Пристрели их, майор! Зверев Сергей

– Хорошо. А еще можете что-то вспомнить о том, первом, лицо которого вам удалось разглядеть? – настаивал Панкратов.

– Да я вроде все вам рассказала…

– А во что они были одеты?

– Они были в костюмах, – женщина наморщила лоб, припоминая. – В спортивных. На том кавказце «Адидас» был. Синий. У моего мужа такой… Я поэтому сразу и запомнила. А еще на макушке шапочка была. Вроде горшка такого. Как у евреев бывает…

– Как у евреев? – удивленно переспросил из-за спины старшего Скалюков.

Майор обернулся.

– Да, радикальные исламисты тоже носят головные уборы наподобие кипы, – задумчиво произнес он.

Грозный. Железнодорожный вокзал

Муса сошел с поезда в Грозном.

У здания вокзала его уже встречала машина, посланная Гамзало. Водитель был из местных. Расадулаев часто прибегал к такой конспирации. Чтобы случайно не привлечь к себе внимание федеральных органов, он брал в подельники калымщиков из местного мирного населения.

Чеченец сам отыскал Мусу на перроне среди приезжих.

– Мой автомобиль ждет тебя у главного входа. Я отвезу тебя в Урус-Мартан, – спокойно проинформировал Мусу встречающий.

Муса внимательно посмотрел на чеченца. Молодой человек среднего роста, крупные черты лица. Правильный нос, четкие контуры губ, миндалевидные, немного раскосые глаза и решительный холодный взгляд.

– Астамир, – представился молодой человек.

Муса не ответил ни слова. Несколько секунд Астамир колебался, затем развернулся и пошел по направлению к выходу из здания вокзала.

Муса пока не мог понять, почему, но молодой человек приглянулся ему. То ли потому, что он нашел в нем некоторое сходство с собой, то ли это было что-то другое… Муса был тоже хорош собой. Будучи сыном чеченца и бурятки, он, как многие метисы, обладал броской внешностью. Густые брови, выразительные черты лица, полные губы. К тому же он был, в отличие от Астамира, значительно выше ростом.

Следуя за молодым человеком, Муса остановился около шашлычной лавки.

– Лаваш, айран и три порции шашлыка, – коротко сказал приезжий.

Пока продавец снимал с шампура зажаренные куски баранины с капающим на землю жиром, Муса оглянулся назад. Астамир остановился в некотором отдалении от него. Он покорно ждал, когда его «клиент» снова будет готов продолжить путь.

Муса забрал из рук торговца пакет с продуктами. Он расплатился, а затем, не глядя на Астамира, неторопливо двинулся в ту сторону, где его должен был поджидать чеченец. Однако шагов через двести Астамир вновь возник перед Мусой. Он лишь молча показал ему на синие «Жигули» седьмой модели, припаркованные впереди. Муса, также не проронив ни слова, сел на переднее пассажирское сиденье автомобиля. Астамир сел за руль и передал Мусе увесистый сверток. Тот взрезал нейлоновые перетяжки и развернул бумагу, в которую был завернут картонный короб. Затем Муса извлек из коробки разобранный пистолет-пулемет. Удовлетворенно кивнул. Быстро и сноровисто собрал оружие, после чего спрятал его под куртку. Астамир наблюдал за своим пассажиром краем глаза.

Муса нарочито громко прочитал молитву и принялся за трапезу, разложив у себя на коленях пакет с шашлыком. Длившееся как минимум полчаса молчание нарушил Астамир.

– Я знаю, что вы боевики. Ко мне пришел вчера Гейдар и попросил отвезти тебя в Урус-Мартан. Я знаю, что он пришел от Гамзало. – Молодой человек покосился в сторону Мусы. Тот по-прежнему не проронил ни слова. – Я тоже хочу сражаться за установление шариата на земле нашей республики. Как мне попасть в отряд Расадулаева?

Муса продолжал спокойно есть шашлык. В тишине прошло еще двадцать минут. Насытившись, Муса вытер руки о полотенце, которое достал из своей сумки. Сложив остатки пищи в пакет, он бросил его на заднее сиденье, а сам откинулся на спинку своего кресла. И уснул.

Проснулся Муса только тогда, когда автомобиль Астамира остановился на границе лесного массива. Муса узнал земли Урус-Мартана. Он вышел из машины и открыл заднюю дверцу.

– Джихад сам найдет тебя через людей Гамзало, если в этом будет необходимость, – сказал он напоследок Астамиру.

Забрав вещи, он негромко хлопнул дверцей. Астамир укатил прочь.

Муса был в очередной раз поражен, насколько велико влияние Расадулаева в Чечне. Даже те, кто не имел к его подвижникам никакого отношения, были заражены идеями, которые Гамзало распространял среди боевиков. А его личный авторитет распространялся и далеко за пределы военных лагерей.

Дорога в лагерь шла через посадки. Муса вдохнул чистый горный воздух. Знакомый запах чеченских просторов наполнил легкие. Он вошел в лес.

Через полтора часа пешего хода Муса услышал в зарослях кустарника шорох.

– Муса! – Голос человека отчетливо прозвучал в тишине леса.

Муса насторожился. Из-за дерева к нему вышел вооруженный боевик. Гость узнал в нем командира службы безопасности Расадулаева. Значит, Гамзало где-то рядом. Предчувствия не обманули Мусу. Провожатый ввел его в маленькую деревеньку, и они вместе вошли во двор ничем не примечательного внешне дома. За калиткой их встретил еще один вооруженный боевик. Увидев Мусу и его спутника, боевик опустил автомат. Муса поднялся на крыльцо. Полы дома были покрыты толстым слоем высохшей грязи. Комья глины, опадавшие с сапог боевиков, лежали повсюду. В одной из внутренних комнат на полу были разложены автоматы и гранаты, а уже в следующем помещении Муса нашел Расадулаева.

Было время намаза. Гамзало прочитал азан, приглашая всех, кто находился внутри дома, к молитве. После намаза все боевики покинули дом Гамзало. Расадулаев остался один на один с прибывшим Мусой.

– Джихад требует уничтожить человека, которого неверные взяли в свои пленники, – растягивая слова, произнес Гамзало, сразу переходя к делу. – Он осквернен их нечистыми помыслами.

– Кто он? – спросил Муса.

– Ты знаешь Николая Валакумова?

– Да.

Историю о человеке, долгое время спонсировавшем чеченское движение, Муса действительно знал отлично.

– Его задержали в Москве, – Гамзало посмотрел на гостя своим жестким отрешенным взглядом, столь явно входившим в диссонанс с тембром его голоса. – Его надо уничтожить. Этим должен заняться ты. Этого требует джихад, Муса. Я даю тебе в помощники своего брата, Назырбека. У него есть обученные люди в Москве. Ты можешь рассчитывать на них. Разумеется, мы не забудем дать тебе столько денег на жизнь, сколько тебе требуется для борьбы с неверными. Назымбек уже в курсе моего плана. Он в лагере. Мои люди отвезут тебя к нему… Что скажешь, Муса?

– Я готов, – спокойно ответил тот.

Гамзало поднял автомат и дважды стукнул по полу прикладом. Тут же в комнате появился вооруженный охранник Расадулаева.

– Отведи нашего гостя к Назырбеку, – распорядился Гамзало.

Свердловская область. Лесной массив неподалеку от Грибова

– Почему такая задержка, Умар? – Используя свой собственный ремень, Хафиз монотонно и скрупулезно оттачивал лезвие ножа. – Почему мы не уезжаем? То, что мы торчим тут почти неделю, слишком рискованно. Вчера я опять наблюдал в окрестностях группу охотников. Человек пять или шесть… Если они случайно набредут на нашу землянку…

– Я знаю. – Умар сделал обжигающий горло глоток чая. – Но ничего пока не могу изменить. Приказ!

– Чей приказ?

– Гамзало. Федералы догадываются, что Кеплера могли похитить, чтобы получить за него выкуп, так что нам придется еще немного переждать. Гамзало считает, что так будет безопаснее. И он прав, – многозначительно заключил Абдулин.

Хафиз пожал плечами и бросил короткий взгляд в сторону спящего на диване Ваххита. Последний даже не счел нужным разуться, и с подлокотника картинно свисали его здоровенные бутсы с налипшими на них комьями грязи. Ваххит только что вернулся с дозора. Хафиз знал, что нынешней ночью наступит его очередь дежурить. В паре с Айратом.

– И сколько ждать?

– Думаю, что день или два. Не больше, – откликнулся Умар, смеживая веки.

Входная дверь резко распахнулась, и через порог стремительно перешагнул Салих. От одного его вида сонливость Умара как рукой сняло.

– Что случилось? – Он весь подобрался.

– Этот шакал пытался бежать! – выпалил Салих.

– Что?!

Крик Умара заставил распахнуть глаза и Ваххита. Он сбросил ноги с подлокотника и принял на диване сидячее положение, растерянно моргая. Нож Хафиза завис в воздухе, не завершив очередного движения по заданной траектории.

– Какой шакал? Кеплер?!

– Кеплер, – Салих кивнул.

– Ах он, сучье отродье! – Умар скрипнул зубами. – Значит, в прошлый раз ему показалось мало? Ну что ж, – на его лице появился уже столь знакомый группе соратников оскал хищника. – Сейчас он у меня узнает. Выводите его во двор, Салих. Вы ведь схватили его, не так ли?

– Да, конечно, Умар…

– Выводите!

Едва Салих скрылся в дверном проеме, Абдулин решительно прошел к висевшей на стуле наплечной кобуре и выудил из нее оружие. Снял пистолет с предохранителя.

– Что ты собираешься делать? – с тревогой в голосе вопросил Хафиз.

– Успокойся! – Умар отмахнулся от него, как от назойливой мухи. – Я в своем уме и отлично знаю, что делаю. Или ты решил усомниться в моих действиях?

– Нет, что ты? Разумеется, нет…

Держа пистолет на изготовку, Умар покинул пределы комнаты. Хафиз с Ваххитом коротко переглянулись и поспешно двинулись за ним.

По-весеннему холодное солнце не грело, но довольно ярко освещало прилегающие к землянке окрестности. Умар, чуть сощурив глаза, стоял возле того самого дерева, где два дня назад Кеплер был подвергнут болезненной и унизительной экзекуции, когда шесть человек по очереди прикладывались к его тщедушному и дрожащему от холода телу металлическими цепями. Сколько продолжалась эта «игра», сам Кеплер точно не смог бы сказать. Истекающий кровью, он потерял сознание уже после десятого по счету удара. Конечно, в дальнейшем Умар и его люди пытались привести банкира в чувство, чтобы продолжить издевательства над ним, но Кеплеру уже хватало одного-единственного удара, чтобы вновь погрузиться в небытие. Экзекуция, к великому разочарованию Умара, потеряла свою остроту гораздо быстрее, чем хотелось лидеру группировки.

Сегодня, как полагали его собратья по оружию, Абдулин задумал что-то новое.

Кеплера вывели из дома и бросили лицом в грязь. Салих и второй провожатый замерли на некотором отдалении от пленника.

– Поднимите его и тащите сюда, – распорядился Умар.

Салих собственноручно подхватил Кеплера под мышки и поволок в сторону Абдулина. Минут шесть или семь ему понадобилось на то, чтобы, как и в прошлый раз, привязать цепями банкира к дереву. Умар отошел от пленника шагов на десять. Внимательно посмотрел на него. Вид у Кеплера был, мягко говоря, жалкий. Покрытое крупными рубцами и более мелкими кровоточащими ссадинами тело дрожало, как осиновый лист на ветру. И не столько от холода, сколько от страха. Он смотрел на Умара, как кролик на удава. Губы чеченца разъехались в улыбке.

– Мне сказали, ты собирался бежать, червяк, – Умар подбросил на руке пистолет, словно проверял его вес.

– Нет, я только хотел…

– Заткнись! – На лице у Умара хаотично заходили желваки. Ничего хорошего для пленника в этом не было. – Ты хотел бежать! А знаешь, что мы делаем с теми псами, которые пытаются слинять от своих хозяев?

– Нет…

– Мы их убиваем!

Умар поднял руку с оружием на уровень лица. Его приспешники взирали на действия своего лидера с тревогой и недоумением одновременно. Однако никому из них и в голову не приходило что-либо сказать или как-то попытаться остановить Умара. Вставать поперек его решения было бы крайне опасно для жизни. Ваххит дернулся было вперед, но Хафиз благоразумно удержал товарища за плечо.

– Пожалуйста… Я не… – пролепетал Кеплер.

– Ты согласен с тем, что ты пес? – строго вопросил Умар.

– Да, конечно… Я согласен…

– А мы кто?

– Вы – мои хозяева. – По щекам банкира покатились слезы, но заметить их на грязном и окровавленном лице было трудно. – Я буду слушаться вас во всем… Я больше никогда… Только не убивайте!..

– Слишком поздно, пес! – Умар прицелился. – Можешь помолиться своему богу, если он существует, конечно.

– Не-ет! – Голос Кеплера сорвался и перешел в нечленораздельный хрип. – Нет! Не надо!

– Так ты уже помолился? – Умар шагнул вперед. – Тогда умри, пес!

Грянул выстрел, и тело Кеплера обмякло. Однако не потому, что Умар попал в него, а по причине того, что пленник потерял от страха сознание. Пуля, выпущенная из пистолета Абдулина, лишь выбила щепку из ствола дерева чуть выше левого уха банкира. Чеченец осклабился.

– Приведите его в чувство, – сказал он.

Четверо присутствующих во дворе мужчин дружно заржали. План моральной деморализации заложника стал наконец понятен каждому. Хафиз первым оказался рядом с Кеплером и от души влепил ему звонкую пощечину. Затем еще одну и еще… Голова банкира моталась из стороны в сторону. После пятого или шестого по счету удара Кеплер открыл глаза.

– Я промахнулся. – Теперь на лице Умара не было и тени улыбки. – На меня это не похоже. Попробуем еще раз, пес? Или будем считать, что Аллах намеренно отвел от тебя пулю?

– Да… Будем считать… Пожалуйста… Прошу вас…

Если бы цепь не поддерживала тело Кеплера, он бы неминуемо рухнул на землю. Ноги уже совсем не держали банкира.

– Ну, хорошо, – Умар опустил руку с пистолетом. – Аллах справедлив. Даже к таким червякам, как ты. Я не могу и не имею права пойти против его воли. Он решил, что твое время умереть еще не пришло. Пусть будет так. Однако… – чеченец выдержал многозначительную паузу. – На твоем месте я бы хорошенько задумался, Кеплер. Аллах настолько же справедлив, насколько и беспощаден. На твоем месте я бы не стал его гневить понапрасну. Уже завтра все может обернуться иначе. Ты понял меня, пес?

– Да…

Умар нахмурился и вновь начал поднимать руку с оружием.

– Ответ неверный!

– Да, хозяин… – поспешно поправился Кеплер, полагая, что именно таких слов и ждет от него Абдулин.

Он не ошибся. Пистолет опустился дулом вниз, а на губах Умара появилась снисходительная усмешка.

– Вот так-то лучше, – резюмировал он. – Но, чтобы твой рассудок не помутился вновь, мы сделаем сейчас еще кое-что. Одно маленькое напоминание о сегодняшнем дне. Для тебя… Хафиз, дай мне свой нож.

Верный сподвижник покорно протянул старшему то, о чем он просил, и тут же отошел обратно. Умар вплотную приблизился к Кеплеру и грубо схватил его за правую руку. Вывернул ее так, что у банкира хрустнул сустав, а сам он болезненно вскрикнул. Абдулин зажал жертве рот свободной рукой.

– Не скули, пес. Так надо, – негромко произнес он. – Это послужит для тебя самым ценным уроком в твоей жизни. Цени!

Лезвие ножа коснулось указательного пальца банкира. Затем Умар сделал резкое и стремительное движение, после чего палец, словно по волшебству, отделился от кисти и упал на землю к ногам Кеплера. Из того места, где он только что был, хлынул поток бурой крови. Глаза пленника стали похожи на два огромных чайных блюдца, но закричать он не мог. Ладонь Умара по-прежнему тяжелой печатью лежала на его губах. В отчаянии он попытался вырваться, но из этой затеи также ничего не вышло. Металлическая цепь и хватка чеченца были крепкими.

– Думаю, одного пальца будет маловато. – Умар продолжал улыбаться.

Сзади к нему бесшумно приблизился Салих.

– Умар…

– Что? – тот недовольно обернулся.

– Охотники, – Салих указал пальцем в сторону густого лесного массива. – Они опять идут в эту сторону. Слышишь?

Умар навострил слух и понял, что соратник прав.

– Наверное, выстрел привлек их внимание, – высказал опасение Ваххит. – Что будем делать, Умар?

Абдулин отпустил руку Кеплера, но ладонь с его рта не убрал.

– Я разберусь с ними, – жестко произнес он. – Ты, Ваххит, и ты, Хафиз, пойдете со мной. А этого… – Умар презрительно посмотрел на Кеплера. – Этого отведите обратно в дом. И посадите его на цепь, Салих. Теперь он будет жить так, как и надлежит настоящему псу.

Екатеринбург. Клязменский проспект

Едва раздался долгожданный звонок в дверь, как Лейла опрометью кинулась в прихожую. На ней был только длинный цветастый халат, надетый поверх голого тела, и при быстрой ходьбе полы его развевались так, что взгляд стороннего наблюдателя с легкостью мог бы лицезреть красивые и стройные девичьи ноги. Сегодня Лейла надела его специально. Она знала, что в подобном одеянии выглядит неотразимо, и ей хотелось, чтобы нынешняя ночь с Умаром стала незабываемой для них обоих.

Они жили вместе уже месяц, но за все это время, как ни странно, Умар ни разу к ней не притронулся. Конечно, он не часто появлялся в той квартире, которую они сняли для совместного проживания, но в те редкие часы, что муж бывал дома, он также не обращал на свою законную супругу никакого внимания. Во всяком случае, в сексуальном плане. Лейлу это откровенно расстраивало и обескураживало. Она начинала задаваться вопросом, что, может быть, в ней самой что-то не так. Но это было неправдой…

В свои двадцать три года Лейла смело могла бы выступать на конкурсах красоты и по их итогам как минимум попала бы в первую десятку. Стройная, темноволосая, с раскосыми черными глазами и греческими чертами лица девушка способна была взволновать воображение любого мужчины. Но не Умара…

Однако сегодня, по мнению Лейлы, это должно было случиться. Она приложит к этому все силы, и они с мужем сольются в едином порыве страсти.

Она распахнула дверь.

– Привет!

– Привет.

Умар даже не обратил внимания ни на ее халат, ни на нее саму. Скинув с себя куртку и небрежно бросив ее на тумбочку, он, не разуваясь, в ботинках прошел в квартиру. Лицо Умара было мрачным. Лейла готова была расплакаться от досады. Это не входило в ее планы. Теперь все остальные действия и приготовления не имели никакого смысла. Муж обрубил их одним холодным и невыразительным словом «привет».

Он прошел на кухню, распахнул холодильник и снял с верхней полки бутылку вина. Поискал глазами стакан, но, не найдя такового, приложился губами к стеклянному горлышку и жадно отпил не меньше половины. По законам шариата истинно верующему не пристало употреблять спиртные напитки, и, разумеется, Умар знал об этом правиле. Но в те минуты, когда за ним не наблюдал никто из сподвижников, Абдулин позволял себе многое из того, что не дозволялось вероисповеданием. Присутствие Лейлы его не пугало.

Она стояла на пороге и наблюдала, как он пьет. В горле клокотали рвущиеся наружу рыдания.

– Умар, нам надо с тобой поговорить.

Он оторвался от горлышка и покосился в ее сторону. Взгляд колючий и недоброжелательный. На момент их знакомства он не был таким, и Лейла замечала, как ее муж неумолимо меняется с каждым днем. И меняется не в лучшую сторону. Иногда его поведение даже пугало ее. Умар был похож на одержимого. И этот взгляд… Такой, как сейчас…

– В чем дело?

Он не убрал бутылку вина обратно в холодильник, а прошел с ней к столу. Сел. Сцепил пальцы в замок и положил руки прямо перед собой.

Лейла не стала садиться. Остановившись рядом с мужем, она смотрела на него сверху вниз. Такая поза добавляла ей некоторой уверенности и решимости.

– Что происходит, Умар? – спросила девушка.

– А что происходит?

Он смотрел не на нее, а в сторону. Словно в эту секунду его крайне интересовал тюль на кухонных окнах. Лейла не удивилась бы, если бы узнала, что в этот самый момент ее муж находится мыслями далеко отсюда. Гораздо дальше, чем он сам мог бы это предположить.

– Мы с тобой супруги?

Умар нахмурился.

– Конечно. Я ведь прочитал «никах», и мы с тобой муж и жена, – ответил он с явной неохотой.

– Тогда почему ты меня не хочешь как женщину, Умар? – На глазах у Лейлы выступили слезы, несмотря на то что она старалась мужественно держаться.

– А разве тебя интересует только физическая близость? – Умар перевел на нее взгляд, а рука его машинально потянулась к бутылке вина. Ему хотелось, чтобы этот разговор закончился как можно быстрее. – Мы с тобой духовно близки. Так?

– Конечно. – Лейла с глубоким вздохом все-таки опустилась на соседний табурет и рискнула накрыть руку Умара своей прежде, чем пальцы мужчины сомкнулись на горлышке бутылки. – Духовно быть близкими это хорошо… Но я бы хотела почувствовать в себе любимого мужчину и знать, что я ему дорога не только как сестра по вере, но и как любимая женщина… Может, я не то говорю, – она до боли закусила нижнюю губу. – Но я устала ждать и хочу, чтобы ты занялся наконец со мной любовью.

Умар выдернул свою руку из ее ладони. Возможно, гораздо грубее, чем того требовали обстоятельства, но сожалеть о своей грубости он не собирался. Внутри него закипало раздражение. На себя, на окружающий мир… И в первую очередь на Лейлу. Умар чувствовал, что готов сорваться в любую секунду…

– Знаешь, я очень устаю на работе, и мне просто бывает не до женщин, – сдержанно произнес он и сделал очередной глоток вина. – А потом долгое время ты была вне веры… Мы с тобой займемся любовью только тогда, когда я пойму, что ты очистилась и готова для этого.

Лицо Лейлы залила пунцовая краска. Она отшатнулась и попыталась заглянуть Умару в глаза. Он не позволил ей этого сделать.

– Получается, что я не готова? – спросила девушка.

– Выходит, что так.

Она медленно поднялась. Рыдания душили ее. Умар не смотрел на жену. Его пальцы, сжимавшие горлышко бутылки, побелели от напряжения. Он боролся. Боролся с самим собой.

– Ты вот говоришь, что ты прочитал «никах»… – Лейла говорила с трудом, и ей приходилось делать паузу едва ли не после каждого слова. – А… А может, ты просто никак не можешь? Вот в этом и есть твоя главная причина! Да, Умар? Я угадала?

Он резко вскочил на ноги. Качнулся стол, и оставленная на нем бутылка едва не опрокинулась. Руки Умара сжались в кулаки, лицо залила мертвенная бледность… Он-то отлично знал, что Лейла права. Но что ему от этого знания? В эту минуту Умар ненавидел ее! Он ненавидел все женское племя. В нем зрела готовность отомстить им за свое унижение. И за свое половое бессилие…

– Не говори так!..

Но это было истиной. И Умар знал, что тому послужило причиной…

Еще в августе две тысячи третьего года в составе большого отряда из тысячи человек под командованием Хаттаба они выехали из Чечни в сторону Дагестана. Экипированы были по всей форме. У каждого был автомат «АК-74», бронежилеты и куртки-«разгрузки». Добравшись до села Муни, заняли круговую оборону. И кто бы мог тогда подумать, что дела будут складываться так скверно и им придется отступать под натиском федеральных сил в сторону Ботлиха? Но по воле Аллаха именно так оно и случилось. На границе с Чечней их отряд попал в окружение, и только благодаря все тому же Аллаху Умар сумел остаться в живых. В числе немногих. Из тысячи бойцов в общей сложности уцелело лишь двести человек. Но Умара серьезно контузило, и боли в висках с каждым годом все чаще давали о себе знать. А плюс к этому возникли и проблемы полового характера.

– Это временное явление, Умар, – сказал ему как-то Гамзало, когда Абдулин поделился с ним своими опасениями. В тот момент ему просто необходимо было выговориться. Все равно кому. Он был доведен до отчаяния. – Я сам прошел через это. Думал, уже все, но нет. Положение стабилизировалось. Не сразу, но стабилизировалось. Теперь я в полном порядке.

Умар поверил словам старшего и на некоторое время сумел успокоиться. Однако время шло, но ничего не менялось. Напротив, Умару казалось, что его болезнь прогрессирует. Если такое вообще было возможно. И головные боли… Они прогрессировали совершенно точно.

– Не говорить? – Лейла отвернулась, чтобы Умар не мог видеть ее слез, и инстинктивно отступила от стола, опасаясь находиться к распаленному мужчине слишком близко. – Хорошо, я не буду. Но тогда, может быть, ты объяснишь мне, в чем дело, Умар? В конце концов, ты ведь должен понимать, что я – женщина, и что мне…

– Я уже сказал тебе! – Первое безотчетное желание ударить Лейлу у Умара прошло, но в целом агрессивный настрой не угасал. Усилием воли он заставлял себя совладать с бушевавшими в нем эмоциями. – Я дико устал, и ты… Ты не готова!

Лейла больше ничего не сказала. Она молча продефилировала мимо мужа и вышла из кухни. Умар заметил, как ее халат распахнулся при ходьбе, обнажив стройные ноги, но ничего, кроме досады и нового приступа злости, не испытал. Опустившись обратно на стул, он потянулся за бутылкой. Очередной глоток не вернул ему спокойствия, но мысли Умара вновь плавно вернулись к событиям трех-четырехгодичной давности.

Вспоминалась казнь десяти омоновцев, учиненная полевым командиром, в которой принимал самое активное участие и Абдулин. Тогда он выместил на этих ребятах всю свою злость, на какую был только способен. Умар мстил… Мстил не конкретно пленным, а войне в целом, обстоятельствам, причинам, в силу которых он стал неполноценным мужчиной. И уже тогда он совершенно точно осознал для себя, что главное на этой войне не попадать в плен к неприятелю. Федералы не пощадят никого, так же, как их группа не пощадила тех десятерых омоновцев.

Умар, кстати говоря, признавал, что следовало отдать должное этим парням. Все десять человек вели себя очень достойно. Ни криков о пощаде, ни отчаяния… Они погибли как настоящие воины. В глубине души Умар проникся по отношению к ним искренним уважением. Несмотря на то что они были неверными. Но в сравнение с тем же Кеплером, этим шелудивым псом, никто из них не шел.

Умар неторопливо поднялся из-за стола.

– Лейла! – Слегка покачиваясь на ходу, он вышел из кухни. – Лейла!

Но жены в квартире не было. Умар от досады скрипнул зубами.

Москва. Гостиница «Владимирская»

Муса ждал Расадулаева в гостиничном номере одной из малоприметных ведомственных гостиниц Подмосковья. Согласно данным Назырбека, суд над Николаем Валакумовым должен был состояться уже через несколько дней. Времени на осуществление приказа Гамзало у боевиков оставалось совсем немного.

Младший из братьев Расадулаевых вошел в номер точно в назначенное время и сразу прошел к столу, расположенному около окна. Положил на стол свернутый вчетверо лист бумаги. На нем черной ручкой был нанесен чертеж.

– Это Лефортово. Вход для заключенных находится здесь, – Назырбек показал тупым концом карандаша на две параллельные черточки на плане Лефортовского СИЗО. – На улице Энергетической есть жилая девятиэтажка. Там вторая проходная. Для посетителей… В проходной установлены видеокамеры. Дежурный следит за всеми перемещениями в этой части тюрьмы…

– Я навел справки, – оборвал собеседника Муса, засовывая руки в карманы брюк. – Убрать его в Лефортово не получится. Где будет проходить суд над Валакумовым? Тебе удалось что-нибудь узнать?

– Да.

Назырбек достал маленький клочок бумаги, на котором был записан адрес суда, и протянул его Мусе. Тот взглянул на написанное.

– Собирайся, поехали, – скомандовал киллер.

Боевики поднялись со своих мест. Через пять минут они уже неслись по Кольцевой автодороге к зданию суда, где должен был состояться процесс над Николаем Валакумовым.

– Кстати, Муса, – привлек внимание спутника Назырбек, управлявший автомобилем. – Есть еще вот что. В Назрани у Валакумова был свой эмвэдэшник. Большая шишка. У нас есть подозрения, что после ареста Валакумова этот неверный вряд ли станет помогать Гамзало. И покрывать его он тоже не станет. Его придется убрать…

– Это Гамзало велел тебе говорить со мной об этом? – спросил Муса.

Назырбек отрицательно покачал головой.

– Нет…

– Если будет распоряжение Гамзало, я уберу его. А так, Назырбек, нет.

Одного слова Мусы было достаточно, чтобы Назырбек отказался от идеи привлечь его к ликвидации милиционера. До суда ехали молча. Расадулаев остановил машину неподалеку от здания, где должен был состояться процесс над Валакумовым.

На протяжении последующих четырех часов боевики наблюдали за входом в здание суда. Старая двухэтажная постройка сохранила свой исторический облик. Будучи построенным некогда одним московским купцом, сегодня особняк уже был основательно разрушен временем. Въезд во двор судебных корпусов был перегорожен лесами. Единственный вход в здание теперь располагался со стороны улицы. Подсудимых привозили на больших грузовиках в сопровождении конвоя из семи-десяти вооруженных охранников с собаками.

– Пойди купи газету с объявлениями, – скупо распорядился Муса. – Начинай искать квартиры в этом районе.

С этими словами он вылез из машины и обошел близлежащие дворы. Особенно его интересовал дом, расположенный непосредственно напротив здания суда. На одном из подъездов Муса сорвал отпечатанное на компьютере объявление о сдаче квартиры. Тут же достал мобильник и набрал указанный номер.

– Да, – ответил приятный женский голос.

– Вы сдаете квартиру?

– Да, но вообще-то ее вчера смотрели… В общем, я ее уже сдала…

– Люди уже въехали? – настойчиво продолжал выспрашивать Муса.

– Нет пока, но… – Женщина была сбита с толку таким напором.

– Разрешите, я посмотрю ее. Я заплачу вам больше. Какой номер квартиры?

– Семьдесят семь.

– А как вас зовут? – вкрадчиво поинтересовался чеченец.

– Лида.

Сомнений в том, что женщина назовет ему свое имя, Муса не испытывал. Он прервал связь. На то, чтобы подняться на четвертый этаж, ему потребовалось всего несколько секунд. Муса решительно нажал на кнопку звонка. Дверь сразу отворилась.

– Лида?

Он остановился на пороге квартиры. Перед ним была миловидная молодая женщина. Однако, увидев перед собой кавказца, Лида застыла на месте.

– Можно, я посмотрю вашу квартиру? – Муса, заметив замешательство хозяйки, взял инициативу в свои руки.

Он решительно шагнул в коридор, так, что женщине ничего не оставалось, кроме как пропустить незнакомца внутрь.

– Проходите, проходите, – засуетилась Лида. – Посмотрите, конечно, но я вам говорила, что я ее уже сдала… Мне даже как-то неудобно перед вами. Те люди опять звонили. Они все решили. Они ее снимают… на полгода…

– За сколько вы сдали квартиру? – Муса по-хозяйски скинул в прихожей обувь.

– За семьсот долларов…

– А можно посмотреть кухню?

Не дожидаясь ответа на поставленный вопрос, Муса прошел по чисто вымытому полу в коридор.

– Кухня вон там… Маленькая, правда, – Лида указала налево. – А здесь спальня…

Муса пошел налево. Кухня действительно была маленькая.

Он подошел к окну и с удовлетворенным видом кивнул. Окно было новое – герметичный, без форточки стеклопакет. Внизу, через дорогу, не более чем в двух сотнях метров располагался двухэтажный дом с обшарпанной штукатуркой. Здание суда.

Мусе не потребовалось много времени, чтобы убедиться, что позиция идеально соответствовала его задаче. Ошибки быть не могло. Муса, обученный в лагерях боевиков в Чечне, выбивал, что называется, из ста сто. Он не сомневался, что огневая точка – окно интересующей его квартиры – была выбрана им правильно.

– Я заплачу вам больше… Сколько вы хотите? – Муса слегка дотронулся пальцами до нарядной занавески.

– Но… Люди хотели. Мне как-то неудобно…

– Я заплачу вам тысячу, – категорично отрезал он. – У нас на Кавказе не принято торговаться с женщиной.

Муса полез во внутренний карман куртки.

– Вот, тысяча, – он выложил из бумажника десять стодолларовых купюр. – Берите!