. Края поясов оставались неровными и на глазах меняли форму, будто в атмосфере бушевали гигантские бурные ветры; впрочем, так оно, вероятно, и было. Чистая редкая атмосфера Ио не закрывала ни малейшей подробности разноцветной меняющейся поверхности.
Показалось грандиозное Большое Красное Пятно. Оно производило впечатление газовой воронки, неторопливо вращавшейся.
Люди смотрели долго, но Юпитер не менял положения. Звезды двигались мимо него, а он оставался на месте, низко висел в западной части неба. Он и не мог двигаться: Ио при вращении всегда обращена к Юпитеру одной стороной. Примерно с половины поверхности Ио Юпитер никогда нельзя увидеть, на другой половине он никогда не заходит. А в пограничном районе, занимающем примерно пятую часть поверхности спутника, Юпитер всегда на горизонте, часть его видна, часть скрыта.