(Не)хорошая девочка Шэй Джина
Глава 1. Не ходите девки замуж
Свадьба. Белая фата, белое платье, белый лимузин.
День счастливых улыбок, день кружащейся от радости головы, ведь именно сегодня ты соединяешься судьбой не с кем-нибудь, а со своим любимым человеком. Так? Ну ладно, можно сделать скидку на двадцать первый век, статистику разводов, вот это все.
И все-таки я думаю, любая девочка уверена – у неё не будет как у всех, у неё будет по-настоящему, раз и навсегда. И что она-то со своим избранником надолго, и все-то у них будет счастливо, и умрут-то они в один день.
Что я могу сказать по этому поводу?
Дуры!!! Завязывайте с этой романтичной чушью! А лучше – не ходите замуж. Никогда!
Я вот в настоящий момент вишу на кованных прутьях балконных перил, и мне жизненно необходимо разжать руки и прыгнуть. Вниз и чуть-чуть вперёд.
Что? “Дура, не делай этого, ты еще такая молодая?”
Да вы чего там, совсем, что ли? Мне просто нужно спрыгнуть на балкон этажом ниже. А вы что подумали? Тьфу! Хотя…
Нет, высота четвертого этажа в промежутке между двумя балконами меня ужасно удручает. И голова от высоты у меня ествественно кружится. А еще я в одной только белой шелковой комбинашке и белых чулках, и все. Ну, это лучше, чем прыгать с балкона на балкон в свадебном платье, не находите? А иной одежды в моём распоряжении не имелось.
Уф-ф, кажется, из моего сумбурного рассказа ничего не понятно. Кто я такая, почему у меня распухший нос и кровит губа и как я вообще докатилась до того что сбегаю из номера для новобрачных в одной только ночнушке, забыв надеть под неё трусы?
Сколько у вас вопросов… Ну, давайте с последнего, трусы я не надела, потому что надевать мне нечего. Те стринги, что шли в комплекте с этой комбинашкой, лежат разорванные на полу в номере, и надеть их не представляется возможным. Ну кто мог подумать, что мой новоиспеченный муженек окажется настолько страстным, что решит что порвать на мне трусы – это прям отличная идея. Впрочем, на тот момент я ничего против не имела.
Ну, скажем честно, вряд ли мой муж предполагал, что после первой брачной ночи я буду прыгать по гостиничным балконам в чем мать родила. Да что там, я и сама этого не предполагала, но мои планы скорректировала жизнь.
Ну… Как жизнь…
Правая рука моего мужа и скорректировала. Та самая, что ударила меня по лицу так сильно, что я, только-только встав с постели, чтобы обнять его, вышедшего из душа, кувырком полетела на пол.
Лелеяла романтичные мечты, а, Соня? О том, что муженька тебе папочка нашел замечательного? Получай свидание с реальностью!
Было больно. И плечо я ушибла сильно.
– Ты что, озверел? – взвизгнула я, поднимаясь на ноги, и тут же получила вторую оплеуху. Тут уже упала снова. Спасибо, в этот раз хотя бы на кровать. Господи, какая же у него тяжелая рука… Хотя я в принципе первый раз столкнулась с такой темой, как насилие в мой адрес. Папа у меня хоть и строгий, но и пальцем не тронул ни разу за всю мою жизнь. А тут?
А Сережа, мой уже двенадцать часов как муж, молча стоял надо мной, тихонечко поскуливавшей от боли и пытающейся разглядеть хоть что-то кроме точек, мечущихся перед глазами.
– Какого хрена? – простонала я, наконец садясь на кровати.
Мы только что занимались… Ну, чем там обычно муж и жена в первую брачную ночь занимаются, и все вроде только что было нормально, Сережа доделал все, что мог доделать, снял презерватив и ушел в душ. Ладно, физиономия у него была при этом немножко странная, но я в принципе не так близко знакома с Сережей, откуда мне знать, какое у него выражение лица, когда он трахается? Я, если честно, вообще не знаю, какое там может быть выражение лица у мужика после того, как он потрахается.
Если вы сейчас меня спросите, а какого мифического создания я оказалась замужем за малознакомым мне Сергеем Бариновым, то тут у меня одно объяснение – вообще-то брак наш сугубо договорной, и… Да, так бывает. Я, может быть, и хотела бы чего-то сказочного и романтичного, но у моего отца на меня были иные планы. А я… Я не из тех, кто спорит с папой. Тем более что с Сережей мы общались полгода до свадьбы, он казался мне вполне симпатичным, приятным парнем.
Сережа был обходительный, смешной, я находила в этом очарование. Без ума влюблена не была, но единственный раз я в своей жизни влюблялась в пять лет, с той поры гораздо больше в моей жизни определяли прагматизм и цинизм моего отца.
“Ты – дочка Афанасьева, София”, – любит поговаривать мне папочка. – А значит, вокруг тебя обязательно будет крутиться всякая нищая шваль, которая будет рассчитывать обвести тебя вокруг пальца и поиметь меня на деньги. Даже если бы ты была страшная – они бы крутились, а ты у меня хорошенькая получилась. Вся в мать. Её я хорошо выбрал. Значит, швали будет много”.
Так оно и было на самом деле. Было немало парней, которые пытались за мной ухаживать, но они довольно быстро испарялись после того, как папа обрисовывал им, что выставит дочь, то есть меня, с голой задницей на улицу, если я вздумаю проникнуться чувствами к какому-нибудь голодранцу. Папа, разумеется, это говорил не всерьез, так, “для проверки чувств”, но мальчики-то об этом не знали. И знаете, как восхитительно отрезвляет, когда тот, кто неделю назад, смущаясь, говорил что ты ему нравишься, послезавтра уже подкатывает к твоей подружке Маринке, у которой тоже деньги есть, но папа не такой резкий.
И вот ты выбираешь неплохой вариант, папа одобрил, парень весьма приятен, отличает Мане от Ван Гога, что в фас, что в профиль, что по работам. Полгода с ним встречаешься, проникаешься, думаешь – ну окей. Ну все равно же придется замуж, и папа намекает, что этот брак откроет ему хорошие перспективы, и…
И вот!
Стоит себе надо мной этот “приятный парень” с таким отвращением, будто и не меня водил на выставки, не меня целовал украдкой на прощанье, не мне говорил, что я, мол, ужасно очаровательна. Ей-богу, не на всякое дерьмо так смотрят.
– Ты еще спрашиваешь, да, потаскушка мелкая? – холодно выдыхает Сережа, и я чуть не откусываю себе язык.
Вот просто: “Какого хрена (2)”.
А меня тем временем прихватывают за волосы и тыкают лицом в белую простынь на кровати, как напакостившего котенка. И снова больно, снова я взвизгиваю от такой грубости, потому что – какого черта он так со мной обращается? И что, что ему вообще надо?
– Кровь где, кровь? – яростно шипит мой муж. – Знаешь ли ты, что твой отец мне гарантировал твою целку? И на что я, собственно, повелся вообще, по-твоему? У меня таких как ты – как грязи. Жениться на шлюшке в мои планы не входило.
Я практически глохну от этого заявления. Убойного заявления. Он повелся? На мою девственность? Охренеть. Нет, я слышала, что некоторые мужики видят в этом такой фетиш, что готовы любые деньги заплатить, но… Никогда не думала, что стану участником таких отношений. И тем более что рекламировать меня по этому показателю будет мой отец…
– Кровь где, сучка, – не унимается Сережа и, дергая меня за волосы, снова бьет меня по лицу. Теперь уже задевает и по носу, и по губам. Хороший такой удар, если рассуждать с точки зрения силы.
– Не знаю я, не знаю, – взвизгиваю я, и это все, на что меня хватает. Я и вправду ни хрена не понимаю. Да, помню, что-то говорили, что при дефлорации должна быть кровь. И да, вижу, что на простынях её нет. Но блин, мне что, к деве Марии сгонять за справочкой, что я ни с кем не трахалась? А я ведь ни с кем, посмотрела бы я, как бы кто-то другой попробовал побегать по мальчикам при моем-то отце.
Мне с шестнадцати лет вбивали, что я должна первый раз заняться сексом только с мужем и только после свадьбы. И нахер-нахер блядство и всякие залеты. Отец оторвал бы мне ноги и на место бы не пришил. А я… Я хорошая папина девочка, вашу мать, я не из дебилок, которые чуть что – пытаются бунтовать и торопятся с кем-нибудь перепихнуться. У меня учеба, мне было чем заняться кроме того, чтобы поддаваться кипению гормонов. Тем более – какой секс, когда дни расписаны по минутам даже в дни учебы – верховая езда, испанский, английский, гимнастика. Все это само по себе не выучится, само не сделается. А когда нет учебы – есть пиджачок администратора отцовского же ресторана, потому что нехрен на отцовской шее сидеть, да-да.
Но… Я не знаю, как оно должно быть. Вот он, мой первый раз, и он явно прошел не так, как нужно, потому что Баринов (называть его Сережей у меня язык уже не поворачивается), кажется, вот-вот сорвется с катушек. А я не знаю, не знаю, что ему сказать про эту чертову кровь. Откуда я знаю, почему её нет, а?
– А я знаю! – рычит Баринов, продолжая драть меня за волосы. – Вы с батенькой меня поимели, он подсунул мне шлюшку и заставил на ней жениться.
– Нет, нет, – едва пищу я, вцепляясь в его руку, пытаясь разжать его пальцы на своих волосах, но мой долбанутый на голову муж – а его долбанутость становится все более очевидной с каждой минутой – и слышать не хочет.
– Вы только просчитались, дорогие, – шипит Баринов, все сильнее выкручивая мне волосы на затылке, у меня от боли уже слезы рвутся из глаз, – нахрен мне не нужна пользованная жена, на развод подадим завтра же. А сегодня… Сегодня я, пожалуй, дорогая, поделюсь тобой с моими друзьями. Тебя когда-нибудь пускали по кругу, шлюшечка? Вот сейчас твой звездный час пришел.
Швыряет меня лицом на матрас, хватает с тумбочки мой мобильный телефон и сваливает из номера. А я…
А мне нужно пояснять свое состояние?
Я первые секунд десять ни хрена не соображаю от шока. Что? Что вообще происходит? Это какой-то дерьмовый кошмар? За что себя нужно ущипнуть, чтобы проснуться? Но эта боль – это не сонная боль от кошмаров, и я вполне себе ощущаю, как ноет разбитая губа, по которой скользнул перстень на одном из пальцев Баринова, и он же чудом не снял с меня скальп, я бы точно проснулась от такого, если бы спала.
Это реальность. Это – черная, странная, ужасно непохожая на мою привычную жизнь реальность. Где после свадьбы моя карета превратилась даже не в тыкву, а в какой-то медвежий капкан, который запросто может покалечить.
С кровати меня подбрасывают инстинкты самосохранения. Потому что до меня вообще-то доходит смысл обещания Баринова. Пустить по кругу. Нет, я, конечно, домашняя девочка, даже порнушку ни разу в свои двадцать два не смотрела, но я примерно представляю, что это такое и… Нет, ни хрена веселого в этом нет. Осталось только понять, как выбраться из номера для новобрачных, если коридор один, лифта – два, но вероятность наткнуться на возвращающегося Баринова с его дружками пятьдесят на пятьдесят… А этаж пуст, помогать мне некому, даже если голос сорву оравши, никто не выйдет.
И даже если допустить, что мне удастся привлечь муженька к ответственности позже – чем это уже поможет, если меня все-таки да? Я сомневаюсь, что события такого рода можно пережить спокойно, мне даже думать об этом было грязно, не представляю, как такое можно взять, забыть и пережить. И не хочу представлять.
Так я оказываюсь на балконе. Трудность на самом деле не в том, чтобы перепрыгнуть с балкона на балкон, это было относительно несложно, особенно когда твое “хобби” – легкая атлетика и скалолазанье, но какой прок? Я уже говорила – Баринов забронировал под себя весь этаж с номером новобрачных, что несложно, когда ты – управляющий гостиницы и единственный любимый сын её хозяйки. Он вообще бы забронировал всю гостиницу, но его мать отдала третий этаж какому-то своему приятелю, а тот, не мудрствуя лукаво, устроил на нем секс-вечеринку.
Как в одной и той же гостинице может проходить одновременно и секс-вечеринка и чья-то свадьба? Ну вот, и меня это немножко бомбило, но, судя по всему, Бариновым хорошо отстегнули за этот “моральный ущерб”, а они, видимо, решили, что и на бракосочетание с моей девственностью сильно потратились и надо как-то компенсировать. В общем-то все протекало, конечно, мирно. В ресторан никто не влетал с плеткой наперевес, но поднимаясь с муженьком в лифте на наш четвертый этаж, мы наткнулись на девочку в кожаном купальнике и чулках. Всего-то…
В общем, прыгать надо не влево и не вправо, а вниз. И… И хорошо, на самом деле, что номер для новобрачных был не с той стороны, где располагался гостиничный подъезд. Тут была только тишина, река, зеленый газончик для услады зрения и все. Не представляю, как бы я так висела, держась за металлические прутья, над головами людей.
Нет, нужно поторапливаться. Не так уж долго добраться до ресторана, не так уж долго собрать кретинов-дружков, что там бухают, скоро Баринов вернется, а я тут все еще вишу… Да и руки не железные, еще пару минут выдержат, а потом придется мне кляксой растечься по асфальту.
Раз… Качаюсь телом вперед. Два… Еще раз. Три – и разжимаю руки, приземляясь на плитку балкона снизу. Страшно. Пипец как страшно. Особенно сейчас, когда вроде все осталось позади, и только тело сводит в панике, хочется скукожиться клубком на полу и не двигаться, а ведь это еще не все. Это только первый шаг. Паника, истерика – это все потом, сначала я вытащу свою жопу из жопы, как бы тавтологично это не звучало.
Что делать теперь? Прыгать дальше? Нет, пожалуй, я не вынесу еще три прыжка вниз. Не психологически, ни физически. Слишком рискованно. Это на скалодромах я могу торчать часами, если мне их кто-нибудь дает, а здесь нет ни экипировки, ни страховки. Сорвусь, как пить дать сорвусь, просто соскользнут мои потные ладошки в нечаянный момент. А потом во всех газетах: “София Афанасьева покончила с собой сразу после свадьбы”. И похрен им, что я даже не собиралась.
Если бы балконная дверь была закрыта, мне бы все-таки пришлось перескакивать дальше, но… На мое счастье и балконная дверь открыта, и свет в номере уютно так горит. Хорошо. Это был этаж секс-вечеринки, комната пустая, видимо, её владелец зажигает либо в холле этажа, либо в каком-нибудь другом номере. Хотя почему? И этот большой и просторный, самое оно для оргий…
Позже я понимаю, что, встав под камерой, чтобы не палиться хотя бы сразу, я все равно на многое не обратила внимания. Не подумала, что включенный свет означает, что хозяин номера не так уж и далеко, не обратила внимания на брошенный на спинку кресла пиджак и шум воды тоже не услышала.
Поэтому, когда из ванной выходит мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами, – у меня, стоящей в проеме балконной двери, случается очередной приступ паники, да и он – он тоже замирает, разглядывая меня. Да-да, меня, на которой кроме белой шелковой комбинации и чулок и нет ничего…
Глава 2. Попрыгунья-стрекоза
У него темные глаза. Это, пожалуй, первое, что я вижу. И некоторое время больше я не вижу ничего, потому что просто замираю как тушканчик, столбиком. Будто меня поймали на месте преступления. У меня даже сердце биться на пару секунд перестает. На языке сухо.
Потом мой взгляд скользит дальше – по темным волосам, по простой, но очень мужественной прическе… Мой незнакомец – тонконосый, чем-то напоминающий хищную птицу.
Я знаю класс этих мужчин – класс моего отца. Они всегда заселяются в гостиницу и смотрят не на персонал, а сквозь него, вспоминая лишь тогда, когда “предмету мебели” надлежит выполнить свою функцию.
Господи, сколько ему лет? Он точно младше моего отца, но… Но не так уж и намного. Между ним и мной совершенно точно больше лет разницы. Нет, в волосах нет седины, передо мной один из тех мужиков, которые с каждым своим годом матереют все сексуальнее, но все-таки…
Так, Соня, стоп, ты не будешь взвешивать сексуальность этого мужика. Не сейчас. У тебя и настроения нет, и вообще-то он тебе почти в отцы годится, и ты что, совсем шибанулась? Это у тебя так истерика обостряется?
Вообще оценивать этого мужика как секс-объект было нельзя. Ну потому что нельзя. Он был из тех, кто входил в помещение, окидывал тебя ленивым взглядом, взвешивая все за и против, а потом либо еле заметно кивал, соглашаясь, так и быть, до тебя снизойти, либо шагал дальше, оценивая все мимо проходящие объекты аналогичным образом. Оценивал всегда он, и таким не отказывали. Ну, почти все не отказывали, кроме всяких там хороших девочек, которые “но я Сереже отдана и буду век ему верна”.
Господи, ей-ей, вот лучше бы я ни в чем себе не отказывала и трахалась с кем попало. Может, в этом случае моему отцу не приспичило бы делать мою девственность пунктом моей “рекламной кампании”. Так, нужно не забыть устроить папе истерику по этому поводу. Да, не забыть! С пяти лет не практиковала, самое время обновить навык.
Гарантировал мою девственность. Капец, как мерзко это даже внутри собственной головы проговаривать. Что, папочка, других достоинств у меня не водится, да? Как оказалось – не водится и этого. Ну, по крайней мере, по Сережиным критериям не водится.
– Детка, ты что, из ночных бабочек? – задумчиво интересуется мужчина, разглядывая меня, замершую перед ним в ступоре. – У вас там настолько жесткая конкуренция, что теперь вы порхаете по балконам, лишь бы добиться внимания клиента?
Когда я успела разреветься – я не знаю. И не то чтобы я хотела, я пыталась удержать себя в руках. Но… Почему меня все сегодня равняют с шлюхами, а? И одного только малюсенького напоминания достаточно, чтобы истерика все-таки сжала пальцы на моем горле.
И больно, горько, паршиво, настолько, что все, что я могу, – это забиться в угол за занавеской, скукожиться и реветь. Может, если он увидит, насколько я жалкая – отстанет? А если… Если охрану позовет? Господи, только не это. Узнает охрана – узнает и Баринов. И тогда… Только от одной мысли об этом меня начинает трясти еще сильнее. Если Баринов узнает, что я сбежала – мне не поздоровится даже сильнее, чем он мне обещал.
И я… Что я могу сказать? Я – в белых драных чулках, кружевной комбинации – и даже без трусов под ней. Пальцы тянут край комбинашки пониже. Была бы моя воля – я бы дотянула его до лодыжек. Жаль, у гребаного шелка совершенно нет такой эластичности.
Надо собраться. Надо встать и собраться. А не то…
Незнакомец, в номер которого я вломилась, охрану вызывать не спешит. Отдергивает занавеску, за которой я прячусь, прихватывает меня за плечо, тащит куда-то. В ванную.
– Умывайся. – От его голоса у меня мороз по коже. – У меня аллергия на женские сопли, так что шевелись.
Бесцеремонное хамло. Вот правда. Хотя… Хотя хватит с меня церемонных психов, которые обхаживают по полгода, а потом оказывается, что они так к товару присматривались. Я подчиняюсь, украдкой скользя взглядом по сторонам. Если хочешь узнать ценник за свой номер – загляни в ванную. Белый мрамор отделки, золоченые краны… Даже при том, что отель у мамочки Баринова был люксовый, все равно этот номер выбивался за пределы обычного ценника. Президентский? Соня, сходи к цыганам, может, тебя сглазили? Вот этот тебя точно вышвырнет голодным акулам охраны Баринова, будто стряхивая с белоснежного рукава досадную пылинку.
– Успокоилась? – ровно интересуется за моим плечом мужчина, и я даже вздрагиваю от его голоса. Вот вроде не резкий, не враждебный, но… Но почему-то все равно заставляет вытянуться в струнку. Или это рабочая привычка – всегда видеть в таких людях только клиентов? Гостей ресторана, к которым надо подойти, раз уж они пожелали тебя видеть и выслушать их пожелания насчет обслуживания.
– Да, спасибо, – выдавила я, понимая, что от меня ждут ответа.
– Я все еще жду объяснений, крошка. – Класс прочности его голоса – “дамасская сталь”. – Кто ты такая и что ты делаешь в моем номере?
– Почему вы не звоните в охрану? – тихо уточнила я, разворачиваясь к нему лицом. Решимости хватило только на это, потому что – стоило только наткнуться взглядом на едко поджатые губы. Вот тут вся моя смелость разлетелась в стороны мелкими брызгами, будто морская волна, налетевшая на каменный риф. Что за мужик… И я перед ним в таком виде…
Он не ответил мне ничего. Лишь еще ядовитей прищурился, будто подчеркивая, что я в его глазах лишь забавная зверушка, а забавной зверушке вопросы задавать не полагается. Ну и да… Охрана? Для того, чтобы справиться со мной? Тощей, растрепанной и почти голой? Да он меня может взять за шкирку и вытолкнуть в коридор самостоятельно. Без охраны.
Выбора у меня не имеется. Я рассказываю. Все, что могла, в основном про угрозу мужа, обогнув тему отсутствия девственности как таковую, потому что вот это кому попало знать не полагалось. Объяснила и почему сбежала, потому что… Ну нет у меня сомнений в словах Сергея Баринова. Он никогда не бросается словами на ветер. Сказал “пустит по кругу” – и именно это он и сделает, как только до меня доберется вместе со своими дружками. А я… Мне надо объяснять, почему я безумно боюсь такого будущего?
– У вас… У вас просто был балкон открыт, – тихо добавляю я в конце рассказа, оправдывая свое присутствие в его номере.
– Ну я ж не думал, что тут летучие зайцы по балконам скачут, – задумчиво произносит мужчина, разглядывая меня. – Хотя нет, даже если бы подумал – не закрыл бы. Когда еще мимо пробежит такая история, да еще и с такими красивыми ногами…
Под его цепким взглядом мне хочется съежиться. И как-то резко вспоминается, что я стою перед ним почти голышом. Ну серьезно, что там скрывает эта тонкая комбинашка. Вон даже соски сквозь ткань торчат… Блин.
– И что ты будешь делать дальше, зайка? – с интересом уточняет незнакомец. Зайку мне, видимо, следует сглотнуть. Плевать. Он меня не зажимает, не бьет и не трахает. Хотя…
– Соня, – тихо произношу я, чуть опуская глаза. В конце концов, ну не может же он вечно называть меня как проститутку? Да?
Мужчина щурит свои пронзительные глаза, явно взвешивая мысль, стоит ли именовать меня так, как я прошу, или пропустить мои слова мимо ушей.
– Хорошо, что ты будешь делать дальше, Соня? – мягко интересуется он. Нет, серьезно, какой-то до крайности обкуренный персонаж. И что ему от меня вообще надо? И что я, действительно, буду делать дальше?
– Мне нужно как-то выйти из гостиницы, – медленно отвечаю я. – Там я смогу уехать.
Звучит просто. А просто ли выйти из гостиницы, напичканной камерами и с охраной, пасущейся у каждого входа? А если ты, прости господи, выскочила из номера в одной только тоненькой эротической ночнушке? Нет, всегда попадаются фрики, сам же Баринов, еще в бытность свою Сережей, рассказывал про мужика, который пару раз бронировал у них весь отель сразу, ходил между номером и рестораном исключительно голышом. Но, во-первых, я не олигарх такого порядка, мне подобную экзальтированность не спустят. А во-вторых, я одиннадцать часов назад стала женой управляющего этой гостиницы. Меня не то что не выпустят, меня на руках к мужу отнесут, решив, что я свихнулась или перепила.
– А еще тебе как минимум нужно прыгнуть в такси и чем-то там расплатиться. – Мой собеседник предпочитает не молчать, а до основания разрушить мои и так осыпающиеся иллюзии о “простоте” моих перспектив. – И что-то я сомневаюсь, что под резинкой твоего чулочка спрятана кредитная карточка.
– Если я доберусь до дома – за меня заплатит отец, – возражаю я. Жаль, конечно, что перед “первой брачной ночью” пришлось отпустить водителя. Ну кто мог предположить, что он мне может понадобиться? И даже вызвать его я не могу – Баринов перед уходом забрал мой телефон.
– Ну, это если допустить, что так и будет, – скептически кривит губы мужчина. И ужасно раздражает меня этим легким наездом на моего отца.
– Не трогайте моего отца, – недовольно шиплю я. – Вы ничего о нем не знаете.
Я никогда не думала, что взглядом можно отвесить пощечину. Вот у этого взгляда незнакомца был именно такой эффект. Я аж отпрянула, до того резкий и яростный был тот взгляд.
– Ох, прости, крошка. – Голосом он явно хочет проморозить меня до хруста. – Да, разумеется, я не знаю твоего папочку. А ты знаешь нравы московских таксистов? Уверена, что доберешься в таком виде до папочкиного кошелька? Тут я тебя чуть ненароком не трахнул, прежде чем разобраться, а таксисты народ попроще, у них предохранителей чаще всего нет. А у тебя, знаешь ли, прекрасные ноги, малыш, да и все остальное – довольно аппетитно. Ну так что, доберешься ли ты живой и неоттраханной до папочки, как думаешь?
Он оскорбляет меня своим тоном, выражением глаз, позой – всем своим высокомерным существом, глядя на меня как на соплячку, дешевку, которой он давал шанс, а она его так бездарно профукала. Эй, да что я сделала-то, товарищ? И почему мне так паршиво от этого его отношения.
И все-таки он прав, цинично меня натыкав в мои “заманчивые перспективы”. Меня в таком виде любой примет за шлюху. Нихрена мне просто не будет. Но что мне делать, мать твою?
И снова начинает драть в глазах, снова не хватает воздуха для дыхания, снова бессильно стискиваются пальцы тонкий шелк комбинации. Больше мне руки занять просто нечем.
– Успокойся. – И снова звучит приказ, прошивающий меня как нить от затылка до копчика. Что за магией такой обладает этот мужик, заставляя меня одним словом отключиться от паники? Вот так, остро, чтобы, оп – и нету слез, нету истерики, есть только я и пустота в моих мыслях.
– Простите. Я просто сейчас никак не соображу, что мне делать, – тихо выдохаю я, выпуская из пальцев край комбинашки. Я уже засветила слишком многое, что вообще следовало бы скрывать. Все сегодня катится в тартарары. И если я что-нибудь понимаю сейчас, так это то, что у меня две альтернативы – обратно к Сереже и его уже наверняка явившимся дружкам, или куда-нибудь в такси, где, в общем-то, со мной скорей всего сделают то же самое, только возможно меньшим количеством членов.
И надо что-то выбирать среди этих двух “потрясающих” вариантов или изобрести наконец невозможный третий, а не смотреть на мужчину напротив себя, как будто он был какой-то неизвестной скульптурой Родена.
Он вообще странный. Стоит себе, пялится на меня в этой чертовой ночнушке и в этих чертовых чулках, заставляя мои щеки пылать от смущения, но не совершает ровным счетом никаких поползновений в мою сторону. Может, у него стратегия такая? Типа “все равно никуда не денется”? И в принципе – да, никуда я не денусь. Между спящей Сциллой и голодной Харибдой выбор сделать не сложно.
И все же после долгого взгляда на меня он едва слышно вздыхает, прикрывая глаза, будто сдаваясь собственным мыслям. Выражение лица перестает быть таким ледяным.
– Я могу помочь тебе выйти из гостиницы и добраться до дома, – произносит он ту фразу, которую я и не ожидаю услышать от малознакомого мне мужика. – Хочешь?
Глава 3. Дитя без глазу
– Вы хотите мне помочь? – недоверчиво переспрашиваю я, поворачиваясь к своему безымянному незнакомцу лицом.
Мне это странно. Я выросла в семье, в которой мне привили здравый цинизм в отношении к людям. Никто не предложит тебе помощь по доброте душевной. И вообще, твои интересы, Соня, ты должна защищать сама. Без чьей-то помощи.
– Я могу тебе помочь, – поправляет меня он. – Хочу ли? Мне в общем-то плевать, делать это или не делать, мой вечер на сегодня абсолютно свободен, так что для разнообразия и от скуки я могу поиграть в Деда Мазая и спасти одну напуганную зайку.
Вот ведь. Далась ему эта зайка. Будто к языку прилипла. Но я, разумеется, не скажу этого вслух. Покуда он мне предлагает помощь, и не скатывается в откровенное хамство, я вообще не буду его злить.
– И что вы от меня хотите за свою помощь? – я так нервно и тесно переплетаю пальцы, что кажется, вот-вот их переломаю.
Мужчина окидывает меня долгим взглядом и ухмыляется.
– Даже не знаю, что выбрать. С тебя же столько можно поиметь, зайка, – насмешливо замечает он. – ну, если тебе так хочется со мной расплатиться – оставишь мне чулочек на память. Как Золушка принцу туфельку оставила, так ты мне – чулок.
– Вы что, фетишист? – слабым голосом интересуюсь я.
– И это самое безобидное из моих увлечений, зайка, – он смеется. Легко, непринужденно, свободно. Даже обидно немножко. И стыдно. У меня тут вообще-то драма, а он – ржет. То ли я такая дурочка и мои проблемы – действительно детский сад, то ли просто… Хотя, кто я ему такая, чтобы он парился моими проблемами. А он меж тем мне помощь предлагает.
– Ну так что, – уточняет мой эксцентричный потенциальный спаситель, – хочешь ли ты, чтобы я тебе помог, зайка?
– Хочу, – тихо выдыхаю я. Тем более что цену он назвал совершенно дурацкую. И второй чулок могу приложить, в качестве бонуса. Хотя так не бывает. На самом деле выбора у меня нет совсем. Мои варианты паршивы до крайности. Его вариант… Ну, в принципе любой вариант, который может быть в голове у взрослого мужика, который сам характеризует себя как извращенца, может кончиться плохо. Но, выкуп за мою шкурку ему вряд ли может понадобиться, судя по президентской номеру и платиновым запонкам на рукавах рубашки (да, простите, я такое замечаю). Взять с меня и вправду нечего, кроме несчастного драного чулка. В конце концов, он может сделать со мной ровно то же самое, что дружки Баринова и таксисты, но… Но если бы хотел, уже бы трахнул, если уж цинично рассуждать. Так что… Есть надежда, что он не врет, и ему от меня ничего не нужно, кроме как в героя поиграть и фетишиста почесать.
– Но ты должна будешь меня во всем слушаться, – вкрадчиво замечает мой странный собеседник.
– Нет уж, – я встряхиваю головой, – не во всем. Если вы скажете мне поучаствовать в этой вашей оргии – мне тоже слушаться?
Он снова рассмеялся, но во взгляде проскользнуло одобрение. Будто был доволен тем, что я не отделалась от него одним только пассивным кивком.
– Ну нет, я не настолько жесток, – протянул он. – Даже если бы ты была моей зайкой – я и то бы на такое не пошёл. Жадный очень. А ты не то что не моя, ты даже не Тематичная.
– Что мне нужно будет сделать? – тихо интересуюсь я. Честно говоря, хочется спросить, что значит "не Тематичная", но может быть, это удастся сделать позже? Сейчас как-то вообще не до этого. Чем скорее я выберусь из отеля, тем лучше.
– Для начала, тебе нужно переодеться. – Я чувствую подвох уже в его тоне. И смотрит он на меня так, будто уверен, что через пару минут я буду прыгать уже с его балкона.
В принципе, я довольно быстро понимаю причины такой его уверенности. Как только он, все с той же ухмылочкой приносит мне наряд для переодевания. Честно говоря… Честно говоря, он немногим, очень немногим скромнее наряда той девочки из лифта.
– А в чем разница ? – произношу я, разглядывая предложенные мне шмотки. – Я сейчас выгляжу так же неодето, как буду выглядеть в этом.
– У тебя чудное бельишко, я согласен, малышка, – откликается мужчина. – Но во-первых, в нем тебя видел твой муженек и охрана его будет искать тебя именно по белой ночнушке, а во-вторых, маска с твоими чулками не смотрится, а она тебе очень нужна, чтобы пройти мимо охраны и не спалиться под камерами.
– А разве я уже не спалилась? – удивленно уточняю я. – В вашем же номере тоже камеры есть.
– На моем этаже камеры отключены до утра, – невозмутимо отвечает мужчина. – У меня тут приватная вечеринка, и мои гости не хотят огласки своих увлечений, понимаешь?
Я догадывалась…
Мой этаж. Моя вечеринка… Нет, я, конечно, догадывалась, что попала не к простому гостю, но чтобы к самому организатору этой закрытой оргии… Нет, меня точно сглазила какая-нибудь шлюшка, из Бариновских, тех самых, которых у него как грязи. Хотя… Ладно, пусть организатор. Сейчас мне на это уже плевать, волнует меня сейчас лишь одно: как бы добраться до дома и свалить от муженька. Лишь бы только вывел…
– Можно, я переоденусь одна?
– Ну так и быть, – у него настолько нечитаемый тон, что я даже не понимаю, издевается он надо мной или всерьёз считает, что делает уступку.
Я переодеваюсь, одновременно чувствуя себя слегка проституткой вот в этом. Чёрное боди садится на меня как влитое. Ну, хоть руки закрыты…
А вот ногам повезло меньше, колготки в крупную сетку выглядят так вызывающе, как только можно.
На миг я замираю, глядя на себя в зеркало, а потом торопливо распускаю причёску, вытягивая из волос шпильки. Не люблю распущенных волос, мне не нравится, как начинает играть против меня шаблон "девочка-блондинка", но с этим нарядом моя свадебная прическа мало того что не смотрится, так ещё и палево страшное. Волосы рассыпаются по плечам белым водопадом, и глядя в зеркало, я в принципе понимаю, почему этот конкретный мужик называет меня зайкой. Я действительно походила на испуганную глупую зайчиху, с этими своими вылупленными от страха глазами. А ведь глазами дело не ограничилось, у меня ещё и в горле пересохло от волнения. Держать себя в руках было очень сложно. То и дело прорывалась подавляемая тревога, и меня начинало мелко трясти.
– Зайка, я тут почти состарился, – доносится до меня из-за двери в ванную.
– Выхожу, – откликаюсь я и, скользнув языком по пересохшим губам, выхожу.
Если бы не моя трясучка, убивавшая во мне всякий интерес к мужчинам, наверное, у меня бы что-нибудь да екнуло сейчас, когда я только наткнулась на него взглядом. И слюной я бы наверняка захлебнулась тоже. Потому что вообще-то он тоже успел переодеться. Или раздеться… Пятьдесят на пятьдесят в общем.
На нем сейчас только кожаные штаны и кожаные ремни на плечах, лишь подчеркивающие чёткий мышечный контур. Я таких мускулистых мужиков, пожалуй, только в кино и видела… Нет, Баринов тоже был в неплохой форме, но все же его мышечный рельеф был гораздо менее рельефным, вот такой вот парадокс.
Так, Соня, окстись и подбери слюни, потому что ты все-таки зависаешь. У тебя между прочим… муж есть! Ну, да, хреновая причина для успокоения, но это вообще-то аморально, так пялиться на мужиков, будучи замужем.
Впрочем, он, кажется, не обращает на то внимания, он и сам стоит, будто окутывая меня бархатом собственного взгляда. И… и это удивительно приятно. От взгляда этого мужчины по моей коже бегут крупные мурашки.
– Надень маску. – Его голос звучит неожиданно слегка хрипло.
Маска лежит на краю широкой кровати. И… И кажется, надо мной очень изящно издеваются. Маска – заячья. С длинными заостренными, как у плейбойского символа ушами.
– Какие-то проблемы? – Странный у него тон, слегка недовольный, слегка насмешливый. Будто он понимает, почему я зависла, и ему это всё равно не нравится.
– Нет, – откликаюсь я и, подняв маску с покрывала, наделваю её. Подхожу к зеркалу, чтобы её поправить.
Он подходит ко мне со спины, смотрит в зеркало, разглядывая меня. Нет, не прикасается и пальцем, хотя ничто ему не мешает. Просто встречается со мной взглядом через зеркало, и у меня даже дыхание перехватывает.
От него кожи будто веет сухим раскаленным жаром. Я это ощущаю, даже не прикасаясь к нему. Просто кожей спины, через тонкую ткань боди.
– Ужасно жаль, что ты не из наших, – едва слышно произносит он. – Иначе отсюда ты бы вышла моей зайкой по-настоящему.
Я не нахожусь, что ему сказать. Сейчас я безошибочно ощущаю, что если до этого я его особенно не впечатлила, то в этом довольно легкомысленном костюмчике я ему неожиданно прихожусь по вкусу. И что мне с этим делать, я не особенно понимала. Становится только тревожней. А вдруг он передумает мне помогать? Вдруг все-таки решит меня того… Меня тихонько затрясло.
– Не бойся, – ровно замечает мужчина, – я обещал тебе помочь. И я помогу. Если ты мне доверишься. Доверишься ли ты мне, София?
Доверюсь ли я ему? А какой у меня выбор? Баринов? Нет, спасибо, хватит с меня "страсти" любимого муженька.
Я киваю, прикусывая губу и подавляя в себе панику. Нет никаких причин поддаваться панике и накатывающей истерике именно сейчас.
– И какой у вас план? – осторожно спрашиваю я, надеясь только, что это не слишком торопливо.
– Простой. Мы выйдем из номера, дойдём до лифта, спустимся вниз, выйдем из гостиницы и сядем ко мне в машину. Потом я отвезу тебя домой. Но до машины ты должна будешь быть моей покорной.
Ещё бы я понимала, что это значит. Звучит все просто. Но вот будет ли оно просто – черт его разберет.
– Что мне делать? – тихо спрашиваю я.
– Слушаться, – ровно произносит мужчина. – Без лишних споров и сразу же. Я приказываю – ты подчиняешься. И не спорить. Даже если тебе что-то покажется неприятным или унизительным. Готова?
Разумеется, нет. Я к такому совершенно не готова. Как далеко я успею убежать, если он вздумает приказать какую-нибудь хрень? Хотя ладно, пусть сначала прикажет.
Я киваю снова, все ещё находясь будто под лёгким гипнозом его пристального взгляда.
– Хорошо, – он чуть кривит губы, будто в удовлетворенной ухмылке. – Тогда встань на колени, зайка.
По уму, уже за это я могу психануть и разозлиться. Но тем не менее, мои ноги сгибаются раньше, чем фраза "С чего бы это?" успевает вызреть в моих мыслях. Не знаю, в чем дело, то ли в магии его сухого требовательного голоса, с которым не хочется спорить, то ли в этом идиотском чувстве безысходности, когда встать на колени кажется меньшим из всех грозящих мне унижений.
– Умница, – мужчина одобрительно опускает подбородок. Это явно была проверка, как мне и показалось. Его пальцы впервые с выхода из ванной прикасаются ко мне. К шее. Убирают с плеч волосы. Моё горло обнимает плотная кожаная полоса. Ошейник.
До меня медленно начинает доходить, какую конкретную Тему он имел в виду. И все-таки быть хронической девственницей некоторым девочкам ужасно вредно.
Так вот какие небезобидные извращения он имел в виду… Плетки, полуголые девочки, и так далее… Капец, я везучая все-таки…
– Глаза держи опущенными, поняла? – Его советы все сильнее напоминают инструктаж. – На моем этаже тебе особо ничего не угрожает, у тебя иммунитет, моих девочек не трогают, но охрана может сюда спуститься, ты не должна вызывать подозрений и бросаться в глаза.
– Как мне вас называть? – наконец осмеливаюсь пискнуть я.
– Только Хозяином, – беспрекословным тоном сообщает мне мужчина. – Сейчас тебе моё имя ни к чему.
Как-то это слегка подозрительно, но ладно. За свою выгоду я готова потерпеть такого рода капризы.
– Идём. – Я и не заметила, как он пристегнул к ошейнику тонкую металлическую цепь и сейчас, намотав её на ладонь, он заставляет меня встать с колен. – Дольше тянуть – давать больше времени твоему ненаглядному обо всем хорошо подумать. Настал твой звёздный час, зайка.
И ладошки-то у меня тут же начинают потеть. Страшно…
Глава 4. Шило на мыло
– Красиво краснеешь, зайка, – едва слышно шепчет Хозяин, а все что я могу – только смущенно покусывать губы. Невозможно не краснеть. В коридоре народу немного, но те, что есть… Девочка в подозрительно знакомом купальнике стоит на коленях перед мужиком в кожаных шортах. Занята. Очень занята. Работает ртом. Её мужик, замечая меня, начинает двигать бедрами активнее, трахая рот свой партнерши еще безжалостней. И я даже не знаю, почему мне хочется покоситься в их сторону и приглядеться пристальнее. Ой, Соня, неужто так хотелось порнушку посмотреть? Хотя это куда эффектнее порнушки. Это живое, естественное, непостановочное…
– А почему они не в номере? – шепотом спрашиваю я, когда мы проходим мимо. Хозяин реагирует, подтягивая меня за поводок к себе. Сначала я думаю, что он злится, но мужчина лишь только почти прижимается губами к моим волосам над ухом и шепчет.
– Эксгибиционисты. Не любят трахаться без зрителей. Видела же, их только сильнее заводит, когда на них смотрят.
Какая прелесть. Интересно, сколько денег нужно заплатить, чтобы превратить целый этаж фешенебельного отеля в бордель?
– Много, зайка, – смеется Хозяин, потому что я эту фразу не удержала и сказала вслух. – Но я не люблю экономить на своих капризах, чтоб ты понимала.
Понимаю…
– Все, цыц, прикуси свой язычок, ушастая моя, а то придется мне тебе к наряду хвостик добавить, – шепотом добавляет Хозяин. – Розовый. На анальной пробке.
Нет, госпожа судьба, я не то чтобы жалуюсь, но все-таки не могла ли ты насыпать мне в спасители хотя бы чуть менее пошлящего мужика? А то я ж так сгорю от неловкости, даже не дойдя до лифта.
Стоит войти в холл этажа, и вот тут атмосфера кичливого разврата сжимает меня в сильной хватке своих объятий. Девочка в кожаном купальнике была одета еще прилично. То тут, то там шныряют, разносят подносы с бокалами девушки в корсетах с открытой грудью, чьи соски прикрываются то наклейками с кисточками, то какими-то кожаными сердечками, то вообще ничем. Меж ними попадаются не менее голые девушки, одетые только в паутину из кожаных ремней. Нет, они ничего не скрывают, они только подчеркивают наготу.
Мы проходим мимо девушки, которую запутали в веревочную сеть, она висит вниз головой. И я залипаю на светлую кожу, прикрытые глаза девушки и длинные темные волосы, свисающие почти до пола.
– Вадим! – Почему я слышу этот возглас сейчас, когда меня окутывает густой жаркий воздух, кипящий от тихих стонов, доносящихся то с одного кожаного дивана, то с другого? Потому что именно в этот момент Хозяин вновь натягивает цепочку на моем ошейнике.
– На колени, – тихо приказывает он. – И глаза вниз.
Условия игры и моего спасения мне известны. Я подчиняюсь тут же, а он встает за моей спиной, опуская ладони мне на подбородок.
К нам подходят, но я вижу только ноги в драных джинсах и босые ступни. Мужские.
– Здравствуй, Томми, – доброжелательно замечает Хозяин. – Вижу, вы все-таки решили явиться?
– Ты нечасто устраиваешь мероприятия такого рода. Как мы могли пропустить? – Голос у собеседника Хозяина мягкий, глубокий.
Так значит, Вадим это именно Хозяин, да?
– Леди опять нарвалась? – насмешливо уточняет Хозяин. – За что ты её в подвес?
Сложно сосредоточиться на их разговоре, пальцы Хозяина скользят по моим губам, так вкрадчиво, что я сама их размыкаю, судя по тому, что палец его толкается в мой рот глубже – не так уж я ошиблась. Я немного теряюсь, но обхватываю его пальцы губами, касаюсь его шероховатой кожи своим языком. Распутно, но я всего лишь хочу не вызывать подозрений и играть роль без ошибок.
– Леди всегда нарывается, ты её знаешь, – отзывается его собеседник. – Хотя в подвес она сама захотела.
– Может, ты её плохо порешь, раз она всегда нарывается?
– Ну, ты-то не нарывайся, Вадим, – смеется неведомый Томми. – Ты еще посоревноваться в порке предложи.
– Хорошая идея, но увы, – тянет Хозяин. – Не могу поставить свою зайку против Леди. Она у меня свежая совсем. Не выдержит.
– Да ладно… – Томми, от которого я видела только ступни с широкими короткими пальцами, присел на корточки, и теперь в поле моего зрения попала белая майка и руки, с широкими ладонями. – Взял неофитку? Ты?
Хозяин прихватил меня за волосы, заставляя запрокинуть голову. Глядеть на него снизу вверх, встречать взгляд темных пронзительных глаз было… Жарко. Вот прямо окатило колким волнительным теплом от макушки и до носков ног. И почему-то даже то, что он прихватил меня за волосы, совсем не озаботило. Он делал это как-то аккуратно, было почти не больно. Отчасти я, может быть, даже хотела, чтобы он сделал это грубее. Ох, Соня, о чем ты думаешь…
– Очень вкусная девочка, – хрипло замечает Хозяин. – Увидел и понял, что мне плевать, что она неофитка. Такую не лень и обучить.
Почему «обучить» в его исполнении звучит как «испортить»?
– Занятно, – хмыкает Томми. – Послушная?
– О да, – краем рта улыбается Хозяин. – Удивительно послушная. Я очарован.
На идиотскую долю секунды мне даже хочется, чтобы это его утверждение вдруг оказалось правдой. Я не знаю почему! И да, мне ужасно стыдно ловить себя на этой мысли. Здесь, сейчас, где вокруг творится непотребство, мне почему-то не хочется уходить. Еще бы угрозы появления Баринова над моей головой не висело, и… Если папа не узнает… Я бы побыла еще немного. С Вадимом… Ох, попадос!
– А ходили слухи, что ты вечер устроил, чтобы сабу найти, – задумчиво сообщает визави Хозяина, поднимаясь на ноги. – Потому что Афанасьев твою Эльзу купил.
Он произносит это негромко, явно желая, чтобы никто этого особо не услышал. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не вздрогнуть от того, что звучит фамилия моего отца. В основном меня удерживал взгляд мужчины, смотрящего мне в глаза, и его пальцы в моих волосах, неожиданно сжавшиеся сильнее. Как же хотелось закрыть глаза… Блин, да что за хрень со мной происходит?!