Побочные эффекты Градова Ирина

– Естественно, не обрадовалось, но что поделаешь – не увольнять же Аню за то, что она пережила трагедию, в самом деле! Вот ее и держали, хотя нагрузку постарались свести к минимуму. Но некоторое время назад все опять изменилось. Аня повеселела, снова начала улыбаться, и я, грешным делом, подумала, что она встретила мужчину. Однако оказалось, что дело не в этом. Какая-то бабка отвела Анну в церковь, представляете?! Не знаю, что там с ней сделали, но она не только крестилась, но и стала активно заниматься благотворительностью под руководством местного батюшки. Я решила, что все к лучшему, ведь она, по крайней мере, больше не помышляет о самоубийстве!

– Но что-то вас все же не устраивает?

– Не меня, нет – я согласна выслушивать Анины лекции о святых и мучениках, хотя, признаться, иногда это напрягает… Студенты недовольны. Соответственно, и деканат – тоже. Аню просили не насаждать православие среди студентов, тем более что некоторые из них придерживаются других вероучений или вовсе являются атеистами, но она, как все новообращенные, решила, что это – ее миссия на земле!

– Она что, стала проповедовать?

– Типа того. А должна была преподавать – это разные вещи, понимаете? Позже даже мне стало казаться, что ее отношение к религии какое-то не совсем обычное.

– Как так?

– Ну, она читает какую-то странную литературу. К примеру, однажды я увидела ее с толстой цветной брошюрой под названием «Житие ангелов».

– Что же тут странного?

– А то, что книжица эта к православию не имеет никакого отношения – это явно какой-то самиздат!

– Так вы что же, подумали, что Анна попала в секту?

– Не могу сказать, ведь она продолжала ходить в церковь… вроде бы. А потом неожиданно взяла отпуск в конце учебного года.

– Разве такое приветствуется в ваших кругах? Перед экзаменами…

– Знаете, декан только вздохнул с облегчением, ведь он давно пытался заставить ее это сделать! Конечно, это не обычная практика, и в рядовом случае никто бы не позволил ей оставить студентов перед сессией, но в Аниной ситуации это оказалось наилучшим решением… Скажите, вы думаете, с ней случилось что-то плохое? Она ведь не хотела брать отпуск, предпочитала быть занятой, и тут вдруг, накануне экзаменов…

– А вы мне лучше расскажите, Ольга Матвеевна, не делилась ли с вами Анна своими планами по продаже жилплощади?

– Аня квартиру продала?! – Ольга выглядела озадаченной. – К матери, что ли, решила переехать?

– Значит, вы от нее об этом не слышали?

– В последнее время мы мало общались. Она все время либо читала свои брошюры, либо торопилась в церковь, так что на дружбу у нее времени больше не хватало. Но чтобы продать жилье… Нет, я такого и предположить не могла!

– Что ж, спасибо за откровенность, Ольга Матвеевна. Не могли бы вы подсказать мне, с кем еще я мог бы поговорить о вашей коллеге?

– Вряд ли она кому-то рассказывала больше, чем мне, но я, пожалуй, напишу пару телефонов – чем, как говорится, черт не шутит?

Мономах не мог думать ни о чем, кроме брата, пока не приступал к работе: во время операций у него не было возможности отвлекаться на что-то еще. Однако стоило ему закончить, и тревожные мысли возвращались. Он не сомневался, что Олег обязательно дал бы о себе знать, если бы с ним все было в порядке. Раз этого не произошло, значит, что-то случилось – и вряд ли что-то хорошее! Что такого мог поручить брату патриарх, из-за чего у него могли возникнуть неприятности? Олег не из тех людей, что способны загулять, забыть о времени и своих обещаниях, а он сказал, что скоро вернется и проведет время с младшим братом – Мономах не знал никого, кто держал бы слово с такой твердостью, как Олег Князев!

Он медленно брел по тропинке, ведущей к дому, время от времени оглядываясь, чтобы проверить, следует ли за ним Жук. На самом деле, этого не требовалось, ведь верный пес ни за что не оставил бы хозяина по собственной воле: он мог удаляться на большие расстояния, но всегда держал Мономаха в поле зрения. Машину Гурнова пропустить было невозможно: огромный матово-черный, словно гудрон, внедорожник «Порше» привлек бы внимание в любом месте. Иван любил эпатировать публику и мог себе это позволить: один из бывших тестей оставил ему приличное состояние, лишив наследства собственную дочь. И поделом, ведь именно Иван, несмотря на то, что развелся с женой, ухаживал за ее умирающим от рака отцом и добывал для него обезболивающие наркотики! Теперь Гурнов был настолько богат, что мог не работать, однако продолжал это делать, как он сам выражался, «ради искусства». Будучи одиноким человеком, он предпочитал проводить время на работе, в «царстве Аида», как за глаза называли патологоанатомическое отделение другие работники больницы, а не сидеть в одиночестве в своей огромной квартире. Правда, в последнее время жизнь Ивана стала меняться: он встретил женщину своей мечты, которая, по совместительству, оказалась ближайшей подругой Сурковой[5]. Марина Бондаренко занималась адвокатской деятельностью и слыла одним из лучших защитников в городе. Она имела дело с богатыми и известными клиентами, поэтому Мономах мог не опасаться, что Марина «повелась» на состояние друга, а не на его неординарную, интересную личность.

Высокая, тощая фигура Ивана замаячила на пороге дома: судя по всему, он из окна увидел возвращающегося приятеля и вышел ему навстречу.

– Что-то случилось? – спросил Мономах.

– Ты мне скажи! – обиженно фыркнул Гурнов. – Почему я об Олеге не от тебя, а от других людей узнаю?

– От каких это – других? Я никому…

– От Темки узнал, он мне звонил.

– Интересно, с чего это мой сын звонил тебе?

– Просил приглядеть за тобой, чтоб ты, значит, глупостей не натворил.

– Какие такие глупости я могу…

– А то ты не знаешь! Между прочим, Олег и мне не чужой, так что, ты мог бы и сказать… Короче, я буду следить за каждым твоим шагом, пока Темка занимается делами.

– Делами?

– Слушай, может, в дом войдем, чего на пороге-то стоять? – предложил Иван.

В гостиной Мономах присел на диван у низкого журнального столика, а Иван, раскрыв свой дипломат, вытащил оттуда пузатую бутылку «Арарата» и поставил перед приятелем. Мономах не был настроен выпивать, но ему пришлось встать и достать из серванта бокалы – в конце концов, друг о нем беспокоится, так разве можно отказать ему в гостеприимстве, если он сам же и принес угощение?

– О, наконец-то ты купил себе что-то новенькое! – с удивлением заметил Гурнов, пока Мономах разливал коньяк.

– Ты о чем? – спросил он.

– Часики твои, вот о чем! Это «Брайтлинг», если не ошибаюсь? И правильно: какой смысл в бабках, если их не тратить!

– Я их не покупал, – пожал плечами Мономах. – Темка подарил.

– Когда это он успел?

– Олег привез. Ну, когда заехал в больницу.

– Понятно… Ты, главное, не переживай, Артем во всем разберется!

– В смысле – разберется, с чем?

– Он сказал, что добьется встречи с патриархом.

– Что-о? – лицо Мономаха вытянулось. – Это он тебе сказал?

– Ага. А что?

– Да не выйдет у него ничего! Как ты себе это представляешь – думаешь, патриарх вот так вот легко согласится на встречу с каким-то…

– С племянником человека, работающего на этого самого Патриарха, да! – перебил Гурнов. – И я уверен, что все у Темки получится: он спортсмен и отлично знает, как добиваться своей цели!

– Да я-то как раз боюсь его излишнего рвения! – воскликнул Мономах. – Не хочу, чтобы он столкнулся с тем, о чем ни он, ни мы с тобой понятия не имеем!

– Господи, он что, в логово к вурдалакам собирается, в самом деле?!

– Ты не понимаешь, Ваня! Церковь – совершенно другой мир, этакое государство в государстве, у них свои разборки, и человек со стороны никогда не сумеет докопаться до истины!

– О, ты об этом… Считаешь, у них там, как в Ватикане? Как у Дэна Брауна?

Мономах тут же пожалел о своих словах. Гурнов обожал теории заговора, и он непременно ухватится за эту идею!

– Не думаю, что все так зловеще, – попытался он исправить ситуацию. – Просто мы, светские люди, вряд ли разберемся в церковных тонкостях, понимаешь? То, что для них важно, нам кажется странным…

– Брось, они – такие же люди, как и мы! – перебил друга Гурнов. – Я вот, к примеру, читал, что у нашего Патриарха сейчас большие неприятности!

– Какие неприятности?

– У него есть привычка сажать на хлебные места своих людей.

– А разве не везде так?

– Вот я и говорю – они такие же люди, как и мы! Так что не дрейфь, брателло, найдется Олег, и все будет пучком!

Мономаху очень хотелось бы разделить оптимизм Гурнова (которым, кстати, тот обычно не отличался), но мысли в его голове роились нехорошие. Когда они налили по второй, зазвонил телефон. Увидев на экране имя Сурковой, Мономах быстро поставил бокал на стол, немного расплескав содержимое, и схватил трубку.

– Владимир Всеволодович, вы дома?

– Да, Алла Гурьевна, и со мной Иван…

– Это очень хорошо, что он с вами! Видите ли, у меня плохие новости о вашем брате.

Рука Мономаха, державшая телефон, задрожала. Гурнов это заметил и передвинулся на самый краешек дивана с напряженным выражением лица: он пытался услышать, что говорит Суркова.

– Нашли машину Олега, – продолжала она. – В районе Красного Села. Видимо, произошла авария… Владимир Всеволодович, вы слушаете?

– Да-да, конечно… А Олег?

– В машине было тело, но…

Мономах едва не выронил сотовый, но Гурнов успел его выхватить и сказал в трубку:

– Алла Гурьевна, это Иван. Говорите со мной, ладно? Я все слышал.

– Да, так даже лучше, – согласилась Суркова. – В общем, в машине Олега найден обгоревший труп…

– Обгоревший?

– Видимо, после аварии произошло возгорание…

– Насколько сильно обгорело тело?

– Практически полностью.

– То есть установить личность невозможно?

– Судя по тому, что автомобиль принадлежал Олегу Князеву…

– Это ничего не значит, извините! Когда это произошло?

– Двое суток назад. Тело лежит в морге как невостребованное, а машину отогнали на стоянку девятого отдела полиции Красносельского района.

– Камера поблизости от места аварии есть?

– Никаких камер, но у нас имеется кое-что получше – свидетели, дальнобойщики.

– Так что же вы молчите! Они видели аварию?

– К несчастью, нет – проезжали мимо где-то в районе часа ночи и увидели пылающее авто. Они выскочили из кабины, схватили огнетушитель и попытались потушить пламя. К счастью, огнетушителей у них было два, поэтому им это удалось, но спасать уже было некого.

– А вторую машину…

– Они не видели.

– Экспертизу трупа проводили?

– Не сочли нужным, ведь причина смерти, по их мнению, очевидна!

– И каков план действий?

– Если ничего не делать, то будет так: Владимир Всеволодович востребует тело и захоронит его на свое усмотрение. Вы же понимаете, что в Красном Селе…

– Вы что-то делать намереваетесь, Алла Гурьевна?

– Я затребовала и тело, и машину – пусть наши эксперты поколдуют над ней, вдруг что-то нарисуется?

– Алла Гурьевна, вы уверены, что водитель – действительно Олег?

– В таких обстоятельствах…

– Когда труп будет у вас?

– Завтра утром. Я позвоню и скажу, когда можно подъехать… на опознание. Передайте Владимиру Всеволодовичу мои глубочайшие соболезнования, хорошо?

– Разумеется. Спасибо.

Гурнов отключился и посмотрел на Мономаха. Тот сидел неподвижно, зафиксировав взгляд в какой-то точке на стене.

– Мне очень жаль, – проговорил Гурнов, опускаясь на диван рядом с другом и кладя ему руку на плечо.

– Еще не известно, Олег ли это, – покачал головой Мономах.

Гурнов удивился: оказывается, приятель вполне адекватен и внимательно прислушивался к разговору, в то время как Ивану на какое-то время показалось, что он выпал из темы. И его недоверие понятно: любой на его месте отказался бы принять смерть родственника как данность!

– Тело сильно обгорело… – тоном, каким обычно разговаривают с расстроенными детьми, начал было Иван.

– Ты же патологоанатом, верно? – перебил Мономах. – Разве ты не можешь провести, как это там у вас называется… расширенную экспертизу ДНК.

– Для этого мне нужно увидеть тело, но я… понимаешь, боюсь, что это вряд ли будет возможно.

– Почему? Есть же кости, зубы?

Иван глубоко вздохнул. Он не знал, насколько трезво способен мыслить Мономах, чтобы объяснять ему тонкости подобной работы. Однако тот внимательно смотрел на него и, похоже, ответ напрашивался положительный.

– Смотри, – сказал он, – получить пригодные образцы ДНК из обгоревших костей можно, но при определенных условиях. К примеру, температура горения не должна превышать трехсот градусов, и время воздействия должно быть небольшим. В двигателе температура где-то девятьсот – тысяча сто градусов, на нее влияет давление цилиндров. А температура открытого огня, если топливом является бензин – восемьсот-девятьсот. Это очень много!

– То есть ДНК костей разрушается?

– Безвозвратно. Раньше считалось, что ее все же можно выделить, но… Матричная активность ДНК сохраняется почти неизменной при ста градусах в течение двух часов. При более высокой температуре она резко падает, и в кости с начальными признаками обугливания практически не определяется. Мы не знаем, как долго горела машина, пока дальнобойщики не потушили огонь, но главное – температура.

– Понятно. Ты взглянешь на… труп?

– Даже не сомневайся! Завтра с утра Суркова обещала позвонить, и мы поедем. Вместе, лады? Я сделаю все как надо!

– Это точно? – спросила Алла, делая операм знак рукой рассаживаться: когда они вошли, она разговаривала по телефону с экспертом, изучавшим останки автомобиля Олега Князева.

– Абсолютно, – уверенно ответил тот. – Возгорание началось не в двигателе, а в салоне. А еще мы обнаружили следы горючей жидкости.

– Получается, дело не в аварии?

– Нет, авария тоже имела место, только вот автомобиль загорелся не от удара.

– То есть это поджог?

– Однозначно!

– Что ж, спасибо, Юрий Петрович… Как думаете, можно определить, что за машина стала причиной аварии?

– Это определенно был большой внедорожник с кенгурятником спереди – им и ударили машину жертвы при практически лобовом столкновении.

– А цвет…

– Черный: мы обнаружили краску на вмятине в двери со стороны водителя – удивительно, но она оказалась почти не тронутой огнем! Похоже, у вас предумышленное убийство, Алла Гурьевна!

Повесив трубку, Алла посмотрела на сидящих вдоль стенки оперов. Их лица выражали любопытство.

– Это по нашему делу, Алла Гурьевна? – спросил Белкин, как всегда, не сдержав любопытства.

– Нет, это… по другому поводу, Александр, – ответила она, не намереваясь делиться с сотрудниками подробностями: время для этого еще не настало. – Давайте лучше к нашим баранам. Большинство из вас отчитались о проделанной работе, но кое о чем мы поговорить не успели. Начнем с вас, Антон: что говорят покупатели жилплощади пропавшей Дорошиной?

– Как мы и предполагали, они ничего про Анну не знают – купили квартиру у мужика. Бумаги вроде в порядке, но надо проверить нотариуса.

– Отлично, проверьте! А мужика-то вы нашли?

– В том-то и дело, что нет! У нас имеются его данные, но его местонахождение неизвестно – как в воду канул!

– Очень занимательно… – пробормотала Алла. – Вам не кажется, что в этом деле слишком много бесследно пропавших? Интересно, кто продал квартиру Анны мужику – она сама или там длиннющая цепочка «липовых» владельцев, передающих собственность из рук в руки со скоростью света?

– Думаю, второе, – хмыкнул Шеин. – Скорость и в самом деле впечатляет!

– Так поступают в том случае, когда спешат избавиться от жилья, сделку по которому можно оспорить, – кивнула Алла. – Чем длиннее цепочка, тем труднее ее размотать и доказать, что конечный владелец купил криминальное жилье!

– Как считаете, Алла Гурьевна, Дорошина жива?

– Давайте надеяться на лучшее. Сдается мне, тут действует не один человек – похоже на работу преступной группы – иначе просто невозможно провернуть такую аферу!

– Господи, да когда же это закончится?! – простонал Ахметов. – Куда ни плюнь – жилищные аферы! Неужели ничего нельзя с этим сделать, как-то защитить людей?

– Думаю, можно, – ответил на это Антон. – Просто это никому не нужно. Вернее, в этом не заинтересованы те, кто находится у власти: такое положение кому-то выгодно, сто пудов!

– Ну, не знаю, кому такое может быть выгодно… – вмешался было Белкин, но Алла решила, что сейчас не имеет желания выслушивать «авторитетное» мнение юнца по данному вопросу, а потому прервала дискуссию, грозившую перерасти в политический митинг.

– Давайте-ка вернемся к сути дела, товарищи! – громко сказала она. – Отец Серафим, с которым общалась Анна, рассказал мне кое-что интересное. После беседы с ним у меня создалось впечатление, что Дорошина, хоть и покрестилась и стала работать на благо церковной общины, все же не нашла там того, чего безуспешно искала после гибели родных. Она умна и образованна, вряд ли ее удовлетворяла роль обычной прихожанки. Отец Серафим сказал, что они частенько дискутировали на тему религии, и ему было интересно с ней беседовать. Также он упомянул некую женщину, в обществе которой видел Анну. Эта дама, по словам Серафима, не из его паствы, но каждый раз, когда он пытался поговорить с новенькой, она таинственным образом испарялась, очевидно, не имея желания с ним встречаться.

– Очень странно, – заметил Антон. – Обычно люди прямо-таки из кожи вон лезут, лишь бы батюшка обратил на них свое внимание!

– Мне тоже так кажется, – согласилась Алла. – После знакомства с этой женщиной прошло совсем немного времени, и Дорошина пропала.

– Сдается мне, дамочка имеет к этому непосредственное отношение! – воскликнул Антон.

– Поэтому необходимо ее найти. В тот день, когда я беседовала с Серафимом, я взяла у него кое-какие данные о прихожанках, которые работали по линии благотворительности вместе с Анной – возможно, им известно больше, чем ему… Да, еще он упомянул один странный разговор, во время которого Анна интересовалась ангелами.

– Ангелами? – удивленно переспросил Дамир.

– Она спрашивала, верит ли он в них и доводилось ли ему лично слышать или видеть ангелов.

– Между прочим, Алла Гурьевна, коллега Дорошиной тоже об ангелах упоминала! – вставил Белкин.

– Вы мне не говорили! – нахмурилась Алла.

– Ну, тогда мне не показалось это важным, но теперь…

– А в каком контексте? – перебила молодого опера Алла.

– Она сказала, что видела у Анны брошюру под названием… кажется, «Житие ангелов». Я не понял, что тут странного, но Ольга сказала, что ничего подобного в классическом православии не существует, и книженция явно самиздатовская, с отличными цветными иллюстрациями!

– Помню я такие книжки, – пробормотал Антон. – В девяностые бритые кришнаиты ходили по улицам и втюхивали толстенные такие тома, напечатанные в финских типографиях. Там тоже были потрясающие картинки!

– Это и в самом деле заслуживает внимания, – задумчиво проговорила Алла. – Пока не знаю, правда, как это «пришить» к нашему делу, но давайте-ка запомним данный факт: вполне может статься, он еще пригодится… когда-нибудь. А пока давайте сосредоточимся на поиске нашей неизвестной, с которой общалась Дорошина, а также на других пострадавших: по-моему, пришло время вплотную заняться ими и попытаться найти связь с делом Анны, если таковая имеется. За работу, коллеги!

Народу на кладбище было мало – почти все знакомые Олега проживали в Москве, и Мономах никого из них не знал, поэтому не мог обзвонить и предупредить о похоронах. Иван Гурнов сделал все, что в его силах, чтобы попытаться опровергнуть первоначальные выводы судмедэксперта о том, что тело водителя действительно принадлежит брату Мономаха, но даже ему это не удалось: ДНК-экспертиза, как он и предсказывал, оказалась невозможной. Более того, череп жертвы был сильно поврежден – от него практически ничего не осталось, и огонь не имел к этому никакого отношения: скорее всего, покойника намеренно и долго, с невероятной жестокостью, молотили по голове, прежде чем запихнуть обратно в автомобиль! Рост и телосложение жертвы убийства совпадали с параметрами Олега, транспортное средство принадлежало ему, поэтому не было оснований полагать, что за рулем мог оказаться кто-то другой.

Алла стояла чуть позади Мономаха. Весь вечер накануне похорон она провела, судорожно ища подходящее для церемонии платье. Беда в том, что от одежды траурных цветов она избавилась, когда диета и спорт стали давать результат: еще два года назад она легко подобрала бы подобающий случаю наряд! Теперь же в ее гардеробе преобладали яркие или пастельные цвета и – ни одной черной вещи, если не считать делового костюма, который не совсем подходил для похорон. Тем не менее пришлось надеть его, так как покупать что-то новое не было времени – следовало озаботиться этим заранее, но у Аллы за четыре дня не выдалось ни одной свободной минутки, чтобы не то что в магазин сходить, а даже просто задуматься об этом!

Ну почему, думала она, искоса поглядывая на мрачное лицо Мономаха, почему он всегда вляпывается в какие-то криминальные истории?! Казалось бы, человек мирной профессии, врач – что может с ним случиться? И тем не менее Мономах то и дело оказывается в эпицентре какого-нибудь расследования, более того, принимает в нем деятельное участие и порой даже добивается успеха! Может, ему следовало стать не медиком, а следователем или оперативным сотрудником… Однако впервые трагедия коснулась самого Мономаха. До сих пор он имел дело с малознакомыми или вовсе незнакомыми людьми, и вот, совершенно неожиданно, кто-то убил его брата. За что? Олег Князев вряд ли мог заинтересовать бандитов, будучи работником РПЦ, а религиозные фанатики не стали бы нападать на него – светского человека… Может, он вез с собой что-то ценное? Что, если злоумышленники охотились за этим предметом? Олег работает на самого патриарха – вдруг он вез с собой какую-то реликвию или, скажем, дорогую икону? Или, может, важные документы? Похоже, без свидетельства самого патриарха не обойтись. Алла уже предвидела выражение лица Деда, когда обратится к нему с просьбой найти возможность для нее встретиться с главным священнослужителем России! А если гибель Олега не имеет отношения к его работе? Вдруг он сам ввязался во что-то незаконное? По словам Мономаха, его брат святой, прямо ангел без крыльев, и все же…

Алла чувствовала себя уставшей. Сначала ей пришлось заехать на работу – оставались кое-какие срочные дела. Потом она отправилась в морг и в больничную часовню, где состоялось отпевание Олега. Алла впервые присутствовала на подобной церемонии и чувствовала себя несколько странно, когда священник вложил ей в руку зажженную свечу. Затем вся небольшая процессия, состоящая из Мономаха с его родителями, Гурнова, Аллы и батюшки в специально нанятом микроавтобусе проследовали на Северное кладбище. Алла не знала, зачем с ними поехал батюшка, но Гурнов тихонько объяснил ей, что он будет служить литию, финальную службу, перед тем как тело опустят в гроб.

– Неужели Владимир Всеволодович все это знает? – удивилась Алла. – Ну, про литию и так далее?

– Нет, конечно! – усмехнулся Иван. – Все это организовал патриарх. Это он лично позвонил отцу Феофану и попросил сделать все, как положено при похоронах истинно православного человека. Так и сказал – истинно православного! Вовке вообще ничего не пришлось делать: все организовал отец Феофан… Кроме поминок, разумеется.

Когда отец Феофан заканчивал литию, Алла заметила приближающихся к месту погребения людей. Их было трое. Светловолосый парень в темном светском костюме, мужчина постарше кавказской внешности, очень привлекательный, и невысокий и плотный человек в черном одеянии священнослужителя. Они шли прямо к вырытой для Олега Князева могиле.

– Темка! – тихо вскрикнул Мономах и рванулся вперед. Только теперь Алла поняла, что молодой человек – его сын. Она видела его портрет у Мономаха в доме, но на том снимке парень был лет на десять моложе, еще подросток.

– Ты приехал! – пробормотал Мономах, отстраняясь от Артема и оглядывая его с головы до ног, словно восстанавливая в памяти, как выглядит сын. Они общались по видеосвязи не реже двух-трех раз в неделю, но виделись в последний раз около года назад.

– Как я мог не приехать! – покачал головой молодой человек. – Это же дядя Олег!

– Да, да, конечно… Не могу поверить!

– Я тоже, пап, – вздохнул Артем и приобнял Мономаха за плечи.

На первый взгляд между отцом и сыном не наблюдалось большого сходства. Артем оказался на полголовы выше и шире в плечах. У него было узкое лицо с высокими скулами, а волосы светлее, чем у Мономаха. Лишь широко расставленные светло-серые глаза, совершенно одинаковые, выдавали в мужчинах близких родственников. А еще Алла заметила сходство в мимике, что часто встречается, если члены семьи достаточно близки. Интересно, унаследовал ли Артем Князев свою аристократичную внешность от матери, или она досталась ему от какого-то другого родственника? Бывшей жены Мономаха на кладбище не было, а его родители стояли рядом с ним, и ни в одном из них Алла не наблюдала черт внука. Отец Мономаха держался стойко, а вот мать находилась в ужасном состоянии и цеплялась за локоть мужа, словно за спасательный круг. Алла подумала, что она, несмотря на то, что приходилась Олегу мачехой, видимо, сильно его любила.

Вторым мужчиной оказался какой-то близкий приятель Мономаха – они не пожали руки, а обнялись, и Алла слышала, как Мономах обратился к нему по имени – Диду. Третьего прибывшего он, похоже, не знал, потому что спросил у сына:

– Кого это ты привел?

– Это отец Порфирий, – ответил Артем. – Он может кое-что нам рассказать, но это потом, после…

– Тебе удалось встретиться с патриархом?

– Я все-все тебе расскажу после похорон, хорошо?

Когда отец Феофан закончил литию, три кладбищенских работника стали опускать гроб в могилу. Мономах прикрыл глаза и судорожно выдохнул.

– Чего ты? – спросил Гурнов. Почти все время в морге, в часовне и здесь, на кладбище, он простоял плечом к плечу с другом, словно боясь отпустить его от себя даже на минуту – вдруг что-то плохое случится? Хотя, судя по всему, все самое худшее уже и так произошло.

– Не могу отделаться от мысли, что в гробу не Олег, – тихо ответил Мономах. – Этого просто не может быть, понимаешь? Ну не мог он так задешево себя…

– Не забывай, что уже доказано: его убили преднамеренно, и Суркова, можешь не сомневаться, этого так не оставит!

– Да я и не сомневаюсь…

Могилу засыпали землей. В какой-то момент на крест, временно установленный на образовавшемся холмике, села птица. Это был не голубь, а какая-то маленькая лесная птаха, названия которой не знал никто из присутствующих, мало что смыслящих в орнитологии. Она покрутилась на своем «насесте», чирикнула что-то и, взмахнув зеленоватыми крыльями, улетела. Алла подумала, что, будь она верующей, обязательно восприняла бы это, как знак Божий: он послал пернатое создание проводить в последний путь своего сына… Но она, конечно же, понимает, что это – просто совпадение, ведь вокруг кладбища много деревьев и полным-полно птиц!

По окончании церемонии Диду уехал, тепло попрощавшись с Мономахом и Иваном. Остальные, включая Артема и отца Порфирия, уселись в микроавтобус. Ехали в полном молчании, исключая батюшек, которые вполголоса вступили в какую-то богословскую беседу. Алла поняла, что они, по-видимому, давно знакомы, но смысл их разговора ускользал от нее. Отчасти потому, что его предмет был ей чужд и непонятен, а отчасти из-за Мономаха. Все время от кладбища до часовни, где служил отец Феофан, он сидел, уставившись в окно с каменным выражением на лице. Алла видела, что он переживает, но не может себе позволить выплеснуть чувства перед теми, кто его любит. Возможно, в этом кроется причина того, что мужчины живут гораздо меньше женщин? Если бы они имели способность, как представительницы слабого пола, бурно выражать эмоции, а не держать все в себе, может статься, им удалось бы значительно продлить свое существование?

Отца Феофана высадили у часовни, а родителей Мономаха – у их дома: его мама почувствовала себя плохо, и они решили на поминки не ехать. В доме Сархат с Марией Борисовной, пожилой дамой, приходившей несколько раз в неделю прибираться и стирать, уже накрыли поминальный стол. При виде блюд на нем отец Порфирий одобрительно закивал: Сархат специально скачивал рецепт приготовления рисовой кутьи с изюмом и духовых пирожков с горохом и чесноком. Борщ готовила Мария Борисовна: она не отличалась кулинарными талантами, но этот суп обычно ей удавался. Остальная еда, которую принято подавать в таких случаях, не отличалась сложностью – картошка, селедка, сыр, колбаса и так далее, нарезкой и красивой укладкой на блюдах занимался Денис. Алла заметила, что алкоголя на столе нет, только два больших графина с апельсиновым соком и клюквенным морсом. Ей всегда казалось, что на поминках люди пьют водку, но, очевидно, она чего-то не знает. Не разбираясь в подобных тонкостях, Алла переживала за то, как следует вести себя за столом, однако отец Порфирий все взял на себя. Его поминальная речь была короткой, но емкой, после чего все приступили к трапезе. Алла заметила, что Мономах ничего не ест. Его лицо оставалось сосредоточенным и невыразительным, словно мыслями он находился далеко от этого места. Она еще не видела его таким. Алле хотелось, чтобы они были более близки – тогда она имела бы право хотя бы подержать его за руку и сказать какие-то ласковые слова! Она удивилась, когда ей позвонил Иван сообщить о дне похорон, и спросила, хочет ли Мономах, чтобы она присутствовала. Гурнов ответил утвердительно. Разговаривали за столом лишь Артем и отец Порфирий – в основном, о тех временах, когда Артем был маленьким и проводил много времени со своим дядей, когда тот приезжал в отпуск. Мария Борисовна тихо сновала от одного присутствующего к другому, подливая им напитки в стаканы и следя за тем, чтобы всем всего хватило.

– Нам с отцом Порфирием нужно поговорить с тобой, папа, – сказал Артем через некоторое время. – Это важно!

– Ну, ребятки, пора убирать со стола! – громко объявила Мария Борисовна, обращаясь к Сархату и Денису. – Давайте-ка, подсобите мне, живо!

– Я тоже пойду, пожалуй, – засобиралась Алла, поднимаясь.

– Нет! – неожиданно возразил Мономах.

– Па… – попытался было возразить Артем, но отец властно взмахнул рукой – Алла впервые заметила у него этот жест и изумилась: вот, оказывается, как ему удается руководить большим и сложным отделением! В общении с ней он никогда не казался авторитарным, но, видимо, у него просто не было для этого повода.

– Алла Гурьевна должна услышать все, что вы хотите мне сказать, – тихо, но твердо сказал Мономах. – Это не обсуждается!

Отец Порфирий и Артем переглянулись, а Алла ощутила внутри себя волну тепла и благодарности к Мономаху за его слова, пусть они и вызваны не совсем теми чувствами, о каких она мечтала.

– Иван тоже, – добавил он. – Он – член семьи.

Против этого не возражал даже Артем. Отец Порфирий пожал плечами и согласно кивнул.

– Что ж, – сказал он, – пусть так. Только вы должны обещать, что ничего из того, о чем я собираюсь вам рассказать, не выйдет за пределы помещения, в котором мы будем беседовать.

– Тогда пойдемте в беседку, – предложил Мономах. – Там нас никто не потревожит.

Выйдя из дома, они прошли по мощеной плиткой дорожке к беседке, увитой плющом. Внутри располагались удобные кресла из ротанга и такой же столик. Иван, Алла, Артем, отец Порфирий и Мономах расселись вокруг него, и священнослужитель, откинувшись на спинку кресла и погладив бороду, начал.

– Во-первых, должен сказать, что я здесь только благодаря вашему сыну, Владимир… могу я к вам так обращаться?

Мономах молча кивнул.

– Не ожидал, что ему удастся добиться встречи с самим патриархом, но ваш сын удивительно настойчивый молодой человек! После того как они пообщались, патриарх позвонил мне и попросил сопровождать Артема в Санкт-Петербурге.

– Вы знали Олега лично? – глухо спросил Мономах, пристально глядя на отца Порфирия.

– Да, мы были хорошо знакомы, – ответил тот. – Думаю, без преувеличения можно назвать нас друзьями, хоть судьба и развела нас по разным городам… Трудно выразить словами, как я скорблю о его печальной участи! Олег был честным и целеустремленным человеком, если ему давали поручение, он исполнял его, независимо от того, насколько оно сложно и опасно.

– Опасно? – перебил Мономах. – Что такого могло быть в его работе?!

– Думаю, мне нужно посвятить вас в то, какое место занимал ваш брат при патриархе. Дело в том, что Олег работал в его службе безопасности…

– У патриарха есть своя служба безопасности? – не удержался от возгласа Гурнов. – Как в Ватикане?

– Мне казалось, что его охраняет ФСО, – поддержала патолога Алла.

– На больших мероприятиях – да, – подтвердил отец Порфирий. – Но вы же понимаете, что в нашей церкви существует множество проблем, которые не выносятся из ее стен! Людям вовсе необязательно знать обо всем, что происходит внутри епархий, ведь это может…

– Отвратить верующих от религии? – вставил Гурнов.

Мономах знал, что Иван, несмотря на широкие познания почти в любой области, являлся категорическим противником любой церкви. Он считал, что люди имеют право верить во что им хочется, хоть в Ярило, хоть во всемогущего Бонди[6], но в тот момент, когда у религии появляются служители, отправляющие обряды, она перестает быть делом духовным и переходит в разряд финансов и политики.

– И это тоже, – не стал спорить с патологом отец Порфирий. – Вы должны понимать, что православная церковь – огромная структура, и в ней случается всякое – то же, что и в светском обществе.

Алла прониклась к нему симпатией после этих слов: он не пытался строить из себя непогрешимого блюстителя веры, убеждающего всех в кристальной чистоте помыслов всех, кто имеет отношение к РПЦ.

– И взятки берут, и положением злоупотребляют, и воруют, – продолжал отец Порфирий. – Справиться с этим нелегко!

– Разве вы не обращаетесь в полицию, когда такое происходит? – поинтересовалась Алла.

– Зависит от того, что именно случается, – спокойно ответил священнослужитель. – Конечно же, в случае членовредительства или, не приведи Господь, убийства – однозначно, да. Если речь идет о краже, имеет значение ее размер: когда он превышает определенную сумму, мы передаем дело полиции. В иных случаях зачастую разбираемся сами.