Заложники солнца Бачурова Мила

Глава 4

Ногинск

– Дмитрич, у вас очков лимфокрасных нет, случайно? – это спросил Рэд, пока гостей вели по коридору.

– Каких-каких?

– Ну я, может, сказал не так… В которых в темноте видать. Я помню, что где-то мерил.

– Во-первых, «инфракрасных», – удержав смешок, поправил Кирилл. – А во-вторых, если ты имеешь в виду прибор, который был у меня, то он работает по другому принципу.

Рэд сердито зыркнул.

– Вот именно, что «был»! Чучело косорукое… Теперь уж – по хренам, как он там работает! Раз такой умный, чего второй-то не взял?

Кирилл вздохнул. Смеяться расхотелось.

В первый же переход понял, сколь многих предметов, помимо запасного ПНВ, ему недостает – хотя, казалось бы, при сборах бункерные теоретики постарались смоделировать и предусмотреть любые ситуации. Однако собственная память взрослых о том, что нужно в дальнем походе, изрядно поистерлась – в последний раз Сергей Евгеньевич выходил за институтские ворота восемь лет назад, а «молодежь», в лице Вадима Александровича и Елены Викторовны, вовсе не считала нужным это делать. И опыт Германа не сильно помог: как показала практика, его воспитанники легко и непринужденно обходились не то что без приборов ночного видения, но даже без таких вещей, как носовые платки или туалетная бумага.

– Мы об этом не подумали.

Рэдрик фыркнул.

– Так че? – повторил он, обращаясь к Максиму Дмитриевичу. – Нету?

– Увы… А зачем тебе?

– Мне – без надобности. Этому вот пассажиру, чтоб не спотыкался на ровном месте! А то сплошной геморрой с ним.

Максим Дмитриевич посмотрел на «пассажира», как тому показалось, с сочувствием.

– Я тоже так и не научился передвигаться в темноте. Тебе, друг мой, к счастью, не понять, каким отвратительно беспомощным себя чувствуешь в такие моменты… У нас ничего подобного нет. Но ты прав, где-то точно есть, то ли в Киржаче, то ли в Пекше… Я спрошу ребят, возможно, вспомнят. Добро пожаловать.

Максим Дмитриевич привел постояльцев в комнату, которую назвал «гостевой» – небольшое аккуратное помещение с шестью кроватями.

– Душ, ты помнишь, в конце коридора.

– Помню. – Рэд уверенно прошел к одной из кроватей, стряхнул со спины рюкзак и принялся в нем рыться.

– Располагайся, – предложил Кириллу Максим Дмитриевич. – Рэд у нас – частый гость, видишь, не стесняется. И ты будь как дома.

– Спасибо.

– Не за что… Тяжело тебе с ним? – вдруг с ласковым сочувствием спросил мужчина, кивая на адапта.

Кирилл смутился.

– Да не особенно.

Рэд, стоящий к ним спиной, пренебрежительно дернул плечами. Максим Дмитриевич улыбнулся.

– Ты на него не обращай внимания. Грубиян, конечно – но это он так о тебе заботится. По-другому не умеет.

– Надо больно, – проворчал Рэд. – Нашли тоже няньку. – Содрал через голову майку и сел на кровать.

Кирилл поймал себя на том, что у него открывается рот. До сих пор такое телосложение только у киногероев видел.

Рэд изумленный взгляд заметил и категорически не одобрил:

– Чего уставился? Пуза голого не видал?

Кирилл торопливо отвел глаза.

– Мыться хоть – сам пойдешь, или опять за ручку тащить?

Кирилл вспыхнул.

– Я, между прочим, не просил меня тащить! И вообще, если ты вдруг не разглядел – тут есть освещение. Ни в чьем сопровождении я не нуждаюсь.

Рэдрик в ответ хмыкнул. А Максим Дмитриевич добродушно рассмеялся.

– Да ладно, будет вам! Располагайтесь. К семи часам – милости просим на ужин.

И вышел.

Кирилл, старавшийся, после внезапной глупой перепалки, не смотреть на Рэда, все же заметил, что тот продолжил раздеваться. Расстегнул ремень, украшенный пистолетной кобурой и чехлом для ножа, снял брюки.

– Ты так и пойдешь по коридору? – помолчав, уточнил Кирилл. – В одних трусах?

– Так и пойду. Можно прямо босиком, у них тут чисто. На фиг надо штаны мочить?

– Но… – Кирилл застопорился. – Как-то это, мне кажется, неудобно. Мало ли, кто тут, в коридоре… Ведь и женщины есть.

– Неудобно – спать на потолке, – сообщил Рэд, – одеяло падает. – Он, похоже, искренне недоумевал. – Ну есть – так и че? Мы ж не голяком чесать собираемся.

Кирилл почувствовал, что снова краснеет, отвернулся и принялся стаскивать одежду.

Для миссии ему выдали такое же снаряжение, как у спутников: футболку, камуфляжные брюки с курткой – Сергей Евгеньевич объяснил, что это – полевая военная форма, разработанная специально для походных условий, – ремень и головную повязку. К новой одежде Кирилл пока не привык, а ремень и вовсе никогда не носил, тугая пряжка вызывала затруднения.

По коридору он почти летел, спасаясь от возможных взглядов. Их, вопреки опасениям, не встретилось, а Рэд вдогонку ухмылялся.

Но это было еще полбеды. Гораздо большую неловкость Кирилл испытал, когда в душевой Рэд невозмутимо стащил с себя последнюю деталь туалета, прошлепал под лейку и вытянулся под струями воды, даже не отвернувшись. Только буркнул что-то, не расслышанное Кириллом – тот поскорей нырнул в соседнюю кабинку.

Даже своего друга Олега, с которым с младенчества обитал в одной комнате, Кирилл ни разу не видел раздетым. Любовь Леонидовна тщательно следила за тем, чтобы воспитанники, приняв перед сном душ, облачались в пижамы и выходили из ванной только в них: взрослые очень старались блюсти целомудрие «малышей», врач Григорий Алексеевич – и тот проявлял при осмотрах максимум такта. Бесцеремонность адапта, как и необходимость сейчас раздеться самому, смутила Кирилла до крайности. Тем более что душевая представляла собой не привычную ванную комнату – просторную, с запирающейся дверью, – а ряд из тесных кабинок с лейками, без всяких дверей, отделенных друг от друга перегородками.

Кирилл принялся крутить краны – вода полилась неохотно, тонкой струйкой.

Рэд, из-за перегородки, немедленно окликнул:

– Слышь, дятел! Ты че там делаешь?

– Воду включаю…

– Охренел, что ли?

Вода в соседней кабинке перестала течь. Через секунду Рэд оказался перед Кириллом – голый, сердитый и с мочалкой в руках.

– Я… – начал Кирилл.

– Головка от торпеды! Сказал же – после меня пойдешь, у тебя бананы в ушах? Нас с тобой всего двое, на фиг надо насос перегружать? Думаешь, у людей тут вечный двигатель? И так вода еле идет. Дуй на мое место, я пока намылюсь.

Рэд схватил Кирилла за плечо, выдернул из кабинки и затолкнул в свою. Сунул под лейку.

Вода полилась обжигающе горячая. Кирилл, не удержавшись, взвизгнул.

– Горячо!

– Подожди маленько, сейчас нормальная пойдет. А чего за яйца держишься? Тоже, что ли, натер?

Рэд кивнул на руки Кирилла, которыми тот неловко прикрывался.

– Нет! – Кирилл от смущения уже не знал, куда деваться. – Я… Мне… Неудобно находиться обнаженным в твоем присутствии. Отвернись, пожалуйста! Или отпусти, я сам отвернусь. И не надо на меня так смотреть! И не спрашивай больше ни о чем.

Если бы Рэд продолжил расспросы – он, возможно, даже от слез не удержался бы. Но, слава богу, адапт ничего не ответил. Молча выпустил его плечо и отступил.

Мучительный стыд за эту сцену терзал Кирилла до самого ужина.

Когда они с Рэдом, не обменявшись больше ни словом, вернулись в спальню, там уже были другие парни из команды. Они шумно, словно оттягиваясь после вынужденной тишины похода, разговаривали – каждый орал от своей кровати.

Разговор шел о дискотеке. Краешком тренированной памяти Кирилл вспомнил, что так называется разновидность развлечения, непрофессиональные танцы под примитивную музыку, но в суть разговора вникнуть не пытался. Он очень боялся, что Рэд сейчас что-нибудь скажет: такое, после чего ему останется только умереть со стыда. Но командир, как ни в чем не бывало, включился в общую беседу – если стоящий в комнате гвалт можно было так назвать – и, казалось, перестал обращать внимание на Кирилла.

А потом они пошли ужинать.

В Бункере, разумеется, тоже была столовая – белая, как и все остальные помещения, с раздаточным окном, скучными пластиковыми столами и большим, в полстены, монитором. Кухня находилась за перегородкой, и Кирилл туда не заглядывал, не интересовался как-то. А здесь столовую от кухни ничто не отделяло, и никаких мониторов в помине не было.

В глубине помещения стояла огромная плита на дровяном, очевидно, отоплении. Рядом – длинный разделочный стол и полки с посудой. Тонкие перила огораживали спуск в подвал – там, судя по всему, хранились продукты, и женщины в фартуках за перила то ныряли, то выныривали. Вдоль стен протянулись столы с лавками, и за столами уже сидело местное население. Под потолком приветливо горели светильники.

Гости расселись. Кирилл оказался между Ларой и парнем из команды – адапты по-военному именовали себя «отрядом» – которого звали Джек. Ребята говорили «Жека». Кирилл еще на дороге определил, кому принадлежит насмешливый голос. И имена других парней запомнил: Люк, Саша и Гарри.

Официально представлять спутников друг другу Рэд, очевидно, посчитал излишним, а сам Кирилл решил не навязываться. В спальне, при свете, определил, кто есть кто. Заметил, украдкой разглядывая «отряд», что рельефностью мышц Рэду не уступает ни один из товарищей, а здоровенный, на голову выше всех, силач по имени Люк – пожалуй, превосходит.

Джек – насколько понял из замечаний парней Кирилл – обладал в отряде репутацией ловеласа. Устремленные к веселому красавцу взгляды местных девушек догадку подтверждали. Кирилл оказался не единственной мишенью для насмешек – Джек с удовольствием поддразнивал всех, кто попадался под руку, однако хохотал при этом так заразительно, что присоединялись сами высмеиваемые.

Напротив Кирилла сидел Максим Дмитриевич. Справа от хозяина – Рэд, а слева – девушка, глядя на которую Кирилл подумал, что вот он – великолепный пример передачи наследственных генов от родителей к потомству. Девушка была очень похожа на Максима Дмитриевича.

– Моя дочь, Татьяна, – представил соседку ногинский глава. – А это другие наши бойцы – Егор, Алексей…

«Бойцов» Кирилл не запомнил. Ему все еще было неловко. На счастье, Максим Дмитриевич отвлек разговором – принялся расспрашивать, как дела в Бункере, как там Сергей Евгеньевич, Вадим Александрович, Любовь Леонидовна… Он всех знал по именам и, кажется, о бункерных делах был неплохо осведомлен и без гостя.

– Вы у нас бывали? – вежливо поинтересовался Кирилл.

– Бывал, а как же. Давно, правда. Тебя и других ребят совсем малышами помню.

Кирилл заметил, что Рэд при этих словах бросил на Максима Дмитриевича любопытный взгляд, однако вопросов задавать не стал.

Прочие адапты бункерными событиями не интересовались, болтали о своем. Кирилл слышал не все, понимал еще меньше, но, отвечая Максиму Дмитриевичу, к разговорам по соседству тоже старался прислушиваться. Он не хотел и дальше быть дураком и посмешищем. Как бы ни претило, научиться говорить на одном языке с адаптами придется. А посему, нужно как можно быстрее накопить достаточный словарный запас – по счастью, язык у новых знакомых примитивный.

– …В Киржач заезжать будете?

– А смысл? Дневать все равно не пустят, у нас, вон, скверны полная телега… – кивок в сторону Лары, и тут же прилетевшая в ответ на странное заявление кость из ее тарелки.

– Спасибо, лапушка. Дай те бог здоровья. – Это Джек поймал кость на лету.

– … Да че там делать, в Киржаче? Взять с них нечего, кроме яблок.

– У них еще лимоны, – напомнила Татьяна. – Сейчас уже должны быть.

– Да, лимоны – витамин С, – подхватила Лара, – они всем нужны. Если хотя бы до Вязников дотащим, загнать нормально можно будет.

– Охота вам с Олеськой на дороге ждать? «Витамин С», – поддразнил Джек.

– Ничего, подождем. Не развалимся.

– Да че вам те лимоны, небось, монахов поглядеть охота, – продолжал дразнить Джек. – Чем они таким от нормальных мужиков отличаются? Не надейтесь, не покажут. Дальше ворот не пустят.

– Дурак, – фыркнула Лара. Но по-прежнему улыбалась, было видно, что не сердится. Она вообще много и с удовольствием улыбалась, отчего на щеках появлялись ласковые ямочки. – За десяток лимонов, если нормально довезем, в Вязниках свинью с поросенком сторговать можно.

– Свинья с поросенком – дело, – уважительно протянул кто-то.

– Да куда ее, свинью? – снова вмешался Джек. – С собой в телеге тащить? А на день в палатку складывать – к вам с Олеськой под бок?

– На обратном пути забрать. Генератора-то не будет уже, в Нижнем отдадим.

– А этого, лохматого – далеко везете?

Кирилл рассказывал Максиму Дмитриевичу о том, что последний опыт – на хлопке – у Вадима с Еленой вышел удачным, и, если дальше так пойдет, скоро можно будет засевать поля, ничем их от солнца не укрывая. Но тут услышал, что разговор адаптов стих, все косятся на него – того самого «лохматого», и порадовался неяркому свету в помещении. Не очень должно быть видно, как покраснел.

– Вот что, ребята… Извини, Кирилл, перебью тебя.

Максим Дмитриевич встал.

– Вам уже, наверное, много напутственных слов сказали. Но я – от лица нашей, так сказать, общины, – все же добавлю. – Ногинский глава откашлялся. – Удачи вам, ребята. Рэд – молодец. Смелый, решительный – настоящий мужчина. Герман может тобой гордиться, сынок.

– У нас все такие, – отводя глаза, пробормотал Рэд.

– Не перебивай. И ты, Кирилл, умница. Я слушаю тебя – и вижу, сколь многое ты перенял от Сергея, Вадима, других людей. Они – истинные ученые. Одержимые наукой, знаниями, уверенные, что нет предела человеческим возможностям! Пока человек может мыслить и творить, он существует. То, что случилось, развело вас по разные стороны. Рэд не обладает твоей эрудицией, ты – его навыками. Мы, взрослые, очень перед вами виноваты. Довели планету до такого состояния, что мир перевернулся…

– Пап, ну ты опять? – досадливо вмешалась Татьяна. – Ты-то тут при чем – «мы виноваты»? Ты – не президент и не министр! Обычный зубной врач, всю жизнь детишек лечил, вот в этой самой поликлинике! – Она постучала по стене за спиной. А Кирилл, покопавшись в памяти, припомнил, что такое «поликлиника». – Как ты мог на что-то влиять?

– Мог, Танечка, – вздохнул Максим Дмитриевич. – Все мы, взрослые, так или иначе, на что-то могли влиять. Могли, да не захотели. Не вмешивались, не протестовали, не пытались разобраться. Думали, что и без нас обойдется, а наша хата – с краю. Наше дело – детишек лечить… А расплачиваетесь вы.

Татьяна сердито молчала, но по лицу было видно, что отцовское самоуничижение не одобряет.

– И так уж выходит, что груз теперь – на ваших плечах, – продолжил Максим Дмитриевич. – Только вы сами и можете спасти свое будущее. Спасти человеческую расу, как таковую! Суметь продолжить себя в своих детях… У которых, когда подрастут, будет хватать времени и на учебу, и на физический труд. Нынешняя ситуация, в которой одни занимаются только наукой и не в состоянии перемещаться по поверхности, а другие – только войной и крестьянством, не притрагиваясь к книжкам – я считаю, в корне неправильная. Вы сейчас друг на друга смотрите так, будто с разных планет прилетели. – Мужчина перевел грустный взгляд с Кирилла на Рэда и обратно. – Вот что, мальчики. Вы, конечно, друг другу не нравитесь. Иначе и быть не может – слишком разные… Но просто запомните то, что я сейчас скажу. Сила вы – только вместе! И вот за это мы сейчас выпьем. – Максим Дмитриевич поднял стакан.

Речь – для Кирилла, по крайней мере – оборвалась неожиданно. В Бункере взрослые, ударившись в философию, могли рассуждать часами. И кстати, мысли в этом направлении Сергея Евгеньевича совпадали с теми, что Кирилл услышал сейчас. А вот Вадим с Еленой считали по-другому.

– Сергей Евгеньевич, не сравнивайте, пожалуйста, – недовольно хмурясь, возражала обычно Елена, – наших ребят и этих дикарей! Сколько на них Любовь Леонидовна жаловалась – ленивые, неусидчивые, ни малейшей тяги к знаниям! Чуть дай им волю – наши за планшеты хватаются, а эти на стадион несутся, в «игры» свои безумные играть. Если человек не хочет интеллектуально расти, это желание ему не привьешь, поймите! Люди неравны по природе своей, по уровню возможностей и способностей.

– То есть, ты считаешь, что все воспитанники Германа интеллектуально ниже наших? – сердился Сергей Евгеньевич. – Все шестьдесят человек?

– Я считаю, что если бы они были равны с нашими малышами и действительно хотели учиться, то ходили бы за Любовью Леонидовной, как хвостики, и в рот бы ей заглядывали! А этих, сколько ни корми, все в лес смотрят. Вы видели, как они себя ведут, оставшись без присмотра? Это же, простите, бандерлоги какие-то! Хорошо, что хотя бы Германа слушаются. Если б его не боялись – все бы здесь вверх дном перевернули, и за партой вы их не удержали бы, ни за какие коврижки.

– Да и сам Герман, прямо скажем, не Эйнштейн, – саркастически добавлял Вадим. – Было, как говорится, у отца три сына: двое умных, а третий – хоккеист… Вот он их и воспитал – по своему, что называется, образу и подобию.

– Вадик, – огорчался Сергей Евгеньевич, – Леночка! Ну как вам не стыдно! Будто не знаете, в каких условиях им всем, вместе с Германом, приходится жить, как тяжело они трудятся, насколько они…

И далее следовал давно приевшийся рассказ о нелегком труде адаптов.

– Разумеется, мы знаем, – со скучающим видом кивала Елена Викторовна. – Но это, простите, только лишнее доказательство тому, что каждый должен заниматься своим делом. Сопоставимым, так сказать, с уровнем способностей. Не надо учить кухарок управлять государством. Это, как показала история, дурно заканчивается.

Кирилл, которому изредка удавалось подслушать дискуссии взрослых – делал он это только в отсутствие Любови Леонидовны и ровно до того момента, пока она не появлялась – воспитательница была категорически против участия «малышей» во взрослых дебатах, – разделял, скорее, мнение Вадима и Елены. Сергей Евгеньевич, точку зрения которого Кирилл привык уважать, тоже, безусловно, в чем-то был прав – но ставить на одну доску их с друзьями и полуграмотных адаптов… В тот момент самому одаренному ребенку из группы «Солнышко» в голову не могло прийти, что когда-нибудь он будет жадно ловить каждое, произнесенное «бандерлогами» слово.

Максим Дмитриевич прав – с адаптами они и впрямь, будто с разных планет. Он понимает едва ли половину того, о чем говорят между собой спутники. И вот интересно, кстати – адаптам вообще известно, что все они живут на планете Земля? И что во вселенной есть другие планеты – а также звездные скопления, планетоиды, астероиды, и еще масса всего?

Кирилл покосился на соседей – на Лару, потом на Джека. Очень вовремя – те поднимали стаканы. Он, спохватившись, взял свой.

Стаканы со звоном ударились друг о друга. Все выпили, и Кирилл тоже – едва не поперхнувшись. Шепотом спросил у Лары, морщась и ставя стакан на стол:

– Что это?

– Сидр, – удивилась та. – Вкусный, чего кривишься?

– Я никогда раньше не пробовал алкоголь, – вспомнив, что означает «сидр», признался Кирилл.

– Да ты че?! – Джек охнул и схватился за сердце. – Ну все, звездец тебе теперь. Через минуту под стол рухнешь. Держись за лавку крепче!

Кирилл машинально схватился за лавку. Потом покосился на Лару, и по ее попыткам сдержать смех понял, что над ним издеваются. Разжал руки.

– Сам держись, – буркнул он.

В пререканиях с Олегом такая тактика обычно срабатывала.

Джек открыл было рот – явно не планировал оставлять жертву в покое, – но тут, по счастью, Татьяна принялась дергать отца за рукав.

– Пап, ну хватит, что ли? Официальная часть закончена? Ребятам вставать рано, а мы еще потанцевать хотели.

Максим Дмитриевич сделал строгое лицо.

– До одиннадцати! Не дольше! Пожалейте гостей.

– Да не дольше, не дольше… Наро-од! – бодро окликнула Татьяна. – Сдвигай столы! Тащи музыку!

Поднялся веселый кавардак, и стало ясно, чего все так ждали и почему с таким нетерпением переглядывались.

Кто-то уносил посуду, кто-то сдвигал столы. Притащили «музыку» – автомобильную магнитолу. Мелодию, полившуюся из магнитолы, Кирилл узнал – слышал эту композицию не раз в комнате у Даши. Сам он музыкой не увлекался, а вот подруга подобные тягучие напевы обожала.

Адапты быстро разбились на пары – парень подходил к девушке, брал за руку, они выходили в центр, обнимались и начинали покачиваться. Ничего общего эти «танцы» с теми – бальными и народными – которые Любовь Леонидовна показывала воспитанникам на мониторе во время уроков общего развития, не имели. С балетом – тем более. Сложностью движения танцующих не отличались. Пожалуй, и Кирилл смог бы так покачиваться – если бы набрался смелости подойти к девушке. Он представил, что тут была бы Даша… Да, пожалуй, ее без стеснения сумел бы пригласить. И у них нашлось бы, о чем поговорить, покачиваясь вот так.

Композиции сменяли одна другую. На третьей или четвертой к Кириллу подошел Максим Дмитриевич.

– Засыпаешь?

– Ага.

– Вот и я тоже. Пойдем, провожу в спальню. Этих-то, двужильных, если не разогнать – весь день плясать будут.

В коридоре было темно, Максим Дмитриевич зажег фонарь. Его луч осветил вспорхнувшую с подоконника пару. Подойдя ближе, Кирилл не без удивления узнал Джека. Адапт заслонил собой девушку, торопливо поправлявшую одежду – за его спиной мелькнула голова с разноцветными заколочками. В отличие от подруги, внезапным появлением посторонних ловелас не смутился.

– Ух ты! Никак, сокровище наше. – Джек скользнул по Кириллу насмешливым взглядом. – Дмитрич, тебе, может, помочь? А то ж оно у нас на трезвяк-то спотыкается, а тут еще алкоголя употребило! Как бы по дороге не рухнуло.

– Спасибо, – сухо отказался Максим Дмитриевич, – обойдемся. Перевел взгляд на девушку. – Наталья?…

Та, покраснев, забормотала что-то про «стоим, разговариваем» и «че такого». Максим Дмитриевич вздохнул.

– Да говорите на здоровье. Только слез потом не лей… Идем, Кирилл.

– Беда сплошная с этими девицами, – поделился со спутником он.

Кирилл, мало что поняв, многозначительно «угук-нул». А Максим Дмитриевич погрузился в свои – очевидно, невеселые – мысли и больше ничего не говорил до самой спальни.

– А Рэда ты слушайся, – неожиданно посоветовал мужчина перед тем как попрощаться. – И других не чурайся. Что бы там ни было, ребята они правильные. Если кто здесь и способен довести тебя до места, так это Сталкер… Хорошего отдыха.

Глава 5

Ногинск – Киржач (40 км)

– Все, приплыли. Днюем тут.

Телега останов илась, и Кирилл едва не завопил от радости. Сегодня он «учился ходить», держась за Рэда, дважды: до обеда и после. И если до обеда все шло неплохо и два часа честно отшагал, то потом, после того, как отдохнул в телеге и поел, оказалось, что ноги за это время налились свинцом. Они стали страшно тяжелыми и болели. Передняя поверхность, задняя – каждый шаг отдавался болью.

Кирилл сказал об этом Ларе. Та сноровисто ощупала ноющие конечности.

– Так больно?… А так?… Нормально все, – уверенно заявила она. – Это мышцы, с непривычки болят. Сегодня и завтра помаешься, а потом полегчает. Как на дневку встанем, напомни, разомну тебя. А пока – терпи. И смотри, Сталкеру не жалуйся! Он хуже Германа, нытья терпеть не может.

И Кирилл, сцепив зубы, терпел. Жаловаться Рэду он и без Лариного предупреждения не стал бы – тем более что тот со вчерашней ночи общался со спутником исключительно короткими командами. Слезай, пошли; стоп – яма; налево, направо – и все.

В палатке Кирилл выбрался из кокона, зажег фонарь и принялся обустраиваться. Снаружи доносились негромкие звуки – адапты занимались своими делами.

На вопрос любознательного миссионера, почему на дороге нельзя даже фонарем пользоваться, а во время стоянок отряд спокойно разжигает костры, не опасаясь ни Диких, ни расплодившихся в лесу хищников, Лара с недоумением ответила, что ни Дикие, ни звери из ума пока вроде не выжили. Первым в свое время так «насовали», что нападать на охраняемый лагерь не рискнут, даже если будут с голоду помирать – разве что какие-нибудь отморозки нездешние сунутся, которые про Сталкера не слыхали. А от вторых отлично защищает костер.

Сама Лара Кирилла скоро навестила – принесла ужин.

– Сталкер велел в палатке тебя кормить, – пояснила она. – Чтоб ты по темноте не шарился.

– Спасибо. А ты?

– Я – со всеми. Ешь, я подожду, чтобы посуду забрать. Ты ведь сам помыть не сможешь.

– Спасибо, – неловко повторил Кирилл.

И подумал, что новый ПНВ нужен до зарезу. Без него он получается абсолютным иждивенцем: адапты ставят лагерь, готовят еду, моют посуду, а «пассажир» сидит в сторонке и палец о палец ударить не в состоянии.

С одной стороны тут, конечно, налицо то самое разделение по способностям, о котором говорили Елена и Вадим – в Бункере ведь тоже готовила и мыла посуду повариха Валентина Семеновна. А тут… Тут это, наверное, не так-то легко проделать. И вроде несправедливо получается.

– А где Рэд? – скрывая неловкость, перевел разговор Кирилл. – То есть, Сталкер?

– С парнями в поселок ушел. – Лара была занята: она рассматривала собеседника. Занималась этим с самой первой ночи, ужасно тем самым предмет разглядывания смущая. – Часа через два нарисуются, не раньше.

– А тут есть поселок?

– Прикинь, – фыркнула Лара. – Киржач.

– А скажи, пожалуйста…

Кирилл догадывался, что и этот вопрос покажется адаптке глупым – как казались спутникам большинство его вопросов, – но любопытство пересилило. К тому же Лара, при всем своем странно повышенном интересе к его персоне – не Рэд. Она добрая, веселая. Если командира навязанный в Бункере попутчик очевидно раздражал, то ее скорее забавлял. И улыбка у Лары была очень милая.

– Почему же тогда мы спим в палатках? Почему нельзя в этом Киржаче остановиться?

– Они к себе дневать не пускают. Они там вообще на всю башку долбанутые.

– То есть?

Лара вздохнула.

– Вы в своей норе вообще, что ли, сидите – ни хрена не знаете? Они, это самое… не помню, как называется. Которые в бога верят.

Лара нахмурилась, вспоминая нужное слово. Кирилл попробовал помочь:

– Монахи?