Кукла затворника Володарская Ольга

Глава 1

Вася Барановский любил свою работу настолько, что готов был ее бросить, потому что не считал себя достойным ее. Он мечтал стать милиционером с детства. Его кумиром был Глеб Жеглов, и «Место встречи изменить нельзя» Вася пересматривал десятки раз. Как и «Знатоков», и «Ларец Марии Медичи». Не удивительно, что после десятого класса Барановский стал поступать в высшую школу милиции, но… Срезался на первом же экзамене по русскому, сделав больше десяти чудовищных ошибок в диктанте (описки и исправления уже никто не считал). Вася страдал от дислексии. И если читал еще более или менее, то писал безграмотно. Занятия с репетитором помогали, но не спасали от провала на диктанте. Пришлось пойти в армию, а затем поступить на коммерческое отделение юрфака. Отучившись там, Барановский стал-таки оперативным работником МВД.

С тех пор прошло шесть лет. Вася разменял четвертый десяток и дослужился до майора. То есть все только начиналось, и Барановский мог уже не карабкаться по карьерной лестнице, а взлетать по ней, но…

Он не думал о чинах и званиях. О повышенной зарплате и пенсии по выслуге. Ментом он стал, чтобы ловить преступников и наказывать их. Как Глеб Жеглов. Тот говорил, что вор должен сидеть в тюрьме, но как упрятать туда, к примеру, депутата? Или его же покарать за избиение? Напился, пустил в ход кулаки, утром протрезвел, всем дал денег, чтоб «инцидент» замяли, и кому какое дело до справедливости?

Вася взяток не брал. Никогда и ни за что. Но не мог не реагировать на давление сверху. Бывало, что ему приказывали закрыть глаза на что-то. Приходилось подчиняться. И за это Барановский себя не уважал. Мог бы стоять до конца. Но не видел он себя Дон Кихотом, сражающимся с ветряными мельницами. Поэтому и подумывал о том, чтобы уйти из органов…

– Товарищ майор, – услышал Барановский визгливый голос стажера Светозара. Он являлся внуком генерал-полковника МВД по местному округу. Слово «геморрой» ассоциировалось у Васи именно с этим пареньком. – Вы ЭТО видели? – И указал глазами на окровавленный нож, валяющийся возле трупа.

Естественно, товарищ майор видел его. Как и раны на теле покойного. И сделал вывод, что нанесены они совсем другим колюще-режущим предметом.

На вызов они приехали пятнадцать минут назад. В полицию позвонила соседка жертвы, Ирина Андреевна Краснова, дама весьма специфического имиджа. Когда Василий увидел ее впервые, напрягся. Решил, что перед ним не совсем адекватный человек. Но Ирусик (она просила называть себя именно так) оказалась более чем нормальной. Она не просто вела себя спокойно, еще и на все вопросы отвечала четко, по существу.

– Вы хорошо знали соседа? – первое, что спросил у нее Вася.

– Можно сказать, совсем не знала. Он не так давно въехал и держал дистанцию.

– А ключи от своей квартиры он вам оставил, чтоб вы цветы поливали? – Вася видел, что в доме нет растений, но человек, обнаруживший труп, подозревается первым, и его надо прощупать.

– Паша никого из соседей за порог не пускал. Я же сказала вам, что он…

– Держал дистанцию? Помню. Но дружить и оказывать мелкие услуги – две разные вещи.

– Не было у меня его ключей. А у него, как теперь оказывается, цветов. Даже алоэ паршивого. Только куклы…

Да уж. Именно они населяли квартиру.

Куклы стояли в стенке, сидели на кресле, лежали на кровати, а одна… плавала в луже крови, вытекшей из тела Павла Иванова.

– Я увидела незапертую дверь и вошла, – продолжила Ирусик. – Подумала, вдруг случилось что…

– Например?

– Плохо стало человеку. Приступ случился, когда он домой возвращался с прогулки. Войти успел, а запереться по привычке – нет. Или наоборот: захотел покинуть квартиру, а тут бац – давление скакнуло…

– Об ограблении мыслей не было? Обычно, если соседи видят незапертую дверь, думают, что ее вскрыли.

– Да что у Паши брать?

– Вы же не знали, что у него есть.

– Да, но у нас тут олигархи не живут. А телевизоры да микроволновки кому сейчас нужны?

– И все же потерпевший поставил дорогущую немецкую дверь с двумя замками и цепочкой, – пробормотал Василий. Он говорил не со свидетельницей, а с самим собой. Но она услышала его.

– Мне это сразу показалось странным. Думала первое время, что Паша хочет отгородиться ото всех, и запоры ему психологически помогают. Но когда я поняла, что у него бывают гости, усомнилась в своих выводах…

– Значит, бывали гости?

– Редко, но да.

– Что за люди?

– Обычные. Мужчины, женщины. Заходили на некоторое время к Паше. Максимум на полчаса. Проводив их, он сразу запирался.

Все то время, что они беседовали, Ирина Андреевна водила носом. Вася не выдержал, спросил:

– К чему принюхиваетесь?

– Кошачьей мочой все равно пахнет, – сказала она. – Но не пойму, откуда.

И не успел Барановский оглянуться, как Ирусик, хрустнув коленями, брякнулась на четвереньки и заглянула под кровать.

– Нашла, – выкрикнула она и вытащила из-под нее обувную коробку.

– Ирина Андреевна, – гаркнул на женщину Барановский. – Вы на месте преступления находитесь, не смейте тут ничего трогать!

– Поздно, я уже, – с виноватым видом пробормотала она. – Извините.

Василий помог женщине подняться на ноги, а сам присел на корточки. Коробка была новой, и пахло не от нее – из нее. Воняло, если точнее. Откинув крышку, Барановский заткнул нос. Источником «аромата» была кукла. Замусоленная, в грязном платье, со сбитыми волосами. И все же она была прекрасна. Чудесное личико, очень реалистичное, с восторженными карими глазами. Пухлые, чуть напряженные ладошки… Так и хочется чмокнуть в ямочки на них. Как будто ребенок увидел свое любимое лакомство, приготовился взять его, но по воле какой-то злой волшебницы обратился в куклу.

– О, я узнаю ее, – встрепенулась Ирусик. – Один из котов бывшей хозяйки этой квартиры вечно с ней таскался. Даже спал. Нашел где-то на помойке, когда еще дворовым был. Соседка его приютила вместе с этой игрушкой – ни в какую не хотел из зубов выпускать.

– Это заметно, – вздохнул Вася, заметив царапины на личике и теле куклы. Она была изготовлена не из резины или пластика. Скорее, из папье-маше. Как венецианские маски.

– Я все понимаю, Павел любил кукол, но эту я бы на его месте выкинула. Воняет же.

– Думаю, он собирался ее реставрировать, но руки не доходили.

– Скорее, денег не хватало, – услышал он голос стажера и, как обычно, внутренне передернулся. Ну до чего же противный тембр! – Чтобы реставрировать старинную куклу, нужно потратиться.

– А ты откуда знаешь?

– Моя тетка коллекционирует антикварных пупсов. По всем блошиным рынкам ищет их. В какой город или страну ни приедет, сразу туда. Когда находит, берет в любом состоянии. Если в ужасном, несет к специалисту. И тот еще думает, браться за реставрацию или нет. Интересно ему или не очень. Если заказ принимает, то дерет… – Святозар покачал головой, но его зафиксированная гелем высокая прическа осталась статичной. – А у нее всего лишь пупсы. У них ни волос, ни одежды, лежат себе в конвертиках. Тут же работы в полтора раза больше.

– Выкинуть тряпье и новое пошить, – фыркнула Ирусик.

– Если это «родное» платье, нельзя ни в коем случае. Его стирать-то с осторожностью надо. И лучше, чтоб это делал профессионал.

– Ты в теме, это хорошо, – порадовался Барановский, но, как оказалось, зря.

– Это все, что я знаю.

– Позвони тетке, попроси приехать.

– Она сейчас в Стамбуле, рыщет по базарам. Вернется на следующей неделе. Но я могу спросить у нее номер реставратора.

– Действуй.

Стажер кивнул и унесся. А Ирусика Василий передал второму своему подчиненному, Славику. Сам же остался в спальне и стал рассматривать кукол. Все они были редкими. Не Маши или Даши советского периода и не Барби и Синди. Штучные. По большей части принцессы: с высокими прическами, в пышных платьях. Но имелась одна красноармейка. Худенькая, смуглая, похожая на казашку, с двумя косицами, в пилотке со звездой и косоворотке. Ее, скорее всего, произвели в тридцатых годах прошлого века. Она навскидку была самой молоденькой. Остальные гораздо старше. Но все в идеальном состоянии.

Барановский достал свой телефон, вышел в интернет и забил в поисковике: «коллекционирование кукол». Оказалось, это занятие имеет особое название – планконология. Увлекаются им тысячи людей по всему свету. Есть те, что собирают антикварных кукол (от ста лет) и винтажных (от пятидесяти), другие коллекционируют фигурки супергероев, выпущенных ограниченной серией, третьи ищут исключительно фарфоровых кукол, четвертые не их самих, а посуду, мебель. И Святозар не наврал: «родная» одежда ценится гораздо выше, чем пошитая новым владельцем, пусть из натуральной парчи. Как волосы и даже реснички.

Но это не так взволновало Барановского, как следующая информация: есть в мире кукла, стоящая шесть миллионов долларов. Это Птицелов (фото прилагалось), выполненный в единственном экземпляре. Паренек наряжен в костюм эпохи Возрождения, в руке у него флейта, а на плече пернатые, крылышки которых приходят в движение, когда запускается механизм. Вроде бы они еще и поют, Вася не углублялся, ему было интересно, сколько стоят менее ценные куклы. Оказалось, тоже нехило: десятки и сотни тысяч. И это в валюте.

– Товарищ майор, – донесся до Васи «любимый» голос стажера. Благо орал он из кухни, и кровь из ушей у товарища майора не пошла. – Я добыл телефон!

– Отлично. Скидывай.

– Уже. Зовут спеца Иосифом Абрамовичем. Звонить лучше прямо сейчас.

– Это еще почему?

– Тетка только что с ним связывалась, и он готов к диалогу. Потом, кто знает. Абрамычу лет сто, он, когда работает, не отвечает, как и когда ест. А в остальное время спит. Так что дозвониться крайне проблематично.

– Понял.

И вышел с телефоном в подъезд, чтобы спокойно поговорить.

Глава 2

Любви все возрасты покорны.

Эта фраза у всех на слуху. Кто-то соглашается с этим высказыванием, кто-то нет… А Люде Панич была ближе цитата из фильма «Любовь и голуби» – «Кака така любовь?». В сознательном возрасте она не испытала чувства, хотя бы отдаленно похожего на ТО САМОЕ (что было в молодости – не в счет).

Все ее подруги были замужем, одна уже второй раз, а Люся даже ни с кем пожить не попробовала. Отселившись от родителей в восемнадцать, она за семь лет превратила доставшуюся ей в наследство от прабабушки халупу в райское гнездышко. Делала перепланировку, ремонт, декорировала по своему вкусу. Вбухивала все заработанные деньги в это. Не покупала модных вещей, не ездила на море. И вот Люде двадцать пять, она живет в квартире своей мечты и не хочет никого в нее приводить. В гости – ладно. Но даже для ночевки не хочется. Одно дело, когда мужчина с тобой пьет чай на светлой, отделанной в прованском стиле кухне, другое – когда он поутру бродит по ней в одних трусах, нарушая одним только своим видом гармонию. А если еще начнет мусорить или вытирать руки о декоративные салфетки? Нет, этого ей не пережить!

Люда не была обделена мужским вниманием. У нее всегда кто-то имелся. Работая на крупной заправке сначала оператором, затем кассиром, а по окончании колледжа бухгалтером, девушка с легкостью знакомилась с представителями сильной половины человечества. Это вам не в библиотеке книжки выдавать, всегда есть, из кого выбрать. С молодой и симпатичной девушкой всегда кто-то флиртовал, и она решала, на чьи заигрывания ответить. «Роешься, как свинья в апельсинах!» – говорили о Люде подружки. Те самые, замужние. С видимым осуждением, но скрытой завистью. У них не жизнь, а смертная скука. У Людмилы же Панич то один кавалер, то другой, то полунищий поэт на «копейке», то директор на «Мерседесе», то на байдарках сплав, то уикенд на Кипре. Ни одни ее отношения не длились дольше четырех месяцев. Те, которые могли привести к чему-то серьезному, обрывались из-за нежелания Люды съезжаться. Она сделала бы исключение для любимого, но…

Кака така любовь?

К тридцати годам Люда Панич созрела для того, чтобы сказать себе самой и родителям: «Я не хочу семью. Ни мужа, ни детей. Буду жить для себя, выпархивая из своего райского гнездышка в прованском стиле лишь на курорты…» Мама поплакала. Папа хмыкнул, он не верил дочери. Не везет девчонке с мужиками, что поделать? Но какие ее годы? Найдется еще… Нет, не принц. В тридцать их уже не ждут, а просто хороший парень, до которого Люда снизойдет. Материнский инстинкт никто не отменял, а вне брака рожать дочка не будет точно.

А она тем временем завела себе мушкетеров. Именно так Люда называла своих любовников, мушкетерами. И было их, как и положено, три. Один для суперсекса, второй для хозяйских нужд и того же интима, пусть и не такого фееричного, как с первым, а третий для выходов в свет. Последний, хоть и был всего на десять лет старше Люды, к сексуальным утехам интереса не питал и постельным баталиям предпочитал походы на художественные выставки и дегустации сыров или вин. С ним Люда могла бы жить. Именно с ним, полуимпотентом. Он был аккуратен, имел отличный вкус, на жизнь смотрел ее глазами, пил, ел со смаком, всегда находил темы для разговора и не храпел. Обитая с ним под одной крышей, Люда бы пару раз в месяц добирала то, чего ей не хватало, иначе говоря, секса, с тем же первым мушкетером, а хоть бы и со вторым, и не мучилась бы угрызениями совести… Откуда им взяться, если нет любви? Но увы, ее потенциальный сожитель был глубоко женат. Два других нет. Но суперсексуальный был слишком ветреным, и Люда бы умерла от ревности, имея с ним серьезные отношения, а хозяйственный – простоватым. Зато вместе ее три мушкетера тянули на д’Артаньяна. Люда очень ими дорожила и с ужасом представляла тот день, когда один из них «соскочит». Придется же замену искать, а это не так просто.

В полной гармонии Люда прожила полтора года. Но всему рано или поздно приходит конец. Она готовилась встретить свой тридцать второй день рождения в Будапеште. Компанию ей собирался составить третий мушкетер. Второй должен был свозить в ИКЕЮ и повесить выбранную Людой люстру. Первый «отлюбить» по-новому, с применением какой-то секс-игрушки. Но поездка в Венгрию сорвалась из-за серьезных рабочих проблем мушкетера, половой гигант мотанул в Польшу на соревнования по кроссфиту, которым всерьез увлекался, с намерением остаться там, а хозяйственный надумал жениться, о чем, как честный человек, сообщил. В итоге осталась Люда, как та старуха из сказки Пушкина, у разбитого корыта. Встретила день рождения в одиночестве. Могла бы, конечно, к родителям пойти или подружек собрать, но настроения не было. Люда даже стол не накрыла. Поставила перед собой виски и тарелку с ветчиной и сыром, напилась, поплакала и легла спать.

Поутру пробудилась в ужасном состоянии. Ее подташнивало, голова раскалывалась, а во рту стоял привкус… стоялой канализационной воды, что ли? Люда никогда ее не пробовала, но предполагала, что на вкус она именно такая. От этой мысли затошнило сильнее. Но два пальца в рот – это случай крайний. Лучше выпить алкозельцер, принять душ и почистить зубы. Авось пройдет похмелье. Но сначала нужно выкинуть мусор: ветчину и сыр она не удосужилась убрать в холодильник, продукты прокисли и стали пованивать. Бросив их в пакет вместе с недопитой бутылкой виски, Люда вышла из квартиры.

Спустившись на пролет, подошла к мусоропроводу и только собралась засунуть в него пакет, как увидела мужчину. Он стоял на лестничной клетке и разговаривал по телефону. Среднего роста, ладный, с большими руками – массивный смартфон укладывался в них идеально. Каштановые волосы выгорели прядями до золотистого и отросли, завившись над ушами колечками. Глаза желто-зеленые. На бледном лице не смотрелись бы, но на смуглом очень даже…

Встретившись с Людой взглядом, мужчина кивнул. Она ответила тем же. И только собралась присовокупить к жесту игривую улыбку, как вспомнила о своем внешнем виде! Люда всегда похихикивала над теми женщинами, что без макияжа и прически не выходят из дома. Даже в магазин за хлебом при параде отправляются. Она сама считала, главное, надеть чистые трусы на случай, если машина собьет и ее на «Скорой» увезут в больницу. Но сейчас на Люде даже их не было! Вчерашние… Поверх майка с пятнами от виски… И халат. На ногах тапки. Волосы не то что не уложены – не расчесаны. Макияж отсутствует. Одно хорошо – лицо умыто и зубы почищены. Зато в руке смердящий пакет…

Люда поспешно сунула его в мусоропровод, пригладила волосы, запахнула халат, в вырезе которого виднелось коричневое пятно на футболке. А мужчина, навскидку примерно ее ровесник, закончил разговор и сунул телефон в карман брюк. Они были полуспортивные, с боковыми карманами. Люда терпеть не могла подобные. Еще ей не нравилось, когда мужчины заправляли в штаны футболки-поло. Но этого желтоглазого ничего не портило. Он нравился ей от и до.

– Здравствуйте, – услышала Люда его голос. Он тоже не разочаровал: в меру низкий, с сексуальной хрипотцой. – Живете тут, как понимаю?

– А вы?

Мужчина качнул головой и представился, сверкнув «ксивой»:

– Старший оперуполномоченный Барановский.

– В нашем подъезде кто-то умер?

– Был убит, – уточнил желтоглазый.

Люда ахнула:

– Кто?

– Павел Евгеньевич Иванов.

– Я не знаю такого…

– Из сорок девятой квартиры.

– А, племянник кошатницы, – поняла Люда. О нем она слышала от Ирусика. – Я видела его всего пару раз, но мне он показался приличным человеком. Разве таких убивают в собственных квартирах?

– А вы думаете, каких… – Барановский метнул взор вниз, услышав нарастающий шум голосов на площадке второго этажа, – убивают?

– Маргиналов.

– Бандюгов и алкашей? Да, их чаще, чем приличных людей, согласен. Но в группе риска также коллекционеры. Особенно одинокие и уже немолодые.

– Племянник кошатницы относился к их числу? И что же он собирал? Монеты, медали, марки? – Опер отрицательно мотнул головой. – Холодное или огнестрельное оружие?

– Кукол.

– Серьезно?

– Более чем.

И заспешил вниз по лестнице, услышав визгливый крик: «Товарищ майор!» Люда, секунду поколебавшись, последовала за ним. Была мысль забежать в квартиру, чтобы сменить халат хотя бы на спортивный костюм, но она ее отмела. Барановский уже все видел, и ничего не исправишь.

Пока Люда семенила за ним, стараясь не потерять соскальзывающие с ног тапочки, одноразовые, выдающиеся в отелях, саунах и поездах повышенной комфортности, она пыталась анализировать свое состояние. Не похмелье, естественно. От него никуда не деться. Ее будоражило не от похмелья. И не от того, что соседа снизу убили. А уж мушкетеры, скопом не бросившие, но отдалившиеся и испортившие тем самым день рождения, даже не вспомнились. Люда вся… так любила выражаться ее мама… бурлила и пузырилась из-за Барановского. Старшего оперуполномоченного с желто-зелеными глазами и кучеряшками на висках.

Так Людмилу Панич еще никто не волновал.

– Товарищ майор, – не унимался визгливый парень в коротеньких джинсах и кедах с вывернутыми языками. Стажер, по всей видимости. Неоперившийся цыпленок, едва устроившийся в органы.

– Тут я, тут, не верещи, – осек его Барановский. – Что ты хотел сообщить мне, Святозар?

Родители парня была оригиналами. Это сейчас все Добрыни да Елисеи, а в конце девяностых детей обычно Марками называли да Арнольдами. Если так пойдет, Сашек и Сережек вскоре не останется. Как и Людмил. У Панич ни одной тезки в ближнем окружении не было.

По какому поводу верещал Святозар, стало ясно тут же. Из квартиры под номером сорок девять стали выносить носилки, на которых лежало тело, упакованное в черный мешок. Покойник!

Людин организм тут же среагировал. Ком подступил к горлу, и она, зажимая рот ладонью, ринулась вверх по лестнице. Первый раз ее вырвало в мусоропровод, второй в унитаз, третий туда же. Опорожнив желудок, Люда забралась под душ. Она стояла под холодной водой до тех пор, пока не покрылась мурашками. Окоченев, выбралась, растерлась полотенцем и встала перед зеркалом.

«Тридцать два, – проговорила про себя Люда. – Уже? Или еще? Пожалуй, первое. Мешки под глазами после вчерашних возлияний. Носогубные складки уже заметны…»

Она повернулась к зеркалу попой. От сидячей работы она стала дрябловатой. Но все еще хороша. На фигуру Люде вообще жаловаться было грех. Другие на диетах сидят, в зал ходят, а ей от природы досталась стройная и пропорциональная. И все же над ней уже пора начинать работать. Хотя бы вечерами приседать, пока телевизор смотрит. Но как себя заставить?

Люда расчесалась, оделась, выглянула в окно. Оно выходила не во двор, а на улицу. Именно там парковались машины. Их дом был воткнут в пространство, не предусмотренное для многоквартирной высотки. Во дворе нашлось место только лавочкам да песочнице. Автомобили ставили в нем давно, когда они имелись у единиц. Теперь только велосипеды и скутеры. Даже «Скорая» не могла подъехать к подъезду. После того как одного мальчишку сбила машина с красным крестом (к счастью, он отделался только переломом ноги), арку перегородили знаком с «кирпичом».

Обозрев улицу, Люда заметила полицейскую машину. Еще темный фургон, который отъезжал. Труповозка, поняла девушка.

Желтоглазый опер все не выходил у нее из головы. Приступ тошноты заставил Люду убежать, но пока Василий тут, надо вернуться. Естественно, она не собиралась с ним заигрывать, не та обстановка, но телефон взять нужно. На случай, если она вспомнит информацию касаемо Павла Иванова или увидит каких-то подозрительных людей. Конечно, это больше предлог, но мало ли. Вообще-то Люда редко сама проявляла активность. С незнакомыми мужчинами – никогда. Надобности не было. Но тут случай особый, можно корону и в шкаф убрать.

Она схватила очки от солнца и выбежала из дома. Волосы влажные, но досохнут на ветру. Главное, чистые. Спортивные штаны и майка отлично сидят. Мешки скроются под дымчатыми стеклами, а губы у Люды и без помады хороши. Покинув квартиру, она спустилась вниз на лифте. Вышла из подъезда и села на лавочку…

Ждать…

Глава 3

Хрустальной мечтой Остапа Бендера являлся город Рио-де-Жанейро.

Кто-то готов был умереть сразу после того, как увидит Париж.

Наташа же грезила о Венеции.

«Фу, – говорила мама. – Там же пахнет тухлой водой и канализацией». Как будто была там и знала это доподлинно. А она всего лишь что-то слышала. Сама же никогда не выезжала за пределы бывшего СССР.

«Фу. Толпы туристов и тучи птиц: голубей и чаек», – говорили те люди, что там бывали, но не прониклись атмосферой.

«Фу. Койка в хостеле стоит, как пятерки в Турции, а в туалет сходить меньше чем за полтора евро не удастся!» – говорили друзья, регулярно отдыхающие по системе «все включено». Таких туристов обычно называют «тюленями».

Наташа выслушивала мнения, но на их основании выводов не делала. Ей было все равно, что говорят другие. Она хочет в Венецию и посетит ее несмотря ни на что.

– Так что же ты медлишь? – спрашивала у нее подруга Ксюша. Они вместе работали вот уже шесть лет. И все отпуска за это время Наташа проводила не в Италии, а под Рязанью, на даче. – Я ради интереса посмотрела билеты. Можно купить за десять тысяч туда и обратно. Скромный номер в отеле стоит три-четыре. Плюс с собой. Ты легко можешь уложиться в полтинник!

Да, могла и в меньшую сумму. Наташа тоже прикидывала бюджетные варианты. Но разве так исполняют мечту? В стиле «эконом»? Нет, уж гулять так гулять. На бизнес-класс Наташа рот не разевала, долетит в общем салоне, три часа, это ерунда, но остановиться она хотела бы в хорошем отеле, чтобы в ее номере был балкон с видом на Большой канал. Она грезила об изысканных ресторанчиках, о капучино на площади Святого Марка под живой оркестр, а в демократичных тратториях, пиццериях, джелатериях согласна была перекусывать, но никак не проводить вечера. Катание на гондолах в компании еще нескольких туристов ее тоже не вдохновляло. А еще шопинг! Как без него? Привезти настоящую маску и туфли. Полакомиться элитным шоколадом и прихватить с собой в подарок. А еще сходить на карнавал. Не просто прогуляться по городу в наряде, а посетить бал в одном из дворцов…

И выходило, что в пятьдесят и даже сто тысяч Наташа никак не укладывалась. Только бал стоил восемьсот евро!

Обо всем этом Наташа никому не рассказывала. Знала, не поймут. Решат, что она ищет причины не ехать. Однако чудо свершилось…

Наташа Щипанова полетела в Венецию!

Там было все: и четырехзвёздочный отель у Большого канала, и номер с видом, и паста маринара в мишленовском ресторане, и гондолы, и бал. Был даже настоящий венецианец, с которым случился короткий, но яркий роман. Пожилой, но невероятно красивый. Именно он возил ее по каналам. А как пел после трех стопочек «лимончеллы»!

Сальваторе стал, если так можно о человеке, вишенкой на торте. Без него Наташа не прониклась бы Венецией. Возможно, даже разочаровалась бы в ней. И дело не в запахе, он отсутствовал, не в туалетах по полтора евро, есть заведения, где можно выпить кофе за эти деньги и посетить уборную, даже не в туристах… К вечеру город пустел, поскольку толпы транзитников вывозились на материк…

Дело в карнавале. Он разочаровал. Бал в особенности. У них на фирме корпоративы веселее проходили.

Перед отъездом Наташа забежала в затерянную в одном из переулков лавчонку за сувенирами. Нужны были не китайские, эти на каждом шагу продавались, а родные. Сальваторе подсказал, куда направиться. Успев до сиесты, Ната нахватала чего-то, расплатилась «Визой» и унеслась. Баланс карты проверила уже в аэропорту. Как оказалось, с нее сняли очень приличную сумму. Стала разбираться. Выяснилось, что изящная куколка с золотой маской на личике стоит в пять раз дешевле, чем грубая фигурка трубочиста. Наташа решила, что ее обманули. Увидели, что забегает человек, у которого времени в обрез, и продали какое-то «гэ» по цене брендовой сумки. Трубочист реально стоил, как клатч от Москино, пусть и по распродажной цене.

Через полтора месяца Наташа случайно узнала, что стала обладательницей ценной вещи. Жена хозяина сувенирной лавки была из Санта Мария Маджоре, где проходили слеты трубочистов всей Европы, и она привезла в Венецию некоторые сувениры со своей родины. Среди них оказалась старинная фигурка, о реальной стоимости которой она сама не догадывалась. Как и купившая ее Наташа. Сумка Москино? Да в этом бутике можно было одеться с ног до головы, если бы сеньорита Щипанова продала куколку.

Но Наташа оставила ее. Остальное барахло, даже дивную барышню в золотой маске, раздарила. А ведь хотела именно ее оставить на память. Но не зря же она положила глаз на неказистого трубочиста, совершенно не ассоциировавшегося с Венецией. Больше с Германией, Данией, Шотландией. Наташе на ум сказки Андерсена шли, когда она смотрела на случайно обретенное, пусть и не даром, сокровище. И она стала мечтать о солдатиках оловянных, пастушках…

Естественно, шерстила интернет. Искала коллекционеров, связывалась с ними. Но какими-то они все ей казались подозрительными. Один лишь нормальный попался. Павлом звали. Но сразу предупредил, фигурки его хоть и интересуют, но не так, как куклы. И собирает он ретроэкземпляры. Даже винтаж не особо его манит. Посмотреть на редкую вещицу никогда не откажется, показать что-то из своего тоже, но меняться не будет. А продавать тем более.

Наташа поняла и приняла. Общение пролонгировала. И через пару месяцев предложила перевести его в реал. Павел не сразу ответил. Думал чуть ли не неделю. И все же дал адрес. До этого Наташа с ним разговаривала по телефону. И они хорошо ладили. Она скажет «а», он тут же «б». На одной волне находились. И голос у Паши был очень приятный, энергичный. Он представлялся Наташе компьютерщиком, работающим на удаленке, в очках и с рюкзаком за плечами. Лет тридцати пяти. Но когда она приехала по адресу, ее встретил дед.

– Паша? – переспросила она. Может, это и не он? А папа того самого очкастого компьютерщика с рюкзаком за плечами?

– Наташа? – На лице деда отразилось разочарование. Свое она сдержала, а он не смог.

Наташа кивнула. Павел (именно он, а не отец) с кислой миной пропустил гостью в квартиру.

Да, она знала, что выглядит не как супермодель, но когда ее браковали ровесники, она хоть как-то себе это объясняла. Все хотят няшек, инстаграм-куколок, пусечек, которыми можно похвастаться. Она и сама не отказалась бы от Доуэна Джонсона по прозвищу Скала! Хвасталась бы таким высоким и красивым перед подружками. Но последним (крайним) ее мужчиной был Сальваторе. Пятидесятивосьмилетний гондольер, имеющий жену, детей и внуков. При этом красивый и энергичный. С модной прической. Паша же, его примерный ровесник, сверкал лысиной, был бледен, улыбался кисло и даже не скрывал своего разочарования. То есть он рассчитывал на то, что к нему заявится двадцатипятилетняя красотка с ногами от ушей?

Увы, у Наташи они росли…

Нет, не росли они совсем последние десять лет! Как в пятнадцать она достигла ста пятидесяти семи сантиметров, так того же роста и осталась. Ноги соответственно тоже. А вот вширь Наташа пошла. Не стремительно, но неотвратимо. В пятидесятый входила только в полный. Но зато если садилось на нее платье, то глаз было не оторвать. Особенно если оно с корсетом. Сальваторе после бала ее подвозил, и если не влюбился, то увлекся. Наташа была чудо как хороша в нарядах прошлых веков. Не то что в современных. Особенно джинсы ей не шли. Мало того, что все подрезать приходится, так еще живот над ремнем нависает. А он не такой уж и толстый… Просто одежда стандартная, не рассчитанная на особенности фигуры.

…В тот день она пробыла у Павла минут пятнадцать. Походила, посмотрела на кукол. Выпила остывшего чаю – свежего никто не предложил. И уехала. Думала, больше не будет с Павлом общаться, ан нет. Он написал спустя пару недель. Сообщил, что в его семье пополнение, и пригласил на смотрины. Наташе нечем было заняться в выходной день, да и куклы ее очаровывали, и она поехала в гости. Павел хвалился своей «доченькой» минут двадцать пять. Взахлеб рассказывал о ней, показывал все детальки, начиная от ноготков, заканчивая панталончиками из батиста. Чаю, даже холодного, не предложил. Не спросил, как дела. Слова вставить не дал. И вскоре выпроводил.

Наташа обиделась и решила закончить общение с Ивановым.

Но, как выяснилось через три дня, она забыла у него зонтик. Небо утром хмурилось, она стала его искать, но не обнаружила на привычном месте. Порывшись в памяти, сообразила, где оставила. Зонтика было жаль. Его ей мама подарила. Японский, он служил верой и правдой несколько лет, да и стоил прилично. Опять же память. Наташа позвонила Павлу, чтобы договориться о коротком визите. Но его телефон оказался выключенным. Пришлось ехать. Благо недалеко.

Когда она добралась до нужного дома, оказалось, что домофон выключен. Наташа вошла в подъезд, поднялась на второй этаж и увидела соседку Павла. Она уже сталкивалась с ней однажды. Бабуля запомнилась Наташе, что не удивительно, ведь одевалась она как подросток с дурным вкусом.

Когда Наташа попала в поле ее зрения, женщина заголосила:

– Васенька, беги быстрее сюда, гости пришли.

Из квартиры Павла тут же показался мужчина. Васенька? Да ему тридцать лет. Наташа-то подумала, она внука своего дошкольника зовет.

– Эта женщина приходила к Паше последней. Я ее видела, – сообщила Василию бабушка в желтых, усыпанных алыми клубничками колготках.

– Здравствуйте, – поприветствовал ее мужчина. А затем и представился майором следственного комитета, после чего попросил назвать свое имя и предъявить документы.

– Паспорта при мне нет, – растерянно проговорила Наташа.

– А водительские права?

– Я не вожу автомобиль. Есть скрин в телефоне. Показать? – Он кивнул. Наталья продемонстрировала электронную копию паспорта. – А в чем, собственно, дело?

– Это место преступления. – Он указал на дверь, ведущую в квартиру Павла. – А вы, получается, свидетель по делу. Могу я спросить, как хорошо вы знаете господина Иванова и зачем к нему пожаловали?

Наташа ответила.

– Где вы оставили свой зонт? – первое, что спросил Василий.

– Я не уверена, но, думаю, повесила на крючок в прихожей.

– Как он выглядит?

– Автомат. Ручка из дерева. Расцветка – зеленая с золотом. Сделан в Японии, – детально ответила она.

Опер поманил ее в квартиру. Прыткая бабуля хотела последовать за ними, но Барановский закрыл перед ее носом дверь.

– Вот он, – тут же обнаружила зонт Наташа. Он не висел, а лежал на пуфе, стоящем в уголке возле обувницы.

– Забирайте.

Наташа взяла зонт и сунула в сумку.

– Теперь я могу идти?

– Нет, мне с вами еще нужно побеседовать. Пройдемте в кухню, там никого.

– А Павел где?

– Увезли.

– Так это он совершил преступление?

Василий внимательно посмотрел на нее своими пронзительными зелеными глазами… Или они желтые?

– А вы не поняли, что за преступление тут совершено?

– Нет. Я сначала подумала, что хозяина обокрали, но если его увезли…

– То?

– Не знаю даже, что подумать… Он был странноватым. Мало ли что мог натворить.

– Например?

– Удерживать в заложниках кого-то? – стала рассуждать Наташа. – Вряд ли. Он не мог терпеть на своей территории человека дольше получаса. Изнасилование? Точно нет. Мне он показался абсолютно равнодушным к плотскому. Нанесение телесных повреждений?

– Кому и за что?

– Куклы – вот его страсть. И если кто-то вдруг испортил бы одну из его девочек (еще он их доченьками иногда называл), я думаю, он мог бы выйти из себя и ударить.

– Увы, эта тоже ошибочная версия. Павла Иванова убили.

Наталья испуганно вскрикнула. В голове такое не укладывалось…

Барановский сокрушенно покивал головой. Да, да убили.

– Из-за его коллекции, да? – прошептала Наташа.

– Она на месте.

– Странно.