Особый отдел и пепел ковчега Чадович Николай
Тем не менее кто-то из давних знакомых Цимбаларя тишком указал на инспектора патрульно-постовой службы, дежурившего в ту злополучную ночь.
Инспектор, как бы загипнотизированный лучистым взором Людочки, стоявшей за спиной Цимбаларя, юлить не стал. Ознакомившись со всеми нюансами деликатного дела, ради которого сотрудники особого отдела явились сюда, он начал свой безыскусный рассказ:
– Тут, понимаешь, и смех и грех. Ночь выдалась поганая, с грозой, с бурей. По мостовой буквально реки текут. Ливнёвка не справляется. Уличное освещение то и дело гаснет. Я своим ребятам сразу сказал: добром это дежурство не кончится. И как накаркал! В три часа ночи какая-то шестёрка сообщает, что неподалеку от развлекательного центра «Бункер» лежит мёртвая дамочка…
– Подожди, – перебил его Цимбаларь. – В этом «Бункере» рулетка есть?
– Там всё есть! И рулетка, и карточные столы, и игорные автоматы. Клиенты денег не жалеют. Вот профурсетки и вьются поблизости, как мотыльки. Внутрь их стараются не пускать. За год это уже второй случай, когда возле «Бункера» бабу губят. Правда, первую ногами забили.
– Когда это было? – спросил Цимбаларь.
– Да зимой ещё. Помню, снег лежал. Наркоманы отличились. Мы их потом задержали.
– Ладно, рассказывай дальше.
– Ну выехали мы туда, конечно. Как глиссер шли, по брюхо в воде. Действительно, дамочка лежит на тротуаре, калачиком свернувшись. Уже холодная. Кровь дождем смыло, но похоже, что огнестрел. Средних лет, одета с претензиями, хотя не проститутка. Этих я за версту узнаю. В ушах серёжки, на шее кулон, на пальце колечко с камнем.
– Неужели при ней не было сумочки? – не выдержала Людочка.
– То-то и оно. Мы всё вокруг аккуратненько обшарили. Наверное, кто-то до нас подобрал. Вместе с деньгами и паспортом. Вот и осталась дамочка безымянной.
– Личность звонившего установили?
– Нет. Анонимный звонок из автомата.
– А может, она из «Бункера» шла?
– Заглядывали мы туда. Швейцара и охранника на место происшествия водили. Не признали они дамочку… Потом эксперты подъехали, прокуратура, медики. Составили протокол осмотра, всё, что надо, сфотографировали. Украшения я с неё снял, чтобы не затерялись. Сейчас они у следователя в сейфе лежат.
– Ты лучше скажи, как эта женщина в итоге мужиком оказалась? – в упор спросил Цимбаларь.
– Я и сам удивляюсь. – Инспектор блудливо улыбнулся. – С виду натуральная женщина была, побей меня гром! Ресницы накладные, стрижка мелированная, на губах помада. Да и лежала она как-то по-бабски… Это потом в морге всё перепутали. Они виноваты! Вы лучше туда езжайте.
– Да были мы уже там! – махнул рукой Цимбаларь. – Бардак ещё похлеще вашего. Невостребованные трупы штабелями лежат, а холодильники забиты голландскими розами. Санитары пьяные… Они покойника той ночью раздели в спешке и не посмотрели, что по бумагам он женщиной числится. Решили, наверное, что он трансвестит какой-то. Отсюда и началась путаница. А потом ваши следаки спохватились, что жертвы преступления нет как нет. Ну и спустили дело на тормозах. Один хрен оно глухарём висело. Так и ушел неопознанный труп в крематорий.
– Все мы там когда-нибудь будем, – философски заметил инспектор.
– Из какого оружия её убили?
– Похоже, что из пистолета. Хотя гильз потом так и не нашли.
– Куда попали пули?
– Две сюда, – он приложил руку к левой стороне груди. – И одно в голову. Прямо в глаз.
– В какой?
– Сейчас… – Инспектор задумался, поочередно прикрывая то один, то другой глаз. – В правый… Да у нас всё заснято. Можете сами посмотреть.
– Обязательно посмотрим.
Рассматривая цветную фотографию, на которой было изображено мёртвое белое лицо с растёкшимся гримом и страшным чёрным пятном на месте вытекшего глаза, Кондаков сказал:
– Вот, значит, как выглядел Игорь в своей последней ипостаси. Ни мужик, ни баба, а какой-то бесполый паяц… Арлекино, Арлекино… Считаете, это работа Окулиста?
– Вне всяких сомнений, – кивнул Цимбаларь. – Его почерк. Два-три выстрела в туловище, обычно в сердце, потом контрольный выстрел в глаз. Всегда в правый.
– Когда Окулист начал действовать?
– В прошлом году. Но это были единичные эпизоды. Одно, редко два покушения в квартал, и не всегда безупречно исполненных. Убивал он тогда в основном мелкую сошку. Тех, кто самостоятельно выносит мусор и ходит в булочную без охраны.
– А с сентября пошли убийства одно другого круче, – добавила Людочка. – На совести Окулиста банкир Сарнацкий, депутат Молодцов, криминальный авторитет Шрубко… Человек поймал свою птицу удачи. Правда, клюв и когти у неё в человеческой крови.
– То есть вы оба не сомневаетесь, что бетил у Окулиста? – Кондаков перевёл взгляд с Людочки на Цимбаларя.
– Если и сомневаюсь, то вот настолько. – Цимбаларь продемонстрировал верхнюю фалангу своего мизинца. – После убийства Шрубко его преследовали по пятам, загнали буквально в угол, а он исчез, как по мановению волшебной палочки.
– Подождите. – Кондаков прищурился. – Если не вдаваться в нравственные категории, мечта убивать в чём-то сродни мечте сочинять стихи. Или мечте делать деньги. Почему же бетил в физическом плане не защищал Уздечкина и Халявкину, но делает это для Окулиста?
– Окулист не просто маньяк, наслаждающийся агонией своей жертвы. – Для наглядности Цимбаларь попытался взять Кондакова за горло. – Он убийца-профессионал. Умение скрыться с места преступления – неотъемлемая часть его бытия, его подспудной мечты. В полном соответствии с этой мечтой бетил и делает Окулиста неуязвимым.
– Тогда нам его никогда не взять. – На лице Кондакова появилось скорбно-капризное выражение, как у ребенка, которого лишили любимого лакомства.
– Откуда такие упаднические настроения, Пётр Фомич? – удивилась Людочка.
– От верблюда! Неужели вы сами не понимаете? За Окулистом безуспешно охотится убойный отдел главка, наружка, участковые, патрульно-постовая служба. Неужели мы вчетвером сумеем переплюнуть эту махину?
– Побеждают не числом, а умением, – возразил Цимбаларь. – Те, кого ты упомянул, ничего не знают о бетиле. А мы знаем. Они борются с Окулистом как с обыкновенным киллером. Мы же будем бороться с ним как с киллером-чародеем. Всякие сверхъестественные штучки не будут смущать ни тебя, ни меня. Вот в чём наше преимущество!
Людочка задумчиво произнесла:
– Как известно, ковчег завета частенько причинял зло своим обладателям. И филистимлянам, и самим иудеям. Вот если бы мы сумели обратить бетил во вред Окулисту. Только как это сделать?
– Не забывайте, что поиск убийц не входит в круг наших обязанностей, – напомнил Кондаков. – Мы ищем вполне конкретную вещь, которая попала в случайные руки. Давайте как-то отстранимся от профессиональных пристрастий нового обладателя бетила.
– Да я бы с удовольствием отстранился, будь он, например, кондитером, – ответил Цимбаларь. – Пусть бы и дальше выпекал свои торты, кому какое дело? Но ведь Окулист использует свою находку людям на погибель. Он наплевал на все человеческие и божеские законы. В последнее время он убивает просто забавы ради, упиваясь своей безнаказанностью. На счету Окулиста милиционер, сделавший пустячное замечание, и охранник рынка, бросивший на него косой взгляд. Бетил нужно не просто забрать у этого кровопийцы, а, так сказать, оторвать вместе с руками. Ещё лучше вместе с головой.
– Меня интересует вот что, – сказала Людочка. – Окулист отдаёт себе отчёт в чудесных свойствах бетила или пользуется им бессознательно?
– Кто же это может знать! – пожал плечами Кондаков. – Только господь бог да сам Окулист. А это важно?
– Думаю, что да. Если бетил для него просто игрушка, взятая у жертвы, – это одно. А если талисман, защищающий от всех напастей, – совсем другое. Игрушку он рано или поздно выбросит, но талисманом будет дорожить, как зеницей ока.
– Насколько мне известно, киллеры его класса никогда не обирают убитых, – сказал Цимбаларь. – Заметь, он не взял с трупа Игоря ни серёжек, ни кольца, ни кулона. Почему он посягнул на бетил – для меня загадка.
– Да ладно вам хмуриться! Давно ли мы стали бояться разных загадок? – Людочка попыталась расшевелить своих чересчур мрачных коллег. – Вспомните, сколько звеньев оказалось в цепочке наших поисков. И со всеми мы успешно справились. Осталось одно, самое последнее. Неужто мы и его не одолеем? Ведь задача, по сути, совсем простая: задержать преступника, уже изрядно наследившего раньше и продолжающего оставлять улики. Если не принимать во внимание бетил, это дело техники. Ну и времени, конечно. Лично я предложила бы следующий план действий. Пусть Пётр Фомич переговорит с оперативниками, непосредственно нацеленными на Окулиста, и соберёт всю информацию, имеющуюся о нём на данный момент.
– Лучше переговорами займусь я, – вмешался Цимбаларь. – У Петра Фомича на этом уровне просто не осталось друзей, а мои, напротив, выбились в начальнички… Вот если бы он обсудил эту тему с кем-нибудь из бандитских авторитетов, знающих его с советских времён. Ведь после убийства Шрубко они тоже имеют зуб на Окулиста. Справишься, Пётр Фомич?
– Попробую, – кивнул Кондаков. – Хотя и сомневаюсь, что кто-то из этих динозавров ещё уцелел… Заодно хочу напомнить вам об одном нюансе. Квартирный вор, к примеру, работает втайне от всех и чаще всего попадается при реализации краденого, когда поневоле вынужден вступать в контакт с другими людьми. С киллером всё наоборот. Прежде чем совершить преступление, он вступает в переговоры с посредниками и заказчиками, то есть заранее подставляет себя. На этом этапе его брать проще всего.
– Киллеры бывают разные, – заметил Цимбаларь. – Есть «пехотинцы», работающие в составе своей группировки, и есть «профи», зарабатывающие на жизнь в гордом одиночестве. Соответственно, и система получения заказов у них принципиально разная.
– Окулист, судя по всему, «профи», – сказала Людочка. – Недаром его нанял кто-то из хозяев казино. Действительно, зная систему получения заказов, мы бы весьма повысили свои шансы на успех. Но это дело не сегодняшнего дня…
– Что же ты про Ваню забыла? – поинтересовался Цимбаларь. – Или в твоих планах для него не осталось места?
– Как же без Вани! – воскликнула Людочка с таким видом, словно бы её коллега покусился на нечто святое. – Для него будет персональное задание. Теперь, когда нам известно и место, и время убийства, он может проводить разведку не наобум, а прицельно. Не исключено, что кто-нибудь из бомжей был свидетелем происшествия возле «Бункера». Ведь ночь их любимое время суток.
– Не забывай, тогда шёл проливной дождь, – сказал Цимбаларь.
– Тем более! В дождь все обитатели подземелий – и крысы, и люди – выбираются наружу. Место возле «Бункера» весьма доходное. Такие места не пустуют в любой сезон и в любую погоду.
Цимбаларь, выбрав среди снимков Игоря наименее жуткий, сообщил:
– Заскочу на пути к Халявкиной. Верну автомобиль и попрощаюсь. Так и так, скажу, преставился ваш недоброжелатель. Можете смело забирать сыночка домой. А что касается волшебной вещицы, некогда подаренной вам любящим человеком, то она, извините, тю-тю! Местонахождение неизвестно.
– Заодно передай Саломее Давыдовне пламенный привет от бригады уборщиков фирмы «Золушка», – попросила Людочка. – Всегда готовы к новым трудовым подвигам.
Сегодня ей не досталось никакого конкретного задания, но причиной тому была не жалость к хрупкой девушке и тем более не пренебрежение ею, а скорее признание неоспоримых заслуг. Ведь, откровенно говоря, выйти на след пропавшего трупа удалось только благодаря её стараниям.
Кроме того, с некоторых пор все понимали, что конкретные задания ей не нужны, а можно сказать, даже вредны. Не успев по молодости лет приобрести устойчивые стереотипы мышления, Людочка умела думать свежо и нестандартно.
Вот и сейчас она уже размышляла над тем, как бы ловчее одолеть зарвавшегося убийцу, оказавшегося вдруг на пути опергруппы, одолеть не силой и не храбростью, а как-то иначе – возможно, одним из тех потаённых способов, которым наши предки изводили всякую нечисть, оставшуюся на земле со стародавних времён…
Зная нравы, царящие в главке, Цимбаларь предусмотрительно запасся официальной бумагой, подписанной не только самим Горемыкиным, но и высокопоставленным куратором особого отдела.
Говоря о своих друзьях, пустивших корни в руководящих структурах, он сознательно называл их не начальниками, а начальничками, подразумевая под этим уничижительным термином службистов среднего звена, ещё только мечтающих о полковничьих и подполковничьих погонах.
Отбарабанив в органах по десять-пятнадцать лет и вкусив сладкого яда власти, они уже не строили планов возвращения на гражданку, коими частенько козыряют желторотые лейтенантишки, а собирались неуклонно расти, пусть не в профессиональном, так в карьерном смысле. Вследствие этого все они были ретивы в службе, исполнительны до угодничества, беспощадны к окружающим и предельно осторожны.
Именно такие качества Цимбаларь нашёл в своём бывшем сотоварище по патрульно-постовой службе, ныне занимавшем должность заместителя начальника отдела. Он, конечно, был рад поделиться со старым приятелем некоторой толикой оперативной информации, но только с разрешения всех своих начальников, как прямых, так и непосредственных. Милицейские чинодралы, словно минёры на передовой, старались страховать каждый шаг.
Сведения, полученные Цимбаларем в главке, нельзя было назвать сенсационными. Как и подавляющее большинство других киллеров, Окулист, изначально носивший незамысловатую фамилию Степанов, про-шёл через кровавые жернова так называемых горячих точек (ничего себе точки, величиной с Абхазию или Чечню!).
Ещё будучи солдатом срочной службы, он отличался неуживчивым характером и в конце концов угодил за мародерство в дисбат, где зачастую царят нравы не менее крутые, чем в колониях строгого режима.
Вернувшись на свободу, Степанов на какое-то время исчез из поля зрения правоохранительных органов. По агентурным сведениям, он в течение десяти месяцев обучался в подпольной школе киллеров, действовавшей сначала под Новосибирском, а потом в Молдове.
И хотя школа, содержавшаяся на средства криминалитета, готовила асов-убийц для нужд преступного мира, преподавали в ней бывшие сотрудники КГБ и ГРУ.
Из лучших учеников этой школы впоследствии была сформирована специальная киллерская бригада, предназначенная для уничтожения особо важных персон как в пределах России, так и за рубежом. Однако очень скоро в бригаде возникли внутренние конфликты, и Степанов ответил своим покровителям чёрной неблагодарностью – пристрелив трёх человек, он пустился в одиночное плавание, имея вместо паруса ненасытное честолюбие, а вместо руля – завидное хладнокровие.
Счастливо избежав мести бывших «однокашников» и заимев кое-какие знакомства, он постепенно втянулся в это опасное ремесло, которое, как известно, не гарантирует пенсии и социальных благ, но при удачном стечении обстоятельств приносит весьма солидную прибыль, к тому же не облагаемую налогом.
Впрочем, похоже, что Степанов никогда не строил планов на будущее – профессия наёмного убийцы привлекала его не столько возможностью подзаработать, а просто сама по себе, как живопись привлекала таможенника Руссо, а музыка – химика Бородина.
Сначала Степанов держался в тени, не брезговал никакой работой и брал за неё немного. С жертвами он предпочитал встречаться лицом к лицу, используя очень редкое для людей своего круга оружие – крупнокалиберный «смит-вессон» двадцать девятой модели, стрелявший десятимиллиметровыми патронами «магнум».
Наверное, единственным неоспоримым достоинством этого револьвера была его громадная дульная энергия, позволявшая при стрельбе с близкой дистанции дырявить квартирные перегородки, двери машин и лёгкие бронежилеты, обычно используемые цивильными особами и сотрудниками охранных агентств.
Своё первое значимое убийство Степанов совершил в январе прошлого года, путём подкопа проникнув в гараж совладельца какой-то посреднической фирмы и убив его там после нескольких суток ожидания. Неизвестно почему контрольный выстрел был произведён в правый глаз, что с тех пор стало традицией, которая и породила кличку Окулист.
В сентябре в его карьере произошёл внезапный взлёт. Киллер средней руки, перебивавшийся грошовыми заказами, стал демонстрировать чудеса бесстрашия, лихости и эффективности. Так, например, он в одиночку напал на криминального авторитета Шрубко, по кличке Колчан, который в сопровождении пары телохранителей выходил из ресторана «Джигит», и пятью пулями уложил всех, причем контрольного выстрела был удостоен только сам Шрубко.
Банкира Сарнацкого Окулист подкараулил в туалете собственного офиса, и до сих пор оставалось загадкой, как он туда проник. Во время его отхода произо-шло настоящее побоище, жертвами которого пали четыре сотрудника банка и одна случайная клиентка.
Сейчас портреты Окулиста висели на всех милицейских стендах, а охоту за ним вели не только силы правопорядка, но и несколько бандитских группировок, мстящих удачливому киллеру как за смерть Шрубко, так и за старые грешки.
Тем не менее авторитет Окулиста у заказчиков был необычайно высок. Этой осенью в определённых кругах он пользовался такой же популярностью, как некогда Солоник или Змушко.
Относительно системы заказов, которой пользовался Окулист, в главке ничего определённого сказать не могли, ссылаясь на то, что занимаются этой проблемой сравнительно недавно. Высказывались лишь предположения, что он прибегает к услугам целой сети посредников, с которыми общается исключительно заочно, а работу начинает после того, как на счёт некоего подставного лица поступает весьма солидная сумма.
В заключение хозяин кабинета с ехидной улыбочкой поинтересовался:
– А с чего бы это особый отдел заинтересовался Окулистом? Неужели он инопланетянин?
– Хуже. – Цимбаларь, и без того падкий на розыгрыши, придал лицу скорбное выражение. – Есть очень серьёзные подозрения, что в Окулиста вселился дух известного эсера-максималиста Бейшара-Шпаковского, убившего что-то около полусотни царских жандармов.
– Так тот действовал из идейных побуждений, – заметил хозяин кабинета. – А Окулист наёмник.
– Время такое, – пояснил Цимбаларь. – Рыночные отношения превалируют везде, даже в религиозной сфере. Но заметь, Окулист уже отходит от принципа выгоды. За что, спрашивается, он недавно застрелил милиционера? Да просто за то, что тот милиционер! Слуга закона, представитель власти. В самое ближайшее время Окулист намерен заняться отстрелом высшего милицейского руководства. Это я тебе по старой дружбе говорю. Ты бы тоже поостерёгся.
– Да я сошка мелкая. – Хозяин кабинета беспечно махнул рукой. – Пока ещё до меня очередь дойдёт!
– Учти, Бейшар-Шпаковский убивал жандармов не за чины, а за вредность. Вот и смекай.
– Да не верю я в эту галиматью! Поймаем мы Окулиста как миленького. И вся ваша дурацкая мистика рассеется.
– Спорю на что угодно, но вы его никогда не поймаете, – зловещим голосом произнёс Цимбаларь. – Окулист, то бишь Бейшар-Шпаковский, подпитывается из загробного мира некротической энергией всех своих единомышленников, погибших насильственной смертью. Если кто-то и способен с ним справиться, так это только мы одни.
– Ага! – Хозяин кабинета попытался обратить всё в шутку. – Вас из загробного мира подпитывают души жандармов, убиенных эсерами-максималистами.
– Ну зачем же, – с самым серьёзным видом возразил Цимбаларь. – У жандармов были души дворянские, деликатные. Какой от них прок… А у нас за спиной стоят великие тени Дзержинского, Ягоды, Ежова и Берии. Это посильнее четырёх всадников Апокалипсиса! Вот почему победа будет за нами.
– Скажи, у вас в отделе все такие сумасшедшие или ты один? – поинтересовался хозяин кабинета, впрочем, как-то с опаской.
– Абсолютно все! – заявил Цимбаларь. – Как только очередная медкомиссия признаёт нашего сотрудника психически нормальным, его сразу же переводят в криминальную милицию. У нас таким не место.
– Ты почаще заходи, – сказал Цимбаларю его бывший сотоварищ, глядя почему-то в сторону. – Давно меня так никто не смешил.
Однако на его лице не было и тени улыбки.
Какими бы ничтожными ни оказались успехи Цимбаларя, а Кондаков вообще остался ни с чем.
Единственным результатом поисков бывших королей преступного мира, с которыми ему пришлось бороться двадцать-тридцать лет тому назад, но которые сохранили уважение к «правильному следаку», не допускавшему ментовского беспредела, оказался коротенький список кладбищ, где нашли своё долгожданное успокоение эти в высшей мере беспокойные личности.
Даже давний приятель и советчик Кондакова вор в законе Василь Палыч Чертков, которого прежде не брала никакая хворь, скончался нынешним летом от обширного инфаркта миокарда.
Всё это было ещё одним доказательством того, что великая эпоха энтузиастов, бессребреников и людей чести безвозвратно канула в прошлое.
Ваня, подробно проинструктированный Людочкой, в тот же вечер сумел втереться в компанию бомжей, обитавших неподалеку от развлекательного центра «Бункер».
Сначала к нему относились настороженно – кому охота кормить лишний рот, – но после того, как Ваня поставил новым друзьям литр купленного из-под полы спирта-сырца, сердца бродяг сразу оттаяли, а языки развязались.
Выбрав удобный момент, Ваня поведал собутыльникам душераздирающую историю своего сиротства, причиной которого стала страсть родной мамочки к азартным играм. Однажды, прихватив последние семейные сбережения, она отправилась в «Бункер», и с тех пор о мамочке не было ни слуху ни духу. Случилось это грозовой августовской ночью, когда дождь лил как из ведра, а из-за грозовых разрядов то и дело отключалось электричество.
Рассказ, полный экспрессии, страсти и неподдельного трагизма, вызвал среди бомжей оживлённую дискуссию, смысл которой заключался в том, что один из них, отзывавшийся на кличку Припадочный, возможно, способен пролить свет на это печальное происшествие. Под давлением большинства тот вынужден был согласиться, хотя взял с присутствующих зарок, что его слова не выйдут за пределы подвала, в котором происходила пьянка.
– Нас, бляха муха, тогда чуть не затопило, – начал Припадочный, закусывая шкуркой от солёного сала. – Вылезли мы с Карпушей наверх, мокрые, как штопаные гондоны, зуб на зуб не попадает… Время два часа ночи, за душою ни копейки. Карпуша говорит, если не грабанём кого-нибудь, окоченеем на хер… Ты Карпушу знаешь? Классный мужик. На флоте служил, помощником капитана. Себя называл суперкарго… или суперкарга, хрен вспомнишь. По всему свету на своём лесовозе ходил. В Колумбии его проститутки научили кокс нюхать… Он его потом каждый день нюхал, носовая перегородка развалилась, а он всё нюхал, как проклятый… На пятьдесят баксов в день нюхал, а в месяц получал двести. Ну и морские, конечно… Только морские он отдавал жене… или любовнице, хрен вспомнишь… Стал Карпуша мазутом корабельным приторговывать… Потом консервами… Потом сел на шесть лет. В зоне получил первую группу инвалидности. Списали вчистую… Не на берег. На свободу…
– Ты же мне про мамочку обещал рассказать, – напомнил Ваня.
– Нет у меня мамочки. – Припадочный удивлённо уставился на него.
– Про мою мамочку, которая возле «Бункера» пропала! – Ваня повысил голос.
– А, ну да… – немного подумав, кивнул Припадочный. – Было дело… Сунулись мы с Карпушей сюда, сунулись туда – никого. Вернее, люди есть, но у них хрен что возьмёшь. Ещё и по шее получишь… Меня недавно на вокзале в Балашихе буквально ни за что отрихтовали. Ещё каким-то кошельком упрекали, которого я отродясь не видел… А потом, гондоны штопаные, хотели меня под товарняк кинуть… Ты хоть раз под поезд попадал? Ну и не надо… Гадостное ощущение… Моего дружка однажды под колёса затянуло. Не Карпуху, а другого… как звали, хрен вспомнишь… Раздело в момент и кидало от рельсы к рельсе, как дохлую крысу… Тебе дохлые крысы нравятся?
– Не нравятся! – отрезал Ваня. – Ты давай про «Бункер» рассказывай.
– Про «Бункер»? Нет проблем, – согласился Припадочный. – Первоклассное заведение… Только я внутри никогда не был. Охранники, сволота, гоняют, будто мы не равноправные российские граждане… Вот ты скажи, я гражданин?
– Хрен тебя знает. – Ваня уже с трудом сдерживал себя. – У меня мамочка возле «Бункера» пропала! В августе! Ночью! Когда дождь шёл! Ты её видел?
– Видел, – почесавшись, подтвердил Припадочный. – Только откуда я мог знать, что это твоя мамочка? Она мне не представлялась… а может, и представлялась, хрен вспомнишь.
Спустя пару секунд выяснилось, что приятели Припадочного умеют бороться с его забывчивостью весьма простыми, но действенными способами. Самый авторитетный из них, всегда имевший при себе собственный складной стаканчик, приподнялся и со словами: «Не выпендривайся, сука, если тебя сирота спрашивает!» – отвесил ему увесистую оплеуху.
– А, ну да… вспомнил. – Припадочный затряс ушибленной головой. – Сунулись мы с Карпушей сюда, сунулись туда – некого грабить… А потом слышим, каблучки стучат. И вроде бы как раз в нашу сторону. Глядь, бежит под дождём фраерша, вся из себя такая расфранчённая, словно гондон штопаный… На плече сумочка. Ну, думаем, поживимся… Тут ей наперерез мужик – шасть! Хвать за горло и пушкой в морду тычет… Здоровенная такая пушка, что твой обрез… Чуем, дело пахнет керосином. Мы-то сами в тени прячемся, а на них свет от фонаря падает. Всё как на ладони видно… Фраерша эта бряк на колени. Объясняет ему что-то и сумочку свою суёт. Возьми, дескать, только до смерти не убивай… Долго они так базарили. Наверное, минуту, а то и две… хрен вспомнишь… Вдруг трах-тарарах! Мы думали, молния возле нас ударила – ан нет! Оказывается, этот хапушник из своей пушки шарахнул… Фраерша сразу и завалилась… Он в лежачую ещё два раза пальнул, сумочку забрал и пошёл себе… Я, конечно, хотел покойницу пошмонать, ей-то теперь всякое рыжьё без надобности, да Карпуша не пустил… Даже, говорит, и не мечтай. Возьмёшь на копейку, а потом тебе срок за убийство припаяют… Умнейший человек! Суперкаргой на флоте служил, а потом ещё в зоне чалился… Можно сказать, профессор…
– Ну а дальше что было? – спросил Ваня. – Так и осталась моя мамочка на асфальте лежать?
– Дык а что ей мертвой сделается? – удивился Припадочный. – Авось не простудится… Люди добрые подберут… Мы с Карпухой за тем башибузуком пошли. Карпуша говорит, фраерша, как видно, из казино шла. Наверняка приличная… Родня горевать будет, объявят премию за сведения об убийце. А мы тут как тут… Умнейший человек, хотя с виду гондон штопаный и даже хуже… Шли мы за хапушником аж до самой фабрики. Фабрика тут рядом швейная… или трикотажная, хрен вспомнишь… Дальше через речку пешеходный мостик… Нет, думаем, через мостик не пойдем, там всё на виду, ещё пулю схлопочешь. Мужик крутой, шутить не будет… Но он вдруг приостановился, зыркнул по сторонам и шасть в машину, которая там стояла. Та сразу завелась и уехала.
– Куда он сел? За руль?
– Нет, на заднее сиденье.
– И больше вы его, значит, не видели? – осведомился Ваня.
– Не дай бог такого увидеть! – Припадочный перекрестился. – Обосрёшься со страху.
– Какой марки была машина?
– А я знаю! Красная… Карпуша, не будь дураком, номер запомнил и, когда мы обратно шли, гвоздиком в подъезде нацарапал.
– В каком подъезде?
– Да где-то по пути… Карпуша помнил, а мне до одного места…
– Где же твой Карпуша сейчас?
За Припадочного ответил главарь бомжей:
– Он в ту ночь сильно простудился. Назавтра уже весь горел как уголь. Мы его водкой пробовали отпоить, не помогло. Бредить стал. Тогда «Cкорую» вызвали. Одна приехала – не взяла. Говорят, после вас от вшей спасения не будет. Другая взяла, только мы его сами грузили. Через три дня в больнице сказали, что умер, не приходя в сознание. Двухстороннее воспаление лёгких. Моряк, а на поверку гнилым оказался.
– Жалко человека, – посочувствовал Ваня и тут же перешёл к делу: – Помните, он говорил, что родня объявит премию за сведения об убийце. Так вот, как любимый сын своей мамочки, я объявляю эту премию – тысячу рублей! Пошли искать подъезд, в котором записан номер машины.
Припадочный по непонятным причинам стал было отнекиваться, но его подхватили под руки, выволокли из подвала и заставили повторить весь путь, который он проделал в ту ночь, выслеживая убийцу.
«Подъездами» оказались огромные декоративные порталы, украшавшие глухую стену швейной фабрики. Изнутри они были исписаны довольно густо, но сакраментальный номер в конце концов нашёлся. Правда, код региона отсутствовал, а из шести знаков ясно читались только три, но принципиального значения это уже не имело.
Ещё неизвестно, кто радовался находке больше – сам Ваня или бомжи, падкие на халявную выпивку.
Глава 15
Рандеву с убийцей
На осмотр нескольких небрежно нацарапанных значков опергруппа выезжала в полном составе – ещё и специалиста по фотографированию надписей в косых лучах с собой прихватили. Из Мурманской транспортной прокуратуры срочно затребовали образцы почерка покойного Карпуши, на самом деле оказавшегося Карпом Юлиановичем Жаровым, бывшим вторым помощником капитана лесовоза «Гжель». Дешифровкой номера и поисками автомобиля, которому он принадлежал, занялись лучшие эксперты особого отдела.
Все эти усилия привели к тому, что в поле зрения опергруппы оказалась красная «пятёрка», являвшаяся собственностью человека, по состоянию здоровья неспособного управлять даже инвалидным креслом. На машине по доверенности ездил гость столицы некто Аванесов, нигде не работающий, но снимавший довольно приличную квартиру в Зюзине.
После долгого допроса, которому были подвергнуты швейцар, охранник и кассир «Бункера», они признались, что женщина, впоследствии оказавшаяся убитой, действительно заходила в игорный зал и за полчаса обогатилась примерно на тысячу долларов.
На улице её ожидал таксист, обычно обслуживающий азартных игроков, кочующих от одного казино к другому. Однако незадолго до возвращения женщины с ним вступил в конфликт работник милиции, вынудивший таксиста покинуть стоянку. Вследствие этого женщина оказалась, так сказать, безлошадной и, несмотря на уговоры швейцара переждать дождь, поспешно скрылась в темноте.
Швейцар слышал выстрелы, раздавшиеся несколько минут спустя, но, дабы не бросать тень на репутацию своего заведения, держал язык за зубами. Если на улице убили случайного прохожего, это одно, а если жертвой стал посетитель казино, только что сорвавший крупный куш, – совсем другое. Здесь уже пахнет подставой.
Эту версию подтвердил и таксист, той ночью объ-ехавший с обречённой женщиной несколько казино подряд. По его словам, милиционер в звании капитана вёл себя чрезвычайно нагло, выдвигал необоснованные претензии и грозил крупными неприятностями. Чтобы не усложнять свою и без того непростую жизнь, таксист счёл за лучшее уступить его домогательствам. Отъехав от «Бункера», он в ту ночь больше туда не возвращался.
Милиционер говорил с лёгким акцентом и вообще смахивал на кавказца, что сейчас, впрочем, уже не считалось редкостью (даже некоторые руководители министерства носили отнюдь не славянские имена и фамилии). Со Степановым-Окулистом, портрет которого был предъявлен таксисту, этот сомнительный капитан не имел никакого сходства.
Первая, как бы случайная проверка Аванесова показала, что у него фальшивая московская регистрация, и это дало формальный повод для задержания. Лабораторная экспертиза документов определила, что все они представляют собой довольно качественные подделки, выполненные на подлинных бланках, а дактилоскопирование позволило установить подлинное имя задержанного – Вартан Ованесович Гукасян, в прошлом неоднократно судимый за разбой и торговлю наркотиками. Своё первое наказание он отбывал в той же самой дисциплинарной части, что и Окулист, причём практически одновременно с ним. Это не могло быть простым совпадением.
Тщательный осмотр машины не дал никаких результатов, и тогда Цимбаларь, при молчаливом согласии коллег, решил провести негласный обыск квартиры Гукасяна, тем более что её ключи находились в его руках. Ни оружия, ни боеприпасов, ни наркотиков, как на то надеялся Цимбаларь, найти не удалось, зато на антресолях обнаружился полный комплект милицейской формы (с капитанскими погонами), а в бельевой корзине – совершенно пустая женская сумочка, на вид очень дорогая.
Едва Цимбаларь взял сумочку в руки, дивясь красоте лакированной кожи и позолоченной фурнитуры, как амулет хасидов, висевший у него под рубашкой (накануне было решено, что отныне мезузу будет носить лишь тот, кто рискует в любой момент нарваться на Окулиста), шевельнулся, едва не перекрутив те– сёмку.
Скорее всего эта сумочка использовалась убиен– ным Игорем для ношения бетила, и теперь одна иудейская реликвия ощущала незримый след другой.
Срочно вызванная Людочка доставила мезузу в бывшую квартиру Халявкиной. При приближении к тайнику, где когда-то хранился бетил, она реагировала аналогичным образом, сделав полуоборот вокруг своей вертикальной оси.
Вывод был однозначным – амулет хасидов способен опознать любой объект, с которым соприкасался бетил, даже если после этого прошёл достаточно долгий срок.
Кондаков прокомментировал данный феномен следующим образом:
– Это вам не водочный перегар, который выветривается уже на следующие сутки, а немеркнущая аура сверхъестественного вещества. Можно смело считать, что мы совершили эпохальное научное открытие, обнаружив новый тип фундаментального физического взаимодействия, которых до сих пор насчитывалось всего четыре: сильное, слабое, электромагнитное и гравитационное.
– А пятое пусть называется в твою честь: кондаковское, – буркнул Ваня. – Или, ещё лучше, кондаковско-моисеевское. Ведь пророк Моисей тоже приложил к нему руку.
– Интересно, станет ли мезуза реагировать на сам бетил? – Тень раздумья омрачило чистое Людочкино чело. – И если да, то с какого расстояния?
– Это покажет только опыт, сын ошибок трудных, – ответил Цимбаларь. – Но я постараюсь пройти по всем местам, где нынешней осенью видели Окулиста.
Гукасян, надо полагать, догадался, какие тучи собираются над его головой, и повёл себя паинькой – сразу выдвинул версию о том, что приобрёл фальшивые документы лишь ради того, чтобы не подвергаться бесконечным и унизительным проверкам со стороны милиционеров, недолюбливавших кавказских рецидивистов, вину свою безоговорочно признал и выразил готовность понести заслуженное наказание.
Кондаков, имевший громадный опыт следственной работы, пришёл к выводу, что колоть такого тёртого калача бесполезно, а лучше использовать его как наживку. С этим мнением согласились и остальные члены опергруппы.
В отношении Гукасяна ограничились мерами административного воздействия и следующим утром отпустили на все четыре стороны, даже не взяв подписку о невыезде. Он уехал из отдела на машине, напичканной подслушивающими устройствами, сопровождаемый хвостом наружного наблюдения. Его квартирный и мобильный телефон были поставлены на прослушку. Не вызывало сомнений, что, вернувшись домой, Гукасян уничтожит все компрометирующие его улики, а потому милицейскую форму и роскошную сумочку заменили другими, имевшими аналогичный вид и качество. С практически новой сумочкой проблем не возникло (если не принимать во внимание её умопомрачительную стоимость), а вот форму пришлось подвергать искусственному старению, повторяя все потертости и пятна, имевшиеся на оригинале.
Первый вечер после освобождения Гукасян посвятил попойке в обществе двух заказанных по телефону проституток. Весь следующий день подручный Окулиста (а в этом уже никто не сомневался) провёл дома. Камера наблюдения, установленная на крыше противоположного дома, показала, что он спускает в канализацию милицейскую форму, порезанную на мелкие лоскутки. Та же участь постигла и сумочку, на которую он неосмотрительно позарился после убийства Игоря.
За всё это время Гукасян звонил очень мало, ограничившись несколькими ничего не значащими разговорами с ближайшими приятелями, тоже взятыми на учёт. Навели справки и о проститутках, навещавших Гукасяна, но ничего более криминального, чем торговля собственным телом, за ними не водилось.
Отсидевшись какое-то время взаперти, он вышел из дома и, не воспользовавшись машиной, отправился в центр города на общественном транспорте. Всю дорогу Гукасян метался и юлил, стараясь запутать возможную слежку, но делал это на самом дилетантском уровне.
Вблизи Тургеневской площади он остановил первого попавшегося паренька и, сговорившись за сто рублей, позвонил кому-то с чужого мобильника. Этот якобы хитрый приём на деле оказался верхом наивности. Паренька остановили в Уланском переулке, и спустя четверть часа номер телефона, по которому звонил Гукасян, а также примерное содержание разговора стали известны опергруппе, которую сегодня возглавлял Цимбаларь, чьё горячее сердце билось рядом с узорчатым серебряным цилиндриком, наполненным каббалистическими заклинаниями, созданными две тысячи лет назад для того, чтобы напрямую общаться с богом.
Гукасян условился о встрече с неизвестным лицом, чей мобильник был зарегистрирован по несуществующему паспорту и который находился сейчас в зоне действия промежуточной станции сотовой связи, расположенной в районе Останкино. Место встречи было оговорено таинственной фразой: «Там же, где и прошлый раз».
Сам Гукасян, остановив частника, велел ему ехать по проспекту Мира в северном направлении, очевидно тоже имея целью Останкино. Пройдя на территорию Всероссийского выставочного центра, он зашёл в армянский ресторанчик, возле которого человек в бараньей папахе жарил шашлыки.
Немного погодя туда же проследовал и Цимбаларь. Прикрывшись газетой, он расположился в дальнем конце просторного, полупустого зала. Кондакову, Людочке, агентам наружки и даже Ване велено было оставаться на приличном расстоянии снаружи. Если здесь должен был появиться Окулист – не просто убийца, а убийца-чародей, – то ему мог противостоять лишь человек, имеющий чудодейственную защиту.
За соседними столиками волоокие горцы угощали бедовых москвичек красным вином и долмой в виноградных листьях. Родители баловали детишек ншаблитом и багараджем. Худшего места для задержания нельзя было и придумать. Начнись вдруг в ресторанчике стрельба, и эхо от неё достигнет самых высоких инстанций.
Гукасян заказал пряную форель, порцию бораки, копчёное мясо, зелень и графинчик коньяка. В ресторан зашёл человек в папахе, жаривший на улице шашлыки, и, что-то сказав по-армянски, вручил Гукасяну свой мобильник. Тот выслушал краткое сообщение, ответил по-русски: «Понял» – и, сунув мобильник в карман, заспешил к выходу.
Вслед за ним, словно стая волков за оленем, рассыпанным строем потянулись преследователи. Условия для слежки были самые неподходящие – голые деревья, редкие прохожие, осенняя муть.
Пройдя пешком около двух километров, Гукасян повернул к пустырю, на котором возвышалось огромное недостроенное здание, окруженное бетонным забором. Где-то оно уже поднялось чуть ли не вровень с Останкинской башней, а где-то едва достигало пяти-шести этажей.
Здесь было на удивление безлюдно, и появление сразу стольких посторонних лиц обязательно привлекло бы внимание приятеля Гукасяна, который, скорее всего, занимал наблюдательный пост на верхотуре.
Велев коллегам окружить стройку широким кольцом, но при этом оставаться под защитой окрестных зданий и парковых насаждений, Цимбаларь в одиночку приблизился к забору и успел заметить, как Гукасян нырнул в чёрный провал одного из многочисленных подъездов.
В суматохе погони он совсем забыл о мезузе и сейчас, случайно дотронувшись до груди, ощутил, что её тесёмка закрутилась на пару оборотов. Это не могло быть простой случайностью. Окулист, в последнее время никогда не расстававшийся с бетилом, был где-то поблизости.
Тянуть дальше не имело смысла, тем более что начинало смеркаться. Вдали уже зажглись уличные фонари, но на территории стройки не горела ни единая электрическая лампочка. Цимбаларь, относившийся к домашнему уюту в общем-то наплевательски, внезапно подумал, что неплохо бы сейчас оказаться возле телевизора, с тапочками на ногах и бутылочкой пивка в руках.
Отдав приказ скрытно подтягиваться к забору, но ни в коем случае не соваться на территорию, запросто простреливаемую сверху, Цимбаларь нырнул в лаз, проделанный под одной из бетонных плит, и зигзагами побежал к подъезду, в котором совсем недавно исчез Гукасян.
При этом ощущения у него были самые мерзопакостные, а утешала лишь мысль о том, что четырнадцатиграммовая пуля «смит-вессона», вылетевшая из ствола со сверхзвуковой скоростью, не причинит ему никаких физических страданий, а мгновенно переправит в особое отделение рая, где в комфортных условиях пребывают все полицейские, жандармы, карабинеры и милиционеры, погибшие при исполнении служебных обязанностей.
Вдохновлённый этой сомнительной надеждой, Цимбаларь хотел на бегу перекреститься, но забыл, откуда следует начинать – со лба или с чрева. Вместо этого он опять коснулся мезузы и убедился, что её те– сёмка закрутилась ещё туже.
До подъезда, маячившего впереди спасительным убежищем, оставалось ещё шагов двадцать, когда вверху грянул выстрел, эхо которого пошло гулять по лабиринтам недостроенных этажей. Вороньё, облюбовавшее стрелы кранов, под аплодисменты собственных крыльев взлетело в небо. Все собаки в округе дружно залаяли.
Ничего похожего на свист пули Цимбаларь не услышал, хотя этот отвратный звук, подгоняющий бегущих и расслабляющий лежащих, был ему хорошо знаком. Отсюда следовал вывод: стреляли не в него.
Затем раздался ещё один выстрел, более глухой. Видимо, на сей раз стреляли в упор, вдавив ствол в податливую человеческую плоть. Не приходилось сомневаться, что на земной жизни грабителя и наркоторговца Гукасяна, опрометчиво связавшегося с маньяком-убийцей, поставлена точка – чёрная точка порохового ожога.
Оказавшись под защитой кирпичных стен, Цимбаларь по рации попросил кого-нибудь из тех, кто его слышит, найти рубильник и включить на стройке свет, а сам, почти на ощупь, стал подниматься по лестничным маршам, не имевшим и намёка на ограждение.
Взобравшись этажей на пять, он повернул налево и тут же почувствовал, что тесёмка мезузы начинает раскручиваться в обратном направлении. Тогда он поспешно двинулся вправо, и та свилась сразу на два оборота.
Место, в котором он сейчас находился, совсем не походило на непритязательные стройки скудных советских времён, когда с лестничной площадки можно было попасть максимум в пятидесятиметровую трехкомнатную квартиру. Здесь же тянулись анфилады просторных покоев, залы с арками, громадные (и тоже пока неогороженные) лоджии.
Пронзительный ноябрьский ветер, почти неощутимый внизу, превращал одежду в парус, выдувая из-под неё последние остатки тепла. Но как бы ни силён был этот ветер, он не мог рассеять запах пороховой гари. Усиленный патрон «магнум», сконструированный специально для крупнокалиберных «кольтов» и «смит-вессонов», оставлял после себя смрад, сравнимый разве что со зловонием скунса, хотя, конечно, не такой стойкий.
Нажатием большого пальца Цимбаларь взвёл курок своего «макарова» (все остальные его механизмы были давно готовы к стрельбе) и, стараясь ступать бесшумно, что в тёмных, захламлённых помещениях давалось с трудом, вступил в квартиру, в планировке которой отсутствовала привычная архитектурная логика.
Он был заранее готов увидеть здесь Гукасяна, но всё равно вздрогнул, буквально натолкнувшись на его тело, вытянувшееся поперёк прихожей. Сначала Цимбаларю показалось, что тот снизу лукаво подмигивает ему, словно старому знакомому. Лишь наклонившись, он понял, что причина этой иллюзии – широко открытый левый глаз и полное отсутствие правого. Даже убивая былого напарника по преступному ремеслу, Окулист не преминул оставить на нём своё личное клеймо.
Правильно, подумал Цимбаларь, бей своих, чтобы чужие боялись.
Проверять пульс Гукасяна, а тем более пытаться вернуть его к жизни было занятием бесперспективным – таких оплошностей уважающие себя «профи» не допускают.
Теперь, когда ситуация более или менее прояснилась, надо было искать Окулиста, чьё дальнейшее пребывание на свободе могло устраивать только князя тьмы. Здравый смысл подсказывал, что выше он не полезет, поскольку не располагает ни крыльями, ни пропеллером в жопе, ни другими приспособлениями для свободного полёта. Следовательно, сейчас он спускается по одной из лестниц вниз, рискуя в темноте расшибиться в лепёшку.
Цимбаларь поднёс рацию вплотную к губам и шё– потом приказал опергруппе внимательно наблюдать за прилегающей к зданию территорией и в случае появления Окулиста, чьи приметы были всем хорошо известны, стрелять на поражение. Оставалось неизвестным, верит ли он сам в возможность выполнения этого приказа. Однако ничего более умного ему в голову сейчас не приходило.
Затем Цимбаларь спросил:
– Что со светом? Неужели не можете найти рубильник?
– Ищем, – ответили ему. – Все сторожа, как назло, куда-то подевались.
С каждой минутой становилось чуточку темнее, и он начал медленный спуск вниз, не забывая время от времени прикасаться к мезузе. Если верить ей, опасность не возрастала, но и не уменьшалась. Окулист по-прежнему находился где-то в здании.
Обследовав несколько близлежащих квартир, Цимбаларь двинулся дальше и в сгущающемся мраке не заметил, как его нога ступила в пустоту…
Мерзопакостно бежать по открытой местности, ежесекундно рискуя получить пулю в лоб, но ещё мерзопакостней, находясь высоко над землей, потерять под собой опору. Для многих людей это постоянная тема кошмарных снов…
Ловя ускользающее равновесие, Цимбаларь уже валился вниз. Конечно, какой-то шанс на спасение оставался, но его можно было реализовать только при помощи рук, в данный момент занятых пистолетом и радиостанцией.
Отшвырнув эти совершенно ненужные сейчас предметы, он сорвался в пролёт лестничной клетки, но в последний момент успел ухватиться за арматурные стержни, торчавшие из бетона. В кровь ободрав ладони, Цимбаларь повис на них, словно сопля на палочке.
Слышно было, как уносящийся вниз пистолет звонко лязгает, задевая за какие-то препятствия. Любой из ударов мог привести к шальному выстрелу, но этого так и не случилось. Рация, находящаяся в мягком кожаном футляре, падала бесшумно.
Цимбаларь попытался рывком подтянуться, но сразу понял, что это пустые хлопоты. То, что легко удаётся в спортивном зале, зачастую неосуществимо в сложных жизненных обстоятельствах.
Теплая одежда, тяжёлые ботинки, надетые специально для такого случая, и массивная «беретта», оставшаяся на память о Халявкиной, тянули его в гибельную бездну, словно стальные доспехи – Ермака или ящик с дивизионной казной – Чапаева.
Если верить голливудским фильмам, в подобных ситуациях главному герою всегда протягивает руку помощи благородный друг, который, словно подъёмный кран, выдёргивает его из пропасти, кишащей крокодилами, из океанских волн, кишащих акулами, либо из джунглей, кишащих вьетконговцами.
Будто бы в сказке, такой спаситель явился и к Цимбаларю, хотя его истинные намерения до поры до времени оставались неясными. Лицо этого человека терялось во тьме, угадывался лишь его смутный силуэт. Самое странное, что он, похоже, вышел из квартиры, недавно обследованной Цимбаларем.
Читать бесплатно другие книги:
