Блейз Уиндхем Смолл Бертрис

– Странно, что он до сих пор не нашел жену среди придворных дам, – удивилась Блейз.

– Моя воплощенная невинность, при дворе есть немало женщин. Но даже если они свободны, они не относятся к тем, которых мужчины берут в жены. Однако тебе не следует знать об этом.

Проходили дни, сливаясь в недели. Стояла непривычно теплая золотая осень. Блейз объезжала владения супруга и уже в который раз изумлялась, как же они обширны. Эрл Лэнгфордский владел бесчисленными стадами овец и коров. Его сады простирались, насколько хватало взгляда. Неподалеку от дома раскинулся огромный лес – королевским повелением семейству Уиндхем разрешалось охотиться там. Эрлу принадлежало девять деревень, в том числе и те две, через которые Блейз проезжала в день свадьбы. Более остро, чем когда-либо прежде, она осознала свой долг подарить мужу наследника. Никогда в жизни она и не предполагала, что такое богатство может принадлежать одному человеку.

Эдмунд Уиндхем ухаживал за молодой женой с изысканностью, на которую способен лишь мужчина с большим жизненным опытом. Не проходило ни единого утра, чтобы, открыв глаза, она не находила рядом на подушке какую-нибудь безделушку или другое свидетельство его любви. Несмотря на то что управление поместьем отнимало много времени, Эдмунд часто откладывал в сторону дела, чтобы побыть с Блейз.

Вскоре он обнаружил, что его женой стала сообразительная девушка с пытливым умом, готовая перенимать все, чему он только мог ее научить. Она умела читать и писать, ее обучили арифметике и церковной латыни – ничего подобного эрл не ожидал от девушки, выросшей в такой тихой заводи, как Эшби. Мало того, Блейз умела играть на маленькой лютне, у нее оказался чистый и высокий голос. Выяснив, что у Блейз есть способности к языкам, эрл начал расширять ее познания в латыни и еще добавил к ней греческий и французский.

Их жизнь отличалась приятной неспешностью, каждый день заканчивался у камина в гостиной Блейз. Вытянувшись на ковре перед жарким пламенем, Эдмунд рассказывал жене историю страны в виде притч и сказок. Об истории Блейз имела весьма смутное представление, и ей нравилось слушать низкий голос мужа, повествующего о королях и королевах, рыцарях и прекрасных дамах, битвах в Англии, Франции и в Святой земле, о придворных церемониях и турнирах.

Больше всего ее привлекали рассказы о правящей Англией династии Тюдоров. Она любила историю о том, как стали супругами принцесса Елизавета Йоркская и Генрих Ланкастерский, таким образом положив конец войне Алой и Белой розы, после чего в Англии вновь воцарились мир и спокойствие. Блейз плакала от жалости к бедной королеве Екатерине, жене нынешнего короля, которая сумела произвести на свет всего одного живого ребенка, принцессу Мэри. И теперь ходили слухи, что после долгих лет брака король решил расстаться с женой.

– Но разве такое возможно? – однажды вечером спросила Блейз у Эдмунда.

– Такое уже случалось, – напомнил ей муж.

– Но ведь она – его жена перед Богом и людьми, милорд!

– Генрих – король Англии, Блейз, и у него должен быть сын. А Екатерина Арагонская, по всей видимости, не в состоянии родить здорового сына и, если слухи верны, вообще больше не сможет рожать. С благословения церкви другие христианские королевы отрекались от власти, некоторые даже уходили в монастырь. Другие просто удалялись от двора, и за такое бескорыстие и муж, и весь народ относились к ним с почтением.

По-моему, наша королева – гордая и упрямая женщина. Король Генрих напрасно женился на ней. Она была вдовой его брата, и если бы не алчность старого короля, которому не терпелось завладеть ее приданым, она давным-давно вернулась бы в свою Испанию. Старый король Генрих, отец нашего нынешнего короля, в свое время скопил несметные богатства. Когда принц Артур умер, была уплачена только половина приданого Екатерины Арагонской. Старый король надеялся заполучить другую половину, выдав вдову за младшего сына, нашего короля Генриха.

Но король Испании Фердинанд оказался не менее жадным, чем наш старый король. Он считал, что английский принц уже отведал вкус женщины и способен обойтись без всего приданого. Он не видел смысла выполнять условия сделки и платить полностью. К тому же англичане не угрожали вернуть Екатерину домой и даже объявили о ее помолвке с юным Генрихом – несмотря на то что он младше ее на целых шесть лет.

Старый король упрямо настаивал на выплате приданого, заявляя, что в противном случае готов отправить Екатерину обратно в Испанию и обручить своего наследника с французской принцессой. В конце концов приданое от Испании предназначалось для принца Артура и принцессы Екатерины, а вовсе не для Генриха.

– Разве королям чужда нравственность, сэр? Забрать приданое, а затем вернуть принцессу отцу – это поистине ужасно! – воскликнула Блейз.

– Нравственность королей обычно служит их желаниям, дорогая, – с улыбкой объяснил Эдмунд, довольный рассудительностью жены. У него возникла мысль, что неплохо было бы заняться с ней изучением логики.

– Но если отец не хотел, чтобы король Генрих женился на испанской принцессе, зачем же он так поступил? – допытывалась Блейз.

– Вполне вероятно, старый король не поделился своими замыслами с Генрихом. Видишь ли, Блейз, смерть принца Артура стала для него полной неожиданностью. Старший сын был его отрадой и гордостью – как и для королевы Елизаветы. Она умерла год спустя, и кое-кто поговаривал, что ее убило горе. Старый король так и не сумел оправиться после смерти родных. Обычно он не уделял внимания младшему сыну, которого готовили в священнослужители, и предпочитал держать бразды правления в своих руках.

Только на смертном одре Генрих понял, что король Фердинанд перехитрил его. Остаток приданого так и не был выплачен. Если бы король протянул подольше, я уверен, он все же отправил бы домой испанскую принцессу. Но, увы, старый король умер прежде, чем сумел исправить собственную оплошность. Молодому королю, нашему королю Генриху, к тому времени исполнилось восемнадцать лет, он был (да и теперь остается) высоким, привлекательным мужчиной. А испанская принцесса, хрупкая женщина, славилась своими золотисто-рыжеватыми волосами и хорошеньким юным личиком. Король давно восхищался ею – впрочем, он был не столько влюблен в Екатерину, сколько в саму любовь. И прежде чем кто-либо смог переубедить его, Генрих женился.

Кое-кто считает, что рождение у королевы мертвых детей и смерть двух мальчиков, родившихся живыми, – Божья кара королю за то, что он осмелился жениться на вдове брата. Я предпочитаю не делать подобных выводов, но уверен – королева должна смириться и позволить королю вступить в другой брак. Всему виной ее болезни, а не дееспособность короля. Это всем ясно.

– В самом деле, милорд? Как же так? И король, и королева отвечают за зачатие ребенка. Зачем же возлагать всю вину на бедняжку королеву?

– Нет, Блейз, в этом случае виновата именно королева, поскольку у короля уже есть здоровый сын от другой женщины.

– Но если он женат на королеве, как такое возможно? – искренне изумилась Блейз.

Минуту Эдмунд Уиндхем не мог оправиться от глубочайшего изумления. Он знал, что Блейз невинна, но никогда не подозревал, что ее наивность простирается так далеко.

– Мужчины, – наконец нерешительно начал он, – даже женатые мужчины, иногда находят развлечение и утешение в постелях других женщин, а не своих жен, Блейз. Когда мужчина особенно верен какой-либо женщине, на которой он не женат, ее называют любовницей.

– А у вас когда-нибудь была любовница? – бесхитростно поинтересовалась Блейз.

– Никогда.

– Значит, вы никогда не занимались любовью с другой женщиной, кроме первой жены?

– Этого я не говорил, дорогая, – еле сдерживая смех, возразил эрл. Взяв Блейз за руку, он придвинул ее поближе. – Для жены ты задаешь слишком много вопросов, – поддразнил он, и его глаза потеплели. Блейз непонимающе нахмурилась.

Она чувствовала, как участилось ее дыхание. Сердце пропустило несколько положенных ударов, в животе возникал и вновь исчезал тугой клубок. Муж коснулся губами ее губ, и рот Блейз смягчился от его прикосновения. Поцелуи Эдмунда до сих пор завораживали ее – несмотря на то что они целовались уже несколько недель.

Он положил Блейз на ковер, и, взглянув на него снизу вверх, Блейз ухитрилась выговорить:

– Но как же я буду учиться, если перестану задавать вопросы, милорд?

Он нежно провел пальцем по припухшим от поцелуя губам.

– Я научу тебя всему, что ты должна знать, дорогая. Но за последние недели я уделял столько внимания греческому, французскому и истории, что пренебрег гораздо более приятной частью твоего образования, – его гибкие пальцы быстро расстегивали шесть маленьких перламутровых пуговок, сбегающих по бледно-голубому шелковому платью от выреза до пояса. Эдмунд обнял Блейз за плечи и ловко просунул ладонь под шелковую ткань, впервые касаясь ее груди.

Блейз задохнулась и на мгновение решила, что сердце вот-вот разорвется в ее груди. К собственному удивлению, она обнаружила, что ничуть не боится, – в сущности, прикосновение мужской ладони доставляло ей удовольствие. С тихим стоном она прижалась к его руке, чувствуя, как от этого движения напрягся сосок, ощущая загрубелую кожу ладони. Это действие исторгло из уст Эдмунда стон раненого зверя, и не в силах сдержаться, он разорвал тонкую ткань платья, до пояса обнажая тело Блейз.

– Эдмунд!

На мгновение он потерял рассудок. Он покрывал поцелуями нежную и чувствительную плоть упругой девственной груди, впитывая свежесть ее кожи и тонкий, ни с чем не сравнимый аромат. Казалось, он не в силах насытить глубокое и страстное желание, овладевшее им.

Треск шелка и прикосновение его теплых губ к коже вызвали в душе Блейз неудержимый вихрь чувств. Какой-то глубинный плотский инстинкт подсказывал ей – это желание. Муж возжелал ее. Если бы только он и любил ее – хоть немного, с печалью подумала Блейз. Если бы им не руководило только желание иметь наследника! Он обхватил губами ее сосок и крепко сжал его. Это прикосновение заставило Блейз слабо вскрикнуть.

– Эдмунд! О милорд! – Она забилась, пытаясь избежать пугающей страсти, с которой он впивался губами в ее чувственную плоть.

Он хотел ее! Господи, как он ее хотел! Эдмунду не терпелось сорвать с жены все остатки шелкового платья, хотелось накрыть ее своим телом и глубоко вонзить в нее свое копье. От вожделения у него застучало в висках, но тон нежного голоса Блейз достиг его сознания, даже если это не удалось словам. О Господи! Она приходилась ему женой, принадлежала ему по праву, но по-прежнему оставалась девственницей. Ему не следовало разрушать хрупкие и чудесные отношения, которые они терпеливо строили последние два месяца.

Эдмунд нехотя оторвался от ее груди и увидел на лице Блейз полуиспуганное и вопросительное выражение.

– О Блейз, прости, если я напугал тебя, – виновато произнес он, – но ты должна знать: ты – непреодолимое искушение. Я просто не смог сдержаться.

– Еще минуту назад я даже не подозревала, что вы желаете меня, милорд, – задыхаясь, ответила она. – Мне вовсе не было неприятно, Эдмунд, по-моему, это величайшее из наслаждений.

– Может быть, – с надеждой подхватил он, – ты уже готова стать моей женой в полном смысле слова?

На кратчайший миг страх промелькнул в ее огромных глазах.

– Еще нет, – прошептала она, – прошу вас, подождите еще немного, милорд!

Осторожно поцеловав ее в дрожащие губы, он скользнул ладонью по ее груди.

– Но только до тех пор, пока и ты не почувствуешь влечения, дорогая. Я хочу, чтобы ты мечтала проникнуть в тайны любви, а не боялась ее.

Потянувшись, она провела пальцами по его лицу в трепетной ласке.

– Мне кажется, я скоро полюблю вас, милорд, – прошептала она, и на краткую секунду их глаза встретились, а затем Блейз покраснела и робко отвернулась.

В последующие дни эрл уже без смущения заключал жену в страстные объятия, давая волю рукам, и Блейз только поощряла его. Впервые они легли в постель вдвоем, хотя и были полностью одеты. Ласки и поцелуи мужа опьяняли Блейз подобно крепкому вину. Поймав ее маленькую ладонь, муж сунул ее себе под камзол, и Блейз впервые ощутила его твердость. Она робко сомкнула пальцы вокруг его мужского достоинства. Когда Эдмунд почувствовал, что ее страх исчез, он попросил ласкать его.

– Это доставляет вам удовольствие? – спросила она.

Он кивнул. Желание затуманило его глаза.

На следующее утро, охотясь в лесу в обществе племянника, эрл пребывал в подавленном настроении.

– Похоже, ты так и не прорвался сквозь девственные стены, – потешался над ним Тони. – Если это не произойдет в самом ближайшем времени, я начну опасаться за твой рассудок. Невозможно родить наследника, не выполняя супружеских обязанностей. Ума не приложу, как тебе удается сдерживаться и не овладеть этой маленькой плутовкой.

Эдмунд хмуро взглянул на племянника.

– Неужели тебе настолько надоели деревенские девчонки, Тони, что тебя беспокоит положение дел в моей семье?

– Ага, так я прав, ты до сих пор не сумел сорвать ее цветок! – расхохотался Энтони Уиндхем. – Твой меч наготове, но ее ножны пока закрыты. Возьми ее и покончи с этим, Эдмунд. Она выставляет тебя на посмешище! Ты же ее муж и повелитель. Ее желания не имеют ни малейшего значения!

– Нет, дорогой, если кто из нас и глуп, так это ты! Немедленно прекрати насмехаться, ибо я не желаю обсуждать свою частную жизнь с невежественным юнцом!

Энтони насмешливо закатил глаза, но придержал язык. Еще никогда он не видел Эдмунда в таком гневе. Неужели его дядя влюбился в свою жену? Эта мысль почему-то встревожила Энтони, хотя он и не понимал почему. Когда Эдмунд пришпорил коня, пуская его вперед, Энтони последовал за ним в глубь леса. Стояло непривычно теплое для конца ноября утро, и он уже чувствовал, как струйка пота сбегает по шее. Он расстегнул ворот рубашки.

Они провели на охоте почти целый день, и хотя собакам удалось вспугнуть нескольких кроликов и птиц, олень им так и не попался. Наконец ближе к вечеру они выехали из леса у развилки дорог, в том месте, откуда расстояние было равным и до Риверс-Эджа, и до Риверсайда.

– Так ты не пригласишь меня поужинать? – поддразнил Тони.

– Нет, не приглашу, – последовал резкий ответ. Отдаленный раскат грома, казалось, подчеркнул слова эрла, когда он развернул жеребца и рысью пустился прочь в сопровождении слуг и собак, оставив изумленного племянника в полном одиночестве посреди дороги.