Светлый путь в никуда Степанова Татьяна
– Какого рода проблемы? – спросил Гущин.
С алкоголем. Даже права у нее отбирали на полгода. Сейчас она ездит на такси – вызывает в поселок, возвращается. Так и в пятницу вечером она тоже вернулась в «Светлый путь» на такси. На выезде у сторожки охранников есть камера, она зафиксировала номер такси. Виктория в машине была одна и навеселе – это они заметили.
– А во сколько она вернулась? – спросил Гущин.
– Где-то в начале десятого.
Гущин отпустил охранников и спросил – что насчет камеры и номера такси. Начальник УВД сообщил: записи просмотрели, все точно, как они и рассказывают. Машину и таксопарк установили, даже до таксиста дозвонились. По его словам, он взял клиентку от бара «Горохов» на Петровке. И довез ее во Внуково, в «Светлый путь», до самого дома. И было это в девять вечера.
Сиделку эксперты-криминалисты забрали откатывать пальцы. Охранникам Гущин разрешил вернуться на рабочее место. В беседке осталась лишь Эсфирь Кленова. Она сидела, сгорбившись, подперев голову рукой.
– Эсфирь Яковлевна, – обратился к ней Гущин, – вы давно знаете Первомайскую?
– Я у нее работаю с шестьдесят четвертого года, – Кленова говорила очень тихо, в груди ее свистело.
– Вы заходили в дом? Видели их?
– Нет, это Айгуль – акробатка, сиделка. Она не растерялась. Она сказала мне… где они лежат и какие они… А меня ваши сотрудники в дом не пустили.
– А когда вы видели их в последний раз?
– В четверг. Я приехала к Клавдии Кузьминичне по ее звонку.
– А чего она от вас хотела?
– Она речь написала для своего юбилея. Все правила. Хотела, чтобы я посмотрела.
– Она в своем возрасте была в здравом уме?
– Более чем в здравом.
– Нет, я подумал – там ведь у нее кресло инвалидное. Может, паралич или…
– Нет, нет, она перенесла инсульт в возрасте восьмидесяти трех лет. Но оправилась. И не было никаких последствий в смысле парализации. Кресло – это потому, что возраст уже такой, когда кости хрупкие и ноги плохо ходят. Она передвигалась по дому в кресле. Но в кровать перебиралась сама. И когда сиделка и Света… то есть, я хочу сказать, сиделка Айгуль ее мыла, она сама в ванну забиралась.
– В кабинете ее кровать, и лекарств много, – сказал Гущин.
– Это она туда переехала со второго этажа, лет десять назад. На второй этаж в спальню никак уже не поднимешься. А внизу было много места. И потом, она всегда любила свой кабинет, – Эсфирь Кленова закрыла лицо руками. На пальцах – крупные перстни с темными камнями.
– Бронзовая скульптура – крупная такая, в виде «Зимовья зверей» на мраморной подставке, где она находилась точно?
– В кабинете, где же еще. На консоли рядом с письменным столом. А что?
– Ничего. Я просто спросил.
– Вы не просто так спросили. – Кленова отняла руки от лица и посмотрела на него, потом на Катю: – Что же это такое? Почему? За что?!
– Это вы нам скажите.
– Я? Откуда мне знать?
– Я слышал все эти дрязги про ее юбилей, про торжества в Большом театре, – заметил Гущин. – По телевизору один хайп.
– Сейчас по любому поводу хайп.
– Но там совершенно полярные мнения. И много негатива и ненависти.
– А сейчас всех травят, чего вы хотите?
– Но Первомайской было почти сто лет!
– А сейчас на почтенный возраст никто не обращает внимания, – Кленова махнула рукой. – Вон Ахеджакова, наша соседка по Внуково, ей восемьдесят, а как травят? Без пощады. Что бы она ни сказала.
– Но юбилей Первомайской собирались отмечать на государственном уровне.
– Звонили из минкульта какие-то болваны. Озаботились, спохватились, – Кленова скривила губы. – Не знают уже за что зацепиться. Чего бы еще отпраздновать. Думаете, Клавдия не знала им цену? Отлично знала. И презирала их и весь этот их новый мейнстрим. Она была умной. Возраст на ее ум и способность критически оценивать реальность не повлиял. Она речь писала для этого своего юбилея в Большом. Думаете, там лишь благодарность о том, что про нее вспомнили?
– А что там было еще, в этой речи?
– Она ее постоянно правила.
– С дочерью и внучкой у нее какие были отношения?
– Они о ней заботились. Наверное, любили. И, наверное, ждали ее смерти, – лицо Кленовой внезапно побледнело. Она сунула руку под куртку, начала массировать себя в области сердца. – Ох, что же это я… Они же тоже обе… Ох, да что же это? За что это нам? За что это мне на старости лет? Бедные они мои, бедные… Клава… Девочки… Вся жизнь… О, мой бог, за что караешь меня? Вся жизнь… И вот так разом… Никого… Никого теперь. Ни одной родной души!
Она зарыдала так страшно, что у Кати все сжалось внутри. Так рыдают, так воют в голос не литературные секретари маститых пишущих дам, а старухи в глухих деревнях на похоронах. Древний утробный вой-плач.
Гущин махнул одному из оперативников – тот бросился к машинам криминалистов, те возили с собой бутылки воды. Истерически плачущую Эсфирь Кленову начали отпаивать, притащили таблетки нитроглицерина. Катя поняла, что допрос важного свидетеля придется прервать на неопределенное время.
Глава 5
Разбитое сердце. Угроза
Полковник Гущин вернулся в дом, где продолжался осмотр. Катя решила безотлагательно заняться написанием пресс-релиза для журналистов – комментарий ГУВД был необходим. Она предпочла бы остаться на улице, в беседке, но, заглянув в смартфон, увидела, что связь отсутствует. Видно, высокий и массивный дом создавал помехи. А в самом доме связь восстановилась.
– Иди наверх, наши спальни осматривают. Там тихо, там напишешь, – сказал Гущин, направляясь на кухню, где судмедэксперт осматривал тело Анаис.
Криминалист тут же сунул Кате резиновые перчатки, и она натянула их – нельзя ничего касаться в этом проклятом доме.
Она поднялась по скрипучей лестнице на второй этаж. Здесь располагались спальни. Наверху работали всего двое сотрудников полиции. Они как раз осматривали бывшую спальню Клавдии Первомайской. Отсюда и правда переселились давно – в комнате пахло пылью, матрас кровати, лишенный постельного белья, пестрел желтыми пятнами. На стенах висело множество фотографий.
Следующая комната – прибранная, чистая. Явно гостевая. Возможно, здесь ночевала Эсфирь Кленова, когда оставалась в доме. Потом шла кладовка-гардеробная, набитая разным старым барахлом. Рядом – спальня в бежево-серых тонах, современная, вся такая вычурная, заставленная антиквариатом: вазочки, вазоны, фарфоровые статуэтки, масляные пейзажи на стенах – цветы, букеты. Здесь пахло все тем же Ex nihilo. Катя поняла, что это спальня Виктории. Она решила было устроиться там, но кроме двуспальной кровати и зеркального гардероба-купе в спальне имелись лишь мягкие пуфы да комод, заставленный косметикой.
На кровать убитой садиться не хотелось. И Катя зашла в комнату напротив.
Девичья спальня. Этакая современная светелка. Вся в пепельно-розовых тонах. Розовые шторы, такое же покрывало, даже стены недавно покрашены в тон. Это явно комната внучки Анаис. Миллениалы помешаны на розовом цвете.
Но здесь имелся письменный стол с ноутбуком, заваленный книжками в ярких обложках, папками, журналами, большей частью посвященными диетам и здоровому питанию. Катя присела на вращающееся кресло у письменного стола. Ноутбук оперативники изымут и станут изучать. В этой комнате порядок, в отличие от разгрома внизу. Наверх убийца не поднимался.
Она достала из сумки смартфон и планшет. Новость об убийстве Клавдии Первомайской и ее семьи в «Светлом пути» уже занимала первую строку в новостной ленте Яндекса. Катя открыла ссылки: РБК, «Коммерсантъ», Газета, Лента, «Эхо Москвы» – везде новость уже была топовой. Но информация пока еще была скупой, всюду сообщалось только о самом факте убийства семьи. И шла ссылка, что «материал дополняется».
Катя начала писать пресс-релиз на планшете.
Что-то пискнуло в куче книжек на столе.
Она прервалась, оглядела спальню Анаис. Розовые крашеные стены. Ни постеров, ни фотографий в рамках. Даже зеркала нет. И комода с косметикой. Зато на подоконнике черный шлем для верховой езды. Она ездила верхом? Такая толстушка? Боливар не вынесет двоих, а Анаис весила как две ее ровесницы.
Снова что-то пискнуло, звякнул колокольчик. Катя протянула руку в резиновой перчатке и аккуратно сдвинула кипу папок. Так и есть. Смартфон. Розовый айфон Анаис.
Катя взяла его и включила. Она вдруг ощутила сильное головокружение. Было ли это предчувствием грядущих страшных и трагических событий? Хотя куда уж больше трагедий и страха, когда внизу в комнатах три мертвых тела, три разновозрастные Грации, уже начинающие гнить и разлагаться в прах?
Никакого пароля. Вход свободный. На дисплее – обычная картинка айфона. В электронной почте пятнадцать сообщений. Катя тут же открыла почту.
Ее почту – Анаис.
Спам, спам… Ничего личного. Послания интернет-магазинов, мейлы о распродажах продуктов здорового питания, реклама средств для похудения. Мейл-бонус от какого-то фитнес-клуба «Аркадия». Катя открыла «Фейсбук». Профайл Анаис открывался со смартфона тоже свободно. Страничка смотрелась бедно – друзей маловато, всего сорок человек. Фотографий – пять. На всех Анаис. Видно, что отобраны самые-самые, наиболее удачные. Она выглядела мило – рыженькая пышечка. Но не позволяла себе снимков фигуры – только лицо. Между первым и последним снимком Катя заметила разницу – Анаис явно похудела. Раньше она выглядела совсем толстой девушкой с двойным подбородком, а на последнем снимке он пропал, лицо было круглым, розовым и счастливым.
Анаис так и лучилась счастьем. Глаза ее сияли, как звезды.
Последний пост сделан десять дней назад. Перепост музыкального клипа «Вальс вампиров» – микс «Ван Хельсинга» и «Фантома Оперы». Граф Дракула – прекрасный, как Падший Ангел, танцевал с дамой в красном.
Вот что постят в двадцать пять. Далеко ли мы сами ушли от этого возраста и подобных тем?
Катя проверила звонки – исходящие, входящие. К «Фейсбуку» ничто и никто не привязан. Осталась непроверенной последняя пометка – мессенджер «Фейсбука». Катя открыла его и…
Стоп.
ЕСЛИ ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО ВСЕ КОНЧЕНО, ДЕТКА, ТО ТЫ ОШИБАЕШЬСЯ.
Текст сообщения был набран заглавными буквами.
ВЫКИНУЛА МЕНЯ ИЗ СВОЕЙ ЖИЗНИ, ДА? УДАЛИЛА ИЗ ФЕЙСА? ВЫТЕРЛА ОБ МЕНЯ НОГИ. РАЗБИЛА МНЕ СЕРДЦЕ. РАСТОПТАЛА… СУКА.
Катя глянула на дату и время – утро пятницы. Четыре сорок утра – тот, кто писал, не спал, пялился в ночь, пылая яростью и гневом.
МОЖЕТ, И НЕ ДОЙДЕТ МОЙ ПОСТ. ЕСЛИ ТЫ И ТУТ МЕНЯ ЗАБИЛА. НАСМЕРТЬ, НАСМЕРТЬ МЕНЯ ЗАБИЛА… СУКА… Я ТЕБЕ ОТДАЛ ВСЕГО СЕБЯ. Я ЖИЛ ТОБОЙ. Я ЛЮБИЛ ТЕБЯ С СЕМИ ЛЕТ. А ТЫ РАСТОПТАЛА МЕНЯ. СЕРДЦЕДУШУ ГОРДОСТЬЛЮБОВЬ.
Фраза шла без пробелов, словно фонтан ярости набирал силу.
Катя глянула на пометку – «отправитель не связан с вами в «Фейсбуке». Общение только в мессенджере». Так пишут в двух случаях – когда респондент не знаком и если общение происходит впервые. А это исключалось, исходя из текста. Значит, респондента удалили из друзей на «Фейсбуке», забыв про мессенджер.
ДУМАЕШЬ, ТЫ НУЖНА ЕМУ? ПОСМОТРИ НА НЕГО. У НЕГО ТАКИХ, КАК ТЫ – МИЛЛИОН. А ТЫ ШЛЮХА, ЖИРНАЯ ТВАРЬ. И ОН ЭТО СКОРО ПОЙМЕТ. ТОЛЬКО БРОСИТЬ ТЕБЯ НЕ УСПЕЕТ. ПОТОМУ ЧТО Я ВСЕ РАВНО ЕГО ПРИКОНЧУ. ТОГДА НЕ УДАЛОСЬ – УДАСТСЯ СЕЙЧАС. А ПОТОМ Я УБЬЮ ТЕБЯ. И БУДУ ЖИТЬ ДОЛГО И СЧАСТЛИВО! И ЖЕНЮСЬ – ПРОСТИ, УЖЕ НЕ НА ТЕБЕ.
Катя ощутила жар во всем теле. Потом холод.
Вот оно…
Это же…
Утро пятницы, рассветный час. Прочла ли это Анаис?
А вечером тот, кто утром обещал ей смерть, выполнил свою угрозу.
Катя глянула на кружок с портретом того, кто угрожал.
Молодой… невзрачный…
Она «кликнула», но его аккаунт на «Фейсбуке» не открылся – заблокирован.
Но там было его имя и фамилия.
Иван Титов.
Катю опять бросило в жар. Такая удача… такой след… Это же…
Она достала свой мобильный, зашла на свой аккаунт в «Фейсбуке» и ввела в «поиск» имя и фамилию. Десятки, десятки Иванов Титовых.
Она скользила взглядом по лицам, ища того – единственного.
Нет, нет, нет, не тот… И этот не тот… какие-то боты.
И тут она увидела его.
Открыла страницу. На нее глядел отправитель угрозы убийством.
Иван Титов. Профайл был закрыт для посторонних. Доступны для просмотра оказались лишь фотографии. Катя открыла и ахнула – все фотографии были их общие. Иван Титов и Анаис Первомайская-Кулакова.
Катя узнала беседку, запущенный сад. Они на фоне дома Первомайской в «Светлом пути». Толстая девушка с рыжими волосами и субтильный невзрачный парень в серой толстовке с капюшоном. Они смеются. Она его тормошит, а у него глупый и довольный вид. Он серьезен, а она его снова тормошит. Он на велосипеде, она вся румяная, как яблочко, после утренней пробежки для полных. Они в гостиной у камина – там, где сейчас лежит тело ее убитой матери. Они возле новогодней елки – снова гостиная в доме Первомайских.
Катя стиснула розовый айфон. И, забыв о пресс-релизе, сорвалась с места, скатилась с лестницы.
– Федор Матвеевич, я его нашла!
Она крикнула это так громко, что все затихло в доме. Из всех дверей повысовывались сотрудники полиции, эксперты. Гущин возник в холле.
– Кого ты нашла?
– Убийцу, Федор Матвеевич! – Катя потрясла айфоном. – Вот, вот ее телефон, все здесь. Он ей угрожал! Ночью на рассвете, понимаете. Не спал! А потом явился и убил – ее.
– Кого ее? Клавдию Первомайскую?
– Анаис! – выкрикнула Катя. – А других как свидетелей убрал.
Она снова взмахнула смартфоном и ринулась на улицу к беседке. Эсфирь Кленова сидела там с бутылкой воды. Она немного отошла, успокоилась.
Катя налетела на нее как вихрь:
– Эсфирь Яковлевна, кто такой Иван Титов?
– Что случилось?
– Кто такой Иван Титов? – чуть ли не по слогам повторила Катя. – Он был вхож в ваш дом. Есть тому доказательства. Он общался с Анаис. Кто он?
– Это… это сын нашей Светы, – голос Эсфирь Кленовой дрогнул. – А что происходит?
– Светы? Домработницы, внезапно уволенной со скандалом?
– Да, но… это не скандал, это драма, семейная драма. Там так все было сложно. Я говорила Клавдии, но она меня не послушала. Анаис наплела ей бог знает что про тот случай в клубе. Клавдия… ей же сто лет, что вы хотите! Психика как порох, она вспылила, накричала. Она Анаис любила безумно. Она за нее заступалась, защищала ее. А Света – она тоже не стерпела. Это же ее сын. Они были как родные. Семнадцать лет здесь все вместе… Они вместе росли, он ее моложе на три года… И так все разом оборвать…
– Где они сейчас – эта ваша домработница Светлана и ее сын Иван? – спросила Катя.
– Я не знаю. Дома, наверное. Но… у нас два месяца о ней нет сведений. Она и не звонила.
– Ее адрес, диктуйте нам!
– Восьмая Парковая… ох, из головы вылетело. Я визуально знаю, столько раз к ней ездила, а точный адрес… во двор второй подъезд и направо от лифта, седьмой этаж.
– А дом? Номер?
– Белый, блочный такой, – Эсфирь Яковлевна снова побледнела. – А что? Зачем это вам? При чем здесь Света и Ваня?
– Где он работает, этот Титов? Или учится еще? В каком институте?
– Он много где работал, копил ведь на свадьбу деньги. Он… это… он же был в клубе.
– Каком клубе?
– Ну, где она заниматься стала. Нам позвонили… это по желанию ее отца… Он, когда умер, денег ей не оставил, хотя алименты платил и признавал ее как дочь. Оставил так, мелочи… в частности, этот клуб, членство. Это элитное место.
– Что за клуб?
– Из головы вон… как на картине Николя Пуссена…
– Аркадия? – спросила Катя. – «И я бывал в Аркадии»?
– Да. Но при чем это все? При чем тут Ваня? Он вернулся из армии, а в клуб работать пошел на конюшню – только ради того, чтобы быть с ней рядом. Он… он так к ней относился трепетно. И я ей не поверила тогда, когда она рассказывала о нем весь этот чертов бред!
Катя пока не понимала, что она там бормочет, эта старуха-литсекретарь. Про какого-то покойного отца…
– Фитнес-клуб «Аркадия» – это где-то здесь? – спросила Катя у начальника УВД, вышедшего вслед за Гущиным из дома к беседке.
– Это на Рублевке. Здешние из «Московского писателя» вряд ли туда ездят. Вообще-то это не близко отсюда.
– Невозможно, чтобы Ваня был ко всему этому причастен! – вдруг с силой выкрикнула Эсфирь Кленова. – Да вы что, очумели все?! Он бы никогда… я его малышом знала, я его учила читать по букварю! Он вырос здесь, в доме! Вы что?
Полковник Гущин глянул на ее искаженное гневом, страхом и отчаянием лицо. И Катя поняла – если еще секунду назад он просто слушал все это, то теперь… Этот крик все решил в миг единый. Гущин, как и Катя, понял, что Эсфирь не говорит им всей правды. А правда эта может оказаться очень страшной. А дело – очень простым и уже почти раскрытым.
Гущин кивнул Кате и ринулся к своему джипу, подогнанному к воротам дачи. Что-то сказал шоферу, и тот забрал свои вещи, кивая. Катя знала – Гущин всегда отпускает своего шофера, если полагает, что впереди – бессонные длинные выходные, полные опасностей и аврала. Предпочитает управлять автомобилем сам.
В следующую минуту она уже забиралась в джип на заднее сиденье. Нашла в смартфоне точный адрес загородного фитнес-клуба «Аркадия».
В хвост им пристроилась главковская машина с оперативниками.
Катя и представить не могла, ЧТО ИХ ЖДЕТ.
И я, и я бывал в Аркадии…
Глава 6
Аркадия. Вальс!
Пока они мчались, Катя прочитала Гущину послания Ивана Титова в мессенджере. Она все еще была в резиновых перчатках – так и держала розовый айфон Анаис.
Загородный клуб «Аркадия» располагался недалеко от поселка Горки-2. Они миновали плотную застройку коттеджных поселков бизнес-класса, напоминающих скученные птичьи гнездовья. А потом попали в совершенно иной мир Рублево-Успенского шоссе. Замки и виллы здесь не прятались за аршинными заборами, как в «Московском писателе» и «Светлом пути». Виллы современного вычурного дизайна из стекла и бетона, дворцы в стиле викторианских времен, дома с бельведерами и колоннами, стеклянными дверями, зимними садами и оранжереями словно выставляли себя напоказ.
Катя включила Гущину последний пост Анаис на «Фейсбуке». Тот самый музыкальный клип – бал-фантом. Под музыку Питера Гандри они и ехали мимо рублевских вилл. Вальс, где аккордеон держал ритм – и раз-два-три! И раз-два-три! А струнные и мрачный хор лишь оттеняли пьяную, сладчайшую, источающую мед и яд мелодию скрипки Последнего Танца. Мимо мелькали великолепные дома, некогда предмет гордости владельцев и зависти соседей, ныне пустые, покинутые ради заморских далей, с тусклыми немытыми стеклами панорамных окон и засыпанными осенней листвой аккуратными лужайками. Суббота, а ни дорогих машин на подъездных дорожках, ни шума, ни голосов. Все та же иррациональная ватная тишина, как и в знаменитом Внуково.
Вальс! И раз-два-три! Издыхающее благополучие, расточающееся в пыль богатство, запустение и заброшенность, темный декаданс.
«Аркадия» пряталась в лесопарке в конце длинной подъездной аллеи. Забор клуба был аккуратным, КПП строгим – Гущин даже включил полицейскую сирену. А за КПП раскинулась обширная территория – тщательно ухоженный ландшафтный парк. Конюшни, бунгало, главное здание фитнес-клуба с крытым бассейном и широкими открытыми верандами для йоги и занятий на свежем воздухе.
На ресепшен их вежливо встретила дива средних лет в униформе. Фитнес-клуб в этот выходной тоже был на две трети пуст. Дива сначала никак не могла или не хотела понять, что им нужно, потом прибежала еще одна сотрудница – менеджер.
Гущин сразу задал ей вопрос об Иване Титове – такой у вас работал? Менеджер ответила – да, но он уже два месяца как уволен. А потом она отчаянно всплеснула руками и затараторила – вы поэтому приехали, да? Потому что Первомайских убили? Я в интернете в ленте новостей прочитала. Это шок, шок! Она же… она, Анаис Первомайская-Кулакова, приезжала к нам, занималась у нас. Все, все хотела попробовать – и пилатес, и программы по снижению веса, и танцы, и верховую езду, и тренажеры даже, и йогу! Как же это возможно – такой кошмар? А кто же их убил всех?
Гущин спросил ее, когда Анаис посещала клуб в последний раз? Менеджер нашла в компьютере ее индивидуальный журнал расписаний. Оказалось, что в среду. Гущин спросил – за что уволили Ивана Титова? Он долго проработал в клубе? Нет, всего две недели. Он устроился уборщиком в конюшни. Они и не предполагали, что он и Анаис… Они взяли его, ничего не подозревая, чернорабочих-то всегда не хватает! Особенно здесь, в Горках и на Рублевке.
– Он и Анаис – что? – спросил Гущин. – О чем вы не подозревали?
Менеджер медлила с ответом. Гущин напомнил ей, что она дает показания как свидетель по делу об убийстве.
– Я ничего не знаю точно, – теперь менеджер подбирала слова. – Анаис попала к нам по рекомендации. У нас ведь закрытый клуб. Нам звонили из нотариальной конторы, которая занималась делами ее покойного отца. Он когда-то был членом нашего клуба. Они связались с нашими юристами. Сообщили хозяйке Алле Оскаровне. И Анаис была принята. У нее была платиновая карта на год. Это все, что я знаю. О том, что тут произошло пару месяцев назад, вам лучше поговорить с Нелли, – она набрала номер на мобильном. – Она работает сегодня. Они с Анаис не то чтобы дружили, но общались. Может, Нелли захочет вам рассказать.
Она поговорила по мобильному и указала в сторону открытых террас. Катя и Гущин двинулись в глубь территории «Аркадии». Катя услышала голоса, шум – словно бы бряцанье оружия, звон клинков. А потом… тот самый вальс Питера Гандри. Он звучал с одной из террас.
Нелли уже ждала их возле клумбы, изображающей альпийкую горку. Смуглая эффектная брюнетка с одним изъяном – ее глаза заметно косили. Она была старше Анаис лет на пять. На ней – униформа тренера йоги, бейдж на толстовке. По ее расстроенному лицу Катя поняла, что она уже знает о смерти Анаис. Интернет – вестник быстрый.
– Нелли, мы бы хотели побеседовать с вами, – Гущин представился ей официально.
Она молча кивнула. Быстрый, птичий какой-то взгляд. Кроме горя, в глазах светилось и жгучее любопытство.
– Что это за музыка? – спросила ее Катя. – Это для занятий танцами?
– Это здесь часто крутят на занятиях по историческому фехтованию, – ответила Нелли. – Тренеры суперпродвинутые, считают, что эта музыка оттачивает реакцию на удары.
– Вы дружили с Анаис? – продолжала расспросы Катя.
– Она… я собраться с мыслями не могу… И поверить никак не могу. Только в среду с ней разговаривали. Она на фехтование смотрела… А кто убил ее и ее родных?
– Мы пытаемся это установить, Нелли.
– Она здесь белой вороной была. Тут все такие крутые. Такие богачи. Сплошь олигархи и их бабы, любовницы и детки.
Катя кивнула. Вся обстановка фешенебельной «Аркадии» составляла разительный контраст с пусть большой и прославленной, но такой старой писательской дачей, полной обшарпанной мебели из еще советских комиссионок.
– Она сама ко мне прибилась. А я… мне сначала все это таким смешным казалось, очень забавным.
– Что?
– Ну она… она же толстуха, – Нелли поджала губы. – Толстый сверчок знай свой шесток. А она сразу соскочила.
– Со своего шестка? – спросила Катя. – А что это значит, Нелли?
– Влюбилась. Упсс! В один миг. Он на нее только глянул здесь. Сказал ей – привет, добро пожаловать, разрешите показать вам клуб. Она и поплыла. Втюрилась в него с первого взгляда.
Катя глянула на Гущина – точно, ведь был кто-то третий во всей этой истории. Тот, кто упомянут в злом сообщении Титова. Кому он тоже угрожает смертью. Черт возьми, можно ведь опоздать… Над этим третьим неизвестным нависла смертельная угроза.
– О ком вы говорите, Нелли?
– О Германе Лебедеве.
– Он кто? Тренер по фитнесу?
– Он бойфренд нашей хозяйки Аллы Ксаветис, – шепотом сообщила Нелли с видом завзятой сплетницы. – Ей-то шестьдесят три, старуха богатая. А он ее юрист. На двадцать лет моложе. Здесь он в свое удовольствие занимается в клубе и ради прикола тренирует этих наших здешних рублевских дурачков. Они на саблях рубятся – такая милота, хохма. Историческое фехтование. А он саблист классный, фехтовальщик.
– И Анаис в него влюбилась?
– С первого взгляда. Я же говорю – поплыла…
– А Иван Титов? Он ведь здесь у вас работал. Это ее приятель. Они росли вместе.
– Титов? – Брови Нелли полезли вверх. – Он же хотел на ней жениться. Она сама мне сказала – явился с букетом к ним домой. У бабки ее, писательницы, официально просил позволения – руки внучки. Такая милота, хохма. Анаис, конечно, послала его. А он… ну, не дурак же он. Понял из-за кого она его прогнала. Тут такое было!
– Что здесь случилось? – спросил Гущин.
Нелли округлила глаза и сбивчиво, пылко начала им рассказывать.
Лето. День июльский, жаркий. Анаис в широких необъятных шортах и белом топе со спущенными плечами шла по дорожке. Нелли видела ее – она загорала на скамье. У нее выдался свободный час. Нелли знала, кого жаждет видеть Анаис в зале исторического фехтования.
– Она как втрескалась, сразу есть перестала. Чуть не до голодных обмороков, – тараторила Нелли. – Так ей хотелось похудеть. Она же бомба была. Странно, что Титов этого не видел. Он вообще как-то на нее смотрел не так, как все мы. Ему наплевать было на ее килограммы. В общем-то, ей, конечно, надо было за него замуж идти. Но сердцу ведь не прикажешь. Так вот ради Лебедева она и не жрала ничего. Только минералку пила целыми днями. Сбросила семь кило. Но все равно была толстой.
День тот два месяца назад выдался жарким…
Нелли видела со своей скамейки, как у террасы фехтовальщиков из кустов вышел Иван Титов и преградил Анаис путь.
– Надо поговорить.
– Мы уже говорили. Дай пройти.
– Подожди, я хочу с тобой поговорить, – он взял ее за руку.
Она вырвалась.
– Отстань. Мне все это надоело. Все эти разговоры. Я уже все тебе сказала.
– Ты спятила.
– Это ты спятил. Что ты врал маме, бабушке? Когда это я обещала выйти за тебя замуж?
– Когда мы целовались с тобой, – сказал Иван Титов. – Когда мы в постели обнимались. Забыла?
– Нашел что вспомнить, – она захотела его обойти. – Я напилась тогда. Ты сам меня напоил. У матери моей бутылку своровал из бара. И напоил меня. Подумаешь, переспали по пьянке.
– Тебе понравилось, Анаис.
– Нет, мне не понравилось. Я притворилась тогда, – она подбоченилась, напирая на него грудью. – И ты мне не понравился в постели, мальчик. Много суетишься. Много болтаешь.
– Тебе такие, как он, нравятся?
– Это не твое дело.
– Это мое дело. Я тебя люблю.
– Мы на эту тему говорить закончили, Ваня. Дай мне пройти.
– Я тебя люблю. И тебе понравилось тогда.
– Нет, мне не понравилось. Я притворилась.
– Тебе понравилось! И я тебя люблю!
Он размахнулся и со всей силой врезал ей по лицу. Пощечина, как выстрел.
Анаис отшатнулась, схватилась за щеку. А он протянул руку и рванул белый топик со спущенными плечами с ее плеч. Явно думая, что она под этим топом голая, но там был лифчик без бретелек, треснувший, когда он рванул его вместе с тканью. Анаис закричала, одной рукой отпихивая парня, а другой пытаясь удержать на себе и топ, и лифчик, чтобы не оказаться позорно голой.
– И на ее крик появился он, – сказала Нелли. – Вышел на террасу, как был, с саблей для фехтования.
Герман Лебедев в костюме и доспехах фехтовальщика и специальном белом колете для исторического боя на саблях.
– Как в кино! – Нелли всплеснула руками. – Я обалдела. Подумала – ну, сейчас будет жарко. Охрану, что ли, звать?
– Эй ты, оставь ее в покое, – сказал Герман Лебедев.
– А, какие люди! И вы здесь, – Иван Титов отшвырнул от себя Анаис и повернулся лицом к Лебедеву. – А третий лишний. Я с моей невестой разговариваю. С моей будущей женой.
– Он все врет! – крикнула Анаис. – Герман, не верьте. Он больной, все выдумал.
– Выдумал? Эй, ты, капитан фон Трапп, хочешь знать подробности? Какая она в постели? Как течет вся, как сука, как она кончает – хочешь, расскажу?