Особый отдел и пепел ковчега Чадович Николай

– Его службу в личной охране Сталина.

– Ничего себе! – Похоже, эта новость действительно повергла Сопеева в изумление. – Неужели это правда?

– Абсолютная. Если не верите, могу предъявить соответствующие документы… Скажу больше, ваш отец был очевидцем смерти Сталина.

– Ну и папаша! – покачал головой Сопеев. – Никогда и не заикнулся об этом.

– Наверное, не считал нужным. Или опасался чего-то… После смерти Сталина часть его личных вещей, в основном малозначительных, разобрали на сувениры. Вы ничего похожего у отца не замечали?

– Нет… Он вообще был противником всякого накопительства. Получит, бывало, подарок на юбилей и сразу отдаст кому-нибудь. Мать ему за это глаза была готова выцарапать.

Цимбаларь, в принципе готовый к такому ответу, счёл за лучшее сменить тему.

– Как вы полагаете, маршал Востроухов был удачливым человеком?

– Вне всякого сомнения. Как-никак, до маршала дослужился, причём в мирное время. Да и люди говорили, что его все неприятности стороной обходят, словно заговорённого.

– Кто это говорил? – сразу навострил уши Цимбаларь.

– Разве сейчас вспомнишь…

– А если мне пообщаться с вашим братом? Он-то, наверное, Востроухова знал больше…

– Пообщайтесь… Мы с ним в последнее время практически не соприкасались. Впрочем, настоящей близости между нами никогда и не было. Для нас с отцом он так и остался чужим… Послушайте, у меня к вам просьба. – Сопеев понизил голос до шепота, хотя в кабинете, кроме них, никого не было. – Заберите меня отсюда!

– На каком основании? – Теперь уже пришла очередь удивляться Цимбаларю.

– Просто заберите, и всё! Ведь это в ваших силах. Скажите, что увозите меня на допрос или на очную ставку. Вы же лучше меня знаете, как это делается… Очень вас прошу!

– А потом?

– А потом я вернусь, не волнуйтесь. Может, только кружку пивка выпью.

– Ладно… – Цимбаларь был слегка обескуражен этой просьбой. – Но сначала дайте мне телефончик вашего брата.

– Боюсь, что ничем не могу вам помочь. Там, где он сейчас находится, телефонов нет.

– Разве он арестован? – насторожился Цимбаларь.

– Ну вы и скажете! Анатолий Григорьевич сейчас поправляет своё здоровье… – После некоторой заминки Сопеев добавил: – Душевное.

– Проще говоря, он находится в сумасшедшем доме? – догадался Цимбаларь.

– Вроде того… Хотя вывеска там другая. Сейчас развелось много частных клиник, где пациентам за их же собственные денежки выправляют мозги. Если хотите, могу дать адресок. Это за городом, в сторону Нахабина.

– Давайте… – Цимбаларь мельком глянул на часы. – Ещё успею.

– Тогда записывайте…

Стоило только им выйти из кабинета, как всем сторонним наблюдателям сразу стало ясно, что Сопеев себе самому уже не хозяин. Да и рука переодетого мента, лежавшая на его плече, говорила о многом. Сотрудники издательства, покуривавшие возле раскрытого окна, притихли в напряжённом ожидании.

– Куда вы нашего Колю уводите? – сорвалось у кого-то с языка.

– Николай Григорьевич пройдёт со мной. – Взгляд Цимбаларя заставил некоторых наиболее чувствительных зрителей поёжиться. – Его присутствие необходимо при проведении следственных мероприятий.

Из соседнего кабинета выскочила Натка, похожая на рассерженного богомола, не желающего расставаться со своей добычей. Она, конечно же, слыхала слова Цимбаларя, потому что сразу выпалила:

– По какому праву вы его забираете? Предъявите ордер или что там у вас ещё есть!

– Мы его не забираем, а привлекаем к сотрудничеству, – ответил Цимбаларь, которому, в общем-то, пары слов было не жалко даже для такой лахудры. – Но если вы требуете санкцию прокурора, то я вам её обеспечу. Только потом не обижайтесь.

– Наташенька, не переживай, – скорбным голосом произнёс Сопеев. – Может, всё и обойдётся. Меня же не в Бутырку увозят.

– Тебе с собой что-нибудь нужно? – Призрак на-двигающейся беды мигом превратил записную стерву в душевнейшую из женщин.

– Не знаю… Дай немного денежек, я потом где-нибудь пообедаю.

Сопровождаемые сочувственными взглядами сотрудников и всхлипами сотрудниц, они направились к выходу, и нельзя было понять, кто кого уводит – Цимбаларь Сопеева или наоборот.

– Беспредел, – посетовал кто-то. – Живём как в тридцать седьмом году.

Со всех сторон посыпались возражения:

– Уж лучше тридцать седьмой, чем девяносто первый! По крайней мере, стабильность была. Цены снижали и расстреливали в тюрьмах, а не на улицах, как сейчас.

Вздохнув полной грудью, Цимбаларь сказал:

– Мне кажется, что ваш тренд находится неподалёку отсюда, за углом, и называется «Шашлычная». Ну а локус вы получите от жены, когда вернётесь домой.

– Наплевать! – махнул рукой заметно повеселевший Сопеев. – Диссонансы и разночтения, существующие между нами, в трактовке целей и форм совместного существования, могут быть устранены только самыми радикальными средствами. А потому оставим напрасные упования и отдадимся на волю случая… Адью, гражданин начальник! Спасибо, что проявили сочувствие.

Они разошлись в разные стороны, и Цимбаларь продолжал бормотать в такт шагам:

– Локус-тренд, локус-тренд, локус-тренд… Тьфу, привязалась зараза, чтоб ей пусто было!

Вместо того чтобы терять время и гробить нервы в уличных пробках, гораздо проще было доехать на метро до станции «Тушинская» и там пересесть на пригородный автобус.

Цимбаларь так и поступил, не забыв сообщить Людочке о своем новом маршруте. Заодно он пригрозил остаться в дурдоме навсегда, мотивируя это отсутствием тренда в финансовых делах и плохим локусом в личной жизни.

– Надо бы тебя обматерить хорошенько, но слов подходящих на ум не приходит, – ответила Людочка.

Уже в пути Цимбаларь получил от Кондакова весточку, не добавившую к уже известным фактам ни капли нового.

Прибыв к месту назначения, он, вопреки ожиданиям, не обнаружил ничего такого, что хотя бы отдалённо напоминало лечебницу. Пришлось изрядно побегать, прежде чем добрые люди указали ему малозаметную дорогу, уходящую в лес.

Остаток пути Цимбаларь преодолел пешком, вдыхая запахи смолы, прелой хвои, грибницы и любуясь элегическими видами осеннего леса, уже начинавшего готовиться к долгому зимнему сну. Было довольно тепло, но небо, ещё месяц назад ослепительно голубое, изрядно поблекло, и птицы теперь кричали как-то совсем иначе. Однажды дорогу ему перебежал заяц, чувствовавший себя возле человеческого жилья вполне вольготно.

Заведение, интересовавшее Цимбаларя, называлось по старинке: санаторий «Сосновый бор». Однако внушительный забор, скрывавший от посторонних глаз всё на свете, кроме маковки водонапорной башни, сразу выдавал истинное предназначение этого «санатория».

Удостоверение Цимбаларя, прежде открывавшее почти любые двери, не возымело на охрану никакого действия. Ему даже популярно разъяснили:

– Ты же в проходной следственного изолятора этой ксивой козырять не будешь, верно? Ты предъявишь пропуск, выписанный по соответствующей форме уполномоченными на то лицами. Так что не надо права качать, гражданин майор. У тебя своя работа, у нас – своя.

Цимбаларь уже согласился было выписать этот тре-клятый пропуск, но оказалось, что за ним нужно возвращаться в Москву.

Пылая праведным гневом, он вернулся под своды леса и на глазок прикинул высоту забора. Увы, шансов преодолеть его не было даже у обезьян, по слухам обитавшим здесь в незапамятные времена. Тот, кто возводил эту китайскую стену, понимал толк в тюремной фортификации – сначала метр бутового камня, потом два с половиной метра подогнанных в паз досок, а наверху ещё и проволока, хотя без колючек, но на изоляторах.

Вариант с подкупом охранников тоже не проходил – в карманах набралось бы от силы пятьсот рублей, по нынешним временам сущий мизер.

Внезапно чуткое ухо Цимбаларя уловило шум приближающейся машины, и он едва ли не бегом бросился ей навстречу. Вскоре впереди показался беленький фургончик «Скорой помощи», явно направлявшийся в лечебницу.

Говоря высоким стилем, провидение посылало ему счастливый шанс, и Цимбаларь смело шагнул на середину дороги, в этом месте такой узкой, что объехать человека было просто невозможно.

Терпеливо переждав первый залп мата, в котором преобладала медицинская терминология типа: «Бубон ты сифилитический!» – Цимбаларь вновь пустил в ход своё удостоверение.

На сей раз демонстрация служебной атрибутики сопровождалась задушевными словами:

– Мужики, мне в этот «Сосновый бор» ну просто кровь из носа нужно. Выручайте! Жертвую на пропой последние шелестухи.

– Убери деньги, командир, – промолвил богатырского вида санитар, облачённый в белый халат и кепку-восьмиклинку. – И не надо истерик. Тут всё предельно ясно. Мы тебя, конечно, выручим, но и ты помоги мне в ментовскую контору устроиться. Год пороги обиваю, и всё впустую. Без блата не влезешь.

– Ты что-то не то говоришь, – усомнился Цимбаларь. – Насколько мне известно, во всех городских подразделениях большой некомплект рядового и сержантского состава. Если у тебя всё в порядке с анкетой, поступай себе на здоровье.

– С анкетой всё в порядке. Только у меня татуировка на груди «Дави ментов и сук», – признался санитар. – По малолетству сделал, а теперь никакими средствами не могу вывести. Даже к пластическому хирургу обращался.

– Думаю, это дело поправимое, – сказал Цимбаларь. – Если ты мне сейчас поможешь, я в долгу не останусь. Замолвлю словечко на комиссии. Нашему брату нужна не шкура, а голова и сердце.

– По рукам! – обрадовался санитар. – Прошу в салон. Но сначала тебе придётся малость приодеться, а то с нашей охраной каши не сваришь. Дадим тебе классный клифт, какой даже Юдашкин не сошьёт.

Подъехав к проходной, «Скорая помощь» особым образом просигналила – три гудка коротких и столько же длинных, что согласно международному коду морских сигналов означало: «Имею на борту скоропортящийся груз».

Автоматические ворота дрогнули, но приоткрылись только чуть-чуть, выпустив наружу охранника, с которым, судя по свирепой роже, не то что кашу, даже компот нельзя было сварить.

– Как съездили? – осведомился он, с врождённой подозрительностью приглядываясь к санитару и водителю.

– Нормально, – при молчаливом попустительстве водителя соврал санитар.

– Порожняком идёте?

– Да есть тут один клиент…

– Открывай. – Охранник постучал по кабине резиновой дубинкой.

– Только осторожней, он буйный, – предупредил санитар.

– Да и я не подарок. – Держа наготове дубинку, охранник заглянул внутрь салона, где на носилках лежал человек, тщательно спелёнутый смирительной рубашкой.

– Ишь как его прихватило, – посочувствовал охранник. – Не иначе белая горячка… А где бумаги?

– Какие такие бумаги! – с полуоборота завёлся санитар. – Мы его еле заломали. Умаялись, как суслики. Сейчас сдадим в приёмный покой и сразу обратно.

– Без бумаг не положено, – отрезал охранник.

– Что же нам с ним делать?

– Да хоть домой везите.

– Там его жена и тёща в истерике бьются. Представляешь, какой для них подарочек будет? Нет, мы его лучше на вашей проходной оставим. Согласен?

– Ладно, заезжайте, – кривясь, как от изжоги, уступил охранник. – Но чтобы в последний раз! Иначе докладную главному напишу…

Завернув за угол ближайшего лечебного корпуса, «Скорая помощь» остановилась, и санитар в два приё– ма освободил Цимбаларя от смирительной рубашки.

– Капитальная вещь, – разминая затёкшие члены, сказал тот. – Куда там нашим наручникам! Как говорится, ни вздохнуть, ни пёрнуть… Зачем ты узлы так туго затянул?

– А если бы охранник проверил! Нет, я все дела привык без халтуры делать.

– Молодец! В органах такие люди нужны. Вот мой телефон. – Цимбаларь что-то черканул на сигаретной пачке. – Брякни на неделе. Постараемся твои проблемы решить.

– Спасибо… Назад выйти сможешь? – поинтересовался санитар. – Здесь это посложнее, чем войти.

– Как-нибудь справлюсь. Не первый год замужем… А тебе я могу дать один совет. Если собираешься у нас служить, то с панибратством завязывай. Впредь обращайся ко мне по званию – «товарищ майор».

– Слушаюсь! – Санитар сразу подобрался, словно в строю, и даже кепку свою поправил.

– Так-то лучше… Посоветуй, как мне получить свидание с вашим пациентом?

– Это смотря какой пациент – буйный или тихий.

– Скорее всего тихий.

– Тогда вам, товарищ майор, нужно вон в тот двухэтажный корпус. – Толстым, корявым пальцем он указал нужное направление.

Морги, тюрьмы, пересылки, спецприёмники и психбольницы были для Цимбаларя привычным полем деятельности, и с их персоналом он умел общаться накоротке. К сожалению, дефицит времени не позволял запастись каким-нибудь грозным предписанием из самого Минздрава, и приходилось обходиться минимальными средствами.

Впрочем, пожилая медсестра, исполнявшая обязанности администратора, отнеслась к нему весьма предупредительно и ни про какие документы даже не заикнулась. По-видимому, здесь полагали, что любой человек, оказавшийся на территории лечебницы, уже прошёл процедуру проверки.

Выслушав просьбу Цимбаларя, где вранья было на рубль, а правды на копейку, она сказала:

– Сейчас Сопеев спустится. Извините, но по медицинским показаниям покидать лечебный корпус ему не рекомендовано. Для свиданий с родственниками и друзьями у нас имеется специальное помещение… Двух часов вам будет достаточно?

– Вполне, – ответил Цимбаларь, обрадованный столь удачным развитием событий.

– Только учтите, какие-либо передачи категорически запрещены, – предупредила медсестра. – Это касается как вещей, так и продуктов питания.

– Я в курсе. – Цимбаларь с готовностью продемонстрировал пустые руки.

– С лечащим врачом хотите побеседовать?

– Попозже… Скажите, а Анатолий Григорьевич адекватен?

– Более или менее. Но на всякий случай приготовьтесь к тому, что он вас не узнает или примет за кого-то другого.

– И как мне в этом случае вести себя?

– Сдержанно… И не пытайтесь возражать, даже если он назовёт вас Наполеоном.

Просторная двухсветная комната скорее напоминала игровой зал детского сада, ненадолго покинутый воспитанниками, чем место свиданий с психами.

Вдоль стен был расставлены диваны, заваленные книгами, альбомами для рисования и раскрасками, а на ковролиновом полу валялись разноцветные пластмассовые кубики и мягкие игрушки.

В дальнем углу беседовали две странно одетые старушки, и невозможно было понять, кто из них пациентка, а кто посетительница. Возле выключенного телевизора сидел наголо обритый горбун и раскачивался в такт какой-то мелодии, доступной только его собственному слуху.

Дожидаясь Анатолия Сопеева, заглазно уже получившего оперативную кличку «байстрюк», Цимбаларь дал волю своей любознательности и вскоре убедился, что диваны крепко-накрепко прикручены к полу, в окнах вставлены пуленепробиваемые стекла, под потолком установлены две телекамеры слежения, а лысый горбун зачарованно всматривается в своё собственное отражение на экране телевизора, ну почти как полковник Горемыкин.

Ожидание между тем затягивалось. Цимбаларь уже начал опасаться, что его мошеннический трюк раскрыт и администрация лечебницы готовит какие-то ответные меры, но тут санитар ввёл в комнату человека, одетого сугубо по-домашнему: спортивные брюки, фланелевая рубашка навыпуск и тапочки.

Цимбаларь, судивший о внешности Востроухова только по устным свидетельствам Кондакова, невольно подивился сходству отца и сына. Правда, Анатолию Григорьевичу, кроме молодецких усов, не хватало ещё маршальского лоска и военной выправки. Он сильно сутулился, при ходьбе шаркал ногами и своим отрешённым видом напоминал популярнейшего героя фантастических комиксов – Безумного профессора.

Сделав своё дело, санитар ушел, и Сопеев покорно остался стоять посреди комнаты. Цимбаларь поспешил к нему и, взяв за локоток, усадил на ближайший диван, а сам устроился рядом.

Он ещё и рта не успел раскрыть, чтобы представиться, как душевнобольной деревянным голосом произнёс загадочную фразу:

– Вы опять хотите послать меня к северным оленям?

– Упаси боже! – воскликнул слегка ошарашенный Цимбаларь. – Какие могут быть олени! Меня интересует один человек, безусловно, хорошо знакомый вам. Имеется в виду маршал Востроухов.

– Здоровье у него хорошее, – апатичным тоном сообщил Сопеев.

– А когда вы его видели? – Цимбаларь решил подыграть психу.

– Вчера.

– Здесь?

– Ну да… – Этот вопрос почему-то привёл Сопеева в замешательство.

– Вы говорили с ним?

– Нет. Он со мной не разговаривает.

– Почему?

– Обижается.

– Очевидно, на то есть какой-то веский повод?

– Есть. – Сопеев, словно начиная просыпаться, глубоко вздохнул.

– Какой?

– Я виноват, что ему нет покоя даже в гробу.

– Как это следует понимать? – Цимбаларь затаил дыхание.

– Будто бы вы сами не знаете. – Сопеев печально усмехнулся. – Пепел… Причиной всему – пепел. Не нужно было брать его с собой в могилу. А теперь никому из нас нет покоя… Я не хочу пасти оленей! – Голос Сопеева сорвался на визг. – Я не хочу искать пятый угол! Я не…

Санитары не заставили себя долго ждать. Сопеева бесцеремонно сграбастали и в мгновение ока выдворили из комнаты свиданий.

Старушки как ни в чём не бывало ворковали в своём углу, а горбун продолжал раскачиваться, словно заведённый. Похоже, такие сцены были здесь вполне обычным делом.

Завидев возвращающегося ни с чем Цимбаларя, медсестра промолвила:

– Что-то вы недолго у нас гостили.

– Сорвалось свидание, – сообщил тот. – Анатолий Григорьевич закатил истерику… Приплёл мне каких-то северных оленей…

– Бывает. Нервы у наших пациентов сами знаете какие… Вы, пожалуйста, зайдите к лечащему врачу. Он хочет с вами поговорить.

Отнекиваться смысла не имело, и Цимбаларь направился в ординаторскую, на двери которой среди полудюжины других фамилий значилась и нужная ему: доцент Халдеев И.И.

После обмена приветствиями, в ходе которого выяснилось, что Халдеев вовсе не Иван Иванович, как безосновательно предполагал Цимбаларь, а, напротив, Изяслав Изяславович, перешли к сути дела.

– Кем вы Сопееву приходитесь? – поинтересовался доцент, имевший довольно редкую для среднерусской полосы внешность родовитого испанского гранда.

– Братом, – соврал Цимбаларь. – Двоюродным.

– Понятно… Это я к тому, что прежде родня не очень-то баловала его своим вниманием.

– Так уж вышло. Отец давно умер. У матери своя жизнь. С братом отношения не сложились. В семье разлад… – Последняя фраза была домыслом чистой воды. – А он нуждается в общении с близкими?

– На данном этапе болезни в общем-то нет. Более того, люди, от которых Сопеев успел отвыкнуть, могут влиять на него негативно, в чём вы сами только что убедились.

– А чем он болен, если не секрет? – осведомился Цимбаларь.

– У него так называемый амнестический синдром, для которого характерны нарушения памяти, особенно на текущие события. Он не помнит, что делал вчера, а провалы в памяти заменяет событиями, происходившими в другое, подчас весьма отдалённое время. Проще говоря, прошлое и будущее перемешались для него самым причудливым образом. Известны случаи, когда амнестический синдром приводит к глубокому распаду личности.

– Каковы же причины этой болезни?

– Причины могут быть самые разные. Алкоголизм, опухоль мозга, сильное нервное потрясение. В истории болезни отмечено, что несколько лет назад Сопеев был подобран в бессознательном состоянии. На его теле имелись многочисленные следы побоев и даже пыток. Причём обнаружили его сторожа Воскресенского кладбища. Как я понимаю, милицейское расследование не проводилось. Вы не в курсе случившегося?

– К сожалению, нет… Скажите, каковы перспективы на выздоровление?

– Об этом судить рановато. Сопеев должен пройти полный курс стационарного лечения. Но будем надеяться на лучшее. Медицина не стоит на месте. За последнее время появились чрезвычайно эффективные препараты нового поколения. Хотя, сами понимаете, это потребует дополнительных расходов. Именно поэтому я к вам и обратился. Передайте, пожалуйста, мои слова всем родственникам Сопеева. Если они желают видеть его здоровым и дееспособным, придётся, как говорится, раскошелиться.

– Хм. – Цимбаларь напустил на себя удручённый вид. – Кругом одни расходы… А ведь раньше душевные болезни лечили холодными ваннами, голодом, розгами и молитвами. Между прочим, весьма помогало. Мой прадед после такого лечения ударился в общественно полезную деятельность и дослужился аж до комиссара Губчека.

– В те времена различные психопатические личности шли просто нарасхват. Трудно провести грань между паранойей и революционным энтузиазмом. Никто так не умеет зажечь народные массы, как маньяк-шизофреник. История смутных времён – это в чём-то и история психиатрии. Сейчас ситуация изменилась. Не забывайте, что мы живём в двадцать первом веке. Всё решают деньги, а не припадочные кликуши.

– Хорошо, я постараюсь выполнить вашу просьбу, – пообещал Цимбаларь. – Заодно хотелось бы узнать, когда с Анатолием Григорьевичем можно будет поговорить спокойно, без эксцессов.

– Не раньше чем через две-три недели. Сейчас он находится в кататоническом состоянии, доходящем до неистовства, а дальше возможен ступор. Знаете, наверное, что это такое… Только вы сами больше не приходите, – доцент глянул на Цимбаларя в упор. – Ваше присутствие вызывает у Сопеева крайне отрицательные эмоции.

– Почему? – Цимбаларь сделал удивлённое лицо. – Мы ведь до этого виделись с ним от силы пару раз, причём довольно давно.

– Я уже говорил, что для больных амнестическим синдромом не существует разницы между «давно» и «недавно». Они живут в своём собственном иллюзорном мире, концентрируя память и внимание на вещах, для других людей кажущихся малозначительными. Зачастую у них вырабатывается весьма тонкая, я бы даже сказал, изощрённая интуиция. Позвольте привести пример. В своё время у нас на излечении находился пациент, ставший жертвой систематических издевательств жены. Да-да, бывает и такое. И вот, представьте себе, он невзлюбил одну медсестру, очень милую и спокойную женщину. Завидев её или даже заслышав шаги, бедняга был готов голову себе расшибить. В результате разбирательства выяснилось, что медсестра прежде работала в театре. То ли гримёршей, то ли костюмершей. А жена нашего пациента была по профессии актрисой, со всеми вытекающими отсюда последствиями. И он сразу заподозрил между ними какое-то сходство. Что это могло быть: неистребимый запах кулис, манера говорить, какие-то специфические жесты или нечто совсем иное – мы никогда не узнаем. Но факт остаётся фактом. Примерно то же самое и с Сопеевым. Он интуитивно видит в вас некий символ зла.

– Учту на будущее и постараюсь здесь больше не появляться, – сказал Цимбаларь. – А теперь, если вам больше нечего сказать, разрешите откланяться.

Уходя, он насвистывал мелодию из мюзикла «Кабаре»: «Деньги, деньги, деньги, деньги…»

К проходной Цимбаларь постарался подойти так, чтобы охранники заметили его в самый последний момент. Этот замысел почти удался, но коварная автоматика зарезала без ножа – когда до наружных дверей оставалось всего ничего, челюсти турникета с лязгом захлопнулись. Одновременно заверещал зуммер тревоги.

Двое охранников, сидевших по сторонам, вскочили, а третий, самый вредный, уже и так истрепавший Цимбаларю нервы, загородил выход.

– Какая встреча! – поигрывая дубинкой, воскликнул он. – Мы тебя, стервеца, в двери гнали, а ты, значит, в окно залез. Вопреки внутреннему распорядку и нашим предупреждениям.

– Ой, вопреки, – признался Цимбаларь. – И, кстати, нисколечко об этом не жалею.

– Ничего, скоро пожалеешь. – Голос охранника приобрел зловещие интонации. – Ну-ка, выкладывай всё, что есть в карманах!

– Щас! – Выхватив пистолет, Цимбаларь молниеносно перемахнул через турникет.

Охранник, поражённый такой прытью, сразу обмяк и даже дубинку выронил. Для его сослуживцев хватило и одного бешеного взгляда.

– Ты «Похождения бравого солдата Швейка» читал? – чуть ли не ковыряя пистолетным стволом в носу охранника, спросил Цимбаларь.

– Д-да-а, – еле выговорил тот.

– Тогда специально для тебя повторяю вопрос, который Швейку задали в гарнизонной тюрьме. Чем это пахнет? Я, ясное дело, имею в виду пистолет, а не кулак.

– Порохом, – выпучив глаза, ответил охранник.

– Не угадал.

– Могилой, – подсказал со стороны другой охранник, помоложе.

– Тоже мимо. Я ведь не тюремный смотритель… Последний раз спрашиваю!

– Оружейным маслом! – выпалил перепуганный охранник.

– Ладно, объясняю для особо тупых… Мой пистолет пахнет законом, поскольку служит ему вместе со мной. Для безукоризненного исполнения этого самого закона нас обязаны пропускать везде, за исключением особо важных государственных объектов, к числу которых ваш грёбаный дурдом уж никак не относится. Это понятно? И учтите, закон может не только защищать, но и наказывать. – Отодвинув охранника в сторону, Цимбаларь как бы невзначай заехал ему локтем под ложечку.