Библиотека всего на свете Рольф Хелен

– Купила четыре корзиночки у Пемберли.

– Ну, после такого угощенья Мартин вас точно не упустит, – подмигнула Дженнифер, доставая вафельницу с полки и занося сведения в компьютер.

Прижимая вафельницу к груди, Гетти ушла, взволнованная ожиданием встречи с любимым, и ее улыбка могла поспорить с солнцем, освещавшим Кловердейл.

Сердце Дженнифер тосковало по головокружительным первым дням романа с Дэвидом, когда каждая мелочь наполняла их восторгом и они не могли надышаться друг другом. Видимо, в браке их отношения, подчиняясь неизбежному течению жизни, превратились во что-то более приземленное, но Дженнифер чувствовала себя неудачницей. Они с Дэвидом отдалялись все больше, и она не знала, как вернуться на прежний курс.

Когда они поженились и Дженнифер забеременела близнецами, они с Дэвидом обсудили план жизни на ближайшие пять лет. Сперва она посидит дома, потом вернется к своей карьере, а заботу о детях и поездки в школу они с Дэвидом поделят пополам. Они смогут. Они справятся. Разве это так уж сложно? Но, как часто случается, гладко было на бумаге. Кейт устраивала родителям бессонные ночи, Амелия просыпалась реже, зато к ней так и липли какие-то ушные инфекции, нескончаемые насморки, высыпания на коже, а однажды ее рвало и слабило пять дней подряд. Дженнифер ходила как зомби; всякую мечту о работе вне дома разом вытеснило простое желание дотянуть до завтрашнего дня без катастроф. Соответственно, Дэвид остался единственным кормильцем-добытчиком. Когда Арчи сравнялся год, ситуация изменилась: Дженнифер так и рвалась снова на работу. Она страстно хотела открыть собственный салон, но риск был велик, а возможность оказаться невостребованной – еще больше. Библиотека общих вещей реализовывала свой потенциал, подталкивая кловердейлцев больше общаться друг с другом, но Дженнифер этого было мало: она чувствовала, что скоро ее вновь потянет вернуться в профессию. Но разве после того, что уже произошло, стоило вновь раскачивать утлую лодку брака?

Закончив дела в библиотеке, Дженнифер пришла домой, сняла и положила на стол темные очки, удерживавшие ее черные как смоль волосы, и громко спросила, есть ли кто дома. Ответа не последовало: у близнецов еще шли занятия, а Дэвида в это время дня она никогда не видела. Дженнифер поднялась на второй этаж и долго стояла под душем, смывая усталость дня и беспокойное ощущение, что ей по-прежнему хочется большего.

Меньше чем через час дом ожил. Хлопнула входная дверь – Кэти и Амелия пришли из школы, а вскоре и Адам с Заком завезли Арчи по дороге с игровой площадки. Дженнифер с благодарностью помахала им с порога и обняла сына.

– Ну что, покачался на качелях?

– Нет, мы по шесту лазали! – Арчи показал, как именно они лазали, подпрыгнув на маленьких ножках, и побежал по коридору. Низ школьных брюк был густо заляпан глиной.

– Хочешь горячего шоколаду?

Сентябрьское солнце изо всех сил старалось прогреть воздух, но к вечеру уже заметно холодало, и в Дженнифер просыпалась тоска по настоящей осени, когда можно уютно устроиться в кресле и глядеть, как падают листья, а ближе к зиме – на пламя, пляшущее в камине.

Когда Арчи стянул ботинки и носки, Дженнифер осторожно заглянула в кабинет, служивший второй гостиной, где верховодила одна из дочерей, и повторила предложение горячего шоколада близнецам, уединившимся сразу после возвращения из школы.

Амелия, тоже кареглазая брюнетка, но с отцовской ямочкой на правой щеке, вынула наушник и чуть приподнялась из расслабленной позы на диване:

– Только если из стопроцентного какао!

– Да, спасибо. – Кэти, более покладистая из близнецов и копия Дэвида, выглянула из-за сестры, как всегда, прекрасно расслышав все хорошее. Горячий шоколад у нее относился к этой категории.

Идя на кухню, Дженнифер взъерошила волосы Арчи, попавшегося ей навстречу: наверняка сейчас начнет упрашивать сестер побыстрее освободить комнату, чтобы наиграться на своем «Икс-боксе». Мальчик обожал «Майнкрафт», которым Дженнифер совершенно не интересовалась, хотя и подходила порой убедиться, что там все благопристойно и годится для девятилетнего. Другие родители предупреждали ее, что скоро Арчи попросит себе «Фортнайт», и Дженнифер очень не хотелось этой перемены. Арчи был ее дорогим сыночком, дитятком, и Дженнифер рада была побыть любимой мамой, пока сын не вырос и не отдалился. У Виолы сейчас такой же период с младшей, Хейзел, и будь они, как прежде, подругами, Дженнифер было бы с кем поделиться. Однако нынче их общение ограничивалось вежливыми репликами в ничего не значащих разговорах.

В кухне Дженнифер достала молоко, шоколадные капли и сделала в ковшике горячий шоколад, выложив на тарелку несколько кусков лимонного кекса с глазурью, который дети обожали: кекс обладал властью подольше удержать их за столом. Когда близняшки были маленькими, жизнь была суматошной: какая там домашняя выпечка и горячий шоколад! Час-другой для себя были редким праздником, лучшим в мире подарком. Однако теперь Дженнифер не хватало безумного хаоса, когда целыми днями ей было некогда присесть. Время пролетело слишком быстро, и, хотя она искренне любила свою семью, в глубине души она скорбела по четвертому ребенку, которого они с мужем так и не родили. Близнецов она доносила до тридцати шести недель без малейших проблем. Чтобы забеременеть Арчи, пришлось уже прилагать усилия. А когда ему было годика два и последствия роковой ошибки Дженнифер постепенно ослабевали, она вновь попыталась забеременеть. Трижды ей это удавалось, но всякий раз дело заканчивалось выкидышем. То, что организм перестал ее слушаться, ставило Дженнифер в тупик, однако Дэвид отказывался понимать, зачем плодить детей, раз у них есть Арчи. Сперва он поддерживал жену, страстно хотевшую еще ребенка, но горе и подавленность после каждого выкидыша сказывались на всей семье, и после третьего раза Дэвид сказал: все, хватит, он не желает проходить это снова. И Дженнифер согласилась, что пора угомониться.

Но оказалось, что озвучить свое согласие и поверить в него – совершенно разные вещи. Дженнифер понимала, что дело не только в желании иметь четвертого ребенка. Ею двигал страх, что дети вырастут, она перестанет быть нужной и останется не у дел. Что бы она ни затевала, она везде натыкалась на стену, отделявшую ее от исполнения желания, и Дженнифер чувствовала себя избалованной эгоисткой, не умеющей ценить то, что у нее есть. Многие женщины были бы счастливы на ее месте. Дженнифер жила в прекрасном доме после комплексной реновации – не то что с крыльцом, а с целой верандой по фасаду, где умещались стол и стулья для долгих летних дней. За садом тщательно ухаживал садовник, и там тоже было где присесть: в холодные месяцы они с друзьями собирались вокруг барбекю и сидели, укрывшись одеялами. Кухня у Дженнифер была белоснежная, глянцевая, ультрасовременная, удивительно хорошо сочетавшаяся с георгианским минимализмом и внутренними пропорциями дома. У Дженнифер было так много, а у других порой так мало; в ее семье все здоровы, а ведь есть люди с финансовыми затруднениями и болезнями. Так отчего же она не рада своей участи?

Разминая шею, она наклонила голову вправо-влево, удивившись, как стиснуты челюсти. Когда на ее зов «Шоколад готов!» прибежали Кэти, Амелия и Арчи, Дженнифер скрыла за делано-веселым тоном свои сомнения в том, так ли идеальна ее жизнь.

Кухня была удачно спланирована: больше всего Дженнифер любила «остров» посередине – квадратный, в форме буквы П, так что внизу оставалось место для ног, – за которым легко умещалась вся семья. Накрывать на острове было проще, чем рассаживаться за обеденным столом.

– Лимонного кекса? – спросила Дженнифер, подавая кружки, до краев наполненные густым горячим шоколадом, сдобренным лишней ложкой сахара. Дети закивали, и она распределила между ними кекс. Благодаря острову кухня обрела свое лицо, став местом, где собирается вся семья, где не страшны крошки и кляксы разлитого шоколада, оставленные переусердствовавшим Арчи, а главное, где вся семья могла побыть вместе. Родители Дженнифер многим жертвовали ради нее; она многим жертвует ради своих детей. Так устроена жизнь.

Куда деваться.

Когда Дэвид вернулся с работы, Дженнифер ставила в духовку таджин[1] из баранины. Перебросившись с женой парой дежурных фраз, Дэвид почти сразу пошел наверх принять душ. Он очень уставал в последние дни – совсем как она в начале материнства, только сейчас они не были вместе; замотанные рутиной, супруги лишь изредка урывали минуты побыть вдвоем, и этих минут всегда бывало недостаточно.

– Ты заказал Корнуолл на Пасху? – спросила Дженнифер, когда муж сошел вниз с мокрыми после душа волосами. Это напомнило ей, как Дэвид выходил из моря, брызгая на нее холодной водой, а она ждала его, лежа на песке.

– Нет еще, занят был.

Когда муж открыл холодильник, Дженнифер подавила желание посоветовать Дэвиду не перебивать аппетит перед ужином.

– Мы все заняты. – Ей самой не понравилось, как это прозвучало, но она тоже начала обижаться на изоляцию, которую ощущала, сидя дома.

– Закажу, закажу, обещаю. – Он наклонился поцеловать жену, обдав ее пряным запахом геля для душа.

Смягчившись, Дженнифер достала айпад и присела на табурет рядом с мужем, решив найти сайт с фотографиями Корнуолла для вдохновения. Они каждый год куда-нибудь ездили на Пасху, когда дни уже были погожими, а пляжи – посвободнее, чем летом.

– Может, Круклетс-Бич, недалеко от Бьюда? – Дженнифер повернула айпад к мужу. – Сможешь взять свою доску для серфинга и научить детей.

– У-у, я уже не тот серфер, что раньше. Не уверен, что на меня налезет мой костюм.

– Еще как налезет. А доска твоя в гараже, с нее только паутину смахнуть. Ну, что скажешь?

– Насчет серфинга или насчет Корнуолла?

– Насчет серфинга в Корнуолле! В Сент-Айвсе мы уже отдыхали, пусть поездка даст новые впечатления. Арчи жаждет обучиться серфингу. Помнишь, как он увидел твою доску в начале каникул?

«И как нам так и не удалось ею воспользоваться, как ни умолял сынишка…» – добавила Дженнифер про себя.

– Что ж, я за.

В такие моменты сомнения Дженнифер по поводу ее брака исчезали, но как только с Корнуоллом было улажено, беспокойные мысли вновь зашевелились.

– Девочки там могут поучиться виндсерфингу, еще можно съездить в «Проект “Эдем”»[2]…

– Думаю, девчонки с удовольствием будут валяться с нами на пляже, если они удались в свою мать.

И Дэвид улыбнулся той же улыбкой, которая покорила Дженнифер много лет назад.

– Пожалуй, серфинг – не лучшая идея, – задумчиво сказала она.

– Да брось ты, им же по шестнадцать! Куда ж без кавалеров…

Дэвид был прав – дочерей нельзя до бесконечности держать в детской.

– Мне казалось, Кэти и Амелия не захотят больше с нами ездить.

– Смотря куда поедем. Не представляю, чтобы они отказались посетить хороший европейский курорт, если мы решимся махнуть туда. – Он взял айпад и начал разглядывать отель, который нашла Дженнифер. – Девочкам это покажется страшной глушью.

– Надо будет обязательно запретить гаджеты на все каникулы, чтобы получился нормальный полноценный отдых на природе…

Кухню наполнил раскатистый смех Дэвида.

– Если ты так сделаешь, они точно больше с нами не поедут! – И он зачитал отрывки из описания на сайте: – … Укромный уголок на побережье… Пять минут от пляжа… Десять минут пешком до паба…

И в несколько кликов забронировал места.

На лице Дженнифер появилась широкая улыбка. Дженнифер обняла мужа, прижалась, вдыхая знакомый запах, наслаждаясь ощущением его почти гладкого подбородка, видевшего бритву каждое утро, кроме отпуска.

– Нам полезно будет побыть вместе.

– Мы и так вместе.

– Ты знаешь, о чем я.

– Представляешь, как только девчонки поступят в университет или начнут работать, они будут ездить на каникулы со своими бойфрендами. Это сэкономит нам целое состояние!

– До этого еще надо дожить. Да и вообще, ты отдаешь себе отчет, что мы всю жизнь будем платить за наших детей?

Дэвид потер затылок и шею.

– Тогда я пошел в кабинет, поработаю еще полчасика до ужина.

Сердце Дженнифер упало. Она понимала, что должна быть благодарна за трудолюбие мужа, за этот прекрасный дом, где они живут, за то, что они могут позволить себе отпуск два раза в год, не говоря уже о том, что Дэвид помог ей выбраться из ямы проблем, которую она сама себе выкопала восемь лет назад. Но последние четверть часа позволили ненадолго вспомнить, какие они настоящие, когда не так заняты. Пока Арчи был маленьким, Дженнифер с Дэвидом ложились в обнимку на диван, едва сынишка засыпал, а близнецы читали в своих кроватях. Супруги смотрели телевизор или разговаривали, наслаждаясь друг другом, а на следующий день рутина начиналась снова.

Обняв мужа за плечи, Дженнифер прильнула к его шее.

– Работа подождет до понедельника. Пока готовится ужин, можем прогуляться.

– К сожалению, прогулка не оплатит счета и коттедж в Корнуолле. – Дэвид позволил себе еще понежиться в объятьях жены. – Я должен быть в курсе дел, у меня завтра важная телефонная конференция. – Он поцеловал жену в губы, задержав поцелуй на секунду дольше обычного. – Я люблю тебя, – сказал он, будто усомнившись, не провинился ли в чем.

– И я тебя люблю.

Они часто повторяли это, будто по привычке. За годы брака эти слова заменили другие жесты, которыми они давали понять, что ценят друг друга. Раньше Дэвид набирал ей ванну с розовыми лепестками, не раз уводил куда-нибудь детей на целый день, чтобы жена могла отдохнуть, и Дженнифер упивалась его вниманием. Когда у Дэвида на работе случилась серьезная реструктуризация и ему пришлось вновь устраиваться на работу, Дженнифер оставила детей на свою маму, увезла мужа в «Глениглс»[3], где они роскошно поужинали, и возила за ним тележку с клюшками, пока Дэвид играл в гольф. Они наслаждались обществом друг друга, ничего так не желая, как тех драгоценных моментов, которые легко принять как должное. Тогда они еще разговаривали друг с другом, знали, когда надо не мешать другому и дать отдохнуть, умели считывать малейшие сигналы.

Ужин неспешно готовился в духовке, наполняя кухню дразнящим ароматом, а Дженнифер прислонилась к кухонной столешнице, думая о Корнуолле и о том, что эта поездка будет полезна для всех. Она рассеянно накручивала пряди на пальцы – привычка, за которую ей часто выговаривала мать и которая, по признанию Дэвида, в начале отношений сводила его с ума от страсти. Осмотрев концы, Дженнифер решила, что волосы нужно чуть подстричь, и через айпад записалась к своему любимому мастеру. Ехать к ней было далеко, но каждый визит напоминал Дженнифер о мире, который она когда-то обожала – и оставила. Мечту, от которой она отказалась.

Вошла Амелия спросить, когда будет ужин. Почему ей не хватило кекса и горячего шоколада, оставалось только гадать. Амелия активно занималась спортом в школе – должно быть, отсюда и волчий аппетит. Девчонка уже открыла духовку поглядеть, что там готовится.

– Скоро, скоро, – отозвалась Дженнифер.

– А что ты делаешь? – Амелия водрузила пятую точку на стул рядом с матерью.

– Записываюсь на стрижку.

Амелия поставила ступни на деревянные перекладины и, привстав, поглядела на макушку Дженнифер:

– Никакой седины нет.

– Мне повезло, волосами я пошла в твою бабушку. Она говорила, что первый седой волос нашла у себя в пятьдесят три года.

– Мне не хватает бабули.

– Мне тоже. – После смерти матери Дженнифер не однажды поднимала трубку, машинально готовясь позвонить ей и поболтать. Дженнифер все бы отдала сейчас за один-единственный разговор, чтобы спросить у мамы совета насчет своего брака.

– У тети Айлы тоже нет седины. Не могу представить ее старой.

– А меня, значит, можешь? – Дженнифер легонько подтолкнула Амелию локтем.

– Ты же меня поняла! Тетя Айла – свободная, незамужняя…

– А я – загнанная и обреченная на домашнюю каторгу.

– Перестань говорить за меня! – Амелия провела пальцами по темным волосам. Ее шевелюра, длиннее, чем у Дженнифер, обладала густотой и блеском, какие бывают лишь в молодости и какие начинаешь ценить, только утратив. Дженнифер очень надеялась, что дочери не взбредет в голову отстричь эти прекрасные волосы. Кэти, блондинка, как и Дэвид, уже начала заговаривать об экспериментах: от нее только и слышно было – пепельный блонд, серебристый блонд, мелирование и шатуш. Этим ее интерес к волосам и ограничивался – Кэти просто любила пробовать новое, зато Амелия была пытливой и любознательной и планировала после школы пойти по маминым стопам. Дженнифер обожала говорить с ней на профессиональные темы, обсуждать окрашивание и технику стрижки и укладки.

– А ты будешь красить корни, когда начнешь седеть? – Амелия умела без предисловий перейти к главному. – Сейчас многие ничего не делают, даже относительно молодые. Седина – новый тренд.

Если Дженнифер уже не работала парикмахером, это не означало, что она не интересовалась этой темой и новыми веяниями, но иногда она невольно пропускала новости мимо ушей, словно не желая их знать.

– Кто бы мог подумать. – Дженнифер обняла дочь. – Вряд ли я последую этой моде.

– А мне кажется, это будет выглядеть круто.

– Некоторым девушкам, конечно, идут серые тона, но мне непонятно, зачем так красить, если в будущем седина и так никуда не денется? Мое мнение – нужно подчеркивать преимущества природного цвета.

– Я так и собираюсь.

– Вот и хорошо. Кстати, мы забронировали курорт на отпуск.

Лицо Амелии осветилось улыбкой, и она молитвенно сложила руки:

– Ой, пусть что-нибудь экзотическое!

– Корнуолл.

Амелия поморщилась, но все же сказала:

– В Корнуолле круто, все говорят. Ладно, могло быть и хуже – семья Натали заказала недельный турпоход по Шотландии.

– Натали увлекается походами?

– Она – нет. Ее родители увлекаются.

– Ну, тогда нам еще повезло.

– А чем ты прижала отца, что он забронировал Корнуолл?

– Он сдался, узнав про возможность покататься на серфе.

Амелия прикрыла лицо растопыренной ладошкой и поглядела между пальцев:

– Папа – и в гидрокостюме…

– Я все слышу! – крикнул Дэвид из кабинета.

– У тебя много заданий? – спросила Дженнифер Амелию, которая родилась второй, через семнадцать минут после Кэти, и росла куда спокойнее сестры.

– Да ужас просто! Скоро сяду готовиться.

– Умница моя. – И Дженнифер порывисто обняла дочь. Амелия грезила о карьере стилиста и могла окончить школу уже в этом году, но свои решения она принимала очень взвешенно и не собиралась ограничивать себе выбор. Амелия обнаружила способности к математике и предпринимательству и при наличии родителей, готовых поддержать ее решение учиться дальше, задумала получить сперва диплом по деловому администрированию, а затем пойти в школу парикмахеров. Она сказала Дженнифер, что знание бизнеса сослужит ей добрую службу, если она захочет открыть собственный салон. Когда дочь произнесла эти слова, Дженнифер почувствовала огромную гордость и зависть, в которой в жизни бы не призналась. Дженнифер невольно завидовала дочери, которая собиралась воплотить в жизнь мечту своей нерешительной матери.

– А какая была мода на стрижки, когда ты работала? – допытывалась Амелия. Пусть она усердно учится в школе и метит в университет, но истинное призвание не спрячешь. Впрочем, Дженнифер догадывалась, что девчонка тянет время, не очень желая приниматься за домашнее задание.

– Ну, это когда было… – Дженнифер напрягла память, вернувшись чуть не на двадцать лет назад, когда она еще была ученицей и предвкушала блестящую карьеру. – Буквально через одну клиентки просили стрижку, как у Рэйчел.

– Что, как у того пугала из «Друзей»?!

– Эй, этот сериал был тогда невероятно популярен! Его до сих пор смотрят.

– Да знаю, вы с отцом постоянно его цитируете.

Об этом Дженнифер совсем забыла. Близнецы возмущенно кипятились, когда они с Дэвидом обменивались понятными только им цитатами из «Друзей», такая у них была чудинка. Но рутина съела и эту привычку.

– Еще часто просили пикси, как у Мэг Райан, – продолжала Дженнифер. – Это было дерзко, стильно. Химия тогда, по-моему, уже выходила из моды, и я всей душой приветствовала изменения.

– А ты вообще хотела когда-нибудь снова стать стилистом, открыть собственный салон?

Дженнифер и не заметила, что на улице начался дождь. В кухне было тихо, лишь капли барабанили по стеклам.

– Я всегда хотела семью, поэтому предпочла работе вас.

– Ну, а все-таки?

– Я об этом не жалею.

– Да, мы у тебя классные.

– И скромные…

– Папа говорил, ты была хорошим мастером.

У Дженнифер потеплело на душе при известии о том, что Дэвид о ней хорошо отзывался.

– Да, я была не из последних. После курсов я пошла работать помощницей, очень старалась, и меня взяли в прекрасный салон, сделали старшим стилистом. Конечно, я не собиралась бросать работу, но у жизни были свои планы. – Дети разочаровались бы в ней, узнай они о ее проступке, тяжело отозвавшемся на всей семье, особенно на их любимых дедушке и бабушке. Если люди спрашивали Дженнифер, почему она не возвращается к работе, она заученно отвечала, что самая дешевая домашняя прислуга – это мама, сопровождая эту фразу беззаботным смехом, будто она абсолютно довольна своей жизнью и не вспоминает о карьере. – Я ушла из профессии много лет назад, – как бы между прочим добавила она.

– Это не означает, что ты не можешь вернуться.

Дженнифер только пожала плечами. Дождь стал косым, и мать и дочь с досадливыми гримасками поглядели друг на друга, огорченные неожиданной сменой погоды.

– Мне нравится дома с вами. Что бы вы делали без меня?

– Мам, мне шестнадцать, я же не вечно тут буду торчать!

– А когда-то ты клялась, что никогда не уедешь из дома, и ужасно расстраивалась, когда я намекала, что ты еще передумаешь, – с любовью глядя на дочь, сказала Дженнифер. Амелия очень напоминала ее саму в юности. – Когда же моя малышка успела стать совсем взрослой?

– Ты сама меня такой вырастила.

– Ну, хоть что-то я сделала правильно. – Дженнифер крепко обняла Амелию и поцеловала в макушку. – Я горжусь тобой.

Прежде чем уйти – сестрица позвала ее из гостиной поглядеть на какой-то дурацкий мем, присланный подругой, – Амелия добавила:

– Мам, если ты когда-то выбрала семью, это не значит, что ты не имеешь права хотеть чего-то для себя.

Глядя на дождь, заливавший стекла, на струйку, текшую снаружи по раме, Дженнифер думала, права ли дочь. Собственный салон был ее мечтой еще до знакомства с Дэвидом. Дженнифер много работала, оттачивая мастерство, а дома рисовала на клочках бумаги план будущей парикмахерской. Это все, чего она в жизни хотела, – и она почти добилась своего, когда Арчи исполнился годик. Но мечте не суждено было реализоваться.

Дженнифер так и сидела в тихой задумчивости, когда вошел Дэвид, закончивший работу.

– Давно идет? – спросил он, кивая на окно.

– Нет, только что начался.

Слова Амелии не давали покоя Дженнифер, но, когда прозвенел таймер духовки, она встала и подошла к плите. Дженнифер не могла отрицать, что подумывала о воскрешении своей карьеры, особенно с тех пор, как Арчи пошел в школу и годы замелькали со скоростью света, но высказанная вслух поддержка дочери стала триггером, подтолкнувшим Дженнифер от раздумий и колебаний к жажде действия.

Вынув жаропрочную кастрюлю, она начала доставать тарелки, готовясь накрывать на стол.

– Дэвид, я тут думала…

– Опасная привычка.

Она оттолкнула руку мужа, когда он потянулся к половнику попробовать таджин, еще не разложенный по тарелкам.

– В последнее время я много думаю о моей прежней работе.

– Чего это ты вдруг?

Сказать ему, что это отнюдь не «вдруг»? Что непреодолимое желание сжигает ее уже давно? Но Дэвид вспомнит тот давний случай и сколько все они натерпелись по ее милости, и это все испортит.

– Ни с чего, просто я…

В заднем кармане Дэвида зажужжал телефон.

– Извини, я должен ответить – это касается командировки. Я быстро, я же вижу – ужин готов.

Он поцеловал ее в щеку, полагая, что жена будет дуться, если он не сядет за стол вовремя, и Дженнифер почувствовала себя секретаршей, которая вела протокол совещания, но оказалась больше не нужна.

Разделив рагу на порции, она поставила кастрюлю в раковину и залила водой, чтобы не засохло, пока они едят, но тут ее внимания потребовал собственный телефон. Похоже, у мобильников появились некие привилегии перед живыми людьми.

Увидев имя Адама Паркера, Дженнифер открыла сообщение. Речь шла о лишнем кроссовке – Зак принес домой сразу три на дне спортивной сумки. Адам с Дженнифер обменялись номерами телефонов, потому что мальчишки стали неразлучны и дневали и ночевали друг у дружки в гостях. Проверив сумку Арчи и выговорив сыну за рассеянность, Дженнифер написала ответ, поблагодарив и попросив Зака захватить кроссовок в школу в понедельник.

Телефон вскоре пискнул снова, когда Дженнифер разламывала марокканский хлеб, чтобы макать его в таджин. Она быстро прочитывала сыпавшиеся сообщения и сразу отвечала.

Адам: «Я буду в библиотеке общих вещей в понедельник и починю полку, о которой вы говорили».

Дженнифер: «Спасибо! С ней надо что-то делать, пока не рухнула».

Адам: «Рад помочь. А вы там будете?»

Дженнифер: «Конечно».

Адам: «На днях Элейн у вас что-то одалживала. Не хочу показаться грубым, но у этой женщины такой вид, словно она готова сожрать меня живьем».

Дженнифер расхохоталась. При всем ее своеобразии Элейн была неплохой, хотя за ней водилась страсть покомандовать. Она ястребом следила за Адамом с первого дня, как он появился у нее в библиотеке. Элейн вызвалась помогать в местной школе, с удовольствием заглядывала в паб со свежей сплетней и всегда с головой окуналась в любую инициативу. Вот и теперь она рьяно подключилась к библиотеке общих вещей, пожертвовав пару новых вещей и регулярно беря что-то напрокат. Она была замужем за Тони-водопроводчиком, одним из самых тихих мужчин в округе. Может, он незаметно и направлял кипучую энергию жены в волонтерскую деятельность, чтобы самому передохнуть?

На открытии библиотеки общих вещей Элейн громко советовала Адаму лучшие продукты для мангала, когда выяснилось, что он купил мини-барбекю и собирался приготовить детям ужин. Видимо, ей было невдомек, что отец-одиночка волей-неволей должен уметь управляться на кухне. Дженнифер слышала, как Элейн рекомендовала кебабы, куда входит мясо и овощи, котлеты, потому что они вкусны и питательны, и салаты, которые дети станут есть. У самой Элейн имелось трое здоровяков-детей, унаследовавших от матери дюжее сложение, и ей не терпелось со всеми поделиться опытом правильного воспитания. Когда Адам спросил: «А что не так с “цепеллинами” и птицами счастья[4]?» (в воздухе сразу повеяло Австралией), Дженнифер едва удержалась от улыбки: Элейн, видимо, записала его в неподдающиеся и отошла с ужасом на физиономии.

Доставая из ящика ножи и вилки, Дженнифер написала: «По понедельникам она волонтерит в школе. Не волнуйтесь, вы будете в безопасности. Я надеюсь, что кто-нибудь возьмет присмотренную ею вещь, иначе ближе к вечеру визита не миновать».

Адам: «Я-то в безопасности, а вот детей в школе жалко».

Дженнифер: «Скоро они вздохнут свободно. Говорят, Элейн увольняется из библиотеки и через месяц возвращается на работу».

Некоторое время они прохаживались насчет возвращения Элейн к работе медсестры, гадая, отпугнет ли она пациентов своими советами или, наоборот, успокоит, и Дженнифер с разгону напечатала вопрос Адаму:

«Как вы считаете, в каком возрасте “слишком поздно” возвращаться на работу? У меня подруга интересуется».

Адам: «А что, вы собираетесь вернуться?»

Дженнифер: «Я с ума сошла, да?»

Адам: «Нет! А какая работа? Чем вы занимались до того, как стали мамой?»

Дженнифер: «Я была стилистом. Мечтала открыть собственный салон, но мое время прошло. Буду искать что-нибудь на неполный день».

Адам: «Вы не должны мириться с чем-то неполным. Полюбить, так королеву!»

Дженнифер: «Значит, вы считаете, у меня получится?»

Адам: «У вас точно все получится».

Дженнифер стояла с телефоном в руке, когда вернувшийся Дэвид крикнул детям, что ужин на столе.

– Чему это ты улыбаешься? Уж точно не ясному дню! – кивнул муж на пасмурное небо и низкие тучи.

Дженнифер положила телефон экраном вниз. Дети гурьбой ввалились в кухню, расселись за столом и, не теряя времени, расхватали хлеб.

– Да так, своим мыслям.

Когда-то раньше Дэвид, может, и спросил бы, что же такое она замышляет, и попытался бы угадать, и они поднялись бы в спальню и занялись бы любовью. Но по его лицу бежали дела, дела, дела, а Дженнифер сегодня уже пробовала начать этот разговор. Ей стало любопытно, отнесся бы Дэвид к ее затее с таким же энтузиазмом, что и Адам. Этот чужак, этот пришлый быстро становился ее закадычным другом.

Мужчина, с которым она была откровеннее, чем с собственным мужем, убеждал ее не сдаваться, и Дженнифер, жуя очередной семейный ужин, не чувствовала за собой ни малейшей вины.

Потому что на душе у нее было спокойно и хорошо.