Три метра над небом. Я тебя хочу Моччиа Федерико

Паллина качает головой, тянет меня за рукав, и мы входим.

– Он скромничает. – Паллина хлопает охранника по плечу: – Спасибо, Андреа.

Я иду за ней, улыбаясь.

– Да… времена, действительно, изменились…

– В смысле?

– Что за охранников теперь нанимают?

Паллина оборачивается на Андреа, который следит за нами взглядом, будто сомневаясь, что это и есть тот самый Стэп, о котором он столько слышал.

– Ну, слушай, Стэп, он реальный.

Реальный. Что это значит? Когда-то, прежде чем встать на дверях, тебе показывали кузькину мать, чтобы понять, годишься ты или нет. Знаешь, однажды мне велели занести деньги в «Green Time» одному господину… Едва я вошел, как на меня наскочили трое. – Я начинаю рассказывать. Полло там тоже был. На этот раз мне удается не упоминать о нем, не хочу его волновать, где бы он ни был. Надеюсь, он слушает меня и веселится, вспоминая это время. – В общем, хрена им удалось отнять у меня деньги. Я одним движением вытащил ремень и хрясь! Надавал всем троим по роже. Одному попал пряжкой в скулу и разбил ее, другим меньше досталось. Но плюх я и им надавал. Со следующего дня я четыре месяца стоял на дверях в «Green Time». По сотке за вечер. Вот это была жизнь, есть о чем вспомнить.

– У Полло был шрам на левой щеке. Он мне говорил, что это от ремня.

Ничего от нее не утаить.

– Может, это отец его порол?

Она смотрит на меня с улыбкой.

– Вот врун. Ты не изменился.

Мы садимся за пластиковый стол, на белые стулья и молчим. Я оглядываюсь. Сзади виднеется нечто надувное, кое-как приспособленное под бассейн. Оттуда доносится гвалт: там самые разные люди. Один, стоя на бортике, орет как недорезанный. Он обхватывает руками колени и падает «бомбочкой». Брызги летят во все стороны. Толстая дамочка в синем купальнике прикрывает волосы руками, и получается, будто она святая в венце… Какой-то мальчишка показывает на нее пальцем своим дружкам, и она кричит на него, грозя кулаком. Потом она, ворча что-то себе под нос, плавает в этом бассейне с теплой и пенистой водой. Ее муж, толстый, с густой растительностью на груди, сидит на противоположном бортике и смеется, глядя на жену. Он покачивает головой и курит сигарету. Наверняка еще и мочится. Потом закашливается. Сигарета падает в воду и гаснет, он ее слегка притопил: именно там, где ныряет какой-то малыш, неловко пытаясь плыть вольным стилем.

– Ну, как ты живешь?

– Отлично, а ты?

– Хорошо, хорошо.

Мы молчим некоторое время, вспоминая то, что ушло безвозвратно. К счастью, из музыкального аппарата доносится песня «The lion sleeps tonight». Как знать. Кто из нас сейчас лев. И, главное, действительно ли он спит. Подходит официант.

– Подожди, дай-ка я угадаю. «Corona» с долькой лимона.

– Нет, теперь я пью «Bud».

– Да ты что? Мне тоже оно безумно нравится. Два «Bud», пожалуйста.

Кто знает, она это всерьез сказала?

– Знаешь, я часто о тебе думала, когда ты был там… в Нью-Йорке, кажется?

– Да.

Смешная она, ничуть не изменилась: то болтает без остановки, то говорит что попало. Она так часто обо мне думала, что даже точно не знала, где я находился. Да ты что, Стэп? Это же Паллина, оставь ее в покое. Это девушка твоего друга Полло. Ее тоже не надо строго судить, не надо анализировать без конца все, что она говорит. Давай, спокойнее. Мысленно сам себе даю пощечину.

– Да, в Нью-Йорке. И я здорово там поразвлекся.

– Представляю. Ты правильно сделал, что уехал тогда. Здесь такой напряг был.

Нам приносят «Bud». Поднимаем бокалы. Мы знаем, за что сейчас выпьем.

– За него…

Я говорю это вполголоса. Она кивает. Глаза ее застилаются любовью, воспоминаниями, прошлым. Но сейчас мы здесь. И наши бокалы со звоном ударяются друг о друга. Потом я жадно припадаю к запотевшему стеклу: пиво холодное, такое вкусное! Мне не хочется отрываться, но, выпив половину, перевожу дыхание. Ставлю «Bud» на стол.

– Хорошее.

Лезу в карман куртки. Но Паллина опережает меня. Она достает пачку «Мальборо лайт» из светло-зеленой рубашки с погончиками и карманами на молнии. Вынимает из пачки одну сигарету и протягивает пачку мне. Мну сигарету и с грустью думаю, что прошли те времена, когда вожделенная сигарета передавалась по кругу. Меня охватывает грусть: неужели время желаний ушло? Закрываю пачку и отдаю Паллине. Сигарета во рту. Она протягивает зажигалку и дает мне прикурить. У нее холодные руки, она улыбается.

– Знаешь, а ведь у меня с тех пор больше не было мужчины.

Я затягиваюсь и выпускаю плотное облако дыма.

– Мужчины? А парень был? – я пытаюсь глупо пошутить.

– Да нет, в общем, этого не было.

То ли из-за «Bud», то ли из-за сигареты или этого бардака вокруг, мы смеемся. И все становится как прежде, легко и просто.

Мы рассказываем друг другу обо всем: о прошлом, о том, что происходит в нашей жизни сейчас, о друзьях. Всякую такую хрень. Обычную хренотень. Но нам хорошо вместе. Она рассказывает римские новости.

– Ну эта! Как ее, ты же помнишь? Ты не представляешь, какой она стала!

– Пампушкой?

– Да она просто жирная корова!

Мы смеемся.

– А вот Фруллино снова вляпался.

– Да ты что?

– Да, он поцапался с Паперо, потому что спутался с его подружкой, а тот его вывел на чистую воду.

– Поверить не могу, все безбожниками стали.

– Клянусь тебе.

Мы снова смеемся.

– Братья Бостини открыли пиццерию.

– Где?

– У «Фламинио»[7].

– Ну и как?

– Нормально, туда много наших ходит, ну и вообще полно народу. Там клево и недорого. А Джованни Сманелла все никак аттестат не может получить.

– Да ты что? О чем он думает?

– Представляешь, этой зимой он ко мне клеился.

– Да ладно! Вот козел!

Невольно наваливается прошлое. Паллина озабоченно смотрит на меня.

– Да нет, это было даже мило. В конце концов мы подружились, он просто ходил со мной всюду. И часто рассказывал мне о Полло.

– Да ладно! – я задумываюсь.

– Блин, Стэп! – Паллина отхлебывает пиво. – Да ты нисколько не изменился!

Напрягаюсь, но тут же забиваю. Да какая разница. Она ничего плохого не сделала. Жизнь продолжается.

– Изменился, – улыбаюсь я.

– Ну ладно, тогда можно касаться и других тем?

Она улыбается и строит мне невероятно хитрую рожицу.

– А-а-а… – тут я понимаю, что изменился в лице. – Вот и болезненная точка. Ты же сам хотел об этом.

Она делает последний глоток и становится настоящей женщиной.

– Ну, ты больше с ней не говорил? Сколько времени ты с ней не общался? Ты пытался позвонить ей оттуда?

Настоящий танк, ее не остановить.

– Да, блин, успокойся ты. Я что, в полиции на допросе? – стараюсь не показать, как меня задела эта тема. Не знаю, получилось ли. – Нет, не говорил.

– Ни разу?

– Ни разу.

– Поклянись.

– Клянусь.

– Не верю.

– Какого дьявола. Ты думаешь, я тебе вру? Ну, тогда считай, что я с ней говорил.

– Ну ладно, ладно, верю. А я ее встретила однажды.

И делает паузу. Длинную. Слишком длинную. Молчит. Нарочно.

Смотрит на меня и улыбается. Она хочет, чтобы я что-нибудь сказал. Выжидает. Но почему? Вот блин. Засранка. Я не выдерживаю.

– Ну, давай, Паллина, колись. Рассказывай.

– Все такая же симпатичная, но…

– Но?

– Другая. Не знаю, как сказать. В общем, она изменилась.

– В этом я и не сомневался. Все мы изменились.

– Да, согласна… Но она… она как-то так изменилась… не знаю, как-то по-другому.

– Да ты уже говорила! Что это значит – по-другому?

– Не знаю. Она стала другой и все тут. Не могу объяснить. Если не понимаешь, тебе нужно ее увидеть и тогда…

– Спасибо за совет.

И тут я, сам не знаю как, задаю вопрос, который вертится у меня на языке. Я не хотел его задавать, он сам выскочил, как будто спрашивал кто-то другой.

– А она… она была одна?

– Да. И знаешь, чем она шла заниматься? Шопингом.

Меня разбирает смех. Я помню ее, представляю ее и вдруг явственно вижу ее. Баби. «Так. Подожди меня здесь. Никуда не уходи, Стэп, не исчезни, как ты это обычно делаешь. Нет, правда, не уходи: мне нужен твой совет…» Я остаюсь перед витриной. Она входит в магазин, смотрит, выбирает и зовет меня. «Смотри, я беру это. Тебе нравится?» Но я не успеваю ответить. Она передумала, берет другую модель. Примеряет, ей идет. Она снова полна решимости купить это платье. Проходится передо мной, смотрит на меня. «Ну?.. Эй, как тебе?» – «Мне кажется, тебе очень идет». Смотрится в зеркало. Но ей что-то не нравится, что-то, видимое только ей. «Простите, но мне надо еще немного подумать». Мы выходим из магазина, и она обнимает меня. «Нет, нет, я решила его не брать. Слишком дорого». Она счастлива, потому что в любом случае приняла правильное решение. В конце концов, это платье я ей подарил несколько дней спустя. А она смеялась. Это стало игрой. Еще одной. Баби, ну почему ты не хотела больше играть? Я не успел найти ответ на этот вопрос.

– А ты не знаешь, она все еще с этим?

– Нет, не знаю. Как бы я мог узнать? Я же сказал тебе, что больше с ней не разговаривал. У меня что, по-твоему, есть тайные осведомители?

– Я думаю, у нее никого нет, – она специально это говорит, и улыбается, думая, что мне приятно это слышать.

Вообще-то, я не знаю, что она при этом думает, и не хочу знать: – Короче, Баби меня не интересует.

Паллина недоверчиво тянет:

– Что?

– Она меня не интересует. Серьезно. Кто-то однажды сказал, что, если ты справишься с чем-то в Нью-Йорке, ты справишься с этим в любом другом месте. Думаю, я справился.

– Понятно. Это был не кто-то. Это было. Что-то изменилось. Ну ладно, я тебе верю. – Она весело улыбается.

Я делаю еще глоток пива.

– Слушай, она меня действительно не интересует.

– Да что ты мне это повторяешь, прости Господи.

Звонит чей-то телефон. Звонок какой-то необычный. Полифония, но на низких тонах, – звук искаженный, отвратительный. Парень за соседним столом, вынимает сотовый из кармана и подносит к уху. Но это звонит не его телефон. Он слегка краснеет, и вновь продолжает прерванный было разговор с девушкой, сидящей напротив. Девушка делает вид, что ничего не произошло. Телефон продолжает звонить. Звонок настойчивый, он становится все громче. Толстяк за другим столом вынимает из кармана рубашки крошечный телефон и смотрит на него. Он плохо видит и поэтому подносит телефон к уху. Нет, это не его телефон. Он едва не бросает его на стол: «Черт бы побрал все эти мобильники».

– Я оставила телефон дома, – говорит Паллина, – значит, это не мой. Иногда, когда не хочу ни с кем разговаривать, я его отключаю. Но сегодня я его просто забыла.

Телефон продолжает звонить.

– Слушай, почему-то мне кажется, что это твой.

Я делал очередной глоток пива, и оно едва не выливается мне на рубашку. Блин, точно, как я об этом не подумал. Вынимаю телефон из кармана. Это он. Теперь он звучит еще громче. Наверняка это Паоло выбрал такой звонок. На меня смотрят. И Паллина тоже. Я пытаюсь оправдаться:

– Мне его сегодня вечером подарил Паоло.

Паллина кивает.

– Алло, – да, это мой звонил.

– Ну, наконец-то. Я думала, ты на дискотеке. Ты не слышал звонок? – Красивый женский голос. Потом раздается смех. – Ты, наверное, спрашиваешь себя, кто бы это мог раздобыть твой телефон. Твой брат мне все рассказал. Я надеюсь, что я первая тебе по нему звоню. Это Ева.

Я замираю. Ева? Ну да… Ева, стюардесса. Ева, которая приносила мне пиво. Ева, порхающая, как бабочка, по самолету. Кнелька Ева. Вот когда могут пригодиться братья. И сотовые телефоны.

– Ну так… ты слышишь меня?

– Конечно.

– Ты понял, кто я, или ты уже напрочь меня забыл?

– Да как я мог забыть… – Я хотел сказать – кнельку Еву, но сейчас был неподходящий момент. – Ева. А я-то думал, что этот телефон не подключен. Мне еще никто по нему не звонил.

– И скольким девушкам ты уже дал свой телефон?

Она уже слегка ревнует… Я смеюсь:

– Ни одной.

– А ты где?

– Да я тут с одной подругой.

На другом конце замолчали.

– Тут это где?

– Здесь, мы гуляем.

Странная вещь этот телефон: ты одновременно повсюду и нигде.

– И кто эта твоя подруга?

– Одна подруга.

– И что твоя подруга думает, когда ты так долго говоришь по телефону?

Паллина оборачивается и здоровается с только что вошедшими друзьями.

– Ничего не думает. Я же сказал: это просто подруга, – я слышу ее облегченный вздох.

– Слушай, если хочешь, давай встретимся где-нибудь. Можно погулять.

– Есть одна проблема.

– Твоя подруга?

– Нет, мой мотоцикл. Я на мотоцикле.

– Да уж, это и впрямь проблема.

– Боишься?

– Нет, а что, надо бы?

– Нет, – мне нравится эта девушка.

– Проблема в том, что мне нельзя. Мне запрещено по страховке авиакомпании.

Я не знаю, правду ли она говорит. Но это неважно.

– Да уж, если ты совершишь полет с мотоцикла, тебе не заплатят.

– Не хочешь приехать ко мне? Я в отеле «Villa Borghese».

Паллина смотрит на меня и делает знак рукой, как бы говорит: «Боже, сколько же можно болтать?»

– А потом поедем куда-нибудь на такси? Или на это у тебя тоже страховки нет?

Ева смеется:

– Там посмотрим.

Я закрываю телефон.

– Ну наконец-то! Тёрки с женщиной?

– Ты стала любопытной?

Я поднимаюсь и беру счет.

– Ты что, уходишь?

– Да, но сначала заплачу.

Паллина немного разочарована.

– Мы еще увидимся в ближайшие дни или ты сразу уедешь?

– Нет, я остаюсь.

– Дай мне свой телефон, я тебя найду.

– Я не знаю номер на память.

Паллина смотрит на меня и строит смешную рожицу. Она кривит лицо с одной стороны и смотрит сквозь прищур. Она стала симпатичнее, повзрослела. И я очень ее люблю. Но ничего тут не поделаешь. Она мне не верит.

– Ну, давай, я сам тебе позвоню. Или позвони мне домой, я живу у брата. Номер все тот же.

Она успокаивается. Встает и целует меня:

– Чао, Стэп. С приездом.

И идет к своим друзьям.

Мотоцикл заводится с полоборота. Аккумулятор зарядился нормально. Первая передача, вторая, третья. Через минуту я уже под акведуком Корсо Франча. Тут кое-что приходит мне на ум, и я поворачиваю обратно. Такой девушке, как Ева, это должно понравиться. Но, главное, мне это нужно самому. Пять минут спустя. Корсо Франча, пьяцца Эуклиде, аллея Париоли. Дешевые рестораны и машины, припаркованные в два ряда. Элегантные господа, делающие вид, что они оставили машину на стоянке; похоже, это поляки с трудом изъясняющиеся по-итальянски. Дама, едва научившаяся водить автомобиль, пытается сделать некий маневр, чтобы припарковать машину. Ей кажется, что у нее получилось. На самом деле, она полностью перегородила проезд. Ребята и девчонки, вышедшие из бара подышать свежим воздухом, стоят прямо на дороге. Я быстро объезжаю машины, несусь к площади Унгерия. Сворачиваю направо, потом налево, доезжаю до зоопарка. Отель «Вилла Боргезе». Паркую мотоцикл и, с пакетом в руках, иду к дверям.

– Добрый вечер… – Блин! Из головы вылетело. Я же не знаю ее фамилию. – Добрый вечер, – снова говорю я в надежде, что в голову придет какая-нибудь блестящая мысль.

Портье, мужчина лет шестидесяти, добродушный толстяк, приходит мне на помощь:

– Синьорина ждет Вас. Номер двести два, второй этаж.

Мне хочется спросить его, откуда ему известно, что я иду именно к ней. А если я просто хотел узнать, есть ли свободный номер, или еще что-нибудь? Например, просто задать вопрос. Но понимаю, что лучше ничего не говорить.

– Спасибо.

Он смотрит мне вслед. Слегка улыбается, вздыхает, покачивает головой. То ли завидует Еве, то ли вздыхает о прошедшей жизни, полной радостей и приключений. Я поднимаюсь по лестнице. Номер 202. Останавливаюсь перед дверью и стучу.

– Это шампанское? – подходя к двери, спрашивает она насмешливым голосом.

– Нет, пиво.

Открывает дверь.

– Привет, заходи.

Она два раза целует меня в щеки. Двигается она неторопливо, немного по-другому, чем в самолете, – гораздо мягче. Совсем по-другому. Волосы у нее распущены.

– Кроме шуток, хочешь что-нибудь выпить? Я могу заказать снизу.

– Да. Я уже сказал: пива.

– Ну пиво-то есть в холодильнике.

Она указывает на маленький холодильник в противоположном углу номера. Я подхожу к нему и достаю пиво. Оборачиваюсь: она уже сидит на диване. Раскинутые руки лежат на подлокотниках и подушке. Ноги на полу, колени плотно сжаты.

– Я вся на взводе. Ходила по магазинам, как ты мне посоветовал.

– Ну и как?

– Классно. Купила ночную рубашку и чудесный комплект необычного синего цвета, «пастельно-синего», как я его назвала. Тебе нравится такой цвет?

– Очень.

Она улыбается, наклоняется вперед, усаживаясь ровно.

– Хочешь посмотреть, как они на мне сидят?

Она живая, внимательная, веселая. И все время улыбается. Смотрит на меня пристально. Немного лукаво. Наверное, хочет произвести впечатление, показать, какая она изысканная и все такое. Если это вызов, я принимаю его.

– Конечно, хочу.

Она берет пакет. Смотрит на меня, щурится и, развеселившись, уходит. И я знаю, что она хочет услышать.

– Куда ты?

– В ванную. А ты что подумал? – и она закрывает за собой дверь, улыбаясь последней улыбкой из своего арсенала: – Но я скоро вернусь, жди.

Я только допил пиво, как она выходит из ванной. Это она. Ева.

– Ну как я?

На ней прозрачная ночная рубашка, которая обтекает тело как морская волна, такая тонкая, что мне слышится шум моря. Рубашка синевато-коричневого цвета. Пастельно-синего, как она сказала. Волосы причесаны. Даже улыбка, кажется, стала дугой.

– Красивая. Очень. Если это ночная рубашка… то хотелось бы и комплект посмотреть.

Ева смеется. Затем выражение ее лица меняется, и она подходит ко мне профессиональной походкой. Она снова становится стюардессой.

– Вы звонили? Что желаете?

Мне на ум не приходит ничего остроумного, кроме разве что: «Как бы сказала та синьора: «тебя, кнелька»». Но мне кажется, это не то. И я ничего не говорю.

Но она ждет ответа. Подходит вплотную. И мне снова вспоминается песня «Нирваны»: «If she ever comes down now…»

– Ну так что же вы желаете?

– Раствориться в твоей пастели.