Далекий край Задорнов Николай

Глава шестая. Ссора на родовой речке

Пыжу, устраивая петли и ловушки, набрел на след кровавого пиршества. Рысь поймала и разорвала зайца. Парень выглядел сытую хищницу на развесистом кедре и сшиб ее стрелой. Удога с собаками поймал на пустом пеньке соболя, а Кальдука и Ла принесли кабаргу. Охота обещала быть удачной, и Самары благодарили своих богов за посланных зверей.

– Ты какой умный парень, – сказал Удоге отец. – Наверно, забыл про девку, потому и поймал соболя.

Но Удога не забыл встречу с девушкой. Он целыми днями думал о том, как бы найти ее летом.

Охота продолжалась благополучно, и старики были довольны сыновьями. Но вот однажды утром Ла заметил чьи-то следы на своей лыжне. Неизвестные подходили к его ловушкам, расставленным на лис по логу, и вывершили ручей… Эти ходили не затем, чтобы помогать Ла охотиться. Но добычи не тронули.

Пыжу, возвратившись на следующий день с охоты, рассказал, что он подымался на хребет и видел подле устья Сухого ключа чей-то дымящийся балаган…

– Это плохие люди пришли к нам за соболями, – решил Ла. – В тайге их встретим – «здравствуй» не скажем. Пусть знают, что эта речка наша.

На другой день Удога набрел в черноселье на жеребца сохатого. Зверь стоял к нему жирным крупом и, завернув мохнатую морду так, что виден был лишь горбатый нос, глодал кору молодой осины.

Удога стал подбираться к нему, держа наготове лук. Лось учуял опасность – вздрогнул, его задние ноги подкосились… Зверь на миг осел, словно его стегнули бичом по крупу, вдруг рванулся и с треском помчался по густому чернолесью.

Юноша ринулся за ним. Сохатый шел крупной рысью и, несмотря на рыхлый снег, быстро удалялся. Удога прогнал его через чернолесье на болото. На открытом месте снег был покрепче, гольд побежал быстрей…

У опушки сохатый почему-то не вошел в тайгу, а испуганно метнулся в сторону и понесся вдоль окраины болота. Удога свернул было ему наперерез, но в этот миг из тайги на снега мари вылетели двое охотников в белых сохачьих одеждах, с копьями в руках…

«Э-э, так вот кто подходит к нашим ловушкам, – подумал Удога. – Будем знать теперь, кто вы…»

Это были гольды рода Бельды из большой деревни Мылки, расположенной на озере Мылки, как раз напротив гьяссу маньчжурских торгашей и разбойников, приезжавших на лето.

«Торгаши куда забрались!» – замедляя бег, подумал парень и остановился.

– Скорее пятнай высокого, чего мешкаешь! – крикнул ему рослый седой старик с серебряным кольцом в носу.

Это был Денгура, мылкинский богач и старшина рода Бельды, подручный маньчжуров и сам заядлый торгаш, путавший долгами своих же сородичей. Другой гольд был молодой парень Писотька Бельды. Следом за ними из тайги вышли еще трое мылкинских.

– Эй, парень, – приближаясь к Удоге, насмешливо заговорил Денгура, смотри, если тебе лень бежать за высоким, то как бы не нашлись на него другие охотники. Я ведь старшина… Захочу – все возьму.

– Тяп-тяп-тяп-тя-я-я… – вдруг передразнил его ондинец. – Не хочу твою речь слушать, – и, повернувшись к мылкинцам спиной, побежал обратно в чернолесье.

Обычно на Дюй-Бирани зверовали ондинцы. Лишь изредка по звериному следу забредали туда чужие охотники. Если пришельцы оказывали ондинцам уважение, им никто не мешал брать добычу…

Ондинцы и сами в пылу охотничьей страсти пятнали зверей чуть ли не до Хунгари, и споров у них с соседями не бывало.

И на этот раз они надеялись, что, может быть, после встречи с Удогой мылкинские Бельды посовестятся и либо придут мириться, либо откочуют куда-нибудь подальше. Но Бельды жили на Сухом ключе, в полудне хода от балагана Ла, мириться не шли и охотились по-прежнему. Денгура, как видно, полагал, что ондинцы не посмеют противиться ему, деревенскому старшине, который дружит с маньчжурами и сам стал купцом. Он надеялся, что ондинцы испугаются и дадут ему меха, только бы не заводить спора.

Однако он ошибся. Ла, Уленда и их дети принадлежали к роду Самаров. Самары никогда еще ни в чем не уступали роду Бельды. Они чувствовали себя оскорбленными и решили силой прогнать Бельды со своей речки.

Через несколько дней после встречи Удоги с Денгурой младший сын Ла, ладивший поутру самострелы на соболиные следки, заметил, что из пихтача на каменный рог сопки вылез, барахтаясь лыжами в глубоком снегу, Писотька Бельды.

– Эй, проваливай отсюда! – крикнул ему Пыжу. – Здесь мои ловушки.

Писотька, не ожидавший такой встречи, остолбенел. Стыдясь отступить перед Самарой, он стал как бы в рассеянности поглядывать то под гору, в горелый лес, то на густой голый осинник, торчащий из сугробов по увалу.

– Чего башкой вертишь?! – вдруг заорал Пыжу, решивший, что Писотька делает вид, будто поджидает своих.

И недолго думая Самар натянул лук, заложил приготовленную для соболя стрелу тупым концом вперед и пустил поверх Писотькиной головы, так что она чуть задела белую сохачью шапку. Тут Писотька, забыв стыд, в ужасе кинулся под утесы и скатился на лыжах в падь.

Пыжу кричал ему сверху что-то обидное, но ветер относил слова. Бельды пригрозил ему копьем и побежал к своим, ощупывая разорванную стрелой шапку с вылезшими наружу клочьями меха.

Очень холодно. Тайга замерзла и опустела.

Старик Ла идет сердитый, тычет прутиком в следы, качает головой. Все следы старые, замерзли. Звери больше не ходят, залезли в норы и дупла.

Ла налегает на лыжи. Он подходит к шалашу и слышит, что там идет веселье, молодые парни играют в карты. Услыхав скрип снега, они прячут карты. Уленда спит.

– Тайга пустая! – говорит Ла, раздеваясь. – Следы замерзли, все звери спят. Только старые следы есть. Завтра пойдем домой.

Ла ударяет ногой Уленду.

– Старый дурак! Парни тут ленятся… У-у! – Он гоняет заспавшегося старика по шалашу.

Утром пятеро охотников стали дружно укладывать меха в мешки. Промысел был удачным. Одна к одной укладываются огромные серебристые и красные лисы. Пышные черные соболя. Колонки. Рыси с кисточками на ушах. Выдры. Многие шкуры вывернуты мездрой вверх. Ла выворачивает мехом вверх соболя.

– Какой большой! – говорит Пыжу.

– Да, какой плохой! – грубо перебивает его отец.

– Да, да, плохой! – спохватывается сын.

– Плохая охота была! – жалуется старик. Так полагается.

Потащили мешки из балагана. Вот уж стали укладывать в нарты, привязывать. Запрягают собак.

«Домой! Домой!» – ликуют сердца молодых.

Бельды тоже собрались домой.

Денгура, запахивая белую дорогую баранью шубу, с важностью уселся в большую красную нарту. Нарта, как кресло, со спинкой. Упряжка из одиннадцати рыжих собак. Недалеко другая нарта, около нее суетятся еще охотники.

Перед Денгурой стоит маленький, бедно одетый старичок Чакча.

– Пойди в их деревню! – властно говорит Денгура. – Скажи, вы хотели нашего Писотьку убить, все равно что убили, мы будем думать, что убили нашего.

Писотька Бельды подымает собак и вскакивает на первую нарту верхом. Нарта за нартой проносятся мимо бедняги Чакчи.

Чакча вздыхает, качает головой, берет торчащие из снега лыжи и палку. Поднимает двух тощих собак, подпрягается и тащит полупустую нарту по другой тропе.

Ла сидит у себя дома на кане, поджав босые пятки. Пылают два очага. Полутьма полна скуластых лиц.

– Он сказал, – говорит Чакча, – «вы нашего Писотьку хотели убить, все равно, что убили… Платите выкуп за убитого или будем воевать!»

– Будем воевать! – яростно кричит оскорбленный Ла.

– Ай-ай-а-а-ай! – орет Ойга. – Зачем воевать?

– Нет, отец, обязательно пойдем воевать! – горячо говорит Удога.

– Чакча! Отвези им наш ответ, – говорит Ла. – Скажи: «Вы хотели свои ловушки поставить там, где наши стояли, по нашей лыжне ходили, – все равно что обокрали нас. Будем знать, что вы воры, а мы только попугали вашего, совсем убить его не хотели, только ему шапку порвали, а вы за это грозитесь убивать нас, все равно что убили, будем думать, что убили, вас в долгу два раза считаем».

– Я сначала съезжу домой, отдохну, – отвечает Чакча.

Он уехал.

Ойга кричала на мужа, рвала на себе волосы, кидала чугунные сковородки.

– Зачем воевать, пожалей детей! У тебя два сына! Пусть войну затевает тот, у кого девки!

Чакча честно выполнил поручение и слово в слово передал ответ Самаров.

Ссора разгоралась.

Денгура с жаром взялся за дело, желая иметь повод, чтобы притеснить Самаров. Это был один из тех людей, которые любят ссоры, кляузы, тяжбы.

«Да, вот тебе и сердце соболя, – думал Пыжу. – Нет, это было не сердце соболя. Удача нам в тайге была, но соболя все же не сами к нам бежали, а мы за ними гонялись да гонялись. В тайге поссорились. Война будет… Не знаю, может, верно, это было сердце соболя, а я подумал, что кусочек от сохачьего пуза, и Сандиемафа рассердился и нагнал за это Бельды на нашу речку!»

Глава седьмая. Лоча

Рассвета еще нет. Едва можно различить очертания низеньких жилищ, с неотпиленными жердями на крышах.

В доме Ла скребется в дверь собака.

– Сейчас выпущу тебя, Токо, – говорит Удога.

Собака выбегает, садится на снег и начинает выть. И сразу же из-под амбаров отзываются другие собаки.

Тоскующий протяжный вой сотен собак возвещает о приближении дня, хотя рассвет еще не начинался.

О чем они воют? Может быть, шаманы правы, его человеческие души живут во псах и тоскуют о своей судьбе?

Ойга высекла огонь. Кашляет Ла. Он закуривает трубку.

…Лес побелел от инея. В воздухе мгла. Обильно падает изморось. Тускло, косматым желтым пятном сквозь мглу едва проглядывает солнце.

– В такие морозы все звери залегли в дупла и в норы. Теперь охоты нету, – говорит Ла. – Когда морозы не такие сильные будут, тогда в тайгу опять пойдем. А сейчас зверей не встретишь, только злого духа встретить можно.

Сквозь морозный туман ярко пробивается желтое косматое солнце. Еще два малых солнца по бокам его.

Прибежал Пыжу, всех всполошил. В тумане едут какие-то люди и разговаривают на незнакомом языке. Низкими, гортанными голосами, как будто лают хриплые, простуженные кобели.

Мужчины пошли на берег. Ла, насторожившись, вглядывается в туман.

– Вот они опять разговаривают, – говорит Пыжу. – Может быть, сбились с дороги? Кто такие?

Качая бедрами, подошел Уленда. За ним приплелся Кальдука. Из соседнего дома с оравой мальчишек спешит чернолицый молодой Ногдима. Ковыляет старик Падека, которого от болезни так согнуло, что он придерживается рукой за землю.

– Ну, вслушайся, отец, – просит Пыжу, – ты же знаешь все языки мира и сразу поймешь, кто едет…

Слышно, как скрипят полозья. Голоса все ближе.

– Знаешь, я не слыхал подобных слов… Они едут прямо сюда…

– Я, кажется, начинаю бояться, – говорит Пыжу.

Из густого тумана быстро появляется нарта и мчится к берегу. Она как раз под солнцем. С нее соскакивает человек с огромной рыжей бородой, в косматой рыжей шапке. Он снимает шапку, но голова его не меняет от этого цвета.

– Не бойтесь! – раздается крик на языке наней. За рыжим шагает высокий гиляк с черными лохматыми волосами.

– Ла, здравствуй!

– Позь? Это ты?

Позь и Ла целуют друг друга в щеки.

– А это мой друг Алешка…

В доме Ла гости. На кане сидит человек с бородой цвета посохшей осенней травы, с глазами как морская вода на Нюньги-му, где гиляки бьют водяных зверей копьями, загоняя их на мель.

– Лоча приехал! Лоча! – пронесся слух по деревне. Ондинцы собрались в зимник Ла.

– Уй, лоча, какой нос длинный! – переговаривались они.

– Это не ты охотился на Дюй-Бирани?

– Я.

По канам пробежал ропот изумления.

– Ты нам три конских волоска протянул? Мы хорошего соболя поймали. Следы хорошо знаешь. Зачем к нам гонял плохого соболя?

– Я и людей и зверей не люблю таких, которые чужим следом ходят, чужую добычу жрут. Следы людям портят, – ответил русский. – Когда такого хитрого зверя убьем, охотиться будет хорошо. Когда поймаем того, кто нам мешал жить дружно, – от несчастий избавимся.

– Верно, такие люди есть, – согласился Ла. – Это наши соседи мылкинские Бельды… Если их, как лысого соболя, убить, – будем жить хорошо. А ты куда дальше пойдешь?

– Домой к себе пойду.

Скоро год, как ушел Алексей Бердышов из родной забайкальской сторонки. Но не только страсть к пушному промыслу повела его на Амур.

Однажды на Усть-Стрелке у атамана был в гостях исправник Тараканов и полицейские с горных заводов. Бердышов подвыпил, поспорил с ними, стал ругать горное начальство, – но это было еще ничего. Он выбранил купцов Кандинских и прошелся языком вообще по всем – и низшим и высшим.

На другой день Тараканов призвал казака к себе и велел ехать в Нерчинск. Алексей был бесстрашным человеком на охоте и при встречах с врагами, но здесь он знал – никакая храбрость не поможет, каким бы стойким он ни был, его будут без конца пытать и допрашивать, не подучил ли его кто, будут вымогать у него меха. Бердышов решил убраться с глаз долой подальше и тем временем обдумать, что делать. Он не поехал в Нерчинск, а, узнав, что один из кяхтинских купцов идет с товарищами на Тугур, нанялся к нему. Бердышов сначала хотел поселиться где-нибудь, куда никто не доберется. И он нашел такое место. Там оказалось много золота, в той горной долине. Бердышов решил идти с добычей домой. Он соскучился по семье. Он твердо решил, если к нему по возвращении опять станут придираться, уйти на Амур совсем. На всякий случай кроме золота он подкопил меха, надеясь откупиться от полицейских. По дороге Алексей охотился и шел все дальше и дальше. Летом из Удского края Алексей послал письмо в Забайкалье с кочующими тунгусами. В письме он извещал, что идет на Амур. Тунгусы обещали передать это письмо от рода к роду, от кочевки к кочевке и отвезти его до самой станицы Усть-Стрелки, откуда Алексей был родом.

Домой казак решил вернуться не Становым хребтом, а Амуром, о богатствах которого наслышался. Через хребет перевалил на реку Амгунь, впадавшую в Амур. За ней хребты снова поднимались в глубочайшую синь, загроможденную кучевыми облаками. Он шел и по привычке брал пробы песков. На нескольких речках нашел золото. Одна из россыпей оказалась богатейшей. Но мыть ее нечего было и думать – без припасов он умер бы с голоду. Наступала осень. Зимой Алексей охотился, продвигаясь к Амуру.

На устье Горюна он встретил человека, признавшего сразу русского в Алешке. Оказалось, что Позь знает по-русски.

Он шел с нартой, груженной товаром. Сказал, что едет торговать в землю маньчжур из земли гиляков, с устья Мангму. Сам живет на море, на мысу Коль.

Так и пошли вместе, на трех нартах. Алешке надо купить юколы на дорогу. Нужны меха, летом где-то придется купить лодку.

– Где ты по-русски научился? – спросил он гиляка.

Но Позь отмахнулся. Потом Позь спросил:

– Ты знаешь, что такое академик?

– Оленник, может?

– Тьфу! – плюнул Позь.

На ночевке Алексей переспросил:

– Про кого это ты меня спрашивал?

– Как, ты не знаешь, кто такой академик, Алешка? Ты сам-то русский? Академика не слыхал?

– Нет.

– Есть школа, там учат. Да?

– Да.

– Самый ученый – академик. Как амбань над учеными. Теперь понял? Нет?

Позь удивительно хорошо говорил по-русски. Но кто такой академик, Алешка все же не понял.

– Поп, может?

– Поп это шаман. Академик как китайский ученый, который делает женьшень, карты чертит, скажет, какая будет зима.

– Ну, ученый.

– Конечно! – отвечал Позь.

В русской экспедиции, где Позь был проводником, звали его Позвейн. «Он – гений в своем племени!» – говорили про Позя ученые. Позь встречал и американцев. Ездил торговать к китайцам. Отец Позя был тунгус, явившийся в землю гиляков из России. Позь бывал у русских в селениях.

Гиляк с холодным взором. Как куски черного льда его глаза. Он широкоплеч, носит хорошее оружие. Алешка предлагал ему винтовку за меха.

– Сменяй гольдам, будет выгодней! – посоветовал Позь.

– Русская земля вверху или внизу? – спрашивали гольды.

– Зачем русский домой идет вверх? Разве у них там земля?

Позь любил поговорить о русской земле.

– Русская земля и вверху и внизу, и там и тут! – воскликнул он. – Большая земля! Мы целый год шли – только край ее узнали. Еще разных краев есть много. Хорошая земля! Даже такой есть край, где муку делают, где корова живет. Русская земля вот такая, – вскочил он и раскинул руки, словно собирался захватить в объятия всех сидящих в доме.

– А скоро русские придут? – спрашивал Хогота.

– Скоро придут! – отвечал Алексей. – Скоро много наших придет. Полон Амур. По-вашему – Мангу, по-нашему – Амур.

– Правду говоришь?

– Конечно, правду, вру, что ли?

– Уй, как смешно! Совсем у вас название неправильное.

– Правильное название будет не Мангу, а Мангму, – учил Ла русского, Мангму – сильная вода, богатая река. Морской черт будет Му-Амбани. Морской бог – Му-Андурн…

Старики возмущенно закричали:

– Ему только пятьдесят лет, а нас учит! Мы всегда говорили «Мангу»… Мальчишка лезет со старшими спорить!

– Нет, Мангбу! – закричали из угла. – Мангбу! Мангбу!

Между гольдами начался спор, как правильно называть великую реку.

Хозяева угощали русского юколой, рыбьим жиром и лепешками.

– Почему в тайге одни только твои следы были?

– Настоящая охота всегда бывает, когда человек один охотится.

– Давай торговать, – предложил Ла.

– Давай меняться! Соболя есть?

– Есть! У-у! Есть! – обрадовались ондинцы.

За разговорами началась меновая.

Алексей Бердышов – краснолицый, голубоглазый, с жестким, худым лицом, темно-русый, косая сажень в плечах, с высокой выпирающей из-под рубахи грудью, с рыжеволосыми руками.

Удоге нравилось смотреть на Алешку. У него волосы такие же, как у девушки, которая встретилась парню летом. Алексей и Позь хотели пополнить запасы юколы.

– Мы слыхали, какие лоча, – говорил Ла. – Вниз по реке деревня есть Мылки. Там наши враги живут. Старик у них с рыжей бородой есть. Зовут его Локке. Его деды русскими были. Когда лоча жили на Амуре, его дедушка в Мылках остался. Пойдешь через Мылки, его увидишь. Чтобы тебя там не обидели, мы с тобой им кое-что передадим. Нашим посланцем будешь. Посланца закон обижать не позволяет. Когда приедешь в Мылки, спроси про старика. Он рода Бельды. Теперь его против нас воевать заставляют. Ему на бороду посмотри – сразу узнаешь, что лоча.

– Красная борода как красный тальник, – молвил Алексей по-гольдски. Ондинцы засмеялись.

– Наш бог от бедных людей родился, был рыбак, рыбу ловил, – щурясь и поблескивая глазами, говорил Бердышов, – нам за бедных заступаться велит. Мы всегда так и делали. Наш бог хороший. Старика бородатого, дедушку Николу, никогда не видал? – Алексей показал маленькую в золотой ризе икону Николая Чудотворца. – Бога нашего помощник, приятель… Русский бог. В одежде из дорогого красного серебра ходит. Хороший старик дедушка Никола…

– Передай Бельды, что летом пусть в лодках выезжают сражаться… Из луков на озере стрелять друг друга будем.

– Кто такие Бельды?

Ла рассказал.

– Вы братья, а хотите воевать! – удивился русский.

Все возмутились:

– Какие мы братья? Они – Бельды, а мы – Самары. Совсем другой род. Они плохие! Совсем чужие люди!

– Род другой, а люди одни! – Русский понял, что у Самаров с Бельды один язык и они друг у друга жен берут.

– Смотрите! Когда подеретесь – меня еще вспомните.

– Вам надо не между собой драться, а вместе маньчжуров бить, – сказал Позь. – Вот так. – Он поставил перед собой бабку и ударил ее так здорово, что она отлетела.

– Силы нету! У них ружья! – закричали Самары.

– У нас тоже ружья! На! – протянул ружье Алексей. – Возьми мое!

Это ружье сделал на Шилке сосед и друг Алексея кривоногий шилкинский казак, искуснейший кузнец и оружейник, самоучка Маркешка Хабаров. Ла выменял Алешкино ружье. Отдал соболей, сушеное мясо, сто пластин юколы и упряжку собак.

– Русские хорошие! – говорил Ла, довольный меновой.

– У нас помнят, что на Амуре наши деды жили, – отвечал Алексей.

– Но я один раз слыхал, – сказал Ла, – что русские страшные. Всех ограбят. Любят воровать.

– Глупый вы народ! – сказал Позь.

«Правда, – подумал Алешка, – воров у нас много развелось». Но тут надо было своих хвалить и хвастаться.

– Конечно, наверно, вранье, – сказал он.

– А Бельды плохие! – воскликнул Ла. – По нашей речке ходили! Мы их побьем – домой вернемся, будем богатые, сильные. Жить хорошо можно будет!

– Не надо с братьями драться. Только хуже вам будет. Маньчжурские торгаши только от этого наживутся.

Но никто не хотел слушать его предупреждений.

– Маньчжуры нашего дела с Бельды не касаются!

Утром Позь и Бердышов забрали свежей юколы и пустились в путь на собаках. Толпа гольдов, стоя на берегу между зимниками и амбарами, занесенными снегом, долго смотрела им вслед.

Синие полосы стлались вокруг. Из мглы выступали низкие зимники с тяжелыми крышами в снегу.