Веер княгини Юсуповой Александрова Наталья

– Вот чего не знаю, того не знаю. А только она очень, очень сердита. Прямо рвет и мечет.

– Ладно, схожу… А вы пока тут побудете, приглядите за вещичками?

– Не вопрос!

Едва гардеробщик скрылся в служебном коридоре, из-за угла появился Вадим. В руках у него был небольшой прибор в темном металлическом корпусе. Вадим зашел в гардероб, включил свой прибор и повел им из стороны в сторону. На панели прибора замигала красная лампочка.

Вадим прошел с прибором вдоль вешалки, следя за его поведением. Около модного кашемирового пальто лампочка на панели замигала особенно сильно.

– Это ведь пальто Котовича? – проговорила Надежда скорее утвердительным, чем вопросительным тоном.

– Ну да…

– Что и требовалось доказать!

Оставив Вадима в гардеробе, она направилась в зал ресторана и подошла к столику, за которым хмурый квадратный человек просматривал какие-то бумаги в ожидании своего заказа.

– Господин Котович?

– Да, это я, – мужчина поднял на нее глаза, оторвавшись от бумаг. – А вы, простите, кто? Мы с вами, кажется, где-то встречались? Ваше лицо мне кажется знакомым.

– У вас хорошая память на лица. Мы с вами встречались в этом ресторане в день вашего юбилея. То есть вчера.

– И чего вы от меня хотите? – он еще больше нахмурился.

– Я хочу вам кое-что показать. Это не займет много времени.

Что-то в голосе Надежды Николаевны или в выражении ее лица показалось Котовичу убедительным. Он не стал больше задавать никаких вопросов, встал из-за стола и прошел за ней в гардероб. Там их ждал Вадим со своим замечательным прибором. Вадим поднес прибор к кашемировому пальто.

– Ваше пальто?

– Мое.

Вадим нажал кнопку, и лампочка снова замигала.

– Знаете, что это значит?

– Догадываюсь.

– Загляните за лацкан! – посоветовала Надежда.

Котович отвернул лацкан пальто и увидел там маленький пластиковый кругляшок не больше пуговицы.

– Кто это установил?

– В деле определенно замешан здешний гардеробщик. Это он прикрепил жучок к вашему пальто, а кто его нанял – мы вам сейчас покажем…

Надежда привела Котовича в «кабинет» Вадима и показала ему на экране человека с густыми темными бровями.

– Вот этот человек сговорился со здешним гардеробщиком. Он вам знаком?

– Нет, первый раз вижу.

– Значит, настоящий профессионал, хорошо работает, не попадается вам на глаза. Его машина зарегистрирована на фирму «Антарес». Это название вам что-нибудь говорит?

– Еще бы! Мои главные конкуренты. Теперь понятно, какую игру они ведут… Я сейчас провожу очень важные переговоры, от исхода которых многое зависит, и конкуренты хотят разнюхать, где я бываю и с кем разговариваю. Для этого и установили жучок, чтобы засечь все мои передвижения. Ну надо же… – Котович немного подумал и сказал: – Вот что. Прошу вас, ничего не говорите гардеробщику, пусть он думает, что его не раскусили. Я воспользуюсь своим преимуществом и разыграю собственную игру. Знаете поговорку «Предупрежден – значит, вооружен»?

– Еще бы.

– Спасибо, вы мне очень помогли… Кстати, – в глазах Котовича вспыхнуло подозрение, – кто вы такая и какой ваш собственный интерес в этом деле? Есть ведь и такая поговорка: «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке». Вы ведь не состоите в штате ресторана… – тут он мотнул головой в сторону Вадима.

А тот, вот интересно, сделал самое глупое лицо и даже, казалось, уменьшился в габаритах.

– Вы, конечно, правы. Дело в том, что я расследую убийство, которое произошло в этом ресторане вчера.

– Вы? – Котович недоверчиво взглянул на Надежду. – Вы совсем не похожи на сотрудника полиции!

– Я и не имею к полиции никакого отношения! – Надежда усмехнулась. – Я этим занимаюсь в частном порядке.

– Вы – частный детектив? Как интересно! – в голосе Котовича Надежда уловила малую толику насмешки, но решила не обращать внимания.

– Ну да, что-то в этом роде. И я хочу, чтобы вы мне рассказали об убитой женщине. Ведь она пришла на ваш юбилей, стало быть, вы с ней как-то связаны.

– Я? – удивился Котович. – Да я в жизни ее не видел!

– Но ведь она была у вас…

– Ну да, – он перебил Надежду, – вроде бы была. Интересная женщина, трудно ее не заметить. Но, знаете, народу столько собралось! Очевидно, она пришла с кем-то, а с кем – я понятия не имею.

Надежда вспомнила, как гардеробщик утверждал, что убитая блондинка пришла одна. Ну, возможно, договорилась встретиться со своим спутником прямо тут, в ресторане. Хоть и не принято так делать, но, может, какие-нибудь особые обстоятельства были…

– Знаете что? – Котович нетерпеливо посмотрел на часы. – Поговорите с моей помощницей, она занималась приготовлениями к юбилею и должна знать всех приглашенных. Ее зовут Юлия Борисовна, вот телефон, а я, со своей стороны, распоряжусь, чтобы она оказала вам всяческое содействие.

Тут господину Котовичу принесли ланч, и Надежда сочла их беседу законченной.

На следующий день позвонил адвокат, которого нашла Вероника Павловна, сказал, что приступает к делу и вечером сообщит, как там и что. А Надежда решила навестить в больнице Виктора Сизова. Авось он пришел в сознание и сумеет кое-что объяснить. Может, хоть вспомнит, кто его по голове приложил.

В справочной ей ответили, что состояние больного удовлетворительное и посещения разрешены. Надежда купила килограмм мандаринов и пачку печенья и решила, что этого хватит. Все-таки не с пустыми же руками в больницу идти…

Виктор лежал в палате на шесть человек, и все кровати оказались заняты. Было, как водится, душновато и шумно, да и пахло больными и не сильно чистыми мужиками.

Надежда огляделась и увидела Виктора в самом углу. Она узнала его с трудом, потому что голова Сизова была забинтована. Ну да, его же прилично приложили, крови было много… Зашивали небось… Рядом с его кроватью на стуле сидела женщина.

– Дама, вы конкретно к кому? – спросил отиравшийся возле двери неказистый мужичок в поношенном спортивном костюме и с перевязанной головой.

– Да я вон, к Сизову, – Надежда потопталась на месте, пытаясь сообразить, кто эта женщина. Неужели Галина не в курсе, и Витька успел завести даму сердца?

– А вы не супруга его конкретно будете? – Перевязанный мужичок с интересом переводил глаза с нее на другую посетительницу в предвкушении скандала.

И то сказать, в больнице какие развлечения? Телевизор в холле всего две программы показывает, и то завотделением распорядился, чтобы только вечером его включали, перед ужином. Больные тут, сказал, и так головой ушибленные, а телевизор лечению не способствует, там тоже все очень нервные.

Курить теперь в отделении не разрешали, нужно было на улицу выходить. А там холодно, долго не простоишь.

И тут вдруг такое развлечение: пришли к соседу по палате сразу две бабы. Которая жена, которая любовница – сразу не разберешь, да ему и без разницы, все равно друг другу волосы выдирать станут. Ну, пойдет сейчас потеха!

Однако его ожидания не оправдались, поскольку бабенка, сидящая возле кровати Сизова, тихонько встала и молча вышла из палаты. И эта новая, которая только что пришла, ничего ей не сказала, даже не обозвала никак.

Надежда села на тот же стул и сочувственно посмотрела на Виктора. Нижняя часть его лица была желтоватого цвета, под глазами залегли глубокие темные полукружья, но сами глаза смотрели вполне ясно, не было в них болезненной пелены.

– Здравствуй, Надя… – проговорил Виктор несколько неуверенно. – А ты как здесь?

– Вот, пришла тебя навестить, – радостным голосом ответила Надежда, краем глаза отметив, что мужичок у двери внимательно смотрит и прислушивается.

– Вижу, что в сознание пришел, – продолжила Надежда, – стало быть, тебе лучше, а голова заживет. Ну, тогда поговорим! – Она запихнула в тумбочку мандарины и печенье, заметив, что больше в ней ничего нет, – ни чашки, ни заварки, ни сахару даже. Ну правильно, кто ему принесет-то? Жену ведь арестовали.

– О чем поговорим? – слабо удивился Виктор. – Ты вообще как узнала, что я в больнице?

– Тебя же вчера увезли, сказали – куда, – в свою очередь удивилась Надежда.

– Я не помню, – он опустил голову. – Понимаешь, ничего не помню, что вчера было.

– Доктор что говорит?

– Сказал, что пока ничего не ясно и вообще велел не волноваться. Мозг, сказал, очень сложная штука. Вот Галка придет – пускай сама с ним поговорит.

– Та-ак… – протянула Надежда напряженным голосом. – И когда она, по-твоему, придет?

– Не знаю, – с досадой сказал Виктор. – У меня телефон разрядился, а наизусть номер не помню. Забыл, понимаешь, все номера. Прямо беда с памятью…

– А что вообще помнишь? Как вы с ней в ресторан пришли – это ты помнишь? Ребят институтских помнишь? Димку Шапиро, Люсю, Леню Белугина…

– Ребят, конечно, помню, мы же учились вместе. Тебя вот сразу узнал, хоть и не виделись мы… сколько лет, Надя? Десять или больше? Больше, наверное…

– Да мы же вчера виделись! В ресторане!

– Быть не может! Ну, не помню я ничего! Вот сейчас тебя увидел… ну, изменилась ты, конечно, за столько лет, но узнать можно.

– И на том спасибо. Все-таки давай проясним ситуацию. Вот какое твое последнее воспоминание?

– Помню, что на работе плохо себя почувствовал, голова сильно закружилась, вроде как пол приближается – и дальше все, полный провал.

– На работе, говоришь? Это когда тебя инсульт хватил… – протянула Надежда. – Да это же год назад было! И как в больнице лежал, не помнишь? И на реабилитации? И как жена тебя выхаживала, тоже не помнишь? Совсем ничего не помнишь?

Виктор удрученно мотал головой.

– А это что за женщина приходила, вот передо мной?

– Эта? Соседка вроде… – неуверенно сказал Виктор. – Так, проведать… Мне, понимаешь, неудобно, что я ее не помню совсем…

– Соседка?

Надежда вспомнила, что тумбочка у Виктора совершенно пустая. Когда в больницу идут, все-таки хоть что-то несут – хоть яблок килограмм, хоть бананов гроздь, хоть печенье. Все знают, как у нас в больницах кормят.

– Вот что, Витя, – Надежда придвинулась ближе, краем глаза заметив, что настырный мужичок с перевязанной головой ушел в коридор, не дождавшись ничего интересного, – давай соберись, возьми себя в руки и слушай меня внимательно. И напрягись. Может, все-таки вспомнишь кое-что.

Она вполголоса поведала ему все, что случилось вчера в ресторане. Виктор слушал, изумленно вытаращив глаза. Хорошо хоть, не перебивал, не махал руками и не упрекал Надежду во лжи.

– Ну? – Она перевела дух. – Вспомнил теперь?

– Вот как будто в книжке все прочитал. Или фильм посмотрел. Интересно, конечно… – он развел руками.

– Интересно ему, – рассвирепела Надежда. – А тебе интересно, что жена в камере сидит ни за что? Надеюсь, ты не веришь, что это она ту бабу убила из ревности…

– Какая ревность? – изумился Виктор. – Никогда в жизни я ей повода не давал для ревности!

– Ты? – Надежда едва не завопила в полный голос, но вовремя опомнилась. – Ты не давал? Да ты после инсульта совсем ополоумел, ко всем подряд женщинам приставал. Независимо от возраста и общественного положения!

– Не может быть! Откуда ты это знаешь? Мы с тобой сто лет не виделись! Я тебе не верю!

– Ага, стало быть, это не ты вот буквально вчера лез ко мне обниматься, хватал меня за ноги и утверждал, что у нас с тобой что-то было на втором курсе?

– В жизни у нас с тобой ничего не было, – твердо ответил Виктор, – даже в кино вдвоем ни разу не сходили.

И посмотрел ей прямо в глаза. А его глаза теперь были совсем не такими, как вчера. Вчера они показались Надежде какими-то странными, а теперь – глаза как глаза. Усталые, растерянные, но в целом обычные.

– Ну что ж, – Надежда успокоилась, – это хорошо, что ты стал нормальным человеком. Осталось только вспомнить весь этот год. – Она пристально взглянула на Виктора. – Собственно, хорошо бы для начала хоть вчерашний вечер вспомнить. Думай, Витя, дураком ты никогда не был, голова у тебя всегда работала. Это очень важно. Вспомни, кого ты видел, все вспомни. Ладно, я завтра зайду.

– Надя, мне бы хоть зубную щетку и мыло… – заныл Витька. – А то здесь мыла совсем нет. И полотенце все рваное…

– Ага, и трусы, и носочки шерстяные… – процедила Надежда, – еще котлеток домашних и курицу. Вот выйдет твоя жена из тюрьмы – и все принесет.

– Когда она еще выйдет…

– Совести у тебя нет, вот что! – окончательно рассердилась Надежда и едва придержала дверь палаты, чтобы не хлопнула. Больные ведь не виноваты…

Когда Надежда проходила мимо сестринского поста, из кабинета с табличкой «Старшая медсестра» вышла та самая женщина, которая была в палате у Сизова, и быстрыми шагами направилась к выходу из отделения.

Надежда посмотрела ей вслед. Что-то с этой женщиной было не так…

Виктор сказал, что она – его соседка, но сказал как-то неуверенно. Кажется, он ее толком не помнит. Но ведь он забыл только то, что произошло за последний год, после инсульта. А в своем доме они с Галкой живут уже давно, так что соседей должен помнить… И вообще всех знакомых. Узнал же он ее, Надежду.

Опять же, Галина говорила, что за последний год отношения с соседями у них здорово испортились из-за странного Витиного поведения. Так что не стала бы соседка навещать его в больнице.

И еще – с виду эта соседка не первой молодости, а сейчас, со спины, показалась гораздо моложе. Походка легкая, движения пружинистые… ну, конечно, может, она спортом занимается или ходит на фитнес… Есть такие женщины – с возрастом у них появилось свободное время, так они его с толком тратят, о здоровье своем заботятся, фигуру берегут. Эта вон какая подтянутая и спортивная…

Вспомнив, что сама спортом не занимается, Надежда тут же привычно расстроилась. Ну, зарядку по утрам, она, конечно, делает, и в бассейн изредка ходит. От случая к случаю. Хотела было дать себе слово, что обязательно восполнит этот пробел, но решила реально смотреть на вещи и отмахнулась от этой мысли.

В это время из того же кабинета вышла крупная, монументальная особа в белом халате. По ее уверенному, начальственному виду Надежда догадалась, что это и есть старшая медсестра.

Тяжелыми шагами Командора она подошла к сестринскому посту и проговорила строгим, безапелляционным, слегка гнусавым голосом:

– Больного Сизова из двенадцатой палаты переведите в двадцатую Б, в одноместную.

– Одноместные палаты платные, а у него не оплачено, – торопливым сорочьим голосом возразила дежурная сестричка, сверившись с разлинованным листком. – А Роман Роланович распорядился, что только после оплаты…

– Вон как раз женщина пошла оплачивать. Как принесет квитанцию – так сразу и переведите! – с этими словами старшая сестра развернулась и ушла к себе в кабинет.

Надо же… Выходит, эта якобы соседка оплачивает Виктору одноместную палату! С чего бы такая трогательная забота о малознакомом человеке, всего лишь соседе по дому? Нет, надо с этим вопросом разобраться.

Надежда снова перевела взгляд на подозрительную женщину, которая стояла возле лифта, и устремилась к ней, но тут как раз двери лифта раздвинулись, и женщина уехала.

Надежда прибавила шагу, потом перешла на бег. Чтобы не дожидаться лифта, скатилась вниз по лестнице, и как раз успела добежать до первого этажа, когда таинственная незнакомка вышла из лифта и направилась вперед по коридору.

Надежда устремилась за ней, но расстояние между ними не уменьшалось, хотя незнакомка вроде бы и не бежала.

– Женщина, постойте! – окликнула ее Надежда, но та только прибавила шагу.

– Постойте же! Мне с вами нужно поговорить!

По напряженной спине Надежда поняла, что женщина ее отлично слышит, но и не думает останавливаться.

Быстрым шагом она прошла мимо окошечка, над которым висела табличка: «Оплата коммерческих услуг», и выскользнула на улицу.

Надежда тоже выскочила из больницы, остановилась на крыльце и растерянно завертела головой.

Незнакомки и след простыл.

– Куда же она подевалась? – пробормотала Надежда Николаевна себе под нос.

– Вы что-то спросили? – осведомилась поднявшаяся на крыльцо старушка.

– Нет, это я по телефону разговариваю, – отмахнулась Надежда. – С гарнитурой…

Врачи, кроме дежурного ординатора, давно разошлись по домам. Дежурная сестра разнесла больным прописанные лекарства, сделала положенные уколы и направилась в сестринскую. По пути она заглянула в холл, где последние, самые упорные из ходячих больных, приглушив звук телевизора, смотрели какое-то ток-шоу.

– Филатов, Мамонов, отбой! – проговорила сестра и выключила телевизор.

Больные уныло побрели в свою палату.

В отделении наступила тревожная больничная тишина.

Через несколько минут входная дверь отделения с негромким скрипом приоткрылась, и в коридоре показалась довольно высокая сухощавая медсестра в зеленой хирургической форме, причем внимательный взгляд отметил бы, что форма эта ей маловата. Но в коридоре не было ни души, так что медсестра настороженно огляделась и подошла к палате, на которой была прикреплена табличка с номером: «20 Б». Осторожно толкнув дверь, она юркнула внутрь.

Возле стены на узкой больничной кровати спал больной. Лица его было не видно, из-под одеяла торчала только забинтованная голова – в так называемой «шапочке Гиппократа».

Женщина в форме медсестры подошла к кровати, достала из кармана заранее приготовленный одноразовый шприц и взяла спящего за руку. Из вены торчал катетер, замотанный пластырем. «Очень удобно», – усмехнулась про себя «медсестра» и, выпустив жидкость из шприца в катетер, отступила в сторону, куда не попадал свет слабой лампочки.

Больной вздрогнул и пошевелился. А увидев смутный силуэт на фоне окна, разлепил слипшиеся со сна губы и слабо прошептал:

– Кто вы?

– Дежурная сестра, – ответила женщина также шепотом. – Спите, спите, все в порядке!

– Де… дежурная? – переспросил больной. – Что-то я вас раньше не видел.

– А я только вчера перевелась с урологии.

– Вот как… – Больной замолчал, словно прислушиваясь к себе, а потом удивленно проговорил: – Что-то у меня голова кружится… комната прямо плывет… и в ушах шумит…

– Это ничего, это бывает, – успокоила его «медсестра». – Спите, утром все будет хорошо!

– Ну ладно, раз вы говорите… – Больной закрыл глаза и натянул одеяло повыше. – Спать…

– Вот именно – спать. И все кончится.

– Что… значит… кончится? – пролепетал больной, широко открыл глаза и даже попытался сесть на кровати.

– Черт! – закричала «медсестра», подбежав ближе. – Черт!

Но все и правда кончилось.

Глаза больного закатились, он вздрогнул, как от холода, и вытянулся на койке. Медсестра скрипнула зубами и проверила пульс. Только убедившись, что его нет, тяжело вздохнула и выскользнула из палаты.

Вечером адвокат не перезвонил, и утром Надежда позвонила сама. Он был очень недоволен, сказал, что бегает по инстанциям, собирает документы, и просил его не беспокоить. «Будут новости, сам позвоню», – заявил он и добавил, что с Галиной виделся, она очень волнуется за мужа и просила Надежду его навестить.

Надежда и сама решила еще раз съездить в больницу: авось Виктор за ночь что-нибудь вспомнил.

Она поднялась на третий этаж и направилась по знакомому коридору. Сегодня здесь царило какое-то странное, нервозное возбуждение. Медсестры вполголоса о чем-то переговаривались, а при приближении Надежды замолкали.

Она остановилась перед палатой с номером 20 Б, деликатно постучала и толкнула дверь.

Низенькая полная нянечка перестилала постель, больше никого в палате не было.

– А вы куда? – неприветливо осведомилась нянечка, увидев в дверях Надежду.

– Я пришла больного навестить, – ответила Надежда удивленно.

– Какого это больного? – переспросила нянечка, поджав губы, и почему-то отвела глаза.

– Ну, того, который здесь лежал… – проговорила Надежда неуверенно. – То есть должен был лежать. Виктор Сизов…

– Который здесь лежал? – нянечка попятилась и быстро взглянула на Надежду. – А вы кем ему будете? – Но тут до нее дошли последние слова Надежды, и она облегченно выдохнула: – Ах, вы к Сизову! Так он же не здесь, он же в двенадцатой! Вы в двенадцатую идите, там он!

– В двенадцатую? – переспросила Надежда. – Но его вроде сюда собирались перевести…

– Мало ли что собирались! – в голосе нянечки звучало явное облегчение, от которого она стала более разговорчивой. – Эта палата платная, повышенной комфортности, и Роман Роланович лично распорядился, чтобы до оплаты сюда никого не переводить, вот его и не перевели, потому как оплата своевременно не поступила… так что ваш Сизов в двенадцатой, где и раньше был! Можете к нему зайти, там он, на месте!

– В двенадцатой… – протянула Надежда, выходя в коридор.

Возле дверей палаты стояли двое больных – один в красном спортивном костюме, другой в синем. Тот, что в синем, качая головой, негромко произнес:

– Вот ведь жизнь наша! Вчера только с ним разговаривал, а сегодня уже – того!

– Ну, Степаныч, – рассудительно ответил ему второй, – жизнь, она такая… только что был человек – и нету! Закон природы…

– Это понятно, Петрович, только я о другом. В каком отделении он лежал?

– Известно, в каком. В том же, что и мы с тобой. В неврологическом.

– То-то и оно, что в неврологическом! А умер он от чего?

– Сестричка говорила, что от сердца.

– То-то и оно, что от сердца! Так вот, Петрович, я считаю, что это непорядок. В каком отделении человек лежит – от того ему и помирать положено!

– Ну, это уж как кому повезет…

– И еще, Петрович, какая у меня мысль. Он ведь, человек этот, в какой палате лежал?

– Известно, в какой – вот в этой самой…

– Именно! А это какая палата?

– Известно, какая… платная, одноместная, с отдельными удобствами. Повышенной комфортности называется.

– Именно! Значит, богатый был человек. Ну, или, по крайней мере, не совсем бедный. А умер как…

Тут в коридоре появилась строгая медсестра и окликнула разговорчивых больных:

– Филатов, Мамонов, вы что здесь прохлаждаетесь? На процедуры быстро! Шура давно дожидается! Вечно вас по всему отделению искать приходится!

Больные смущенно переглянулись и затрусили в дальний конец коридора.

В двенадцатой палате было шумно. Возле окна двое больных раннего пенсионного возраста играли в шашки, комментируя каждый ход и обмениваясь цветистыми репликами, явно непригодными для женских ушей. Еще один пациент разговаривал по телефону, причем так громко, что было непонятно, зачем ему телефон, – казалось, он мог напрямую докричаться до своего собеседника. Еще один – толстый лысый дядька, похожий на артиста Леонова, – увлеченно слушал допотопный радиоприемник, поставив его себе на живот. Шла трансляция какого-то матча, и больной бурно реагировал на каждый гол или удачный пас.

Виктор полулежал на своей кровати, тоскливо глядя в потолок. Заметив приближающуюся Надежду, он прибавил во взор страдания и простонал:

– Надя! Надюша! Ты пришла!

– Как видишь, – строго ответила Надежда. Она не хотела баловать Виктора слишком мягким отношением.

– Ох, Надя, это такой кошмар! – забормотал он, понизив голос. – Такой ужас!

– Да в чем дело-то?

– В чем? Да вон тот тип, Спиридонов… – он показал глазами на мужчину с приемником, – до полуночи слушает свое радио и все время что-то бормочет, как будто спорит с ведущим… А Кувалдин – один из тех двоих, что в шашки играют, – храпит! Да так храпит, что глаз не сомкнуть…

– Сам храпишь! – отозвался игрок, отличавшийся, судя по всему, отменным слухом.

– Ты видишь, какие тут условия? – простонал Виктор. – Я так долго не вынесу! Я три ночи не спал… я устал…

– Мне бы заснуть, отдохнуть… – подхватила Надежда.

– Да, конечно, – Виктор взглянул на нее подозрительно, почувствовав в ее словах какой-то подвох.

– Но только я лег – звонок! – Кто говорит? – Носорог!

– Что ты несешь? – обиделся Виктор. – Какой еще носорог?

– Да не кипятись! – усмехнулась Надежда. – Это цитата… детское стихотворение…

– Мне не до стихов! – проворчал Виктор. – Я действительно очень устал…

– Придется потерпеть! – сухо проговорила Надежда. – Представь, в каких условиях сейчас твоя жена… вот кому действительно не позавидуешь! А ты скоро выздоровеешь и выйдешь отсюда.

– Да, конечно, Гале не позавидуешь. Но все же здесь так тяжело, так тяжело… нельзя ли что-то придумать? – и он с артистичной мольбой взглянул на Надежду.

– Это ты о чем?

– Ну, помню, я как-то лежал в отдельной палате… там было гораздо удобнее, по крайней мере, тише…

– Помнишь? – ухватилась Надежда за ключевое слово. – Значит, ты начинаешь что-то вспоминать?

– Ну, не то чтобы четко, но какие-то отдельные картины начинают всплывать…

– Очень хорошо! Лежи, вспоминай… это очень важно! Постепенно из этих отдельных картин сложится целое. Самое главное – постарайся вспомнить то, что случилось в тот роковой вечер в ресторане. Так мы сможем помочь Гале.

– Я пытаюсь… – вздохнул Виктор. – Но если бы была отдельная палата, процесс пошел бы лучше…

– Обойдешься!

– И кормят здесь ужасно. Вчера на ужин подали селедку и кефир – ты можешь себе представить?

– Ну, в больницах кормежка всегда не очень, но я тебе готовить не буду – у меня свой муж есть и дела. Твою, между прочим, жену пытаюсь вытащить.

– Да, я понимаю…

– Вот яблок тебе принесла, мытые… – она положила пакет на прикроватную тумбочку. – Ешь, витамины тебе нужны. Это хорошие яблоки, сорт «зимний банан». Ешь и вспоминай… Я в тебя верю! И мыло еще вот, и щетку зубную новую принесла, а то ведь завшивеешь тут, без мыла-то…

– А полотенце? – заныл Виктор. – Больничное все в дырах…

– Обойдешься!

Выйдя из палаты, Надежда задумалась.

Вчера та загадочная женщина – якобы соседка Виктора – собиралась оплатить для него отдельную палату. Это показалось Надежде странным: ведь Галина говорила, что после болезни Виктора со всеми соседями они перессорились. Ну да ладно – это отдельный вопрос. Во всяком случае, палату она не оплатила. Возможно, потому, что ее спугнула Надежда, что само по себе выглядело подозрительно: честному человеку скрывать нечего и убегать от посторонних он не станет, ответит на все вопросы. А если и не захочет отвечать, то хотя бы бросит через плечо: мол, это вас, дама, не касается, почему я Виктора навещаю; короче, не твое собачье дело и не лезь, куда не просят.

В итоге в платную палату положили другого человека, и в ту же ночь он умер…