(Не)хорошая девочка Шэй Джина

Глава 8. Слово не воробей

Ладонь скользит по голой ноге девчонки. Без особой задней мысли, просто путешествует по затянутой в сетку гладкой холодной коже. И хоть Вадим не собирается набрасываться на девушку прямо сейчас, все равно он этому своему движению совершенно не препятствует. Просто смотрит в глаза зайки. И не вздохнешь-то лишний раз, чтобы не спугнуть её. Зрачки у девушки медленно расширяются.

Почему она так взволнована? От страха? Или все-таки от чего-то еще? Вадим перекладывает ладонь на внутреннюю сторону бедра, и теперь уже пальцы двигаются не вниз, а вверх. Малышка вздрагивает, совершенно отчетливо сглатывая и явно подавляя стон. Чувственная какая… А ведь она замерзшая, должна плохо ощущать.

– Не надо, пожалуйста, – тихо выдыхает девушка. Едва слышно, Вадим даже мог бы прикинуться, что не расслышал, но нет так нет. Жаль, конечно, но девчонку можно понять. Вряд ли её настроение вообще располагает к сексу, тем более – с первым подвернувшимся под руку Вадимом. Хотя он её все-таки трахнет. Просто чуточку попозже.

Дягилев приподнимается на руках, слезает с Сони, садится нормально, забирает уже из рук замершего у автомобильной дверцы Бориса плед, накрывает им дивные ноги Сони. Вот болван же Афанасьев, такое длинноногое чудо пускает гулять в одиночку. Нет, Вадим уверен, что у старика Афони не было желания выставлять дочь из дома. Скорей всего, он Софию просто решил припугнуть, рассчитывая, что она замерзнет и вернется домой послушно следовать отцовской воле, но…

Вот этому и намерен помешать Вадим. Тем более, что Соня явно может подхватить воспаление легких и еще что-нибудь не особенно аппетитное, бегая по улице босиком и почти без одежды. Так что Афанасьев Вадиму еще "спасибо" сказать должен бы за такую заботу о его дочери.

Представив, как Старик все-таки созревает на это, Вадим не может удержаться от смешка. Картина представляется бы колоритная по самой своей сути.

– Боря, у тебя горячее что-нибудь есть? – произносит Вадим, разглядывая синеватые губы зайки. Нет, у самого Вадима тоже были методы согревания окоченевших женщин, вот только эта конкретная – со стыда наверняка сгорит во время секса в присутствии водителя. И без особого повода такую нервную встряску ей устраивать не стоит.

– Кофе, – откликается водитель. – В термосе. Подойдет, Вадим Несторович?

– Давай сюда, – деловито качает головой Вадим.

Термос Боря достает тоже из багажника, по пути сделав таинственный крюк к скамейке. Что-то оттуда берет и возвращается к машине. Вместе с термосом в руки Вадима ложится и маска, которую он выдавал Соне, чтобы спрятать её симпатичную мордашку от соглядатаев Баринова. Надо же, какой Борис ответственный – хозяйское имущество примечает. И надо же – зайка сохранила масочку!

– Ошейник выбросила? – с мягким укором спрашивает Вадим, бросая на девушку косой взгляд. Спрашивает абсолютно без раздражения. Она еще не понимает ценность такой вещи как ошейник, Вадим и надевал его на неё не как на свою сабу. Так. Девочка-игрушка, случайно попавшая ему в руки.

– Простите, – виновато шепчет Соня, отчаянно ежась, и укутываясь в плед по шею. – Не могла же я домой прийти еще и в ошейнике.

– Да-а-а, твой папочка вполне мог поинтересоваться, кто на тебя его надел, – произносит Вадим, наливая кофе в крышку термоса. Наливает и принюхивается – от кофе ощутимо паънет алкоголем. – Коньяк? Боря, ты что, бухаешь на работе?

У водителя пылают уши. Ну, еще бы, такое палево. Теперь понятно, почему кофе в термосе, хотя в каком-нибудь МакАвто подавали же наверняка в стакане. Но кофе в стакане про запас не отложишь, да и коньяка в него не дольешь.

– Только после конца смены, Вадим Несторович.

– Ну-ну, – скептично откликается Дягилев. – Откручу башку, если замечу. А лишат прав – с работы ты у меня вылетишь.

Впрочем, Бориса спасают от расправы пять лет верной службы и чистая репутация. Столько лет рядом с Дягилевым держались только очень честные, верные и действительно ответственные сотрудники.

– С коньяком, – предупреждает Вадим, протягивая Соне кофе, но девушке, кажется, уже плевать. Лишь бы горячее. Обхватывает нетерпеливо своими маленькими ладошками крышку термоса, чуть нос туда не окунает.

– Спасибо, – почти шепотом произносит зайка, несмело поднимая свои глаза на Вадима. И все-таки её ему слегка жалко. Слишком много всего свалилось на эту тепличную розочку за прошедшую ночь. И муж психанул, и отец из дома выгнал, и… Вадим еще тоже за достоинство вечера точно не считается.

– Куда едем, Вадим Несторович? – спрашивает Борис, чуть оборачиваясь к начальнику.

– Домой, Боря, мы едем домой, – отзывается Вадим, разглядывая зайку, мелкими глоточками пьющую кофе.

Как он и думал, девушка тут же вскидывает глаза.

– Вы обещали отвезти меня в полицию, – хрипло произносит Соня. О, и голосок проявился. Связки отогрелись или характер?

– У меня теплее, – ухмыляется Вадим. – И бомжи по моему дому не бегают.

Насчет ночных бабочек гарантировать не стал. Сегодня их, конечно, нет, но нельзя же было сказать, что так дело обстоит всегда…

– Вы обещали, – с нажимом напоминает девушка.

– Зайка, что ты хотела от полиции, чего не могу дать тебе я? – Вадим откидывается на спинку кресла, разглядывая дочь Афанасьева и размышляя на тему того, насколько давно он находит эротичным вид замерзшей девушки. Не замечал раньше за собой такой тяги, а вот надо же, сейчас лишь сильнее заводит. Так и хочется пересадить эту дурочку к себе на колени и хорошенько её взгреть. Практически не раздевая, лишь расстегнув боди. Там и расстегивать-то всего ничего – снизу три крючка в ряд. Вадим прекрасно умел с ними управляться. Вот. Расстегнуть крючки, рвануть колготки в разные стороны, развернуть девушку к себе спиной и усадить на член. Одним движением, чтобы вскрикнула от резкого проникновения. И рот зажать собственной ладонью. Чтобы кусала пальцы, но не смела и пикнуть.

Нет, все-таки рановато он сегодня с оргии уехал. Даже не потрахался ни с кем, ни с толком, ни без толку. Даже одиночного секса не было, не говоря о групповом. И вот оно – готов броситься на мимо пробегавшую зайку. А она, между прочим, сегодня явно не настроена.

– Я хотела позвонить друзьям, – отвечает Соня, отвлекая Вадима от его озабоченных фантазий. А меж тем, он был против. Ему не хочется отвлекаться. В мыслях-то он уже девчонку и за волосы прихватил, чтобы темп её движений задавать. И почти слышал её возбужденное стыдливое хныканье. А нет. Приходится возвращаться в реальный мир, фокусировать внимание на завернувшейся в плед девушке напротив себя.

– Друзьям? – Вадим высоко задирает бровь. – У тебя есть друзья, зайка? Я думал, папочка от тебя людей каменным топором отгоняет.

По крайней мере, в светской тусовке Соню Афанасьеву почти не видели. Ходили слухи, что девочка выезжает на всякие выставки, но сам Вадим на эти мероприятия обращал внимания довольно редко. Нет, если выставлялся какой-нибудь современный художник, с чем-нибудь скандально-эротическим – вот тут Вадим, конечно, интересовался. А так… Нет, спасибо, не интересно. Отвлечешься тут, сходишь на выставку, а дорогой конкурент (реально дорогой, с заоблачным ценником по принесенным убыткам) тем временем откусит тебе что-нибудь жизненно необходимое. Афанасьев же – гиена, умеет выжидать самые критичные моменты для своих подлянок. Вадим отвечает ему взаимностью, на самом деле просто потому, что “война – значит война”, но гиенистости конкурента это не убавляет.

– У меня есть друзья, – обиженно отзывается Соня. Надулась, нахохлилась недовольно, стала похожа на взъерошенного боевого воробья. Ох, детка, зря ты это делаешь. Ведь чем больше непослушания – тем сильнее хочется заняться воспитанием.

Вадим пожимает плечами, потянулся вперед, дернул телефон, из подставки рядом с водительским креслом, бросил его на плед прямо к рукам зайки.

– Ни в чем себе не отказывай, заюшка, – фырчит он. – Только в секс по телефону не звони, я тебя гораздо лучше удовлетворю практически. И я сделаю это бесплатно, из любви к искусству.

– К какому искусству? – уточнила Соня, пряча глаза.

– Искусству секса, разумеется. – Вадим даже диву дается от того, какая невинная ему попалась куколка. Вот, правда – щечки начинают пылать от малейшей пошлости. Красота. Руки так и просятся испортить это дивное, нетронутое пороком полотно. Вадим же, со вкусом опытного художника, медлит, размышляя, с чего ему начать.

На самом деле Вадим не жалеет, что уехал со своей вечеринки так рано. Он почесал в себе спасателя прекрасных дев, уже не единожды вогнал в краску одну не искушенную зайку, полюбовался на то, как идет ей легкий налет греховности. Маневр, обещавший закончиться падением в одну постель с Соней, идет полным ходом. И бежать-то заюшке явно некуда. Вечер точно прошел не зря.

А ведь тандем Марго и Афанасьева мог подпортить Вадиму кровь очень сильно. Когда в прессе прошел слушок о том, что Сергей Баринов и София Афанасьева объявили о помолвке – Вадим на самом деле призадумался.

Сын Маргариты Бариновой был довольно сильным козырем на бизнес-арене. С Марго Афанасьев мог выйти за пределы городской сети ресторанов. Но теперь-то Афанасьев точно выкусит, не видать ему сделки с Бариновой. Она горой станет на защиту интересов своего сыночка.

И младший Баринов выкусит, потому что эту ушастую прелесть Вадим совершенно не собирается выпускать из своих цепких лап. И навешает на её заячьи ушки столько лапши, сколько потребуется, чтобы девочка все-таки оформила развод и обломала отцу сделку окончательно.

Как все-таки удачно сложились обстоятельства, как восхитительно Сергей слетел с катушек и напугал эту дурочку.

– Кстати, а из-за чего ты с мужем поссорилась, зайка? – с интересом спрашивает Вадим. В первый раз, когда Соня обрисовала ему конфликт, причину она виртуозно обогнула. Вадим даже не сразу понял, что ему сказали “Б”, а про “А” он почему-то не вспомнил.

– Не скажу, – девушка залпом допивает кофе и с вызовом смотрит на Вадима. Кажется, коньяк успел пробудить в ней легкую смелость. Хотя, в том и суть, что смелость была действительно легкой. Потянись Вадим, сожми он пальцами подбородок девчонки – и она снова станет пластичной, как сырая глина, лепи из неё всё, что хочешь.

Девочка не скажет «нет». И нет, она не боится, она просто легкая цель. Которую будет несложно сделать инструментом в своих руках и несложно присвоить. Ничья – а будет Дягилева. Пока не надоест и не потеряет свою ценность.

– Скажешь, куда ты денешься. – Дягилев тянет руку за крышкой от термоса, чтобы наполнить её снова.

– Не скажу, – тихо шепчет девчонка, подтягивая колени к груди. Будто пытаясь спрятаться за ними от Вадима. Но это же совершенно ей не помогает.

Дягилев снова позволяет себе усмешку, протягивает ей новую порцию кофе, и, когда Соня несмело коснулась серого металла своей импровизированной чашки пальцами, Вадим накрывает её ладони своими, заставляя девушку замереть.

– Скажешь, – ровно произносит Дягилев, глядя прямо в её глаза. – Просто ты сделаешь это позже, зайка. У моих покорных от меня секретов не бывает. А ты мне покоришься.

Глава 9. От слов до дела

– Ты мне покоришься, – он говорит возмутительно спокойно и смотрит на меня абсолютно так же. Ничего нет в его взгляде кроме этой снисходительности. А мне, мне назло самой себе, сейчас снова порывающейся замереть столбиком от восхищения тем, как он это сказал, хочется взбрыкнуть.

– Нет!

Наконец-то во мне просыпается афанасьевское упрямство. Вот только толку от него чуть. Спорить с Дягилевым – только нарываться на неприятности. Жаль, что понимаю я это запоздало. Когда уже влипаю в очередной акт этого марлезонского балета.

– Нет? – Два движения, и чашка с кофе уже торчит в подстаканнике рядом с водительским креслом, а я снова оказываюсь на спине, снова подмята тяжелым телом Дягилева, и снова упираюсь ладонями в его плечи.

– Нет? – Самое обидное в том, что он даже не разозлен моим возражением, он надо мной смеется. Смеется и сейчас, прихватывая мои руки за запястья и прижимая их к коже автомобильного сиденья за моей головой.

– Нет? – Шепчет это тяжелое чудовище мне в губы, а потом впивается в мой рот поцелуем.

Мой мир звенит весь, от горизонта до горизонта. Протяжным, гулким, оглушительным звоном. Почему я ему отвечаю, ну почему-почему-почему? Но я отвечаю. Так жадно ловя его губы своими, будто и не тряслась от прикосновений Вадима еще полчаса назад. Не хочу, чтобы он прекращал меня целовать. Совсем не хочу…

Интересно, а чего я боялась на самом деле? Того, что он принудит меня к сексу, или к тому, что из меня полезет вот эта вот до отвязности распущенная девка, что сейчас извивается в руках малознакомого мужика. А я извиваюсь… И постанываю от возбуждения как дешевая проститутка.

Мозги? Боже, какие к черту мозги! Выходной у них! Умерли!

Он – мой шторм, моя бездна, к дну которой я лечу тяжелым камнем. И у меня нет объяснений, почему все так, ведь так со мной никогда в жизни не было.

– Ну же, давай, скажи свое “нет” еще разик, заинька, – шепчет мне это исчадие ада, скользя своими губами от подбородка к уху. Ловит мочку, прикусывает, заставляя вскрикнуть от этой легкой, но такой сладкой боли.

И это у меня получается вместо “нет”? Позор-то какой… Вот только мысль эта, про позор, не удерживается в голове, исчезает, растворяется под натиском горячих губ и щетинистой щеки, трущейся о мою кожу.

– Кричи, милая моя, кричи. – В его хриплом шепоте одно только удовлетворение. – Отполируй мне душу.

У меня был целый один секс в моей жизни – несколько часов назад, с Сережей. И нет, у меня не кружилась голова, меня не иссушал душный голод, я не чувствовала, будто вот-вот взорвусь. Это было… Ну просто было. И я пытаюсь вспомнить про тот секс, с мужчиной, который долго за мной ухаживал, пытаюсь удержать себя в рамках правильного, но работает наоборот, мне хочется узнать, как оно бывает по-другому. И хочется больше этих жестоких рук, что сейчас стискивают мои бедра до боли, и больше этого длинного языка, и… Всего Дягилева я сейчас хочу больше.

Черт возьми, я выпила всего одну чашку кофе с коньяком, а по уровню опьянения кажется, что минимум – канистру.

Наверное, я просто устала, наверное, слишком долго не ела, слишком много нервничала сегодня. Соня Афанасьева – человек тысячи оправданий. Но меньше чем тысячей я сейчас не обойдусь. Как вообще оправдать то, что происходит?

Что ты там говорил, Сереженька, как меня называл? Шлюшка-потаскушка? Вот, кажется, именно ею я сейчас и стану.

– Вадим Несторович, дэпээсники тормозят. – Голос водителя Дягилева звучит для меня как выстрел над ухом.

Твою ж мать, вся эта хрень происходит еще и при ком-то!

Очешуеть можно, насколько я сегодня неадекватная… Интересно, это все кофе с коньяком или коньяк с кофе? Не знаю, но этот странный кумар не оспускает меня до конца, вопреки постучавшейся из-за стены реальности. Я явственно ощущаю – некой части меня жаль, что нас с Дягилевым прервали. И плевать-то ей на того водилу.

Жесть какая! Можно мне вытрезвина? Срочно! Вопрос жизни и смерти, просто!

– Охренели они там, что ли? Не видят моих номеров? – недовольно шипит Вадим и садится, рывком подбирая упавший с сидений плед, чтобы набросить его на мои ноги.

– Нехрен кому попало пялиться на моих заек, да? – шепчет он едва слышно, обращаясь ко мне, а я вспыхиваю еще сильнее.

– Там молодой какой-то сержант, – скептично замечает Боря, уже съехав на обочину. – Может, и не знает ваших номеров.

– В инструктаж пусть выписывают, – раздраженно бросает Вадим, а дорожный инспектор в яркой желтой жилетке козыряет и стучит в водительское стекло.

Дягилев нашаривает под пледом мое колено и сжимает на нем пальцы. Мне кажется, что я загорюсь уже от этого прикосновения. И во взгляде его по-прежнему читается: «Ну же, зайка, скажи мне уже свое «нет»».

А я бы и рада, да у меня не получается…

У сержанта ДПС чудная фамилия Нычко, и он проводит довольно стандартную процедуру “подышите в трубочку – покажите документы на машину”. Боря действительно не употреблял свой коньячный кофе.

– Предъявите багажник к досмотру? – продолжал наседать сержант.

– А знаете, предъявим, – с искренним весельем откликнулся Дягилев и отстранился от меня.

Нет, он не походил на человека, который был не в курсе, что без понятых досмотр багажников вообще-то не делают. Но судя по многозначной улыбке, у него там было что-то интересное, чем он явно хотел «порадовать» молодого сержанта. Или удивить? Шокировать? Я бы поставила на последнее.

Дягилев выскакивает из машины. А я придвигаюсь ближе к приоткрытой двери, жадно дыша холодным ночным воздухом, пытаясь выдохнуть и чуть-чуть придти в себя.

Что со мной вообще происходит?

Чем дальше – тем паршивей я себя ощущаю. Сейчас машина тронется с места – и я снова останусь в плену Дягилева, причем очень добровольном плену, судя по тому, как реагирует на него мое тело. Гребаные гормональные реакции. Вот нет бы к мозгам прислушиваться, нет – теку как сучка от прожженного ходока. У него таких, как я, воз и маленькая тележка. С верхом груженые.

Кто я для Дягилева? Правильно – игрушка. Девочка, которую можно и трахнуть по пути, потому что, почему нет? Из всех достоинств – мой отец. Могу себе представить, как поднимется дягилевское самомнение после того, как он поимеет дочь своего конкурента. А я – к своему позору этому поспособствую.

И почему мне и до этого не хотелось спать, а сейчас – почему-то и того сильнее? Глядишь, уснула бы, и никто бы меня настолько внаглую на задних сиденьях машины не раскладывал.

Злость накатывает на меня, приводя в себя. Поздновато, но блин, хорошо, что хоть сейчас?

Мне хочется дать Дягилеву по физиономии. Вот правда. Очень сильно хочется. Какого черта, кто-нибудь может мне объяснить? Кто ему сказал, что я соглашусь быть ему кем угодно? Ну, да, он мне помог, но что мне, за это ему ноги целовать?

Проблема была в том, что мне недостаточно сильно хочется это сделать. Мое колено еще пять минут назад практически пылало под ладонью Дягилева. И голова кружилась под его пристальным взглядом. Да что за хрень-то со мной происходит? Я его сегодня увидела первый раз в своей жизни. Какого черта я вообще так плыву? Не пойдет ли Дягилев в пешее эротическое, с Сережей под ручку?

Вот серьезно, паршиво быть мной, с моим почти нулевым опытом отношений с мужчинами. Как бы вежливо послать его к чертовой матери? Как стереть с его лица эту раздражающую самодовольную улыбку, как заставить перестать смотреть как на вещь? Причём смотрит-то как на свою вещь, будто уже меня приватизировал.

Но сейчас он там доконает инспектора, вернется, и я снова ему проиграю. И я даже не знаю, больше ли мне волнительно от этой мысли или противно.

Реальность, нужно бы зацепиться за реальность…

Может, тогда мне удастся удержать Дягилева по его возвращении на расстоянии? Может, тогда он отвезет меня к кому-нибудь из моих друзей, а не к себе домой? Потому что у него дома я точно сдамся. Сила воли у меня чудовищно хреновая, как показывает практика.

Я пытаюсь вычистить из головы весь этот непоследовательный мысленный мусор. Скольжу взглядом по обочине, задеваю взглядом серую Ладу, прикорнувшую там, и девушку с ярко-розовыми волосами, присевшую у её номеров.

Да нет, не может быть…

Не может мне так везти…

Но похожую зеленую косуху я три недели назад отдавала своей подружке. И ведь именно её часто останавливают за нечитаемые номера. Впрочем, привыкнуть их мыть моя подруга по-прежнему не может, а где она только не мотается со своими подработками. Боже, да неужели… Ты решил дать мне шанс? Судьба, ты ли это?

– Маринка, – кричу я, распахивая дверь машины Дягилева шире.

– Соня?

Девушка обернулась, и вытаращилась на меня как на живую Джаконду, не иначе. Ну да, посреди ночи, хрен пойми где в Москве однокурсницу не встретишь. Рояль в кустах – и тот был бы менее внезапен, чем я, выскакивающая из левой машины в прикиде куртизанки.

Я метнулась к ней, забив на то, что это пришлось делать босиком. Благо я успела отогреться хотя бы чуть-чуть. Да, это точно Маринка, боже, какое же счастье, спасибо-спасибо-спасибо.

– Маринка, можно у тебя переночевать? – быстро шепчу я. – Объясню позже, меня отец из дома выгнал.

– Садись. – Маринка моргает, разглядывая меня, пребывая в явном шоке от моего внешнего вида. Ну, да, я же на учебе выгляжу как такой элегантный синенький чулочек. Я ж на учебу учиться хожу, а не мальчиков кадрить.

– Зайка! – раздается за спиной недовольный окрик Дягилева.

Я оборачиваюсь. Ловлю убийственный взгляд Вадима. Он недоволен. Он настолько недоволен, что у меня от выражения его лица воздух в горле застревает.

– В машину, быстро, – ровно произносит Дягилев, не спуская с меня взгляда, а потом уточняет. – В мою.

Качаю головой и делаю шаг назад.

Нет уж.

Я не послушаюсь тебя, Вадим Несторович.

Ты мне никакой не хозяин.

И я не позволю своим истерзанным нервам и коньяку, кипящему в моей крови, решать за меня вопрос того, ложиться мне под этого упоротого мужика или не ложиться. Пусть он сносит мне крышу, я не хочу опускаться до случайных связей вот так. Ни назло папе, ни назло Баринову я не хочу!

Он делает шаг вперед, а я – назад, от него. Вцепляюсь в ручку дверцы Маринкиной машины и дергаю за неё, ныряю на заднее сиденье.

Вадим останавливается, скрещивает руки на груди. Кажется… Кажется, он готов от меня отстать.

И… Нет, удивительно, но я не так уж этому рада на самом деле.

Я была рада, когда он нашел меня сидящей на лавочке. И не потому, что он предложил мне помощь, а потому что… Потому что была рада.

Я пытаюсь заставить себя отвести взгляд от каменного лица Вадима. Пытаюсь, но не могу. И видеть его таким даже из машины, с расстояния – нет, не страшно. Просто плохо. Почему – нет объяснения, как и во всем остальном, что касается Вадима.

С номерами Маринка возиться перестала, с дэпээсниками у неё явно было уже все улажено. Подружка просто садится в водительское кресло, сперва косится на меня, потом на Дягилева и заводит машину. Отъезжает, и Вадим наконец скрывается с моих глаз. Легче мне от этого не становится.

Казалось бы – я сбежала, все хорошо. И то, чего я так боялась, то, от чего мне наверняка было бы худо уже завтра утром – не произошло.

Вот только… Почему мне сейчас настолько паршиво?

Глава 10. Кошки и мышки

“Догнать, оторвать уши, заткнуть рот кляпом и отодрать задницу, так чтобы девчонка могла только ногами дрыгать…”

Вадим уже третий час лежит в постели и пялится в потолок. Семь утра почти натикало, а сна не было ни в одном глазу.

Сбежала. Маленькая нахалка от него сбежала!

Вот ведь сам нарек её Зайкой, так чего удивляться, что девчонка струсила? Зайка и есть. Ускакала так резво, только пятки сверкнули.

Давненько Вадима так не динамили, если честно. Очень-очень давно. Наверное, лет с шестнадцати. Особенно его так не динамили женщины, в чьем интересе Дягилев был уверен. А с Соней у него выходил не просто интерес, с ней у него выходила такая бешеная химия, что и сейчас все нутро сводит от голода по Ней, вожделенной и послушной.

Самое паршивое, что выкинуть зайку из головы совершенно не получается. А ведь это необходимо сделать, ведь Соня сказала: “Нет”. Ну, ладно, пусть не сказала, пусть помотала своей маленькой пустой головкой и прыгнула в машину к своей подружке. Это было “Нет”. Стоп-слово от девочки, далекой от Темы. И Вадиму бы его услышать, врезать бы во что-нибудь, хоть в лоб, но нет, это никак не выходило сделать.

И вообще, да, это было слегка парадоксально. У Вадима в телефонной книжке не один десяток телефонов барышень, которые и приедут, и дадут, и выпороть их попросят, и даже уберутся после себя. Но так не интересно, а вот головоломкой под названием “Соня Афанасьева” Дягилев себя мучает с удовольствием. Подбор ключика к новой цели, выбор оружия и определение пути для собственных завоеваний – достойное занятие, раз уж сон не идет.

Сама по себе Соня, конечно, была хороша. Вадим с легкостью мог припомнить тот момент, когда первый раз увидел перед собой свою зайку – бледную, дрожащую, в белой полупрозрачной комбинации. Достаточно привлекательная, чтобы побыть разовой любовницей Дягилева, а он почти всех женщин, не работающих на него, оценивал по такому критерию "пригодности". И все-то он увидел, и напряженные соски, выступающие из-под гладкой ткани, и красивый вырез на мягкой девичьей груди, и белые чулочки на длинных красивых ногах.

Увидел, оценил, получил эстетическое удовольствие, позволил себе слегка посмеяться над девчонкой. Но и все.

Лишь после, когда она переоделась, когда начала играть роль – Вадим ею залюбовался по-настоящему. Ею – стоящей на коленях у его ног. Ею – посасывающей его пальцы, во время разговора с Томом. Ею – ползущей перед ним на четвереньках. Пожалуй, даже слишком залюбовался. По крайней мере сейчас, стоило закрыть глаза, как воображение тут же подбрасывало воспоминание о виляющей аппетитной заднице Зайки, которая во время путешествия через холл отеля очень соблазнительно покачивалась из стороны в сторону. Она будто умоляла, чтобы её разрумянили жестокие хозяйские ладони. Как тут уснешь спокойно, спрашивается, когда вот такое на ум просится?

И все-таки, нет, это было не по настоящему. Это была ни разу не Тематичная игра, и Соня не была Тематичной.

Хотел ли Вадим довести зайку до конца? О, да. Осквернить, погрузить в собственную греховную тьму, присвоить, чтобы девчонка запомнила навсегда его как своего первого Хозяина. И не смела никогда называть его никак иначе. Чтобы всем смыслом своего существования считала удовлетворение его, Дягилева, прихотей. По крайней мере то время, пока ему не наскучит.

К исполнению этого желания были все предпосылки. Вадим же явственно ощущал, как дурела девчонка от его прикосновений, и казалось, что добиться от неё того, что нужно, будет совсем просто. И все шло к тому, что девочка с легкостью поддастся Вадиму, и он вылепит из неё именно то, что ему нужно.

Но мышка ускользнула из лап кота, а он даже облизать её не успел, только-только принюхался. И куда это годилось?

А так забавно было наблюдать, как забывается Соня – от жесткого командного голоса, от того, как Вадим без особых церемоний делал с ней то, что хотелось ему. Особенно до той поры, пока она еще не знала, кто ей помогает. Да и после, после она будто пьянела от прикосновений, и Вадиму ужасно понравилось с ней играть. Хотелось прощупать предел её гибкости, того, насколько много может ему позволить. Зная, что он вообще-то враг её отца. Это, кстати, было самое вкусное в происходящем. Её влекло к Вадиму вопреки тому, кем он был.

Но все-таки она сбежала…

Наверное, Вадим поторопился, обрисовывая перед зайкой свои планы по одеванию ошейника на её красивую шейку. Нужно было чуть потерпеть, хотя бы до дома, и уж тут взяться за девчонку всерьез. Попробовала бы она побегать по его дому – Вадим с удовольствием поиграл бы с ней в салочки. Правда салил бы совсем не ладонью! И потом, после того как “осалил” бы зайку хорошенько, выпустил бы её, дал секунд тридцать форы, и снова бы бросился “водить”. И так пока она сама не будет умолять о пощаде.

В восемь Вадиму приходится окончательно принять как факт – разочарованное побегом зайки либидо принципиально намерено не дать ему уснуть. Оно будто пришептывало насмешливо: “Упустил, но все равно по плану отбоя не было. И не будет!”

Дягилев титаническим усилием воли вылезает из-под одеяла, шагает до кухни, где становится причиной и свидетелем потрясения поварихи, которая вообще не привыкла, что после оргий хозяин поднимается так рано, взял завтрак. Есть правда не очень хотелось, но иногда желания возможностям не соответствовали. Вадим, конечно, к этому не очень-то привык, но нельзя сказать, что это ощущение было ему в новинку..

Гипнотизируя взглядом расположившийся на круглой белой тарелке завтрак, Вадим набирает начальника службы охраны. Просто потому что утренняя вздрючка – она Дягилеву необходима как зарядка. И если нельзя вздрючить зайку – надо сделать это с чьим-нибудь мозгом, глядишь, тогда через пару вечеров и сама зайка образуется в спальне Вадима, уже вставшая в нужную позу. Вот тут кстати Вадим ступорится в фантазиях, пытаясь определить, какая поза по его мнению самая аппетитная. Ладно, на коленях, с оттопыренной попкой – самое оно. В самый раз для того, чтобы воздать ей за её побег.

Наконец-то Николай отзывается, не прошло и пяти гудков. А меж тем – ему-то давно пора быть на ногах, потому что он должен вставать раньше, чем “тело”, за которое он отвечает. По договору – так вообще в шесть рабочий день начинается.

– Ну что, пробили адрес? – мрачно интересуется Вадим, тоном обещая все муки ада, если подчиненный намерен его разочаровать.

Бросаться вслед за Соней Дягилев не стал, хотя зря, наверное. Нужно было проследить, как она доберется, не влипнет ли по дороге в неприятности, но Вадим отдавал себе отчет – прикажи он Борису ехать следом за зайкой, в машине усидеть не сможет.

Догонит, поймает, зажмет в первый попавшийся угол и все-таки поимеет. А так не интересно, ведь девочка дала понять, что нет – она сейчас его не хочет. Это было оскорбительно вообще-то, как она смела не хотеть? Как она смела ему отказывать? При том, как она на него реагировала – это не лезло совершенно ни в какие рамки.

Вадим не стал бросаться за ней, запомнил номер серого ведра, порожденного отечественным автопромом, на котором укатила зайка, поднял своего начбезопасности и велел каким угодно способом достать информацию о месте жительства “Маринки”.

– Пробили, Вадим Несторович, – откликается Николай. – Наблюдателей выставили. Машина у подъезда, значит, доехали.

Хорошо. Значит, если что зайку прикроют. Вадим сомневался, что так сложно будет её выследить через друзей. Если они с той розовой Мальвиной еще и подруги, тогда Афоня найдет свою дочь довольно быстро. Найдет и Баринов. Это Зайка мнит сейчас Вадима главной своей угрозой, Дягилев же смотрит шире. У него Соне грозила разве что насыщенная интимная жизнь, а вот попадись она Баринову… Вряд ли щенок так легко спустит жене побег, вряд ли откажется от идеи групповичка с друзьями.

И все-таки Вадим не мог не охреневать.

У Афанасьева что, две дочери было, чтобы одну он легко отдавал ублюдку, которому приспичило девчонку изнасиловать толпой? Или что, его дела были настолько плохи, что без финансовых вливаний Марго Афоня скончается? По общим представлениям Дягилева – его конкурент был очень далек от такого положения.

Тогда какого хрена?

Почему девчонку из её задницы выручать довелось именно Дягилеву? Нет, Вадим против не был, ему было совершенно на руку, девочка была аппетитная. Но все равно невозможно не угорать на то, как Старик сам подбросил Вадиму свою дочь, и вот только попробуй не воспользуйся, если ты не лох.