Девять жизней Кристофера Чанта Джонс Диана

Глава первая

Прошло немало лет, прежде чем Кристофер смог рассказать о своих снах. Причина была проста: жил он по большей части в детской на последнем этаже большого лондонского дома, а его няньки менялись каждые два-три месяца.

Родителей он видел очень редко. Когда Кристофер был еще совсем маленьким, он боялся, что однажды на прогулке встретит своего папу – и не узнает его. В те редкие дни, когда папа приходил с работы пораньше, Кристофер садился на корточки на лестнице и смотрел во все глаза, пытаясь запомнить папино лицо. Но в памяти оставались только фигура в черном сюртуке, черные аккуратные усы и несколько седых прядок в темных волосах. Потом папа стремительно исчезал. Единственное, что Кристофер знал о папе точно, так это то, что ростом он выше всех слуг в доме.

Иногда на ступеньках стояла мама, и тогда Кристоферу ничего не было видно из-за широких шелковых юбок с невообразимым количеством рюшек и оборок.

– Напомни своему господину, – говорила она лакею ледяным тоном, – что у нас сегодня званый ужин и он хотя бы раз в жизни должен на нем поприсутствовать.

Папа, скрытый мамиными юбками, мрачно отвечал:

– Передай госпоже, что у меня сегодня вечером слишком много работы дома. Предупреждать нужно было заранее.

– Скажи, что, если бы я предупредила заранее, он нашел бы тысячу причин не прийти. Еще напомни, что фирма его устроена на мои деньги и если он не уступит мне в такой мелочи, то я эти деньги заберу.

Папа тяжело вздыхал:

– Скажи, что я иду переодеваться, но против своей воли! Попроси ее уйти с лестницы.

К огорчению Кристофера, мама никогда не уходила. Она подбирала свои юбки и шла перед папой, чтобы проверить, все ли будет, как она хочет.

У мамы были удивительные глаза и копна пышных каштановых локонов. Няньки всегда говорили, что мама – настоящая красавица. В то время Кристоферу казалось, что у всех детей такие родители. Но ему ужасно хотелось, чтобы мама хоть разочек позволила как следует разглядеть папу…

Кристофер думал, что всем снятся такие же сны, как и ему, и не придавал им значения. Каждый раз сон начинался одинаково. Кристофер выпрыгивал из кровати в детской спальне, залезал в камин и оказывался на каменистой дорожке, ведущей в зеленую долину с ручьем. В саму долину ему спускаться не хотелось. Вместо этого он поднимался выше, огибал большой утес и оказывался в месте, которое про себя звал Междумирьем. Здесь все казалось недоделанным, словно осталось с тех времен, когда создатель еще не взялся толком за обустройство мира.

Междумирье окружали бесформенные скалы. Некоторые из них были гладкие и островерхие, другие приземистые и шероховатые. Цвет тоже был какой-то неопределенный, серо-коричневый, словно на палитре смешали все краски сразу. В воздухе висел густой туман, размывая и без того неясные очертания скал. Неба не было видно, и иногда Кристофер думал, что его нет вовсе: бесформенные скалы поднимались все выше и выше и где-то высоко над головой срастались в огромную арку.

Во сне он знал наверняка, что, миновав Междумирье, можно оказаться Почти Везде. Почти – потому что там было одно место, которое не хотело, чтобы в него входили. До этого самого Почти было рукой подать, но Кристофер всегда старался обойти его стороной.

Из Междумирья он полз, карабкался по отвесной скале, поскальзывался, взбирался наверх, спрыгивал, и так до тех пор, пока не добирался до какой-нибудь другой долины с другой тропинкой. Подобных долин было множество, они действительно были везде, поэтому Кристофер звал их Везделками.

Везделки были совсем непохожи на Лондон. В них было либо холоднее, либо жарче, росли странные деревья и стояли странные дома. Местные жители в основном напоминали жителей Лондона, но у некоторых были весьма необычные глаза и голубоватая или красноватая кожа. Каждый раз, когда он попадал в свои сны, приключения уже ждали его. В этих приключениях ему приходилось совершать разные подвиги, убегать от преследователей, помогать укрощать диких животных, участвовать в войнах. Иногда он ел непривычную пищу, а люди дарили ему подарки: жители долин всегда были добры к мальчику. Но подарки он обычно терял, когда карабкался по скалам, пробираясь домой. Впрочем, однажды Кристоферу удалось сохранить блестящее перламутровое ожерелье – подарок глупых леди, Глупышек, как он называл их про себя, да и то удалось лишь потому, что пришлось повесить его на шею.

В Везделку к Глупышкам Кристофер попадал несколько раз. Там было синее море с белым песком – идеальное место для игр. Глупышки вылезали из воды, усаживались на камни и хихикали, глядя, как он строит песчаные замки.

– О клистофе! – ворковали они шепеляво. – Скази нам, почему ты клистофе? – И смеялись чуть ли не до слез.

Раньше Кристофер не видел женщин без одежды. У этих была зеленоватая кожа и такого же цвета волосы. Удивительно, но вместо ног у Глупышек были большие серебристые хвосты, как у рыб, и они поднимали ими целые фонтаны брызг. Кристофер никак не мог убедить их, что он не странное животное клистофе.

Всякий раз, когда Кристофер возвращался из этой Везделки, няньки сетовали на то, что у него в кровати песок. Еще громче они причитали, когда обнаруживали пижаму всю в грязи, мокрую и порванную. Тогда Кристофер начал оставлять запасную одежду на тропинке, чтобы переодеваться на обратном пути. Он брал костюмы из дома, но няньки даже не успевали заметить пропажу – так часто они менялись. Не замечали они и странных игрушек, которые он изредка приносил домой. Среди них были заводной дракон, лошадь-флейта, ожерелье Глупышек, которое, если присмотреться, состояло из крошечных жемчужных черепов.

Как-то Кристофер подумал о Глупышках, посмотрел на ноги очередной няньки и обнаружил, что ее ботинки точь-в-точь подошли бы по размеру, чтобы спрятать в них плавники. Все дело портили юбки – они не давали ему увидеть, каким образом у мамы и нянек получалось вышагивать на гибких хвостах вместо ног.

Однажды мальчику удалось это узнать. Няня нарядила его в противный матросский костюмчик и повела вниз в гостиную, где мама беседовала с гостьями, среди которых присутствовала некая леди Ваджет, приходившаяся папе кем-то вроде кузины. Ее пригласили познакомиться с Кристофером. Мальчик поглядел на огромный нос и морщины папиной кузины и громко спросил:

– Мама, а она ведьма?

Кузина скривилась, все остальные зашикали на него, и, к великому облегчению Кристофера, интерес к нему резко пропал. Он лег на ковер и стал тихонько перекатываться от одной гостьи к другой. Но когда он забрался под диван и принялся рассматривать нижние юбки леди Баджет, его выловили и с позором выставили из гостиной.

Кристофер был разочарован: у всех дам были большие толстые ноги, только у кузины они были худые и желтые, как у цыпленка…

Некоторое время спустя мама позвала его в свою комнату.

– Кристофер, как ты мог! – сказала она. – В кои-то веки мне удалось заманить Баджет к нам в гости! Теперь она больше никогда не придет. Ты все испортил!

«Вот это да! – думал тем временем Кристофер. – Наверное, очень тяжело быть красавицей». Мама сидела перед зеркалом в окружении всевозможных маленьких баночек и бутылочек. Позади нее стояла служанка и в поте лица трудилась над мамиными локонами.

Кристоферу было очень стыдно, и он стал крутить в руках стеклянную баночку, чтобы скрыть смущение. Но мама строго велела ему поставить банку на место.

– Видишь ли, мой мальчик, деньги – это еще не все. Хорошее положение в обществе стоит дороже денег. Леди Баджет могла бы помочь нам получить и первое, и второе. Как ты думаешь, почему я вышла замуж за папу?

До этого Кристоферу и в голову не приходило искать причину, по которой мама и папа стали жить вместе. Он снова протянул руку к баночке, но вовремя вспомнил, что трогать ее нежелательно… и взял вместо этого мамин шиньон. Пока мама говорила, он вертел его в руках.

– У тебя будет папино благородное происхождение и мои деньги. Я хочу, чтобы ты пообещал мне прямо сейчас, что обязательно займешь в обществе достойное место рядом с лучшими людьми. Мама мечтает, чтобы ты стал великим человеком, Кристофер… Ты меня слушаешь?

Кристофер сначала пытался понять, о чем говорит мама, а потом перестал. Он ткнул в шиньон пальцем и спросил:

– А зачем это?

– Чтобы увеличивать прическу, – сказала мама. – Пожалуйста, послушай, Кристофер. Очень важно, чтобы ты прямо сейчас начал готовиться к будущему. Да оставь ты шиньон в покое!

Кристофер положил его на место.

– Я думал, это дохлая крыса, – проговорил он.

Мама, видимо, что-то перепутала, потому что шиньон действительно оказался дохлой крысой. Служанка и мама завизжали, выпроводили Кристофера и послали за лакеем с лопатой.

Потом мама часто звала к себе Кристофера и разговаривала с ним. Он стоял перед ней, стараясь не забывать, что нельзя играть с баночками, рассматривал свое отражение в зеркале и удивлялся, почему у него кудри черные, а у мамы – каштановые, да и глаза у него намного темнее. Ничто больше не прикидывалось дохлой крысой, но иногда какой-нибудь паучок осмеливался спуститься по зеркалу, как только мамины слова становились слишком непонятными.

Кристофер понял, что мама заботится о его будущем, и узнал, что потом ему придется попасть в общество с достойнейшими людьми. Единственное известное ему общество было Обществом просвещения язычников, которому он каждое воскресенье жертвовал монетку в церкви. Мальчик думал, что мама имеет в виду как раз его.

Потихоньку Кристофер навел справки у большеногой няни, и та сообщила, что язычники – это дикари, которые питаются людьми. Миссионеры были лучшими из людей, их-то и поедали язычники. Из всего этого Кристофер сделал вывод, что, когда вырастет, станет миссионером, и очень забеспокоился. Уж лучше бы мама выбрала для него другую карьеру.

Еще он спросил у няньки о девушках с рыбьими хвостами.

– А-а, ты имеешь в виду русалок, – засмеялась няня. – В настоящей жизни их не бывает.

Кристофер и сам это знал, потому что встречал их только во сне. Теперь он был убежден, что встретит там и язычников, если как-нибудь случайно попадет не в ту Везделку. Он был так напуган, что какое-то время, оказываясь в новой долине, сначала ложился на тропинку и осматривался, куда его занесло и какие там люди, и лишь потом двигался дальше. Никто не изъявлял желания его съесть, и в конце концов он решил, что язычники живут в том месте, которое к себе не пускает. Ему надоело беспокоиться напрасно, и он отложил все тревоги на «потом, когда вырастет».

Кристофер немного подрос, и люди в Везделках стали иногда давать ему деньги. Он научился отказываться, потому что, как только он дотрагивался до монет, все исчезало и он оказывался в собственной постели. Однажды такое случилось, когда красивая девушка, похожая на маму, смеясь, попыталась повесить ему в ухо сережку. Кристофер спросил бы об этом няню с большими ногами, да ее к тому времени уже не было. Другие же просто отмахивались:

– Отстань, я занята.

Пока Кристофер не научился читать, он думал, что все няни поступают так: приходят, живут месяц, всегда слишком заняты, чтобы поговорить, потом кривят губы и исчезают. Он поразился, когда прочитал про старых слуг, которые жили в семьях целую жизнь и умели рассказывать длиннющие (иногда весьма скучные) истории о жизни в стародавние времена.

В доме Кристофера ни один слуга не удерживался больше полугода. Кристофер считал, что происходит это из-за мамы с папой, которые перестали разговаривать даже через слуг. Теперь они писали друг другу записки. И поскольку им и в голову не приходило эти послания запечатывать, время от времени кто-нибудь приносил записку на верхний этаж и читал вслух.

Так Кристофер узнал, что мама всегда лаконична. «Мистеру Чанту курить сигары только в собственной комнате», или: «Новая прачка жалуется на прожженные дыры на рубашках», или: «Мистер Чант поставил меня в неловкое положение, уйдя с середины моего званого обеда».

Папа накапливал гору записок и потом отвечал на все сразу, путано и зло: «Моя дорогая Миранда, я курю там, где хочу, а прачку мы для того и нанимали, чтобы приводить одежду в порядок. И вообще, ты очень эгоистична: нанимаешь на работу каких-то грубиянов, которые нравятся тебе, а не мне. Если хочешь, чтобы я присутствовал на твоих приемах, найди повара, который бы отличал бекон от старых подметок, и постарайся поменьше глупо хихикать».

Как правило, прочитав папин ответ, служанки исчезали из дома уже к вечеру.

А Кристофера веселили эти послания. Благодаря им, по крайней мере, было ясно, что папа живой человек, хоть и любитель покритиковать. Но вскоре записки перестали читать – в доме появилась новая гувернантка.

Мама позвала Кристофера к себе. Она была вся в слезах.

– На сей раз твой папа превзошел сам себя. Следить за образованием ребенка – дело матери. Я желаю, чтобы ты пошел в хорошую школу, Кристофер, это очень важно. Но я не хочу принуждать тебя учиться. Ты сам должен решить. Ни с того ни с сего суется неумолимый папа и, не предупредив меня, приглашает эту гувернантку. Зная твоего папу, можно предположить, что это за чудище! Ох, бедное мое дитя!

Кристофер подумал, что новая гувернантка – это первый шаг на пути к миссионерству, прочувствовал всю важность происходящего и опять забеспокоился. Но гувернантка оказалась всего лишь скучной дамой с маленькими глазками, слишком осмотрительной, чтобы разговаривать с прислугой. К маминой радости, она не прожила с ними и месяца.

– А теперь мы действительно можем начать твое обучение, – сказала мама. – Следующую гувернантку я выберу сама.

И еще года два мама частенько повторяла эту фразу, а гувернантки приходили и уходили, как до этого няньки. Все они были скучными, пугливыми дамами, такими похожими, что Кристофер даже путал их имена. Для себя он решил, что основная разница между нянькой и учительницей заключается в том, что последняя перед уходом начинает рыдать и изрекает что-нибудь интересное про маму с папой.

– Извини, что я ухожу, – говорила, рыдая, третья или четвертая, – ты очень хороший мальчуган, но, хотя ты тут ни при чем, атмосфера в доме ужасная! Каждый раз, когда он ночует дома – слава богу, редко, – я должна сидеть с ними за обеденным столом в полнейшей тишине. Она передает ему через меня записку, он отвечает. Когда записки прочитаны, они бросают злобные взгляды друг на друга и на меня. Я так больше не могу!

Девятая, а может, десятая разоткровенничалась еще больше.

– Я знаю, что они ненавидят друг друга, – всхлипнула она. – Но при чем здесь я? Она из тех, кто не потерпит рядом другую женщину. Я думаю, она колдунья, но не могу сказать наверняка, потому что видела только мелочи. А он такой же сильный, как она. Может даже, тоже волшебник. Они создали ужасную, гнетущую атмосферу – неудивительно, что прислуга у вас не задерживается. Кристофер, прости меня, что я говорю такое о твоих родителях.

Все гувернантки просили у него прощения, и он охотно их прощал, потому что теперь это был единственный способ узнать хоть что-то о маме и папе. В то же время у него появились печальные подозрения, что не у всех детей родители такие.

Похоже, надвигалась гроза. Отголоски ее проникали и наверх, в детскую, несмотря на все усилия гувернанток.

Кристофер помнил вечер, когда все началось. В ту ночь он был в Везделке, и человек с желтым зонтиком подарил ему что-то вроде подсвечника с маленькими колокольчиками. Он был очень красивый, и Кристофер постарался принести его домой. Карабкаясь по скалам в Междумирье, он держал подарок в зубах, чтобы не потерять. И, проснувшись, очень обрадовался, когда обнаружил подсвечник рядом с собой в кровати. Но в доме царили совсем другие настроения. Двенадцатая гувернантка уложила вещи и уехала прямо перед завтраком.

Глава вторая

В тот вечер Кристофера позвали в мамину комнату. На единственном табурете восседала новая гувернантка в обычной скучной одежде и более кошмарной, чем обычно, шляпке. Выцветшие перчатки покоились на тусклой сумочке. Всем своим видом она давала понять, что очень стесняется. У Кристофера эта дама не вызвала ни малейшего интереса, зато его внимание сразу привлек мужчина, стоявший за спиной у мамы и державший ее за плечо.

– Кристофер, это мой брат, – радостно сказала мама. – Твой дядя Ральф.

Мама произнесла это имя как «Рейф». Лишь год спустя Кристофер обнаружил, что это имя пишется и читается как «Ральф»…

В дяде Ральфе Кристоферу понравилось все, начиная с сигары. Дядя курил, и все запахи в комнате смешались с густым дымом. Мама даже почти не возражала, ну если только немножечко пофыркала. Это говорило о многом. Дядя был одет в твидовый костюм рыжего цвета, мешковатый, но очень подходящий к его каштановой шевелюре и усам. Кристоферу не часто приходилось видеть мужчин в твидовых костюмах и без бакенбард. Это еще сильнее убедило его, что дядя – особенный человек. В довершение ко всему дядя улыбался, сияя, как солнце в осеннем лесу. Невозможно было не улыбнуться в ответ.

– Здорово, старина! – сказал Ральф, выпустив облако голубого дыма над блестящей маминой прической. – Может, это и не самый лучший способ представляться племяннику, но я тут утрясал семейные дела, и мне пришлось сделать парочку кардинальных изменений. Например, я привел тебе новую гувернантку и записал тебя в школу с осени. Гувернантка перед тобой. Мисс Белл. Надеюсь, вы друг другу понравитесь. Хотя бы настолько, чтобы простить меня.

Он жизнерадостно улыбнулся, и Кристофер почувствовал, что уже почти обожает его. Но на мисс Белл все равно взглянул с сомнением. Она тоже посмотрела на него, и в лице ее промелькнуло что-то милое. Она заморгала и прошептала скучнейшим голосом, под стать ее одежде:

– Рада с вами познакомиться.

– Надеюсь, это твоя последняя гувернантка, – сказала мама, и в памяти Кристофера эта женщина так и осталась Последней Гувернанткой. – Она подготовит тебя к школе. Я не говорю, что отсылаю тебя, но твой дядя уверен, что хорошее образование очень важно для карьеры. К тому же скажу честно, Кристофер, твой папа устроил ужасную путаницу с деньгами – моими деньгами – и потерял почти все. Слава богу, приехал твой дядя и…

– Когда меня просят о помощи, я не бросаю людей в беде, – сказал Ральф, стрельнув глазами в сторону гувернантки. Может, он имел в виду, что ей лучше не слышать этого. – К счастью, денег на то, чтобы послать тебя в школу, хватает, да и мама сможет съездить за границу, ей это не повредит. Да, Миранда? А мисс Белл найдет и другое место с такими блестящими рекомендациями. У всех все будет великолепно.

Он тепло и доверительно улыбнулся каждому по очереди. Мама рассмеялась и побрызгала духами на волосы. Последняя Гувернантка почти улыбнулась и снова почти похорошела. Кристофер попытался по-взрослому ухмыльнуться дяде в ответ – видимо, только так можно было выразить безмерное, практически безнадежное восхищение, переполнявшее его. Ральф хохотнул и окончательно завоевал сердце племянника, выудив из кармана новенькую блестящую монету в шесть пенсов и протянув ее мальчику.

Кристофер скорее умер бы, чем потратил эти деньги. И каждый раз, переодеваясь, он неизменно перекладывал монету в новый карман. Для него это был еще один способ выразить свое восхищение дядей. Стало ясно, что дядя появился, чтобы спасти маму от разорения, поэтому Кристофер считал его первым хорошим человеком в своей жизни. А самое главное, дядя был тем единственным человеком в реальном мире (а не в Везделках), который разговаривал с мальчиком дружелюбно и по-мужски.

Ради Ральфа Кристофер попытался отнестись с восхищением и к Последней Гувернантке, но это было весьма затруднительно. Она оказалась невозможно скучной, говорила нудным монотонным голосом и ни капли не изменила тона, даже когда выяснилось, что он совсем не разбирается в устном счете и левитации, о которых остальные гувернантки просто не вспоминали.

– Если полторы селедки стоят половину от трех пенсов, Кристофер, – объясняла она уныло, – значит, полтора пенни за полторы рыбины. А сколько будет стоить одна селедка?

– Не знаю. – Мальчик едва сдерживался, чтобы не зевнуть.

– Хорошо, – спокойно говорила Последняя Гувернантка. – Продолжим занятие математикой завтра. А сейчас посмотрите в зеркало и попробуйте поднять его в воздух хотя бы на дюйм.

Но поднимать зеркала в воздух Кристофер умел не лучше, чем вычислять стоимость селедки. Гувернантка оставила зеркало в покое и принялась учить его французскому. Через несколько дней Кристофер решил ее позлить, надеясь, что станет интереснее, если она будет кричать. Но Гувернантка спокойно сказала:

– Кристофер, вы глупеете. Пойдите поиграйте со своими игрушками. Но помните: вы можете брать только одну игрушку зараз и должны положить ее на место, прежде чем взять другую. Это наше правило.

Кристоферу пришлось привыкнуть к этому скучному правилу, сводившему на нет большую часть веселья. Еще эта особа всегда сидела рядом, когда он играл. Другие радостно хватались за возможность отдохнуть, а эта сидела как пришпиленная на деревянном табурете и неизменно латала дырки на одежде Кристофера, отчего играть становилось совсем скучно.

Тем не менее однажды он вытащил из шкафа подсвечник с колокольчиками, подвешенными так, что мелодия зависела от того, какой колокольчик тронуть первым.

Когда он наигрался, Последняя Гувернантка оторвалась от своей штопки и сказала:

– Поставьте его на верхнюю полку. Потом возьмете дракона.

Она дождалась, пока колокольчики не прозвенели о том, что Кристофер сделал все как велено, и, воткнув иглу в очередной носок, спросила самым занудным тоном:

– Кто вам подарил эти колокольчики, Кристофер?

Никто прежде не интересовался тем, что Кристофер притаскивал из Везделок. Он даже смутился.

– Человек под желтым зонтиком, – ответил он. – Он сказал, что они принесут удачу в мой дом.

– Что за человек и где? – поинтересовалась Гувернантка, хотя голос ее выдавал полное равнодушие.

– Почти Везде, – проговорил Кристофер. – Там жарко, много запахов и ходят заклинатели змей. А имя свое человек не назвал.

– Это не ответ, Кристофер, – спокойно сказала Последняя Гувернантка.

Она больше не спрашивала ни о чем до тех пор, пока через пару дней Кристофер снова не вытащил подсвечник.

– Не забудьте поставить его на место, когда поиграете. Вы уже вспомнили, где был человек под желтым зонтиком?

– Перед раскрашенным домиком, в котором живут боги, – ответил мальчик, заставляя звенеть маленький серебряный колокольчик. – Он был очень любезен и просил не беспокоиться о деньгах.

– Очень щедро, – заметила Гувернантка. – И где находится этот цветной домик для богов, Кристофер?

– Я же сказал – Почти Везде.

– А я сказала, что это не ответ. – Она отложила штопку. – Я прошу вас рассказать, откуда взялись эти колокольчики.

– Зачем вам знать? – Кристоферу очень хотелось, чтобы она оставила его в покое.

– Затем, – произнесла Последняя Гувернантка со зловещим спокойствием, – что вы не такой честный и открытый, каким должен быть милый мальчик. Думаю, вы украли эти колокольчики!

От столь чудовищного обвинения Кристофер покраснел и слезы навернулись на глаза.

– Нет! – крикнул он. – Тот человек подарил их мне! В Везделках люди всегда делают мне подарки, только почти все я теряю. Смотрите!

Нарушая «правило одной игрушки», он подлетел к шкафу, вытащил лошадь-флейту, ожерелье русалок, заводного дракона и свалил все это в корзину для штопки.

– Смотрите! Это все из Везделок! Последняя Гувернантка уставилась на них с ледяным равнодушием.

– Значит, и это все краденое? – Она поставила корзину с игрушками на пол и встала. – Пойдемте. Нужно срочно доложить вашей маме.

Она схватила Кристофера за руку и, несмотря на его протестующие крики, безжалостно потащила вниз. Кристофер извивался, упирался и цеплялся ногами за ковер. Он прекрасно понимал, что не сумеет ничего объяснить маме. Но Гувернантка была неумолимой.

– Хватит безобразничать! Вы уже большой мальчик.

Это ему твердили все гувернантки. Но Кристоферу было наплевать. Слезы ручьями потекли по щекам, и он выкрикнул имя единственного человека, который мог его спасти:

– Дядя Ральф! Я объясню дяде Ральфу! Гувернантка взглянула на него. И опять лишь на секунду промелькнула скрытая красота на ее лице. Но, к отчаянию мальчика, мисс Белл приволокла его к маминой комнате и постучала в дверь.

Мама в удивлении отвернулась от зеркала и взглянула на заплаканного Кристофера. Потом перевела взгляд на Последнюю Гувернантку:

– Что происходит? Он заболел?

– Нет, мадам, – мрачнейшим тоном произнесла та. – Случилось такое, о чем, я считаю, нужно незамедлительно сообщить вашему брату.

– Ральфу? Вы хотите, чтобы я ему написала? Или это еще более срочно?

– Еще более срочно, мадам, – уныло проговорила Гувернантка. – Кристофер сказал, что сознается во всем своему дяде. Я настоятельно рекомендовала бы вам позвать его сейчас же.

Мама зевнула (Гувернантка ужасно ее утомила).

– Я постараюсь, но не отвечаю за его настроение. У него очень много работы, как вы знаете.

Мама начала небрежно вытаскивать темные волоски из серебряной расчески, которой только что водила по голове, а потом, но намного осторожнее, волоски из хрустальной шкатулки для расчесок.

Кристофер стоял и смотрел на ее красивые жемчужные ногти, всхлипывал время от времени и вдруг увидел, что одна волосинка намного ярче остальных. Мама вытянула ее из общей кучки и скрестила с более темной. Затем взяла что-то вроде шляпной булавки с блестящей головкой, положила на эти два волоска сверху и постучала по ней острым ноготком.

– Ральф! – позвала она. – Ральф Серебринг! Ты нужен Миранде!

Одно из зеркал превратилось в окно, за которым стоял раздраженный дядя Ральф и завязывал галстук.

– Ну что там у вас? – спросил он. – Я сегодня очень занят!

– А когда ты не занят?! – ответила вопросом мама. – Послушай, пришла эта твоя гувернантка, вечно похожая на дождливую погоду. Она привела Кристофера и говорит что-то о признаниях. Не мог бы ты подойти и все выяснить? Это выше моего понимания.

– Она здесь? – Дядя нагнулся через окно – или зеркало? – и увидел Кристофера. Подмигнул ему и расплылся в самой лучезарной улыбке: – Мой милый мальчик! Похоже, ты чем-то опечален. Я мигом!

Кристофер увидел, как он отошел от окна и куда-то направился. Едва мама успела сказать Последней Гувернантке:

– Ну вот, это все, чем я могла помочь! – как дверь распахнулась и вошел дядя Ральф.

Кристоферу было так интересно, что он почти забыл о своих всхлипываниях. Он попытался представить, что же было по ту сторону маминой комнаты. Ему казалось, что там должна быть лестница. Наверное, у дяди имелась тайная комната в стене шириной в пару шагов, но скорее это было волшебство. Как только мальчик об этом подумал, дядя незаметно сунул ему большой белый платок и радостно зашагал в центр комнаты, чтобы дать Кристоферу время утереть слезы.

– И что все это значит?

– Понятия не имею, – ответила мама. – Она сейчас расскажет.

Дядя вопросительно изогнул рыжие брови. – Я обнаружила, что Кристофер играет с неким изделием, – скучно объяснила Гувернантка. – Раньше я такого не видела. Он сделан из неизвестного мне металла. Потом выяснилось, что у него есть еще другие изделия, все разные. Но мальчик не может сказать, откуда они у него.

Ральф взглянул на Кристофера, который спрятал платок за спину и тревожно смотрел на дядю.

– Ну и дела! – сказал Ральф. – Ты покажешь мне эти штуки и все объяснишь?

Мальчик вздохнул с облегчением. Он знал, что дядя Ральф его спасет.

– Конечно, пожалуйста! – ответил он.

И они вместе пошли наверх. Впереди шла Последняя Гувернантка, а сзади – Кристофер, держа дядю за теплую руку. Когда они вошли в комнату, Гувернантка преспокойно села за штопку, давая понять, что считает свой долг выполненным. Дядя поднял колокольчики и позвенел ими.

– Ей-богу, – воскликнул он, – в целой вселенной не сыщешь подобного!

Он поднес их к окну и принялся внимательно рассматривать каждый колокольчик.

– Ты умная женщина, Белл. Они ни на что не похожи. Какой-то странный сплав, видимо для каждого колокольчика особый. На вид ручная работа. – Ральф указал на пуфик у камина и мягко сказал: – Садись сюда, старина, и расскажи-ка мне, как ты принес эту штуку сюда.

Кристофер охотно сел.

– Мне пришлось держать их зубами, когда я перебирался через Междумирье.

– Нет-нет. Это, похоже, конец истории. Начни сначала.

– Я спустился в долину, в город заколдованных змей… – начал Кристофер.

– Нет, еще раньше. С того, как ты вышел из этой комнаты. Кстати, когда это было, в какое время? После завтрака или перед ланчем?

– Да нет, ночью! – объяснил мальчик. – Это был один из снов!

Так, мало-помалу, Кристофер рассказал дяде о своих снах, о Междумирье, о Везделках, куда он спускался из долин. Дядя Ральф вовсе не разозлился, а, наоборот, стал довольно потирать руки, поэтому Кристофер постарался припомнить все, что мог.

– Ну, что я тебе говорил! – сказал дядя, видимо Гувернантке. – Предчувствия меня никогда не обманывают. Что-то должно было выйти путное с такой наследственностью! Клянусь, Кристофер, ты, должно быть, единственный человек в мире, кому удается приносить настоящие вещи из этих путешествий. Даже сам старый де Витт, наверное, не может!

Кристофер вспыхнул от мысли, что дядя Ральф доволен им, но не мог избавиться от чувства обиды на Гувернантку.

– Она сказала, что я их украл.

– Не обращай на нее внимания. Женщины всегда делают неверные выводы, – сказал Ральф, зажигая сигару.

А Последняя Гувернантка пожала плечами и слегка улыбнулась. Скрытая красота появилась снова, как будто Гувернантка была обыкновенным человеком и радовалась их шутке.

Ральф выпустил несколько колечек голубого дыма, сияя, словно солнце сквозь тучи.

– Теперь, старина, – сказал он, – остается проверить этот твой дар. Ты можешь управлять своими снами? Можешь отправляться в эти свои Везделки, когда захочешь, или нет?

Кристофер подумал и сказал:

– Я хожу в них, когда хочу.

– Тогда ты не против прогуляться туда, скажем, завтра ночью?

– Можно даже сегодня, – с готовностью предложил мальчик.

– Нет, завтра. Мне нужен день, чтобы подготовить наш эксперимент. – Он наклонился и направил сигару на Кристофера, чтобы ясно показать, что он не шутит. – Как только будешь готов, выйдешь, как обычно, и постараешься сделать две вещи. Но сначала я попробую договориться, чтобы в Междумирье тебя ждал человек. Нужно выяснить, сможешь ли ты его найти. Это во-первых. Скорее всего, тебе придется покричать, чтобы встретить его, – не знаю: я сам не умею путешествовать в снах. Но в любом случае, посмотрим, сумеешь ли ты пообщаться с ним. Если сумеешь, тогда будет «во-вторых» – про следующий этап эксперимента тебе расскажет этот человек. Если все получится, я буду очень доволен. Как ты думаешь, получится? Ведь ты поможешь мне, старина?

– Да, – ответил Кристофер.

Ральф встал и похлопал его по плечу:

– Славный мальчуган! Запомни: тебе дан очень важный, уникальный дар. Настолько важный, что я советую тебе ни с кем, кроме меня и мисс Белл, о нем не говорить. Даже с мамой. Ладно?

– Ладно, – согласился Кристофер, радуясь, что дядя Ральф считает его умение путешествовать во сне таким важным.

Он был так польщен, что сделал бы намного больше, чем просил дядя. Никому не рассказывать – чего проще! Ведь вокруг нет никого, кому можно было бы рассказать.

– Итак, это наш секрет, – сказал Ральф, подходя к двери. – Только мы трое знаем, и еще тот человек, которого я пошлю. Не забудешь, что нужно будет его поискать?

– Не забуду, – охотно пообещал Кристофер. – Славный мальчик, – сказал дядя Ральф и вышел из комнаты, оставив после себя облако дыма.

Глава третья

Время тянулось бесконечно. Кристоферу казалось, что завтрашняя ночь не настанет никогда. Он сгорал от нетерпения показать дяде Ральфу, на что способен. Если бы не Последняя Гувернантка, он бы заболел от ожидания, но она была так скучна, что все вокруг нее тоже становилось скучным. К вечеру следующего дня Кристофер даже и не знал, есть ли вообще какой-то смысл в его сновидениях.

Но он лег, заснул, и ему стал сниться его сон, потому что дядя Ральф попросил. Как обычно, он выпрыгнул из кровати и через камин попал в долину, где под камнем лежала его сменная одежда, рваная и грязная после множества путешествий и давно уже размера на два меньше, чем нужно.

Кристофер переоделся быстро, благо ему не попалось ни одной пуговицы. Туфель у него вообще не было, потому что они ему мешали перебираться через скалы. В Междумирье он бродил босиком.

Это место, как всегда, было какое-то неясное, бесформенное, повсюду нагромождения камней, даже над головой. В воздухе висел все тот же густой туман, окутывающий даже капли дождя, которые ветер носил туда-сюда.

Кристофер очень надеялся, что не придется долго торчать здесь в поисках знакомого дяди Ральфа. В плохую погоду он чувствовал себя очень маленьким, к тому же в этот раз сильно замерз и промок.

Кристофер залез на каменный оползень и закричал:

– Я тут!

В Междумирье его крик превратился в птичий писк. Туман и ветер подхватили звук голоса и похоронили в шквале дождя. Кристофер подождал ответа, но вокруг раздавалось только протяжное гудение ветра.

Он раздумывал о том, нужно ли кричать еще, как вдруг услышал тоненький звук, доносящийся от скал:

– Я ту-у-ут!

Это был его собственный крик, Кристофер не сомневался. С самого первого сна он знал, что Междумирье всегда возвращает то, что ему не принадлежит. Именно поэтому вернуться в кровать отсюда было намного легче, чем попасть в какую-нибудь новую долину. Междумирье выталкивало его.

Кристофер задумался. Пожалуй, кричать нет смысла. Если бы знакомый дяди Ральфа был где-то в тумане, он все равно не смог бы долго стоять и ждать – его бы вытолкнуло в ту долину, из которой он явился. Поэтому если он и ждал, пока Кристофер разыщет его, то, скорее всего, в долине.

Кристофер вздохнул. Таких долин были тысячи – вверху, внизу, слева, справа; из одних долин открывались дороги в другие, и это только в непосредственной близости! Если пойти в другом направлении, например к Везделке, которая не любит людей, можно найти еще больше долин.

Но дядя Ральф вряд ли стал бы слишком уж усложнять задачу. Человек должен быть где-то рядом.

Кристофер пообещал Ральфу, что сделает все, чтобы эксперимент удался, поэтому двинулся вперед, взбираясь по мокрым камням, соскальзывая и вскарабкиваясь снова.

В первой долине никого не оказалось.

– Эй! Я тут! – крикнул он.

Среди зелени стремительно неслась река. Людей не было.

Он вернулся обратно и пополз в другую сторону. Еще не добравшись до ровной земли следующей долины, сквозь туман он различил темную блестящую фигуру.

– Эй? – окликнул его Кристофер.

– Да! Я… Это Кристофер? – спросил человек. Сильный голос мог принадлежать юноше. – Пойдем-ка отсюда куда-нибудь, где мы сможем видеть друг друга.

Преодолев несколько спусков и подъемов, они соскользнули с горы и очутились в долине, где воздух был теплый и спокойный. Заходящее солнце окрасило траву в розовый цвет.

– Ну? – спросил человек дяди Ральфа, – Ты в два раза меньше, чем я думал. Рад с тобой познакомиться, Кристофер. Меня зовут Такрой.

Он усмехнулся и посмотрел сверху вниз на Кристофера. Человек был такой же молодой и сильный, как и его голос; плотный и крепкий, с круглым загорелым лицом и веселыми карими глазами.

Кристоферу он сразу понравился. Наверное, еще и потому, что впервые он встретил взрослого с такими же вьющимися волосами, как у него. Хотя они были не совсем похожи. У Кристофера волосы вились мягко, а у Такроя завитки были крутые, будто маленькие светло-коричневые пружинки. Кристофер решил, что Такрою должно быть больно, когда гувернантка или еще кто-нибудь заставляет его причесываться. Размышляя об этом, он заметил, что волосы Такроя сухие. И ни следа от той поблескивающей влаги, которая пропитала одежду Кристофера. На Такрое был зеленоватый шерстяной костюм, довольно потертый, но абсолютно сухой.

– Почему ты так быстро высох? – спросил Кристофер.

Такрой засмеялся:

– Я здесь не совсем присутствую, как, например, ты. А ты весь до нитки промок. Как это тебя угораздило?

– Дождь шел в Междумирье. Ты там тоже должен был вымокнуть.

– Да? Странно. Мне вообще сложно все это представлять, даже здесь, в долине. Хотя тебя я вижу хорошо – конечно, когда мы оба этого хотим.

Ни слова не поняв, Кристофер стал буравить его взглядом. Такрой опять рассмеялся, отчего понравился Кристоферу еще больше.

– Расскажи мне, что ты там видишь. – Он махнул загорелой рукой в сторону долины.

– Там долина, – ответил Кристофер, гадая, что видит Такрой. – Зеленая трава. От заходящего солнца ручей стал розовым.

– Правда? Тогда ты сильно удивишься, если я скажу тебе, что вижу только легкий розоватый дымок.

– Почему?