Напряжение Ильин Владимир

— Очень плохо, — тихо добавил он. — Но, надеюсь, пока не поздно. Попробуй сходить в зоопарк или цирк.

— Вот уж нет, — прикрыл я глаза.

— В театр? На детское представление! Там весело и очень интересно.

— Дядя Коля, я организовывал приезд театров несколько раз, — терпеливо отозвался, не открывая глаз.

— Бывают разные театры, и если тебе не понравился…

— Первый из них собрался уехать сразу же, как узнал, что не будет телевидения. Я выгреб почти все свои деньги, чтобы они остались хотя бы на десять минут. Всем очень понравилось. Вторая команда приехала пьяной и затребовала место для ночлега, третья…

— Тогда кино, а?

— Зачем? — глянул в его строну, чуть приподняв веки.

— Чтобы вернуть тебе тебя, — с неприкрытой заботой смотрел на меня добрый прищур серых глаз. — Ты должен научиться быть любопытным снова! Хотя бы пробуй мороженое в других городах!

— Состав один, наше все равно самое вкусное.

— А вдруг где-то есть вкуснее? — подначил он, подмигнув. — Ведь в другом месте и вода — другая. А сахар, а? Вдруг кто-то использует индийский тростниковый сахар? Ты ведь такое точно не пробовал! Пойми, одаренному нельзя идти против собственной сути, это гибель души. Ты должен быть любопытным! Ты даже не видишь, как изменился. Я думал, ты просто устал…

— Я очень устал, — согласно качнул головой, вновь закрыв глаза. — Но я высплюсь, и все снова станет хорошо…

С тех пор я не спал вторые сутки.

Это давалось легко — стоило пропустить через тело силу, и усталость уступала, прячась возле затылка ноющей болью, терпимой и привычной. Не в первый раз, в самом деле — дела не хотели двигаться вперед, пока я спал, а планы так и вовсе норовили рухнуть, стоило дать себе пару часов отдыха. За всем нужен присмотр, особенно в эти странные дни, когда прошлое уже ушло, а будущее еще не наступило.

Утро порадовало лучами солнца, все-таки пробившимися сквозь серую пелену неба, а ближе к полудню налетел сильный ветер, утащивший грозовые облака на восток. Так что с автобуса мы сошли снова в лето, а не в раннюю весну. Только расплывающаяся под каждым шагом земля напоминала о непогоде, но тут вмешался дядя Валя, своей силой проторив нам удобный путь — метр шириной, без единой травинки и капли воды.

— Это сложно? — ковырнул я твердый грунт острым мыском ботинка. Поверхность приятно пружинила под ногами.

— Кому как, — пожал он плечами, с видимым удовольствием вступая на ровную поверхность.

— И что надо делать? — не успокоился я и лег прямо на землю, пробуя поцарапать ее, чуть шершавую, и даже одолеть ее питьевой водой из бутылки.

— Долго учиться, — решил он ускользнуть от ответа.

— А если самую суть? — Тропинка на вкус оказалась точь-в-точь как нос у кота.

— Надо пропустить силу, направив клином, и поддерживать…

— Вот так?

— М-мать! — прыгнул он прямо в кусты.

— Где? — завертел я головой и никого не заметил. — А там что? — обратился я к поломанному кусту шиповника.

— Сейчас выберусь — расскажу, — рассерженно запыхтело в ответ.

Резко захотелось кушать. Тревожный признак.

— У нас договор! — деловым тоном напомнил я, переползая на всякий случай к веткам на противоположной стороне тропинки.

— Пункт шесть-двенадцать, нападение нанимателя на защитника. — Из кустов показались ноги, а затем и весь дядька целиком.

— Я его вычеркнул, он мне сразу не понравился.

— Нельзя вычеркивать предложения с бланка! — Валентин оглянулся, явно пытаясь меня отыскать. — Ладно, проехали. Вылезай.

— Не хочу.

— Почему это еще? — нахмурился он.

— Тут крыжовник.

— Тогда двигайся, я к тебе, — закряхтел дядька по-старчески, отряхнул брюки и полез на мой голос. — Кстати, не думал о военной службе?

— Думал, конечно, — протянул я ему горсть ягод в знак примирения и помог разместиться на расстеленном на земле пиджаке — все равно уже выкидывать; брюки-то уцелели, а верх весь намок и испачкался.

— У нас здорово, и ребята интересные.

— Буду делать свою военную службу — найму, — согласился я, лопая кисло-сладкие желтоватые плоды.

— А? — захлопал дядька глазами, не донеся ягоду до рта.

— Будешь мне служить?

— Я имел в виду, ты к нам…

— Неинтересно, — хлопнул я по колену и принялся подниматься.

Все-таки много такой ягоды не съесть.

— У нас и платят хорошо, — чуть тише протянул дядька, словно не услышав мои слова.

— Пока что я плачу тебе, — напомнил ему и первым пошел по заколдованной дорожке, — к тому же я своих не бросаю.

К бетонной площадке я успел вовремя, оставив себе даже два десятка минут, чтобы привести одежду в порядок, а то, что выглядело плохо, — свернуть в рулон.

Прибытие огромного стального змея, выскользнувшего под грозное шипение из-за дальнего лесочка, невольно заставило окутаться силой и всерьез насторожиться. Одно дело — на видео или картинках, а другое — когда даже земля трясется под ногами, а путь огромной машины проходит прямо сквозь тебя.

— Зачем тебе защитник? — Валентин попытался продавить рукой невидимую пленку над моей кожей, но ожидаемо не преуспел.

Говорил он задумчиво, скорее спрашивая себя, а не надеясь на мой ответ.

— Чтобы я никого не убил.

Лязг металлических сцепок железнодорожного состава подвел черту под правдивым ответом, в который он вряд ли поверил.

Железная ящерица прокатилась еще на два десятка метров, пока не остановилась, устало выдохнув белым паром. Вслед за ним отдохнуть от поездки решило еще два десятка человек, своей суетой и сигаретным дымом быстро сделавших площадку тесной и неуютной, а когда через толпу пожелали пройти две бабки с огромными баулами, то еще и скандальной.

— Я договорюсь… — Валентин шагнул вперед, заприметив в проеме входа белую блузку проводницы.

Их беседа завершилась лукавыми улыбками, тремя купюрами, переданными под неслышный, на ушко, шепот симпатичной девушке и пустым купе на четыре места, в который обещали никого не подселять до самого конца маршрута. А чуть позже — нас даже угостили вкусным чаем, а лично меня потрепали по голове.

— Можно поинтересоваться, куда мы едем? — отставив кружку в сторону, выжидательно посмотрел дядя Волк.

Я старательно пережевывал печеньку, оттого не мог ответить сразу, но дядька понял по-своему.

— Это не обязательно, — приподнял он ладони перед собой, — но мне было бы проще подготовиться.

— Там ничего особенного, — качнул я кружкой и запил обжигающим напитком сухость во рту. — Мы едем на войну.

— Мой контракт не предусматривает… — напрягся Валентин.

— На самом деле война уже окончилась, — поспешил я уточнить. — Где-то три дня назад… — я глянул на календарь возле выхода и поправился: — Уже четыре. Но дату завершения объявят только на следующей неделе.

Во всяком случае, так написано в интернете.

— Прости, я лезу не в свое дело, но зачем тебе туда? — пытаясь понять, он чуть наклонился над столом, буравя взглядом.

Почему дружелюбие считают слабостью и желают додавить, навязав свою волю?

— На первый раз прощаю.

Валентин еще некоторое время пытался рассмотреть что-то на дне моих глаз, но в итоге расслабленно отклонился назад, сложив руки на груди.

— Как скажешь, наниматель.

— Так и будет, — поддакнул, передвигая печенье к себе поближе.

Интересно, но прямо сейчас в стране идет шестьдесят одна война. Когда я прочитал об этом, то долго и тревожно вглядывался в горизонт, ожидая увидеть пламя пожаров — потому что три из них вроде как шли совсем рядом. Чуть позже разобрался, что войны — они очень разные, и большая их часть выглядит как недовольное сопение равных соперников после сильной драки — вроде как и обида осталась, и явного победителя нет, и все еще есть за что бить противнику морду, но памятна боль от ударов и ноют фингалы, синяки, отговаривая от новой потасовки. Иногда такие войны идут десятилетиями и очень редко оборачиваются новой схваткой.

Настоящих войн гораздо меньше — около десятка. Где-то там горят дома и кварталы, а весь мир просто ждет и смотрит, кто победит, вместо того чтобы разнять и помирить. Это называется «традиции».

Может, не мирят еще и оттого, что активная война длится очень коротко, завершаясь либо миром, либо переходя в тихое противостояние зализывающих раны дворовых котов.

Моя война из тех, в которых есть победитель и проигравший. А то место, в которое мне предстоит попасть, — город, который должен отойти победителю. И еду я туда потому, что победителю не нужны жители в нем — они служили его врагу, платили ему налоги и должны уйти. Куда — неведомо, но срок им дан от вчерашней даты до завтрашней. И это тоже написано в интернете — если знать, где искать.

Меня ждет целая река людей, беспокойная и тревожная, каплей которой предстоит стать. Вряд ли кого удивит подросток без документов в месте, которое еще пахнет пожарами, в компании таких же горемык. Там будет мое новое рождение.

К вечеру дядя Волк успокоился и перестал сверлить меня задумчивым взглядом в те моменты, когда думал, что я его не вижу. А после нового визита проводницы и тихого перешептывания за дверьми купе и вовсе заулыбался, мечтательно поглядывая на часы.

— Отлучусь на пару часов? — просительно глянул Валентин, дождался легкого кивка и с довольным видом устремился на выход.

— Не налегай на сладкое, — проводил я дядьку, неловко споткнувшегося при этих словах.

По разбитой колее промзоны пробирался черный минивэн, откатываясь в сторону и замирая при виде летящих навстречу грузовиков. Изображение прикрытого глаза на его кузове выглядело совсем негрозным в окружении глухих бетонных ограждений и крашеной ржавчины заборов — оно словно щурилось от едкой пыли, столбом поднимавшейся за встречными машинами. Да и место это будто бы совсем не боялось государевых гостей, что изрядно бесило стажера Липатова, выражавшего свои чувства тихими матерками, в очередной раз выкручивая руль, чтобы увернуться от летящей в лоб фуры.

— Я говорил — там знак, — меланхолично напомнил наставник, не отрывая взгляд от раскрытой папки с протоколами допросов.

— Кто мы, а кто они, — зло проскрипел Липатов, продолжая бороться с течением.

— Какая разница, если они весят на двадцать тонн больше? Там, где оба игнорируют закон, выигрывает тот, кто раздавит помеху и поедет дальше.

— Их же тогда повесят? — недоверчиво глянул на шефа стажер.

— Может быть. Если найдут, — пожал тот плечами. — Поэтому прижмись к обочине и тихонько двигай вон к тем воротам.

Промзона пахла мазутом, сожженной травой и сладостями — в зависимости от того, откуда дул ветер. Небольшой участок за добротным четырехметровым ограждением из сваренных меж собой миллиметровых листов стали, с колючей проволокой поверху, как раз был источником приятного ванильного аромата или же стоял у него на пути.

— Хозяева! — застучал кулаком Липатов, тщетно пытаясь найти щель в ограждении, чтобы заглянуть внутрь.

Через некоторое время неслышно скользнула в сторону заслонка, открывая прямоугольник внутреннего двора — точнее, его отражение в зеркале, выставленном под углом. На гостей глянули спокойные серые глаза, обрамленные сеточкой морщин.

— Николай Иванович Росков? — скорее утвердительно произнес старший, сверяясь с досье в папке. — Полковник особой службы Сергеев. Мы по поводу пожара.

— Мои дети все рассказали.

— Вы не могли быть так любезны дать разрешение на повторную беседу? У нас новые обстоятельства дела.

— Нет, — качнуло отражение головой, — они сильно переживают. Не хочу напоминать о трагедии.

— Буквально полчаса, не больше, — продолжал настаивать Сергеев. — Беседу проведет специалист-психолог. Нам необходима ваша помощь, Николай Иванович.

Скверное настроение и показное унижение начальства перед каким-то рядовым торгашом буквально взбеленили Липатова, подвигнув на резкий шаг вперед, во время которого он успел выхватить металлическую бляху Службы из нагрудного кармана и табельный пистолет.

— Видишь знак? — прижал он первое вторым к окошку.

— Вижу, — собеседник по ту сторону согласно прикрыл глаза. — Теперь внимательно посмотри над воротами.

Липатов некоторое время пытался сломать волю противника взглядом, но, не заметив и тени страха в ответ, все-таки отступил на два шага назад и запрокинул голову вверх.

У самой кромки ограды обнаружилась закрепленная хомутами деревянная дощечка — потемневшая от возраста, растрескавшаяся от дождей и жары, с затейливым, хоть и грубоватым узором, где-то определенно виденным ранее. Только где?

— Всего доброго, — лязгнула заслонка.

— Липатов, ты не сдашь, — убежденно произнес Сергеев, с громким хлопком закрывая папку.

— А что я?!

— Видишь число насечек на нижней кромке герба? Он служил у «Древичей» двадцать лет. Какого хрена ты вылез?! — Сплюнув на дорогу, полковник развернулся к машине.

— И что, он теперь может держать нас на улице и сметь нам отказывать? — набычился Липатов, стоя возле раскрытой двери машины.

— Живо за руль. — Полковник пресек лишние разговоры на улице и продолжил только после того, как мигнула зеленая лампочка самоизоляции. — Мы закон, а не власть. Хочешь власти — возвращайся в полицию.

— Наши вчера аристократа повесили — и ничего, висит себе, права не качает, — ворчал стажер, выруливая в поток.

— От него отказались свои же, мы исполняли чужой приговор, — выдохнул полковник, успокаиваясь. — Видишь, как хорошо едем? А все почему? Мы двигаемся попутно. И служим мы так же! Пока наши интересы не пересекаются с владельцами больших тяжелых фур, все идет замечательно. И ты даже можешь попросить их водителей сделать так, как тебе нужно.

— Унижаться каждый раз?

— Нам почетно помогать, — со снисхождением посмотрел старший на стажера. — Они сами будут рады, из уважения к нашему господину или ненависти к конкурентам. Всего одно условие — прояви учтивость.

— И что теперь делать? — загрустил Липатов, к радости полковника осознав свою вину.

— Попросим нашего воеводу попросить конунга этого уважаемого человека попросить своих детей ответить на наши вопросы, — пожал тот плечами.

— Долго, — понурился стажер.

— Я тебе больше скажу — после того, что ты сделал, еще и бесполезно.

Глава 20

Насекомые и тапки

Мы вошли в город с северо-востока, через старое городское кладбище. Единственная дорога в это место выходила на трассу до блокпостов и крупной надписи «Багиево», здесь же она и заканчивалась, не соединяя молодой лес, разросшийся на месте заброшенного захоронения, с пригородом — мешал овраг в два десятка метров глубиной. Да и не жил тут никто. Оттого и новые хозяева города никак не озаботились закрыть тут движение с этого направления — груз тут все равно не провезти, да и людям пройти ой как непросто. Если бы не дядькины умения — так и застряли бы в болотистой низине, у берега мутноватой речки, проходящей по самому дну расщелины. А с его помощью прошли словно по ступенькам. Под конец все-таки пришлось карабкаться, цепляясь за корни кустов и траву — дядя Волк посоветовал завершить «лестницу» пораньше, чтобы ее не было видно издалека. Только кто должен был увидеть, непонятно — словно вымерло все вокруг. Даже на той стороне оврага жизни было больше — пели птицы, глянула издалека умная мордочка лисы.

«Неужели все уже покинули город? — екнуло под сердцем. — Да нет, не должно бы», — успокоил сам себя, вспомнив суету в городе, из которого мы прибыли, забитые до отказа вокзалы с отбывающими людьми, череду автобусов, скорбно плетущихся по дороге длинной колонной. Не могло оно все кончиться так внезапно для города, насчитывающего две сотни тысяч жителей.

Мы двигались по краю дороги, забитой обломками рухнувшего дома. Не могу представить, что должно было сделаться с массивным камнем первого этажа разрушенного строения, чтобы все его остальные этажи превратились в оплавленный щебень, местами покрытый желтой глазурю стекол и черной — металла.

— Ты слишком уверенно выглядишь для погорельца.

Так получалось, что я шел на два шага впереди, выбирая нам путь на каждом повороте — карту я выучил на совесть, так что ориентировался легко. А вот дядька путался без уличных табличек и указателей — на разрушенных домах как-то их и нет…

— Разве я не должен знать город, в котором живу?

— Дело не в этом. Твое выражение лица… Слишком спокойное.

— Считаете?

Я глянул в уцелевшую витрину дома, внимательно оценил образ, придуманный на прошлой остановке. Тапочки, надетые после покорения оврага, но уже достаточно грязные от путешествия по разрушенным улицам. Шорты — я их и не переодевал, так что некогда бежевые, сейчас они раскрашены листвой и землей. Рубашка с короткими рукавами без карманов — серая от пыли, белая только с изнанки. Красная бабочка — бессменная, идеальная, хоть и самая старая из всего комплекта.

По легенде, я вышел из дома, когда все случилось, а очнулся уже в развалинах, с болью в голове и раскачивающимся миром перед глазами. В карманах шорт только карта памяти — память о прошлом, без имен и дат, еще немного денег. На рубашке карманов нет и вовсе — некуда класть документы, все осталось там, где и сгорело. Лицо усталое, чуть осунувшееся за три дня без сна и нормальной еды. Только глаза действительно все выдают — равнодушные ко всему.

— Подержите, — приняв решение, я снял с себя бабочку и передал дядьке.

Прикрыл глаза и представил, будто бабочка потерялась в дороге, исчезла на длинном пути. Быть может, зацепилась за острую ветку? Осталась на дне оврага, в песке, под мутным стеклом воды? Из глубины души пришла тревога, накатило маятное чувство тоски и паники, желание бежать обратно и искать, а вместе с ними — безнадежность понимания, что все потеряно.

— Вот, другое дело… — прорвался до паникующего сознания довольный голос.

Я вновь открыл глаза и сам не узнал того, кто стоял в отражении — и одежда та же, но вид… Так выглядел Толик в свой первый день в интернате.

— Ты уже придумал, где живешь? Улицу, дом, соседей, друзей, школу, учителей?

— Дом по улице Ямаша-мурзы, мы прошли его десять минут назад. Помните, еще вывеска ресторана лежала на полу, в крошке стекла, пришлось обходить?

— Помню, — кивнул Валентин.

— Я с семьей приехал из Верхнего Новгорода, снимали здесь квартиру. В том доме много кто сдает жилье. Друзьями пока не обзавелся, в школу мне только в сентябре надо. Гулял один, успел оббегать половину города, но хорошо знаю только свой квартал. Семью я позаимствую у хорошего знакомого, его отец и мама погибли в автокатастрофе, он много о них рассказывал. О бывшей школе и друзьях — тоже.

— Сойдет, — согласился дядька. — Кто тогда я?

— Попутчик.

— Вот так, без истории? — глянул он искоса.

— А вы расскажете мне о себе? — полюбопытствовал я, надеясь на историю жизни.

— Вряд ли, — обескуражил Валентин.

— Значит, мы просто идем вместе, пока вам не надо будет по своим делам, а мне — по моим.

— Что с договором? — похлопал он рукой по правому карману.

— Будут спрашивать — покажете.

— Да кто тут будет спрашивать?

— А вон стекла на солнце мигнули, — указал я подбородком на полуразрушенную высотку с будто бы откушенным боком. — Под самой крышей. Окон там нет, так что бинокль, наверное.

— Ждем гостей, — подобрался Валентин и одним широким шагом опередил меня, закрывая от высотки телом.

Через разбитое витражное окно первого этажа небоскреба выскользнула тройка человекоподобных созданий в грязно-серой броне. Высокие, в два моих роста, они походили на кузнечиков угловатыми сочленениями ног, вывернутых назад, овалом грудной пластины и узкими разрезами красных глаз. Только оружие в их руках напоминало о людях — винтовка не несла в себе ничего чужеродного, разве что была огромной, под стать владельцам. Несмотря на все это, гости почти не создавали шума, шагая со звуком удара газеты по шустрому комару — словно парили, а земли касались, чтобы направить свое движение.

— Не шевелись, говорить буду я, — отчетливо произнес Валентин, замерев у правого плеча. — Этим соврать не получится.

Двое остановились в пяти метрах от нас — справа и слева, направив стволы винтовок в землю, третий замер в тридцати шагах, рисуя красным огоньком лазерного прицела восьмерки возле наших ног.

— Сержант Тетерин, патруль внутренних войск, — прогудело справа словно в водосточную трубу. — Наблюдаем за передачей города. Среди вас есть раненые?

— Нет, — ответил дядя.

— На вас совершались нападения? Вы были свидетелями преступлений, насилия, мародерства?

— Нет.

— У вас есть заявление, требующее немедленного рассмотрения?

— Есть. Вы жук или другое насекомое? — поинтересовался я, глядя снизу вверх, — даже на таком расстоянии приходилось задирать голову.

— Максим! — шикнул Валентин.

— Я человек, — показалось, со смешком ответил монстр.

Щелкнул механизм на голове существа, отстегивая верхнюю часть, и мне улыбнулся усталый мужчина, сильно загорелый и почти без волос. Выходило, что он вроде как сидит в этом механизме, словно на кресле, и как-то управляет всей этой махиной. Тоже такую хочу.

Его напарник тоже решил нам улыбнуться — его маска открылась следом, показывая перебитый нос и усталый взгляд.

— Ух ты! — восхитился я конструкцией и вышагнул вперед, но плечо вовремя удержал дядя, показав подбородком на последнего в группе, целившегося теперь в меня — огонек прицела на мгновение ослепил, когда я дернулся полюбопытствовать, а теперь алой каплей поселился у меня на груди.

— Не надо подходить, — чуть строже попросил мужчина. — Это ваш сын?

— Наниматель. — Валентин чуть наклонил голову, напряженно отслеживая реакцию на свои слова.

— Вот как… — задумчиво протянул сержант, глядя только на меня.

— Документы в правом кармане, — озвучил дядя и только затем не торопясь полез выуживать прямоугольники бумаг.

Он раскрывал каждый документ перед собой, перелистывал страницы и заменял следующим, пока не дошел до прямоугольника договора на гербовом листе.

— Он под моей защитой, — подытожил Валентин, складывая все обратно.

— А у парня наверняка документов нет, — задумчиво кивнул своим мыслям сержант.

— Пожар виноват.

— Понятно. Семеныч, тут выживший из старых хозяев, — полуобернулся он к третьему патрульному.

Яркий огонек прицела пропал с моей груди.

— Боюсь, вы неверно нас поняли, — полуобернулся ко мне Валентин, продолжая обращаться к солдатам. — Мы не имеем отношения к этому городу и конфликту.

— Не наше дело, — отмахнулся Тетерин. — Император против лишней крови, но это не наш город, поэтому обеспечить вашу безопасность мы не можем.

Доспех щелкнул, окончательно раскрываясь — теперь стали видны руки сержанта, что-то нащупывающего в нагрудном кармане.

— Вот документы, — перекинул он связку в сторону Валентина, а тот успел ловко подхватить на лету. — Найдены у погибших жителей, но пока не внесены в общую базу. У вас будет два дня.

— Господин сержант, вы не за тех нас приняли, — терпеливо повторил дядя Волк.

— Древич, я стараюсь тебе помочь, — с легким раздражением отреагировал солдат. — Не рассказывай мне сказки про случайного парня на улице без родителей и с кучей денег.

— Но все примерно так и было, — пожал Валентин плечами.

— У пацана герб на обуви.

Мы чуть не столкнулись головами, одновременно опустив взгляды вниз — к моим симпатичным и очень удобным серым тапочкам, с затейливым рисунком алой и красной нитью поверх носка.

— И? — удивился я.

— А вот, — еще одно движение винтовки указало на покосившийся столб освещения, на вершине которого угадывался невероятно похожий узор, только проще и в одном цвете.

Хм…

— Максим?! — в ярости прошипел Валентин. — Ты где их взял?

— Так на вокзале парень продавал… — запустил я пятерню в волосы. — Дешево, и мой размер. Вот.

— Сэкономил! — рявкнул дядька, как будто это что-то плохое. Он бы на свой гонорар сначала посмотрел!

— Тут недоразумение, — повернул он голову к солдатам. — Мы их купили.

Солдат жизнерадостно гоготнул и повел стволом, показывая городские руины.

— Где?!

— На вокзале в Корноухово.

— А потом вернулись в них прогуляться? Не морочь мне голову! — хохотнула консервная банка. — Бери документы и иди до перекрестка, затем свернешь направо. Тебе надо на центральную улицу, потом через коллектор беженцев в здании вокзала. Там сейчас самый бардак. Дальше автобусом. Прорветесь — свечку мне поставишь. Всё.

Металлические доспехи вновь собрались в насекомоподобный монолит, скрывая своих хозяев под броней, как по команде развернулись и так же шустро унеслись обратно к высотке.

Валентин обернулся и резким движением обозначил подзатыльник, задержав ладонь в каком-то сантиметре, — но аж ветром обдало и глаза прикрылись.

— Чтобы выбросил тапки ко всем демонам! — выдохнул дядька, принимаясь ожесточенно перебирать пластиковые карточки с фотографиями.

— Вот еще — выкидывать! Они денег стоят… — пробурчал я, пытаясь содрать картину с носка. Да и не босиком же ходить…

Герб оказался вышит на ткани, а не на отдельной подложке, и поддаваться не хотел. Разве что по ниточкам распарывать — чем я и занимался, подцепляя ногтем петли.

— На пустом месте… что ты за человек такой! — продолжал возмущаться Валентин, тасуя пластик.

— Император! — важно ответил я.

На этот раз подзатыльник почувствовался в полной мере.

— На, эти вроде похожи на тебя, — сверху слетели три прямоугольника и рассыпались аккурат перед лицом.

— Евгений Иванов, Роман Пантелеев и Максим Федотов, — прочитал я фамилии.

Глянул фото — действительно, есть что-то общее, только им всем больше четырнадцати, а Федотову и вовсе семнадцать. А еще на каждой карточке тот самый герб, что я несколько минут спарывал с обуви. Помню, у дядьки документы были совсем с другой картиной, а у одного из сторожей-клиентов — и вовсе с имперским двухглавым орлом. Но все остальное то же самое — имя, дата и место рождения, фотография, сочетание непонятных букв у правой каймы, удобный и прочный пластик. Если бы не обещание сержанта, что через два дня эти карточки заблокируют, можно было бы уже возвращаться домой.

— А можно все взять?

— Да забирай, — махнул Валентин рукой, с тоской глядя на разрушенный город. — Нам долго до цели?

— Два поворота, вы же слышали, — отряхнул я тапки и выпрямился, пряча документы по карманам. — А за кого они нас приняли?

— Тенишевы, старые хозяева города, — зашагал вперед дядя Волк. — Почти всех убили, но кто-то выжил. Их тоже стараются найти и убить.

— Зачем? Ведь город уже достался победителям… — не понял я такой жестокости.

— У аристократов не принято оставлять своих врагов живыми. Тогда никто не ударит в спину через несколько лет, — меланхолично ответил Валентин.

— Но я ведь — не они?

Страницы: «« « ... 910111213141516 » »»