Пробужденные фурии Морган Ричард

Он замолк. Я кивнул, поджав губы. Смял и убрал абстрагированную жалость к Яд, Киёке и остальным, чтобы не мешала.

– Да. Она. Это следующий вопрос.

– Слушай, чувак, ничем не могу помочь. Ты не должен даже…

Я нетерпеливо двинулся к нему. Занимаясь яростью, как подожженная бумага. Он снова вздрогнул, хуже, чем когда принимал меня за Юкио.

– Ладно-ладно. Я скажу. Только не трогай меня. Что тебе нужно?

За работу. Впитывай.

– Во-первых, я хочу знать все, что ты знаешь или думаешь, что знаешь, о Сильви Осиме.

Он вздохнул.

– Чувак, я же говорил тебе не лезть. Еще в том рыбацком баре. Я тебя предупреждал.

– Ага, оказывается, и меня, и Юкио. Очень благородно с твоей стороны, бегать по округе и предупреждать всех подряд. Почему она тебя так пугает, Плекс?

– А ты не знаешь?

– Давай прикинемся, будто не знаю, – я поднял руку, переводя на язык жестов готовую излиться злость. – А еще прикинемся, что если ты мне будешь врать, то я поджарю тебе башку к хренам.

Он сглотнул.

– Она, она говорит, что она – Куэллкрист Фальконер.

– Ага, – кивнул я. – Это правда?

– А я-то с какого перепугу должен знать?

– На твой профессиональный взгляд, это возможно?

– Я не знаю, – голос стал почти умоляющим. – Чего тебе от меня надо? Это ты ездил с ней в Новый Хок, сам знаешь, как там. Наверное, да, наверное, она может ею быть. Могла наткнуться на схрон бэкапов личностей. Как-то заразилась.

– Но ты не веришь?

– Очень неправдоподобно. Не представляю, зачем вообще хранилище личностей настраивать на вирусную утечку. Никакого смысла, даже для банды гребанутых куэллистов. А как же их ценности? И уж тем более, если мы говорим о бэкапе их драгоценной-революционной-разлюбимой иконы.

– Итак, – произнес я без эмоций, – значит, ты не большой фанат куэллистов?

Впервые на моей памяти Плекс отбросил свой щит оправдывающейся легкомысленности. Он еле слышно фыркнул – видимо, человек с другой родословной просто бы сплюнул.

– Оглядись, Ковач. Думаешь, я бы жил так, если бы из-за Отчуждения не накрылась торговля водорослями с Новым Хоком? Как думаешь, кого мне за это благодарить?

– Это сложный исторический вопрос…

– Охренеть, какой сложный.

– …на который мне не хватает компетенции ответить. Но я понимаю, почему ты бесишься. Должно быть, тяжко вылавливать партнеров для игрищ из такого второразрядного клуба. Не иметь возможности позволить себе дресс-код тусовочного круга Первых Семей. Сочувствую.

– Ха-ха, сука.

Я понял, что мое выражение лица окаменело. Судя по всему, он тоже это заметил, и внезапный гнев вспыхнул в нем почти зримо. Я заговорил, чтобы не начать его бить.

– Я вырос в трущобах Ньюпеста, Плекс. Мои мать и отец работали на мельницах белаводорослей, как и все остальные. Батрачество, поденная оплата, без бонусов. Были времена, когда нам везло, и мы ели два раза в день. И это не какой-то случайный застой, просто бизнес. На котором жировала такая мразь, как ты со своей семейкой, – я сделал вдох и снизил накал чувств до равнодушной иронии. – Так что прости меня, пожалуйста, что не сопереживаю трагическому упадку аристократии. Ладненько?

Он пожевал губами и кивнул.

– Ладно. Ладно, чувак, все нормально.

– Ага, – я кивнул в ответ. – Итак. Ты говорил, что нет смысла ставить на вирусное распространение сохраненную копию Куэлл.

– Ага. Точно, именно так, – теперь он едва ли не расстилался передо мной, лишь бы вернуться к безопасной теме. – И в любом случае, слушай, она, Осима, загружена по самые зенки самыми разными защитами, чтобы вирусняк не просочился в сцепку. Эта деКомовская командная хрень – произведение искусства.

– Ага, и вот мы возвращаемся к тому, с чего начали. Если она на самом деле не Куэлл, почему ты так ее боишься?

– Почему я?.. – он моргнул. – Блин, потому что, Куэлл она или нет, ей-то все равно. У нее серьезный психоз. Как можно доверить подобный софт психу?

Я пожал плечами.

– Судя по тому, что я видел на Новом Хоке, под этот диагноз подходит пол-деКома. Это вообще профессия не для уравновешенных.

– Да, но сомневаюсь, что многие мнят себя реинкарнацией революционного лидера, который помер три столетия назад. Сомневаюсь, что они рассказывают…

Он прикусил язык. Я посмотрел на него.

– Что рассказывают?

– Всякое. Ну знаешь, – он нервно отвернулся. – Старую хрень с войны, с Отчуждения. Ты наверняка слышал, как на нее находит, с каким японским акцентом из исторических фильмов говорит.

– Да, слышал. Но ты хотел сказать не это, Плекс. Правда же?

Он попытался подняться с кровати. Я наклонился вперед, и он замер. Я посмотрел на него с тем же выражением, как когда говорил о своей семье. Даже не поднял осколочный пистолет.

– Что рассказывают?

– Чувак, Танаседа…

– Танаседы здесь нет. А я есть. Рассказывают. Что? Он сломался. Слабо повел рукой.

– Я даже не знаю, поймешь ли ты меня.

– А ты попробуй.

– Ну, все сложно.

– Нет, все просто. Давай помогу тебе начать. В ночь, когда я пришел за своей оболочкой, вы с Юкио обсуждали ее. Предположу, что у тебя с ней был бизнес, еще предположу, что ты общался с ней в той дыре в рыбацком доке, куда водил меня на завтрак, да?

Он неохотно кивнул.

– Хорошо. Получается, единственное, чего я не пойму, – почему ты так удивился, когда ее там увидел.

– Я не думал, что она вернется, – пробормотал он. Я вспомнил, как впервые увидел ее той ночью, выражение транса на лице, когда она таращилась на себя в зеркальной стойке бара. Память чрезвычайного посланника выкопала фрагмент разговора в Комптё, позже. Орр, обсуждая похождения Лазло: «…все еще гоняется за той снайпершей с декольте, да?»

И Сильви: «Чего-чего?»

«Ну эта. Тамсин, Тамита, как там ее. Которая из бара на Муко. Сразу перед тем, как ты свалила в одиночку. Господи, да ты же там была. Я и не думал, что такое тело возможно забыть».

И Яд: «У Сильви нет оборудования, чтобы отслеживать вооружение такого типа».

Я вздрогнул. Нет оборудования. Нет оборудования, чтобы запомнить, как она бродит в ночи Текитомуры, разрываясь между Сильви Осимой и Надей Макитой или гребаной Куэллкрист Фальконер. Нет оборудования, она ничего не может сделать, кроме как брести, подчиняясь всплывшим осколкам воспоминаний и снов, пока ее не занесет в какой-то полузнакомый бар, где, пока она пытается прийти в себя, какая-то безжалостная банда бородатых отбросов с лицензией на убийство от Господа хочет ткнуть ее лицом в предполагаемую никчемность женского пола.

Я вспомнил Юкио, когда он ворвался в квартиру на следующее утро. Ярость на его лице.

«Ковач, какого конкретно хрена ты тут делаешь?» И его слова Сильви, когда он ее увидел.

«Ты знаешь, кто я».

Не отсылка мимоходом к его очевидной принадлежности к якудза. Он верил, что она его знает.

И невозмутимый ответ Сильви: «Я не знаю, что ты за хрен с горы». Потому что в этот момент она и не знала. В памяти посланника остался кадр с удивленным выражением на лице Юкио. Нет, не оскорбленное самомнение. Он действительно поразился.

В секунды стычки, в обожженной плоти и крови после нее мне не пришло в голову задуматься, почему он так злился. Моя злоба была для меня константой. Постоянным попутчиком в последние два года и больше – гнев внутри меня и гнев, отражающийся в людях вокруг. Я не обращал на него внимания, он стал просто состоянием. Юкио злился, потому что злился. Потому что он мачо с претензиями и иллюзиями о своем статусе, как и его папочка, как и все они, а я его унизил перед Плексом и Танаседой. Просто за то, что он мачо с претензиями, как и все они, так что ничего, кроме гнева, от меня он получить не мог.

Или:

Потому что ты влез в сложную сделку с опасно нестабильной женщиной, чья голова забита передовыми боевыми технологиями с прямым доступом к…

Чему?

– Что она продавала, Плекс?

Он выдохнул. Похоже, для него это была больная тема.

– Я не знаю, Так. Правда не знаю. Какое-то оружие, что-то со времен Отчуждения. Она называла это протокол «Куалгрист». Что-то биологическое. Меня оставили не у дел, как только я их свел. Как только сказал, что предварительная информация сходится, – он снова отвернулся, в этот раз без следа нервозности. Пробубнил под нос с горечью: – Сказали, для меня это слишком круто. Не доверяли, мол, я разболтаю. Привезли специалистов из Миллспорта. С ними приехал и чертов Юкио. Меня оставили не у дел.

– Но ты же там был. Ты видел ее той ночью.

– Да, она что-то передавала на очищенных чипах деКома. По частям, понимаешь, потому что не доверяла нам, – он отрывисто хохотнул. – А мы не доверяли ей. Каждый раз я должен был проверять предварительные фрагменты кода. Убедиться, что это подлинный антиквариат. Все, что я одобрял, Юкио переправлял своей карманной бригаде из ЭмПи. И больше я ничего не видел. А знаешь, кто ее вообще нашел? Я. Она пришла ко мне. А меня слили, только накинули комиссию посредника.

– Как она на тебя вышла? Удрученно пожал плечами.

– Обычные каналы. Спрашивала по Текитомуре несколько недель. Искала себе барыгу.

– Но не говорила, на какой товар?

Он сумрачно поковырял на кровати пятно краски с тела.

– Нет.

– Плекс, ну что ты в самом деле. Она тебя так зацепила, что ты вызвал своих приятелей из яков, но при этом не показала, что у нее было?

– Это она хотела вызвать яков, не я.

Я нахмурился.

– Она?

– Ага. Сказала, они заинтересуются, сказала, им это пригодится.

– Ох, это говно крабье, Плекс. Чем может заинтересовать якудза биотехническое оружие трехсотлетней давности? Они же не воюют.

– Может, думала, они перепродадут это военным для нее. За процент.

– Но она не так сказала. Ты же только что говорил: она сказала, что им это пригодится.

Он уставился на меня.

– Ну да. Не знаю. Я не прошит на абсолютную память посланников, как ты. Не помню, что она там наговорила. И уже насрать. Как сказали они, я больше не при делах.

Я отошел от него. Привалился к стене контейнера и рассеянно изучил осколочный пистолет. Периферийное зрение сообщило, что Плекс не двигался со своего места на кровати. Я вздохнул, и показалось, что с моих легких сошел вес, но он тут же вернулся вновь.

– Ну ладно, Плекс. Еще пара вопросов, простых, и я от тебя отстану. Новая версия меня гонялась за Осимой, да? Не за мной?

Он щелкнул языком, едва слышно из-за фьюжн снаружи.

– За вами обоими. Танаседа хочет твою голову за то, что ты сделал с Юкио, но ты не главное блюдо.

Я мрачно кивнул. Какое-то время мне казалось, что это Сильви как-то выдала себя вчера в Текитомуре. Поговорила не с тем человеком, попалась не на ту городскую камеру, чем-то привлекла команду преследователей, которые обрушились на нас, как ангельский огонь. Но дело было не в этом. Все проще и хуже – они вычислили нас благодаря тому, что я без прикрытия ковырялся в архивах и искал Куэллкрист Фальконер. Наверняка за инфопотоками установили глобальное слежение с самого момента, как началась эта хрень.

А ты и попался. Молодчина.

Я скривился.

– И за всем стоит Танаседа?

Плекс замялся.

– Нет? Тогда кто дергает за ниточки?

– Я не…

– Вот только не надо, Плекс.

– Слушай, да не знаю я! Не знаю. Но это кто-то наверху пищевой цепочки, вот что я могу сказать. Я слышал, Первые Семьи, какая-то придворная шпионка из Миллспорта.

Я почувствовал настоящее облегчение. Значит, не якудза. Приятно знать, что моя рыночная ценность не упала настолько низко.

– У этой шпионки есть имя?

– Да, – он резко встал и подошел к модулю для развлечения гостей. Уставился на разбитые вещи внутри. – Зовут Аюра. Судя по всему, дама жесткая.

– Ты с ней не встречался?

Он покопался в осколках, которые я оставил, нашел неповрежденную трубку.

– Нет. Сейчас я даже Танаседу не вижу. До уровня Первых Семей меня и близко не допустят. Но об этой Аюре ходят придворные сплетни. У нее есть репутация.

Я фыркнул.

– Ага, как и у всех них.

– Я серьезно, Так, – он закурил трубку и укоризненно взглянул на меня через поваливший дым. – Я пытаюсь тебе помочь. Помнишь скандал шестьдесят лет назад, когда Мици Харлан оказалась в кошутской сим-порнухе?

– Смутно, – в то время я был занят, воровал биооружие и внепланетные инфобонды в компании Вирджинии Видауры и Голубых Жучков. Высокоприбыльная преступность под видом политических акций. Мы смотрели новости только ради расследования, не более. Тогда хватало о чем волноваться, кроме нескончаемых скандалов и дебошей аристократических личинок Харлана.

– Ну, в общем, ходят слухи, что ограничением ущерба и зачисткой для семьи Харланов занялась эта самая Аюра. Прикрыла студию, применила крайние меры, выследила всех участников. Я слышал, большинство из них отправились на небо. Она отвезла их ночью на Утесы Рилы, привязала к грав-ранцам и просто нажала на кнопку.

– Как элегантно.

Плекс набрал полные легкие дыма и поднял руки. Голос его стал скрипучим.

– Вот такая она. Старая школа, сам понимаешь.

– Представляешь, где она могла найти мою копию? Он покачал головой.

– Нет, но, видимо, копия из военного хранилища Протектората. Он молодой, намного моложе тебя. Сейчас, в смысле.

– Ты с ним встречался?

– Да, меня притащили на допрос в прошлом месяце, когда он только прибыл из Миллспорта. По тому, как говорят люди, о них многое можно понять. Он до сих пор называет себя посланником.

Я снова скривился.

– И очень энергичный, кажется, будто ему не терпится поработать, сделать сразу все. Он уверен в себе, ничего не боится, для него проблем не существует. Над всем смеется…

– Ну да, я понял, молодой. Дошло. Обо мне он что-то говорил?

– Не особо, в основном задавал вопросы и слушал. Только… – Плекс снова затянулся. – У меня осталось впечатление, что он, не знаю, разочарован, что ли. Тем, чем ты теперь занимаешься.

Я почувствовал, как мои глаза сузились.

– Он так и сказал?

– Нет-нет, – Плекс отмахнулся трубкой, выпустил струйки дыма из носа и рта. – Просто такое впечатление, и все.

Я кивнул.

– Ладно, последний вопрос. Ты сказал, что ее забрали в Миллспорт. Куда?

Новая пауза. Я смерил его любопытным взглядом.

– Да ладно, что тебе осталось терять? Куда ее повезли?

– Брось это, Так. Все снова как в том рыбацком баре. Ты лезешь туда, куда…

– Я уже влез, Плекс. Танаседа об этом позаботился.

– Нет, слушай. С Танаседой можно договориться. У тебя же есть стек Юкио. Предложи его безопасно вернуть. Он пойдет на это, я его знаю. У них с Хираясу-старшим сто лет дружбы за спиной, если не больше. Он семпай Юкио, практически его приемный дядюшка. Он согласится.

– А ты думаешь, Аюра все так и оставит?

– Конечно, почему нет, – Плекс повел трубкой. – Она же получила, что искала. Если ты не будешь соваться…

– Плекс, задумайся. У меня есть двойник. Это проблемы с ООН, огромные санкции для всех вовлеченных. Не говоря уже о праве держать сохраненную копию действующего чрезвычайного посланника. Если Протекторат об этом узнает, шпионке Аюре грозит серьезный срок на хранении, несмотря на все связи с Первыми Семьями. Когда ее выпустят, солнце уже станет гребаным красным карликом.

Плекс фыркнул.

– Ты так думаешь? Правда считаешь, что ООН полезет сюда и будет рисковать, портить отношения с местной олигархией из-за одного случая двойной загрузки?

– Если это выплывет наружу, то да. Им придется. От них не ждут ничего иного. Поверь мне, Плекс, уж я-то знаю, я этим зарабатывал на жизнь. Весь Протекторат держится на уверенности, что никто не смеет нарушить правила. Как только кто-то нарушает, и ему это сходит с рук, то не важно, насколько этот проступок незначительный – это первая трещина в дамбе. И если об этом заговорят все, Протекторат потребует стек памяти Аюры на блюдечке. А если Первые Семьи не подчинятся, ООН отправит посланников, потому что отказ местной олигархии подчиниться воспримут в единственном ключе – мятеж. А мятежников наказывают всегда, где бы они ни были и чего бы это ни стоило.

Я следил за ним, следил, как он постепенно осознает то, что осознавал я, когда впервые услышал новости в Драве. Мысль о том, что было сделано, на что пошли Первые Семьи и в какой неизбежный поток действий мы попали. Факт, что из ситуации нет выхода, если кто-то по имени Такеси Ковач не умрет навсегда.

– Эта Аюра, – сказал я тихо, – сама загнала себя в угол. Хотелось бы знать почему. Хотелось бы знать, что может быть настолько важным, что стоит этого. Но в конце концов погоды это не делает. Одному из нас придется умереть, мне или ему, и для нее проще всего отправить его за мной, пока кто-то из нас не убьет другого.

Он снова посмотрел на меня с распахнутыми от смеси курева и грибов зрачками, забыв о трубке и тонком дыме, поднимающемся из его ладони. Как будто это было слишком масштабно, чтобы понять. Как будто я галлюцинация такэ, которая отказывалась превращаться во что-то приятное или просто сгинуть.

Я покачал головой. Попытался выкинуть из нее Сачков Сильви.

– В общем, как я уже сказал, Плекс, мне нужно это знать. Реально нужно. Осима, Аюра и Ковач. Где их искать?

Он покачал головой.

– Бесполезно, Так. В смысле, ну скажу я тебе. Ты очень хочешь знать, ладно, я скажу. Но это не поможет. Ты уже ничего не можешь. Ты никак не…

– Давай ты для начала просто скажешь, Плекс. Сними груз с души. А о логистике буду беспокоиться я.

И он сказал. И я занялся логистикой, и беспокоился из-за нее.

Всю дорогу на улицу я беспокоился, словно волк с лапой в капкане. Всю дорогу. Мимо угашенных танцоров в свете стробоскопа, записей галлюцинаций и химических улыбок. Мимо пульсирующих прозрачных панелей, где женщина, раздетая до талии, встретила мой взгляд и прижалась к стеклу, чтобы я оценил вид. Мимо дешевой охраны и детекторов, последних щупалец тепла и ритмов рифдайва и до холода ночи складского района, где уже пошел снег.

Часть третья

Это было давно

Эта Куэлл, короче, она реально по делу говорила, заставляла задуматься. Фишка вот в чем: что-то исчезает, что-то нет, но иногда вещи исчезают не потому, что они больше не нужны. Нет, они просто ждут своего времени, ждут перемен, а потом возвращаются. С музыкой, короче, так же, да и с жизнью, ага, и с жизнью так же.

Диззи Чанго, из интервью для журнала «Новые синие небеса»

Глава двадцатая

Всю дорогу на юг блокировали штормовые предупреждения.

На некоторых планетах, где я был, с ураганами справляются. Спутниковые карты слежения, модели систем бурь – чтобы видеть, куда они направляются, и, если понадобится, применить высокоточное лучевое вооружение, чтобы вырвать им сердце, прежде чем они нанесут ущерб. На Харлане это не работает, а марсиане либо не думали, что стоит запрограммировать свои орбитальники на охоту за бурями, либо же орбитальники сами перестали переживать насчет погоды. Может, они обиделись, что их бросили. Так или иначе, мы остались в средневековье: мониторинг с поверхности и редкое вертолетное зондирование на низких высотах. Метеорологический ИскИн помогает с прогнозированием, но из-за трех лун и гравитации в 0,8g погодная система практически непредсказуема и бури нередко выделывают странные фокусы. Когда на Харлане ураган входит в раж, остается только отойти подальше и наблюдать.

Этот рос долго – я помнил прогнозы о нем еще в ночь, когда мы сбегали из Дравы, – и все, кто мог уйти из-под него, шли. По всему Кошутскому заливу на запад со всей скоростью, на которую были способны, тащились урбоплоты и морские фабрики. Траулеры и охотники на скатов, которых погода застала слишком далеко на востоке, укрывались в относительно защищенных гаванях на мелководье Ирезуми. Маршруты ховерлодеров из Шафранового архипелага перенаправляли на западный изгиб залива. А это дополнительный день к рейсу.

Шкипер «Дочери гайдука» ко всему относился философски.

– И похуже видали, – рокотал он, вглядываясь в защищенные экраны на мостике. – В девяностых сезон бурь выдался таким суровым, что пришлось залечь больше чем на месяц в Ньюпесте. На север не ходило вообще ничего.

Я уклончиво поддакнул. Он прищурился на меня, отведя взгляд от экрана.

– Тебя тогда здесь не было?

– Да. Был вне планеты.

Он сипло засмеялся.

– Ну да, конечно. Всякие экзотические путешествия. И когда я увижу твою смазливую мордашку на Кошут-Нет? Уже назначил свиданку Мэгги Сугити по прибытии?

– Только дай срок.

– Еще срок? Тебе что, своего срока было мало?

Так мы подшучивали всю дорогу из Текитомуры. Как и большинство шкиперов, что я встречал, Ари Джапаридзе был человеком с хитринкой, но в целом без воображения. Обо мне он почти ничего не знал – как он сказал, такие отношения с пассажирами ему нравятся больше всего, – но и дураком не был. Собственно, и не нужно быть археологом, чтобы догадаться: если на твой грузовой драндулет за час до отплытия поднимается человек и предлагает за тесную матросскую койку столько же, сколько платят за каюту на «Шафрановых линиях», – что ж, этот человек явно не в ладах с правоохранительными органами. Для Джапаридзе провалы в моих знаниях о последней паре десятилетий на Харлане имели очень простое объяснение. Меня здесь не было – в почтенном криминальном смысле слова. Я каждый раз отвечал простой правдой о своем отсутствии, но слышал только сиплый смех.

Что меня вполне устраивало. Люди верят в то, во что хотят верить, – взять хотя бы гребаных Бородатых, – и у меня осталось отчетливое впечатление, что в прошлом Джапаридзе и сам провел какое-то время на хранении. Не знаю, что он во мне разглядел, но уже на второй вечер после Текитомуры я получил приглашение на мостик, а миновав Эркезеш на южном окончании Шафранового архипелага, мы уже обменивались мнениями о любимых барах Ньюпеста и как лучше жарить стейки из боттлбэков.

Я пытался забыть о времени.

Пытался не думать о Миллспортском архипелаге и долгой западной дуге, по которой мы его обходим.

Не спалось.

Ночной мостик «Дочери гайдука» являл собой неплохую альтернативу сну. Я сидел с Джапаридзе и пил дешевый миллспортский купажированный виски, глядя, как судно идет на юг, к теплому морю и воздуху, богатому ароматами белаводорослей. Я рассказывал – на автомате, как машины, что поддерживали судно на изгибающемся курсе, – бородатые байки о сексе и путешествиях, делился воспоминаниями о Ньюпесте и внутренних землях Кошута. Массировал мышцы левой руки, которые все еще ныли и дергались. Напрягал левую руку, несмотря на боль. А попутно придумывал, как убить Аюру и себя.

Днем я старался как можно меньше выходить на палубы и смешиваться с другими пассажирами. Это все равно была непривлекательная компания: три перегоревших и озлобленных деКомовца, направляющихся на юг – может, домой, может, просто к солнышку; суровый торговец паутинными медузами и его телохранитель, сопровождавшие поставку масла в Ньюпест; молодой священник Нового откровения и его аккуратно замотанная жена, поднявшиеся на борт в Эркезеше. Еще шесть незапоминающихся мужчин и женщин, которые сторонились людей даже больше меня и отворачивались, если с ними заговорить.

Какое-то социальное взаимодействие было неизбежно. «Дочь гайдука» – небольшое суденышко, по сути, буксир, приваренный к носу четырех двойных грузовых капсул и могучему движку ховерлодера. От передних палуб между капсулами и по бокам от них шли галереи на двух уровнях к узкому наблюдательному пузырю сзади. Маленький жилой отсек был битком набит. Сразу же начались свары, в том числе из-за украденной еды, которые Джапаридзе пришлось оборвать угрозами высадить пассажиров в Эркезеше, но, когда Шафрановый архипелаг остался позади, все уже обвыклись и успокоились. Я поучаствовал в паре натянутых бесед с деКомовцами за едой, попытался проявить интерес к их историям неудач и выпендрежу про приключения в Нечистой. От торговца маслом медуз я наслушался лекций о пользе для рынка программы экономии режима Мексека. Со священником я не разговаривал вовсе, потому что не хотелось потом придумывать, где прятать его тело.

От Эркезеша до залива мы добрались быстро, а там не встретили ни следа шторма. Я обнаружил, что меня вытеснили со всех излюбленных мест для размышлений, когда остальные пассажиры высыпали насладиться теплой погодой и солнцем, на котором можно было загореть. Как их не понять – небо стало по-настоящему голубым от края до края, Дайкоку и Хотей светили высоко и ясно. Сильный ветер с северо-востока освежал на жаре и поднимал брызги с мятой поверхности моря. На западе волны едва слышно разбивались в пену об огромные изгибающиеся рифы, предвещавшие неизбежное появление побережья Кошутского залива на юге.

– Красота, правда? – спросил тихий голос у перил рядом со мной.

Я скосил глаза и увидел жену священника – все еще в шарфе и облачении, несмотря на погоду. Она была одна. Ее лицо – та часть, что я видел, – обратилось ко мне из туго затянутого кружка шарфа, закрывавшего ее ниже рта и выше лба. Лицо было покрыто потом от непривычной жары, но казалось вполне уверенным в себе. Она зачесала волосы так, чтобы из-под ткани не выбивалось ни пряди. Очень молодая, наверное, вчерашний подросток. А также, осознал я, беременная, несколько месяцев.

Я отвернулся, вдруг поджав рот.

Сосредоточился на виде за бортом.

– Никогда не путешествовала так далеко на юг, – продолжила она, когда увидела, что я не собираюсь поддаваться ее первому гамбиту. – А вы?

– Да.

– Здесь всегда так жарко?

Я мрачно взглянул на нее.

– Не жарко, просто вы одеты не по погоде.

– А. – Она положила руки в перчатках на перила и как будто принялась их изучать взглядом. – Вы не одобряете?

Я пожал плечами.

– При чем тут я. Мы живем в свободном мире, вы разве не слышали? Так сказал Лео Мексек.

– Мексек, – она изобразила плевок. – Такой же коррумпированный, как и остальные. Как все материалисты.

– Да, но надо отдать ему должное. Если его дочь изнасилуют, он вряд ли забьет ее до смерти за то, что она его опозорила.

Она поморщилась.

– Вы говорите об отдельном случае, это не…

– Четырех, – я жестко поднял пальцы перед ее лицом. – Я говорю о четырех отдельных случаях. И это только в этом году.

Я увидел, как ее щеки пунцовеют. Она опустила взгляд на свой выдающийся живот.

– Те, кто громче всего защищают Новое откровение, не всегда так же пылко его исповедуют, – пробормотала она. – Многие из нас…

– Многие из вас корчатся, но терпят, надеясь получить хоть что-то ценное от не самых психопатических директив вашего гиноцидального вероучения, потому что не хватает мозгов или смелости создать что-то новое. Я знаю.

Теперь она покраснела до самых кончиков старательно укрытых волос.

– Вы ошибаетесь на мой счет, – она коснулась своего шарфа. – Я сама это выбрала. Свободно. Я верю в Откровение.

– Тогда вы глупее, чем кажетесь.

Возмущенное молчание. Я воспользовался им, чтобы обуздать вспышку ярости в груди.

– Значит, я глупая? Я глупая потому, что выбрала скромный образ жизни? Потому что не выставляю себя напоказ, как эта потаскуха Мици Харлан и ей подобные, потому что…

– Слушайте, – сказал я холодно, – может, поупражняетесь в этой своей скромности и просто закроете свой женственный ротик? Мне правда все равно, что вы думаете.

– Вот видите, – ответила она, ее голос вдруг налился пронзительностью. – Вы вожделеете ее, как остальные. Вы поддались ее дешевым чувственным уловкам и…

– Ну хватит. На мой взгляд, Мици Харлан тупая поверхностная шлюшка, но знаете что? Она хотя бы распоряжается своей жизнью как хозяйка. А не пресмыкается у ног любого бабуина, который может отрастить бороду и внешние половые органы.

Страницы: «« ... 1011121314151617 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Начало XVIII века. Могущественная Ост-Индская торговая компания несет катастрофические потери из-за ...
Эти преступления произошли в городе Бронницы с разницей в полторы сотни лет…В старые времена острая ...
Мир сфер приготовил для виконта Артура Круза новое испытание. После встречи с Мастером Кирком он очн...
Анна Матвеева – прозаик, финалист премий «Большая книга», «Национальный бестселлер»; автор книг «Зав...
Стопа и голеностопный сустав – главная рессора тела и главный амортизатор. Нарушения в стопе приводя...
В чем выражается «мужское начало»? Каким должен быть путь физического и духовного саморазвития мужчи...