Мальчик из леса Кобен Харлан
— Да?
— Через двести ярдов, справа, есть карман для парковки. Высадите меня там.
Уайлд чувствовал, что ему нужно побыть в лесу.
Недолго. Скоро ему нужно возвращаться к Мейнардам. Мрачная поездка в Синг-Синг и мрачнейший рассказ о том, как Реймонду сломали позвоночник, заставили Уайльда почувствовать, что стены, как в прямом, так и в переносном смысле, начинают смыкаться вокруг него. Может, это была разновидность клаустрофобии — недостаточно серьезная для диагноза, — но Уайлд понимал, что нужно побыть в лесу. Когда он надолго расставался с этими деревьями, ему переставало хватать воздуха. Такое чувство, что легкие вот-вот откажут.
Представьте, что вас закрыли в подобном месте. Что вы ежедневно пытаетесь донести до людей правду. Докричаться всеми известными вам способами. Но вас никто не слышит…
Закрыв глаза, Уайлд принялся делать глубокие вдохи.
На подходе к Мейнард-Мэнор он начал приходить в себя. Почувствовал себя сильнее. У ворот остановился «эскалейд» Хестер. Тим открыл заднюю дверцу. Хестер вышла из машины. Ткнула в него пальцем и спросила:
— А с тобой что стряслось?
— В смысле?
— Похож на котенка, которого забыли в сушилке для белья.
Вот тебе и пришел в себя. Вот тебе и сильнее.
— У меня все хорошо.
— Уверен?
— Уверен.
— Рола нашла мать Наоми. И она согласилась со мной встретиться.
— Когда?
— Если сегодня, то нужно ехать прямо сейчас. Она в Нью-Йорке.
— Поезжайте, — сказал Уайлд. — Здесь я справлюсь.
— Сперва говори, где был. Чтобы я поняла, почему у тебя такой жалкий вид.
Он изложил ей сильно сокращенную версию своей поездки с Саулом Штраусом в Синг-Синг. Оказалось, что сокращенной версии более чем достаточно. Хестер побагровела, стиснула кулаки. За всей этой суетой с Крахом и Наоми Уайлд почти забыл, что Хестер Краймштейн имеет славу чуть ли не самого несгибаемого уголовного адвоката в стране. И чего она терпеть не может, так это прокурорских уловок.
— Вот сволочи, — сказала она.
— Кто?
— Копы, прокуроры, судьи — кого хочешь выбирай. Надо же так раскатать невиновного человека. А теперь знают, что этот Киндлер подбрасывал улики, и все равно держат его за решеткой? Позорище. Есть у тебя номер Саула?
— Есть.
— Передай ему, что я возьмусь за дело Реймонда. Бесплатно.
— Вы же не знаете подробностей.
— Глянь, что у меня есть. — Хестер постучала пальцем по носу.
— Нос?
— Вот именно. Нос не обманешь. От этого дела воняет, как от мусорного ведра, которое тридцать лет не выносили. Передай Штраусу, что я сделаю пару звонков и кое-кому жопу надеру. Так и скажи.
— И еще. Знаете кого-нибудь в Синг-Синге? — спросил Уайлд.
— Например?
— Например, кого-нибудь, кто покажет мне журнал посетителей.
— Подробности сбрось эсэмэской, кукленок. — Хестер пошла назад к машине. — Посмотрю, что можно сделать.
Тим уже открыл дверцу. Хестер забралась на заднее сиденье. Тим едва заметно кивнул Уайлду, сел за руль и уехал.
Уайлд пошел к вершине холма. Там собралась вся команда Ролы — сплошь женщины с тяжелыми взглядами.
— Мейнарды знают, что я вернулся? — спросил он.
Рола кивнула.
До полудня оставалось полчаса. Причин идти в дом не было. Если Мейнардам понадобится Уайлд, они в курсе, где его искать. Он свернул на тропинку и пошел в сторону леса: к тому самому валуну, где целовались Мэтью и Наоми. Спроси его кто, зачем он туда направился, Уайлд не смог бы объяснить. Наверное, потому, что ему хотелось тишины, покоя, свежего воздуха. Больше всего — свежего воздуха. Не хотелось торчать в этой чертовой библиотеке дольше, чем нужно.
Взглянув на экран телефона, он с удивлением увидел письмо с генеалогического сайта. Оно пришло от «ближайшего» родственника Уайлда: того самого П. Б. Уайлд подумал, как лучше поступить: удалить сообщение сразу или пока что оставить, но не открывать. Наверняка в нем нет ничего интересного. Генеалогия — распространенное хобби. Людям нравится искать родню, чтобы «пообщаться для развлечения» (так было написано на веб-сайте). Скорее всего, автор письма замучает Уайлда вопросами, пытаясь отыскать новые ветви своего генеалогического древа.
Уайлду было неинтересно на них отвечать. С другой стороны, грубость и осознанное невежество тоже не в его стиле. Как и промедление.
Он нажал на ссылку и прочел письмо П. Б.:
Здравствуйте. Простите, что не указываю своего имени, но по некоторым причинам я не люблю раскрывать посторонним свою личность. В моем прошлом множество пробелов и загадок. Судя по данным этого сайта, Вы — мой ближайший родственник. Хочу спросить, нет ли пробелов в Вашем прошлом. Если есть, не исключено, что я смогу их заполнить.
Уайлд прочел письмо дважды, перечитал в третий раз.
Пробелы и загадки. Сейчас для них не самое лучшее время.
Он убрал телефон. Поднял глаза, посмотрел сквозь ветви на глубокое синее небо. Задумался о Реймонде Старке. Интересно, когда Реймонд последний раз был в лесу? Среди зелени и синевы, а не казенной серости? Уайлд сунул руку в задний карман. Достал фотографию практикантов на ступенях Капитолия, которую дал ему Штраус. Снова взглянул на лица: Расти Эггерс, Дэш, Делия.
Да ну к черту.
Он поспешил к дому Мейнардов. Перепрыгивая через ступеньку, взмыл по лестнице и ворвался в библиотеку. Дэш Мейнард смотрел в экран компьютера, словно в хрустальный шар, который показывает будущее. Делия расхаживала из угла в угол.
— Мы рады, что вы вернулись, — сказала она.
Уайлд вышел в центр комнаты и поднял фотографию так, чтобы оба ее видели.
— Узнаете этот снимок? — Ему хотелось увидеть их реакцию.
Оба отпрянули, словно вампиры при виде креста.
— Зачем вам это? — сухо спросил Дэш.
— Узнаете этого парня? — Уайлд показал на Кристофера Энсона.
— Что это, черт возьми, такое?
— Его звали Кристофер Энсон.
— Мы знаем, как его звали, — сказала Делия. — Но, Уайлд, какого черта? Мы ждем сообщения от человека, похитившего нашего сына. Неужели непонятно? — (Уайлд не видел причин отвечать.) — Зачем вы поднимаете этот вопрос? Именно сейчас?
— Затем, что похитителю вашего сына нужен настоящий компромат.
— Который мы выложили в соответствующую папку, — сказал Дэш.
— Эрни Поплин говорит, что слышал, как Расти Эггерс признался в убийстве.
— Эрни Поплин — душевнобольной, — отмахнулся Дэш.
— Вы же не думаете, что мы имеем отношение к смерти Кристофера? — добавила Делия.
— Может, речь не о вас двоих, — сказал Уайлд.
— А о ком? О Расти? — Делия покачала головой. — Нет.
— Поймите, Эрни Поплин — пустобрех, — сказал Дэш. — Когда мы уволили его из передачи, он очень обиделся. Добавьте к этому наркотики и психическую нестабильность…
— Не понимаю, — перебила его Делия. — Кто дал вам этот снимок?
— Реймонд Старк.
Тишина.
Уайлд ждал. Хотел увидеть, станут ли они притворяться, что это имя им не знакомо. Они не стали.
Через некоторое время Дэш сказал:
— О господи.
— Что?
— Это Реймонд Старк вас надоумил? Чтобы выбраться из тюрьмы, все средства хороши?
Делия взглянула на мужа:
— Может, все это его рук дело?
— В смысле?
— Дело рук Реймонда Старка. — Дэш повернулся к Уайлду. — Может, какой-то бывший сокамерник оказывает ему услугу. Они похитили нашего сына и заявляют, что все это связано с убийством Кристофера. Требуют запись, которая докажет, что Старк невиновен.
— А может быть, — подхватила Делия, — Реймонд Старк рассказал кому-то эту историю и теперь этот человек действует самостоятельно.
— Уайлд, — Дэш снова повернулся к нему, — каким образом на вас вышел Реймонд Старк?
В этот момент компьютер сказал «Дзинь!».
Наступил полдень.
Делия обновила страницу. На ней появилось сообщение:
Крах находится здесь:
41°0717.5С. Ш. 74°1235.0В. Д.
У Уайлда пересохло во рту.
— Это что?.. — спросила Делия, указывая на экран.
— Координаты, — кивнул Уайлд.
Но не просто координаты.
Похоже, кто-то надумал играть с ним в игры.
— Ничего не понимаю, — сказала Делия. — Где это?
Уайлду даже не понадобилось доставать телефон и открывать карту. Он знал, что это за место.
— Это в лесу, примерно в трех милях отсюда, рядом с горой Рамапо. Я доберусь пешком, так быстрее всего. Передайте координаты Роле. Пусть возьмет машину, встретимся на месте.
Он не стал ничего объяснять. Просто встал, сбежал вниз по лестнице и вышел из дома. Воздух был липкий, на лице выступила испарина. Ну что, Крах действительно там будет? В целом неплохое место, чтобы вернуть заложника: укромное, далеко от дорог и видеокамер, в самой чаще.
Но почему именно эти координаты?
Потому что кто-то всерьез захотел вывести Уайлда из душевного равновесия.
Не сбавляя хода, он сунул в уши AirPods и позвонил Хестер. Когда она ответила, сказал:
— Похитители прислали координаты. Сорок один градус ноль семь…
— Уайлд, давай по-человечески.
— Это уединенное место в горах Рамапо. Возле древнего могильника.
— Погоди. То есть…
— Да. То самое, где меня нашли полицейские.
— Матерь Божья, — сказала Хестер. — Кто еще их знает?
— Точные координаты? Копы. Может быть, пресса. Понятия не имею. Это же не секрет.
— Но и не совпадение.
— Нет, не совпадение.
— Ты где? — спросила Хестер. — Почему запыхался?
— Бегу на место. Я вам перезвоню.
Разумеется, Уайлд знал дорогу. И понимал, что Роле и тем, кого она с собой возьмет, понадобится больше времени: с шоссе так просто не подъедешь. Придется больше мили шагать по пересеченной местности.
Но почему именно там?
Уайлд начинал все понимать. Кусочки этой адской головоломки понемногу собирались в единое целое. Противник хочет посеять хаос и смятение. Но Уайлд — быть может, впервые — ясно понимал, что к чему.
Он свернул влево, поднырнул под ветви, стараясь не снижать темп. Много лет назад, когда его окружили лесники и полицейские, у него была купольная палатка «Коулман» и спальник «Эдди Бауэр» — и то и другое он стащил из какого-то дома в Рингвуде. Он не помнил, как долго жил на том месте, подальше от туристических тропинок. Но, увидев, что за ним пришли, юный Уайлд — как же он называл себя в те времена? проклятье, он даже имени своего не знал! — понял, что пора спасаться бегством. Уже не впервые: он всегда убегал, если кто-то замечал его или подходил слишком близко.
Почему?
Почему он всегда убегал? Из-за первобытного инстинкта самосохранения? Уайлд часто задавал себе вопрос: неужели в человеке заложено стремление бежать от других людей, а не общаться с ними? Почему в детстве инстинкт всегда подсказывал ему: спасайся бегством? Это генетика, человеческая природа — или последствия того, что ему довелось пережить?
Но тем свежим ранним утром, сидя в палатке, окруженной четырьмя взрослыми, Уайлд решил не убегать. Наверное, чувствовал, что сбежать не получится. А может, принял такое решение потому, что среди взрослых был Орен Кармайкл. Даже в те времена Орен лучился спокойствием и внушал доверие.
Через три — максимум четыре — минуты он будет на месте.
Сейчас он находился чуть севернее области леса, известной под названием Чаша, примерно в миле от границы между штатом Нью-Джерси и штатом Нью-Йорк. Если навскидку, все подробности этого рандеву наводили на мысль о засаде. Теперь, когда Уайлд был совсем рядом, он задумался, не стоит ли притормозить и принять меры предосторожности. Чтобы заметить противника, достаточно будет быстрой разведки — если только похититель не слишком хитер. Если же работают профессионалы, а на деревьях засели снайперы, от скаутских навыков Уайлда не будет никакого толку. Его попросту снимут, когда сочтут нужным.
Но зачем нагнетать?
Нет, это была не засада. Это был отвлекающий маневр.
Деревья здесь росли гуще, рассмотреть что-либо было затруднительно. Даже ребенком Уайлд знал, что не стоит разбивать лагерь на полянках: там он будет как на ладони. По ночам он, как правило, разбрасывал вокруг палатки сухие ветки или даже старые газеты. Если кто-нибудь (или, что вероятнее, какое-нибудь животное) подойдет слишком близко, он услышит предупреждающий хруст веток или шорох газет. Спал он чутко, вполглаза — наверное, потому, что с детства привык остерегаться хищников. Люди, как правило, с головой окунаются в пучину сна. Уайлд же скользил по его волнам.
До места осталось сто ярдов.
Уайлд заметил что-то красное.
Не человека. Через несколько секунд, подбежав ближе, он понял, что красный предмет сравнительно невелик: примерно фут в длину, фут в высоту.
Переносной холодильник. В самый раз для шести банок пива и пары бутербродов.
Уайлд почувствовал, как дыбятся волосы на загривке.
Непонятно почему. Просто холодильник. Но инстинкт не обманешь.
Он приблизился, опустил защелку, поднял крышку, заглянул внутрь.
Попытался взять себя в руки. Получилось неважно. Хорошо хоть сдержал крик. Не завопил на весь лес.
Просто стоял и смотрел на отрезанный палец. На пальце был перстень, а на перстне — улыбающийся череп.
Глава тридцать пятая
Мать Наоми — Пиа — жила на Манхэттене в четырехэтажном таунхаусе в стиле неоренессанс на Парк-авеню. Женщина в черном, вылитая французская горничная, открыла дверь и провела Хестер по паркетному полу в елочку мимо обшитых дубовыми панелями стен и замысловато украшенной лестницы в пышный сад во внутреннем дворе.
Пиа сидела в шезлонге — в темных очках, бежевой панаме и едва застегнутой кофточке цвета морской волны. Когда вошла Хестер, Пиа не встала. Даже не повернулась в ее сторону.
— Не понимаю, почему вы меня преследуете.
Ее высокий голос дрожал. Не дожидаясь приглашения, Хестер придвинула свободный шезлонг поближе к Пиа и уселась. Ей хотелось слегка потревожить личное пространство этой женщины.
— Мило у вас тут, — сказала Хестер.
— Спасибо. Что вам нужно, миссис Краймштейн?
— Я пытаюсь найти вашу дочь.
— Ваша помощница об этом упоминала.
— И вы отказались обсуждать этот вопрос.
— Во время второго звонка, — сказала Пиа.
— Правильно. В первый раз вы пошли нам навстречу. Сказали, что ничего не знаете. Почему во второй раз вы повели себя иначе?
— Решила, что с меня довольно.
— Да, Пиа, вот только мне не верится.
Из-за темных очков невозможно было понять, куда смотрит Пиа. К Хестер она не поворачивалась. Бывшая миссис Пайн была сногсшибательной женщиной, это без вопросов. Хестер знала, что в прошлом Пиа работала моделью, рекламировала купальники, и это прошлое было не таким уж далеким.
— Знаете ли, она мне не дочь.
— Угу.
— Я отказалась от всех родительских прав. Вы же адвокат. Понимаете, что это значит.
— Почему?
— Что «почему»?
— Почему вы отказались от родительских прав?
— Вы же знаете, что она — приемный ребенок.
— Наоми, — сказала Хестер.
— Простите?
— Вы все говорите: «она» да «она». У вашей дочери есть имя. Ее зовут Наоми. И какая разница, приемная она или нет? Как это касается ее имени?
— Я действительно не могу вам помочь, миссис Краймштейн.
— Наоми связывалась с вами?
— Я бы предпочла не отвечать.
— Вы отказались от родительских прав добровольно? Или же были их лишены?
— Добровольно. — Пиа по-прежнему смотрела в сторону, но теперь тонко улыбалась.
— Чтобы против вас не выдвинули обвинений?
— А, — Пиа едва заметно кивнула, — вы разговаривали с Бернардом.
— Вам место в тюрьме.
— Миссис Гольдман? — сказали за спиной у Хестер. В саду появилась молодая женщина с детской коляской. — Натану пора в парк, на прогулку.
Пиа повернулась к женщине и широко улыбнулась:
— Ступайте, Энджи. Я догоню вас у воды в зимнем саду.
Молодая женщина укатила коляску.
— У вас есть сын? — Хестер постаралась не выказать ужаса.
— Натан. Десять месяцев. И да, биологически он мой. И моего мужа.
— Я думала, вы бесплодны.
— И я так думала. Разумеется, со слов Бернарда. Выходит, что проблема была с его стороны. — Она склонила голову набок. — Миссис Краймштейн? — (Хестер ждала.) — Я ни разу ее не обидела.
— Наоми, — сказала Хестер. — Ее зовут Наоми.
— Бернард все выдумал. Он лжец. И не только лжец. Жаль, я не сразу поняла, что он за птица. Конечно, не я первая так говорю. Но жаль, что не поняла. А может, дала слабину. Бернард издевался надо мной. Вербально, эмоционально, физически.
— Вы кому-нибудь об этом рассказывали?
— Я слышу в вашем голосе недоверие.
— Не будем о моем голосе, — сказала Хестер чуть резче, чем намеревалась. — Вы кому-нибудь рассказывали?
— Нет.
— Почему?
— Вам и правда хочется выслушивать историю очередной жертвы мужских издевательств, миссис Краймштейн? — Улыбнувшись, Пиа снова склонила голову набок, и Хестер подумала: интересно, скольких мужчин пленило это нехитрое движение? — Бернард умеет быть обаятельным, произносить убедительные речи. И еще обожает манипулировать людьми. Он рассказывал вам про ванну с кипятком? Это его любимая история. Разумеется, выдуманная. Будь это правдой, она… — на сей раз Пиа осеклась, — Наоми попала бы в больницу, верно?
«Верно», — подумала Хестер.
— Не стану пересказывать всю свою биографию. Я родилась в маленьком городишке. Природа… как бы выразиться… наградила меня фигурой, привлекающей чересчур много внимания. Все говорили, что мне нужно идти в модельный бизнес. Я попробовала. Честно говоря, безуспешно: ростом не вышла. И не страдала отсутствием аппетита. Кое-какая работа мне все же перепадала: в основном реклама нижнего белья. А потом я влюбилась в сильного мужчину. Поначалу Бернард был добр ко мне, но позже его комплексы сожрали его заживо. Он был уверен, что я ему изменяю. После съемки я возвращалась домой, и он задавал миллион вопросов: кто со мной говорил, кто флиртовал, ну не скромничай, быть такого не может, чтобы к тебе никто не подкатывал, ну а ты что — улыбнулась? Поддержала разговор? Кстати, почему ты так поздно?
Пиа замолчала, сняла темные очки, вытерла глаза.
— И вы ушли от него? — спросила Хестер.
— Да, ушла. Выбора не было. Мне помогли. Очень сильно помогли. Я начала вставать на ноги и тут встретила Гарри, моего мужа. Остальное вам известно.
— Наоми связывалась с вами? — спросила Хестер так вкрадчиво, как только могла.
— Какое вам дело?
— Долго рассказывать. Но я никогда не предам Наоми, слышите? Что бы вы ни рассказали, знайте: я сделаю все, что в моих силах, чтобы ей помочь.
— Но если расскажу, — произнесла Пиа, — то я сама предам Наоми.
— Можете мне доверять.
— Вы работаете на Бернарда?
— Нет.
— Поклянитесь.
— Мне нет дела до вашего бывшего мужа. Меня интересует ваша дочь. Да, клянусь.
— Наоми звонила мне. — Пиа вновь надела темные очки.
— Когда?
— Несколько дней назад.
— Что сказала?
— Сказала, что ее ищут какие-то люди, работающие на Бернарда. И что эти люди могут позвонить мне и спросить, где Наоми, — так, как вы позвонили во второй раз. Она просила ничего не говорить.
— С чего бы?
— Наверное… наверное, планировала сбежать от отца. И решила: если все подумают, что она у меня, ей удастся запутать следы.
— И вас это устроило? Что она хочет пуститься в бега?
— Я была очень рада. Ей необходимо было сбежать от Бернарда.
— Не понимаю, — сказала Хестер. — По вашим словам, он жестокий человек. Ну, ваш бывший.
