Любовь за гранью 9. Капкан для Зверя Соболева Ульяна
— Насчет этого нет. Успокойся. Никто не узнает.
Я поднесла пакет к его губам, и просунув руку под затылок, помогла сделать глоток. Он пил жадно, прикрыв глаза от наслаждения, по бледному лицу пробегали сетки вен, с губ срывалось легкое рычание. Он допил, и я забрала пустой пакет. Волдыри на лице исчезли, но все еще оставались на руках. Прикоснулась к ним и закрыла глаза, чувствуя знакомое жжение под пальцами, забирая боль себе. Когда снова посмотрела на парня увидела, как жадно он вглядывается в мое лицо, словно с каким-то благоговением, восхищением. Странный взгляд… и глаза у него очень темные, почти черные. Я смутилась. Пожалуй, долгое время я вообще не замечала чтобы мужчины осмеливались на меня смотреть. Вот так открыто.
— Вы не должны были этого делать, — тихо сказал он и рывком встал с земли, подал мне руку, и я поднялась с колен. Сейчас его лицо приобрело здоровый оттенок. Я снова удивилась насколько он молод. Возможно был обращен в юном возрасте. Внешность вампиров весьма обманчива.
— Ты не должен нести наказание из-за меня. Завтра обещали грозу. Так что солнечные лучи больше не страшны тебе. Солнце уже не в зените, и ты сыт. Мы в расчете.
Парень смутился и отвел взгляд.
— Прости, я забыла, как тебя зовут.
— Дэн, Госпожа.
— Я запомню. В этот раз обязательно запомню.
Я вернулась в дом, выбросила пустой пакет в специальный контейнер и села в кресло. Слышала, как слуги переносят наверху вещи, как стучат двери комнат — я полностью переселилась в дальнюю спальню для гостей. Да, Николас Мокану — это тоже мой выбор.
Ты совершенно прав. Ты теперь не можешь иметь меня, когда тебе вздумается, да и тебе явно есть кого иметь на стороне. Желающих вагон и маленькая тележка. Я не готова позволить тебе прикоснуться к моему телу, пока ты топчешь мою душу. Я вообще не знаю к чему я теперь готова. Я хочу свою прежнюю жизнь, я хочу слышать голоса детей, и я хочу, чтобы мой муж уважал меня, уважал мои чувства. Я черт возьми, хочу, чтобы он пришел ко мне и… да, пусть не извиняется, пусть просто скажет, что он сожалеет, что он понимает меня. Одно слово. Маленькое. Одно единственное: "Соскучился"… Хотя, я уже не уверенна, что мне этого достаточно.
Но он не приходил ни в эту ночь, ни в последующую. И я решила уехать. Нам нужно побыть вдали друг от друга чтобы успокоится и принять какие-то решения. Рядом с детьми я смогу расслабиться и отвлечься. Пришла к нему сообщить, что уезжаю, в тайной надежде на то, что остановит меня, на то что прижмет к себе и все это окажется сном… дурным кошмаром… Только реальность оказалась страшнее кошмара. Я увидела зверя, того самого, который прятался внутри него все эти годы и мне стало холодно, так холодно, что я просто не могла оставаться рядом с ним.
Я никогда не чувствовала такого опустошения как в эти минуты. Нет это нельзя назвать просто болью, это скорей всего разочарование, когда смотришь на свое отражение в зеркале и тебя тошнит от собственной ничтожности. Меня именно тошнило, я автоматически расчесывала волосы и смотрела самой себе в глаза. Я сама виновата. Во всем. Я всегда позволяла так к себе относится. Возможно я слишком многое списывала на его сущность на манеру поведения, которую полюбила когда-то, которая заворожила меня как мотылька завораживают языки пламени. Я всегда знала, что формат наших отношений далек от идеала. Нет я не мечтала о серенадах под окном, о романтических ужинах при свечах о приторно сладких признаниях в любви, но я все же хотела, чтобы меня любили… уважали, считались с моим мнением и в то же время я позволяла Нику доминировать во всем. Отдавала ему контроль собственноручно и на каком-то этапе… не знаю в какой момент я просто потерялась, стерлась на фоне его самого, стала тенью, всепрощающей домашней собачкой, которую можно и пнуть, и погладить и все по желанию хозяина и в зависимости от его настроения. Где в этих отношениях я сама? На каком месте? В котором часу в течении дня он думает обо мне и думает ли? Или я все же являюсь просто вещью о которой вспоминают в тот момент, когда она нужна больше всего, пользуются, а потом опять кладут в ящик и так до бесконечности пока эта вещь не износится, не сломается или ее просто не выбросят за ненадобностью. На каком этапе эволюции нахожусь на данный момент я? Похоже на самом последнем, все остальное уже пройдено.
Я заколола волосы на затылке, поправила рукава платья. Я должна приехать к детям бодрая и красивая. Главное, чтобы Сэми не почувствовал. Хотя, он уже наверняка все знает. Но я буду играть эту роль до конца, и они не догадаются насколько пусто у меня внутри. Я хотела только одного быстрее уехать, не успеть его увидеть перед отъездом, чтобы избежать ту волну болезненного страха потерять. Впрочем, как можно потерять того, кто никогда тебе не принадлежал? "Запомни Николас Мокану не принадлежит никому".
Я запомнила. Более того, похоже эти слова легли на мое сердце еще одним шрамом, врезались в мое сознание как позорное клеймо. Позорное потому что я как всегда заблуждалась, считая, что имею право думать иначе. Меня ткнули лицом в грязь в очередной раз, показывая мое место. Да, это был мой выбор. Десять лет назад. Но не сейчас.
Я вышла из комнаты, невольно прошла по коридору и толкнула дверь нашей спальни. Подошла к трюмо и долго смотрела на нашу фотографию, где мы, счастливые улыбались фотографу. Я взяла ее дрожащей рукой, провела большим пальцем по его лицу.
"Ник… я все еще до боли люблю тебя… но я больше не хочу быть твоей тенью". Несколько секунд смотрела на снимок, потом сняла браслет с руки и положила на полированную поверхность. "Я буду любить тебя вечно"…Сейчас мне казалось, что эти слова означают совсем другое "Я буду ломать тебя вечно… я буду мучить тебя вечно".
Осторожно прикрыла за собой дверь и сердце дрогнуло. Он вернулся.
Спустилась по лестнице и все тело сковала судорога болезненного сожаления, унизительное желание прямо сейчас бросится ему на шею и умолять позволить мне остаться. Я сжала челюсти мысленно проклиная свою слабость. Ник остановился и посмотрел на меня. Я чувствовала его взгляд кожей, каждой клеточкой моего тела. Собрала все остатки гордости, силы воли и прошла мимо, к распахнутым дверям. Сердце застыло в жалкой надежде, что позовет, окликнет… но нет. Тишина, собственное дыхание и каждый шаг отдаляющий нас друг от друга все дальше и дальше.
Наверное, я была очень бледной, мне вообще казалось, что мои ноги стали ватными и что я с трудом стою, двигаюсь, разговариваю. Дэн подал мне руку и помог сесть в машину. Услышала тихое:
— Вы в порядке?
— Да, спасибо, — улыбнулась и он закрыл дверцу внедорожника.
Я стиснула пальцы чтобы последний раз не посмотреть на окна нашего дома. Потому что это больно. Больно вдвойне. Даже если ОН и провожает меня взглядом, то я могу сорваться и броситься обратно, а если нет, то я буду уничтожена окончательно. Не знать. Иногда это самый лучший выход. Просто не знать.
Машина отъехала, шурша колесами по мелкому гравию, и я сцепила пальцы, закрыв глаза и стараясь сделать вдох.
Нас сопровождал целый кортеж охраны. Нет, никто бы не заметил, знала только я, что две машины спереди и сзади — это сопровождение и вертолет, летящий над трассой это тоже охрана. Усиленная. Что ж иногда вещи бывают настолько дорогими, что их нужно охранять, но при этом они все же остаются вещами.
Прошло около получаса, а мы все ехали. Я посмотрела на часы. Вылет В Лондон через час, хоть это и личный самолет Ника все же мы опаздываем. Посмотрела в окно и сердце тревожно забилось. Мы едем по загородной дороге и совсем не в сторону частного аэропорта. Еще несколько минут я напряженно всматривалась в указатели, скорей всего едем другой дорогой, возможно в целях безопасности. Только внутри грызла неясная тревога. Когда мы проехали блок пост перед закрытой зоной, и дальше пошла полностью глухая местность без указателей я судорожно сглотнула — меня не везут в аэропорт. Я резко повернулась к Дэну.
— Куда мы едем?
Он отвернулся к окну.
— Куда мы, едем, черт вас раздери??? Я опаздываю на самолет. Немедленно вернитесь на трассу.
Я толкнула его в бок, потом повернулась к другому охраннику, он бесстрастно смотрел вперед, поправляя наушник от рации.
— Да, въехали на Нейтральную. Все понял. Отзывайте вертолет. Мы почти на месте.
Мною овладела паника, я испуганно смотрела по сторонам, судорожно вцепившись в сумочку.
— Что происходит? Вы меня похитили да? Я прошу немедленно вернуться обратно. Мой муж. Он все узнает, он порвет вас на части. Вы обязаны исполнять его приказы. Вы…
Дэн медленно повернул голову ко мне:
— Госпожа, это и есть его приказ. Мы четко выполняем указания Князя.
Внутри все похолодело. Я стиснула пальцы с такой силой, что побелели костяшки. Когда-то я уже слышала эти слова…
"Мы выполняем указания Вашего мужа, Госпожа"… После них моя жизнь превратилась в Ад из которого я выбиралась потом очень долгое время, когда тот, кого я люблю превратился в моего Палача. Ник выполнил свое слово — мы пошли по новому кругу моей персональной агонии.
Глава 7
После ссоры с Марианной не хотелось оставаться дома ни на минуту. Стены давили на сознание, а воздух казался слишком тяжелым. Или, может, это все-таки были не стены дома, а чувство вины, прочно укрепившееся внутри и с каждой секундой разраставшееся все больше. И я боялся, что еще немного, и оно заполнит меня всего и заставит подняться наверх и подолгу стоять на коленях перед Марианной, вымаливая прощение. Поэтому поспешно выскочил из дома и сел в машину, стараясь не смотреть на окна спальни. Потому что знал — если вдруг увижу ее фигурку в окне или даже хотя бы качнувшуюся штору, то не выдержу и сдамся к чертям собачьим. А этого делать никак нельзя.
Машина сорвалась с места и поехала в никуда. Именно так. Автомобиль сам поворачивал влево-вправо, снижал и повышал скорость, игнорируя светофоры. Сам по себе, так как я в этом процессе практически не участвовал. Я все еще был дома. В своем кабинете. И все еще слышал тихий голос жены в своей голове "Я больше не хочу падать. Я жить хочу" и крик, полный боли и отчаяния. Я тоже хочу, чтобы ты жила, малыш. Только к этому я и стремлюсь.
А в голове опять набатом: "Круг за кругом. Первый, второй, десятый. Даже в Аду их семь, а у меня они БЕСКОНЕЧНЫЕ"
Свернул на обочину и ударил ладонью по рулю. Проклятье. Я знал, что будет сложно. В очередной раз. Но не представлял, что настолько. Грустно усмехнулся собственным мыслям. Марианна права, она меняется рядом со мной. Наше прошлое не могло оставить прежним ни ее, ни меня.
Зазвонил сотовый, отвлекая от тяжелых мыслей. Серафим. Очень кстати. Прямо сейчас мне хотелось напиться так, чтобы потерять над собой контроль. Может, тогда эта ноющая боль в груди отпустит, а легкие снова смогут дышать свободно… А довериться в таком состоянии я мог, к сожалению, только ищейке. Потому договорился с ним встретиться одном из ночных клубов города.
К заведению подъехали одновременно, и я прямиком прошел к столикам возле сцены. За понравившимся мне сидело трое поддатых мужиков. Встал за спиной одного из них, и окатил недоумков ледяным взглядом. Не знаю, что они увидели в моих глазах, но это что-то явно их напугало, так как они быстро подорвались и освободили нам места.
Кивнул Зоричу на стул:
— Садись. Будешь сегодня моим гостем.
Он молча сел за столик, проводив полуголую официантку красноречивым взглядом.
Быстро просмотрел меню и бросил его на стол.
— Виски? Коньяк? — Прищурился, следя за выражением его лица. — А, может, ром? — Спасибо Николас, но я на работе…
Отмахнулся от него:
— Сегодня нет работы. Только мы и виски, Зорич. Так что расслабься, — подмигнул ему, — или ищейки такими способностями не обладают?
Он усмехнулся и откинулся на спинку стула:
— Разговоры по душам, Николас?
Покачал головой:
— Только не на трезвую голову, Серафим. И потом, ну откуда у нас с тобой душа? — Жестом подозвал официантку и заказал виски. А потом еще, и еще. До тех пор, пока обвиняющий голос в голове не стал отступать на задний план, уступая место громкой музыке, гремевшей в зале.
Мы напивались несколько часов подряд, хотя, вернее будет сказать, что напивался все-таки больше я. Ищейка четко понимал, почему я выбрал его компанию, и старался не терять контроль над ситуацией.
Через некоторое время ему позвонили, и он, бросив быстрый взгляд в мою сторону, ответил. А затем, тихо произнес, видимо, не предполагая, какой именно реакции ждать от меня в таком состоянии:
— Все готово. Марианна уезжает уже через час.
Молча кивнул и встал, кинув несколько банкнот на стол. Слишком скоро. Дьявол. Я сам торопился отправить ее в безопасное место, а когда этот час наступил, мне кажется, что еще слишком рано для расставания. Только не так. Не после того опустошившего нас обоих скандала…
Зорич направился к своему автомобилю, а я к своему. Успокойся, Мокану, ты сам еще до поездки в клуб приказал Серафиму подготовить все для отъезда Марианны. Обратного пути все равно уже нет. Так надо. Ради ее безопасности. Ради всей нашей семьи.
Вот только разум отказывался смириться с этим. Сердце кольнуло от осознания того, что она уезжает. Прямо сейчас. Может, даже я застану ее перед отъездом. Мы не разговаривали с ней с момента ее переселения в другую комнату. Если не считать ссору. Но тот скандал конструктивным диалогом никак не назовешь.
И вот она уезжает. Оставляет меня. Причем, мне даже не пришлось уговаривать ее, придумывая разные причины. Она сама так решила. За нас обоих. Сомкнул руки на руле с такой силой, что на миг показалось, сломаю. В тот момент, не сразу понял, что неосознанно затаил дыхание, а кулаки сжались сами собой. Такого раньше не было, чтобы она всего лишь ставила меня перед фактом. Да еще и чемоданы заранее собрала. Как будто мое мнение ничего не значило.
И сейчас я даже не знал, чего хотел больше: чтобы она все еще была дома или же уже уехала. Саркастически усмехнулся в одиночестве салона. Кого я обманываю? Конечно, я хотел, чтобы она все еще находилась в поместье, чтобы кинулась мне на грудь и исступленно поцеловала, заверяя в своей любви… Мы еще очень нескоро увидимся…
Заехал на территорию и меня окатила волной облегчения. Успел. Слуги только заносили вещи в машину.
Кивнул Зоричу, уже вовсю управлявшему всем процессом, и зашел домой. Марианна как раз спускалась по лестнице. Одета в коротенькое черное платье и туфли на высоких каблуках. Моментально озверел, представив, как она поедет в этом в одной машине с чужими мужиками. Понимал, что она сделал это намеренно, чтобы вывести меня из себя, зная, как я отреагирую на подобное.
На чистом автомате собирался шагнуть навстречу, когда встретился с ее ледяным взглядом. И внутри что-то оборвалось. Резко. С мясом. Понял, что никого прощания не будет. Ни слез, ни упреков, ни просьб, вашу мать. Ничего. В сиреневых глазах царил самый настоящий лед. Холодный и отталкивающий. От которого стыла кровь в жилах.
Марианна посмотрела прямо на меня и прошла мимо. Совсем рядом. Так, будто меня там и не было. Я лишь крепче стиснул зубы и сунул руки в карманы, чтобы не сорваться. Не схватить ее за руку и не выбить из головы все эти долбаные мысли о расставании. Их я понять не мог, как ни силился. Разве она может быть свободна вдали от меня? И что тогда значит для нее "быть свободной"? Быть независимой от меня? Этого она желает? Возможности самой принимать решения? Если она добивается именно такой "свободы", то я точно не мог предоставить ей этого. Я сам был накрепко привязан к ней невидимой веревкой. И сейчас эта веревка была накинута на мою шею, и душила, не давая возможности вздохнуть полной грудью. Марианна отдалялась от меня, а захват, вместо того, чтобы слабеть, смыкался на горле все сильнее.
Выдохнул воздух и пошел в кабинет. Сразу направился к бару и, не обратив внимания на стакан, взял бутылку виски.
Сделал глоток янтарной жидкости и встал у окна. Следил, как парни усаживались во внедорожник. Серафим давал последние распоряжения водителю. Вот к машине подошла Марианна, и один из охранников, кажется тот самый ублюдок, что недавно был наказан за своеволие, помог ей сесть в машину. Она поблагодарила его и улыбнулась. Улыбнулась, черт побери. Какому-то гребаному придурку. А на дом даже не оглянулась. Зная, что еще долго не увидимся, меня игнорирует, а ему скалится.
Джип взревел и уехал. А я все еще стоял у окна и чувствовал, как накатывает волнами дикая ярость. На Марианну, на себя, на Влада и этого сукиного сына Асмодея. Но больше всего на жену. Она уехала так, будто ставила точку в наших отношениях. Будто не было этих десяти лет нашей общей жизни. И теперь она начинала новую жизнь. Без меня. Совершенно другой. Такой, какой я ее еще не знал. Зато она меня знала. И, наверняка, понимала, что это не все. Разговор у нас с ней состоится. И теперь я уверен, что скоро.
— Проклятье, — со злости кинул бутылку в стену и обернулся на дверь, встречая ошарашенный взгляд своего начальника охраны.
Я ходила по пустым комнатам шикарного поместья. И смотрела на стены остекленевшим взглядом. Мне казалось, что я сошла с ума. Нет, не просто сошла с ума, а превратилась в сгусток боли, от которой ослепла и оглохла; от которой каждая клеточка моего тела болела настолько невыносимо, что я не могла даже вздохнуть. Я держалась за стену и просто бродила по коридорам. Часами, днями. У меня шумело в голове, и я не отдавала себе отчет в том, что просто снова и снова прохожу по незнакомым пустым комнатам, мои шаги эхом отдаются под высокими сводами и застывают где-то очень высоко, теряются. Я их слышу, а биение своего сердца — нет. Я не знаю, сколько дней я здесь провела. В своей новой тюрьме. Наверное, неделю. Может меньше, а может больше, но то что это тюрьма и в ней меня заперли, чтобы больше не мешала, я уже не сомневалась.
В первый день своего заточения я кричала, меня била истерика, швыряла посуду, стучала в двери, разбивала окна с витыми решетками. Я не верила никому из них. В тот момент не верила, что меня здесь заперли по ЕГО приказу. Я требовала выпустить, умоляла, обещала деньги, почести. Я унизительно заглядывала в глаза охранников и просто молила сделать хоть один звонок к НЕМУ. Чтобы он забрал меня, приехал и нашел меня. Как это было всегда. Но мне просто сухо отвечали "не велено". Я кидалась на них с кулаками, я орала, но ко мне относились еще учтивей, чем в моем собственном доме. Слуги боялись на меня смотреть, а охрана стойко вынесла сутки моих криков и истерик. Мне неизменно приносили попить, поесть, мою порцию крови в пакете и выполнялась любая прихоть. Все. Кроме выйти за периметр или позвонить и воспользоваться интернетом. В этом проклятом доме не было ни одного телефона или компьютера. Я была уверенна, что меня похитили, хотя и видела все те же знакомые лица охранников. Но это они же и подстроили. Конечно они. Ник заплатит за меня и заберет отсюда. Когда найдет — они все сдохнут. Все до единого. Каждый из них. Я была в этом уверена. Наивная глупая дурочка. Я все еще верила в него. Разве он не сказал мне верить? Разве не просил об этом? Он бы не обманул.
Я была отрезана от внешнего мира. В этот дом не просачивалась никакая информация. Лучше бы и не просачивалась. Наверное, если бы я оставалась в неведении я бы не сошла с ума, как сейчас.
Только все тайное всегда становится явным, да и не было это тайной ни для кого, кроме меня. Сходя с ума от скуки я часто смотрела в окно, на роскошный сад, на высокие заборы. В этот раз наконец-то на территорию въехал автомобиль. Я узнала номера. Это тоже охрана из нашего дома. Видимо они менялись через несколько суток. Все кроме Дэна, которого я почти не видела. Разве что из окна, по ночам, когда он обходил территорию. Меня взбудоражили новые лица, я тихо прокралась по лестнице вниз, в крыло для обслуги, затаив дыхание, на носочках. Услышала их голоса и затаилась.
— Ну и… что происходит в княжеском особняке?
— Ты не поверишь. Полный переворот. Готовимся принять новую Хозяйку.
Я судорожно сглотнула.
— Да ну. Не болтай.
— Ты что не знаешь последние новости? Мокану развелся с НЕЙ.
— Охренеть.
— Да. Развелся и уже готовится к свадьбе с Изабеллой. Из дома вывезли все вещи бывшей Госпожи. Все на свалку. Вывезли даже расчески и зеркала. Полностью сменили мебель в спальне. Шикарно. Мне нравится.
Я еще не верила… мне все еще казалось, что они говорят не обо мне. Только все тело заледенело, от лихорадки зуб на зуб не попадал.
— А мне ее жалко… Скотина ты. Нашел, чему восхищаться. Госпожа слова плохого нам не сказала. А кто знает, что новая выкинет.
— А какая нахер разница. Новая, старая. Мне все рано. Одного не пойму, что он стережет ее как зеницу ока. Развелся и выгнал бы на все четыре стороны. И нам бы спокойнее было.
— Не знаю. Это не нашего ума дело. Нам платят, чтобы мы ее охраняли и чтоб ни один волос с ее головы не упал. Вот и будем делать нашу работу. Не то Мокану наши головы поотрывает.
— Тебе легко говорить. Ты сейчас уедешь. А я может на свадьбе хочу погулять.
— А как их дети? Они вернулись из Лондона?
— Нет. Но я слышал, что он и детей у нее отобрал. Она вообще теперь полный ноль и вне закона.
— Врешь.
— Клянусь. Я лично слышал его разговор с Зоричем. Лично. Он отдавал указания насчет детей и сказал, что теперь никто, кроме него, не имеет на них прав, даже его БЫВШАЯ жена. Северный и Европейский кланы объединились, и дальше начнется война с Вороновым. Это конец Черных Львов и начало новой истории. Мы в правильном месте и у правильного Хозяина, друг. За это надо выпить.
Послышался смех, а я медленно сползла по стенке. Мне казалось, что с меня содрали кожу живьем, что каждый мой нерв оголился, и по нему пустили электрической ток. Наверное, такую же боль испытывает умирающий под пытками. Осознание иногда приходит медленно, а иногда оно вспарывает нервы, мгновенно убивая все внутри, взрывая душу. Когда ты летишь в глубокую черную дыру… и, да, я сверну шею там на дне… сама… в одиночестве… никем не услышанная… забытая… и…нелюбимая. Ненужная. Жалкая. Каждое ЕГО обещание было ложью, грязной, наглой, продуманной ложью. Все игра, а я песчинка в этой игре.
Я не помню, сколько дней прошло после того, как я это услышала. Помню, что с того момента и хожу по коридорам, держась за стены, и мне кажется, что мое тело превратилось в пепел, а душа корчится в адских муках, и они никогда не закончатся, никогда не прекратятся. Это агония. Это нескончаемая агония, когда боль может унять только смерть. Все вымерло внутри. Я онемела. Я хотела кричать и не могла. Ни слова. Даже каждый вздох давался с трудом. Предательство убивает быстрее кинжала. ЕГО предательство превратило меня в полутруп… оболочку, внутри которой кроме отчаяния ничего не осталось… Первая любовь совершенно безжалостна, а когда эта любовь становится единственной на всю жизнь, то она пожирает все существо. Он причинял мне боль с самого начала. Каждую секунду наших отношений. Иногда с отсрочкой в пару лет, но ненадолго. Зверь внутри него не мог обходиться без страданий… моих страданий.
Я зашла в одну из комнат и остановилась глядя в пустоту.
"Я буду любить тебя вечно…"
"Девочка моя… я больше никогда не причиню тебе боль"
"Я никогда не откажусь от тебя и от наших детей"
"Если мы упадем, то только вместе, и я буду снизу".
Я истерически расхохоталась, и мой смех эхом разнесся по дому. Мне стало жутко от собственного ничтожества. Жутко от того, что у меня больше ничего нет. ОН отнял все. Оторвал с мясом и сплясал на моих костях. Я подошла к окну и распахнула его настежь, вглядываясь в черное небо без звезд. Схватилась за решетку руками и сильно сжала. Внутри застыл вопль. Дикий крик, который разрывал мою грудную клетку, но я не могла заплакать и произнести ни звука. ОН приговорил меня… избавился от меня… он меня похоронил заживо… Меня просто больше нет. А была ли я когда-то? Ник… что ты сделал со мной??? Почему ты просто не пришел и не убил меня лично? Почему ты вырвал мне сердце и душу и оставил истекать кровью и медленно корчиться от боли? За что ты так со мной? За что? Ты ведь мог просто меня отпустить… И не смотря ни на что, я понимала, что продолжаю любить его… унизительно и жалко любить того, кто выстрелил мне в спину… Калейдоскопом все, что произошло… кровавым калейдоскопом. Все сложилось в чудовищный, уродливый пазл. Сначала оторвал от отца и от семьи, потом от себя… теперь отобрал детей и свободу… все продумано и намеренно… шаг за шагом… словно метал в меня кинжалы, и каждый попадал прямо в сердце… Господи, оно все еще бьется? Оно бьется, проклятое… ненавижу… ненавижу за то, что оно все еще вздрагивает от мысли о нем. Когда оно застынет? Когда оно перестанет взрывной волной раздирать меня части от каждого воспоминания?..
***
В камине вспыхнул огонь, и я резко обернулась. Медленно подошла и затуманенным взглядом смотрела, как языки пламени лижут поленья. Как хорошо поленьям. Он сгорят, и от них ничего не останется. Я тоже хочу сгореть…
Я вдруг поняла, что больше не могу терпеть эту боль. Иногда есть тот предел, когда жить намного страшнее и мучительнее, чем умирать. Я быстрым шагом пошла в свою комнату, решительно распахнула дверцы шкафа и лихорадочно принялась рыться в своих вещах. Где же оно? Где оно? Должно быть здесь. Я точно помню. Никто бы не нашел. Я вывернула все наружу, свалила все вещи в кучу на полу пока не нашла бархатную коробочку с украшениями, подаренную Фэй. Я достала маленькое колечко и оно несколько раз выпало из дрожащих пальцев. Я слышала стук своего сердца и дыхание, вырывающееся со свистом из легких. Сняла сережку и подцепила камушек на кольце. Взгляд заворожено застыл на маленьких белых кристаллах. Яд. Сильнейший. Одна крошка убивает мгновенно. Когда-то Фэй подарила мне этот маленький подарок. Мощное оружие в любой ситуации, кристаллик мгновенно растворится в жидкости и убьет всех, кто сделает хотя бы глоток. Убьет бессмертных. Я повернулась к столику — графин с водой и бокал. Медленно подошла, налила воды и высыпала все содержимое. На мгновение стало страшно. До дикости, страшно и жутко… но лишь на мгновение.
"Я все-таки свободна, Мокану. Я не твоя вещь. Ты никогда не будешь решать, жить мне или умирать, и я не спрошу у тебя разрешения, в какой момент мне покинуть тебя навсегда. Это и есть мой выбор. Я все же ухожу от тебя…".
В это момент я снова истерически рассмеялась, а потом решительно поднесла стакан к губам…
За одну секунду перед глазами промелькнуло много картинок, целый калейдоскоп, и ни капли сожаления ни о чем. Я поднесла стакан к губам и в этот момент он разлетелся на осколки. Жидкость разлилась мне на руки разъедая кожу, а я даже не почувствовала боли, медленно повернулась и увидела Дэнэ, опускающего пистолет.
— Зачем? — Я не узнала собственный голос — ЗАЧЕМ? — Заорала так громко, что задрожали стекла, и я бросилась на него с кулаками. Я била его по груди, пачкая своей кровью, а он стоял, как изваяние, не прикасаясь ко мне даже пальцем. У меня началась истерика, я не плакала, я просто сражалась с ним, как с ветряными мельницами, пока ноги не подогнулись, и охранник не подхватил меня, чтобы я не упала.
— Вы должны жить, Марианна… — тихо сказал он, а я с ненавистью посмотрела ему в лицо.
— Жить??? Ты называешь это жизнью? Он приказал следить за мной. Ты, как собака, выполняешь приказы. Жить? Я не живу, я подыхаю каждый день снова и снова.
Я падала, а он продолжал удерживать меня за талию, довольно крепко, пытаясь перехватить мою руку, израненную до мяса. Боже, кому я кричу? С кем говорю? Это же его церберы, когда он прикажет им меня разорвать — они разорвут, не задумываясь.
— Нет, не поэтому, — подхватил меня на руки и понес к постели… Я слышала его слова как в тумане, теперь меня било крупной дрожью, а сердце захлебывалось от разочарования и отчаянной беспомощности. Собственного бессилия против Монстра по имени Николас Мокану.
Дэн уложил меня на покрывало и, вытащив свою рубашку из штанов, быстро оторвал от нее полоску ткани. Хотел приложить к моей руке, но я отшатнулась от него, как от прокаженного.
— Не прикасайся ко мне. Ты… ты мог сделать вид, что не заметил, что не увидел. Мог… но своя шкура дороже. Ты знаешь, что меня ждет в этом доме. Не можешь не знать. Вечное заточение.
Он смотрел на меня, а я не могла видеть это взгляд. Эту жалость к себе. Господи. Это невыносимо. Я действительно жалкая.
— Вам принесут пакет крови, и рана затянется.
Мне было наплевать, я свернулась калачиком на постели и закрыла глаза. Пусть не затягивается. Потому что я не чувствовала боль, изнутри меня драло на части. Дэн снова взял меня за руку, а я закрыла глаза. Пусть делает, что хочет. Мне все равно.
Охранник перевязал мою руку и осторожно положил на мягкое покрывало. Меня продолжало трясти. Он ушел, и я стиснула челюсти. Внутри постепенно образовывалась пустота, засасывающая воронка, какое-то тупое равнодушие ко всему.
Через несколько минут Дэн все же вернулся.
— Я принес вам порцию крови. Выпейте, — протянул мне бокал, но я просто игнорировала его присутствие. Пусть оставят меня в покое. Хоть на это я имею право? Пусть все оставят меня в покое. Он еще несколько секунд постоял, переминаясь с ноги на ногу, затем поставил бокал на стол и ушел. Я всхлипнула и зарылась лицом в подушку, а потом тихо прошептала:
— Я ненавижу тебя… — приподнялась и громко закричала в темноту, — Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ.
И в этот момент я наконец-то смогла заплакать. Громко, навзрыд. Мне казалось, что внутри я сгораю, я даже чувствовала, как этот огонь пожирает мое сердце, оставляя угли, которые мгновенно застывая, превращаются в кусочки льда.
Глава 8
Когда Серафим позвонил мне, я был с Изабэллой. Немка полностью обнажилась и теперь, оседлав мои колени, в спешке расстегивала на мне рубашку. Услышав звонок, мельком глянул на экран и напрягся, увидев имя Серафима.
— Брось, Мокану, только не говори, что ты сейчас ответишь? — Изабэлла жалобно простонала в ухо, обводя мочку языком.
В груди появилось какое-то тянущее чувство, будто предчувствие катастрофы, поэтому я слегка отстранился от девушки и ответил:
— Зорич, искренне надейся, что у тебя достаточно важная причина для того, чтобы прерывать меня от более приятных дел, чем болтовня с тобой.
И он ответил. Спокойно ответил, вашу мать. Так, как умеет только Серафим. Без спешки или волнения. Абсолютно равнодушно произнес самые страшные слова, которые я когда-либо слышал в своей жизни:
— Марианна предприняла попытку самоубийства.
В первый момент я даже не понял смысла его слов:
— Ты что за ахинею несешь, Зорич? Повтори, — Голос сорвался на крик. — Повтори, что ты сказал.
И точно таким же бесцветным тоном он совершенно ровно повторил:
— Марианна предприняла попытку самоубийства, у нее оказалось одно из снадобий Фэй. Сильнодействующий яд. Только что было получено сообщение от Дэна.
Разум оцепенел, силясь переварить полученную информацию. Я смотрел в серые глаза голой девицы перед собой и с ужасом понимал, что они меняют цвет на сиреневый, наполняясь дикой болью. Протянул руку, касаясь ее щеки, провел пальцами по глазам в попытке стереть из них безысходность.
Голос Серафима прозвучал словно издалека, отдаваясь эхом в голове:
— Николас? Какие будут наши действия?
Моментально очнулся, осознавая, что та, которую я сейчас ласкал, не имела ничего общего с Марианной.
— Приготовь мне самолет, я сейчас же вылетаю.
Я скинул с колен вампиршу и кинулся к пиджаку, на ходу застегивая пуговицы рубашки.
"Марианна… самоубийство… Марианна". Не верю. Не могу поверить. Так не должно быть. Только не с ней. Моя девочка слишком любит жизнь, детей, свою семью… И меня… Пока еще любит.
Закрыл глаза, стараясь успокоить участившееся сердцебиение.
— Нииик, ты не можешь меня так оставить сейчас, — пронзительный голос Изабэллы ворвался в заторможенное сознание. Блондинка бросилась ко мне и вцепилась в пиджак.
Я посмотрел на нее, вначале даже не понимая, откуда она тут вдруг возникла. Конечно, она услышала все, что говорил Серафим.
— Какое тебе дело до этой истеричной идиотки, дорогой? Пусть бы отравилась и сдохла — нам же меньше забот.
Я разозлился настолько, что еле сдержал себя от желания вцепиться ей в горло или сразу вырвать гнилое сердце из груди. Но пока эта тварь была еще мне нужна. Схватил ее за шею и приподнял над землей. Сучка вцепилась мне в запястье, со страхом глядя на меня. Да, детка, никогда не забывай, что Мокану свою репутацию заслужил не одной сотней загубленных жизней.
— Еще раз услышу, как из твоего рта вылетает любое упоминание о ней, и ты пожалеешь о том, что можешь говорить вообще.
Швырнул ее на пол, и практически бегом помчался к машине.
Самоубийство… Но почему? Почему она хотела умереть? Вариант о том, что она могла узнать о своем новом положении, отмел сразу. Пока о разводе знали единицы. Средствами связи Марианна не обладала. Я приказал оградить ее от всего. Ни телевидения, ни интернета, ни тем более телефона. Тогда что? Что, гребаный ад, могло произойти такого, что она решила ТАК поступить с нами? Именно сейчас, когда все шло будто по накатанной. Так, как того требовал мой план.
Я понимал, что она вправе чувствовать на меня обиду, злость. Черт, даже презрение. Но, это на меня. Пусть презирает меня, но живет. А иначе, какого хрена я затеял весь этот спектакль? Ради кого? Зачем мне эти кланы и Братство, если рядом не будет Марианны?
Когда спустился с самолета и пересел на автомобиль, начал чувствовать, как меня трясет. От страха, что мог потерять ее навсегда. От нетерпения увидеть любимую, прижать к себе и целовать. Долго. Может, весь день и всю ночь. Уже потом я буду выяснять, что подтолкнуло ее к попытке… самоубийства. Скривился. Черт, даже в мыслях сложно произнести это слово, когда оно касается самого дорогого для меня существа. Серафим сказал Дэн… если бы он не успел… Если бы она успела? Что тогда? Ухмыльнулся. Мокану, ты отлично знаешь ответ на этот вопрос. Тогда вся эта игра не имела бы смысла. Тогда ты бы отправился прямиком за ней. Вот только после смерти ты бы ее не встретил. Уже никогда. Так бы и гнил один в Аду в то время, как ее место на небе. Ударил по рулю. Ни хера. Ее место рядом со мной. Здесь. Всегда.
Тогда я еще верил в то, что возможно примирение. Даже не так — наше соединение. Как всегда и бывало раньше. Когда мы оба сплетались в одно целое, каждый раз выныривая из вонючей трясины, затягивавшей нас туда поодиночке.
Я подъехал к посту, и охранник при взгляде на мое лицо отшатнулся в диком страхе.
Не обратил на трусливого идиота внимания, так как на подходе к дому заметил ее.
С шумом выдохнул. Она. Живая. Дышит. Смотрит прямо на меня, но создается ощущение, что не видит. Я остановился и выскочил из машины. Марианна вздрогнула, будто очнулась от каких-то мыслей и теперь уже осознанно наблюдала за мной. Подбежал к ней и порывисто обнял. На секунду сердце замерло и снова забилось в диком восторге. Как же я тосковал по ней. Обхватил лицо ладонями и начал жадно целовать. Глаза, нос, щеки, подбородок. При мысли о том, что этих прикосновений могло бы уже и не быть никогда, глухо застонал и впился в ее губы, в изнеможении закрывая глаза. Девочка моя, как же я испугался. Я могу вынести, что угодно, если знаю, что она дышит со мной одним воздухом.
Я настолько растворился в ее запахе и прикосновениях к коже, что не сразу понял, что Марианна не обнимает меня в ответ, а сражается со мной. Она с силой оттолкнула меня, процедив сквозь губы:
— Убирайся.
В первый момент подумал, что ослышался:
— Что? Что ты сказала?
Она схватила меня за запястья, впившиеся в ее плечи, и сильно сжала.
— То что ты слышал. Убирайся. Просто исчезни. Не прикасайся ко мне.
Ее голос срывался на хрип, заставляя сердце обливаться кровью.
Посмотрел в глаза, горевшие непонятной мне яростью и, освободив руки, поднес ее ладони к губам, покрывая поцелуями и растворяясь в аромате ее кожи:
— Что с тобой, малыш? Почему?
Она выдернула руки.
— Со мной? Ты спрашиваешь, что со мной? Тебя это волнует? В перерывах между какими сверхсекретными делами или шлюхами ты решил узнать обо мне? После того, как запер в эту тюрьму; после того как распорядился мною, как вещью… после того, как отнял у меня все. Убирайся. Я все знаю. Все. Ты… ты чудовище. Ты лицемер. Ты мог просто… просто сказать мне что все кончено, но ты… ты отобрал у меня детей… я могла все понять… но дети… как же я презираю тебя.
Она задыхалась, отводя взгляд, давая понять, насколько ей больно смотреть мне в глаза.
— Отпусти меня. Или убирайся сам.
Именно тогда я осознал, что она уже все знает. Вашу мать, она знает. Но как? Черт возьми, кто ей мог проболтаться? Если только кто-то из охранников. Сукины дети сегодняшний день точно не переживут. Ни один.
Я прикрыл глаза и медленно выдохнув, произнес:
— Марианна, давай, зайдем в дом. Давай не будем устраивать спектакль для охраны.
Она истерически засмеялась:
— Спектакль? Вся моя жизнь рядом с тобой сплошной спектакль. То ли комедия, то ли трагедия, и я всего лишь массовка на твоей сцене.
Внутри все перевернулось. Как мне доказать ей, что она главная героиня этого бесконечно долгого действа, именующегося моей жизнью?
Я стиснул зубы до скрипа и прошипел:
— Иди в дом, я сказал.
— Не то что? Заставишь? Затащишь насильно? Какие права у тебя теперь есть на меня, Ник?
Она содрала обручальное кольцо с пальца и швырнула в меня.
— Никаких. Ты мне теперь никто.
Поймал на лету кольцо и, схватив, ее за локоть, дернул на себя:
— Малыш, не заставляй меня в очередной раз напоминать о СВОИХ. ПРАВАХ. НА ТЕБЯ.
Марианна попыталась вырваться, но я уже отвернулся и теперь тащил ее за собой в дом. Она упиралась ногами, пытаясь затормозить меня, била по спине руками, истошно крича. И каждый крик отзывался эхом внутри, причиняя физическую боль настолько сильную, что хотелось зажать уши руками, чтобы не слышать ничего.
Ни слова не говоря затащил девушку внутрь и, закинув ее себе на плечо, поднялся в спальню. Там я бросил ее на кровать и ледяным тоном сказал:
— Вот теперь говори.
Марианна вскочила с постели и, сжав руки в кулаки, прокричала.
— Мне не нужно ничего напоминать. У тебя нет прав на меня. Мы теперь в разводе. Ты лично, собственноручно, зачеркнул все права и дал мне свободу. И я рада, что ты приехал, потому что теперь ты отпустишь меня. Не хочу ни секунды находиться рядом с тобой в ТВОЕЙ золотой клетке. Я вернусь к отцу и начну процесс по возврату детей, Ник. И еще… не называй меня "малыш". Это право ты тоже потерял.
Захотелось взвыть от бешенства. Эту "золотую клетку" еще совсем недавно она считала своим домом. А теперь хочет бежать из нее без оглядки.
Шагнул к ней и, схватив за волосы, с силой дернул в сторону:
— Нет прав, говоришь? Вот они мои права, — притянул ее за талию и впечатал в себя, — и мне не нужны долбаные бумажки, чтобы доказать тебе существование МОИХ прав.
Положил руку на ее ягодицы и сильно сжал:
— Отпустить тебя, малыш? Ты думаешь, что я когда-нибудь отпущу тебя? Ты в это веришь, Марианна?
Она дернула головой и тихо произнесла:
— Эти права тебе давала я тем, что позволяла и хотела, чтобы ты их имел. А сейчас тебя больше нет для меня. Мне противны и омерзительны твои лживые прикосновения, твои слова, которые не стоят и гроша. — Неосознанно отступил от нее, не веря, что слышу эти слова. Лучше бы она отхлестала меня по щекам. Это не было бы и вполовину так мучительно, как сейчас, после этих слов. А Марианна выставила вперед руку и продолжала вскрывать мне вены острыми как лезвия словами:
— Малыш… А ЕЕ как ты называешь? Детка? Крошка? — Потихоньку приходя в себя, шагнул ей навстречу, чтобы схватить и прокричать в ухо так громко, насколько мог, что ту, другую, я не называю никак. Что ТА для меня ничего не значит.
Она отшатнулась в сторону и практически прорыдала срывающимся голосом:
— Убери руки и не прикасайся ко мне. Ты отпустишь меня. Потому что я больше не хочу быть с тобой и… не буду. Никогда. Просто запомни это. Никогда.
Уже не контролируя себя от моментально охватившего тело бешенства опрокинул Марианну на кровать и сел сверху, зафиксировав ее руки над головой:
— Запомни, Марианна, мне не нужно твое разрешение на то, что и так является МОИМ.
Опустил голову, приблизившись к ее лицу на расстояние в пару сантиметров:
— И называть я тебя буду так, как хочется мне. Ты моя, Марианна. Вся моя. Твое имя. Твое тело. Твоя жизнь. А вот ты, Марианна, никогда, слышишь? Никогда больше не будешь распоряжаться тем, что принадлежит мне.
Ее глаза сверкнули, она поняла, о чем я. Продолжая сжимать ее запястья одной рукой, второй схватил ее за шею и прорычал:
— Какого черта ты творишь, Марианна?
Встряхнул ее:
— Отвечай? КТО. ТЕБЕ. ПОЗВОЛИЛ?
Читать бесплатно другие книги:
