Мышеловка на три персоны Александрова Наталья

Мышеловка на три персоны

— Девочки, вы не представляете, как я волнуюсь! — воскликнула Катя и с размаху поставила на стол чашку, так что остатки кофе выплеснулись на столешницу и несколько капель попало на Иринину новую блузку.

Она переглянулась с Жанной и покачала головой. Жанна вздохнула и демонстративно отвернулась к окну.

— Ну вот, — в Катином голосе послышались слезы, губы её задрожали, — Ирка, прости пожалуйста, я не хотела. Просто последние дни все из рук валится…

— И не только последние дни, — тихонько проворчала Жанна и закурила сигарету.

— Есть не могу, спать не могу, — громко жаловалась Катя, — делать ничего не могу, только все время плачу…

Да что ты плачешь-то, — не выдержала Жанна, — радоваться нужно! Сама тут извелась вся без мужа, нам всю плешь проела, а теперь, когда твой ненаглядный муженёк наконец возвращается из своей Африки, — у неё все из рук валится! Может, ты его видеть не хочешь?

— Да ты что! — возмутилась Катерина, и от возмущения на её глазах даже высохли непролившиеся слезы. — Да как ты можешь? Просто я думаю, а вдруг он очень изменился, и я его не узнаю? А вдруг он вернётся совершенно другим человеком, не тем, кого я любила?

Она опустила глаза, горестно вздохнула и проговорила едва слышным голосом:

— А вдруг он сам забыл меня, разлюбил в этой своей Африке? Вдруг теперь ему нравятся только негритянки?

— Ничего страшного, — усмехнулась Жанна, — возьмёшь абонемент в солярий…

— Тебе бы только насмехаться! — в Катином голосе снова зазвенела обида. — А все это, между прочим, очень серьёзно! Кроме того, эта новая соседка снизу продолжает меня доводить! Можете себе представить: сегодня притащилась с самого утра и устроила настоящий скандал! Видите ли, я грохочу у неё над головой и мешаю её здоровому полноценному сну! Обещала вызвать участкового и составить акт по факту злостного нарушения общественного порядка!

— Ну ты даёшь! — восхитилась Жанна. — Сама уже стала выражаться языком официальных протоколов! А что ты делала — училась танцевать африканские танцы, чтобы порадовать мужа?

— Если бы! — отмахнулась Катька, не заметив сарказма в голосе подруги. — Всего лишь передвинула на кухне табуретку, чтобы поменять батарейку в настенных часах!

— Могу себе представить! — хихикнула Жанна.

— Нет, не можешь! — Катька в возбуждении привстала, — я из-за этой мегеры даже перестала покупать молочные продукты!

— Господи, — искренне удивилась Ирина, — а они-то при чем?

— Ну, знаете, есть такая серия — «Хуторок в степи»? Молоко, кефир, сметана и все прочее… Так вот там на коробках старуха нарисована — ну просто вылитая моя соседка! Один к одному!

— Ну покупай какое-нибудь другое молоко! — раздражённо отозвалась Жанна. — И вообще, пора тебе наконец повзрослеть! Казалось бы, не девочка, а трясёшься перед какой-то старой грымзой, не можешь её на место поставить!

Ирина откинулась на стуле и посмотрела вокруг. Катя с Жанной разговаривали на повышенных тонах — как бы остальные посетители кафе не стали возмущаться. Но нет, парочка за соседним столиком была занята только собой, компания студентов сама шумела вовсю, прилично одетый мужчина средних лет углубился в деловые бумаги.

Подруги по-прежнему спорили. Ирина в который раз поразилась, как могут уживаться две такие разные личности, как Катька с Жанной.

Обычно она вклинивалась между ними и гасила надвигающуюся ссору. Таким образом трём подругам удалось продержаться лет… ужас сказать сколько, больше пятнадцати. Нельзя сказать, что они все эти годы были неразлучны. У каждой была своя жизнь, иногда подруги не виделись по нескольку месяцев. Но в трудную минуту всегда можно было рассчитывать друг на друга. Так уж получилось, что на данный момент все они одиноки. То есть не одиноки, тут же поправила себя Ирина, а просто незамужние. Взрослые самостоятельные женщины, вполне состоявшиеся. Жанна — деловая преуспевающая дама, нотариус, давно уже зарабатывает очень приличные деньги и ни от кого не зависит. Есть у неё сын и замечательная армянская мама, которая готовит изумительные блюда и обожает гостей. У неё, Ирины, была когда-то полноценная семья — муж и двое детей. Муж как-то незаметно её бросил, то есть просто уехал работать, в Европу и не стал возвращаться. История эта тянулась несколько лет, Ирина все на что-то надеялась, ради детей старалась поддерживать видимость семейной жизни. Дети выросли, и подруги наконец уговорили Ирину принять решительные меры. Вспомнив про то, как ужасно проходил её развод, Ирина поёжилась. Но, слава богу, все позади, муж уехал обратно в свою Англию и носа не кажет. Сын учится в Оксфорде, а Ирина с дочкой и славным кокер-спаниелем Яшей живут здесь.

И если жизнь Ирины и Жанны можно считать налаженной, то о Катьке этого сказать никак нельзя. Вечно её лихорадит и бросает из одной крайности в другую. Несмотря на многие разочарования, Катерина сохранила веру в людей. И в один прекрасный момент вдруг огорошила подруг известием, что выходит замуж. Жанна была вне себя, она пыталась воздействовать на Катьку, вспоминала её первое неудачное замужество, и ещё более неудачный длинный роман, напоминала, какой мерзавец был первый муж, а уж про подлеца-любовника и говорить не хочется. Ирина помалкивала, но в душе была согласна с Жанной. Однако Катерина проявила несвойственные ей упрямство и настойчивость. При встрече Катин будущий муж Ирине понравился — приличный такой мужчина, постарше неё лет на десять, но это же не главное. Образованный, профессор в Университете на кафедре африканистики. Ирина решила, что Катьке повезло. Жанна Ирининой радости не одобряла и предрекала, что брак долго не продержится.

Странности начались месяца через четыре после свадьбы. То есть вначале ничего такого не было, просто профессор Кряквин уехал с группой студентов в запланированную экспедицию в Африку. Честно прождав положенные три месяца, Катерина явилась в аэропорт и вместо мужа получила письмо, написанное в весьма странной манере. В письме профессор сообщал, что присоединился к кочующему племени мгвангве и вернётся только через год — раньше, мол, никак не получится, потому что племя углубляется в дебри Африки, в саванну и джунгли. Тот, кто привёз письмо, наскоро объяснил Кате, что профессору выпала большая удача — изучить дикое племя мгвангве изнутри, в привычной обстановке. Одним словом, любовь профессора Кряквина к работе оказалась гораздо сильнее любви к молодой жене. Катерина долго расстраивалась по этому поводу, подруги утешали её как умели, потом все наладилось. Поскольку больше ничего не оставалось, Катя решила мужа дождаться, а уж потом высказать ему все, что она думает. Однако через год профессор тоже не появился — какие-то у него возникли сложности с тамошними африканскими властями, а потом с нашим посольством. И только к лету пришла наконец долгожданная телеграмма, где профессор сообщал день прибытия самолёта и номер рейса. Осознав, что муж, которого она не видела почти два года, теперь уже точно возвращается, Катерина впала в самую настоящую панику. Она находилась в невменяемом состоянии, когда подруги нашли её и пытались привести в норму. Пока это плохо удавалось.

— Девочки, не ссорьтесь! — воззвала Ирина. — Жанка, не пили её, она и так на взводе. А ты, Катерина, немедленно успокойся. Возьми себя в руки, а то ещё, не дай бог, под машину попадёшь или уронишь на себя горячий чайник. Что тогда будет?

Катя представила, как вернувшийся муж застаёт её всю в бинтах и в гипсе, а то и в полной неподвижности, и замолчала.

— Ну вот и умница, — удовлетворённо сказала Ирина, прочитав на лице подруги обуревавшие её чувства. — Теперь, чтобы не переживать попусту, сосредоточься на своём внешнем виде и на хозяйственных мелочах. Человек отсутствовал полтора года, он должен по возвращении увидеть чистый уютный дом и красивую жену.

— Да уж! — скептически фыркнула Жанна, оглядев Катькину круглую фигуру и волосы, торчащие недовольным ёжиком, — уж прости, подруга, за прямоту, но красотой тут и не пахнет…

— На себя посмотри! — огрызнулась Катерина. — Снова ты в красном костюме! Думаешь, очень красиво?

Ирина поскорее отвернулась к окну. Подругам была прекрасно известна любовь Жанны ко всему яркому, особенно к красному цвету. От природы смуглая брюнетка Жанна обожала вызывающие наряды, а также броские серебряные украшения, которые навешивала на себя в ужасающем количестве, хотя вполне могла позволить себе носить настоящие драгоценности. Костюм, конечно, был хорош и сидел отлично, но вот цвет… Цветом костюм напомнил Ирине алые революционные стяги.

«Мы поднимаем алое знамя, дети рабочих, смело за нами!» — вспомнилась пионерская песня, и Ирина закусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Чем тебе мой костюм не угодил? — Жанна так удивилась, что даже голос дрогнул.

— Да в таком костюме только быков дразнить, матадором работать! — припечатала Катерина. — И нечего критиковать мою внешность!

— Что? — завопила Жанна. — В костюме от «Боско и Гильеджи»? Дразнить быков?

— Кто это такие? — повернулась Катька к Ирине.

— Не придуривайся, — холодно ответила та, — это очень модная и дорогая торговая фирма. Итальянская.

— Ну, значит, это будут итальянские быки, — ответила Катерина, чтобы оставить за собой последнее слово.

Жанна, повинуясь укоризненному взгляду Ирины, решила прекратить бесполезную дискуссию.

— В парикмахерскую её вести бесполезно, — заметила Ирина, — тут и так все сострижено. Я завтра её сама причешу перед встречей.

— Макияжа, пожалуй, и совсем не надо, — поддержала Жанна, — она разревётся, только тушь размажет. Катька, но если ты снова наденешь свои грязно-болотные брюки, я просто не знаю, что с тобой сделаю!

— Это не ваше дело! — надулась Катя. — Валик любит меня как есть…

— В квартире уборку генеральную сделала? — деловито осведомилась Ирина. — А то у тебя там пылищи… Муж с непривычки расчихается.

Да говорю же вам, что ничего не могу делать! — Катерина снова была на нервах. — Ни мебель подвинуть, ни пол помыть! Эта зловредная бабка снизу прибегает тут же и начинает скандалить, что я шумлю и её заливаю!

— Да откуда она взялась-то на твою голову? — удивились подруги. — Не было же раньше проблем с соседями. У тебя там только одна скандальная тётка — генеральша бывшая…

— Недужная? Точно! — энергично подтвердила Катя. — Но она живёт наверху. Мы с ней не соприкасаемся ни полом, ни потолком. А под нами жили Мурзикины. Такая приличная была старушка Мария Николаевна. Она умерла, и её дети квартиру продали, иначе было с наследством не разобраться. Вот теперь мучаюсь с этой новой мегерой…

— Что — этой старушенции купили одной трехкомнатную квартиру в центре? — удивилась Жанна.

Там какая-то странная семейка, — вздохнула Катя. — Сначала они выбросили всю старую мебель, оставшуюся от Мурзикиных. Ну, это понятно, кому охота чужое старьё в доме держать… Потом пришли рабочие, сломали стены, ободрали обои и даже пол паркетный. Вынесли плиту и всю сантехнику на помойку и ушли. А через три дня привезли эту старуху, Ирину Сергеевну, а с ней вместе — старый шкаф, стол и раскладушку. Генеральша наша при том присутствовала — ей всегда до всего дело, так вот, она клятвенно утверждала, что мебель Мурзикиных была в гораздо лучшем состоянии. Спрашивается, для чего было менять шило на мыло? И дальше все соседи теряются в догадках, потому что ремонта никакого никто не делает, и как старуха существует в таких спартанских условиях — совершенно непонятно.

— Да уж, — согласилась Ирина, — ни плиты, ни сантехники…

— Навещает её раз в неделю какая-то баба, нашей генеральше представилась как невестка, — продолжала Катя. — И как можно пожилого человека в таких условиях содержать, у всех в голове не укладывается. И я бы этой Ирине Сергеевне сочувствовала, если бы у неё не был такой отвратительный скандальный характер.

— Слушай, я тебя не понимаю! — перебила Жанна. — У тебя муж завтра приезжает, а ты вместо этого думаешь о какой-то посторонней старухе. Да что тебе за дело, как она живёт и с кем? Может, она йог и специально спит на голом полу и ест сухие корки? Тебе-то что до этого?

— Да говорю же вам, что она житья мне не даёт, — вскипела Катя, — на дню по семь раз прибегает и орёт! То ей шумно, то ей мокро, то ей…

— Скучно, — подсказала Ирина, — ей скучно одной в пустой квартире, она таким образом общается…

— Тяжёлый случай, — согласилась Жанна, — ну ладно, мне пора, Катерину могу подбросить, мне в ту сторону.

Катька чмокнула Ирину в щеку, после чего накрасила губы сердечком, и подруги распрощались.

— Ну вот, — сказала Жанна, с шиком подкатывая к Катиному дому, — тебя прямо до подъезда…

Катя открыла рот, чтобы поблагодарить, одновременно высунув ноги из машины, и в это время из дверей подъезда, как черт из табакерки, выскочила высокая худая старуха в грязно-сиреневом фланелевом, несмотря на летнюю погоду, халате в мелкий цветочек. Седые волосы старухи были стянуты в жидкий пучок на затылке, на носу плотно сидели очки в металлической оправе. В облике старухи Жанна уловила что-то знакомое — ах да, «Хуторок в степи!» Старуха была как две капли воды похожа на ту, из рекламы молочных продуктов, только белый передник отсутствовал.

Катя, завидев старуху, охнула и попыталась захлопнуть дверцу машины, но было поздно. Старуха подлетела к машине и вцепилась в дверцу мёртвой хваткой.

— Катерина Михайловна! — заорала она визгливо. — А я вас давно поджидаю! У меня по батареям течёт вода!

— Какие батареи, сейчас же лето… — ошеломлённо пробормотала Катя.

— Но холодная вода течёт сверху, то есть от вас! — старуха напирала так, что машина покачнулась.

— Вода всегда течёт сверху вниз, это закон природы, — холодно заметила Жанна, — вверх бьют только фонтаны.

Старуха совершенно не обратила внимания на язвительную реплику и продолжала трясти дверцу машины.

— Вы ответите за все! — орала она. — Мы начинаем ремонт…

Жанна поняла, что нужно вмешаться.

— Попрошу отойти от машины! — крикнула она так громко, что генеральша Недужная, пившая спокойно чай на своём шестом этаже, очнулась от задумчивости и удивлённо повела головой.

Ей показалось, что она слышит голос своего покойного мужа генерала Недужного. Толь: ко он мог так гаркнуть на плацу, принимая парад.

— Вы вообще-то кто? — Жанна вышла из машины и теперь в упор рассматривала старуху.

— Я из четырнадцатой квартиры! И Катерине Михайловне об этом прекрасно известно! — ответила старуха, не понижая голоса.

— То, что вы живёте в четырнадцатой квартире, не даёт вам права ломать мою машину, — сказала Жанна, — или вы считаете иначе?

Старухе, повинуясь её взгляду, нехотя отпустила дверцу, и Катя тут же захлопнула её и даже закрыла окно.

— К тому же вы вовсе не хозяйка четырнадцатой квартиры, — продолжала Жанна, — и совсем не понятно, отчего вы так беспокоитесь насчёт воды в батареях, если не будете тут жить?

— Как это — я не буду тут жить? — завопила старуха.

— Ваша невестка сказала нам, что вас оформляют в дом престарелых в Войбокало, — невозмутимо сообщила Жанна.

— Это ложь! — старуха попятилась и села на скамейку возле подъезда.

Жанна схватила Катю за руку, и подруги устремились наверх.

— Жанка, а откуда ты узнала про дом престарелых? — пропыхтела наивная Катька, она как всегда приняла все за чистую монету.

Жанна поглядела на неё выразительно и усмехнулась.

— Врага нужно бить его же оружием!

— А где это — Войбокало? — спрашивала Катя на бегу.

— У черта на куличках, — ответила Жанна, — оттуда своим ходом ни за что до города не добраться!

Когда через пять минут она вышла, бабы-яги в сиреневом халате у подъезда уже не было.

На следующий день Катя проснулась поздно. Такая уж была особенность у её организма — не могла она никак рано встать. Подруги, особенно Жанна, не стеснявшаяся в выражениях, называли эту Катину особенность обычной ленью. Жанна утверждала, что лень родилась раньше Катьки и что с таким отношением к жизни Катерина никогда не добьётся успеха. Катя в ответ на такие слова со страстью убеждала Жанну, что художник не может творить по заказу, что вдохновение — вещь совершенно непредсказуемая, оно может накатить хоть ночью, в любое время и в любом месте.

«Вот интересно, отчего же ни разу вдохновение не посетило тебя в девять утра?» — ехидно спрашивала Жанна. Ирина в спорах обычно участия не принимала, считала это пустым занятием.

Сегодня Катя проснулась поздно, потому что ей приснился сюжет для очередного панно. Нужно было обязательно досмотреть сон, чтобы выяснить все подробности. Катя видела во сне тропический лес. Солнце с трудом пробивалось сквозь темно-зеленые заросли. На ветках деревьев, обвитых лианами, сидели разноцветные попугаи. Внизу под ними были цветущие орхидеи. Над ними вились блестящие мухи, а орхидеи хищно раскрывали свои цветки…

Едва открыв глаза, Катя рванулась к столу, чтобы зарисовать кое-что из сна для памяти. Сейчас она сидела перед большим куском светло-зеленой ткани и напряжённо думала. Ей очень хотелось пришить на этот зелёный фон кусок коричневого вельвета, оставшийся от старых летних брюк, но никак не приходило в голову, в каком месте. Образ будущего панно, увиденного во сне, никак не хотел ложиться на ткань. Катя отпила кофе из большой кружки, которую держала в левой руке, и наморщила лоб.

— Может быть, вот тут, в правом верхнем углу… — пробормотала художница, как вдруг рядом с ней оглушительно зазвонил телефон.

Катерина вздрогнула и выронила кружку. Кофе разлился по полу, коричневым озерцом окружив ножку стола. Кружка, к счастью, не разбилась. Катя схватила трубку и раздражённо выпалила:

— Ну кто ещё?

— Это я, — удивлённо проговорила Ирина, — ты что, спала?

— Какое там, — выдохнула Катя, постепенно успокаиваясь, — я творила! Я находилась в творческом поиске! И ты своим неожиданным звонком меня оттуда грубо вытащила!

— А ты там в своём поиске не забыла, что к тебе муж возвращается? Что пора ехать в аэропорт?

— Как? — Катерина подскочила и завертелась в поисках часов. — А сколько времени? Ещё ведь утро!

— Какое утро! Ты на часы что, никогда не смотришь? Уже второй час!

— Как второй час? Не может быть! — Катя наконец нашла часы, заваленные грудой разноцветных лоскутков, и уставилась на них в полной растерянности. — Ой, и правда! А я, ты знаешь, совершенно отключилась… когда я творю, я забываю совершенно обо всем… впрочем, тебе этого не понять…

— Ну да, конечно, — в голосе Ирины прозвучала нотка обиды. — Это только ты у нас творец, а я занимаюсь коммерческими поделками! Не писатель я, а ремесленник! Ладно, творец, бросай свои лоскутки и собирайся! Кстати, ты уже придумала, в чем ехать?

— В чем ехать? А разве это так важно?

— Катька, я на тебя не устаю поражаться! Муж не видел тебя полтора года, ты сама только вчера волновалась, не забыл ли он тебя в своей Африке, не разлюбил ли — а теперь считаешь, что совершенно все равно, в чем его встречать! Нет, ты совершенно невыносима!

— Ну, я не знаю… — Катя повернулась и взглянула в сторону платяного шкафа. — Может быть, то зелёненькое платье?

— Что? Тот отвратительный бесформенный балахон цвета гниющих водорослей, в котором ты ходила на вернисаж Бананова? Только через мой труп!

— Да? А мне показалось, что я в этом платье имела успех!

— Ага! Все показывали на тебя пальцем и хихикали! Тебе в этом платье смело можно в вагонах милостыню собирать, вот здесь успех будет гарантирован! — выпалив эту тираду, Ирина усовестилась, пожалела подругу и примирительным тоном проговорила:

— У тебя ведь есть вполне приличный серый брючный костюм. Почему ты его не носишь? Сейчас, по-моему, он вполне подошёл бы…

— Серый костюм? — Катя замялась. — Но вообще-то он сел… потом, сейчас лето, хочется надеть что-нибудь поярче, поживее…

— Серый костюм сел? — переспросила Ирина. — Такие вещи не садятся! Ты что — вытолстилась из него?

— Ничего не вытолстилась! — обиженно пропыхтела Катерина. — Я только вчера взвешивалась, и, между прочим, нисколько не прибавила! Ну, позавчера!

— Ну да, я видела, как ты подкручиваешь весы перед каждым взвешиванием! Ну ладно, сейчас некогда обсуждать твою фигуру, быстро соображай, что надеть, и собирайся!

— Тогда, может быть, оранжевые брюки и блузку в тюльпанах?

— Боже мой, ты кто — женщина или пожарная машина? Или дорожный знак — «осторожно, впереди опасность»? Потом, эта твоя блузка… она больше напоминает чехол для транспортного самолёта!

— Ну вот, никак тебе не угодить!

— Ты не мне должна угодить, — строго оборвала её подруга, — ты должна понравиться своему блудному попугаю… тьфу, мужу!

— Ага, — поймала её Катя на слове, — а Валику эта блузка в тюльпанах как раз очень нравилась!

— Ну, надевай что хочешь, только скорее! Я тебя через час жду на выходе метро «Московская», там, где останавливаются маршрутки в аэропорт!

Не успела Катерина повесить трубку, как в дверь её квартиры требовательно зазвонили.

С тяжёлым вздохом открыв дверь, она увидела тощую старуху в железных очках и поношенном фланелевом халате, усыпанном мелкими сиреневыми цветочками.

— Ирина Сергеевна… — безнадёжным тоном протянула Катерина. — Ну что у вас опять случилось?

Тётка встала в третью позицию, разинула рот и завопила:

— У меня случилось? Это у вас случилось, и скоро ещё случится! Я немедленно вызову милицию по факту злостного хулиганства с отягчающими обстоятельствами! Вас привлекут! Вас посадят! Вас изолируют от общества! Таким, как вы, не место среди приличных людей!

— Да в чем, наконец, дело? — попыталась Катя вклиниться в этот гневный обвинительный монолог. — Мне что, уже и по телефону нельзя поговорить? Или можно, но только шёпотом?

— При чем здесь телефон! Вы меня опять затопили! Вы регулярно заливаете мою квартиру, а у меня там, между прочим, хранятся большие культурно-исторические ценности!

— Ну да, — пробормотала Катя себе под нос, — полная подборка журнала «Агитатор-пропагандист» за все годы издания, самое милое дело вместо туалетной бумаги, по формату очень подходит!

— Нет! — гордо воскликнула соседка. — Я сохраняю бесценную переписку моего покойного мужа, крупнейшего специалиста по Уставам!

— По каким суставам? — изумлённо переспросила Катерина.

— Не по суставам, а по уставам! Мой муж был самым известным специалистом в этой области, автором последней редакции «Устава строевой и караульной службы»! Сам маршал Голобосый оценил его вклад в военную науку! И вы своим злостным хулиганством наносите непоправимый вред этому бесценному наследию! Да какое вам дело до отечественной военной науки! Вы небось ни одного устава и в руках не держали!

— Действительно! — честно призналась Катя.

— Вы вообще ничего не читаете!

— Ну отчего же, — обиделась Катя, — кое-что читаю…

— Конечно! Вы из тех, кто предпочитает дешёвое бульварное чтиво, всякие детективы…

— Да, например, «Преступление и наказание»…

— По одному этому названию становится ясно, что это — вульгарный криминальный роман!

— Ага, и глядя на вас, я просто чувствую себя Раскольниковым… уже топор в хозяйственном магазине присматриваю!

Произнеся эти слова, Катя заметила за спиной соседки какое-то едва уловимое движение. По лестнице крадучись спускалась со своего шестого этажа генеральша Недужная. Генеральша направлялась в магазин и, распознав разгорающийся скандал, задержалась, чтобы послушать. Глаза её сверкали от удовольствия.

— Короче, что там на вас протекло? — осведомилась Катя, попятившись, чтобы удалиться из прихожей, подальше от глаз любопытной генеральши. — У меня в квартире совершенно сухо!

— Сухо? — взвизгнула Ирина Сергеевна, стремительно влетев в Катину комнату. — А это что? — и она указала жёлтым, скрюченным артритом пальцем, на кофейную лужу под столом.

— Вы что — хотите сказать, что содержимое чашки кофе протекло к вам в квартиру и заливает ваши драгоценные уставы?

— Можете зайти ко мне и удостовериться! — грозно заявила соседка. — И имейте в виду — я непременно буду составлять акт по поводу этого злостного вандализма! С отягчающими последствиями и особым цинизмом! Так что извольте немедленно явиться и ознакомиться с последствиями своего хулиганского поведения!

Выпалив это угрожающее заявление, разъярённая соседка вылетела из Катиной квартиры, как ведьма на помеле вылетает в дымовую трубу. Катерина проводила её неприязненным взглядом и заметила красные, натёртые неудобной обувью пятки Ирины Сергеевны, торчащие из стоптанных тапок. Она перевела дыхание, бросила взгляд на часы, охнула и бросилась к платяному шкафу. Выбирать подходящий к случаю наряд не было уже ни времени, ни настроения. Под руку попалась обруганная Ириной шёлковая блуза с тюльпанами. Катя вздохнула и решила-, что это судьба. Однако оранжевые брюки все же решила не надевать, выкопала из-под вороха вещей серые, от костюма. Они давно уже не сходились в талии, но Катя заколола незастегивающуюся молнию английской булавкой и решила, что сойдёт, блуза все прикроет. Кое-как застегнув пуговицы на блузке, она выскочила на лестницу.

Проходя мимо нижней квартиры и увидев полуоткрытую дверь, Катя снова тяжело вздохнула.

«Сидит там и дожидается, когда я приду посмотреть на её драгоценную протечку, — с ненавистью подумала она, — с другой стороны, ей ведь больше совсем нечем заняться… а так — хоть какое-то общение…»

Катерина была человеком чрезвычайно отходчивым и готова была проникнуться жалостью и пониманием к кому угодно. Наверное, она могла бы пожалеть даже людоеда, собирающегося приготовить из неё котлеты — ну, просто очень проголодался человек! Может быть, она даже посоветовала бы ему, где взять чеснок и чёрный перец, чтобы котлеты получились вкуснее. Хотя последнее трудно представимо, потому что Катя при всей своей любви к еде, совершенно не умела готовить, а также не выносила запаха чеснока.

Толкнув приоткрытую дверь, Катя вошла в полутёмную прихожую и окликнула соседку:

— Ирина Сергеевна, ну где тут у вас протекло?

Не услышав ответа, она медленно двинулась вперёд. На душе у неё было как-то неспокойно, больше того — непонятный страх заставил зашевелиться волосы на её голове и пропустил по позвоночнику целую армию ледяных мурашек.

В квартире царила странная, напряжённая тишина.

Катя сделала ещё один шаг и невольно опустила глаза.

И тут же увидела в углу прихожей, под вешалкой, какую-то бесформенную сиренево-красную груду. Катерина попятилась и зажала ладонью рот, чтобы не закричать.

И немудрёно. На полу лежала её соседка Ирина Сергеевна, только что скандалившая в Катиной квартире. Она лежала в неудобной, неестественной позе, некрасиво подогнув тощую ревматическую ногу. Её выцветший, заношенный халат в мелких сиреневых цветочках покрывали яркие багровые пятна. Катя, как прирождённый художник, оценила живописную выразительность этих пятен прежде, чем поняла, что это — кровь.

И гораздо больше крови было на седых, туго стянутых в узел волосах соседки и на полу вокруг её головы. Рядом с мёртвой старухой валялись её очки в металлической оправе.

— Ирина Сергеевна! — шёпотом проговорила Катя и ещё попятилась.

Потом она взяла себя в руки и немного приблизилась к старухе — вдруг она ещё жива и ей можно чем-нибудь помочь?

Но, увидев открытые блекло-голубые глаза соседки, затянутые мутной пеленой, Катя поняла, что помочь ей нельзя уже ничем.

И тут её охватила паника.

Она только что разговаривала с Ириной Сергеевной! С того времени не прошло и нескольких минут! Значит, за эти минуты кто-то успел её убить, и этот кто-то, скорее всего, ещё здесь, в квартире! И он сейчас убьёт саму Катю, как свидетельницу преступления!

Катерина стремглав вылетела из страшной квартиры, не помня себя, скатилась по лестнице и оказалась на улице.

Был жаркий летний день, спешили по своим делам нарядные, оживлённые люди, а Катю бил озноб, она мчалась, не разбирая дороги, и опомнилась только на эскалаторе метро. Тут она вспомнила, что собиралась встречать мужа, что её ждёт Ирина — и поехала в сторону аэропорта.

Профессор Кряквин толкнул дверь и вошёл в собственный подъезд.

Он не был здесь уже очень давно и чувствовал себя чрезвычайно неуютно. Долгие месяцы, проведённые в бескрайних просторах Африки, среди её диких саванн и непроходимых джунглей, сделали его совершенно другим человеком. Тесное пространство дома, четыре каменные стены пугали его. Звуки, доносившиеся из соседских квартир, казались непривычными и внушали безотчётный страх. То ли дело — ночные шорохи африканского леса, такие привычные и знакомые! Отдалённое рычание охотящегося льва, треск сучьев под ногами продирающегося сквозь джунгли носорога, хохот гиены — что может быть приятнее для человеческого слуха! Под эти звуки профессор каждый день спокойно засыпал возле костра своих африканских друзей, кочевников племени мгвангве!

Валентин Петрович не мог заставить себя воспользоваться лифтом, его тесная кабина внушала ему настоящий ужас, поэтому он крадучись поднимался по лестнице, чувствуя себя так, как будто находился на территории враждебного племени, где на каждом шагу может подстерегать стрела из самострела или удар боевого копья. К его естественному страху кочевника перед непривычными городскими условиями примешивалось неприятное чувство, связанное с тем, что приходилось скрывать нечто важное от Кати…

Профессор горячо любил свою жену, он с нетерпением ждал встречи с ней, всю дорогу считал минуты, оставшиеся до этой встречи — но в то же время боялся взглянуть ей в глаза, боялся, что не сможет молчать и откроется его страшная тайна… он не хотел даже думать о том, как Катя воспримет это известие. Нет, она ни в коем случае не должна об этом узнать!

Кряквин перевёл дыхание и переложил тяжёлый чемодан в левую руку, взяв в правую ритуальный топор мгвангве, прощальный подарок верховного вождя племени. Он поравнялся с квартирой Мурзикиных, расположенной прямо под его собственной.

Дверь квартиры была открыта.

Это несколько обеспокоило профессора — он помнил, что здесь, в городе, принято запирать своё жилище. Но ещё одно чувство шевельнулось в его груди: профессор боялся встречи с женой, боялся необходимости взглянуть ей в глаза и всеми силами старался оттянуть эту встречу…

Под влиянием этих сложных чувств он заглянул в полуоткрытую квартиру и громко позвал:

— Мария Николаевна! Вы дома?

На его крик никто не отозвался, и это ещё больше насторожило Валентина Петровича. Если Мурзикиных нет дома, то почему их квартира не заперта? Может быть, соседей съел лев? Или на них напали дикие кочевники, для которых нет ничего святого, которые не поклоняются Великим Богам Западных болот и запросто могут расправиться с безобидными стариками?

Профессор напомнил себе, что он в городе, где не водятся львы и не кочуют дикари, но тем не менее беспокойство его не оставило.

— Мария Николаевна! — повторил он и вошёл в квартиру соседей.

Неподалёку от него, под вешалкой, лежало что-то бесформенное, что-то сиреневое в мелкий цветочек. Приглядевшись, Валентин Петрович понял, что это — немолодая женщина в вылинявшем домашнем халате.

Это была не Мария Николаевна Мурзикина, это была какая-то совершенно незнакомая женщина.

И эта женщина была мертва.

Этот факт не вызывал у профессора сомнений. Он видел, как выглядит мёртвый человек. В прошлом году племянника вождя Мбогати убил леопард, так вот у молодого человека был такой же ужасный вид, и вокруг него расплывалось такое же темно-красное пятно… правда, Мбогати лежал на голой земле, которая быстро впитала кровь, а эта женщина упала на голубой вытертый линолеум, и кровавая лужа вокруг неё выглядела куда неприятнее…

Профессор выронил чемодан и бросился к пострадавшей. Может быть, ей ещё можно помочь? Может быть, она ещё дышит? Может быть, божественная сущность Мумбарумба ещё не покинула бренную телесную оболочку? Может быть, удастся быстро найти опытного шамана и произвести ритуальную церемонию, сплясать священный танец, который спасёт жизнь незнакомки?

Он склонился над лежащей женщиной, положил ритуальный топор и взял в руку её запястье. Пульса не было, незнакомка не дышала. Её голова была разбита чем-то тяжёлым, и тёмная кровь пропитала седые, туго стянутые в узел волосы. Почему-то особенно трагично выглядели валявшиеся рядом измазанные кровью старомодные очки погибшей.

Профессор тяжело вздохнул, он понял, что уже поздно бороться за её жизнь, что божественная сущность Мумбарумба отлетела и сейчас находится далеко отсюда, в первом треугольнике загробного мира… единственное, что он мог сделать для несчастной жертвы — это спеть для неё священную песню улюлюли, чтобы сделать путь в Поля Вечной охоты более лёгким и приятным.

Профессор набрал полную грудь воздуха и затянул первые такты священной песни.

И вдруг за его спиной раздался оглушительный крик.

Профессор инстинктивно схватил самое дорогое — ритуальный топор мгвангве — и оглянулся.

Генеральша Недужная, возвращаясь из магазина, нажала на кнопку лифта и тяжело вздохнула. Лифт не работал. Обычная история! Надо будет непременно написать жалобу на скверную работу домового хозяйства! Берут такие большие деньги за квартиру, а все работает из рук вон плохо! Теперь вот придётся пешком подниматься к себе на шестой этаж.

Преодолев несколько лестничных маршей, генеральша добралась до четвёртого этажа и остановилась немного передохнуть. Она поставила тяжёлую сумку на облицованный плиткой пол и распрямилась. Оглядевшись, генеральша отметила очередной непорядок. Дверь четырнадцатой квартиры была полуоткрыта. Таким легкомысленным поведением жильцы сами провоцируют квартирные кражи и прочие безобразия!

Генеральша решительно шагнула к открытой двери и заглянула в квартиру, чтобы поставить на вид её обитателям необдуманное поведение…

Но неодобрительные слова, готовые сорваться с её уст, так и не были произнесены. Генеральша увидела такое страшное зрелище, что полностью утратила дар речи.

На полу, под вешалкой, лежало мёртвое окровавленное тело новой соседки, не так давно поселившейся в квартире Мурзикиных. И над этим безжизненным телом склонился такой ужасный человек, страшнее которого генеральше не приходилось встречать в своей богатой событиями жизни, а ведь ей приходилось встречать много страшных людей, она видела даже знаменитого маршала Голобосого, которого боялась собственная тёща…

Этот человек был худ и чёрен, как будто его долго коптили на вращающемся вертеле, вроде тех, на которых в соседнем гастрономе готовят куриц-гриль. Он был облачён в какие-то жуткие пёстрые лохмотья. Его руки были покрыты запёкшейся кровью жертвы, и в правой руке этот страшный чёрный человек сжимал орудие убийства — огромный топор, украшенный для пущего устрашения разноцветными перьями невиданных птиц и зубами неизвестных науке животных. И конечно, топор был тоже покрыт кровью жертвы.

И в довершение всех этих ужасов этот чёрный убийца завывал совершенно нечеловеческим голосом.

Генеральша Недужная испустила нечленораздельный крик, который наконец перешёл в единственное разборчивое слово:

— Убийца!

Убийца поднялся на ноги и двинулся по направлению к генеральше. Он оказался не очень высок ростом, и в его внешности мелькнуло что-то смутно знакомое. Он кажется пытался что-то сказать и шёл навстречу свидетельнице своего преступления — явно намереваясь так же зверски расправиться с ней…

Генеральша, естественно, не стала этого дожидаться. Она вылетела из страшной квартиры, пожертвовав сумкой с продуктами, взлетела на свой этаж, торопливо захлопнула за собой железную дверь и дрожащей рукой набрала телефон милиции.

— Убийство! — закричала она в трубку, едва дождавшись ответа.

Выслушали её очень недоверчиво, однако наряд выслали.

Через полчаса в её дверь позвонили.

Разглядев через глазок раскрытое милицейское удостоверение, генеральша открыла дверь и увидела двух милиционеров, которые держали закованного в наручники загорелого до черноты невысокого человека.

— Этот? — коротко спросил один из милиционеров, подтолкнув смуглого человека ближе к растерянной генеральше.

— Этот, этот! — закивала Недужная, хотя теперь злодей не казался ей таким страшным. Он выглядел довольно жалко и удивительно напоминал соседа по подъезду, тихого учёного Валентина Петровича Кряквина. То есть, если бы профессора долго дубить на солнце, потом обрядить в пёстрые лохмотья и украсить волосы перьями, то просматривалось бы отдалённое сходство с этим человеком… Отбросив эту нелепую мысль, генеральша для верности ткнула пальцем в скованного злоумышленника и суровым голосом повторила:

— Он, негодяй! Он, убийца! Я его прямо над трупом застала! Наверняка маньяк, весь в крови, да ещё и завывал так страшно! Он и меня зарубить хотел, еле я от него убежала!

Очень хорошо! — удовлетворённо проговорил милиционер, потирая руки. — Подозреваемый, значит, налицо, и свидетель имеется! Так мы вас в ближайшее время повесточкой вызовем!

Ирина металась возле выхода из метро и то и дело бросала раздражённые взгляды то на часы, то на выходящих из метро людей. Увидев Катерину, она бросилась ей навстречу и проговорила:

— Ну ты даёшь! Мы же опоздаем к самолёту и разминёмся с твоим Валиком! Твой муж, между прочим! Хоть куда-то ты можешь успеть вовремя?

— Я не виновата! — ответила Катя, и на её глазах показались слезы. — Тут такое, такое… ты не поверишь… моя соседка, Ирина Сергеевна… ну, та, про которую я тебе говорила…

— Ладно, потом расскажешь про свою соседку, — отмахнулась Ирина. — В конце концов, ты должна правильно себя поставить… нельзя позволять каждой вздорной старухе садиться себе на шею!

— Это уже не актуально… — едва слышно ответила Катя.