Метро 2035: Питер. Специальное издание Врочек Шимун

– У тебя интересное лицо, – сказал Иван, переходя на «ты».

Девушка улыбнулась.

– Я наполовину грузинка, – пояснила она. – А мой брат наполовину русский. Поэтому он такой бука. Пейте. – Она протянула Ивану кружку. – Ему хочется быть или грузином, или русским, середина его не устраивает. Это он так говорит. Но на самом деле тут виновата женщина.

– Кто она?

Лали наклонилась к Ивану. Ее длинные волосы коснулись его щеки.

– Ведьма, – шепнула Лали. Ивану стало жарко. У нее был прекрасный чистый тон. Настоящее звучание. Юная, но уже женщина. Не потому, что успела ею стать, а по внутреннему ощущению самой себя. Девушка ждет мужчин, а женщина ими правит. И подчиняется. Но правит.

«Грузинская принцесса», – подумал Иван.

После ужина из угоря, тушеного в каких-то темных, чуть отдающих кисловатой остротой, листьях, Лали принесла чай. Иван смотрел на нее – не все время, а словно держал в поле внимания, как в дигге держишь напарника. Но там, наверху, это не было подкрашено, как стакан воды розовым витаминным раствором, сексуальным влечением. Все, что делала грузинская принцесса Лали, Ивану нравилось, это было женственно и спокойно, с темпераментом и взглядами из-под ресниц. И в этом не было ничего щенячьего, ничего наигранного.

Спокойное, уверенное влечение – когда два человека нравятся друг другу и знают об этом.

И продолжают существовать, заниматься обыденными делами, держа друг друга в затылке. С Таней у него все было по-другому.

Ивану мучительно хотелось забыть про Кузнецова, оставшегося на пристани, про Убера, которому нужны воспоминания, а не выпивка, как тот почему-то считает, про… Иван дернул щекой. Забыть про Сазона.

Это было не яростное, опаляющее чувство.

Когда Иван вспоминал про Сазонова, это был лед и холод.

Промерзшая душа, как город наверху, Питер. Корка льда на гранитных львах. Ветра, продувающие насквозь широкие пустые улицы.

Вот этот город. Остов его прогнил…

Иван видел внутренним зрением рыхлый, промерзший снег Петропавловской крепости. Что они с Косолапым тогда искали? Черт его знает. Уже не помню.

Иван помнил только холод. И следы – множество следов на белом полотне.

…Каменный остров оставшихся навсегда.

Если я вернусь, то вернусь не только ради Тани.

Я вернусь ради возмездия.

Зло должно быть наказано, подумал Иван.

Просто я раньше не совсем понимал, где оно – зло.

Мемов, Орлов, Сазонов.

Да и сейчас не очень понимаю.

Убер здесь, в Венеции, нашел себе новое увлечение. Вернее, выбрал одно из старых, отряхнул с него пыль и пустил в дело.

Убер пил по-черному.

И к моменту, когда Иван его встретил, скинхед как раз прогулял все до донышка. Впору последнюю рубаху снимать.

Получив наставления и инструкции, Убер отправился выяснять, что можно сделать для избавления Кузнецова от тяжкой доли. На расходы ему был выделен один патрон.

Скинхед вернулся, весело насвистывая.

– Ну? – спросил Иван.

– Всего-то полрожка надо, брат, – сказал Убер. – Они Кузнецова по дешевке отдают. Он зараза, умница такой, упрямый и работать не хочет. Одно слово: мент.

– И где мы возьмем патроны? – спросил Иван. «Отдать второй фонарь? Мда. Проще уж сразу самому в рабство запродаться».

Уберфюрер погладил себя по бритой башке и улыбнулся.

– Ну, есть тут один вариант…

– И какой?

– Тебе понравится, – пообещал Убер.

Как Иван и предполагал, ему не понравилось.

Во-первых: что дерутся на выигрыш.

Во-вторых: что ставка – он сам. Это уж Убер как-то… хватил через край.

Судья махнул рукой.

– Начинайте!

Раскололся орешек, куда девать мякоть?

Взбрыкнув, Убер перекатился, подмял под себя щуплого противника. Вскочил, секунда – и рухнул тому на спину, сложив руки в замок. Удар пришелся по затылку. Тумб! Местный громила по имени Локоть вырубился, ткнулся лицо в мокрую грязь.

Убер выпрямился, вздохнул. Со всех сторон кричали. Скинхед наклонился и, ухватив Локтя за плечо, вытянул из лужи и перевалил на спину. Локоть всхрапнул, под носом у него выдувались и лопались грязные пузыри. Лицо превратилось в грязевую маску.

– Победил… – Судья взял скинхеда за запястье. – Победил Убер! – И вздернул его руку вверх. Вал аплодисментов и одобрительных выкриков нахлынул на скинхеда и отступил. Уберфюрер невозмутимо улыбался.

– Силен, – сказал Иван, когда тот вернулся к маленькому лагерю.

– Сколько мы выиграли?

– Порядком. Два рожка почти. Даже за вычетом расходов на выкуп Кузнецова… на первое время нам хватит.

Убер мотнул головой. Лицо у него было разбито. Глаза узкие, как у китайца. Кровь капала с подбородка.

– Ты как? – спросил Иван.

– Нормально.

В следующее мгновение ноги у него подкосились. Иван с Кузнецовым едва успели подхватить обмякшее тело. Похоже, все, допрыгался Убер. Надорвался. Иван скривился. Не поев, драться – это чересчур. Кусок мяса, как у того же Джека Лондона. Иван расплатился с хозяином. Полрожка патронов, и Миша распрощался с рабством.

– Кузнецов, – сказал Иван, когда они разместили бесчувственного Убера на баулах. – Давай за едой. И воды набери. Да… только без крысятины, хорошо? Обойдемся чем-нибудь попроще. Задача ясна?

– Понял, командир. – Кузнецов кивнул.

Маленькая желтая сова стреляла пластиковыми глазами – вправо, влево. Тик-так, тик-так. Тик-так. На круглом животе стрелки показывали двадцать минут пятого. Рядом горела лама. Как Ивану объяснили, здесь для освещения использовали угрей. Они же электрические. В стеклянной трехлитровой банке, заткнутой крышкой с электродами, лежал гладкий черный угорь. Иногда он начинал метаться, дергаться – Иван видел синеватые разряды, когда угорь касался электродов. Забавная система.

На аккуратно застеленном топчане лежала раскрытая книга. Иван задержал взгляд. Интересно, что Лали читает? «Кетополис: город китов» гласило название. На обложке синий кит сталкивался с гигантским боевым кораблем. Фигурки людей летели в воду.

– Про что это? – спросил Иван.

– Про Катастрофу, – сказала Лали.

– Как? – Он вскинул голову.

– Не про нашу… там люди хотели уничтожить всех китов на свете. И им это почти удалось.

«Да уж, – подумал Иван. – Это по нас – сходить кого-нибудь уничтожить. Это без проблем. Хоть китов, хоть самих себя».

– Я видела, как твой друг дрался, – сказала Лали.

Иван кивнул, поднялся. Нужно проверить Убера и договориться о следующем пароме на Невский…

– Ты скоро уедешь, – сказала Лали негромко. Акцент в ее правильной четкой речи вдруг стал заметней. – Ты скоро…

Иван смотрел на нее. Открыл было рот – она быстро выставила ладонь.

– Подожди. – Глаза ее блеснули. – Я знаю, что ты мне ответишь, но если не спрошу, то потом буду гадать… – Она помолчала. – А я не хочу гадать.

Иван смотрел на ее губы. Он даже говорить сейчас не мог, в груди что застряло.

– Ты любишь ее? – спросила Лали. – Свою Таню?

– Да, – сказал Иван. – Только я никогда ей…

– Не говори. – Пальцы Лали прижались к его губам. – Не говори, иначе кто-то подслушает и сделает так, чтобы это не исполнилось. Я знаю.

Иван стоял, чувствуя на губах ее горьковатый аромат. Он потянулся обнять ее… уронил руки.

– Ты красивая. – Иван взял ее ладонь и прижал к своему горящему лбу. Прохлада. От ее пальцев стало легче. Лали вся была рядом – с ее телом, с ее кожей, с ее длинными ногами, стоящими на земле крепко, упрямо, с ее бешеным нравом… с ее нежностью.

От взгляда на нее у него замирало сердце.

– Не говори так, я буду ревновать. Нет, не буду. Вы, мужчины, можете любить многих женщин. Но ты другой. Для тебя каждая женщина – одна единственная на свете. Пусть я буду единственной.

Иван помолчал.

– Откуда в тебе столько мудрости, женщина? Тебе же всего сколько… шестнадцать?

– Каждой женщине – тысяча лет, – сказала Лали негромко. – И каждой – семнадцать. Это же просто.

– Да, – сказал Иван. – Это просто.

Вернувшись, Иван обнаружил на причале новое действующее лицо. Он кивнул Артему, прошел, сел рядом, не выказывая удивления. Не то, чтобы брат Лали его совсем раздражал, но…

«Но что ему здесь надо?»

– Слышали, кавесы совсем сдурели? – сказал Артем.

Кузнецов с Убером переглянулись.

– Это кто такие? – спросил Иван.

– Ну ты темный, – сказал Артем почти снисходительно. Иван улыбнулся уголками губ. – Кавесы – это бывшие диггеры. То есть это у них раньше презрительная кличка была для тех, кто звания диггера не достоин. Но дальше так пошло…

Так стали звать тех, кто копает путь из метро. В Финляндию. Они, наверное, думают, что в Финляндию никто ядерными ракетами не целился. Да щас! В Финке был натовский противоракетный радар, который нашим в любом случае пришлось бы уничтожить. Первоочередная цель. Мне отец рассказывал. Он был полковник ракетных войск. Так что Финки больше нет, некуда копать. А они копают.

– Да не к финнам они копают, – подал голос Уберфюрер.

– А куда?

– В Москву.

Иван даже рот открыл.

– На хрена? Там же камня на камне… и тот, наверное, радиоактивный.

– Деревня ты, брат. Московское метро – ядерное бомбоубежище класса А. Я вот знаешь, где учился?

– Где?

Похоже, Убер забыл далеко не все.

– В Керосинке. За вас, за нас, за нефть и газ. Нефтегазовый институт на Ленинском проспекте. Пятый в Европе, между прочим.

– Круто… наверное. И что?

– Старшаки рассказывали, в подвале Керосинки стоит атомный реактор – на всякий пожарный случай. Я как-то сунулся в подвал – куда там, режимная зона! Послали меня куда подальше. Хорошо, не посадили. Потому что от этого реактора Метро-2 питается. Ну, про Метро-2 ты слышал, конечно? Ну, это… Д6! Слышал? – обратился он к брату Лали.

– Н-нет.

– Да все про него слышали. Мол, повезло москвичам, они там в секретное метро схоронились и жрут теперь одни каперсы с ананасами.

Артем помялся.

– Что хотел-то? – сжалился над ним Убер. – Ну, говори.

– А что такое «каперсы»?

Когда Артем предложил отойти, Иван кивнул: он ждал этого разговора.

Они прошли вдоль веревочных перил, огораживающих центральный остров, остановились. Фонарь над головой едва слышно потрескивал. Пахло озоном. Артем наклонился и подобрал рыбью кость. Бросил в воду, подождал, пока вокруг места падения взбурлит вода от угриных тел, повернулся к Ивану.

– Оставь мою сестру в покое, – сказал Артем резко. – Слышишь, диггер?

– Слышу, – сказал Иван. Не драться же мне с ним? – Все хотел спросить. Ты поэтому меня терпеть не можешь? Из-за сестры?

– Не только… – Артем помедлил. – Ты… ты похож на нашего отца.

Иван поднял брови. «День ото дня все интереснее жить».

– Который полковник ракетных войск?

– Отец нас бросил, – сказал Артем. – Что ему? Он ушел, а мы остались.

«Все наши истории чем-то похожи, – подумал Иван, глядя на угрюмого паренька. – Только у меня, кажется, все наоборот. Это мы с матерью бросили отца». Мать утверждала, что это был лучший ее поступок в жизни. Но иногда по ночам, когда думала, что Иван не слышит, плакала. Тогда они жили на «Проспекте Большевиков» – который «Оккервиль»… «Наверное, это любовь, – решил Иван. – Наверное».

– Как ее зовут? – спросил он неожиданно.

– Что? – Артем изменился в лице. – Кого зовут?

– Ты знаешь, – сказал Иван. – Ведьму твою.

Артем молчал. Стоял угрюмый, сжимая кулаки. «Ну-ну, – подумал Иван. – Смотри, чтобы скулы не лопнули».

– Лахезис, – ответил Артем наконец. Вскинул голову, сказал с вызовом: – И она не ведьма. Она самая лучшая женщина в мире! Самая красивая!

Иван кивнул.

– Она это знает?

Артем опять нахмурился.

– Она смеялась, когда я так говорил.

Иван вздохнул.

– Ты не первый и не последний, с кем это случилось. С женщинами это постоянно, поверь. Они смеются тогда, когда надо бы плакать… и наоборот.

– Ага. – Артем смотрел исподлобья. – Щас. Если бы ты это сказал, она бы не смеялась. Я знаю.

Иван помолчал. «Странный мы все-таки народ, мужики. Толкаемся плечами там, где, в общем-то, даже пересечься не должны были».

– Я уезжаю. Сегодня и насовсем. Береги сестру, – сказал Иван. – Она прекрасна.

Время прощаться. Паром, а на самом деле плот – шириной чуть меньше, чем диаметр туннеля, наполнился людьми. Кроме Ивана с Кузнецовым, ехали еще семеро – в лохмотьях, бородатые, заросшие, с сумками и палками. Подойдя ближе, Иван понял, что люди слепые. Главным у них был поводырь – костистый мужик в телогрейке, болтавшейся на нем свободно. Тоже слепой, что интересно.

– Ты с нами? – спросил Иван.

Убер покачал заросшей русым ежиком головой.

– Не, мне здесь начало нравиться. Я тут еще пару недель перекантуюсь и двину дальше.

«Вы уедете, и я опять начну пить, – перевел Иван мысленно. – Блин. Жаль».

– Дело твое, – сказал диггер. – Не передумаешь?

– Нет, брат. Счастливо тебе.

– Жаль, что твой кукри пропал. Отличный был нож… – сказал Иван. Скинхед вздрогнул, поднял взгляд. – Ладно, удачи тебе!

Паромщик отвязал причальный канат, перебросил на паром. Уберфюрер стоял, мучительно наморщив лоб…

– И сказал Господь: иди и не оборачивайся, – приятным голосом заговорил поводырь. – Но жена Лота не поверила и обернулась – и ядерная вспышка выжгла ей глаза… Так помолимся, братие, за грядущее прозрение! Аминь.

– Аминь, – хором поддержали слепые.

Иван кивнул. За это бы он тоже помолился.

Слепые ему в последнее время стали симпатичнее, чем раньше. Спасибо Энигме. Хотя религия у этих, прямо скажем, жутковатая.

– Теперь мы куда? – спросил Кузнецов. Лицо светилось. За его спиной караван слепцов двинулся с места, занимая места на пароме, поводырь начал задавать ритм, постукивая своим посохом по настилу. Тук, тук, тук. Паромщики зевали.

Иван задумался. Мише, понятно, сразу домой на Василеостровскую. А мне куда?

Невский, Шакилов. Мой путь к дому немного длиннее.

– Домой, – сказал он.

Паромщики уперлись веслами в причал, налегли. Щель между причалом и паромом ширилась, превращаясь в реку…

Бум.

Паром покачнулся.

Иван поднял взгляд. Перед ним стоял скинхед, широко раскинув руки после прыжка.

– Я вас провожу немного. – Уберфюрер выпрямился, почесал заросший затылок. – До «Невского». Прогуляюсь.

Миша улыбался во весь рот.

– Рад тебя видеть, – сказал Иван. – А чего передумал-то?

– Да так. – Лицо Убера вдруг стало жестким. – Вспомнил одну фигню. У кого сейчас может быть мой нож… Представляешь?