Дюна: Орден сестер Андерсон Кевин

То, каким вы видите будущее человечества: светлым или мрачным, – зависит от того, какие данные к вам поступают.

Норма Ценва

У Сальвадора Коррино выдался плохой день; он вообще не мог вспомнить, какой день за последнее время назвал бы сносным. Во многом он был виноват сам, ведь его фобии намного превосходили то, чего опасается обычный человек, но ведь правитель гигантской империи – совсем другое дело, и у него все должно быть больше, чем в обычной жизни. Измученный заботами император завидовал спокойствию и уравновешенности своего брата Родерика.

Сегодня Сальвадора преследовала адская, нестерпимая головная боль. Необходимо найти надежного врача – такого, которого он мог бы не подозревать. Никто не мог сравниться с внимательным доктором Эло Бандо, прежним главой медицинской школы Сукк: тот понимал заботы и боли императора и предлагал много эффективных (пусть дорогих) методов лечения. Если бы только этот проклятый тип не покончил с собой!

Хотя прославленная школа переехала в новый центр на Парментьере, ее старое здание по-прежнему оставалось поблизости, в Зимии. Сальвадор приказал прислать ему лучшего врача, но они посылали разных врачей для каждой его болезни, стоило ему испытать приступ боли или вообразить у себя новую страшную болезнь. Врач за врачом, и ни один не находил у него ничего серьезного. Неучи! Сальвадор до сих пор не нашел врача, который ему понравился бы… и этот – он даже не мог вспомнить его имени – был не лучше остальных.

Он знал, что гости ждут его в банкетном зале к ужину, но Сальвадор Коррино еще не готов, и гостям придется потерпеть. Он не может идти на скучный банкет, когда боль в голове не дает ни о чем подумать.

В своей гардеробной Сальвадор бросился в мягкое кресло, а последний из присланных школой Сукк врачей склонился над ним и, напевая раздражающий мотив, налепил на лысеющую голову императора тестовую полоску. Длинные рыжеватые волосы врача были перехвачены серебряным обручем. Считав показания с ручного монитора, он изменил тон.

– Однако у вас сильная головная боль.

– Замечательный диагноз, доктор. Чтобы узнать это, вы мне не нужны! Это серьезно?

– Пока нет необходимости тревожиться, хотя вы, кажется, похудели, сир, и бледны.

– Вы здесь из-за моей головной боли, а не из-за цвета лица и веса.

Когда отцу Сальвадора исполнилось семьдесят лет, врач из Сукк диагностировал у него опухоль мозга, но император Жюль отказался подвергнуться сложной технологической процедуре. Хотя Родерик, вечный голос разума, советовал отцу опробовать новейшее лечение, император Жюль публично поддержал антитехнологическое батлерианское движение и не подпустил к себе ученых врачей. И умер.

Сальвадор не хотел повторить его ошибку.

– Посмотрим, как это подействует.

Все еще напевая, врач ввел поправки через монитор, и Сальвадор почувствовал, как его череп пронизывает вибрация, будто мозг погрузили в успокаивающую жидкость… словно мозг кимека, хранящийся в защитной камере. Сальвадор сразу почувствовал себя лучше.

Врач улыбнулся, заметив облегчение на лице важного пациента.

– Что, полегче?

– На данный момент этого достаточно. Мне нужно на банкет.

Такое у Сальвадора уже бывало. Головная боль уходила, но потом все равно возвращалась. Император встал и вышел, не поблагодарив: этот врач вскоре исчезнет, как и его предшественники.

Как он и подозревал, гости уже сидели за столом и смотрели на пустые тарелки в ожидании первого блюда. Сальвадор переглянулся с братом и заметил, что рыжеволосая жена Родерика Хадита разговаривает со стройной императрицей Табриной. Прекрасно; по крайней мере беспокойная Табрина будет занята.

Несмотря на строгие меры безопасности во дворце, некоторые гости надели личные щиты, которые слабо мерцали в воздухе. Как предписывал обычай, щиты были и у всех членов императорской семьи, кроме мачехи императора Оренны, затворницы, не терпевшей никаких проявлений технологии.

Оренна сидела с прямой спиной, грациозная и надменная, будто вся из острых углов, а не из мягких изгибов, хотя в свое время считалась ослепительной красавицей. Ее до сих пор называли императрицей-девственницей, поскольку император Жюль ясно дал понять, что так и не закрепил их брак близостью. Болтливая Анна, младшая сводная сестра Сальвадора и Родерика, сидела рядом с Оренной; у нее с мачехой были удивительно близкие отношения, они часто проводили время вместе и делились секретами.

У Анны Коррино были короткие каштановые волосы и узкое лицо, как у императора, глаза маленькие и голубые. Хотя ей исполнился двадцать один год, она казалась гораздо моложе, психологически и интеллектуально. Настроение ее резко колебалось, как маятник на лодке в бурю, и она так и не оправилась до конца от сильной эмоциональной травмы, полученной в детстве. Но она была Коррино, сестра императора, и ее недостатков как бы не замечали.

Как только Сальвадор вошел, Анна посмотрела на него – с обидой и упреком. Точно зная, чем она обижена, император вздохнул и почувствовал, что головная боль возвращается. На правах старшего брата и императора Сальвадор положил конец недостойному романтическому увлечению девушки дворцовым поваром Хирондо Нефом. Анна никому, кроме Нефа, не позволяла готовить и приносить ей еду, но шпионы императора обнаружили, что шеф-повар доставляет его сестре не только ужин. О чем только думала эта девица?

Невозмутимый, с вежливым выражением лица, Родерик оживленно разговаривал с сестрой Доротеей, долговязой худой женщиной с чувственным кошачьим лицом. Несколько дней назад, когда Манфорд Торондо выдвигал свои требования в Зале ландсраада, Родерик с удивлением узнал, что Доротея сочувствует батлерианцам в отличие от большинства сестер с Россака. К счастью – как обычно, благодаря своему умению быстро соображать, – Родерик имитировал угрозу взрыва и помешал глупому, но опасному голосованию.

Сальвадор не любил фанатиков антитехнологии: такие ярые и ограниченные сектанты способны причинить большие неприятности. Но игнорировать их непрерывно растущее число, их рвение, их губительный потенциал он не мог. Приходилось по меньшей мере их терпеть. Возможно, Доротея способна была сыграть роль посредника, буфера между ним и харизматическим вождем.

Он не мог отрицать, что Доротея и еще десять сестер принесли двору немало пользы. Выпускницам Россака были присущи большая наблюдательность и умение анализировать, и Доротея со времени появления во дворце не раз поражала его своей проницательностью. Может, она сумеет образумить младшую сестру, прежде чем Анна попадет в еще более неловкое положение.

Старясь показать, что превосходно себя чувствует, император прошел во главу стола. Гости встали (даже Анна, неохотно), но мачеха осталась сидеть: она утверждала, что страдает от острых болей в суставах. Сальвадор научился не замечать причуд леди Оренны и ее пассивного неуважения к нему; вдова его отца заслуживала снисхождения, хотя в делах империи не играла никакой роли. Поскольку все трое детей императора Жюля были незаконнорожденные, все от разных матерей, а не от законной жены, Сальвадор полагал, что раздражение старой женщины можно понять.

Он занял свое место, и все гости тоже сели. И тотчас слуги пулей вылетели из-за ширм, где ждали. Они быстро подали аперитив и закуску с креветками и вкусными орехами хеп на листьях салата в форме звезд. Рядом с императором занял свое место служитель, который будет пробовать его еду, проверяя, не отравлена ли она.

Но Родерик взмахом руки отогнал его, наклонился и взял салат с тарелки брата.

– Я сам. – Сальвадор в тревоге протянул руку, пытаясь его остановить, но опоздал: Родерик прожевал взятое и проглотил. – Отличный салат. – Светловолосый мускулистый мужчина улыбнулся, и все приступили к трапезе. А Родерик прошептал брату: – Глупо так тревожиться из-за еды. Из-за этого ты выглядишь слабым и неуверенным. Ты ведь знаешь: я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

С досадливым вздохом Сальвадор начал есть. Да, он знал, что Родерик отдаст жизнь за него, рискнет принять яд или бросится под пули убийцы. Увы, Сальвадор знал, что, если бы обстоятельства переменились, сам он так не поступил бы. Почти во всех отношениях Родерик лучше его.

Дальше по столу громко рассмеялась императрица Табрина, и Хадита кивнула, довольная каким-то забавным замечанием. Сальвадор печально посмотрел на жену брата – не из похоти, а завидуя их отношениям. Брак Родерика с Хадитой оказался устойчивым и счастливым и привел к появлению четверых прекрасно воспитанных детей, в то время как брак Сальвадора с Табриной был лишен и любви, и детей. Несомненно, императрица была необычайно хороша, но под привлекательной внешностью таилась неприветливая требовательная личность.

Богатая семья Табрины владела шахтами и была главным производителем легких и прочных строительных материалов, жизненно необходимых для многих правительственных проектов. Сальвадор подписал контракт, по которому в случае развода ему грозили очень крупные финансовые неприятности; контракт предполагал крупный штраф даже в случае преждевременной смерти. И теперь у Сальвадора не было выхода. Скверный контракт и скверный брак.

К счастью, у него восемь наложниц – не так много для человека в его положении. У отца помимо императрицы Оренны несомненно было множество любовниц. Табрина могла этого не одобрять, но так диктовала установившаяся традиция, дающая правителю больше возможностей, чем постель без любви.

Гости негромко разговаривали, изредка бросая взгляды в его сторону. Они ждали, пока он, по обычаю, определит тему разговора. Головная боль уже вернулась.

Родерик понял намек и взял на себя обязанность брата, что Сальвадор принял с благодарностью. Пока ждали, когда подадут суп, он поднял бокал с вином и обратился к женщине с Россака.

– Сестра Доротея, ваша таинственная школа производит впечатление. Может, поделитесь с нами некоторыми истинами?

– А может, и нет. – Ее кошачьи глаза сверкнули. – Если мы будем разглашать наши тайны, зачем тогда орден?

На лицах гостей мелькнули усмешки.

Родерик наклонил бокал в ее сторону, принимая ответ, и разговор пошел о множестве школ, возникших после окончания джихада.

– Мы живем в интересное время, в пору возрождения учения – так много школ специализируются на потенциале мозга и тела человека.

Доротея согласилась.

– Важно, чтобы люди видели, как далеко мы можем уйти, если нас не угнетают мыслящие машины.

Император постоянно получал отчеты со всей своей обширной империи. Повсюду, как сорняки, вырастали школы, каждая со своей особой специализацией, сосредоточенные на разных ментальных и физических дисциплинах. Император не мог сам следить за всеми разновидностями философии и назначил для этого особых представителей. Вдобавок к сестрам на Россаке и врачам Сукк, на Лампадасе учили ментатов, и на Гиназе появились все новые мастера меча. Император также только что узнал о новой хорошо финансируемой академии физиологии на Иравоке, в которой изучали кинезиологию, анатомические функции и нервную систему. А были еще и сотни других безумных научных дисциплин. Сальвадор считал их образовательными культами.

Сальвадор пользовался каждой возможностью, чтобы при свидетелях высоко оценить действия своего брата.

– Родерик, в отличие от меня ты прекрасно развит физически. Тебе, возможно, стоило бы стать инструктором в новой академии физиологии или отбирать туда учеников.

Родерик рассмеялся и обратился к Доротее. Остальные слушали.

– Мой брат говорит не всерьез. У меня слишком много важных государственных обязанностей.

– Это верно, – с искренним замешательством согласился Сальвадор. – Ему слишком часто приходится исправлять мои ошибки.

Нервный смех. Родерик сделал пренебрежительный жест, продолжая говорить с Доротеей.

– Ваш совет, как всегда, был бесценен, сестра.

Наконец слуги начали разливать суп.

– Когда женщины заканчивают обучение, – сказала Доротея, – Преподобная Мать Ракелла отправляет большинство наших выпускниц помогать благородным семьям в Лиге ландсраада. Мы считаем, что орден сестер многое может предложить. Что касается умений, то мне особенно удается отличать правду от лжи. – Она улыбнулась братьям Коррино. – Как, например, когда один брат ласково дразнит другого.

– В отношениях членов моей семьи нет ни игры, ни любви, – выпалила Анна, заставив всех замолчать. – Сальвадор вообще ничего не знает о любви. В его собственном браке нет любви, и поэтому он всем в ней отказывает.

Молодая женщина всхлипнула, очевидно, ожидая сочувствия. Леди Оренна погладила ее по плечу. На лице императрицы Табрины застыло каменное выражение.

Анна выпрямилась и негодующе взглянула на Сальвадора.

– Мой брат не должен распоряжаться моей личной жизнью.

– Император – должен, – прозвучал в наступившей тишине резкий голос сестры Доротеи.

Прекрасный ответ, подумал Сальвадор. Теперь надо бы поделикатнее вывести Анну из зала. Он переглянулся с Родериком, и тот встал.

– Леди Оренна, не отведете ли нашу сестру в ее покои?

Анна не успокаивалась. Не глядя на мачеху и Родерика, она возмущенно смотрела на Сальвадора.

– Разлука с Хирондо не помешает нам любить друг друга. Я узнаю, куда вы его сослали, и сама отправлюсь туда.

– Ну ведь не сегодня, – спокойно заметил Родерик и снова сделал знак мачехе. Немного помешкав, Оренна встала, демонстрируя отличную осанку. Сальвадор заметил, что, когда Оренна уводила его сестру, боль в суставах никак не проявлялась. Молодая женщина при ее прикосновении поднялась, и они с подчеркнутым достоинством вышли из банкетного зала.

В наступившей неловкой тишине один из гостей с громким звоном уронил на тарелку серебряную вилку. Сальвадор задумался, как спасти вечер; он надеялся, что Родерик скажет что-нибудь забавное и смягчит напряжение. Анна причиняет все большее беспокойство. Может, следует ее куда-нибудь отослать.

В этот миг в зале раздался хлопок, и на открытой площадке, которую использовали придворные музыканты, материализовалась большая бронированная клетка. Над банкетным столом пронесся порыв ветра. Обедавшие отскочили, стража в тревоге бросилась вперед, окружив императора и защищая его. Он автоматически активировал персональный щит.

Сквозь прозрачное плаз-окно в баке Сальвадор видел оранжевый газ и неясный силуэт мутанта с огромной головой. Он сразу узнал эту фигуру, хотя теперь ее редко видели в компании других людей. За десятилетия Норма Ценва превратилась в существо, утратившее человеческий облик.

Не обращая внимания на возгласы гостей, Сальвадор встал и повернулся лицом к баку. По крайней мере это нисколько не напоминает драму из-за романтической невоздержанности младшей сестры.

– Весьма необычный визит.

Когда из громкоговорителя донесся странный голос Нормы, в зале наступила тишина.

– Мне больше не нужен космический корабль. Я могу сворачивать пространство силой своего разума.

Говорила она так, словно эта возможность ее забавляла. Газообразная пряность в ее баке бурно вихрилась.

Сальвадор откашлялся. За двенадцать лет своего правления он лишь дважды разговаривал с этой загадочной женщиной. Она внушала ему благоговение и одновременно пугала, но, насколько ему было известно, никогда никому не причиняла зла своими сверхъестественными возможностями.

– Добро пожаловать к моему двору, Норма Ценва. Ваш вклад в победу над мыслящими машинами неоценим. Но зачем вы пришли сегодня? Должно быть, это что-то очень важное.

– Я больше ни с кем не связана. Потерпите, и я попробую объяснить. – Из бака на Сальвадора смотрели ее огромные, непроглядно темные глаза. Он почувствовал, как по спине пробежал холодок. – Я вижу осколки будущего, и я встревожена. – Она переместилась в баке; Сальвадор напряженно молчал, ожидая продолжения. – Чтобы сохранить целостность империи, нам нужна транспортная и торговая сеть. А для этого нужны космические корабли.

Сальвадор откашлялся.

– Да, конечно. У нас есть космический флот «Венхолдз», «Селестиал транспорт» и другие бесчисленные фирмы.

Все в банкетном зале молчали. Потом Норма сказала:

– В космосе брошены тысячи кораблей-машин. Они невредимы. Их можно использовать для коммерции, на благо цивилизации. Но другие группы уничтожают эти корабли, когда их находят. Толпы причиняют большой ущерб. Меня это очень тревожит.

У Сальвадора пересохло в горле.

– Батлерианцы. – Манфред Торондо присылает гордые отчеты о тысячах кораблей, разграбленных и взорванных его людьми. – Они действуют в соответствии со своими убеждениями. Некоторые находят их пыл достойным восхищения.

– Они уничтожают ценные ресурсы, которые можно было бы использовать для укрепления человеческой цивилизации. Вы должны остановить их. – Коричневые пары газа рассеялись, и стало отчетливо видно тело Нормы с его чудовищными деформациями – чахлый короткий торс с крошечными руками и ногами, с огромной головой и глазами, с почти невидимыми ртом, носом и ушами. – Или империя распадется и погибнет.

Сальвадор не знал, что ответить. Он понятия не имел, как подавить движение батлерианцев, даже если бы захотел. Но прежде чем он нашел, что сказать, Норма Ценва свернула пространство, и ее бак с хлопком потревоженного воздуха исчез из банкетного зала.

Император Сальвадор покачал головой и с принужденной веселостью сказал:

– Поразительно, на что способны эти навигаторы!

Бесстрастный наблюдатель способен узнать великое множество тайн, но я предпочитаю быть активным участником.

Эразм. Тайный лабораторный дневник

Чтобы держать мысли и воспоминания в порядке, ментат должен ежедневно тренироваться и медитировать, ему нужны одинокие, без помех, часы спокойных размышлений. У главы школы Гилберта Альбанса был особый кабинет, собственное уединенное святилище, где он мог отгородиться ото всех и сосредоточиться на усовершенствовании своего мозга. Ученики, другие преподаватели и работники администрации школы знали, что его нельзя беспокоить, когда он закрывается в кабинете.

Никто не догадывался о настоящих причинах этого уединения.

Мыслительная сфера Эразма была открыта, она лежала на полке, а независимый робот был увлечен разговором. Гилберт начал расхаживать по комнате, и Эразм заговорил:

– Ты понимаешь, что дразнишь меня сейчас, выставляя напоказ свою свободу передвижения?

Гилберт сел за стол, отбросил прядь волос со лба.

– Прости. Я буду сидеть.

Эразм усмехнулся.

– Ты ведь понимаешь, что это не решит проблему.

– Но это сохраняет тебе жизнь. Ты должен смириться с некоторыми жертвами и ограничениями, чтобы продолжать свое существование. Я спас тебя от Коррино.

– Я ценю это, но ведь с тех пор прошло восемьдесят лет.

Общение со своим старым учителем доставляло Гилберту истинное наслаждение.

– Разве не ты говорил мне, что машины бесконечно терпеливы?

– Это верно, но я не создан пассивным наблюдателем. Мне нужно провести чрезвычайно много экспериментов, чрезвычайно многое узнать об интригующих несоответствиях в поведении человека.

– Я понимаю твои затруднения, отец, но тебе придется удовольствоваться изучением материалов, которые я предоставляю, – пока мы не найдем другое решение. Я не могу оставаться здесь вечно.

Гилберт уже достиг того возрастного предела, когда даже невнимательные наблюдатели начинали удивляться его несокрушимому здоровью, тому, что он выглядит слишком молодо для своих лет, хотя он постарался состарить свою внешность. Чтобы сохранить тайну процедуры продления жизни, которой подверг его Эразм, Гилберт распространял слух, будто регулярно принимает меланж и это гериатрические свойства пряности дают ему живость, свежесть и энергию, не свойственные старости. Ведя аккуратные записи о приеме пряности, на самом деле он никогда ее не принимал. Меньше всего Гилберт Альбанс хотел, чтобы что-то заставило его выглядеть еще моложе.

Робот заговорил снова.

– Если я хочу быть ученым, то должен изучать человеческие взаимоотношения. Несмотря на досадную изоляцию, я нашел способ получать данные посредством энергетических цепей школы и ее вентиляционных систем. Располагая этими сведениями, я сумел создать более широкую сеть оптических волокон, систему глазков, чтобы следить за повседневной деятельностью твоей школы. Это захватывающе интересно.

– Если твои глазки обнаружат, батлерианцы сожгут школу.

– Нелогично, но интересно, – ответил Эразм. – Проведя изучение провокационного и поразительно непредсказуемого человеческого поведения, я вынужден согласиться с твоими заключениями.

Гилберт взял со своего стола документ, поступивший в библиотеку школы ментатов.

– Вот новый исторический труд, выпущенный батлерианцами. Его основная цель – уничтожение твоей репутации.

– Опять?

– Посмотри название – «Тирания робота-демона Эразма».

Он поднял книгу, и оптические волокна, внедренные в темные стены и потолок кабинета, считали изображение обложки тома.

Эразм снова усмехнулся.

– Название как будто не слишком объективное.

– Мне казалось, тебя интересуют аспекты пропаганды в исторических исследованиях.

– Меня всегда забавляет, как люди, почерпнувшие знания о событии вовсе не из первоисточников, способны так яростно искажать факты. Читая мемуары Агамемнона, я видел, как генерал-кимек искажает историю. Мне потребовалось много времени, чтобы понять – люди не ценят правду, она им не нужна. С другой стороны, машины очень много потеряли бы, если бы сознательно использовали для своих выводов ложные данные.

Гилберт коротко рассмеялся.

– Думаю, оскорбления тебя развлекают.

Робот подумал.

– Сотрудники моих лабораторий и домашние рабы веками ненавидели меня. Даже Серена Батлер меня презирала, а ведь она всегда была одной из моих любимиц. Только ты, Гилберт, понял мою истинную ценность.

– И даже я все еще учусь, – ответил Гилберт.

На самом деле он читал историю и знал по собственным наблюдениям, что робот действительно совершил большинство приписываемых ему ужасных поступков.

Эразм нетерпеливо велел:

– Открой книгу. Хочу прочесть, что говорят обо мне батлерианцы.

Гилберт послушно переворачивал страницы, чтобы Эразм мог просканировать и воспринять содержание.

– Ага, не знал, что у батлерианцев есть доступ к моим лабораторным журналам. Значит, после битвы один журнал нашли у Коррина? Я рад, что мои записи сохранились, хотя меня тревожит, что автор – и, вероятно, читатели этого тома – может делать столь нелепые выводы из моих тщательно исследованных данных. Думаю, я лучше понимаю страдания человека, чем сами люди, – сказал Эразм. Гилберт представил, как тот качает своей прекрасной флометаллической головой. – Но если бы ты смог найти мне подходящее тело, я бы продолжил свою работу.

– Ты знаешь, что сейчас это будет неразумно.

Хотя он любил независимого робота за невероятные возможности, которые тот перед ним открыл, Гилберт был очень осторожен и старался уберечь Эразма. При всем своем уме Эразм не вполне сознавал, с какими опасностями столкнется, если обнаружит свое присутствие. Вдобавок Гилберт не очень доверял ему – как знать, что он вздумает делать.

– Жаль, что люди создали такой хаос, – сказал Эразм, изображая долгий глубокий вздох. – На протяжении тысячи лет правление машин было весьма успешным и прекрасно организовано. Боюсь, галактика больше никогда не будет прежней.

Гилберт захлопнул «Тиранию робота-демона Эразма».

– Не спорю, но ты упускаешь ключевой факт.

– Ключевой факт? – Эразм как будто обрадовался. – Ну-ка поделись.

– Бесполезно критиковать людей за восстание, катализатором которого стал ты сам. Непосредственной причиной падения империи машин был ты. Лично.

Эразм как будто обиделся.

– Как это? Возможно, я и внес небольшую лепту, сбросив ребенка Серены с башни…

– Во всех отношениях, – возразил Гилберт. – Если бы не ты, машины не потерпели бы поражение. Ты бросил вызов Омниусу, поставив под вопрос верность людей-рабов, которые ранее не оказывали организованного сопротивления. Ты предположил, что сможешь заставить надзирателей выступить против машин. Ты посеял семя восстания.

– Это был интересный эксперимент, – сказал Эразм.

– Уничтоживший Синхронизированную империю. Без тебя Иблис Джинджо не смог бы организовать свои мятежные ячейки и даже не задумался бы о захвате миров Омниуса. Когда ты убил младенца-сына Серены Батлер, сбросив его с балкона перед многочисленной толпой, ты высек искру на трут, который сам же подложил.

– Необычное заключение. – Эразм, казалось, замялся, потом признал: – Если посмотреть с этой точки зрения, возможно, я несу ответственность.

Гилберт встал из-за стола.

– Думай об этом, отец, когда тебе будет здесь одиноко и тревожно. Если бы ты вел себя осторожнее, империя машин, может, и устояла бы. А поскольку ты единственное, что от нее осталось, и я о тебе тревожусь, я намерен быть особенно осторожным.

Он снова запер сферу памяти робота в тайном шкафу, убедившись, что все запоры и замки на месте. И пошел наставлять учеников, как упорядочивать мысли по образу и подобию мыслящих машин.

История вспоминает меня со страхом, ужасом и ненавистью. Мне все равно – лишь бы не забывали.

Генерал Агамемнон. Новые мемуары

Мастер меча Эллюс вел небольшую группу охотников-батлерианцев, чувствуя себя скорее падальщиком, чем хищником. Омниус и силы роботов были полностью разгромлены, и даже их дезактивированные останки не представляли никакой опасности; уничтожены были и мятежные кимеки, от них остались только мертвые ходячие машины и пустые тайные станции.

Но все это еще предстояло зачистить.

В ледяных развалинах крепости кимеков на Хессре исследователи-люди обнаружили базу данных знаменитого титана Юноны; в этих записях имелись данные о расположении множества тайных баз кимеков, и Манфорд приказал все их уничтожить, чтобы базы не попали в руки алчных людей вроде Джозефа Венпорта. Эллюс и его охотники методично проверяли каждую группу координат из записей с Хессры и превращали базы машин в дымящиеся развалины. Миссия обещала продлиться полгода, а то и больше, и все это время он будет вдали от штаб-квартиры батлерианцев, лишь изредка представляя отчеты о своих достижениях.

В годы безжалостной муштры на Гиназе Эллюс и Анари Айдахо, товарищи, соперники, иногда любовники, увлеклись легендами о славном джихаде Серены Батлер. Плененные рассказами об этих героических днях, они с Анари жаждали сразиться с армиями боевых роботов или яростных ходящих кимеков… но родились с опозданием на сто лет. Им оставались лишь операции по ликвидации остатков… но и эту работу необходимо было сделать.

Его разведывательный корабль прибыл на очередное место – покрытый кратерами, лишенный атмосферы камень, который с трудом можно было назвать планетой. Роботам атмосфера не нужна, а мозг кимеков в защитном корпусе мог жить где угодно. Если бы эта система не была отмечена в тайных записях кимеков, никто бы не потрудился заглянуть сюда.

– Сканируйте все и глядите в оба, – сказал Эллюс своим товарищам-батлерианцам. – Ищите искусственные сооружения. Что-то здесь должно быть.

Эллюс много лет учился на Гиназе сражаться пульсирующим мечом с боевыми меками. Они с Анари уничтожили множество механических противников и чувствовали себя гладиаторами на древней арене. Но все это было только представлением. Мыслящие машины давно уже уничтожены.

Мастер меча мечтал найти все еще функционировавшую базу, битком набитую злобными мыслящими машинами – достойными противниками для человека с его боевой подготовкой. Все равно что перевернуть камень и увидеть землю, кишащую маленькими черными жуками. Но эту свою мечту он ни с кем не обсуждал. Даже с дорогой Анари.

Эллюс чувствовал себя одержимым, но в то же время сохранял хладнокровие и уверенность в себе. Каждый шаг приводил батлерианцев к уничтожению последних остатков мыслящих машин, хотя и не к тому, чтобы забыть о них. Что они будут делать, когда ничего не останется? Когда мыслящих машин не станет, движение утратит цель. Если нет врага, разве мы создаем нового? Приверженцы Манфорда не смогут просто бродить повсюду, круша все, в чем есть электроника или движущиеся части, – это было бы глупо и опасно: со временем пришлось бы ликвидировать собственные космолеты.

Корабль летел над суровым пейзажем; солнечные лучи превращали утесы и каньоны в грозный рельеф. Члены группы Эллюса: шесть батлерианцев и еще два мастера меча – смотрели в иллюминаторы.

– Есть, сэр! Слева от этого кратера!

– Клянусь богом и святой Сереной, похоже, здесь уже прошла война, – сказал Алон, один из двух мастеров меча, приданных группе.

Эллюс увидел блеск металлических куполов и жилых модулей – явно станция или база. Несколько куполов разбиты, скалистый ландшафт усеян кратерами, окруженными кольцами выбросов. Это скорее результат взрывов, чем давнишних столкновений. Повсюду разбросаны разбитые ходячие меки, их крабьи конечности оторваны или погнуты. На дне кратера лежат рухнувшие туда штурмовые корабли-роботы.

– Должно быть, это произошло во время гражданской войны между кимеками и Омниусом, – сказал Эллюс. Здесь была тайная база кимеков, отсюда выходили боевые роботы. Он внимательно смотрел на вид внизу. – Похоже, стороны уничтожили друг друга.

– Будем надеяться, что нам оставили что-нибудь для уничтожения, – рассмеялся мастер меча Алон. – Иначе долгая дорога была напрасной.

– Если здесь что-то осталось, мы от него избавимся. – Эллюс повернулся к пилоту. – Найди место для посадки, чтобы мы могли войти.

Центр базы казался относительно целым, корабль сумел приземлиться у самого входного шлюза. Внутри царил холод, но, как ни удивительно, атмосфера годилась для дыхания. Энергия еще есть, и системы жизнеобеспечения работают.

– Все на выход для участия в операции, – приказал Эллюс.

Всем хотелось получить свой шанс.

– Здесь, должно быть, проводили опыты над людьми, – заметил Келиан, третий мастер меча. – Иначе не заботились бы о тепле и воздухе.

– Если найдем внутри записи, может быть, узнаем, что здесь делали кимеки и что случилось во время боя, – сказал один из батлерианцев. Эллюс не потрудился узнать их имена.

Он резко, деловым тоном и громко произнес:

– Все это нас не интересует. Просто нужно уничтожить это место, потому что оно опасно по своей природе.

Он содрогнулся, подумав, что будет, если какой-нибудь честолюбец вроде Джозефа Венпорта найдет это место и постарается восстановить отвратительную работу кимеков.

Проникнув внутрь базы, батлерианцы принялись бродить по ней, уничтожая все на своем пути. Точные приказы им были не нужны.

Мастер меча обнаружил лабораторные журналы станции; они хранились в лишенных разума компьютерах, и батлерианцы уничтожили все, не читая. На полках и в кладовых обнаружилось множество образцов замороженных тканей, препарированного мозга, электросхемы в геле, резервуары с блестящим электролитом.

Полное разрушение заняло много часов. Эллюс мог бы разбомбить станцию со своего охотничьего корабля, но он считал, что все нужно делать правильно и тщательно, к тому же получая эмоциональное удовлетворение, о котором можно будет доложить вождю. В свои отчеты Манфорду Эллюс включал все подробности, какие мог вспомнить, чтобы вождь батлеританцев мог представить себе все до мелочей.

Разрушение продолжалось; Эллюс и два других мастера меча прошли в центр комплекса, кошмарное помещение, где теснились сверкающие запрещенные механизмы и компьютерная техника. Иней, похожий на вплавленную в стекло гемму, покрывал внутреннюю поверхность окна в толстой двери, за которой скрывалось какое-то помещение. Эллюс наклонился, гадая, над какими еще ужасами могли работать кимеки, и через заиндевевшее окно всмотрелся в большой холодильник. Может, у мыслящих машин была какая-то особая причина уничтожить это место?

Внутри он увидел две фигуры: мужчину и женщину. Без браслетов на запястьях, без наручников, какие бывают у пленников. Оба неподвижны, одеты тонким панцирем инея.

Эллюс подозвал Алона и Келиана и принялся изучать приборы управления, чтобы понять, как легче вскрыть замок. Вооруженные дубинами и ломами мастера меча не смогли выломать массивную дверь. К счастью, даже Эллюс немного разбирался в технике, а приборы управления оказались уступчивыми, может, даже намеренно, словно в компьютерной системе по-прежнему жил какой-то мелкий демон, стремящийся навредить. Через несколько минут дверь холодильника открылась, и изнутри вырвался пропитанный химическими запахами воздух. Эллюс затаил дыхание, опасаясь, что газ может оказаться ядовитым, но запах быстро рассеялся.

Внутри зажглись холодные немигающие лампы, осветив замороженных мужчину и женщину. Оба лет двадцати, стройные, очень красивые, темноволосые, с тонкими чертами лица, с бровями и губами, покрытыми инеем. Оба обнажены.

Эллюс почувствовал тяжелое отвращение.