Красавица и чудовище Дрейк Оливия

Глава 12

Майлз застыл на месте, лезвие проткнуло ему кожу. Его затуманенный желанием разум силился оценить ее угрозу. Еще мгновение назад Белла целовала его. Отвечала на его ласки со страстной раскрепощенностью. Конечно, один или два раза она пыталась оттолкнуть его, но этого вполне можно было ожидать от непорочной старой девы.

Так что же сейчас случилось, черт побери?

Эйлуин посмотрел в ее наполненные яростью голубые глаза. Ее грудь поднималась и опадала от быстрого сердитого дыхания. Кончик ее ножа воткнулся ему в кожу. Один сильный толчок вверх – и она перережет ему яремную вену. Он истечет кровью за несколько секунд.

Такая перспектива быстро охладила его пыл.

«Она не убьет меня, – сказал себе герцог. – Не посмеет».

Однако сомнение удерживало его на месте. Белле Джонс не хватало утонченной жеманности светских дам. Она выросла в диком, нецивилизованном регионе мира. Работа ее разума была ему непостижима, но интриговала его.

Возможно, именно эта самая непредсказуемость и сводила его с ума.

Даже сейчас, когда она прижимала к его горлу нож.

– Я отпущу вас, – сказал он. – Только осторожнее с этим кинжалом.

Не в натуре Майлза было отступать. Тем не менее он попятился, подняв руки и повернув к ней ладони, чтобы показать, что он не причинит ей вреда. Его поцелуй ошеломил ее, вот и все. Белла была неопытна, поэтому ему не следовало так настойчиво навязывать ей свое внимание.

Но вся логика и мудрость покинули его, когда он заключил Беллу в свои объятия. Майлз не ожидал столь сильной реакции со своей стороны. Он всегда сохранял хладнокровие, даже в самые горячие мгновения.

Враждебный взгляд Беллы следил за каждым его движением, когда он шел к столу и усаживался на его край. Несколько прядей блестящих темно-русых волос спадали ей на плечи. Ее губы обрели нежную припухлость, какая бывает у женщин после страстных поцелуев. Теперь в ней не было ничего от старой девы. Она выглядела такой же свирепой и неукротимой, как богиня-львица Сехмет.

Майлз никогда в жизни не встречал более желанной женщины. Или более властной и неприятной. Разум подсказывал Эйлуину, что Изабелла Джонс – последняя женщина, которую ему стоит завоевывать. Но его тело было иного мнения.

Белла опустила руку, все еще сжимая пальцами маленький кинжал с рукояткой из слоновой кости. Лезвие блеснуло в свете свечей.

Майлз чуть не подскочил от неприятного удивления. Это был ее кинжал – тот самый, который он у нее конфисковал. Всего несколько дней назад он спрятал оружие в нижний ящик своего стола для сохранности.

Она могла найти его только одним способом.

Его гнев вспыхнул, давая выход разочарованию.

– Вижу, вы обыскали не только мою кладовую, – проговорил он. – Вы рылись и в моем письменном столе.

Белла вздернула подбородок.

– Этот кинжал принадлежит мне, а не вам, – парировала она. – Это был особый подарок моего отца. Он доверил мне его.

Ее преданность сэру Сеймуру безгранично раздражала Майлза. Он ненавидел этого человека столько лет, что не мог понять, как она могла защищать его. Одно время он тоже почитал сэра Сеймура. Но только до тех пор, пока тот не исчез в ночи, бросив Майлза на произвол судьбы.

Белла Джонс – единственная, кто мог знать, что послужило причиной столь поспешного бегства, пусть даже эта причина спрятана в глубине ее сознания. Должна быть какая-то тайная подсказка, которую он сможет вытянуть из ее памяти. А пока ее нужно успокоить.

– Оставьте эту чертову штуковину у себя, если хотите, – прорычал он. – Но если вы еще хоть раз замахнетесь им на меня, он мой навеки. Это понятно?

Белла холодно посмотрела на него.

– Я буду использовать его только по необходимости – для защиты, ваша светлость, – сказала она. – Папа именно для этого мне его и подарил. Чтобы защищаться от мерзавцев.

Майлз посерел от злости. У нее хватило наглости назвать его мерзавцем? А ведь он не применял против нее силу – во всяком случае, чрезмерную. И ей понравился его поцелуй, черт возьми! Быть может, он позволил себе слишком много по отношению к девственнице, но не больше того.

– Могу я напомнить вам, – ледяным тоном промолвил он, – что вы нарушили мой недвусмысленный приказ держаться подальше от западного крыла? Я предупредил, что ослушание грозит последствиями.

– Но это не дает вам права давить на меня своим… своей похотью. Вы можете быть герцогом, но я не ваша рабыня, которую можно использовать по своему желанию.

– Однако я ваш наниматель. – Никто и никогда не разговаривал с ним так дерзко. Более того, никто даже не пытался. Герцог встал, повышая голос почти до крика: – В этом доме правила устанавливаю я! И ваша обязанность им подчиняться. Именно поэтому вы больше никогда не должны входить в эту комнату без моего разрешения.

– А вы больше никогда не должны прикасаться ко мне без моего разрешения. – Белла смерила его презрительным взглядом. – Особенно если от вас несет духами падшей женщины.

Она резко развернулась, подол ее голубой юбки взметнулся вверх, позволив ему на миг увидеть белые чулки на ее татуированных лодыжках и эти причудливые гранатовые туфельки. С кинжалом в руке она размеренным шагом вышла из кабинета.

Майлз стоял, словно прикованный к роскошному ковру. Когда он увидел пустой дверной проем, его гнев растаял, оставив его совершенно опустошенным. Он не смог бы пошевельнуться, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Белла знала, куда он ходил вечером? Что он был с проституткой? Или, может, она просто догадалась об этом из-за запаха духов? Или это все сплетни прислуги?

Ответ был ему не важен. Значение имело лишь то, что слова мисс Джонс представили ее отказ от него в совершенно новом свете. Белла таяла в его объятиях, пылкая и нетерпеливая, такая же возбужденная, как и он сам. А потом она уловила запах на его коже. И впала в ярость, что вполне оправданно. Ни одна женщина не захочет быть второй в выборе мужчины.

Ему бы следовало почувствовать себя победителем. Она отвергла его из ревности, только и всего.

Или это было что-то другое?

Незнакомый дискомфорт не давал Майлзу покоя, и ему понадобилось несколько минут, чтобы понять, что это был стыд. Ему было стыдно за свое недавнее поведение. Он был слишком самонадеян, решив, что Белла примет его предложение разделить с ним постель. Самонадеян, полагая, что у него есть право соблазнить ее. И так же самонадеян, приняв ее реакцию за ревность. Скорее, ей было противно, что он расценивает ее как очередное завоевание в череде женщин.

Подойдя к окну, Майлз уставился в темный ночной сад. Да, он вел себя отвратительно. У него был сексуальный опыт, которого не хватало Белле, и он вознамерился использовать эту силу, как саблю, которая сокрушит ее защиту. Он был движим своими собственными желаниями, забывая о ее невинности. Он проигнорировал тот факт, что Белла была не только образованной женщиной, но и леди, несмотря на своеобразное воспитание.

Он позволил себе обращаться с нею как с платной шлюхой, а ведь она заслуживала лучшего.

На следующий день Белла нахально напросилась на чай с миссис Уитеридж и мистером Пинкертоном. У нее было к ним несколько вопросов о Майлзе и его прошлом. Вопросов, которые потребуют некоторой дипломатии, потому что эти двое были самыми преданными его слугами.

Они сидели в гостиной миссис Уитеридж за столом, накрытым кружевной скатертью, и Белла ждала, когда дворецкий и экономка обсудят, стоит ли отчитать Эдну, кухарку, за флирт с Джорджем, лакеем, и кто должен испечь торт на день рождения повара на следующей неделе.

Белла сочла эту маленькую комнату желанным оазисом в обширной пустыне Эйлуин-Хауса. Попивая дымящийся чай, она почувствовала себя почти как дома – забитые фарфоровыми статуэтками полки, стулья с чрезмерно пухлыми сиденьями, вазы с сухими цветами. Высокое окно было занавешено кружевной шторой, потому что комната находилась под лестницей. Чтобы не пускать сюда тянувшийся из подвала холод, в камине жарко пылал огонь, даря комнате тепло и уют.

Говорила в основном миссис Уитеридж, а мистер Пинкертон лишь время от времени вставлял короткий комментарий. Также время от времени он бросал под стол кусочек печенья маленькой обросшей собаке, которая, подняв одно ухо, наблюдала за ним полными надежды глазами.

Наконец седовласая экономка потянулась через стол, чтобы подлить чаю в чашку Беллы. Связка ключей на толстой талии миссис Уитеридж зазвенела, когда она шевельнулась.

– Ну и ну, будете и дальше нас слушать? – спросила она у Беллы с приветливой улыбкой. – Съешьте еще кусочек малинового пирога, мисс Джонс, а затем расскажите, что привело вас сегодня в комнату под лестницей.

Белла взяла пирог только из вежливости. Ее желудок был скручен в узел со вчерашнего вечера, когда Майлз так пылко целовал ее. Она и предположить не могла раньше, что можно испытывать к мужчине такое желание. Но вдобавок к этому он еще и заставил ее рассвирепеть! Он опустошил ее тело и душу.

Но она не должна была думать об этом прямо сейчас. Ее голова была занята более насущными вопросами.

Вернувшись в гневе в свою спальню, она вспомнила о пачке старых писем в своем кармане – тех самых, которые были написаны ее отцом и адресованы достопочтенному маркизу Рамсгейту. Желая отвлечься от бури собственных эмоций, Белла допоздна расшифровывала неопрятный почерк отца при свечах.

Каждое письмо было написано как бы в ответ на вопросы. Каждое содержало практические советы по выбору научных книг для чтения, размышления об египетских династиях и подробную информацию о различных артефактах, найденных в Египте. Общий тон писем был теплым и дружелюбным, а иногда – когда ее отец что-то советовал – на удивление отеческим.

Особенно ее поразил один отрывок: «Эйлуин, может, и резковатый парень, но он хочет для вас лучшего. Стремитесь к образованию, если желаете доказать свои заслуги. И будьте уверены: я поговорю с ним о вашем участии в экспедиции».

Что за человек тот, кому ее отец писал? Почему Майлз сохранил эти письма? И почему в имени «Рамсгейт» было что-то смутно знакомое?

Отхлебнув чаю, Белла приветливо улыбнулась экономке и дворецкому. И напомнила себе о необходимости быть осторожной и не упоминать об украденных письмах.

– Я надеялась, что вы не откажетесь ответить на несколько вопросов, – сказала она. – Видите ли, в процессе работы я наткнулась на одно имя, указанное в документе. Вот я и подумала, что вы, быть может, знаете его. Я говорю о маркизе Рамсгейте.

Миссис Уитеридж усмехнулась. А потом они с дворецким обменялись удивленными взглядами.

– Господи, конечно, нам знакомо это имя! – промолвила экономка. – Еще бы мы его не знали! Это ж его светлость, наш герцог.

Белла была как громом поражена.

– Вы хотите сказать, – нахмурившись, заговорила она, – что у Эйлуина… два титула?

– Гораздо больше, если быть точным, – нараспев произнес старый дворецкий и, прищелкивая узловатыми пальцами, стал перечислять: – Граф Майнард, виконт Силвертон, а также барон Тэрнсхед.

Миссис Уитеридж прищелкнула языком.

– Да будет вам дурачить бедную малышку. Она выросла в языческих странах и не понимает обычаев знати. – Экономка помолчала и сделала глоток чаю. – Видите ли, при рождении старший сын герцога получает второй по счету из всех высочайших титулов его отца. Так, юный Майлз был маркизом Рамсгейтом до смерти своего отца, упокой Господь его душу.

Белла откусила кусочек пирога. Как необычно! Теперь все обрело смысл. Конечно, Майлз сохранил старые письма. Они же были адресованы ему.

Ее отцом.

Письма были написаны перед экспедицией в Египет, то есть Майлзу тогда было всего лишь одиннадцать-двенадцать лет. Как было мило со стороны папы переписываться с мальчишкой и давать ему советы и наставления! Но почему Майлз не искал ответы на эти вопросы у своего собственного отца, герцога Эйлуина? Разве тот тоже не был ученым, специалистом по Древнему Египту?

Эта загадка заставила Беллу еще больше заинтересоваться воспитанием Майлза. К тому же она все равно намеревалась расспросить экономку и камердинера о его детстве.

Она посмотрела на седую женщину с розовыми щеками и на пожилого дворецкого с поджатыми губами.

– Вы ведь оба давным-давно работаете в Эйлуин-Хаусе, не так ли?

– Я приехала сюда в качестве посудомойки около сорока лет назад. – Глаза экономки блеснули. – Мистер Пинкертон тогда был надменным лакеем. Но он все равно любил дергать меня за косы, что он и делал.

Дворецкий, подсовывавший дворняге под стол куски пирога, сделал паузу. По его шее, вверх от накрахмаленного воротничка пополз румянец.

– Я не делал ничего подобного, мадам, – пробормотал он.

Потянувшись к Пинкертону, миссис Уитеридж похлопала его по руке.

– Да будет вам, Пинки! Нет ничего плохого в том, чтобы признать это. Ты был влюблен в меня с самого начала. Если бы я не обвенчалась с главным конюхом, кто знает, может, я была бы теперь миссис Пинкертон!

Впалые щеки дворецкого стали еще краснее.

– Женитьба не для меня, – заявил он. – Моя жизнь была посвящена служению герцогам Эйлуинам. Это мое единственное призвание!

– Ба, да вы ведь Мейзи преданы! – с улыбкой произнесла миссис Уитеридж, бросив добродушный взгляд на лохматого щенка, который завилял хвостом, услышав свое имя. – Можно подумать, она твоя жена!

Увидев, что мистер Пинкертон приоткрыл рот в знак протеста на такую нелепость, Белла быстро сказала:

– Ну а поскольку вы тут живете много лет, то, возможно, помните моего отца, сэра Сеймура Джонса. Он был нанят четвертым герцогом во время экспедиции в Египет.

Мистер Пинкертон опустил голову в знак согласия, открывая покрытую старческими пятнами макушку, поросшую редкими белыми волосками.

– Сэр Сеймур действительно несколько раз бывал в Эйлуин-Хаусе, – ответил он. – Он производил впечатление добродушного человека. У него всегда находились улыбка и доброе слово для прислуги.

Это было настолько в духе папы, что Белла ощутила глухую боль утраты. Как же ей недоставало его улыбки!

– Я надеюсь, вы не против моего следующего вопроса: что за человек был четвертый герцог, отец нынешнего герцога?

– По-настоящему гордый и знатный лорд, – сказала миссис Уитеридж, прижимая руки к пышному бюсту. – А еще величественный и полный достоинства. Ничто не могло вывести его из себя! Каждый год в День подарков[4] все слуги выстраивались в ряд в большом зале, и он вручал каждому по полкроны. Однажды я наступила на подол юбки, делая реверанс, и грохнулась на зад, а он даже глазом не моргнул!

– Напротив, – поправил ее мистер Пинкертон. – Его светлость сердито посмотрел на вас за то, что вы устроили такую сцену.

«Герцогским взглядом…»

Белла подавила смешок. Должно быть, Майлз научился этому взгляду у своего отца.

– Похоже, он был довольно грозным человеком, – заметила она.

– Возможно, для кого-то и был, – проговорил дворецкий, поднимая подбородок. – Однако мы не должны мерить герцога общепринятыми стандартами. Как человек, обладающий высоким положением и влиянием, он должен был самым строгим образом соблюдать приличия.

– Такова жизнь аристократов, – многозначительно кивая, заметила миссис Уитеридж. – Да что там – посмотрите на нынешнего герцога! Такой великолепный дворянин и в точности такой же замечательный, как его отец.

Майлз замечательный? Да он был высокомерным, самовлюбленным животным! Он переспал с проституткой, а потом пришел домой и попытался соблазнить свою служащую. Его представления о приличиях сводились к тому, что он целовал женщину до бесчувственного состояния, а потом орал на нее, когда она пыталась дать ему отпор.

Однако Белла держала свое мнение при себе. Не ей разрушать их иллюзии о его характере. Особенно сейчас, когда она очень хочет понять, какую роль ее отец сыграл в его детстве.

– А его светлость – единственный ребенок? – поинтересовалась она. – Я полагаю, что у него нет братьев и сестер, если кузен – его единственный наследник.

Экономка скорбно кивнула.

– Увы, у его матери, герцогини, было несколько мертворожденных младенцев. Да она и сама была болезненная, бедняжка, часто оставалась в своих покоях. Так что его светлость – ее единственный выживший ребенок.

Белла с трудом удержалась от выражения сочувствия. Будучи единственным ребенком и наследником герцогства, Майлз наверняка был изнеженным чадом. И, скорее всего, был воспитан в убеждении, что он превосходит обычных людей.

– А его светлость был близок со своими родителями? Он когда-нибудь ссорился с отцом?

– Ссорился? – переспросила миссис Уитеридж, глядя на Беллу с таким видом, словно у той выросла вторая голова. – Да юный Майлз боготворил отца! Он был чрезмерно послушен, потому что герцог ждал от него безупречного поведения. Тем не менее, он был счастливым ребенком, всегда улыбался, особенно когда отец позволил ему поехать в Египет. – Миссис Уитеридж повернулась к дворецкому. – Вы там были, Пинки. Вы говорили, что Майлз обхватил герцога руками?

– Я сказал, что у него был такой вид, будто он хочет это сделать, – фыркнув, уточнил мистер Пинкертон. – Конечно же, наследнику герцогства было бы неприлично демонстрировать какую-либо привязанность.

– А мой отец при этом присутствовал? – спросила Белла.

– Разумеется, – ответил дворецкий. – Насколько я помню, он похлопал мальчика по плечу и поздравил его.

Белле эта история показалась грустной и тревожной. Возможно, Майлз все-таки не был так испорчен. Его отец вел себя как суровый надзиратель, лишенный теплоты, и папа был вынужден вмешаться от имени Майлза. Что он там написал в письме подростку? «Эйлуин, может, и резковатый парень, но он хочет для вас лучшего. Стремитесь к образованию, если желаете доказать свои заслуги. И будьте уверены: я поговорю с ним о вашем участии в экспедиции».

Белла опустила глаза на остатки чая в своей чашке. Она поняла, что отцом для Майлза был, скорее, ее папа, чем его собственный отец. Неудивительно, что Майлз чувствовал себя преданным. После трагической смерти родного отца он также потерял и своего наставники и друга, возможно, единственного взрослого человека, которому он доверял.

Экономка тяжело вздохнула.

– Ах, счастье бедного мальчика было таким недолгим! Когда мы в следующий раз увидели его, а случилось это полтора года спустя, он уже не был лордом Рамсгейтом. Он стал герцогом Эйлуином. Такой нежный возраст, чтобы взваливать на себя тяжкое бремя обязанностей! Иногда я думаю, именно в этом причина того, что он ведет сейчас такой образ жизни.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась Белла.

Миссис Уитеридж доверительно наклонилась к ней.

– Он всегда был солнечным мальчиком, но смерть отца изменила его, вот что я скажу. С тех пор он и заполняет весь дом этими пыльными реликвиями. Он посвятил каждый день своей жизни работе и никогда не ухаживал за юными леди. Есть такие, которые находят предлог, чтобы попасть в этот дом в надежде поймать его взгляд. Но его светлость знать их не желает! – Миссис Уитеридж задумчиво посмотрела на Беллу. – Вы – первая леди за все время, которой он позволил остаться в Эйлуин-Хаусе. Быть может, он положил на вас глаз, мисс.

Белла едва не выронила чашку. Если бы только они знали о недавних выходках Майлза, не имевших никакого отношения к браку! Не успела она сформулировать ответ, как заговорил мистер Пинкертон.

– Не нам рассуждать о тех, кто выше нас по положению, – проворчал он. – Его светлость женится, если или когда найдет себе подходящую партию.

– Хм! – фыркнула экономка. – Без сомнения, ему было бы полезно жениться. Несколько малышей в детской оживили бы этот дом и вернули улыбку на его лицо.

Белла в этом сомневалась. Ни одной приличной молодой леди она не пожелала бы иметь дело с герцогом Эйлуином. Он был слишком властным, слишком вспыльчивым, слишком эгоцентричным и невероятно тщеславным.

Хотя, возможно, в спальне он умел доставлять удовольствие.

Неожиданно воображение Беллы нарисовало такую картину: кровать в полумраке и ее саму, лежащую под одеялом вместе с ним. Они целуются и очень смело ласкают друг друга, и это безумно приятно, а его руки скользят по каждому дюйму ее тела, развратно прикасаясь даже к самым сокровенным уголкам…

Дребезжащий звон часов на каминной полке разрушил эту фантазию.

Румянец залил Белле щеки, но она надеялась, что слуги не смогли разгадать тайный ход ее мыслей.

Белла отодвинула свой стул.

– Боже, вы только взгляните на часы! Мне нужно поскорее вернуться к работе. Спасибо вам большое за чай.

Она поспешно вышла за дверь.

Поднимаясь по узкой лестнице для прислуги, она обдумывала их разговор. Он помог ей лучше понять, почему Майлз обратился к ее отцу как к наставнику. Несмотря на все свое богатство и привилегии, герцог явно не был в восторге от своего идиллического детства. Он был единственным выжившим сыном больной матери и сурового отца.

Как это отличалось от ее собственного детства! Лейла и Сайрус вносили столько жизни в их горную хижину, а папа радовал их своим веселым характером. Даже без мамы они оставались крепкой семьей.

Судя по словам миссис Уитеридж, у Майлза тоже когда-то был веселый нрав. Но Белле трудно было в это поверить. Экономка, должно быть, обманывала саму себя из-за преданности своему господину. Без сомнения, одно несчастное событие – даже такое чудовищное, как убийство отца – не могло так круто изменить характер Майлза.

Что ж, по крайней мере, хотя бы одна тайна раскрыта. Белла теперь понимала, почему имя маркиза Рамсгейта показалось ей смутно знакомым. Она узнала его давным-давно, в Египте. Шестилетней девочкой она наверняка слышала, что к Майлзу обращаются как к лорду Рамсгейту. Быть может, она и сама так его называла. Так странно представлять себя маленькой девочкой, пытающейся произнести такой замысловатый титул.

Когда она почти поднялась по лестнице наверх, внезапно распахнулась дверь, ведущая в верхний коридор. На порог шагнула элегантная светловолосая леди в платье цвета мяты. Хелен Грейсон, жена кузена и наследника Майлза.

Скривив губы, она взглянула на Беллу.

– Мисс Джонс!

Скрыв удивление, Белла склонила голову в кивке.

– Миссис Грейсон! Неожиданно видеть вас здесь!

– Я звонила Уитеридж, но она не ответила.

– Она пьет чай в своей гостиной. И я только что оттуда.

– Чай с прислугой, мисс Джонс? – Звонкий женский смех разнесся над лестницей. – О, я совсем забыла! Вы же тоже нанятая помощница. Прошу прощения.

Хелен не отошла от дверного проема, чтобы пропустить Беллу в верхний коридор. Вместо этого она бросилась вниз по лестнице, заставляя Беллу вжаться в стену. Девушку окутал приторный аромат духов гостьи.

Но это было еще не самое худшее.

Проносясь мимо Беллы, она с силой наступила каблуком ей на ногу. От резкой боли девушка вскрикнула.

Не обратив внимания на то, что она причинила Белле вред, Хелен продолжила спускаться в подвал, а Белле не оставалось иного выбора, кроме как дохромать вверх по оставшимся нескольким ступеням к главной двери.

Она стиснула зубы от пульсирующей боли в ступне. У нее даже голова закружилась от удивления и запоздалого гнева. В чем причина злобы Хелен?

Хотя в одном можно было не сомневаться. Поступок Хелен не был случайным. Это было намеренное нападение.

Хелен Грейсон презирала ее.

Глава 13

Немного позже, усевшись на перевернутый деревянный ящик посреди груды сломанных артефактов, Белла осматривала поврежденную Хелен ногу, как вдруг дверь отворилась и в гостиную вошел Майлз.

Белла напряглась, устремив на него взгляд. Сквозь одно из окон пробивался луч послеполуденного солнца, освещая его поразительно красивые черты. Он был одет так же просто, как всегда: в черные брюки и белую свободную рубашку с закатанными рукавами. И ни тени улыбки на напряженном лице. И все же аура его мужской жизненной силы, казалось, оживила комнату.

Сердце Беллы подскочило в груди.

Она видела его впервые после их страстного поцелуя, и его неожиданное появление в Голубой гостиной раздосадовало ее. Должно быть, это и стало причиной неожиданного приступа удушья у нее. Она только что сняла туфлю и чулок и положила лодыжку одной ноги на колено другой, чтобы рассмотреть уже проявляющийся синяк. Ее юбки были задраны вверх, и Майлзу, вероятно, открылся захватывающий вид на ее нижнее белье.

Белла тут же опустила голую ногу на пыльный деревянный пол.

– Добрый день, ваша светлость, – поздоровалась она. – Вы могли бы из вежливости постучать.

Проигнорировав ее раздраженное замечание, он встал прямо перед ней. Его хмурый взгляд упал на подол ее платья.

– Что случилось? Вы поранились?

Белла расправила подол, чтобы прикрыть пальцы.

– Нет, ничего…

– Что-то случилось, иначе вы бы не сняли туфлю с чулком, чтобы осмотреть ногу. – Он встал перед ней на одно колено. – Дайте мне взглянуть.

Белла отодвинулась назад на ящике.

– Нет! Не надо!

– Не скромничайте! – Один уголок его рта слегка скривился. – Тут нет ничего такого, чего бы я уже не видел.

С этими словами он схватил ее лодыжку и поставил себе на колено. И в точности как в тот раз, когда он рассматривал ее татуировки, его прикосновение к ее обнаженной коже вызвало вспышку жара, который пополз вверх по ноге и проник прямо в ее лоно. Только теперь Белла еще острее ощущала его мужскую притягательность. Теперь она помнила еще и то, каково это – ощущать прикосновения его рук к другим частям ее тела, включая грудь. И теперь ее донимали воспоминания о его поцелуе.

Словно не замечая ее внутреннего смятения, Майлз слегка сжал ее ногу, а его пальцы обхватили ее пятку, когда он поворачивал ее из стороны в сторону, чтобы осмотреть покрасневшее место.

– Уже синяк появляется, – пробормотал он. – Какого дьявола вы делали? Уронили обломок гранита на ступню?

Его критический тон привел ее в бешенство. Да она, скорее, задохнется, чем расскажет ему о Хелен Грейсон.

– Что-то в этом роде, – произнесла она.

– Ногу надо перевязать, – заявил Майлз. – Я вызову доктора.

Белла вырвала ногу из его руки.

– Не стоит беспокоиться, потому что я не собираюсь видеться с ним.

Она убрала белый шелковый чулок в карман, чтобы не надевать его при Майлзе. А потом сунула ногу обратно в расшитую бисером гранатовую туфельку. Хорошо, что туфелька леди Милфорд не пострадала от выходки Хелен. Белла пообещала вернуть ей туфли, когда уедет из Эйлуин-Хауса.

Тревога так и вибрировала в ней. Быть может, ей придется вернуться домой раньше, чем через обговоренные две недели. Быть может, Майлз пришел в гостиную, чтобы выгнать ее. Прошлым вечером она угрожала убить его. Она ткнула острым кончиком своего кинжала в его горло, чтобы не дать ему овладеть ею.

Его взгляд был полон ярости. Было ясно, что герцог Эйлуин не привык к тому, чтобы женщина одерживала над ним верх.

Что если он все как следует обдумал и решил уволить ее?

Когда она неуверенно поднималась с ящика, он взял ее за предплечье, чтобы помочь.