Напряжение Ильин Владимир
— У меня забрали мать! — в тихой ярости прошипела гневно-красивая фурия.
— И вы нашли ее, — качнул плечами телохранитель принцессы.
— В шестнадцать! Все это время я росла среди…! — прервала гневную отповедь леди и за мгновение вернула себе милый, чуть рассеянный облик. — Я не могу допустить, чтобы такое случилось с Ксенией.
«Не хочешь потерять влияние на дочь», — осталось невысказанным мужскими устами.
— Уверен, принцесса очень быстро найдет брата, — вместо этого произнес Амир. — Она уже знает, что он жив. Она видит образы вокруг.
— Образы без даты, фрагменты мест, разбросанных по всему миру? Кем, по-твоему, станет мой сын? Путешественником? Или неграмотным перекати-полем без гроша в кармане?!
— Это значит, что твой сын проживет долгую жизнь. Радуйся и благодари Всевышнего.
— Будет ли та жизнь счастливой? Мне было бы спокойней, если бы мальчик был под опекой, — шепнула леди.
В ответ — тишина. Потому как и Амир и дама знали — озаботься они безопасностью ребенка, и будущий Оракул просто подойдет и спросит, с какого перепуга они прячут от нее любимого братишку. И не станет искать, напрягая силы своего дара, подчиняя его своей воле, ставя его на службу — себе и Клану.
Тяжел и сложен путь обретения дара, тернист и болезненен. Только через боль и муку, скорбь по родной крови может быть он взращен. Не помогут уловки и хитрости — дар пройдет по родной крови к самому началу истории и выявит фальшь. Зато приз — огромен. Птицей лететь над полотном истории, заглядывая за горизонт, прослеживая ниточки жизни любого человека… Многие хотели бы этого могущества — что передавался только по женской линии Веденеевых, пробиваясь на свет лишь у единственной из целого поколения — да и то далеко не каждого.
Десять лет назад мать Ксении продали в другой род, посчитав сделку выгодной — слишком слабым был дар младшей принцессы рода. Слишком сильно ненавидела она родню, чтобы остаться с ними под одной крышей. Слишком много плохого случилось за шестнадцать лет бессмысленных попыток пробудить талант. Слишком много зависти было в глазах родных и двоюродных сестер. Очень много этих «слишком» для хрупкой девушки — на свою беду, еще и неземной красоты.
Веденеевы решили, что у такого слабосилка нет шансов на продолжение дара — тем более второе поколение подряд. Что не помешало взять воистину царский откуп и заодно спихнуть нелюбимую кровь.
Софью продали даже не в жены — просто еще один клан попытался разобраться в чуде Божьего промысла. В бумагах фигурировал «генетический материал — один комплект», а с суммы договора даже заплатили налоги…
Но тут случилось то, что очень редко бывает у деловых людей. Глава клана-покупателя, впервые осматривая юное и гордое приобретение — главным образом, дабы лично посмотреть на то, что обошлось ему в годовой бюджет, — влюбился. Вообще, люди такой величины лишены подобного недостатка, предпочитая действовать из понятий целесообразности и руководствуясь бизнес-планом, но тут нашла коса на камень.
Потому как сложно игнорировать пророчество — особенно если оно изречено подлинным (отчет на трех тысячах страницах, сотня страниц заключения, шесть страниц аналит-справки, виза казначея: «Берем») оракулом. Софья предрекла, что родит ему ребенка, которым он будет гордиться.
Обещаниям не принято верить, но что делать, столкнувшись с истинной правдой — особенно такой? Что-то щелкнуло в голове, заводя пружины древнего механизма, родом из пещерного века, — и бесчувственный человек-монстр «поплыл».
Через год родилась дочь — к тому времени о причине, по которой приобретали девушку, горевал только отдел генетиков, но, исходя из чувства самосохранения, даже не напоминал о запланированной программе исследований (не было там в планах любви, не делают такое с любимыми). Казначей втихую распивал коллекционное вино, выписывая на листке нескладные вирши, — его разум, пытаясь совместить расходную сумму и слово «любовь», выделывал с прожженным циником странные вещи.
А пара супругов просто радовалась жизни, забыв про скучную генетику, причем настолько позабыв, что дар Ксении наверняка был бы упущен молодыми родителями, если бы… Если бы юное чадо уже в первые месяцы жизни не угадывало, в какой руке игрушка, кто стоит за дверью (радостные угуканья — папа пришел), когда придет вредный доктор с холодным стетоскопом (переползание под одеяльце).
Воистину, огромная радость пришла в их семью, в их род. И муж, казалось бы, совсем отринул других жен (увы, политика) ради ее одной и буквально не вылезал из постели, окружая вниманием, засыпая подарками. С каким же восторгом через два месяца она сообщала супругу то, что они уже оба знали от родового врача, — сын!
И водоворот восторга и семейного счастья повторился вновь. Пока, во время родовых схваток, не случилось что-то совсем непонятное. Вместо родовой больницы — серая громада самолета, напичканного приборами, потеря сознания, роды в дряхлом отделении, поздравление от добрых серых глаз за зеленой маской, приятная тяжесть плачущего новорожденного в руках. И темнота, развеявшаяся уже в знакомой спальне, в Москве.
Когда она узнала, что сотворил муж… как она кричала!
— Пророчество сбылось, — грустно улыбнулся супруг, недвижно созерцая бешенство матери, потерявшей сына.
Она разнесла полдома, расцарапала ему лицо («виртуозу»!)… А дальше пошла апатия… И только лучик солнца — ее дочь — согревал сердце и душу. Леди не была дурой, так что грань умудрилась не перешагнуть, что позволило остаться подле дочери, а не на улице… и не в земле. Софье не нужно было влияния и власти, она просто хотела быть рядом. Потому что стоит хотя бы попытаться управлять Ксенией, настроить против отца или привязать к себе — ее тут же уберут от будущего оружия клана.
— Господин прислал за вами самолет. — Голос собеседника отвлек от собственных мыслей. Действительно, «господин» теперь подходит гораздо лучше, чем «муж».
— С Мистратовым? — как от зубной боли скривилась красавица.
Красота и сила в этом мире должны иметь хозяина. Раньше была родня, потом муж. Теперь отдел генетики робко проталкивал своих кандидатов — к счастью, действительно очень робко, смиренно надеясь на ответное чувство. Не из великой романтики — так повелел господин.
Чувство благодарности у него имелось — иначе бы рожать ей до скончания дней, вовсе не видя дочь. Но все может измениться — если она влезет в поиски собственным даром или помешает дочери обрести силу. А ведь так хотелось хотя бы краем глаза уловить его образ — фотография в документе, отражение в зеркале, в окне или луже, да хотя бы что-нибудь! Не велено — дару дочери проще считать образ из будущего, которое нашла мама, чем отыскать и удержать свой…
— Господин беспокоится о вашей безопасности.
— Да лучше на машине, чем с этой скотиной, — устало помассировала виски леди.
Увы, большая сила иногда не означает острого ума — так и некто Мистратов, «учитель» стихии воздуха, посчитал слова отдела генетики не намеком, а прямым приглашением исполнить роль племенного быка. И простые слова и объяснения тут совсем не помогали.
— Не велено, — подвел Амир черту спору. Ту черту, за которой женщине не положено обсуждать деяния мужчин рода.
Частный аэродром показался через десяток минут — с единственным самолетом на взлетной площадке. У трапа уже ждали — и, судя по мимике леди, был там и тот, кого она совсем не желала увидеть. Однако стоило даме выпорхнуть из дверей, никто и не догадался бы, что Ледяное Совершенство способно испытывать эмоции. И как только у одушевленного душа льда и серебра могло родиться столь непосредственное и подвижное дитя? Принцесса вела себя подобающе тем знаниям, что давали ей учителя манер, но… рядом был дядька Амир, так что можно было немножко пошкодить — средь своих же. Желающим сделать замечание следовало в первую очередь спросить себя — сколько они выживут против «мастера», который уловил угрозу цели. Вот-вот.
— Сонечка, вы как всегда обворожительны! — выступил из толпы дюже высокий мужчина в форме второго пилота и лихо подкрутил кончик уса. — А у меня для вас есть шампанское. И два бокала!
Видя, что Ледяная Королева собралась спокойно пройти мимо, Мистратов шагнул было навстречу, но леди резко двинулась навстречу, взмахнув рукой.
Вытянувшийся ноготок с набухшей на конце желтой капелькой завис перед глазом.
— Хочешь, я расскажу, как ты умреш-шь?
Воин медленно отступил в сторону, давая пройти.
— В-ведьма, — зло глянул он в сторону двух леди, поднимавшихся по трапу.
Маленькая фигурка замерла и медленно повернулась.
— Братик тебя накажет, — выдохнула маленькая принцесса.
Мистратов отшатнулся, но почти сразу будто бы наткнулся на стену.
— Я, канэчна, не братэк, но… — шепнуло ему в ухо нарочито небрежно.
Глава 8
Власть и мороженое
Нового сторожа подселили на второй день, и был он… ну вообще не герой! Сутулый и небритый, он, с двумя здоровыми руками и ногами, пах так, как никогда не позволял себе увечный дядя Коля. А когда он поздоровался, обнажив желтые зубы, я понял — вот как выглядят настоящие людоеды…
Еще он больно дрался, таскал мутную воду в бутылке без этикетки и дымил папиросой в форточку. И это в первый день — стоило только нянечке закрыть дверь за собой.
Половину ночи, маясь от дурного запаха и боли в ноге, я перебирал способы борьбы с людоедом. Был верный метод — кот в сапогах. Но не было сапог.
Использовать дар открыто мне настрого запретил дядька, оттого становилось еще грустнее. Жаловаться няне я не хотел, сам справлюсь — вот только придумаю как.
Потому лежал и смотрел в потолок, морщась от храпа нового соседа. Уж лучше бы Лайку подселили, она и сторожит лучше и пахнет вкуснее. И ничего, что она не обученная, — ее выдрессировать можно. Одна котлета — и Лайка уже знает команды «сидеть» и «голос». Вот бы с людьми так было просто. Хм!
Я залез под матрас и выудил заветный том словаря. Где там буква «Д»? «Дрессировка — обучение с помощью чередования положительных и отрицательных подкреплений». А учиться никогда не поздно — это все знают. И учить — тоже!
Глянул на соседа и отрицательно качнул головой — котлету я ему точно не дам. Да и ремня тоже не дам — погрустнел я. Некстати зачесалось возле синяка на ноге.
Вот бы стать невидимым… Или чтобы был сильный друг и наказал злого дядьку. А лучше — сильный и невидимый друг! Хм-хм-хм! А зачем он должен существовать на самом деле? Губы тронула хитрая улыбка — точно такая, как у мужика за забором, когда он смотрел на забытую катушку с проводом.
Утром я встал пораньше (это было легко) и, прихватив остатки рафинада, оставшиеся после дяди Коли, отправился делать добро.
Когда дядя Сергей проснулся и вывалился из комнаты, то обнаружил два десятка детей, с сожалением смотрящих на него, покачивающих головой и отшатывающихся, стоило ему шагнуть их в сторону. Понятное дело, новый сторож не выдержал.
— Что?! — рявкнул он зло.
— Дяденька, а вы знаете, что в этой комнате живет домовой? — испуганно пролепетал обладатель десяти кубиков рафинада.
— Пошел вон, щегол!
— Зря, — хором (мы репетировали!) выдохнули остальные, — мы всех предупрежда-аем.
Проняло даже людоеда.
— О чем? — уже настороженно переспросил дядя Сергей.
— А вы знаете, что у прежнего сторожа нет руки и ноги? — вкрадчиво спросили дядю Сергея со спины, он аж дернулся и резко повернулся.
— Ну и че?
— Мы его то-оже предупрежда-али… — протянули ребята и резко разошлись в разные стороны, потеряв всякий интерес к этому месту.
— Тьфу, чертовщина, — сплюнул дядя Сергей на пол.
Ходил он нервным до самого вечера, успокоившись только перед самым сном. Зря-зря-зря, — как пели гуси-лебеди.
Стоило сторожу устало опуститься на матрас, как разряд тока пролетел от ножек постели до основания черепа.
Дядя Сергей слетел на пол, вновь схватился за постель и с ударом отлетел к моей кровати.
— Ч-что за ч-черт… — заикаясь, выдавил из себя сторож.
— Домовой, — как само собой разумеющееся, ответил я.
— Почему сразу не сказал?! — зло гаркнул на меня людоед.
— Я хотел, но вы меня побили, — пожал я плечами. — Спокойной ночи.
— Че делать-то? — запустил дядька пятерню в волосы. — Эй, пацан, свалил отсюда, я на твоей постели лягу.
— Не поможет.
Но постель я покорно оставил, гадая — пробьет ли мою постель током или надо больше этого загадочного «напряжения»? В прошлый раз хватило разряда с эмоцией «пожалуй, интересно», но у меня-то два матраца (на что только не пойдут люди за сахар).
— М-мать! — подлетел вверх дядя Сергей и по дуге гулко бахнулся на пол.
Что-то не шевелится… Я походил рядом, потыкал кончиком ноги в плечо, не дождался ответа и принялся прикидывать, сколько листочков раскраски понадобится, чтобы скрыть тело. Нет, ну можно еще стену на него обвалить — дядя Коля говорил, что здание ветхое, и я неосторожным ударом мог тут все обрушить… о, пошевелился!
— М-ма-ать!
— А ее тут нету, — сочувственно ответил я, — ни у кого нету.
Дядя Сергей сжался возле стены и печально смотрел на постель, что-то прикидывая.
— Домовой грязных не любит, — посоветовал я ему. — Но вы можете не верить.
Новый сторож странно глянул на меня — я уж подумал, побьет, — но вместо этого цапнул из тумбы вещи и на час ушел. Вернулся чистым и посвежевшим. С великой осторожностью коснулся постели, потрогал руками одеяло и медленно присел, выдыхая.
— Если бы не со мной… никогда бы не поверил, — прошептал он под нос. — Эй, пацан… еще правила есть?
— Два куска сахара вон туда, — кивнул я в угол, возле выхода из комнаты — там уже лежала специальная миска, — и меня не бить.
— Че, тоже правило? — осклабился он.
— Я домовому пять лет плачу, а ты тут первый день, — вновь пожал я плечами и перевернулся на бок, к стене.
Через минуту за спиной звякнули о кафель два кубика сахара. «Мвха-ха-ха-ха-ха!» — как говорил трудовик, когда я принес ему часть той мутной жидкости, чтобы поменять на кабель.
Следующие две недели мы уились быть чистыми. Потом домовому разонравилось, что дядя Сергей курит, а еще через два месяца он бросил и пить.
В первых числах августа он пришел в красивом черном костюме, в белой рубашке и с галстуком, аккуратно постриженный. Я даже не узнал сначала, хотя видел, как он не спеша идет от входа по тропинке к дверям, мимо гудящей толпы детворы, которую только-только привезли с экскурсии, — и ребята его тоже не узнали.
— Уволился я, Максим, — с улыбкой пояснил он, заметив изумление узнавания на моем лице. — Теперь я страховой агент.
Солидный (тоже хочу костюм!) мужчина прошелся до своей тумбы, открыл, глядя внутрь. Пожевал губами, да так и закрыл, прихватив только огромную коробку рафинада в руки. Ну, понятно — самое ценное надо забрать.
— А…
— Вот, пришел в интернат — поинтересоваться у бывших коллег, может, кому страховка нужна. Время неспокойное, — солидно произнес он.
— Пусть страхуют интернат от пожара.
— Хорошая идея, обязательно предложу, — улыбнулся он мне.
Ну, я сделал все что мог.
Дядя Сергей прошел мимо и аккуратно поставил всю огромную коробку с сахаром на блюдце домового.
— Спасибо, — шепнул он точно не мне.
— Вы насовсем уходите, — вздохнул я, даже не спрашивая.
— Очень на это надеюсь.
«Теперь нового учить» — с тоской пронеслось в голове.
— На, не грусти, — сунул он под нос красиво раскрашенный прямоугольник с цифрой пять. — На мороженое тебе. Прощай!
Тихо закрылась дверная створка, не пустив до дядьки мое запоздавшее «Спасибо!».
Красивый прямоугольник я запрятал в карман. Раз такую вещь можно поменять на легендарное мороженое — буду его беречь. Интересно, пять — это пять мороженых? Хотя лучше бы в килограммах, конечно… Все равно мороженое было только в городе, а значит, мне до него никак не добраться.
Вот ребятам повезло — вновь посмотрел я в окно, на огромный желтый автобус и парней в одинаковых белых футболках и серых шортах, солидно постукивающих по колесу (поочередно). Сегодня наш спонсор (это такой человек, который купил огромный цветной телевизор в общий зал) увез старшеклассников к себе на фабрику, похвастаться. Я тоже хотел поехать и даже стоял в общей очереди, но перед дверями меня выхватили огромные руки-клешни няньки и увели в спортзал, бегать. Интересно, на той фабрике можно поменять красивую картинку на пять тонн мороженого?
Хм, а чего это они не расходятся, раз уже приехали? Я вышел из комнаты и перехватил Славку — он уже постучал по колесу и теперь стоял поодаль с гордым видом.
— Слав, привет. Ну как? — Жаждая подробностей, я тем не менее удерживал равнодушный вид.
Мол, видел я ваши экс… экскур… сии.
— Картонная фабрика, — пожал он плечами.
— И что там?
— Картон, коробки из картона, упаковка из картона. Работать звали. Вот, подарили, — выудил он из переднего кармана белоснежную ручку с логотипом.
— Хм, — перехватил я ручку и задумчиво пощелкал пружиной. — Два кубика.
— Пять.
— Ладно, — улыбнулся я, давая себя победить — мне его еще дальше спрашивать! — А сейчас что стоите?
— Всех, кто хорошо себя вел, сейчас в зоопарк повезут, — явно довольный, протараторил Слава. — Но это секрет! Только двадцать человек берут.
— И тебя тоже? — поднял я бровь, отчаянно завидуя.
— Ага! Сейчас на обед остальных позовут, а мы поедем.
— Побьют вас, — точно определил я его будущее.
— А пусть бьют, — махнул он рукой. — За такое не страшно и получить!
Поймал себя на том, что активно киваю.
— Что, и это едет? — показал я взглядом на старого знакомца — Эдика, которому в свое время расквасил нос.
Тот, о ком я говорил, сейчас стоял в компании других ребят, которые окружили водителя автобуса и восхищенно посматривали на него снизу вверх. Вернее, не на него, а на легендарную кепку с козырьком, что не мешало мужику гордо расправлять плечи и значительно поглядывать в ответ.
— Повезло, — пожал Славка плечами.
Выходило, что крайне неприятный тип поедет в загадочный зоопарк, а я, обладатель билета на пять бесконечностей мороженого, останусь здесь. Так не должно быть!
— Макс, ты чего? — тронул меня Славка за плечо.
Пришлось убирать руки с пояса и сворачивать воображаемый плащ супергероя.
Я оглядел огромный желтый автобус, прошелся вокруг него, рассматривая ровные — и пока пустые — ряды сидений. Двери закрыты, кроме самой первой, возле которой жевал незажженную сигарету водитель. Форточки распахнуты, жарко ведь. Хм. Но лезть в них у всех на глазах глупо.
— Слава, на что ты готов ради мороженого? — спросил я деловым тоном.
Я был младше Славы, ниже ростом, не умел свистеть через зубы. Но сейчас на меня смотрели глаза, полные готовности и надежды.
Каждый в интернате знал — таким голосом звучат самые выгодные предложения. Котлеты, сахар, шоколад — у меня было все. Трудовик, заслышав этот тон, пытался добавить к моему имени отчество. Физрук широко распахивал дверь на склад и предлагал брать все, что я захочу. Потому что знали — все всерьез, это не шутка и награда всегда будет выплачена в срок. А я поначалу просто избавлялся от того, что забирал «домовой». Потом понравилось — вот и менял жидкость на вещи, вещи на труд, труд на котлеты, котлеты на силу, силу на страх, а страх снова на жидкость.
— Бить никого не надо, — уточнил я, заметив недобрый взгляд Славки в адрес моего недруга.
— Слушаю, — облизнул он губы.
— Жди здесь, я сейчас.
План выстроился сам по себе, оставалось взять из тайника под раскрасками одну крохотную вещицу.
Я замер перед дверью в комнату, подумал и решительно повернулся к лестнице. Но сначала — оружие! Город полон опасностей.
Через пару минут я уже стоял перед распахнутой дверцей аптечки, вглядываясь в ее содержимое. Вот оно — тускло светится опасностью и болью. Оружие удобно легло в руку — прохладное на ощупь, гладкое, с круглым решетчатым навершием у одной из сторон, оно дарило уверенность и чувство защищенности. По поверхности шло сложное и трудночитаемое название, но мне — и остальным — вполне хватит истинного имени. Оружие, которое я не использовал, даже когда банда седьмого «Б» решила перехватить котлетный бизнес. Оружие, успокаивающий холод которого позволил в свое время взять себя в руки и достойно ответить на вопрос: «Ты кто по жизни?» — в темноте подвальной лестницы, — но даже тогда я не применил его. Надеюсь, его час не придет и сегодня. Аккуратно закрыв створку, вернулся в свою комнату и забрал из тайника нужную вещь. Теперь — во двор. Остался еще один шаг. Город, я иду.
Глава 9
Честь и мороженое
Славка не подвел. Двигаясь неторопливо и солидно, он остановился так, чтобы оказаться ко всем спиной, но вполоборота к выбранной нами цели. Жестом волшебника выудив из руки сигарету, Славка, подражая водителю, зацепил бумажную скрутку губами и довольно посмотрел в небо.
— Где взял? — уже через секунду заинтересованно пропыхтели за его спиной.
Попался! Я заметил, что потираю руки и тихо хихикаю. Тут же понял, что это недостойно императора, и, чтобы занять руки, поднял так кстати ластящегося к ногам Машка и погладил. Но коварную улыбку победить так и не смог.
Славка указал подбородком в сторону водителя, пыхнул несуществующим дымом и протянул одно-единственное слово:
— Там.
И не соврал! Потому что в том же направлении был я сам — по другую сторону автобуса, прямо напротив открытой форточки.
— Но тебе не дадут, — оглядев Эдика с ног до головы, выдал Славка. — Мелкий ты какой-то.
— Это я-то?! — возмутился парень в ответ, резко повернулся на месте и решительно зашагал к водителю.
Пора! Я скинул Машка на землю, засунул руки в карман шорт (я переоделся и теперь выглядел как все) и медленно двинулся к желтой громаде автобуса.
— Дядь, дай сигарету! — произнесли по ту сторону машины.
— Что-о?! — проревело мужским басом.
— Что-о?! — добавился сварливый голос классной руководительницы «Б» класса.
— Сигарету… — растерянно произнесли в ответ.
— Да я тебя сейчас за ухо! — и тут же громкое: «Ай!»
— К директору, немедленно! — застучали каблучки по брусчатке, уводя протяжное и смертельно обиженное: «А по-оче-эму-у Сла-аве-э мо-ожно-о!» — вглубь интерната.
А я вскарабкался в форточку уже на первом «что» и к моменту триумфа уже сидел в проеме между креслами самого дальнего ряда. За окном жалобно мяукал Машк, тоже желая в город и зоопарк. Но, увы, он плохо лазил по форточкам, а от входа его откидывал злой сапог водителя.
Потянулись минуты долгого ожидания. Постепенно уменьшился шум за окном, раздался призывный крик: «Обе-эдать!», забирая всех со двора к котлетам и каше. Грустно буркнул живот, но я взял себя в руки — мороженое требует жертв.
Уже успел заскучать, как со двора вновь донесся слаженный стук ботинок и полные азарта и предвкушения голоса. Я вжался в стенку и под кресло автобуса еще сильнее и внимательно рассматривал одинаковые ботинки, расхаживающие меж рядами кресел. Всего в автобусе было сорок шесть мест, так что если всех рассадят поближе к выходу, парами, то были все шансы остаться незамеченным.
— Марь Петровна, а можно к окну пересесть? — раздался в общем гвалте смутно знакомый голос.
— Рассаживайтесь как удобно, — приговором прозвучал добрый женский голос.
«Провал», — пронеслось в голове, но мгновенно сменилось упрямой уверенностью идти до конца. К тому же еще могло повезти — место неудобное, далеко от всех, окно тут поменьше, да и куча других вариантов… Но почему этот шкет идет именно сюда! Чуть не рыкнул от досады.
Сверху запыхтели, перебираясь с крайнего сиденья поближе к окну. И ведь парень совсем незнакомый! «Надо было со Славкой договариваться», — пронеслась запоздавшая мысль.
— Тсс! — Я пружиной выстрелил из-под кресла и зажал парню рот, старательно пригибаясь, чтобы спинки других кресел скрыли происходящее от остальных.
Старшеклассник резко дернулся, чуть не вырвавшись из захвата — тяжелый, гад! Не удержать. Я суетливо зашарил по карману, выудил запрятанное Оружие и приблизил к его глазу.
— Знаешь, что это?
Глаза моего невольного соседа наполнились ужасом узнавания.
— Это зеленка, — скучающим голосом поведал я, одной рукой свинтил ребристый колпачок и приставил горлышко к его коленке.
— Дернешься или пикнешь — все лето проходишь с зеленой ногой. Если понял — кивни.
Парень очень осторожно кивнул.
— Сейчас ты присядешь с краю и будешь тихо там сидеть.
Его глаза наполнились грустью и тоской мазнули по близкому окну.
— Как поедем, пересядешь, — смилостивился я. — Сдашь меня — завтра проснешься с зеленым лицом. Понял?
Еще один быстрый кивок в ответ.
Вроде обошлось — я отпустил его и деловито принялся навинчивать пробку на бутылек.
— Сбежать решил? — спросил парень шепотом.
— Нет, дела в городе, — не глядя, ответил я, вновь занимая место на полу.
Сверху вновь завозились — сосед молча отсаживался к проходу.
— Так! — перекрыл все звуки женский голос. — Все смотрим на меня! Раз, два, три… девятнадцать! Все на месте. Федор Георгиевич, можем ехать.
— Ура! — выдали все хором, и даже я поддержал общий крик, сидя на полу.
Желтый зверь взревел мотором и медленно покатился по дороге.
Выждав несколько минут, я осторожно выглянул в проход — учительница устроилась в кресле возле водителя и вела с ним беседу, а ребята прислонили носы к окнам, рассматривая мир за пределами интерната. Отлично!
— Отсаживайся, — скомандовал соседу, занимая кресло.
Тот сразу же юркнул в соседний ряд, к свободному окошку, и так же, как и все, прилип к нему. Впрочем, через секунду уже я прижимал лоб к прохладной поверхности, рассматривая нестройные ряды мелькающих мимо домиков и построек. Через некоторое время осталась за спиной громада черно-серых строений, последовал разворот, дорога стала шире, наполнилась машинами — они были куда меньше нашей, зато их было много. Хотя изредка навстречу нам проносились настоящие металлические монстры, а целых два таких же мы обогнали сами. Вскоре по правую руку показались огромные буквы «Верхний Новгород», сложенные в два ряда друг над другом, и надпись «Добро пожаловать!» под ними.
— Привет! — тихо шепнул я и махнул надписи рукой.
Вот он — город. В душе было волнительно и тревожно, словно у кота, стоящего возле раскрытой двери. Надо ли мне сюда на самом деле? Я коснулся запрятанной пятирублевой бумажки и откинул все сомнения — надо.
За окном росли в этажах дома, мелькание машин становилось все плотнее, через форточки пробивался диковинный запах раскаленного асфальта — не особо приятный, но новый и будоражащий воображение. Вскоре мы медленно ехали среди каменных башен, то и дело останавливаясь, чтобы дать проехать другим.
— Ребята, рожи в окна не корчить! — спохватилась учительница.
Поздно — рядом ехал абсолютно такой же автобус, как у нас, только белоснежный. И не мы первые начали войну — а эти прилизанные, в одинаковых фиолетовых рубашках с золотым гербом у сердца! У этих бедняг все окна были закрыты, так что приходилось объясняться жестами.
— Сели прямо, смотрим на меня!
Я еще раз медленно показал пальцами на свои глаза, затем на парня в окне напротив, провел пальцем по горлу и тихонечко сполз вниз, замерев почти на полу.
— Уже подъезжаем, — обрадовала учительница. — Как выйдем, становимся в пары и идем за мной, не отставать!
Так, надо выбираться. Я глянул на форточку сверху — второй раз это проделать будет гораздо сложнее, люди ведь вокруг… Взгляд скользнул по надписи на табличке возле окна и тут же вернулся обратно на текст — «Запасный выход — при аварии выдернуть шнур, выдавить стекло». Хм! Нам нужна авария!
— Пс, парень, — пригнувшись, окликнул меня давешний сосед. — Я помогу.
Выглядел он уверенно и смотрел, не отводя взгляд.
— Что взамен? — осторожно поинтересовался я.
— Вот, — суетливо достал он клочок бумаги из кармана и протянул мне. — Тут номер, это больница. Позвонишь и спросишь про здоровье Георгиевой Елены Васильевны. Это моя бабушка. Потом расскажешь. Я тоже буду звонить, если смогу.
Тут я понял, почему не знаю этого парня. Он попал к нам то ли месяц, то ли два назад и пока не входил в объединения старшеклассников, стараясь держаться сам по себе. А видел я его у телефонного аппарата, там и голос услышал — звонить из интерната разрешали, но только раз в неделю, по выходным. Вроде как действительно у него что-то с бабушкой — потому и попал в интернат. До того они вместе жили.
— Идет, — согласно кивнул, забрав листок себе.
— Выходим! Строимся сразу после выхода! — напомнила о себе классрук.
Автобус медленно вырулил на край забетонированной площадки и, фыркнув, остановился.
За окном суетились сотни человек, кричали, смеялись, пели и даже танцевали. Целая человеческая река вливалась под круглую металлическую арку с надписью «Зоопарк», ненадолго задерживаясь под ней и передавая что-то двум мужчинам, а за той аркой — огромный парк, над которым поднимались ярко-алые купола шатров, медленно двигалось гигантское — до небес — колесо. Куда-то в вышину стремилась железная дорога, то падающая вниз, то поднимающаяся к самым небесам, извивающаяся на всем протяжении пути — и на ней то и дело мелькали маленькие машинки с людьми. Раскручивались и взлетали вверх прицепленные за толстые нити кабинки — тоже с людьми, счастливыми и смеющимися. И все это мы увидели, даже не выходя из автобуса, медленно продвигаясь между рядов кресел в полном молчании, разрываемом только возгласами: «Вот это да!» Если бы нам сказали, что на этом все и мы едем обратно, — я бы не удивился. Но наверняка расстроился.
Уже на выходе Толик, как звали моего нового друга, резко дернул мою футболку, накидывая ее мне на голову, и побежал вперед. Я возмутился и принялся его догонять, прошмыгнув мимо бдительной учительницы замаскированным. Под окрики и давно известные всем угрозы, мы сделали один круг вокруг автобуса, только я остался по ту сторону, а Толик врезался в остальную толпу ребят, где и получил свой выговор, успешно извинился и встал в общий строй. Ребят снова пересчитали — девятнадцать, и стройная колонна двинулась в сторону арки.
Я огляделся, с недовольством отметив знакомый белый автобус — тот был пуст, а значит, нас обогнали эти фиолетовые пижоны.
Читать бесплатно другие книги:
