Время прощать Гришэм Джон

Сидя сзади, в четырех рядах от нее, Джейк подумал: «Если бы она только знала!»

Но Летти понятия не имела, зачем здесь Джейк, если вообще знала, кто он. Впоследствии она будет утверждать, что его имя было известно ей по процессу Хейли, но она никогда не видела мистера Брайгенса.

В центре, прямо напротив гроба, сидела Рамона Дэфо, Йен — слева, Гершел — справа от нее. Никто из их детей, внуков Сета, прибыть не смог. Они оказались слишком заняты, да и нельзя сказать, что родители настаивали на их приезде.

В следующем ряду расположились родственники, настолько дальние, что им пришлось представляться друг другу на парковке перед церковью. Впрочем, они тут же забыли только что произнесенные имена. Родители Сета Хаббарда умерли несколько десятков лет назад, а единственный близкий родственник Энсил давно пропал. Надо сказать, сколько-нибудь дружной семьи у Сета сроду не было, а в последние годы распались и последние связи.

За родственниками бессистемно расположились в темноте нефа несколько десятков других скорбящих — служащие Сета, друзья, прихожане. Когда пастор Дон Макэлвейн ровно в четыре часа поднялся на кафедру, и он, и все присутствовавшие знали, что служба будет краткой. После совместной молитвы пастор бегло изложил биографию покойного: Сет родился 10 мая 1917 года в округе Форд, где и скончался 2 октября 1988 года. Его родители, такой-то и такая-то, умерли; он оставил двоих детей и несколько внуков…

Слева, через несколько человек от себя, Джейк заметил знакомый профиль мужчины в дорогом костюме. Это был Стиллмен Раш, его ровесник и коллега, поверенный в суде, отпрыск в третьем поколении семейства голубых кровей, представляющий обширный клан юристов, специализирующихся по корпоративному и страховому праву, — обширный настолько, насколько это возможно в сельском Миссисипи. «Раш и Уэстерфилд», самая крупная фирма в северном Миссисипи, базировалась в Тьюпело и стремительно разрасталась, открывая все новые филиалы, так что каждый житель округа мог рассчитывать, что один из филиалов вскоре непременно появится в ближайшем к его дому торговом центре.

Сет Хаббард упоминал фирму Раша в письме к Джейку, а также в своем рукописном завещании, поэтому можно было не сомневаться: Стиллмен Раш в сопровождении двух шикарно одетых джентльменов явился позаботиться об интересах фирмы. Специалисты по страхованию всегда работали в паре. Даже когда речь шла о простейших юридических процедурах, ими занимались два юриста: вдвоем готовили документы для суда, вдвоем отвечали на реестровые запросы, вдвоем участвовали в слушаниях по неопротестованным делам, вдвоем разъезжали с поручениями и, конечно же, вдвоем гребли гонорары и раздували дела. Крупные фирмы беззаветно исповедовали культ малой производительности: больше рабочих часов означало больший гонорар.

Так что два юриста там, где легко справился бы один, было нормой. Но три!.. Всего лишь для участия в короткой поминальной церемонии в глухой дыре? Это производило впечатление и наводило на мысли. Это означало — деньги.

В сверхактивном мозгу Джейка не было места для сомнений: эта троица, покинув офис в Тьюпело, включила свои счетчики и теперь сидела, притворяясь, будто скорбит, за двести долларов в час каждый. Исходя из того, что написал Сет, его завещание от сентября 1987 года было составлено мистером Льюисом Макгвайром, и Джейк предположил, что им является один из трех джентльменов. Он не знал Макгвайра в лицо, в фирме трудилось слишком много юристов. Поскольку они готовили завещание, то, естественно, решили, что и доказывать его будут сами.

«Завтра, — подумал он, — они приедут снова, как минимум вдвоем, а может, и втроем, передадут бумаги секретарю Канцелярского суда, что на втором этаже «дворца правосудия», и самодовольно заявят либо Еве либо Саре, что прибыли в связи с открытием наследства для его утверждения. И либо Сара либо Ева, с трудом скрывая усмешку, изобразит смущение. Бумаги будут просмотрены, вопросы заданы, а потом — большой сюрприз: вы немного опоздали, господа. Это наследство уже открыто!

Либо Ева либо Сара покажут им новенькую папку, и они будут, разинув рот, глазеть на тоненькое рукописное завещание, то самое, которое специальным распоряжением отменяет толстое завещание, столь ими лелеемое. И начнется война. Они станут поносить Джейка Брайгенса, но, немного остынув, поймут, что война обещает быть прибыльной для всех участвующих в ней юристов.

Летти смахнула слезу и отметила, что она, вероятно, единственная из присутствующих, кто прослезился.

Перед адвокатами сидели люди, похожие на предпринимателей. Один из них обернулся и прошептал что-то Стиллмену Рашу. Джейк подумал, это мог быть служащий высшего звена, работавший на Сета. Особенно его интересовал мистер Рассел Эмбург, о котором в завещании сказано, что он являлся вице-президентом холдинговой компании Сета и знает все о его имуществе и денежных обязательствах.

Миссис Нора Бейнс исполнила три куплета из «Простого старого креста», мрачного гимна, непременно высекающего слезу на любых похоронах, но на прощании с Сетом даже он не вызвал эмоционального отклика. Пастор Макэлвейн прочел отрывок из Псалтыри, поговорил о мудрости Соломона, потом два прыщавых подростка с гитарой пробренчали что-то современное — какую-то вымученную песню, которую Сет наверняка бы не оценил. В конце концов Рамона разразилась рыданиями, и Йен принялся ее утешать. Гершел сидел, уткнувшись взглядом в пол перед гробом, не моргая и не шевелясь. В ответ на рыдания Рамоны громко всхлипнула какая-то женщина.

Жестокий план Сета состоял в том, чтобы придержать оглашение завещания до окончания похорон. В его письме к Джейку было написано буквально следующее: «В посмертной записке я оставил распоряжения относительно моих похорон. Не упоминайте о моей последней воле и моем завещании, пока они не пройдут. Я хочу вынудить свою семью пройти через все скорбные ритуалы, прежде чем они осознают, что остались ни с чем. Проследите, чтобы они не притворялись — они в этом деле большие мастера, а меня никогда не любили».

По мере того как служба вяло продвигалась вперед, стало очевидно, что никто особенно и не притворялся. Те немногие, кто остался от его семьи, не считали нужным даже изобразить скорбь.

«Какой печальный уход», — подумалось Джейку.

Согласно распоряжениям Сета, никаких хвалебных речей не произносилось. Говорил только пастор, хотя нетрудно было заметить, что, даже если бы собравшимся предложили выступить, желающие вряд ли нашлись бы. Пастор завершил церемонию по-марафонски длинной молитвой, явно предназначенной для того, чтобы убить время. Через двадцать пять минут после начала службы он объявил об ее окончании и предложил всем перейти на расположенное рядом кладбище, чтобы присутствовать при погребении.

За пределами церкви Джейку удалось уклониться от встречи со Стиллменом Рашем и его коллегами. Едва не налетев на стоящего неподалеку человека в деловом костюме, он извинился.

— Простите, я ищу Рассела Эмбурга.

— Вон он. — Человек вежливо указал рукой.

Рассел Эмбург стоял в десяти футах от Джейка и, прикуривая, услышал, что тот им интересуется. Они обменялись крепким рукопожатием и представились друг другу.

— Не мог бы я минутку поговорить с вами наедине?

Мистер Эмбург чуть пожал плечами:

— Разумеется, а в чем дело?

Толпа начала медленно дрейфовать в сторону кладбища. У Джейка не было намерения присутствовать на погребении, он находился здесь с другой миссией. Когда они с Эмбургом отошли достаточно далеко, чтобы никто не мог их услышать, он сообщил:

— Я адвокат из Клэнтона, с мистером Хаббардом знаком не был, но вчера получил от него письмо. Письмо и завещание, в котором он назвал вас своим душеприказчиком и исполнителем последней воли. Нам с вами необходимо переговорить как можно скорее.

Зажав сигарету в уголке рта, Эмбург внимательно посмотрел на Джейка, потом огляделся по сторонам, желая убедиться, что рядом никого нет.

— Что за завещание? — выдохнув дым, поинтересовался он.

— Рукописное, датировано прошлой субботой. Мистер Хаббард явно обдумал свою смерть заранее.

— Тогда он совершенно очевидно был не в своем уме.

Эмбург ухмыльнулся, и Джейк услышал первые звуки бряцания оружием предстоящей войны. Такого ответа он не ожидал.

— Посмотрим. Думаю, правомочность завещания будет установлена позднее.

— Мистер Брайгенс, когда-то давно, до того как нашел честную работу, я тоже был адвокатом, и правила игры мне известны.

Джейк мыском туфли отшвырнул камешек и осмотрелся. Авангард маленькой процессии уже достиг ворот кладбища.

— Так мы можем поговорить?

— Что написано в завещании?

— Сейчас я вам этого сказать не могу. Сообщу завтра.

Эмбург чуть запрокинул голову и посмотрел на кончик своего носа.

— Насколько вы осведомлены о бизнесе Сета?

— Можно сказать, ни насколько. В завещании сказано, что вам известно все о его имуществе и денежных обязательствах.

Эмбург снова ухмыльнулся и сделал несколько шагов.

— Никаких денежных обязательств нет, мистер Брайгенс. Только доходы, причем большие.

— Прошу вас, давайте встретимся и поговорим. Все тайны все равно вот-вот выйдут наружу, мистер Эмбург, мне просто нужно знать, куда все это ведет. По условиям завещания вы являетесь исполнителем его последней воли, а я — адвокатом по делам о его наследстве.

— Это не похоже на правду. Сет ненавидел клэнтонских адвокатов.

— Да, и недвусмысленно высказался об этом в записке. Если бы мы смогли встретиться утром, я бы с удовольствием показал вам копию завещания и пролил некоторый свет на события.

Эмбург снова двинулся к кладбищу, и Джейк поплелся за ним. У ворот их ждал Оззи. Эмбург остановился.

— Я живу в Темпле. На Автостраде, дом пятьдесят два, к западу от города есть кафе. Давайте встретимся там в половине восьмого утра.

— Хорошо. Как называется кафе? — поинтересовался Джейк.

— «Кафе».

— Понял.

Не сказав больше ни слова, Эмбург исчез. Джейк посмотрел на Оззи, в недоумении покачал головой и кивнул в сторону парковки. На кладбище они идти не собирались. На сегодня Сета Хаббарда с них было довольно. Для них прощальная церемония завершилась.

Двадцать минут спустя, ровно в 4.55, Джейк вбежал в приемную Канцелярского суда и улыбнулся Саре.

— Где ты был? Я же жду! — сердито выпалила она.

— Еще нет даже пяти, — так же поспешно ответил он, расстегивая молнию портфеля.

— Да, но мы заканчиваем в четыре, во всяком случае, по вторникам. В понедельник работаем до пяти. По средам и четвергам — до трех. А если ты застанешь нас здесь в пятницу, считай, тебе повезло.

Сара тараторила без умолку. После двадцати лет ежедневной пикировки с адвокатами она отточила свои остроты до автоматизма.

Джейк выложил бумаги на стойку перед ней.

— Мне нужно открыть для утверждения наследство мистера Сета Хаббарда.

— По завещанию или без?

— О, завещание имеется, и не одно. Тут-то и зарыт корень всех веселых проблем.

— Так он не убил себя?

— Тебе чертовски хорошо известно, что он убил себя, поскольку ты работаешь в доме, где рождаются все слухи и ничто не хранится в секрете.

— Я оскорблена, — притворно возмутилась Сара, ставя печать на ходатайство. Потом, перелистав несколько страниц, улыбнулась: — О, какая прелесть, завещание, написанное от руки. Подарок для юриста.

— Угадала.

— И кто получит все?

— На моих устах печать. — Джейк шутливо закатил глаза и достал из портфеля новые бумаги.

— Ну, мистер Брайгенс, на твоих устах, может, и печать, а вот на этой папке с судебным делом, разумеется, нет. — Она несколько театрально проштамповала остальные документы. — Отныне это — официально открытые сведения, согласно законам нашего великого штата, если, конечно, у тебя нет письменного ходатайства о том, чтобы и на них наложить печать секретности.

— Такого ходатайства у меня нет.

— Отлично. Значит, мы имеем право открыто обсуждать всю эту грязь. Там ведь есть какая-то грязь, правда?

— Не знаю. Я пока еще только копаю. Послушай, Сара, сделай мне одолжение.

— Все, что пожелаешь, детка.

— Начались гонки: кто быстрее добежит до суда. Я только что победил. Скоро, возможно, завтра, здесь должны появиться два или три напыщенных адвоката в темных костюмах, которые вручат тебе свое ходатайство об открытии наследства мистера Хаббарда. Более чем вероятно, что они прибудут из Тьюпело. Видишь ли, существует еще одно завещание.

— Как я это обожаю!

— Я тоже. Конечно, я не требую сообщать им, что они финишировали вторыми, но забавно понаблюдать за их лицами. Ну как?

— Жду не дождусь.

— Прекрасно. Покажи им мою папку, посмейся, а потом позвони мне и дай полный отчет. Но до завтра, пожалуйста, помолчи.

— Все сделаю, Джейк. Это может быть действительно весело.

— Если все пойдет так, как я предполагаю, дело не даст нам скучать весь следующий год.

Как только он ушел, Сара прочла собственноручное завещание Сета Хаббарда, приложенное к ходатайству, после чего созвала остальных служащих канцелярии, которые тоже прочли его. Чернокожая женщина из Клэнтона сказала, что никогда не слышала ни о какой Летти Лэнг. Похоже, и Сета Хаббарда здесь никто не знал.

Они немного поболтали, но было уже пять часов, и каждый куда-то спешил. Папку водворили на положенное место, свет погасили, и служащие моментально отключились от всего, что касалось работы. Свои предположения они обсудят завтра и уж тогда докопаются до сути.

Если бы ходатайство было подано утром, то к полудню уже все в здании суда повторяли эту этой новость, а к концу дня — весь город. А так слухи откладывались, но ненадолго.

Симеон Лэнг пил, но не был пьян — разница зачастую выглядела смутно, однако семья умела различать два эти состояния. «Пил» означало, что он в определенной мере контролировал поведение и не был опасен: медленно цедил пиво, глядя в одну точку остекленелым взглядом, и с трудом ворочал языком. А вот когда он бывал по-настоящему пьян, для домашних наступали тяжелые времена: приходилось убегать из дома и прятаться за деревьями. Но иногда, надо отдать должное, Симеон был трезв как стеклышко, и такое состояние предпочитал даже он сам.

После трех недель, проведенных за рулем, в течение которых он колесил по всему Глубокому Югу, перевозя груды металлолома, Симеон вернулся с нетронутым чеком и ясным взглядом. Он не рассказал, где был и что делал — никогда не рассказывал, — но старался демонстрировать миролюбие. Однако уже через несколько часов, устав натыкаться на бесчисленных домочадцев, слушать Сайпрес и выдерживать упреки жены, он съел сандвич, вышел во двор с набитым пивными банками переносным холодильником и обосновался под деревом позади дома, где мог спокойно сидеть вдали от всех, наблюдая за редко проезжающими машинами.

Возвращение всегда означало борьбу. А здесь, на открытом воздухе вблизи дороги, он часами мечтал о новой жизни где-нибудь в другом месте, всегда представляя, как остается один и никто его не беспокоит. Тысячу раз Симеон испытывал искушение, не вылезая из машины, возить и возить грузы до места назначения, никогда не сбавляя скорости.

Его отец бросил беременную жену и четверых детей, когда Симеон был еще ребенком, и больше они о нем не слышали. Дни напролет Симеон и его старший брат сидели на крыльце и ждали отца, скрывая слезы. Повзрослев, он возненавидел папашу и ненавидел до сих пор. Но теперь и у него появилось острое желание убежать. Его дети гораздо старше, чем он был тогда, — выживут как-нибудь.

За рулем он нередко задавался вопросом: что привязывает его к дому? Он ненавидел жить в тесной, кишащей людьми съемной халупе с тещей, двумя дрянными внуками, которых он не просил, и женой, которая постоянно пилит. За двадцать лет совместной жизни Летти сто раз угрожала ему разводом. Чудо, что они еще не расстались.

«Хочешь разрыва, будет тебе разрыв», — подумал он, делая большой глоток. Но это он тоже говорил уже раз сто.

Почти стемнело, когда Летти вышла из дома в задний дворик и по траве направилась к его дереву. Он сидел на одном из непарных садовых стульев, положив ноги на старую клеть из-под молочных бутылок. Рядом стояла емкость со льдом. Он предложил ей сесть, но она отказалась.

— Надолго ты приехал? — тихо спросила Летти, глядя, как и Симеон, на дорогу.

— Я только вернулся, а ты уже рада меня спровадить?

— Я не это имела в виду, Симеон. Просто интересно.

Он не собирался отвечать, поэтому в очередной раз приложился к пивной банке. Они редко оставались вдвоем, а когда оставались, не могли вспомнить, как это — беседовать друг с другом.

По дороге медленно проехала машина. Они, как завороженные, проводили ее взглядами.

— Наверное, завтра я потеряю работу, — сообщила Летти. — Я говорила тебе, что мистер Хаббард убил себя, а его семья не желает видеть меня в доме после завтрашнего дня?

У Симеона возникли смешанные чувства. С одной стороны, он ощутил свое превосходство, поскольку ему снова предстояло стать главным кормильцем, хозяином в доме. Ему очень не нравился вид, который Летти напускала на себя, когда зарабатывала больше него. Ненавидел ее ворчание и нытье, когда он оставался без работы. Хотя служила всего-навсего домработницей, она порой становилась надменной, кичась тем, что белый человек ей безраздельно доверяет. Но семья нуждалась в деньгах, и то, что у нее теперь не будет жалованья, неизбежно грозило бедами.

— Мне очень жаль, — выдавил он с трудом.

Снова наступила долгая пауза. Они слышали голоса и шумы, доносящиеся из дома.

— От Марвиса ничего? — спросил он наконец.

— Нет, вот уже две недели ни одного письма, — ответила она, опустив голову.

— А ты ему писала?

— Я пишу каждую неделю, Симеон, ты же знаешь. А когда ты писал ему в последний раз?

Симеон вскипел, но сдержался. Он гордился тем, что приехал домой трезвым, и не желал портить себе настроение ссорой. Марвис Лэнг, двадцати восьми лет от роду, отсидел уже два года, но впереди оставалось еще минимум десять. Торговля наркотиками, вооруженное нападение…

Какая-то машина приблизилась к дому и замедлила ход. Потом поехала еще медленнее, словно водитель не был уверен, туда ли попал. Еще несколько футов, и машина свернула на их подъездную дорожку. Было еще достаточно светло, чтобы разглядеть этот странный экземпляр явно иностранного происхождения и притом красный.

Когда мотор перестал урчать, из машины вышел молодой человек, белый, один, в белой рубашке с приспущенным галстуком. В руках — ничего. Сделав несколько шагов, он остановился в нерешительности, будто не знал, где находится.

— Сюда, — позвал Симеон.

Мужчина замер, словно испугался: из-за дерева он их не заметил. Осторожно перейдя маленький палисадник, он произнес громко, так, чтобы его услышали:

— Я ищу миз Летти Лэнг.

— Я здесь, — отозвалась Летти.

Он подошел поближе.

— Здравствуйте, меня зовут Джейк Брайгенс. Я адвокат из Клэнтона, и мне надо поговорить с Летти Лэнг.

— Вы были сегодня на похоронах, — вспомнила она.

— Да, был.

Симеон нехотя встал, и все трое неловко обменялись рукопожатиями. Предложив гостю пива, Симеон вернулся в прежнюю позицию. От пива Джейк отказался, хотя с удовольствием выпил бы, но он здесь по делу.

— Наверняка вы не просто проезжали мимо нашего маленького закоулка, — спокойно заметила Летти.

— Нет, не просто.

— Брайгенс, — задумчиво повторил Симеон, потягивая пиво. — Это не вы представляли в суде Карла Ли Хейли?

Вот и оно, средство, действующее безотказно, во всяком случае, при общении с черными.

— Да, я, — скромно ответил Джейк.

— Я так и подумал. Отличная работа. Великолепная.

— Спасибо. Послушайте, вообще-то я здесь по делу, и мне нужно поговорить с Летти… понимаете, с глазу на глаз. Без обид, пожалуйста, но я должен сообщить ей кое-что конфиденциально.

— Что именно? — смущенно спросила Летти.

— И почему с глазу на глаз? — поинтересовался Симеон.

— Потому что так велит закон, — ответил Джейк, немного лукавя.

Закон здесь совершенно ни при чем. Немного смущенный, Джейк начал осознавать, что его оглушительная новость, вероятно, не такая уж и секретная. Без сомнения, Летти все расскажет мужу, как только Джейк отъедет от их дома. Последняя воля и завещание Сета Хаббарда теперь представляли собой открытую информацию и в течение ближайших суток станут объектом пристального изучения со стороны всех юристов города. Какие уж тут приватность и конфиденциальность?

Симеон сердито запустил в дерево пивной банкой, по стволу растекся ручеек пены.

— Ну ладно, ладно, — прорычал он.

Вскочив на ноги, Симеон изо всех сил толкнул ногой молочную клеть. Вытащив из ледника новую банку, он зашагал прочь, бормоча ругательства. Тень поглотила его, когда он зашел за деревья, вне всякого сомнения, наблюдая и прислушиваясь.

— Извините нас, мистер Брайгенс, — прошептала Летти.

— Никаких проблем. Послушайте, миз Лэнг, нам с вами нужно как можно скорее обсудить одно дело. Желательно завтра в моем офисе. Это касается мистера Хаббарда и его завещания.

Летти закусила нижнюю губу и уставилась на Джейка широко открытыми глазами. Ее взгляд словно говорил: скажите больше.

— За день до самоубийства, — продолжил Джейкон, — мистер Хаббард написал новое завещание и послал его по почте так, чтобы я получил письмо после его смерти. Похоже, оно имеет юридическую силу, но я уверен: семья будет его опротестовывать.

— Я упомянута в завещании?

— Безусловно. В сущности, внушительную часть своего имущества он оставил именно вам.

— О Господи!

— Да. Он хотел, чтобы я выступил адвокатом по делу о его наследстве, и я уверен, что это распоряжение тоже будет опротестовано. Вот почему нам необходимо поговорить.

— Боже праведный, — прикрыв рот ладонью, пробормотала Летти.

Джейк посмотрел на дом. Свет из окон пробивался сквозь темноту. Какая-то тень шевельнулась неподалеку: вероятно, Симеон ходил вокруг. Джейку вдруг очень захотелось запрыгнуть в свой старенький «сааб» и поскорее убраться отсюда назад, в цивилизованный мир.

— Сказать ему об этом? — спросила Летти, кивая в сторону тени.

— Это как вы решите. Я бы сам посвятил его, но слышал, что он выпивает, и не знал, в какой он сейчас форме. Но, честно говоря, миз Лэнг, он — ваш муж, и ему следовало бы прийти завтра вместе с вами. Но только если он будет в хорошей форме.

— Он будет в хорошей форме, обещаю.

— Завтра после полудня в любое время. Я буду ждать вас в своем офисе. — Джейк вручил ей визитку.

— Мы придем, мистер Брайгенс. И спасибо, что приехали.

— Все это очень серьезно, миз Лэнг, я чувствовал, что обязан встретиться с вами. Нам предстоит провести вместе много времени, борьба будет тяжелой.

— Боюсь, я не вполне поняла.

— Знаю. Завтра я вам все объясню.

— Спасибо, мистер Брайгенс.

— Спокойной ночи.

7

После быстрого позднего ужина, состоящего из жареного сыра и томатного супа, Джейк и Карла убрали со стола, помыли посуду (посудомоечной машины у них не было) и, наконец, устроились в гостиной, которая начиналась сразу же за кухней, в каких-нибудь шести футах от обеденного стола. Три года (с лишком), проведенные в тесном помещении, требовали постоянной смены приоритетов и установок, равно как и предусмотрительности в поведении, чтобы не вызывать взаимного раздражения.

Очень помогало в этом присутствие Ханны. Маленькие дети равнодушны к материальной стороне жизни, которая так заботит взрослых. Пока оба родителя души в них не чают, остальное для них вообще не имеет значения. Карла занималась с дочерью правописанием, Джейк читал ей книжки. Они проводили вечера вместе, попутно просматривая газеты и новости по кабельному телевидению.

Ровно в 8.00 Карла искупала дочку, и спустя полчаса папа и мама вместе ласково уложили ее в постель. Когда они наконец остались вдвоем, то, укрывшись одним пледом, устроились на шаткой тахте.

— Ну, давай колись. Что случилось? — поинтересовалась Карла.

Джейк, листающий спортивный журнал, ответил:

— Что ты имеешь в виду?

— Не строй из себя дурачка. Что-то происходит. У тебя новое дело? Новый клиент, который может прилично или даже очень щедро заплатить и спасти нас от нищеты? Ну, пожалуйста…

Джек скинул на пол плед и вскочил на ноги.

— Вообще-то, моя дорогая, есть вероятность, что мы вот-вот положим нищету на обе лопатки.

— Я знала! Я всегда знаю, когда ты подписываешь договор на хорошенькую автомобильную аварию. Ты становишься нервным.

— Это не автомобильная авария, — возразил Джейк, шаря в портфеле. Достав из него файл с несколькими бумажками, он вручил его жене. — Это самоубийство.

— Ах, это…

— Да, это. Вчера вечером я рассказал тебе о кончине мистера Сета Хаббарда, но… умолчал о том, что накануне смерти он вдруг составил завещание, послал его в мою контору и назначил меня адвокатом по делу о своем наследстве. Сегодня в конце дня я подал заявку на его утверждение. Теперь это стало достоянием гласности, так что я могу тебе все рассказать.

— Ты никогда не видел этого человека?

— Никогда.

— И сегодня днем присутствовал на похоронах человека, которого никогда не видел?

— Правильно.

— Но почему он выбрал именно тебя?

— Благодаря моей блестящей репутации. Вот, пожалуйста, прочти его завещание.

— Но оно же написано от руки — Клара бросила беглый взгляд на бумагу.

— Как видишь.

Джейк снова уселся на тахту, прижавшись к жене, и внимательно наблюдал за ней, пока она читала две странички завещания. По мере того как углублялась Карла в текст, у нее открывался рот, а глаза расширялись от изумления. Дойдя до конца, она посмотрела на Джейка в изумлении.

— «Да сгинут они в муках, как я»? Какой мерзавец, — пробормотала она.

— Скорее всего да. Я его не знал, но Гарри Рекс, который представлял интересы его жены при втором разводе, придерживается не слишком высокого мнения о нем.

— Большинство людей придерживаются не слишком высокого мнения о Гарри Рексе.

— Это правда.

— А кто такая Летти Лэнг?

— Его чернокожая домоправительница.

— О боже, Джейк! Это же скандал.

— Надеюсь.

— У него было много денег?

— Ты же читала: «Наследство мое весьма существенно». Оззи знал его и склонен согласиться с этим. Утром я еду в Темпл на встречу с мистером Расселом Эмбургом, душеприказчиком, так что к середине дня буду знать гораздо больше.

— А оно имеет юридическую силу? — Карла помахала двумя листками. — Ты можешь защищать такое завещание?

— О да. «Завещания и наследства», статья сто первая. Профессор Роберт Уимз с юридического факультета «Оле Мисс» учил этому студентов пятьдесят лет. Он поставил мне высший балл. Если каждое слово написано рукой покойного, им проставлены дата и собственноручная подпись, это юридически действительное завещание. Не сомневаюсь, дети мистера Хаббарда его опротестуют, но тут-то и начнется самое интересное.

— Почему он оставил практически все чернокожей экономке?

— Наверное, ему нравилось, как она убирала в доме. Не знаю. Может, она делала не только уборку.

— Что ты имеешь в виду?

— Он был болен, Карла, умирал от рака легких. Подозреваю, Летти Лэнг заботилась о нем во многих смыслах. Очевидно, что он очень хорошо к ней относился. Его дети поднимут вой, станут вопить о злоупотреблении влиянием, будут стараться доказать, что она втерлась к нему в доверие, нашептывала ему на ухо, а может, и более того. Но решать будет жюри.

— Это будет суд с участием присяжных?

— О да. — Джейк мечтательно улыбнулся.

— Ну и ну. Кто уже знает об этом?

— Я подал заявку сегодня в пять часов, так что сплетни еще не начались. Но, думаю, к девяти утра все здание суда будет взбудоражено.

— Да так, что с него крышу снесет, Джейк. Состоятельный белый человек лишает наследства собственную семью, оставляет все своей черной экономке, а потом вешается. Ты шутишь?

Он не шутил. Карла еще раз перечитала завещание, пока муж, закрыв глаза, представлял себе будущий процесс. Закончив читать, она положила листки на пол и обвела взглядом комнату.

— Просто ради любопытства, дорогой… Как исчисляется твой гонорар в таком деле, как это? Прости, что спрашиваю. — Она обвела рукой узкую комнату, обставленную мебелью с блошиного рынка, дешевые книжные полки, прогнувшиеся от чрезмерной тяжести, псевдоперсидский ковер, подержанные шторы, стопку журналов на полу — обшарпанное жилище съемщиков, обладающих вкусом, но не имеющих средств доказать это.

— Что? Хочешь норку получше? Может быть, двухэтажную или сдвоенную?

— Не подкалывай меня.

— Гонорар может быть весьма солидным, но об этом я еще не думал.

— Солидным?

— Конечно. Гонорар зависит от содержания работы, количества оплачиваемых часов, от чего-то еще, о чем мы пока мало что знаем. Адвокат по делам о наследстве должен каждый день отмечать рабочие часы, за которые он и получает плату. Для нас это неслыханно. Все гонорары должны утверждаться судьей, в данном случае это наш дорогой друг его честь Рубен Этли. Поскольку он знает, что мы умираем с голоду, возможно, проявит к нам милосердие. Большое наследство, куча денег, бурно опротестовываемое завещание — и, даст бог, мы сумеем избежать банкротства.

— Куча денег?

Страницы: «« « 12345678 » ... »»