Псевдоним украденной жизни Романова Галина

Глава 6

Ему пришло время умирать. Он это осознавал. За ним придут не те, так другие. Если менты придут за ним, снова будет суд, и его опять посадят. Им все равно за что. Они найдут к чему придраться. Возьмут и за бродяжничество упекут, с них станется. Виталий не был уверен, что подобная статья существует, но был готов пойти на очередной срок и за это. Лишь бы выжить.

Хотя нары это не выход. Его найдут и там.

Не те, так другие.

Он прислонился к ледяной бетонной стене, сунул в рот корку черного хлеба и принялся ее медленно пережевывать. Ему очень хотелось есть, но он боялся заходить в магазины. Все время казалось, что там его непременно ждут у входа.

Не те, так другие.

– Виталик, ты идиот!

Эту фразу он впервые услышал от своей жены – молодой пышнотелой Лидочки, за которой бегал целых два года, прежде чем она дала согласие на брак.

– Ты идиот! С кем ты связался?!

Они прожили всего ничего – полгода, а она уже в нем разочаровалась и не скрывала этого. Все время называла себя дурой, поверившей в его обещания, и восклицала, заламывая красивые полные руки:

– Как я могла так вляпаться?!

Вляпался на тот момент, конечно же, Виталик, а не она. Но Лидочка считала пострадавшей только себя. Он тогда ее уже перестал интересовать. И это через полгода совместной жизни!

Лидочка от него сбежала через полтора месяца после его залета с каким-то дальнобойщиком. Обосновалась с ним в маленьком курортном городке, зажила сыто и удобно и думала, что Виталик навсегда исчез из ее жизни, никогда не напомнит о себе ни словом, ни делом.

Она заблуждалась!

Как только он вернулся после первого срока, отсидев три с половиной года, Виталик сразу поехал туда, где поселилась его любимая. Пару недель загорал, купался в море и попутно наблюдал за ее семейным счастьем. Позлорадствовал, конечно, не без этого, обнаружив, что дальнобойщик Лидочку поколачивает. А потом взял и угнал у них машину. Сдал с рук на руки парням, с которыми только-только начал работать, и неделю пил и гулял на вырученные деньги. Он потратил их все до копейки просто потому, что было противно прятать их в тайник. Эти деньги он выручил от продажи машины предательницы, и им не было места в его сейфе.

Прошел год. Он работал все на тех же парней. Уставал, иногда сильно рисковал, иногда не очень. И вдруг прошел слух от родственников Лидочки, что дальнобойщик ее погиб и она теперь вдова.

Он снова поехал в тот милый уютный городок, где впервые увидел море. Решил попросить прощения у Лидочки и бросить к ее ногам все содержимое своего сейфа, а там накопилось немало.

Виталик приехал. На местном рынке купил себе белоснежную рубашку из рыхлой ткани, совершенно не державшей форму. Он долго пытался заправить ее в джинсовые шорты, но рубашка упорно выползала из-под ремня и вздувалась на спине огромным пузырем. Виталик плюнул, выпустил ее, разгладил ладонями замявшиеся места и уже через десять минут стучал в ворота Лидочкиного дома.

Ему открыли, но рта раскрыть не дали. Обругали, унизили, наподдали пинков и выбросили за ворота в дорожную пыль.

– Еще раз сунешься, башку оторву, – пообещал мускулистый малый и плюнул Виталику прямо на верхнюю пуговицу белоснежной рубашки из рыхлой ткани. – Вали отсюда!

Виталик свалил, но недалеко. Пару дней он понаблюдал за развитием отношений Лидочки и ее молодого любовника. Понял, что у него теперь вовсе нет шансов, и угнал машину еще и у него.

Тачка была очень крутая и новая. Виталик не знал и даже не догадывался, в какое дерьмо попал, угоняя эту машину.

Проблемы возникли почти сразу после того, как ребята тачку сбросили и получили за нее деньги. Начались какие-то мерзкие разборки.

Потом через несколько месяцев пропал Валерка Хлопов. Тот, кто машину купил, был обнаружен с пробитой головой в овраге. Валерины друзья разбежались в испуге в разные концы страны, а Виталик присел на нары на целых пять лет. И сидел он очень скверно, не как первый раз. Его часто унижали и били. Он голодал и не мог вдоволь покурить – ему не доставалось, все отбирали.

Причина? Да все та же злополучная тачка, которую он угнал у Лидочкиного молодого любовника.

Он только потом узнал, когда следствие по его душу началось, что машину эту парень взял у своего старшего брата, чтобы произвести впечатление на молодую вдову Лидочку. Брат младшего очень любил и дико за него обиделся, а заодно и за себя. И принялся наказывать обидчиков, как умел.

Виталик только потом узнал, что старший брат Лидочкиного любовника был авторитетом того края. Круче него там бандитов не было.

– Ты не того обидел, Виталик, – скалились сокамерники. – Ты и братва твоя…

С той поры прошло четверть века. Он давно забыл, когда держал в руках инструменты. Давно распрощался с преступным прошлым. Запер квартиру и перебрался на улицу. Ему там больше нравилось. Бомжевал себе тихо-мирно, никого не трогал.

Лидочка за те годы, что он сидел, умерла. Родственники всем говорили, что от онкологии, но народ по углам шептался, что она всеми силами пыталась отвязаться от надоедливого парня, да не вышло. Умерла при невыясненных до сих пор обстоятельствах, а ее дом с землей, возделываемой еще родителями дальнобойщика, отошел мускулистому парню. На первой береговой линии!

То, что все отошло молодому бандиту, было очень странно, он ведь не оформил с Лидочкой законный брак – Виталик так и не успел с ней развестись.

Как раз его – сильно заматеревшего, немного состарившегося – Виталик встретил на днях в городе, на центральном рынке. Молодой крепкий мужик, а звали его Ильей, прошел мимо бомжа, даже не обратив на него никакого внимания. И конечно же, не узнал в нем своего обидчика-угонщика. А вот Виталик его узнал и сразу насторожился.

Не просто так Илья появился в их городе. Не просто!

– Слыхал я, Лидкин отец преставился, – авторитетно выкатил нижнюю губу Коля Федоров, когда Виталик подгреб к его прилавку. – Два дома осталось безхозных. Добротные дома, хороших денег стоят. И квартира в центре, еще от Лидкиной сестры. Там вообще двузначно по миллионам. Никого из родни не осталось у Лидки. Отец последним был. А деньжищ можно выручить от продажи всей их недвижимости!

– А ты чего это чужие деньги считаешь, Маклай? – спросил Виталик, сразу сообразив, что понадобилось в городе Илье.

– Просто… Мало ли… Может, так окажется, что я брат ей. Скажем, двоюродный. И наследство теперь мое. А, Виталик? Что скажешь?

Виталик, идиот, повелся на провокацию. Он принялся брызгать слюной, доказывая, что наследником может считаться только он один, потому что развод с Лидой так и не оформил. Ему это было не нужно, а она не заморачивалась – жила с мужиками без росписи.

Он орал, а Федоров кривил рожу в ядовитой ухмылке. И у Виталика сдали нервы. Он наговорил ему лишнего, потом взял и обрушил на пол торгового павильона два поддона с мандаринами. И, схватив ананас – самый крупный, хвостатый, – пошел прочь.

Конечно, Федоров его догнал и набросился с кулаками. Даже игрушку какую-то из кармана достал. Виталик-то сразу сообразил, что это муляж. Оружия он повидал на своем веку. А вот торгаши перепугались, принялись орать. Кто-то вызвал полицию, их с Федоровым скрутили и отправили в отделение. Там, правда, быстро разобрались и отпустили, но…

Этот инцидент привлек внимание к Виталику того самого парня, который странным образом отжал у Лидочки наследство, доставшееся ей самым странным образом. С дальнобойщиком она тоже расписана не была, факт!

Так вот, на следующий день, когда Виталик привычно слонялся по рынку в надежде поживиться какой-нибудь жратвой, Илья возник перед ним словно из ниоткуда. Схватил за шиворот и прижал к бетонной колонне.

– Есть разговор, – прошипел он, рассматривая грязное, давно небритое Виталино лицо.

– Говори, – спокойно отреагировал он, хотя внутренности скрутило от страха.

– Ты ведь тот самый чел, что тачку моего брата поддернул? – уточнил Илья с неприятной улыбкой.

– Да. Двадцать пять лет назад. И пять лет отсидел за это, – внес он на всякий случай уточнения. – А что такое?

– То, что ты мне должен, – выдал Илья и улыбнулся еще шире, обнажая больные десны. – Сечешь, о чем я?

Набравшись храбрости, Виталик неожиданным, полузабытым приемом освободился от жестких объятий, отбежал на пять метров – ровно столько, как он считал, даст ему фору в случае бегства, – и громко крикнул, стараясь привлечь внимание сограждан:

– Ничего я тебе не должен, понял! Я свое отсидел за угон! И тачку свою вы вернули, братва шепталась. Отвали от меня!

– А то что?

Илья, что странно, не попытался сократить между ними расстояние. Он стоял, сунув руку под куртку и прижав ее к сердцу, так поначалу подумал Виталик. Никто же не вечен. Илья тоже. Вон и зубы у него больные, и сердце наверняка уже барахлит.

Он идиот! Об этом ему Лидочка еще больше четверти века назад говорила. Не болело у Ильи сердце. Его небось у него и не было. Пистолет он там теребил, падла! Пистолет.

Он вытащил его спустя мгновение и прицелился прямо Виталику в лоб.

– Я тебя сейчас уложу, бомж. И мне еще спасибо скажут за то, что мир от такой гниды избавил. Вонючей, бездомной гниды.

– Хрен ты угадал, Илюша, – странно осмелел Виталик, видимо, страх подстегнул. – А вот и не бездомный я. Два дома теперь унаследую, квартиру в центре. И своя хата, к слову, имеется. А если ты явился сюда, чтобы Лидкино наследство к рукам прибрать, то не получится.

– Это еще почему? – Заметив семейную пару, идущую с рынка с сумками, Илья спрятал пистолет за спиной. – Я Лидкин муж…

– Ни хрена ты ей не муж! – заорал Виталик. – Это я ей муж. Законный! Мы так и не развелись с ней, понял? И если там, на море, вам удалось провернуть аферы с домом и землей, то тут не срастется. Так что…

– Так что?

Семейная пара загрузилась в свою машину и укатила. Пистолет снова нацелился Виталику в лоб.

– Так что вали отсюда подобру-поздорову.

Он повернулся и широкими шагами двинул в сторону рынка. Там толпа, свидетели. Илья не станет размахивать стволом. Не уйдет, нет. Будет следовать за ним по пятам, как сейчас. Но стрелять при всех не осмелится.

Перед тем как слиться с толпой, Виталик обернулся и крикнул:

– Это ничего не даст, Илюша! Если ты меня пристрелишь, это тебе ничего не даст!

– Поглядим, – коротко ответил он, словно тявкнул.

– У меня есть наследники, учти! – Виталик на ходу погрозил ему пальцем. – И тебе здесь ничего не светит. Племянники, двоюродные сестры и брат. Очередь выстроится за моим добром.

Он не врал – двоюродные были. Правда, родства с ним давно не водили, нос воротили при встрече. Кое-кто вообще о себе не давал знать, будто испарился. Но имелись же!

Информация Илью озадачила, и пистолет он спрятал. Или просто испугался подъехавших ментов, взявшихся обыскивать прилавки. А Виталик, наоборот, прибился к ним поближе. Узнал и внуков местных знаменитостей.

Один – Александр Корнеев, внук следака, который как раз Виталика и закрывал. Уважаемый мужик, хоть и мент. Он был до тошноты правильный, не берущий взяток и не веривший клятвам. С ним никогда и никому не удавалось договориться. Почему его не убрали в свое время, черт знает! Корнеев по краю всегда ходил.

Вторым был внук бывшего авторитета Васи Виноградова.

Как парню удалось пробиться в ряды правоохранителей, для всех оставалось загадкой. Может, потому, что Вася не сидел ни разу. Или сейчас считают, что внук за деда не ответчик. Но сам Вася! Он-то как позволил внуку заняться «мусорской» работой? Это же не по понятиям.

Виталик как-то, помнится, посвятил этим размышлениям целый вечер, греясь у костра на развалинах, и счел, что это какой-то тонкий тактический ход именно Васи, а не внука. Деду просто очень надо было, чтобы в органах имелись свои люди. Он внука туда и пропихнул…

Виталик, прибившись к толпе, сразу занял выгодную позицию. Он встал между внуками авторитетных людей и суетливо принялся им помогать с обыском. Больше мешал, конечно. Его гнали, на него ругались, но он четко держался возле парней, решив, что лучших телохранителей на данный час ему не найти.

Он все правильно рассудил, потому что спустя минут сорок его взгляд уловил пистолетное дуло. Он не видел лица человека, метившегося в их сторону. В кого конкретно целились, мог только догадываться, но понял, что в него. Он не видел руки, державшей пистолет, только черное дуло, сквозь которое вот-вот должна была пройти пуля. По его душу!

Он упал за спину Виноградова за секунду до выстрела, и пуля, предназначавшаяся ему, пробила парню грудь. В полном хаосе после выстрела он на четвереньках отполз подальше, спрятался за чужими коленями, а потом, когда менты принялись шерстить народ, осторожно покинул рынок.

И что теперь?

Теперь за ним придут либо те, либо другие.

Шансов выжить у Виталика не было. А жить ему вдруг захотелось. Как никогда! И дело было даже не в наследстве, которое могло свалиться на него как снег на голову и сделать обеспеченным человеком. А в том, что умирать именно так – от пули или ножа – он не хотел.

Лучше замерзнуть на развалинах или сдохнуть на больничной койке от какой-нибудь болезни. Это был бы его выбор и выбор Бога. Но подыхать загнанной тварью, в страхе и унижении перед теми, кто вдруг решил, что ему хватит небо коптить, он не желал категорически.

Хлебная корка закончилась. Голод утолен не был. Виталик осторожно выглянул из-за угла. У подъезда, к которому он держал путь, никого не было, и он искренне надеялся, что так и будет. Его тут никто не ждал. И не мог ждать. Если его пасут, то только возле того дома, где у него была квартира. Или возле жилья Лидочкиной родни, ныне почившей в полном составе.

Здесь – у дома бывшего следователя по особо тяжким преступлениям – его вряд ли станут пасти.

Плотно прижавшись спиной к бетонной шероховатой стене, Виталик медленно двинулся к подъезду. Новенькая металлическая дверь, снабженная домофоном, его не пугала. Он был в курсе, как открываются такие замки. Вскрывал и не такие. Он имел точные сведения, на каком этаже живет Корнеев с внуком, и знал, что предложит им в обмен на собственную безопасность.

Эти сведения дорогого стоили, и дед с внуком совершенно точно захотят об этом узнать. Виталик был в этом уверен. Но за просто так он болтать языком не станет. И если не подойдет под программу защиты свидетелей, то пускай хотя бы помогут ему сбежать. Он и на это согласен. Продаст к чертовой матери все, что можно продать, и сбежит.

Над его головой сильно загромыхало. Он вжался в стену, ощущая холод бетона даже сквозь теплую куртку, провонявшую дымом от костра, но ничего не случилось. Просто кто-то открыл балконную дверь или, наоборот, закрыл, и снова стало тихо.

Виталик продвинулся еще на пару метров и замер, пытаясь в темноте за деревьями рассмотреть то, что там точно двигалось. Это могло быть что угодно: от метавшейся на ветру заснеженной ветки до старого полотенца, забытого на веревке. Это мог быть кто угодно: человек, собака, тень. Но почему так заныло в сердце?

Он трясся всем телом, мелко, как осиновый лист. Он так же сейчас трепетал каждым нервом.

Со стороны угла дома раздались голоса: мужской и женский. Парочка о чем-то оживленно разговаривала или спорила. Плевать. Не важно. Главное – это люди. Лишние глаза. При свидетелях никто не осмелится на него напасть, и он успеет нырнуть в спасательную тишину подъезда. Поднимется на третий этаж и…

Он не успел. Как только протянул палец к кодовому замку, намереваясь набрать ту самую комбинацию цифр, которая отперла бы дверь, из тени вышел человек.

– Здорово, Солдатов.

Виталик обмер, медленно повернул голову. Руки упали вдоль тела. Он не был готов к этой встрече. Надеялся, что спасет его величество счастливый случай или та сладкая парочка, что неожиданно повернула обратно. Их голосов уже почти не было слышно.

Его ничто уже не спасет. Тон человека, вынырнувшего из тени, не обещал никакого чуда. Виталик умрет прямо здесь и сейчас, именно так, как не хотел умирать. Но это случится, и он смирился.

Глава 7

Алла с Александром уже в четвертый раз подходили к углу дома, но разворачивались и снова возвращались на заснеженную липовую аллею. Они бродили по ней уже два с половиной часа и все время разговаривали. Говорила, правда, все больше Алла. Рассказывала ему о Валере Хлопове.

– Я могу быть необъективной, Сашка. Потому что была страшно влюблена в него. Они на нашу школьную дискотеку как-то пришли втроем. Все крутились вокруг Лизы.

– Это та женщина, которая оставила меня в роддоме?

Другими словами ее назвать язык не поворачивался. Он ее заранее презирал и знал, что никогда не станет искать с ней встречи.

– Да. Это та женщина, которая бросила тебя, даже не взглянув, – не стала подыскивать более мягких слова Алла. – Она дрянь. Всегда ею была и, думаю, осталась. Если жива.

– А может быть иначе?

– С ней все может быть… – Алла взяла его под руку и слегка тряхнула. – Ладно… Давай, расскажу, как я в Валерку влюбилась.

– И как же?

– А с первого взгляда! – Алла тихо рассмеялась. – Он стоял такой… Необыкновенный! Прямо передо мной. Волосы кудрявые, белоснежные. Как у тебя, Сашка! Ты очень на него похож. Очень! Глаза голубые. Губы улыбаются, а взгляд строгий такой. И спрашивает меня: а чего это малая на дискотеке для взрослых дяденек и тетенек делает? Хотела ответить, что дискотека-то школьная, и мне, а не им, тут самое место. Но язык словно отсох. А когда он меня за руку взял, я чуть в обморок не упала.

– Вывести хотел?

– Не-а. Поцеловал мне руку, представляешь! Ты, говорит, малышка, береги себя. Вон сколько красоты тебе Бог подарил. – Алла опустила взгляд на свои толстые колени, выглядевшие еще толще из-за плотных зимних штанов. – Видел бы он меня сейчас. Ужаснулся бы.

– Ладно тебе, Алла. Ужасаться нечему, кроме лишнего веса. Лицо у тебя по-прежнему красивое.

Он остановился, отошел на пару шагов, оглядел ее всю – от замшевых ботинок на грубой толстой подошве до вязаной шапки с огромным меховым помпоном – и сказал, как гвоздь в крышку гроба забил:

– Ты просто очень толстая, Алла.

– Прямо так вот: очень толстая?

Она хотела обидеться, да не смогла. Парень говорил правду. Не издевался, не насмехался, просто констатировал факт. Она и сама об этом знала. Любила иногда обмануть себя, уговаривала, что не все так плохо, есть люди намного толще ее, и они не парятся из-за лишнего куска хлеба или пирожного. А она всего-то четыре конфеты съела.

– Да. Ты очень толстая, – ответил Сашка. – Жрать надо поменьше, Алла. А то тортики у тебя, как расходный материал. Выбрось все. Переходи на нормальную еду. И будет тебе счастье.

– Уверен?

– Уверен. – Он поводил руками вокруг ее лица. – Ты же очень красивая. Просто тебя стало очень много. Обещаешь?

– Что?

– Что перестанешь себя уродовать?

Она подумала и качнула головой.

– А теперь расскажи мне еще про отца. Ты все больше о своей любви к нему говорила, а как и что тогда произошло – ни слова.

– Ох…

Что она могла ему сказать такого, чего не знал его дед? Повторять сплетни двадцатипятилетней давности? Не станет она этого делать. Это парня заведет в такие дали, откуда он тоже может не вернуться, как и его отец. И она решила, что на сегодня хватит откровений.

– Мы домой попадем сегодня, нет? – Алла рассмеялась и глянула на часы. – Скоро десять.

– Думаешь, дед меня заругает и накажет?

Саша накинул капюшон поверх бейсболки, не спасающей от ледяного ветра, и незаметно передернулся. Надо было так вырядиться! Куртка короткая, термобелье не надел. Продрог до последней кости. Губы синие, и из носа вот-вот потечет. Но он настырничал. Не хотел показать слабину.

– Я уже большой мальчик, Алла. – Он глянул на нее сверху вниз. – Могу гулять, сколько хочу, с кем хочу и где хочу.

– Даже большие мальчики, Саша, способны заболеть. Оно тебе надо? Особенно теперь, когда мы с тобой так много выяснили. Все. Хватит. Идем. Ветер усиливается. – Она схватила его за рукав и потащила во двор, на ходу приговаривая. – И дед тебя, конечно же, не заругает. Он будет страшно рад, что ты не съехал, а вернулся домой. И точно захочет обсудить с тобой всю эту историю, объяснить причины, по которым… Так! А это что такое?!

Они как раз завернули во двор и встали как вкопанные. У их подъезда, разгоняя темноту неоновыми вспышками, стояли машины «Скорой помощи» и полиции. Человек десять зевак, взявших в кольцо специалистов, работающих на месте происшествия. Алла насчитала семерых: двое со «Скорой» и пятеро из полиции. Отдельно от толпы стоял Сашкин дед. В накинутом на плечи старом бушлате, с непокрытой головой, ссутулившийся, он показался Саше таким стареньким и беспомощным, что, выпустив руку Аллы, он тут же бросился к нему.

– Дед! Дед, ты в порядке?! – схватил его за плечи Саша, пытаясь заглянуть в глаза.

– Сашка? – Иван Сергеевич поднял на него бледное лицо и вздохнул с присвистом. – Второй раз за два дня испугали меня, понимаешь! Разорались: труп у подъезда. Убили!.. Я уж подумал…

– Да ладно тебе, дед. – Он неожиданно привлек старика к себе и крепко обнял. – Мы с соседкой Аллой гуляли.

– Хорошо. Идем в дом, Саша. Холодно. И нос у тебя ледяной. Коллеги разберутся.

– А кого убили, дед?

Он попытался заглянуть за спины зевак, в согбенных над трупом фигурах узнать кого-то из своих.

– Идем в дом, – строго глянул на него дед и, крепко ухватив за руку, потащил к подъезду в обход толпы зевак и полицейских.

Саше все же удалось рассмотреть группу, прибывшую на место происшествия. Лица не были знакомы, значит, из соседнего райотдела. Получается, убили у его дома, но на чужой земле.

Они вошли в подъезд, подождали Аллу.

– Ужас! – выдохнула она, как только за ней закрылась тяжелая дверь. – Кого убили?

– Коллеги разберутся, – повторил Иван Сергеевич.

Он призывно мотнул им головой, и они гуськом начали подниматься на третий этаж.

– До свидания, – вежливо улыбнулась Алла, доставая ключ от своей двери.

– Идемте к нам, – неожиданно позвал Иван Сергеевич. – Негоже сейчас вам одной. Идемте, Алла. Попьем чаю. Вы промерзли насквозь. Оба…

Ах, как хотелось ей свежей сдобы, которую выставил Иван Сергеевич на стол! Витые ароматные булочки, блестящие от глазури, с маком и с сахаром. К ним протертая с сахаром клюква в фарфоровой вазочке диковинной формы. Алле почудилась голова единорога, а там кто знает. Коробку конфет открыли ее любимых: с орехами и в вафельной обсыпке. Не чаепитие, а пытка.

– Нет, спасибо, Иван Сергеевич, – вымученно улыбнулась Алла в ответ на предложение скушать булочку. – Я буду чай. Просто чай…

Она запросила зеленый с жасмином. Без сахара!

– Отличный выбор, – едва слышно похвалил ее Сашка, усаживаясь за стол рядом с дедом.

– Итак… – Иван Сергеевич разложил на темной льняной скатерти веснушчатые ладони и погладил грубую старинную ткань. – Где вы были?

– Гуляли по аллее. Тут за углом, – ответил ему внук и потянулся ко второй по счету плюшке.

Алла чуть не всхлипнула, с неожиданной завистью рассматривая его впалый живот. Как не в себя ест! Вот порода! Валерка тоже, она помнила, ел много, но всегда оставался худым. Сильным, жилистым и худым.

– Гуляли и говорили, – подвел черту Иван Сергеевич и глянул на них.

Они покивали.

– О чем?

– Об отце. О женщине, которая меня бросила, – проговорил Саша, запивая булку чаем. – Алла знала их.

– Их все знали. Город не такой большой.

Иван Сергеевич вдруг принялся тереть большим пальцем по самой большой веснушке возле ногтя указательного пальца, словно пытался ее стереть. Потом он остро глянул на соседку.

– А что вы знали о них, Алла? Что вы ему рассказали?

– Я? – Она неожиданно смутилась. – Да ничего особенного. То же, что и все.

– Вот именно! – резко перебил ее Иван Сергеевич. – В этом «то же, что и все» не было правды ни на грош, Алла! Это сплошь сплетни. И вы… И вы решили ему их повторить?

– Нет. Я ничего не повторяла. Я только говорила о своих чувствах к Валере. И все.

– О каких таких чувствах?! – Веснушки на старом лице сделались темно-коричневыми от красноты, поползшей на лицо старика.

– Я любила его. Была влюблена. Очень. – Она осторожно поставила на стол опустевшую чашку и уставилась на ее дно. – Когда он приходил к вам… Редко, но это случалось… Я нарочно выходила из квартиры и караулила его. Он узнавал меня, здоровался и всегда руку целовал. Как в первый день знакомства.

– Где вы познакомились?

Он прямо ее допрашивал, да! Но Алла не обиделась. Она понимала старика.

– В школе на дискотеке. Они явились туда все: Лиза и они трое. И Валера обратил на меня внимание. Он… Он хорошим был, Иван Сергеевич. Связался не с той компанией, да. Но к нему эта грязь как-то не липла. Он был лучше их всех.

– Потому и погиб, – проговорил он сдавленным голосом, покосился на Сашку. – Не могли мы с твоей бабушкой обо всем тебе рассказать. Ты был ребенком. Сиротой. И так нелегко. Что, погружать тебя во всю эту грязь?! Мы сами в ней не разобрались. А ты? Ребенок! Натворил бы дел подростком. Вот я и… пользовался властью. Грозил каждому, кто пытался глаза тебе открыть на правду. С годами желающих поубавилось. Потом и вовсе перестали эту тему мусолить. А Валеру… Валеру так и не нашли.

– Дед, я попросил майора Исхакова дело из архива запросить. Об исчезновении Валерия Хлопова.

– Зачем?! – Глаза старика сделались страшными, он резко встал и застучал кулаками по столу. – Зачем, Саша?! Зачем?! Ты не понимаешь!..

– Я хочу понять, – перебил его внук.

Он тоже встал и навис над стариком. Саша был выше на полторы головы. Минуту, может чуть меньше, длилась дуэль их взглядов. Потом дед сдался, тяжело опустился на стул.

– Что ты хочешь понять, Саша?

– Я хочу понять, узнать, куда он мог подеваться?

– Не узнаешь, – покачал головой Иван Сергеевич. – Я бился несколько лет, землю носом рыл. О выходных забыл. Ездил их маршрутом снова, и снова, и снова. Я держал взаперти его друзей. Находил любой повод, чтобы закрыть их на семьдесят два часа и в очередной раз вернуться к теме исчезновения Валеры.

– Что они говорили?

– Лишь разводили руками и говорили, что он сбежал. С деньгами. Но думаю, это вранье. Что-то они знали. Знали и молчали, потому что боялись говорить. Кого? Не знаю, не спрашивай. Но они стояли намертво.

– Почему ты решил, будто они что-то знали? Обычно люди так крепко молчат, когда у них вообще нет информации.

Сашкина рука потянулась за очередной плюшкой. Он поймал жадный взгляд Аллы и протянул ей:

– Будешь?

– Нет, – затрясла она головой.

– Молодец, – похвалил он тут же. – Характерная…

– У них была информация, сынок, – накрыл его руку своей ладонью старик. – И не у них одних. Тот, кто гонял им машины, тоже что-то знал и хотел этим сегодня вечером со мной поделиться. Видимо, его крепко прижали, раз он решил к бывшему менту сунуться… Шел, шел, но не дошел.

– Ты о ком, дед? – Саша с оттопыренной щекой напоминал больного флюсом.

– О том, чей труп сейчас увозят с нашего двора. – Дед глянул на внука и улыбнулся ему грустно. – Виталика Солдатова убили у нашей подъездной двери, Сашка. Его нашли с очень характерной раной в груди. Сильный удар ножом прямо в сердце. Четко между ребер. Никакой осечки. Так убивал только один человек в девяностых.

– Кто?! – Они вытянули шеи.

– Не знаю! – с горечью выпалил Иван Сергеевич. – Я долго бродил по его путаным следам, но так на него и не вышел. Может, тебе повезет?

Глава 8

– Я не стану этого делать, стажер Корнеев. – Искахов глянул на него исподлобья и погрозил пальцем. – Ни ходатайствовать, ни просить. Пусть соседний отдел убийством бомжа занимается.

– Товарищ майор, ну как вы не понимаете! – Саша широко зашагал по кабинету. – Дед говорит, что Солдатов шел к нему, хотел поделиться информацией, а его убили.

– Вот послушай себя, Саша. – Исхаков откинулся на спинку стула и поднял глаза к потолку. – Шел… Хотел… Все глаголы в прошедшем времени. И будущего у них никакого. Солдатов теперь совершенно точно не дойдет и не расскажет. А все почему? Правильно. Потому что его убили. А что касается твоего деда… Если у него есть что сообщить нашим коллегам из соседнего отдела, пусть сообщает. Поквартирный обход вчера вечером был?

– Был.

– Что-то коллегам удалось узнать?

Саша отрицательно мотнул головой.

– Вот видишь, стажер Корнеев. Не удалось. И думаю, не удастся. А ты мне предлагаешь добровольно избавить коллег из соседнего отдела от «глухаря» и поставить папку с этим гиблым делом на свою полочку? Знаешь, Сашка, – майор скупо улыбнулся, – мне кажется, будь я конченым придурком, я бы и тогда этого не сделал. Но я не придурок. И, повторюсь, делать этого не стану. Ты мне лучше вот что скажи: почему ты не допросил Солдатова, когда он был еще живым?

– Я его не нашел. Все развалины облазил. Всех, кто там проживает, опросил. Никто его не видел. Сказали, что он от кого-то прятался. Кто-то приехал по его душу.

– Так вот, да… Без подробностей… – не спросил, а подвел черту Исхаков. – На квартире его был?

– Был. Заперто.

– А на рынке?

– А туда зачем? – глянул непонимающе Саша.

– Вот ты молодец, а! Вот это образец оперативной работы, стажер. – Исхаков пружиной подскочил со стула и уперся кулаками в стол. – С рынка все началось, Саша! С рынка! Сначала нелепая драка. Потом стрельба. Ты же сам утверждал, что Солдатов крутился возле вас с Виноградовым и упал на землю за секунду до выстрела.

– Да. Мне показалось, что именно так все и было.

– Ну, вот! Вполне могли стрелять в бомжа, а Виноградова задели случайно. Солдатов мог заметить стрелявшего, или ствол, потому и упал на землю. С людьми надо говорить, стажер. Много и нудно. И начни с Федорова. Не верю я, что он ничего не знает. И еще разговори тех, кто Федорова на дух не переносит. Наводку я тебе дам. Все. Ступай и занимайся покушением на Виноградова, а не убийством Солдатова.

– А если мне что-то удастся узнать о возможном убийце Солдатова? С коллегами из соседнего отдела сведениями делиться?

Саша застыл у двери с курткой в руках.

– Щедрый какой, – фыркнул Исхаков, усаживаясь на место. – Если удастся узнать, тогда и подумаем. А теперь пиши, с кем о Федорове можно поговорить…

Записывать необходимости не было, фамилий оказалось две: Иванова и Гришина. Обе уже очень давно работали на рынке. Не на себя. На хозяина. К ним Саша и завернул в первую очередь, хотя майор советовал оставить их на потом.

– Сволочь! И еще какая! – вытаращила глаза Анна Степановна Иванова, стоило Саше задать вопрос о Федорове. – Решил, что сейчас снова девяностые! Ходит тут, строит из себя! Тьфу, поганка!

– А что конкретно строит?