Созвездие Хаоса Степанова Татьяна
У Мухиной зазвенел мобильный.
– Да? Только что вернулись… Весь сектор, до реки. Да и лес прочесываем. Но это если и есть, то не в лесу. Да, проформа, но мы обязаны… Да, будем продолжать. Я сидеть сложа руки не намерена, – Мухина бросала это кому-то в мобильник тихо и настойчиво. – Если сама найдется… мы торт купим и водки выпьем, отпразднуем… Нет, это не напрасные усилия. Мы должны искать, пусть и времени прошло еще недостаточно для…
Мухина перехватила Катин взгляд и нажала на кнопку – отбой.
– Кабинет мой последний справа, – сказал она Кате, кивая на пустой коридор. – Идите. Я только руки вымою.
Она двинулась к туалету.
Катя пошла по коридору.
Слева в двери вдруг щелкнул ключ – кто-то изнутри открыл дверь, которая распахнулась. Катя увидела серого человечка – заморенного очкарика в спортивной куртке. Он придерживал под мышкой ноутбук.
А за ним – лишь на миг Катя увидела внутри кабинета стену, на ней – большую информативную доску, сплошь покрытую крупными увеличенными фотографиями и пришпиленными листами бумаги, картой местности и…
Очкарик с ноутбуком с грохотом захлопнул дверь. И закрыл ее на ключ.
Там что-то было, на этих увеличенных снимках.
Катя не успела разглядеть.
Эта доска – наглядная демонстрация.
Во всех триллерах всегда фигурирует подобная доска, где жертвы…
Катя оглянулась. Мухина вышла из туалета и теперь шепталась с очкариком. Тот щелкал по крышке ноутбука пальцем.
Что здесь происходит?
Что может случиться в Эребе?
– Ваш шеф звонил мне, – сказала Мухина, открывая ключом свой кабинет – стандартный, как и во всех ОВД, но маленький. – Интервью типа обо мне?
– О вас. О династии сотрудников правоохранительных органов – я знаю, что вы из полицейской семьи. Что ваш отец много лет возглавлял этот отдел. – Катя села на предложенный стул напротив Мухиной, расположившейся за своим столом с пустой столешницей. – Что и дочка ваша тоже пошла по семейным стопам. И зять работает в полиции. Мне бы хотелось написать о вас, вашей работе, о вашей семье. Как вам удается совмещать службу, работу и дом. Это ведь такой необычный город – даже интереснее, чем Дубна. Город науки и космоса. Такой же необычный, как Звездный городок, но открытый теперь и…
– Звездный городок все последние годы сотрясали дикие скандалы – коррупция, взятки, – сказала Мухина. – У нас этого нет. Наука – да… Ученые… Мне еще папа говорил: надо понимать, с кем имеешь дело. Они не такие, как мы. Для ученого полет мухи восьмеркой под потолком – символ законов физики и аэродинамики, плод размышлений о возможностях двигателей будущего. А мы за мухобойкой тянемся, чтобы это чудо прихлопнуть. А вы лишь поэтому приехали к нам?
– Да. – Катя кивнула.
Опять все тот же вопрос. Что они все имеют в виду – дежурный, Ласкина из администрации и эта начальница полиции?
– Я вынуждена вас разочаровать, солнце мое, – сказала Мухина. – Папа мой умер от рака, и я не желаю о нем говорить с посторонними. Тем более чтобы имя его было в прессе. Начнешь говорить о прошлом, о его работе – надо сказать и о смерти. А я не хочу. Не могу смириться, что он умер. Дом я никак со службой не совмещаю, потому что и дома-то никакого у меня нет в обычном житейском женском смысле. Мужика своего я давно выгнала. Он мне изменял – такой кобель! Зять с дочкой не расписаны были – жили в гражданском браке. Считайте, она дуриком залетела, простушка влюбленная. Только что после школы полиции – и сразу памперсы-погремушки. Парень ее сразу же бросил – он в уголовном розыске тут обретался, такой охальник! Сбежал в Дубну, перевелся в отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Моя-то дурочка на алименты подала – оказалось, у него еще двое незаконных, один в Твери, второй в Кимрах. Но внук хороший получился, горластый. Вырастет, наверное, таким же красивым, как папаша, и таким же хмырем-бабником. Дочери сейчас здесь, в городе, нет. Я ее с внуком отправила в Москву к сестре, пока она в отпуске по уходу за ребенком.
Катя поняла, что ее отшивают. Вот так сразу. Почти не скрывая нежелания общаться.
Тогда зачем же Мухина в разговоре с шефом Пресс-центра дала согласие на интервью?
– Могли бы сразу нас отбрить по телефону, Алла Викторовна, – сказала Катя, поднимаясь со стула. – Не ехала бы я в такую даль на дубнинском экспрессе.
– Прокатились зато. Шар в лесу видели? – спросила Мухина.
– Сейчас на обратном пути посмотрю. Таксист предлагал – но я к вам торопилась.
– Ученые хохмят. Там акустика чудная. Такие странности порой люди изобретают! Такую жуть… Да, насчет странностей… ваш начальник Пресс-центра, он…
– Что? – спросила Катя.
– Да нет, ничего, – Мухина опустила глаза. – Мне правда жаль, что так вышло. Но сейчас, куда ни глянь, все сплошная пышная говорильня. Пафосный пердеж. А я для этого не гожусь, солнце мое.
– Все равно рада была с вами познакомиться, подполковник. И увидеть ваш город. Эреб.
У Мухиной резко зазвонил телефон внутренней связи.
– Да, слушаю… Что, нашли?
Катя увидела, как изменилось лицо начальницы полиции.
– Нет… О черт, нам только этого сейчас не хватало! Только что обнаружили? А сам он где? Как некстати все это. Ну да, конечно, куда денешься… Да, я сейчас выезжаю. Опергруппу туда давайте и экспертов.
Катя повернулась, чтобы покинуть кабинет.
– Подождите, Екатерина… Я подумала – ну, что вы не зря все же к нам… в такую даль. Возможно, это вас заинтересует. Если желаете, можете поехать со мной прямо сейчас.
– Куда?
– На происшествие, – Мухина смотрела на Катю, как и все они здесь в этом Эребе, словно оценивая. – Такие вещи нечасто попадают в средства массовой информации.
Глава 3
Кладбище
Брюнетка в черных брюках и свитере с сумкой-мешком, встреченная Катей у здания городской администрации, миновала площадь и свернула на улицу Роз – так в городке именовали Пятую Парковую.
Здесь со дня основания города перед маленьким зданием краеведческого Музея науки и общества был разбит прекрасный розарий – обширная клумба, для которой маститые ученые, профессора и академики в прошлые «закрытые времена» выписывали самые редкие и прекрасные сорта роз.
В настоящем клумба-розарий уже не могла похвастаться редкими сортами. Но городские власти исправно высаживали самые обычные дешевые розы и розовые кусты – обильно и пышно, на радость горожанам.
Брюнетка в брюках обогнула розарий, поднялась по ступенькам краеведческого музея и открыла старую скрипучую дверь с латунными ручками. В холле было прохладно, топить в городке еще не начали. Из окошка билетной кассы высунулась старушка, остриженная столь коротко, что казалась совсем лысой, но с жемчужными сережками в ушах.
– Амалия Иннокентьевна, кто-нибудь приходил? – громко спросила ее брюнетка, роясь в сумке в поисках ключей.
– Ни души. С самого утра сижу жду – ни одного посетителя на выставку. Город игнорирует нас, Нина Павловна. У людей напрочь отсутствует жажда познания, тяга к просвещению, – старушка-кассир вечно прикрывала горечь разочарования в человечестве едким стебом. – Ни одного билета на сегодня не купили. Молодежь гоняет на велосипедах, словно это не город, а велотрек.
Брюнетка Нина Павловна прошла через два музейных зала с высокими потолками. Мельком обозрела экспозицию, которую видела уже сотню раз: фотографии – черно-белые шестидесятых и семидесятых годов и цветные современные. Старые снимки, запечатлевшие историю Экспериментально-рекреационной базы – ЭРЕБа, некогда хранимые под грифом «секретно», а теперь выставленные в музейных витринах. И недавние снимки, где вся эта история продолжалась уже в новых декорациях, с новыми лицами. Сотрудники базы, основоположники, ученые-исследователи. И еще – та, которую знал весь город, потому что она была воистину знаменитой, талантливой и великой, как и ее соратники, учителя и друзья. Королева здешнего ученого роя… Матка экспериментального заповедника.
Нина Павловна скользнула взглядом по ее лицу – она всегда хотела быть похожей на нее. Такой же сильной.
Ну что ж, возможно, ей это удалось, и не только в смысле карьеры: она директор и хранитель здешнего музея. В маленьком городке это многое значит.
Но не это главное.
Главное, что она смогла стать сильной женщиной, как и королева здешнего ученого роя.
И сила эта пригодилась. И еще пригодится.
Нина Павловна открыла боковую дверь, вошла в служебную зону и распахнула дверь кабинета с надписью: «Директор музея».
Здесь тоже было холодно, как только может быть холодно в помещениях в октябре, перед отопительным сезоном. Нина Павловна хотела сразу включить обогреватель.
Но внезапно услышала вой полицейской сирены.
Она подошла к окну.
Окно директорского кабинета выходило на улицу Роз – сразу за розарием была видна проезжая часть, и по ней промчалась, полыхая мигалкой, полицейская машина. А следом еще одна – тоже воя сиреной и мигая синим.
Нина Павловна сразу забыла обо всем – и про обогреватель, и про выставку, которую никто не посещал.
Она схватила сумку и побежала через музейные залы, через холл к выходу.
Ей казалось, сердце… ее сердце вот-вот выскочит из груди. Она пыталась вспомнить…
Остановка…
Автобусная остановка…
Наша, на улице Роз…
Она ведь миновала ее, когда шла в музей и…
Ничего.
Там все как обычно.
И полицейские машины промчались мимо остановки.
Нина Павловна обогнула розарий и вышла на улицу.
Она увидела в конце улицы Роз полицейские машины. Они остановились перед домом – коттеджем из красного кирпича. Из машин выходили полицейские.
Нина Павловна не стала приближаться. Она стояла и смотрела. Видела краем глаза других – горожан, соседей, которые тоже не оставили это событие без внимания. Велосипедисты прибавляли газа, стремясь проехать мимо полицейских машин, прохожие замедляли шаги, пенсионеры пялились в окна.
Нина Павловна знала тот дом в конце улицы.
Она вернулась в музей, в свой кабинет. На столе стояла дешевая ваза с астрами. Они начали уже увядать. Нина Павловна медленно подошла к своему столу и начала извлекать астры из вазы, раскладывая их на газете, что взяла с подоконника.
Дом в конце улицы Роз…
Вода в вазе пахла гнилью. Стебли астр осклизли и пачкали газету.
Запах тлена. Запах гниения.
Запах смерти.
Нина Павловна завернула цветы в газетный кулек.
– Я опять ненадолго отлучусь, – сказала она старой кассирше.
На улице она постояла пару минут, стараясь рассмотреть, что творится у дома в конце улицы.
Потом повернулась и медленно, словно гуляя, пошла по ЭРЕБу – свернула с Пятой на Третью Парковую, затем на Первую Парковую, миновала небольшую, недавно построенную часовню и очутилась перед воротами городского кладбища.
У низкой ограды две старухи продавали искусственные цветы. Нина Павловна никогда их не покупала. Только живые.
Но сейчас у нее просто не было времени, чтобы идти сначала в цветочный, да и денег в обрез до зарплаты. Она бы никогда не опустилась до того, чтобы рвать розы с клумбы розария. Этого в ЭРЕБе из настоящих, потомственных его горожан не делал никто, никогда.
Но она хотела принести на кладбище живые цветы, пусть и пожухлые – эти самые осенние астры, тронутые тленом.
Смерть – как дар.
Смерть – смерти как дар…
Здесь, за воротами кладбища, было все самое дорогое. Частица сердца и души.
Нине Павловне нужно было срочно поговорить.
Кто сказал, что мертвецы – никудышные собеседники?
Глава 4
Улица Роз
В полицейской машине Катя никаких вопросов не задавала – куда едем? что случилось? Алла Мухина сидела впереди, рядом с водителем. На заднем сиденье Катю теснили сотрудники розыска – хмурые, даже не пытающиеся скрыть досаду и разочарование.
Проехали улицу, засаженную липами, площадь, еще одну улицу, тенистую и пустынную. Катя увидела, как мал и тесен ЭРЕБ. Чего уж здесь мчаться на машинах с мигалками, воя сиреной, – можно и пешком дойти.
Миновали приземистое двухэтажное здание, вросшее в землю, с темными дубовыми дверями и большой чудесной клумбой, засаженной розовыми кустами.
– Улица Роз, – сказала Мухина хрипло, – Пятая парковая. Это здесь. Шестнадцатое домовладение.
Проехали, воя и сияя синим, до самого конца улицы и остановились перед коттеджем – точно таким, каких было большинство в городе: старой постройки, из красного кирпича, от дождей и непогоды ставшего темным. Имелось лишь одно отличие: не две двери по обе стороны дома, как в других коттеджах на две или четыре семьи, а одна в центре.
Маленький палисадник огорожен низкой кованой оградой – скорее декоративное украшение, чем забор. К ограде прислонен дорогой стильный велосипед, весь сияющий хромом. В палисаднике, заросшем травой и усыпанном палыми листьями, никого. Но откуда-то из-за дома слышны голоса – мужской и женский.
– Полиция приехала!
– Здесь, сюда! Окно разбито.
Мухина вылезла из полицейской машины и открыла незапертую калитку, все устремились за ней.
Кате надоела роль безмолвного очевидца событий.
– Что произошло?
– По всей видимости, кража, – ответила Мухина. – Домовая кража.
– А чей это дом?
– Константина Чеглакова.
Мухина глянула на Катю и, не увидев реакции, которую ждала, пояснила:
– Космонавта Константина Чеглакова.
– Космонавта?
Все раздражение, которое Катя испытала в последние два часа ожиданий и неласкового приема, словно ветром сдуло. Катя вся подобралась.
Космонавта…
Надо же…
– Я думала, все космонавты в Звездном городке живут.
– Как видите, не все. Он покинул отряд космонавтов несколько лет назад. Вернулся сюда. Он здешний уроженец. Этот дом раньше принадлежал академику Вяткину, который все здесь, в городе, начинал в шестидесятых. Константин Чеглаков купил дом у его девяностопятилетней вдовы и ее наследников. Внуки и правнуки академика все кто в Гарварде, кто в Стэнфорде. А космонавт живет теперь здесь.
За домом располагался заросший деревьями сад, где осень давно уже заявила свои права на все – и на невысокие клены, и на жухлую траву, и на яркие гроздья рябины, заполонившей всю заднюю часть сада.
Из-за крон с пятнами алых ягод виднелась крыша другого кирпичного коттеджа. Огромная белая спутниковая тарелка, казалось, съезжала вниз по крутому скату.
Катя оглянулась: и на крыше дома космонавта тоже «спутники», но меньшего размера.
На маленькой площадке, выложенной плиткой, где стояли деревянные скамейки, стол и садовый гриль-мангал, находились двое – парень и толстая старуха.
Старуха в розовой стеганой болоньевой куртке и спортивных штанах, в очках. А парень…
Катя узнала его. Тот самый, что проехал мимо на велосипеде, замедляя скорость, и улыбнулся ей. Там, на улице, он показался совсем молодым. Здесь, вблизи, оказалось, что он гораздо старше – лет уже за тридцать точно. Среднего роста стройный блондин с кудрявыми волосами, крашеными ярко и стильно. На нем были серые джинсы и плотная серая толстовка с капюшоном, под ней – серая майка, на ногах – обожаемые креативщиками кроссовки «Нью Баланс».
– Алла Викторовна, хорошо, что вы сами сюда, – сказал он встревоженно. – В дом влезли. Окно разбито. Это я полицию вызвал. Мне Вера Ивановна по телефону сообщила, что у Константина воры в доме.
– Что, воры все еще там? – спросила Мухина.
– Нет, я заглянул в окно – там дикий кавардак, но в доме все тихо.
– А я побоялась к окну подходить, – замахала руками толстая старуха. – Вошла сюда из нашего сада, у меня ключи – мне Константин Константинович оставил. Я должна была убраться – гляжу, а окно-то вдребезги!
– Вы дом убираете? – спросила Мухина.
– Вера Ивановна два раза в неделю помогает мне по хозяйству, – начал объяснять блондин в толстовке. – У Константина тоже убирает, когда он просит. А сегодня она позвонила мне – сказала, что в дом воры влезли. Я приехал утром на фирму к себе. Потом отправился в третий блок. Не успел сотрудников собрать, как Вера Ивановна мне сообщила – я сразу сюда.
– Потому что я боялась одна тут, – заворчала старуха. – Мало ли… Сами знаете… Разбойник-то, может, все еще там, в чулане прячется.
– Иван, а где Чеглаков сам? – спросила Мухина.
По тому как она произнесла имя блондина-симпатяги, было видно, что они давно и хорошо знакомы.
– Он уехал в Москву, – ответил блондин. – Я ему позвонил. Он возвращается. Уже к Дубне подъезжает. Очень встревожился. Просил, чтобы мы зашли в дом сами, все проверили. Ну, с вами, с полицией. Чтобы не ждали его, а заходили сразу.
– Тогда, Иван, передайте мне ключи, пожалуйста. – Мухина протянула руку.
Не блондин, а старушка суетливо вручила ей ключи с брелоком.
Они подошли к задней двери, которую Катя сначала не заметила за кустами сирени. Дверь – новая – резко контрастировала со старой, иссеченной дождями стеной и большим окном – разбитым, точнее, высаженным с дьявольской воровской аккуратностью.
В левой створке окна стекла не было. На раме и осколках, торчащих снизу, Катя узрела обрывки плотной бурой бумаги.
Маленький дворик сразу наполнился сотрудниками полиции, подошел эксперт.
– Клей, – констатировал он, склоняясь к раме. – Бумагу на стекло наклеили снаружи и ударили по стеклу. Осколков под окном на траве нет. Все осколки внутри. Там и бумага.
Мухина надела, как и все, резиновые перчатки. Кате перчаток не досталось, и она поглубже сунула руки в карманы короткого тренча. Здесь нельзя ни до чего дотрагиваться. Это место преступления – домовой кражи.
Дом космонавта… Ничего себе… – думала Катя про себя с каким-то тайным, совершенно неуместным восторгом и одновременно опаской. – С ума сойти – и космонавтов грабят… Они тоже как простые люди… Да, точно, подобные дела редко попадают на страницы криминальной хроники. Не зря я прокатилась в такую даль… О, кража у космонавта Чеглакова – представляю заголовки! Интересно, а что украли? Вон какой дом себе купил у вдовы академика! Правда, все тут старье. С особняками, что я видела в окрестностях Дубны, – никакого сравнения. Но все равно – так интересно!
Катя не могла подавить в себе этот глупый, какой-то совершенно щенячий восторг и бешеный репортерский азарт, что проснулся в ней, едва они переступили порог жилища космонавта.
Но увиденное внутри быстро ее отрезвило.
В доме царил дикий хаос. Все было разбросано, выпотрошено, раскидано по полу, по углам.
Комната с разбитым окном, видно, когда-то служила в доме академика гостиной. Но сейчас в этом просторном помещении было очень мало мебели: большой диван, кресло, дешевый стеллаж с полками и низкая стойка с дисками под большим плазменным экраном на стене.
Дорогую плазму вор или воры не взяли, даже не попытались выкорчевать из стены. А вот кресло опрокинули, с дивана содрали все подушки, со стеллажей сбросили все книги.
Эксперт занялся осмотром, оперативники начали ему помогать, все опылять спецпорошком для выявления отпечатков. Мухина прошла дальше, в темный холл без окон с аркой – здесь, у старого зеркала, сохранившегося, видно, от прежних хозяев, стоял пузатый дубовый комод – все его ящики вытащены, все содержимое вывернуто, выброшено на такой же старый тусклый паркет. От паркета пахло мастикой. На полу валялись вскрытые пакеты с комплектами постельного белья, полотенца, мужские рубашки – все, что обычно держат в комодах.
В кухне – такой же хаос. Кухня была новой – единственная, наверное, модная мебель во всем старом доме. Но и тут – все ящики выдвинуты, выпотрошены, двери всех шкафов открыты. На полу – склянки, осколки и жестянки для круп. Холодильник тоже открыт.
– Когда ищут ценности – ювелирку, – пояснила Мухина, – обязательно лезут в холодильник. Сейчас тайники делают из резины в виде овощей – капусты, баклажанов, прячут вместе с продуктами. В такие тайники складывают золото, даже часы наручные дорогие.
– У космонавта много золота? – спросила Катя.
Она все больше возвращалась к реальности.
– Когда деньги ищут, тоже все подряд потрошат, – Мухина осторожно обогнула раздавленную коробку с овсяными хлопьями. – Да, эксперту тут работы невпроворот. Эй, там, как дела, есть отпечатки?
– Полно, здесь же люди жили, – бодро откликнулся эксперт. – Только не ждите, что этот уркаган нам оставил свои подарки. Я уже в трех местах следы талька обнаружил на поверхности ящиков и дверной ручке. А это значит – гость незваный орудовал в перчатках.
– Кто бы сомневался, – отозвалась Мухина. – А следы ног?
– Ярко выраженных нет пока. Но мы возьмем образцы частиц с пола – что за почва, установим позже.
– Все как всегда. – Мухина пошла в глубь дома, Катя за ней.
Лестница наверх.
Они поднялись – первая комната была абсолютно пустой. Прежнюю мебель отсюда давно убрали, новой не купили.
Другая комната, очень большая, являлась спальней, обставлена по-спартански.
Кровать – широкая, с льняным постельным бельем модного серого цвета, который любят мужики-холостяки. Все – простыни, одеяло – сброшено на пол, подушки вспороты.
Двери раздвижного шкафа распахнуты – одежда тоже вся на полу. Толстовки, джинсы, футболки, брюки от черного костюма, пиджак, еще один костюм в упаковке химчистки, белые и голубые сорочки.
– Все полки обшарили. – Мухина кивнула на шкаф. – Искали стенной тайник – сейф. И кровать тоже всю распотрошили.
Они спустились вниз – за кухней была еще одна большая комната.
Катя вошла туда вслед за Мухиной, и вновь странное волнение охватило ее.
Во времена оны это помещение занимал кабинет академика – сохранился старинный письменный стол, лампа бог знает каких времен на мраморной подставке, с зеленым абажуром и новое кожаное кресло – дорогое и даже роскошное. Но встроенные книжные шкафы, где прежде помещалась огромная библиотека академика, претерпели изменения: стеклянные створки были сняты с петель, а полки ликвидированы. Видно дорого было выламывать из стен всю эту рухлядь, поэтому обошлись меньшим – просто превратили стенные книжные шкафы в ниши, увешанные…
картинами.
Картины окружали Катю со всех сторон.
У окна стоял внушительных размеров станок для холстов. На низком столике – банки с кистями, олифой, красками, акриловые краски в тюбиках в больших пеналах, тряпки, ветошь.
– Он что, тоже рисует? – спросила Катя удивленно. – Как космонавт Леонов?
– Надо же чем-то заняться в одиночестве. – Мухина смотрела на ниши-шкафы. – Хобби. А вор и тут покуролесил всласть.
Вор не тронул стол с красками, но письменный вскрыл и выпотрошил, как и комод. Картины тоже почти все были сброшены на пол.
Катя поняла лишь то, что космонавт Чеглаков рисует что-то абстрактное – пятна, черноту. Яркие, почти неоновые пятна голубого цвета. Полосы спектра.
Она боялась наступить на какой-нибудь холст.
Алла Мухина наклонилась, что-то рассматривая.
– А тут вырезали кусок из холста… И здесь тоже. Или это он сам? У абстракционистов ни черта не поймешь. Может, это так и нужно. А может, вор часть живописи украл.
– Здесь явно что-то искали, – сказала Катя, озираясь.
– Ценности. Что же еще? Картины – я же сказала, это его хобби. Вряд ли они кого-то заинтересуют. Сейчас многие малюют – Шнур вон выставляется. И Джуна что-то там рисовала. Ну и Константин тоже, наш земляк. Нет, без него здесь делать нечего. Непонятно даже, что украли, что пропало. Эй, домработница все еще там? Ведите ее сюда, в мастерскую – только осторожно.
Толстая старушка Вера Ивановна пришла в сопровождении оперативника и блондина в толстовке.
– Ой-ой-ой, что же это… это же разбой, настоящий разбой… все, все разодрали! – она крутила головой и поминутно ахала. – Вот бы я вошла, а он – негодяй, ворюга – он бы меня здесь убил!
– Может быть, не убил, а убежал, – старался ее успокоить блондин по имени Иван. – Но вообще-то да, видок дикий.
– Что-нибудь пропало? – спросила Мухина.
– Не знаю и сказать не могу ничего. Такой разор. – Домработница, казалось, была близка к обмороку. – Тут ведь прибираться надо неделю, не меньше!
– А на ваш взгляд? – спросила Мухина у блондина.
– Затрудняюсь сказать. Черт… Где его техника, гаджеты, ноутбук, все остальное?
– Вы, конечно, первым делом про гаджеты, Иван.
– Впрочем, он все это мог с собой взять и, конечно, взял – планшет, мобильный, ноутбук. Но у него много всего этого.
– Как там насчет гаджетов? – крикнула Мухина оперативникам. – Не попадались?
– Попадались, – откликнулись те. – Ноутбук на кухне, на полу. И еще один – в спальне. Вор их не взял. Плазму тоже.
– А чего тогда лезть? – хмыкнул блондин по имени Иван. – Если не за этим? Деньги он свои в банке держит.
Где-то в доме, в глубине, послышались громкие голоса. Катя выглянула в окно мастерской, выходящее на улицу Роз. Рядом с домом и полицейскими машинами теперь стоял черный внедорожник «Форд-Эксплорер».
Катя поняла: хозяин наконец вернулся в родные пенаты.
В дом на улице Роз – ей страшно понравилось это название и одновременно показалось каким-то пошло-романтичным – в дом на улице Роз, разоренный кражей, больше похожей на набег дикой орды.
На пороге бывшего академического кабинета, а ныне мастерской художника-самоучки появился мужчина в сопровождении оперативников. Шатен с короткой стрижкой и серыми глазами, спортивный, плотно сбитый, лет сорока восьми, но выглядящий гораздо моложе своего настоящего возраста. На правой скуле у него имелся небольшой шрам, что, однако, совершенно его не портило. На нем была серая толстовка – почти идентичная той, что нацепил на себя красавчик-блондин по имени Иван. Поверх толстовки – кожаная куртка-бомбер. Вещи хорошего качества, но очень простые.
Катя вперилась в незнакомца.
Константин Чеглаков – хозяин разоренного дома на улице Роз – даже на пороге своего пятидесятилетия привлекал взоры.
– Привет, – сказал он. – Ну и дела.
– Вор у вас похозяйничал, Константин Константинович, – сообщила Алла Мухина.
– Или воры, – поправил начальницу один из оперативников. – Нам ваша домоправительница позвонила, точнее, не она, а сосед ваш.
– Да, Ваня мне сказал по телефону. – Чеглаков оглядывался по сторонам. – Как Мамай прошел.
– Вы как в себя придете, посмотрите, Константин Константинович, что пропало. Что воры украли.
– Да нет, ничего… Просто я не ожидал. – Чеглаков глянул на Мухину, на Катю.
Он повернулся и медленно отправился обозревать ущерб. Мухина и Катя двинулись за ним.
– Вы в Москву ездили? – спросила Мухина.
– Да, надо было по делам.