Ищите женщину Незнанский Фридрих

Убийство в «Мегаполисе»

Они сидели в мягких креслах, разделенные низким стеклянным столиком. Перед солидным, стареющим джентльменом – иначе этого собеседника и не назовешь – лежал замшевый потертый кисет с табаком и шпильками для манипуляций с курительной трубкой, которую он держал в руке, – хороший, старый «бриар» с прямым мундштуком. И сам он был под стать своей трубке: седая щеточка усов, тщательно расчесанные седые редкие волосы, строгие черты лица и длинные, ухоженные пальцы. Он был американцем, хотя внешностью и манерами напоминал скорее англичанина. И немудрено, за несколько лет дипломатической службы на Британских островах господин Джеймс Петри сумел обрести английский лоск.

Его собеседник курил отечественные сигареты «Союз-Аполлон», – возможно, из чувства патриотизма. Нераспечатанная пачка и зажигалка лежали перед ним на столе. Темноволосый и круглолицый, он был облачен в коричневую кожаную куртку и джинсы – обычная дневная одежда делового молодого россиянина. Под его рукой, на подлокотнике кресла, лежала пластиковая папочка.

Молодой человек, судя по выражению лица, был разгорячен разговором, американец же – безмятежно спокоен. Говорили они по-русски, хотя американцу это давалось с трудом. Но так настоял молодой, ибо не желал двусмысленностей: на свой английский он не очень полагался.

– Вы должны понять, – медленно говорил американец, – что документы, о которых идет речь, не имеют отношения к вашей частной проблеме.

– Как знать… Может, не совсем конкретно, зато они открывают некоторые тайные пружины, которые двигали вашими политиками на определенном этапе нашей совместной истории. Тогда почему же это не может стать гвоздем для читателей?

– Гвоздь? – слегка нахмурился американец.

– Ну сенсация, чтоб вам было ясней. Может быть, давно пора объяснить и вашему и нашему народам, кто есть кто, а не изгаляться в прессе по разного повода импичментам, а?

– Если вы имеете в виду партийные разногласия в вашей… Думе? То эта информация вряд ли что-то добавит. Нет, пользы не будет. А урон – так? – может быть несоизмерим.

– Не пойму, вам-то чего бояться? Ну вот я захватил с собой копии, могу показать. – Молодой человек взял в руки папку, перебрал несколько листов, находящихся в ней, снова сунул под локоть. – Вы поймете, что ничего убийственного в них нет. Скандал? Это да, может возникнуть, ну как же! Такие фигуранты! Но это все, повторяю, по моему мнению, в пределах частных интересов. И я намерен, как уже сообщал вам, использовать их в сугубо личных целях. Ваше ФБР морочило мне голову, тянуло время, а теперь вдруг спохватилось.

– Мы совершенно определенно могли бы оказать вам ту помощь, на которую вы так рассчитывали. Некоторая несогласованность в действиях э-э… служб нередко приводит к сбоям, так? Но все можно поправить, и вы получите необходимые вам сведения.

– Ну да, теперь, когда я и сам все узнал, ваши службы готовы мне помочь, понятно. Но за какую цену? У вас же, я знаю, бесплатно даже воробей не чирикает…

– Это остроумно, – без улыбки заметил американец.

– Значит, я вам – документы, а вы мне – что? Правду? Какую? Да и кому она сегодня вообще нужна? Нет, я бы поставил вопрос иначе. Вы хотите заполучить то, что у меня имеется и представляет интерес для вас, я так понял? – И, дождавшись кивка американца, продолжил: – Для меня же эти бумажки представляют интерес исключительно журналистский. Это в некотором роде сенсация, за которую начальство заплатит мне хорошие деньги.

– Если вы действительно в этом уверены, назовите мне сумму, в которую вы оцениваете… – американец улыбнулся и затянулся трубкой, – которая достойна ваших э-э… журналистских усилий.

– Значит, вы уполномочены вести со мной торг? – хитро сощурился молодой человек. – И коли так, то выходит, что бумажки эти не столь уж и безобидны? А это, в свою очередь, резко повышает их стоимость. Ну представьте себе, вот в той ситуации, которая сейчас разворачивается вокруг, к примеру, вашего президента, во что были бы оценены некоторые факты, которые я… да просто продал бы одному из ваших корреспондентов?

– Просто продать – ничего не значит. Нужны очень веские доказательства!

– Есть, – вырвалось у молодого человека, но он тут же поправился: – В смысле – найдутся. Можно так считать.

– Они у вас… – американец показал мундштуком трубки на папку, – тут?

– Ну что вы! За кого меня, ей-богу, держите?! Да будь они тут, я бы и двух шагов не сделал: машина бы сбила или санкционированное бандитское нападение устроили… Да мало ли есть способов изъять и заодно расправиться!

– Тогда я могу посмотреть?

– Сделайте одолжение. – Молодой протянул американцу папку и взялся за сигареты. Пока тот быстро и несколько даже нервно просматривал листы ксерокопий, молодой человек зажег сигарету, затянулся и, откинув голову на спинку кресла, внимательно наблюдал за выражением лица читавшего. Но оно оставалось будто каменным. Вот сила воли! А ведь там было чему изумиться… Уж это молодому журналисту было хорошо известно.

И еще он думал, что, в конце концов, ради приличной суммы можно было бы и пожертвовать какими-то деталями, кстати, не очень существенными с точки зрения сюжета. А вот с политической – тут оно конечно.

– Я думаю, – сказал американец, аккуратно складывая листы обратно в папку и небрежно кидая ее перед собой, – что эти материалы могли бы стоить… ну, например, до пятидесяти тысяч долларов. – И, не взглянув на собеседника, занялся своей трубкой.

«Как минимум вдвое, – решил молодой человек. – Отчего же, можно и поторговаться…»

– Мне трудно оценить ваши критерии, но я, вероятно, прежде чем дать вам окончательный ответ, мог бы посоветоваться с кем-нибудь из «Ройтера» – так, не вдаваясь в детали, лишь в общих чертах. У меня там есть знакомые.

– Но… в этом нет никакой необходимости! – явно заволновался американец.

– Ну так назовите настоящую цену! – похоже, обозлился его собеседник. – Чего это мы с вами как на одесском Привозе? Не надо ломать комедию друг перед другом. Задешево я не отдам…

– А вы не боитесь их просто так… потерять? – успокоившись, спросил американец.

– Не боюсь. Они в очень надежном месте. И под постоянным присмотром, можете не сомневаться. И если мне будут угрожать, то документы всплывут и наделают, как вы говорите, много лишнего шума. Для вашей страны. Потому что у нас уже достаточно много такого компромата, что хватило бы на десяток импичментов, просто на это дело все давно плюют с высокого бугра. А у вас – демократия, у вас каждый плевок тут же под микроскопом рассматривают. Вот и делайте вывод, кому сей компромат важнее, – молодой человек так же небрежно ткнул пальцем в папочку. – Если вы не готовы к окончательному ответу, можете взять копии с собой и еще раз прикинуть. Потом позвоните и дадите окончательный ответ. И обговорим условия передачи: мне – денег, вам – документов. И еще хорошо бы следующую встречу назначить где-нибудь в другом месте, не люблю я эти якобы неприступные отели, где все насквозь прослушивается и просматривается. Ну мне-то наплевать, я журналист, а вам зачем? Вы ж все-таки крупное должностное лицо, так я понимаю? Или это тоже входит в вашу задачу?

Американец испытующе посмотрел на него и чуть заметно улыбнулся.

– Вы, наверное, очень… способный журналист, – заметил он. – Жаль, что мне до сих пор не приходилось читать ваши э-э… корреспонденции.

– Это дело несложно поправить. Могу вам обещать, что к следующей нашей встрече я постараюсь подобрать что-нибудь поинтереснее.

– Ну хорошо, как я понял вас, вы намерены… торговаться?

– Вот именно.

В дверь негромко постучали. Американец посмотрел удивленно, затем поднялся, подошел к двери и повернул рукоятку, напоминающую защелку английского замка…

С мягким шелестом открылась дверь служебного лифта, и официант в белой форменной куртке с золотистым вензелем на верхнем кармане покатил по ковровой дорожке сервировочный столик, накрытый белоснежной салфеткой. Был он рослым, но худощавым, с удлиненным бледным лицом и гладко зачесанными назад длинными светлыми волосами. Чуть косо сидящая черная бабочка, никак не гармонирующая с унылым выражением физиономии, а также скверно выглаженные форменные брюки с атласными лампасами и несвежие белые перчатки выдавали наиболее заурядного представителя данной профессии, типичного для всех российских отелей или гостиниц, как ни называй – от заштатных до самых фешенебельных и многозвездочных.

Тяжелый даже по внешнему виду охранник, уже больше часа маячивший возле единственной двери апартаментов в этом крыле отеля, неодобрительно оглядел приближающуюся фигуру и сделал ладонью повелительный знак остановиться. Вызов официанта, кажется, не предусматривался шефом, беседующим в настоящий момент с русским журналистом за закрытыми дверьми.

Охраннику, честно говоря, было многое непонятно. Начиная с самого отеля, избранного шефом для переговоров. Нелепое пятиэтажное здание с высоченными потолками, гигантскими коридорами и относительно небольшими апартаментами. Все у этих русских наоборот: там, где расположены удобства и должен ощущаться простор, там тесно, а в этих никому не нужных коридорах можно в бейсбол играть. Единственный, может быть, плюс – это тихое место в Замоскворечье, так называл шеф этот район Москвы. Еще он говорил, что здесь неплохая кухня, любой иностранец, поселившийся здесь, может заказать свое любимое национальное блюдо. Видимо, потому и останавливается здесь приятель шефа, когда приезжает в Москву по поводу своего бизнеса. В его номере, собственно, и происходит сейчас встреча шефа с русским.

И еще одно обстоятельство смущало охранника. Известно ведь, что все помещения подобного типа, о чем постоянно повторяют и напоминают им на инструктаже, в обязательном порядке прослушиваются русскими спецслужбами. Вероятно, не составляли исключения и данные апартаменты отеля «Мегаполис». Но тогда, может быть, шефу и нужна была уверенность, что содержание его беседы станет известно русской службе безопасности? Однако к чему все эти сложности? Не проще ли было пригласить этого молодца на одну из явочных квартир, в посольство, наконец? Или данный вариант устраивал прежде всего русского – из соображений собственной безопасности? Черт их всех разберет! А рассуждать об этом, в конце концов, вовсе не дело охраны.

Этот бывший морской пехотинец, облаченный в цивильный костюм, не говорил по-русски, да от него никто и не требовал знания чужого языка. Ему вполне хватало жестов. Он рукой отстранил официанта от сервировочного столика, достал из кармана миниатюрный металлоискатель и одним ловким движением прошелся им по всему телу служащего ресторана. Затем поднял крахмальную салфетку и внимательно осмотрел стоящее на столике: вазу с виноградом и яблоками, прикрытый матерчатым колпаком горячий кофейник, чашки с блюдцами и ложками, сахарница, две бутылки минеральной воды, стаканы. Ничего подозрительного. Нижняя полка была пуста, если не считать стопки бумажных салфеток. Охранник заглянул под верхнюю полку, после чего жестом ладони разрешил следовать в номер.

Официант подкатил столик к двери, изогнулся и по-холуйски осторожно постучал в дверь. Через короткое время ему открыли. Охранник лениво отошел к торцовому окну, откуда просматривался и этот коридор, и другой – отходящий от него под прямым углом.

Дверь щелкнула за спиной официанта, на лице которого унылая лень мгновенно сменилась маской озабоченности. Американец не успел и глазом моргнуть, как все предметы перекочевали с сервировочного столика на стеклянный журнальный. Быстро и ловко была разостлана салфетка, чашки и стаканы расставлены перед собеседниками, в середине – фрукты, вода, кофейник со снятым колпаком, сахарница. Еще миг – и минералка открыта и вода налита на треть высоких стаканов.

Так же молча и ни на кого не обращая внимания, озабоченный официант, сделав короткий кивок, покатил столик обратно к двери, в небольшой тамбур.

– Это вы заказывали? – удивленно спросил у журналиста американец.

– И не думал, – пожал тот плечами. – А впрочем, почему не выпить боржомчику? Да и от кофе не откажусь.

– Странно, – сказал сам себе американец, садясь в кресло.

В этот момент за спиной журналиста послышались шаги, американец поднял глаза и вдруг вскинул к лицу руки, словно заслоняясь от удара. Эта пантомима разыгралась почти мгновенно. Что-то металлически лязгнуло. Журналист увидел, как американец дернулся в кресле и тут же обмяк, роняя руки и заваливаясь на бок, рубашка его и правая рука вмиг покраснели.

Журналист резко обернулся и увидел возле самого лица черный зрачок пистолета. Нового выстрела он уже не услышал…

Официант вышел в коридор со своей каталкой минут через пять. Аккуратно защелкнул за собой дверь. На молчаливый вопрос охранника, мол, долго они еще там? – официант безразлично пожал плечами и, пятясь, покатил столик к лифту. Он никуда не торопился, словно работа ему давно обрыдла и спешить вообще некуда и незачем.

Открылась дверь служебного лифта. Он вошел и закатил за собой столик. Но нажал на кнопку не служебного помещения ресторана, а нижнего, подвального этажа. Пока лифт опускался, официант снял куртку и бабочку, скинул перчатки, свернул все это в ком и бросил на нижнюю полку столика. Когда дверь открылась, выкатил его и коротким толчком отправил в темный угол помещения. Туда же зашвырнул и форменные брюки, под которыми оказались другие, вполне пристойные и хорошо отглаженные. В таком новом виде он тут же поднялся по неширокому пандусу в узкий колодец двора, где его ожидала грузовая машина с надписью «Продукты» на крытом металлическом кузове. Сев рядом с водителем, он надел висевший там пиджак и махнул рукой вперед.

Также без единого слова они выехали со двора. Охранник, не глядя в документы, поднял палку-шлагбаум и пропустил машину. Его напарник даже не вышел из стеклянной будки. Молчаливый водитель привез своего пассажира на Лубянскую площадь и, сделав по ней круг, остановился на углу Большого Черкасского переулка. Перед тем как выпустить пассажира из кабины, протянул ему газетный сверток. Пассажир небрежно надорвал угол обертки и, кивнув, сунул сверток в боковой карман. Водителю же передал целлофановую папку с бумагами, ключи и удостоверение журналиста.

Выйдя, он подождал, пока грузовик отъедет, а затем прошел по переулку вглубь, где был припаркован подержанный «мерседес». Открыв багажник машины, он достал аккуратно свернутый плащ, который тут же надел, ибо было довольно прохладно, и сумку – ее он забрал в салон. Уже сидя за рулем, кинул в сумку сверток с деньгами, а оттуда извлек американский паспорт на имя Думитриу Апостолу, права на вождение автомобиля и авиационный билет на рейс в Берлин, регистрация на который должна начаться через сорок минут.

«Как говорят русские, тютелька в тютельку, – скептически усмехнулся он. – Или эта хохма имеет отношение исключительно к карликам?»

Через несколько минут он уже катил по Тверской в сторону Ленинградского шоссе и далее – в аэропорт Шереметьево-2.

И только когда уже закончилась регистрация на самолет компании «Люфтганза» и пассажиров пригласили пройти на посадку, в Замоскворечье, в элитной гостинице «Мегаполис», вспыхнула паника.

Ее поднял гориллообразный американский охранник, объяснивший администратору, что охраняемый им объект, являющийся не кем-нибудь, а консулом посольства Соединенных Штатов Америки в России, господин Джеймс Петри вот уже около двух часов не выходит из номера и не отвечает на стук в дверь.

Взволнованный администратор в сопровождении слесаря, горничной и прочей прислуги, а также начальника охраны отеля и американца поднялся на четвертый этаж, вскрыл апартаменты и вошел. Картина, которую он увидел, привела его в неописуемый ужас. Консул и журналист лежали в креслах, залитые кровью. При убитых не оказалось никаких документов. Вероятно, убийца все унес с собой. Ошарашенный в не меньшей степени охранник смог заявить лишь одно: собеседник господина консула был, кажется, русским журналистом. И все, больше никаких сведений.

Начальник охраны немедленно взял ситуацию в свои руки: приказал всем удалиться из номера и собраться в холле на этаже, ничего больше не трогать и не выяснять. До приезда тех, кому положено этим заниматься.

Номер был опечатан, врачебная помощь не понадобилась, ибо по первоначальному предположению врача из медпункта смерть обоих наступила более часа назад.

Позвонив дежурному ГУВД Москвы, благо телефон висел в дежурке перед носом, начальник охраны постучал в небольшую комнату, одну из многих в служебном помещении, и рассказал о происшедшем вышедшему в коридор человеку, который, как было ему известно, осуществлял в гостинице некий контроль от лица одной из федеральных служб. Тот послушал, покивал, посочувствовал и ушел к себе. Минут десять спустя, сунув в карман магнитофонную кассету, он вышел из отеля, сел в «жигуль» и отбыл.

Дипломатические тонкости

У начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова шло важное совещание. Как отголосок того, которое происходило накануне в Главном управлении внутренних дел. Смысл и того и другого сводился к тому, что в стране, особенно в последнее время, активизировалась организованная преступность, ввиду чего были сделаны официальные заявления руководства страны, а также даны определенные обещания со стороны руководителей силовых и правоохранительных структур. Затем, как это было обычно до сих пор, последовали новые резкие заявления и такие же новые обещания. Одновременно указывалось на снижение уровня оперативно-розыскных мероприятий, качества следственной деятельности, наконец, на отсутствие необходимой судебно-юридической базы, отсутствие важнейших законов, регулирующих… и так далее. Словом, в соответствующих министерствах и службах спят, думцы лоббируют принимаемые в интересах преступных группировок решения, а угрозыск и вовсе отказался от своего славного краснознаменного прошлого.

Получив от руководства соответствующий втык, Грязнов не собирался оставаться в долгу перед подчиненными и теперь раздавал каждому по заслуженной порции. За этим сугубо воспитательным и благородным делом его и застал сигнал телефонного аппарата с золотистым гербом на корпусе. Подобные мероприятия – не самое приятное дело даже для очень закаленных духовно и телесно мужчин. Поэтому Грязнов был хмур. Но то, что он услышал по правительственной связи, вообще ввергло его в полное уныние. Все, что он мог вымолвить по поводу новости, вложилось в короткое и выразительное русское «твою мать!..».

Народ замер. Вячеслав Иванович – всем это было хорошо известно – умел крепко выражать свои бурные чувства. Здесь же прозвучала интонация беспомощности.

– И кто сейчас там? – спросил он у невидимого собеседника. – Наумов? Это, что ли, который из президентской охраны? Ну, пиши пропало… Слушаюсь. Принимаю к исполнению.

Грязнов положил трубку, безнадежно посмотрел на нее и уныло заявил:

– Закончим в следующий раз. Ничего нового все равно не скажу. Все свободны. Яковлеву и убойному отделу остаться. – А когда основная масса начальников покинула кабинет, сказал оставшимся своему первому заместителю и начальникам отдела и отделений по расследованию убийств: – Хана, мужики. Восемнадцатый год помните? Когда эсеры Мирбаха замочили? Ну вот, повторяется. Только что в «Мегаполисе» кокнули американского консула Джеймса Петри. Все службы уже на ушах. Давай, Володя, – повернулся к Яковлеву, – готовь лучшие силы на выезд.

– Надо бы сказать, чтоб они там до нашего прибытия ничего не трогали, – высказал наивную надежду полковник Яковлев.

Грязнов взглянул на него с сожалением:

– Ты же слышал, там уже обосновались деятели из охраны президента. Значит, живого места не осталось. Это ж слоны, мать их!..

Короткое время спустя мигающий «форд» начальника МУРа и два микроавтобуса-«мерседеса» с оперативниками и экспертами неслись по Петровке, распугивая сиренами наглых российских нуворишей с их крутыми иномарками.

Вячеслав Иванович оказался, как, впрочем, и всегда, недалек от истины. Набившиеся во все помещения взбудораженного «Мегаполиса» представители почти всех спецслужб ничего путного обнаружить не смогли, зато не оставили и тех следов, которые еще, возможно, могли бы пригодиться.

С минуты на минуту ожидали представителя американского посольства в Москве, так называемого офицера безопасности, чтобы в его присутствии допросить охранника, поскольку тот на вопросы отвечать отказывался, ссылаясь на незнание русского языка. Среди присутствующих оказались представители не только ФСБ и различных президентских служб, как-то: охраны, правительственной связи и так далее, но и люди из МИДа, Минюста. Эти-то когда успели? Ничего нельзя понять. Ждали также и «важняка» из Генеральной прокуратуры, которому придется возглавить оперативно-следственную комплексную группу, в которую войдут… А черт его знает, кто будет настаивать еще на своем присутствии. Воистину не стая воронов слеталась… Надо же, как информация-то поставлена! А мы все канючим: того нет, этого!

Высказавшись примерно в этом духе, Грязнов дал указание посторонним очистить помещение. Генерал-полковник Наумов, неуловимо копирующий интонациями и жестами своего «величайшего» предшественника, ставшего в конце концов народным трибуном в Государственной думе, попробовал не слишком тактично заявить о своем праве, так сказать… Но Грязнов, и сам недавно надевший генеральские погоны, был непреклонен. Во-первых, он получил указание на этот счет лично от министра внутренних дел, а во-вторых, расследование дела находится целиком и полностью в его компетенции. А компетенция предполагает и соответствующую ответственность. И еще неизвестно, как оно дальше повернется. Весомый аргумент вроде бы убедил напористого охранника.

Общими усилиями смогли наконец начать работу. Судмедэксперт и врачи «скорой помощи» занялись трупами, криминалисты – оружием, обнаруженным на верхней полке шкафа для белья, куда его, по всей видимости, и сунул, уходя, убийца. Опыляли предметы в поисках отпечатков. Словом, занимались нудным, рутинным делом.

Охранник-американец сидел в одной из комнат апартаментов.

Присматриваясь к нему, Грязнов скорее чисто интуитивно понимал, что тот что-то знает, но… не торопится выдать следствию. Он же незнаком с российскими законами и не знает, что у нас можно на следствии говорить одно, а на суде полностью противоположное. Это не Америка, где, открыв рот, ты уже не сможешь закрыть его. Ну ничего, тут, в конце концов, можно и подождать немного.

Другое волновало Грязнова: кого пришлет Генпрокуратура. Хотелось бы, конечно, чтоб Сашку Турецкого, но о нем что-то в последнее время не слышно. Командировки, то да се. А то ведь дело может случиться громким, вот и пришлют кого-нибудь вроде начальника следственного управления Казанского, карьериста и вообще того еще хмыря, а с ним никакой каши не сваришь, одна нервотрепка. Грязнов собрался уже позвонить заместителю генерального прокурора по следствию Константину Дмитриевичу Меркулову, но появились американские представители из посольства: офицер безопасности и советник посла, назвавшийся Саймоном Лайонсом, с которыми тут же уединился для решения каких-то дипломатических проблем чиновник российского МИДа.

А следствие, как таковое, тем временем топталось на месте. Нет, в общем-то каждый профессионально делал свое дело, однако не хватало, как говорится, основного стержня. Главного нерва, к которому от многочисленных нервных окончаний должны нестись сигналы, выявляя конечную идею. Оформить и обосновать такую идею, чтобы максимально четко определить основные версии дальнейшего расследования, должен, естественно, специалист. За долгие годы работы в уголовном розыске Грязнов привык в наиболее трудных ситуациях видеть рядом с собой своего старого друга Александра Борисовича. Старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации – так он именовался полностью – Турецкий был таким вот неутомимым мотором, фонтанирующим идеями…

Отворилась дверь, и в комнату, представляющую собой некое подобие зала для приемов в этих обширных апартаментах, стремительно вошел Александр Борисович собственной персоной. Вид у него был слегка взъерошенный, как у недавно проснувшегося, но еще не полностью осознавшего это человека. Он вежливым, но властным жестом отстранил кинувшегося к нему охранника – из местных, гостиничных чекистов.

– Ну что у вас тут? – спросил так, будто имел весьма негативные представления о розыскных способностях присутствующих. И, как заговорщик, подмигнул Грязнову.

Вячеслав Иванович мысленно перекрестился.

Через несколько минут Турецкий был уже в курсе всего, то есть практически ничего, за исключением того малого, что лежало в настоящий момент на поверхности.

– Григорий Севастьянович, – обратился он к генералу Наумову, несколько обособленно устроившемуся у окна, не принимавшему участия в разговоре, но определенно озабоченному своими амбициями, – хочу попросить вас, как человека, представляющего высшие государственные сферы, – Турецкий поднял указательный палец к потолку, подразумевая Самого Господа Бога, либо, в крайнем уж случае, президента, – сообщить дипломатическим представителям двух дружественных государств, уединившихся для приватной беседы, что прибыл руководитель комплексной оперативно-следственной группы и намерен немедленно допросить свидетеля по делу об убийстве американца. Если нужен переводчик, мы его немедленно доставим. И еще, господа… – повернулся он к остальным представителям ведомств, удобно расположившимся в креслах. – Те из вас, чьи конкретные интересы в настоящий момент не связаны с данным делом, могут быть свободны. Зачем вам терять ваше драгоценное время на следственную рутину? Полагаю, что все заинтересованные ведомства и службы будут иметь полную информацию, которую сумеет получить следствие. Поэтому, если нет возражений, – он «гостеприимно» указал рукой на входную дверь, – милости прошу…

После короткой неловкой паузы несколько человек поднялись и, не теряя достоинства, удалились.

– А ты молоток, Турецкий! – неожиданно хмыкнул генерал Наумов. – Пойду выясню, чего они там, действительно, дурью маются.

Так он по-своему оценил секретную беседу дипломатических представителей.

– Ну а теперь, Слава, расскажи, что вы на самом деле успели тут выяснить, – сказал Турецкий, когда генерал вышел.

– Чего у тебя вид такой? – усмехнулся Грязнов.

– Это какой?

– Будто тебя из койки вытащили.

– А-а… – засмеялся Турецкий. – Ты угадал. Я дрых, как младенец, и, кажется, видел очень приятный сон. Но его прервал Костя, который, как, впрочем, и обычно, заявил, что я, мол, дрыхну, а мой лучший друг Вячеслав ломает башку над очередной неразрешимой задачкой. Словом, даже не умывшись толком, я уселся в Костину «Волгу» и оказался здесь. Не знаю, к чему был сон, но на моей памяти покушались на президентов и премьеров, всяких там вице-премьеров мочили направо и налево, а вот с американскими консулами, по-моему, впервые. Или я ошибаюсь?

Грязнов пожал плечами и машинально взглянул на свои часы:

– Спать в пятом часу?..

– Ая, к твоему сведению, именно это время дня наиболее охотно отвожу для сна, – как отрезал Турецкий.

– Значит, память мне изменяет. – Грязнов пожал плечами, решив, что шутки друга становятся пресными и не заслуживают даже улыбки. – В конце концов, каждый может спать, когда хочет.

– Или когда начальство дозволяет, – подхватил Турецкий. – Я ночью из Владивостока прилетел. Есть вопросы?

– А почему я не знал? Тоже, друг называется!

– Э-э… друг… – вздохнул Турецкий. – Как у Шекспира? Есть многое на свете, друг Гораций, о чем не снилось нашим мудрецам… Расскажу потом… Да, еще банкиры были, бандиты – тоже; а вот консулов все равно не припомню. Ну где там наш генерал? Он уже успел тебе попортить нервы?

– Да как сказать… – замялся Грязнов, не любивший вообще связываться с высокопоставленными чиновниками, какие бы функции те ни исполняли.

– Все ясно, – улыбнулся Турецкий. – Но у него одна слабость: он любит удаляться с высоко поднятой головой. Поможем не разочароваться. А что вы тут углядели?

– Имеется ряд косвенных улик. Но пока молчит американец-охранник, мы ничего не можем свести воедино. Во-первых, неизвестен убитый собеседник консула. Никаких при нем документов – кто, что, откуда? Никто, кстати, не обратил внимания, как он пришел сюда. На вид, как я уже говорил, лет тридцать. Может, с небольшим. Парень симпатичный. Был. Смерть последовала от выстрела в голову. Почти в упор. Аналогичная рана у американца. То есть я могу с уверенностью сказать, что киллер был высоким профессионалом. Ему не потребовался контрольный выстрел, бил точно, куда хотел. Вывод: либо близко знал обоих и поэтому мог подойти, чтобы произвести выстрелы практически в упор, либо… черт его знает. Пистолет – известный тебе, наш, родненький ПСС, то бишь бесшумный и беспламенный. Последняя модель. В магазине для шести патронов четыре не использованы. Номера, естественно, сбиты, но эксперты пообещали попробовать восстановить, может, узнаем, откуда уши торчат. Что еще? Ах да, как всегда, главное – в конце. На столе фрукты в вазе, кофейник с причиндалами и две бутылки минеральной – боржоми. Вода натуральная. Таковая имеется и в ресторане, и в буфете. Тоже и фрукты. Посуда местного происхождения. Но и тут может быть хвостик: ни в одной службе отеля этот заказ не зафиксирован. Вроде как чья-то самодеятельность. Соответственно возникает вопрос: каким образом и когда заказ появился в номере?

– На всех предметах, включая пистолет, наверняка никаких пальчиков? – поинтересовался небрежным тоном Турецкий.

– Верно угадал. И это означает, что покойнички даже не прикоснулись ни к фруктам, ни к воде, ни к кофе.

– Что в свою очередь может указывать на то, что они не успели этого сделать, ибо…

– Вот именно, – подхватил Грязнов, – убийцей мог оказаться официант или кто-то другой, доставивший заказ в номер. Но в таком случае его должен был видеть американский охранник. А он пока молчит.

– Или он сам? – наивно предположил Турецкий.

– Ну это было бы уж слишком, – поморщился Грязнов.

– И тем не менее… Значит, обслугу вы допросили? Обыск учинили?

– В общих чертах… Когда не знаешь, что искать… Во всяком случае, обслуга утверждает, что никого из посторонних замечено не было.

– Значит, еще одно подтверждение того, что здесь действовал высокий профессионал… Ну где там наш генерал? Кстати, ты не в курсе, чего это вдруг все службы всполошились?

– Событие! Неужели неясно?

– И только? А с местными чекистами поговорить тебе не удалось? Ведь если мы с тобой прямо сейчас возьмем «акулу» и пробежимся по апартаментам, наверняка зафиксируем не один «жучок». Я уж не говорю о более изощренной технике. Как же так получилось, что встреча, причем явно не афишируемая, такого лица, как американский консул, с каким-то никому не известным деятелем да не фиксировалась службами? Бред. И не для этой ли цели и прибыли сюда эти парни от Наумова и ФАПСИ? Причем раньше ФСБ и твоих сыщиков? Лично у меня на этот счет одно мнение: они тут для того, чтобы максимально скрыть все следы и по возможности затормозить расследование обстоятельств убийства. Вернее, двух убийств. Одно из них, к слову, может быть вынужденным: просто необходимо было убрать свидетеля. А вот кто выступал в какой роли, это нам и придется выяснять. Что известно о прибытии сюда американского консула?

– С ним оказалось проще. Фигура все-таки заметная. Он приехал, как ты знаешь, с одним охранником, поднялся сюда, в апартаменты. Охранник оставался за дверью в коридоре. Находясь там, он и вызвал дежурного администратора от горничной на этаже, чтобы открыли дверь номера собственным ключом. Она была, по словам администратора, закрыта – здесь замок типа английского, защелкивается. Итак, прибыл сюда господин Петри в районе двенадцати пополудни, точнее нельзя сказать. Он поднялся в апартаменты, объяснив, что здесь у него назначена встреча с неким важным лицом. Вообще-то этот номер снимает американский бизнесмен, как его… Джозеф ди Карпентер, который здесь бывает весьма редко. В настоящее время находится в Норильске. Причем уже вторую неделю, это проверено. Скорее всего, это помещение использовалось для такого вот рода встреч. Во всяком случае, администратор никакого удивления не высказал. А консул, заметил он, здесь довольно частый гость – они приятели с этим Карпентером.

– Давай, Слава, и на него обратим внимание. Чем черт не шутит. Но где же генерал? Что у них там за игры?.. Ну вот, слава богу.

– Охранник согласен дать показания, – без предисловия сообщил Наумов. – Переводчик не нужен, поскольку господин Лайонс, Львов по-нашему, прекрасно владеет русским, а Алексей Григорьевич Захаров, из МИДа, – английским. Если понадобится, они и будут переводить, по общему согласованию. А я вам, вероятно, уже и не нужен, – с улыбкой заметил он, – так что не будем терять время, тут вы, как всегда, абсолютно правы, Турецкий. Желаю здравствовать.

Этот бравый генерал, понял Александр Борисович, вероятно, уже выяснил для себя самое необходимое, а остальное ему, похоже, и не нужно. Но вот что того конкретно интересовало – это Турецкий хотел бы знать.

– А в самом деле, Славка, – спросил Турецкий, когда генерал вышел за дверь, – чего они тут все крутились? Или уже почуяла кошка, чье мясо съела?

– Честно, не знаю. Я и сам удивился, когда обнаружил здесь целую ораву из всех спецслужб. Консул, конечно, немалая величина, но и не такая, чтоб панику сеять. Я-то поначалу решил было, что самого посла приделали.

Столик с секретом

Бывший морской пехотинец Роберт Маклевски был профессиональным охранником, и его умение ценили в посольстве. Это могли с полным основанием отметить и офицер безопасности мистер Клейн, и господин Лайонс. Поэтому им и в голову не могло прийти, что охранник продал своего патрона. Это исключалось. Причину же происшедшей трагедии они скорее связали бы с происками спецслужб, вероятно в чем-то ущемленных в связи с успешно и перспективно развивающимися разнообразными политическими и экономическими связями двух, надо смотреть правде в глаза, по-прежнему великих держав. Хотя имеются и кое-какие нюансы в этом смысле.

Саймон Лайонс поинтересовался, говорит ли русский следователь по-английски, и улыбнулся, когда тот ответил, что исключительно в пределах школьной программы. Лайонс представлял себе, что это такое.

А вот Грязнов отвернулся, чтобы скрыть свою усмешку от американца: ну Сашка, ну артист!

Господина Лайонса устраивали эти сведения. Таким образом, он мог, не вызывая особых подозрений, все-таки при необходимости слегка откорректировать показания охранника. Ему ведь совсем не светили неожиданные факты, которые могли бы скомпрометировать деятельность американского посольства в Москве, если бы эта тупоголовая горилла – в отличие от своего бывшего теперь уже коллеги, Лайонс никогда не относился с почтением к морским пехотинцам вообще, – вдруг заявила, что консул прибыл сюда на конспиративную встречу с русским агентом. Только этого и не хватало оппозиционной прессе, когда, пусть и с немалым трудом, однако же налаживаются межгосударственные отношения. Лайонс был прагматиком и смотрел на вещи достаточно реально, во всяком случае, факты оценивал ровно во столько, сколько они на самом деле стоили. Мистер Клейн свою точку зрения не высказывал.

Однако перешли к конкретному делу. Грязновский оперативник с усердием принялся заполнять протокол допроса анкетными данными свидетеля. Турецкий задавал вопросы и со скучным выражением на лице «не слушал», как мидовец и американец уточняли те или иные нюансы и после этого обращались к охраннику, сидевшему в кресле с каменным выражением лица. Тот, в свою очередь, оценивал вопрос и коротко, почти бурча, отвечал. Следовал обратный дипломатический обмен и наконец перевод на русский. Длинно, утомительно, но – ничего не поделаешь. Во всякой рутине свой протокол.

В окончательном же виде допрос выглядел так:

Турецкий. В котором часу вы прибыли в гостиницу и с какой целью?

Маклевски. К двенадцати. Господин Петри хотел побеседовать с каким-то журналистом.

Турецкий. Вы покидали свой пост?

Маклевски. Нет.

Турецкий. Когда был обнаружен труп консула? Кем конкретно?

Маклевски. Около двух дня. В номере находилось два трупа. Первым их обнаружил администратор гостиницы. Не знаю его фамилии.

Турецкий. Каким образом он их обнаружил? По собственной инициативе зашел в номер и увидел?

Маклевски. Нет, администратора вызвал я.

Турецкий. Когда и почему?

Маклевски. Примерно через полтора часа после ухода официанта.

Турецкий. Какого официанта? Опишите, как он выглядел.

Когда охранник равнодушным голосом робота описал внешность официанта, Грязнов, выразительно переглянувшись с Турецким, стремительно вышел из комнаты, где шел допрос. Заместитель начальника МУРа Владимир Михайлович Яковлев с оперативниками в это время шерстил все без исключения гостиничные номера и служебные помещения, вызывая естественные возражения обитателей и персонала. Спасали настойчивые объяснения, что американских консулов не каждый день убивают в «Мегаполисе» и, следовательно, придется немного потерпеть некоторые неудобства, связанные с обысками.

Новые данные сразу дали направление для более узкого и целенаправленного поиска. Да, кто-то из обслуги видел похожего человека. На нем была форма официанта. Но заказ, о котором шла речь, ни из ресторана, ни из буфетов не поступал. Посуда действительно принадлежит ресторану, но как она попала наверх, никому неизвестно. В общем, действовал как бы святой дух, облаченный, однако, в служебную форму отеля.

Наконец обнаружилась и главная улика. В подвале под рестораном, куда опускается служебный лифт, был найден сервировочный столик и сверток – форменная куртка, брюки и галстук-бабочка. Охранник опознал все эти предметы. И в первую очередь, столик, который он, по его утверждению, тщательно осмотрел, прежде чем разрешить официанту доступ в апартаменты.

По его убеждению, преступник не мог на себе пронести в номер оружие, которое было позже найдено в бельевом шкафу. Охранник предъявил личный металлоискатель, его тут же проверили – он действовал исправно.

Турецкий перевернул столик вверх тормашками, внимательно осмотрел нижние поверхности обеих полок, снова поставил столик на колеса и спросил:

– А вот здесь, внизу, между колесами, охранник проверял? – он показал пальцем под нижнюю полку.

Когда тому перевели, американец в буквальном смысле обалдел. Схватил столик, перевернул его и уставился на блестящие полоски прилепленного снизу скотча.

– Вот именно, – подтвердил Турецкий, забирая столик. – Только руками не надо трогать, кто знает, может, что-нибудь осталось. Слава, сделай одолжение, поинтересуйся у экспертов, не нашлось ли подобных следов и на том пистолете?

Грязнов, захватив столик, вышел в соседнее помещение.

– Пистолет, как я полагаю, – продолжил Турецкий, – был прилеплен скотчем. А так как расстояние между нижней поверхностью и полом очень маленькое, никому бы и в голову не пришло, что там может что-то находиться. Чтоб заглянуть туда, надо было лечь мордой… пардон, щекой на ковер в коридоре, а по нему ногами ходят, верно? Или снимать со столика всю мутату: вазы, кофейники, бутылки и прочее. Вот вам, господа, и логика убийцы. Вот и весь секрет. Осталось, по сути, немногое: найти его и узнать, за что он порешил господина консула. А заодно и неизвестного нам господина журналиста, если верить охраннику. Такие дела. Если господину Маклевски больше нечего добавить, то я могу его ненадолго отпустить. До завтра, когда он нам опять понадобится. А на прощание я прошу перевести ему по возможности дословно: он не сумел выполнить свои профессиональные обязанности, что лично я не могу оставить без внимания. Полагаю, что вы, господин Лайонс, тоже сделаете соответствующие выводы. И вы, мистер Клейн.

Вернувшийся Грязнов лишь молча кивнул, а Турецкий развел руками.

– Не кажется ли вам это странным, особенно после той весьма лестной характеристики, которую дали охраннику Маклевски господа Лайонс и Клейн?

– Что вы имеете в виду, господин следователь? – вскинулся советник посла. Охранник молчал, тупо глядя в пол. Какие мысли в данный момент обуревали его, не знал никто, но догадаться можно было.

– Я имею в виду то обстоятельство, что ваш охранник не проверяет, был ли сделан заказ кем-то из ведущих переговоры, осуществляет весьма поверхностный осмотр и, наконец, впускает в закрытое помещение человека с оружием, опять-таки не проверяя, чем это вторжение закончилось. Это, на мой взгляд, не просто халатность. Это пахнет вполне преступной беспечностью. Если не соучастием в преступлении.

Турецкий сейчас сознательно нагнетал страсти, а то как-то уж чересчур спокойно вел себя этот американский представитель. Хотя, с другой стороны, как высокопоставленному дипломату ему тоже не пристало изображать аффектацию и публично рвать на себе волосы.

– Другими словами, вы хотите сказать… – едва не взвился наконец американец.

– Только одно, – невежливо перебил его Турецкий, – мы можем теперь с определенной долей достоверности представить себе технологию убийства. А также то, что непрофессионализм господина Маклевски стал одним из поводов его совершения. О причинах говорить еще рано. Если же у вас или у ваших коллег, господин Лайонс, найдутся какие-либо факты, способные помочь следствию, да и себе самим, раскрыть причины преступления, прошу вас, абсолютно не стесняясь во времени, сообщить их мне по одному из указанных здесь телефонов. Я к вашим услугам круглосуточно.

И Турецкий элегантным жестом протянул Саймону Лайонсу красиво отпечатанную, лакированную визитную карточку.

– Я бы хотел, в свою очередь, – вмешался Грязнов, – просить вас, уважаемые господа, дать нам возможность составить фоторобот преступника. Для этого потребуется помощь господина Маклевски. Это, кстати, можно было бы сделать и сегодня, но… как на это посмотрит сам господин Маклевски? Судя по его состоянию, ему было бы неплохо прийти в себя и сосредоточиться.

Полагая, что Турецкий действительно плохо понимает английский, американский дипломат, сохраняя любезное выражение на лице, в довольно резкой форме сказал охраннику, что его разгильдяйство – во всяком случае, именно так перевел для себя, конечно, куда более грубое выражение Турецкий, но, естественно, не подал вида – будет предметом отдельного разговора в… он понимает где, но сейчас необходимо помочь русским как можно скорее завершить расследование этой громкой истории. Поэтому охраннику предлагается немедленно убрать с физиономии маску идиота и сделать то, что от него требуется.

Словно бы вспомнив о присутствии русского дипломата, американец, продолжая изображать вежливую улыбку, объяснил всем по-русски, что ему, конечно, неприятно говорить об этом, но, в конце концов, что возьмешь с тупой гориллы? Эмоции – не по их части. Этим он как бы оправдывал несообразительность своего сотрудника. Соучастие в преступлении – при всех сомнительных аспектах подобного обвинения – все равно звучит очень скверно. Этак еще кому-нибудь придет в голову, а затем и, не дай бог, просочится в прессу мысль о том, что заговор против консула вызрел в недрах самого посольства! Странно, что до сих пор нет никаких сведений об этих проклятых папарацци, о вездесущих журналистах, повсюду сующих свои провокаторские носы. Правду говорят, что русские долго думают и… запрягают. В Штатах этот чертов «Мегаполис» уже обложили бы толпы газетчиков и фотокорреспондентов, сбежавшихся со всей Америки…

Высказанная в несколько шутливой форме, приемлемой, во всяком случае, для данной ситуации, фраза американца вызвала скептическую усмешку Грязнова.

– Я сейчас выходил к своим сотрудникам, и мне доложили, что гостиница в буквальном смысле окружена представителями прессы. Так что на этот счет можно не беспокоиться и заранее продумать ответы, которые в любом случае придется дать журналистам. Но при этом желательно не раскрывать сути того, о чем здесь шла речь. А что касается охранника, то, если он не возражает, с ним могли бы поработать специалисты-криминалисты и с его помощью составить фоторобот предполагаемого преступника. Но для этого ему придется, в вашем сопровождении или без, проехать на Петровку, 38, это неподалеку, можно сказать, совсем рядом.

Саймон Лайонс подумал и сказал, что представитель посольства вряд ли понадобится, а что касается переводчика… Ему очень не хотелось участвовать во всем дальнейшем. Грязнов это сразу усек и заявил, что с переводчиком проблем не будет. А после работы господина Маклевски доставят в посольство.

Американский дипломат стал сама любезность. Уже не спрашивая согласия охранника, а лишь приказав ему следовать на «легендарную Петровку, 38», он заявил, прощаясь, что русским правоохранительным органам в целях торжества правосудия будет оказана со стороны американского посольства и, разумеется, правительства Соединенных Штатов любая необходимая помощь.

Все понимали, что это было сказано, конечно, сильно, но так того, вероятно, требовал момент. С тем и расстались. Русский дипломат и американцы покинули апартаменты, Грязнов отправился их проводить и распорядиться относительно охранника. Турецкий остался один, мысленно переваривая все, что удалось накопать. Немного, но кое-что уже имелось. О чем он и доложил Константину Дмитриевичу Меркулову, позвонив ему по мобильному телефону на работу.

Информация для прессы

– Ну, есть какие-нибудь неординарные соображения? – спросил он Грязнова, когда тот вернулся в номер и грузно, даже с некоторой одышкой, рухнул в кресло напротив.

– Не нравятся мне все эти суки, – с грубой прямотой отозвался Вячеслав. – Ты ж заметил, что они темнят? Ведь знают что-то, а молчат. Ну ничего, я их сейчас там в такой зверинец кинул, что в чем-нибудь уж наверняка проколются. Завтра в газетах посмотрим. А этот мистер Клейн явно был недоволен, что мы охранника одного в МУР отправили. И чего-то шепотом, я заметил, выговаривал советнику.

– Это как раз неплохо, что мы его одного отправили. Не знаю, на сколько он туп и насколько вообще бездарны американские охранники, но проверить этот дурацкий поддон и мне наверняка не пришло бы в голову. Это мы тут перед ними умников изображали. А по правде говоря, если охранник с убийцей были в сговоре, тому не было бы никакой нужды так прятать оружие… А у наших там что?

– Трупы увезли на вскрытие. Пули извлекут, идентифицируют. А пистолетик-то – заметил? – между прочим, наш, спецназовский. Я еще приказал, Саня, сфотографировать этого неизвестного, ну так, чтобы можно было все-таки не выставлять его в виде трупа, и размножить в средствах массовой информации: мол, разыскиваются те, кто с ним знаком, требуется информация, обращаться по телефону и так далее. Если он в самом деле журналист, коллеги обязательно отзовутся. Странно только, что при нем абсолютно никаких документов. Так люди просто не ходят! Словно его специально обчистили…

– Не исключаю, – помолчав, заметил Турецкий.

– А зачем?

– А чтоб ты как можно дольше себе голову ломал над этой дурью. Убийца же тем временем успеет оторваться так далеко, что мы его никогда не догоним. Скажешь, бред?

– Ну почему? Выявив связь американского консула с этим неизвестным, мы можем, пусть и не без труда, вычислить убийцу. Или заказчика. А через него выйти на киллера. Хотя первый вариант вероятнее.

– Все ты правильно говоришь, Славка… А что там со зверинцем?

– А я ребятам из ФСБ высказал слезную просьбу оказать посильную помощь. Там оказался Владлен Богаткин из контрразведки со своими деятелями, помнишь его?

– Ах этот… – без всякого почтения к серьезной конторе отозвался Турецкий. Конечно, он знал полковника Богаткина, но никогда не испытывал к нему особых симпатий. – И чем же обосновал?

– Я говорю, ты пообещай этим тиграм и акулам, что завтра ваша пресс-служба выдаст им информацию по максимуму. Что дело это настолько серьезное и сенсационное, что любая недоброкачественная информация обязательно повредит следствию. Он спросил у меня только одно: это очередная моя туфта или в самом деле? Я сказал: в самом деле. Имея в виду, естественно, не факты убийства, а информацию.

– Артист ты, Славка, – засмеялся Турецкий. – Какую информацию они получат? Все уже всем известно!

– Не важно, – стоял на своем Грязнов. – Они умеют изображать на лицах такую значительность и многоумие, что в их устах даже жвачка сойдет за новье. Зато нам эта пишущая братия мешать не будет. Слушай, если у тебя здесь больше нет дел, предлагаю рвануть ко мне. Я тут Володю Яковлева оставлю с ребятами заканчивать, так что можешь не волноваться.

– А я и не волнуюсь… когда такие люди в стране советской есть… – пропел неожиданно Турецкий. – Едем. – И, уже спускаясь лифтом в подвал, где был обнаружен злополучный сервировочный столик с официантской формой, уже отправленные на Петровку на экспертизу, спросил – А за что ты не любишь дипломатов?

– За что их любить? Все чего-то делают. А эти – только языками треплют. И врут. И нам всем и друг дружке… Я тут как-то Горького взял с полки. Неужели, думаю, и в самом деле такой плохой, каким его стараются нынче критики изобразить? Не, ну серьезно! Или я чего не понимаю, подзабыл? Открыл чего полегче. Сказку нашел. И прямо в точку попал. Жили, в общем, народы по две стороны реки и постоянно ссорились, нападали друг на друга, воевали. А всякие там дипломаты чего-то шурудили. И до того докатились, что вроде уже и воевать-то нечем стало, и народы извели себя почти до точки. Я длинно рассказываю, а там все, конечно, короче. Словом, плюнули они однажды на всякие уговоры и договоры, утопили в той реке дипломатов и сели промеж собой прибыль-убытки считать.

– Все? – спросил Турецкий, когда Грязнов замолчал.

– А чего тебе еще? По-моему, тут и так больше сказано, чем нужно. И я с пролетарским писателем полностью согласен. Ты заметил, как они друг перед другом протокол свой блюли? Консула замочили, а эти выясняют, мать их, в каком, понимаешь, ключе беседу вести!

– Так ты, значит, сечешь по-английски? – неожиданно догадался Турецкий.

– Не очень, конечно, не как ты, к примеру, где уж нам! Однако, чтоб понять, мне достаточно. По секрету, это я Дениску заставил! – самодовольно улыбнулся Грязнов. – Чего ты, говорю, делаешь?! Сам в эти, в полиглоты, стремишься, а дядька родной с иностранцем ни бэ ни мэ! Стыдно: генералу и чтоб двух слов не связать! Осознал. Стал меня малость натаскивать. Так что ты теперь нос не особо задирай, мы и сами с усами!

– Славка! – искренне восхитился Турецкий. – Если б не ты мне это говорил, ни за что бы не поверил! Вот что с человеком погоны-то творят! Я считаю, по этому поводу просто необходимо!..

– А чего бы я тебя к себе в МУР тащил?.. С Костей-то разговаривал? Он в курсе?

– Наше дело телячье: доложил – и жуй себе травку. А он сказал, что и по его личным каналам тоже пока никакой ясности. Не исключено, что из Штатов может кто-нибудь пожаловать. Вроде госсекретаря. Ну и значит – то, другое, ответственность! Не мог тому же Казанскому повесить это дело! Ему как раз – перед гостями задницей вертеть, представительствовать! А я не умею. И не люблю.

Грязнов промолчал, не афишируя своих мыслей на этот счет. И потом, он по духу был работягой. А это значит – врагом показухи. Конечно, нелегкое выпало дело, а где они – легкие? И раз вынужден его делать, приходится напрягаться.

Единственное, на чем он готов был настаивать, вопреки, возможно, общественному мнению, это:

– А дипломатов все равно надо топить!

Они выбрались в колодцеобразный двор гостиницы, где среди служебных машин, необходимых гостинице и ресторану техники и оборудования, упакованных в ящики, контейнеры и бочки, находился грязновский «форд» с мигалками.

– Как здесь насчет выхода? – поинтересовался Турецкий.

– У ворот есть пост. Говорят, все проверяют.

– Тебя тоже проверяли, когда въезжал сюда?

– Да ты что! – удивился Грязнов.

Как раз перед ними в воротах остановился фургон. К водителю подошел охранник в камуфляже. Водитель протянул ему какой-то лист, наверное путевку. Тот быстро пробежал глазами, что-то сказал и махнул рукой второму охраннику, который в это время открывал ворота.

– Ну вот тебе и точный ответ, – ухмыльнулся Грязнов. Охранник нагнулся к открытому окошку, увидел генеральский погон Вячеслава Ивановича и с небрежной почтительностью отдал честь, кинув ладонь к форменному кепи.

– Много машин сегодня выезжало со двора? – Турецкий подозвал его к своему окну.

Охранник подошел, посмотрел подозрительно, но, уловив разрешающий кивок Грязнова, отрапортовал: