Любовь за гранью 7. Осколки безумия Соболева Ульяна

— А девочка? Что будет с ней?

— Она возьмет другую…ту, которая не обрела покой и так и не ушла в царство мертвых.

Синие глаза Сэми приобрели темный оттенок, глубокий и насыщенный.

— Это черная магия, мама. Чанкры не имеют права ею пользоваться, но я не просто Чанкр, я Верховный Чанкр. Я могу служить силам зла и добра, на меня законы Чанкров не распространяются. В день моего совершеннолетия я должен буду принять сторону света или тьмы. Сейчас я нейтрален и могу прибегнуть к черной маги без последствий для себя.

Я не совсем понимала, что он хочет сделать, знала только одно — это противоестественно и Сэми совершит нечто такое, о чем возможно мы все пожалеем.

— Я говорил об этом с Фэй и с Мстиславом. Мы обсуждали это на протяжении последних недель. Они согласны.

Я смотрела на своего сына и поражалась тому насколько четко, он формулирует свои мысли и идеи, насколько потрясающе все продумал. Маленький мальчик, нашел выход из ситуации, которая взрослым казалась патовой. В том числе мне, и даже Фэй.

— Делай все что нужно, Сэм. Все что ты считаешь правильным.

Самуил крепко сжал мои пальцы:

— Но ты будешь страдать…сильно, безгранично. Ты испытаешь нечеловеческую боль как душевную, так и физическую, но ты обретешь себя и нас. Подумай. Сейчас просто подумай. Мы можем оставить все как есть, и со временем ты полюбишь нас снова, начнешь свою жизнь заново. Я вижу все варианты развития событий. Но если мы оставим все как есть — ты потеряешь отца. Навсегда. Мы все его потеряем. Я не настаиваю, мама. Только твой выбор и твое слово. Как ты скажешь — так и будет.

О нет, он заранее знал, какой выбор я сделаю. В этом он так похож на Ника.

— Я согласна на любую боль, Сэми. Я согласна на все что угодно лишь бы вернуть вашего отца и вас. Я верну его?

Наверное ответ страшил меня больше всего, я боялась того что скажет мой сын. Только сейчас я поняла, что передо мной одно из самых могущественных существ из всех что я когда либо встречала или встречу.

— Я не знаю, мама. Я еще не обладаю такими способностями, чтобы предвидеть далекое будущее. Разве что на несколько недель вперед, месяц…но я знаю одно — отец любит тебя. Ты сможешь вернуть его только тогда, когда он поймет и поверит, что ты все та же, мама. Поймет, что ты любишь его, как и раньше. Отец очень непредсказуем, у него неимоверно сложный характер. Но никто из вас не знает, что он чувствует на самом деле. Никто кроме меня. А я не имею права говорить об этом. Возможно, единственное что сможет его спасти — твоя вера в него. Но это лишь мое предположение — я не знаю насколько оно правильное. Знаю одно — ты пройдешь все круги ада, прежде чем сможешь до него достучаться. Мне нужно знать согласна ли ты…Добровольно…Только так я смогу вернуть твою душу полностью. Освободить тело Анны.

— Я согласна…а девочка? Что будет с ней?

— Фэй поддержит в ней жизнь, пока я буду занят тобой, а потом Анна получит другую душу. Она не умрет. Два Чанкра могут творить самые сильные заклинания. Вдвоем с Фэй мы сделаем то, что неподвластно даже демонам. Ты согласна?

Да, он оставлял мне право выбора, но в тот же момент отнимал его потому что в синих глазах моего сына застыла мольба и слезы. Он знает то, чего я не знаю и решился на этот шаг из отчаянья. Нет, это не просто эгоистичное желание ребенка помирить родителей, это нечто большее. Ему страшно и он не скрывает своих сомнений. Он видит, что произойдет потом и оставляет мне возможность решать самой.

— Да, я согласна. Давай попробуем. Ведь хуже уже не будет?

— Я не уверен в этом, — ответил он и посмотрел мне в глаза, — возможно будет не просто хуже, возможно ты не перенесешь этого.

— Я сильная, — прозвучало не совсем уверенно.

— Да, мама, ты очень сильная, но отец сильнее.

— Я хочу вспомнить все! Я готова!

Я не видела самого ритуала…Только яркие вспышки света, детские ладошки в своих руках и обрывки образов. Как при быстром просмотре кинопленки, которую лишь иногда ставят на паузу, показывая самые значимые моменты.

Но ничего более невероятного со мной еще никогда не происходило и не произойдет. Я видела свою жизнь. Все что забыла. Я прожила каждый момент с особо яркой чувствительностью. Я слышала собственный смех, крики боли, слезы. И Сэми был прав — ко мне пришла боль. В самых разных ее оттенках. Боль сомнений, боль первой любви, боль от появляющихся крыльев. Ужас и страх, наслаждение, и дикое одиночество. Я слышала свист плетей и леденящий душу хохот Берита. Пережить все кошмары за несколько минут — это сведет с ума кого угодно и я обезумела. Там в подсознании я кричала и плакала. Я видела искаженное от ненависти лицо Николаса и я прочувствовала каждую секунду того жуткого насилия, которое он совершил надо мной. Я заново возрождалась. Я проклинала и снова любила. Боже, как же я любила. Наверное, самой болезненной и самой мучительной была моя любовь к Нику. Самой яркой и самой жуткой эмоцией из всех что доводилось испытать человеку. Даже любовь к детям возрождалась из любви к нему. Осознание обрушилось, как торнадо, закрутило в водовороте, оно резало меня по венам, по мясу, по нервам и сухожилиям. Наполняло меня такими чувствами, которые можно сравнить лишь со смертельной агонией. И вот он у моих ног, сломленный, поверженный, беспомощный и слепой. И я знала, что ему больнее, чем мне как бы чудовищно это не звучало. Самой страшной слабостью Ника являлась я сама и его чувства ко мне. Сумасшедшие, на грани с помешательством. И его ранимая душа, покрытая уродливыми рубцами бесконечного унижения и предательства тех, кому он когда-то доверял. Словно та другая сторона моего мужа предстала передо мной обнаженной, оголенной до безобразия и от того безумно любимой. Таким его не знал никто кроме меня. Вот почему я люблю его. Он мой. Мое проклятие, наказание, мое неземное счастье и моя боль. Бесконечная. Без него я пустая. Бессмысленная. Меня просто нет. И все стало на свои места. Мгновенно. Все выстроилось в цепочку, в замкнутый круг, в мой собственный мир, вращающийся вокруг него как маленькая вселенная вокруг солнца. Мое черное солнце, моя тьма наполненная светом, понятным только мне одной. Сэми сказал, что я пройду все круги ада прежде чем смогу вернуть его обратно и я поняла что он имел ввиду. Николас причиняет самую большую боль тем, кого он любит. Потому что лишь они могут заставить его страдать. И так как страдает он, не может страдать никто. Потому что саморазрушение гораздо страшнее всего остального, а Николас умеет разрушать, не оставляя даже обломков и самым первым он разрушит себя самого. Вот что имел ввиду Сэми. И он был прав, возможно, не любить Ника, это и есть то самое счастье беззаботности, потому что любовь к нему убивает своей безграничной болью. Но, вспомнив и прочувствовав все, я бы ни за что не отказалось даже от самых жутких проявлений его любви и ненависти. И только сейчас я осознала, что сделала с нами обоими — я убивала его любовь ко мне, я предавала его. Я, та кому он доверял больше всех, та, кого он любил до безумия. Я рвала его на куски день за днем. Он отпустил меня. Хотя мог растоптать и уничтожить. Наверное, только со мной он способен на столь благородный поступок. Я единственная кто безнаказанно обманул Николаса Мокану и при этом остался в живых. Ни о каком прощении не может быть и речи. Он не простит. Никогда. Заслужить его доверие практически невозможно.

Когда мои глаза распахнулись, я зарыдала, громко, оглушительно. Фэй прижала меня к себе, а Сэми опустил голову и закусил нижнюю губу. Он не был рад моему возвращению. Никто не был рад. Словно они предпочитали, чтобы я оставалась прежней.

Тогда зачем они это сделали?

— Мне…я…задыхаюсь, Фэй…я…

Она гладила меня по голове, прижимая все крепче, стараясь передать мне свою энергию, но я слишком наполнилась эмоциями и воспоминаниями, меня раздирало на части. Я захлебывалась, и судорожно цеплялась за нее, как за спасательный круг.

— Теперь ты все помнишь…ты вернулась. Сэми сделал то, что не под силу десяти Чанкрам.

Я всхлипывала, с трудом повернула голову в сторону и увидела Мстислава, он держал на руках маленькую Анну. Пожертвовал ее душой, ее воспоминаниями ради меня. Немой вопрос повис в воздухе и он ответил. Его голос звучал глухо в комнате, все еще наполненной сгустками энергии моего сына и Фэй.

— Я нарушил баланс, я привел ее в наше время и отнял у тебя жизнь. Я должен был все вернуть на свои места. Рано или поздно настал бы час расплаты. Пусть будет так. Я бы не смог вернуть ее в прошлое и позволить ей умереть.

— Как она? — спросила я, пытаясь встать с постели и чувствуя легкое головокружение.

— Она дышит, очень скоро очнется. Ей придется начинать жизнь с нуля, и мы с Дианой поможем ей в этом. Не беспокойся о ней. Те воспоминания, которые она потеряла не самые лучшие.

— Кто она теперь? Чью душу получила?

Сэми быстро посмотрел на Фэй, и та отрицательно качнула головой.

— Это не имеет значения. Анна, останется Анной, не смотря ни на что. Все мы при рождении получаем душу. Мы не знаем чья она и в каком теле была до нас, какой круг вечности проходит в этот раз. Пусть и сейчас все останется тайной неподвластной нашему пониманию. Сегодня она родилась заново, получила иное будущее и демоны времени уже не властны над ней. Никто не посмеет потребовать ее обратно. Баланс снова восстановлен. Тот, кто должен был умереть — умер, и его душа вернулась туда, куда должна была вернуться. Мы лишь помогли этому процессу.

— Сэми…, - я протянула руки к сыну, и он крепко обнял меня. Мгновенное облегчение, исцеление каждой клеточки моего тела. Мой ребенок. Безумно любимый и такой несчастный. Он знает то, что ребенок не должен знать он видит и понимает то, от чего взрослый сошел бы с ума.

— Мам, я так скучал, а Ками…она все время плачет о тебе. Каждый день. Она тоскует.

— Где она?

Я посмотрела в глаза сыну, и сердце забилось сильнее, пропуская удары, разгоняясь, начиная пульсировать и жить.

— Она с Дианой. Ты скоро увидишь ее, обещаю.

— Я должна идти к нему… — неуверенно прошептала и тяжело вздохнула, — но я даже не знаю где он.

— Купил новый дом, я дам тебе адрес, — сказала Фэй и я почувствовала, как во мне поднимается волна гнева.

— Ты знала, где он и не сказала мне? Когда я просила и умоляла?

— Он бы не стал говорить с тобой, — ответила Фэй и смело посмотрела мне в глаза, — с той кем ты была.

Самое странное, что я не чувствовала перемен. Я по-прежнему оставалась сама собой, только теперь больше не пустой, а до краев наполненной эмоциями, они давили на меня, ломали, выворачивали наизнанку.

— Сейчас ты сможешь с ним говорить. Сейчас ты помнишь и знаешь его. Я могу позволить тебе пойти к Нику и не боятся, что ты не вернешься от туда живой.

В этот момент я поняла, что все они знали, почему Ник ушел, знали о моем предательстве, о том, что я помогала охотникам…Господи, я помогала тем, кто мог и хотел уничтожить мою семью. Они все простили меня. Они — да, а Ник — нет. И я обязана идти к нему и просить выслушать меня и дать нам шанс.

Сэми уехал вместе с Мстиславом и Анной, а Фэй осталась со мной. Мы долго молчали, она давала мне время подумать, свыкнуться с тем, что я вспомнила, принять саму себя и осознать все, что произошло в последнее время с нами всеми. Но было еще что-то…и я хотела знать, что именно.

— Ник уже не верит в вас и принял решение, которое очень трудно изменить.

— Я приеду к нему в офис.

Тогда я еще наивно предполагала, что вспомнив все, мне удастся убедить его, вернуться обратно. Это же мой Ник. Мой муж. Мой нежный зверь, моя любовь. Кто как не он должен понять меня? Я верила, что стоит мне посмотреть ему в глаза и все вернется, станет на свои места. Я верила, а Фэй нет.

— Ты не сможешь вот так просто приехать к нему в офис. Его ищейки не дадут приблизиться ни на шаг.

— Глупости, я его жена. Я просто зайду, и никто не посмеет меня выгнать. Я их хозяйка, так же как и он.

— Николас объявил о разводе, — тихо сказала Фэй, он созвал совет и объявил всем, что ты теперь не являешься королевой братства. Официально. Ты понимаешь, что это значит?

Я стиснула челюсти, стараясь дышать ровнее, стараясь не поддаваться панике.

— Я не подписывала бумаги о разводе и без моего согласия никто нас не разведет.

Как же жалко это прозвучало.

— Возможно, но ты и правда думаешь, что для него это имеет значение?

— Пусть скажет мне об этом в глаза. Сейчас. Когда я помню все что было между нами.

— Ник стал другим. Таким, каким ты его почти никогда не знала. И его верные псы, которыми он окружил себя в последнее время, только и ждут команды «фас», Марианна. И если он им прикажет убить тебя — они это сделают.

— Ты говоришь о ком-то другом, а не о Нике, Фэй…это же Ник…он никогда..

Фэй тяжело вздохнула:

— Все изменилось, Марианна. Пока ты разбиралась в своих чувствах, Ник окончательно потерял человеческий облик. Ты думаешь, мы просто так сделали то, что претит всем законам природы? Ты даже не представляешь как мы рисковали возвращая душу в твое тело и забирая жизнь у маленькой Анны. Вы обе могли умереть! Ник объявил об уничтожении охотников. Вчера началась облава по всему миру. Убиты десятки смертных. Ты понимаешь, что это война? Понимаешь, что он нарушил законы братства?

Я понимала…они вернули мне память не потому что хотели воссоединения семьи, а потому что происходит нечто такое, что изменит наш мир навсегда. Нечто, что угрожает всему братству.

— Гиены получили власть. Сегодня отменен закон о «маскараде». Без разрешения Совета. Кровь польется рекой.

— Отец знает об этом? — мне казалось земля вращается под ногами.

— Да, сегодня я ему сообщила.

— Кристина и Габриэль?

— Завтра будет созван экстренный совет братства. Ник отказался присутствовать.

Мне стало не по себе, я как младенец, который все чувствует, но ничего не понимает.

— Что это значит Фэй?

— Что твоего мужа рано или поздно братство объявит вне закона. И никто не сможет его спасти. Никто из нашей семьи не сможет перечить решению Верховного Суда. Ты должна поговорить с ним…но я не уверенна, что это хоть что-то изменит. Иди к нему, Марианна, но будь готова увидеть совсем другого Ника.

****

Роскошный дом, больше похожий на крепость. Впрочем, Ник всегда любил массивные здания, высокие ограждения, вычурный стиль. И уединение. Полный отрыв от цивилизации. Уверенна, что этот дом строили лично для него, по его заказу. Только Ник мог купить недвижимость в такой глуши. Я добиралась сюда больше двух часов, по ухабистым, размытым дорогам, без указателей. Здание пряталось в самой гуще деревьев, в лесопосадке в сорока метрах от трассы. Я остановилась возле массивных высоких, железных ворот и посигналила. Ищейки появились из неоткуда. Я не видела их раньше в окружении мужа, его охрану набирал Серафим, после гибели Криштофа он стал заместителем моего мужа. Только раньше ищейки были выходцами из кланов Черных и Северных Львов. Сейчас передо мной Гиены. Я видела цвет их глаз, определяла их по запаху. Принадлежность к кланам всегда известна членам братства. У каждого есть отличительный знак. Члены клана Гиен обязаны носить браслеты из меди. Вместе с прошлым ко мне вернулись и мои способности вампира.

— Прикажи открыть ворота! — мой голос не дрогнул, и они удивленно уставились на меня. Уверенна, что охранники прекрасно знали кто я. Но ни один из них не выразил должного почтения. Не склонил головы. Неприятно укололо где-то внутри. Вспомнились слова Фэй о том, что Ник официально объявил о нашем разрыве. Значит, мне не оказывают должного уважения, потому что знают мой звездный час рядом с их королем окончен.

— Нам не велено.

Сказано с вызовом и полной уверенностью в своей безнаказанности. Мне раньше не доводилось общаться с представителями клана Гиен. Они не смели и не могли приблизится к жене князя. Теперь они даже не склоняют передо мной головы.

— А мне плевать, что вам велено, а что нет. Я все еще госпожа Мокану и я королева братства. Иногда в семьях происходят разногласия, когда они благополучно разрешатся мой гнев падет и на ваши головы тоже. Открывайте ворота. Я все еще ваша хозяйка.

Они переглянулись, несколько секунд размышляли, а потом все же впустили меня на территорию особняка.

Как это напоминало те самые времена, когда я вернулась к Нику, после нашего последнего расставания. Когда Иван боялся посмотреть мне в глаза и, так же как и они, впустил меня в мой собственный дом. Только теперь это не мой дом. Это жилище Ника. Здесь ничего не напоминает обо мне.

Я поднялась по ступеням и передо мной распахнули парадную дверь. Не посмотрев на дворецкого, я сбросила свой плащ и с гордо поднятой головой пошла навстречу Серафиму.

— Где мой муж?

— Как вы сюда попали? Кто вас впустил?

Я смерила его гневным взглядом:

— А кто мог посметь не впустить хозяйку? Вы не учтивы со своей королевой, Серафим?

Он прикусил язык, услышав властные нотки в моем голосе.

— Господин приказал…

— Я знаю, что он приказал. Но я еще ваша госпожа и никто не лишал меня подобного титула, насколько мне известно.

Серафим несколько секунд смотрел мне в глаза, но я не отвела взгляд, и он смутился, кивнул и поклонился. Как подобает его положению — слуги и раба, всегда покорного моей воле.

— Я проведу вас в библиотеку.

— Нет, ты проведешь меня к нему. Не нужно сообщать, просто скажи мне, где он.

Серафим замялся, беспомощно посмотрел на двух охранников, потом снова на меня.

— Я думаю, будет лучше, если я о вас доложу, и господин сам спустится к вам.

Я не стала возражать, но не осталась стоять внизу, а пошла следом, стиснув пальцы, заламывая их, чувствуя, как начинаю нервничать все больше, как покрываюсь бусинками пота. Серафим скрылся за массивной дубовой дверью, и она захлопнулась у меня перед носом, еще раз напоминая о том насколько меня здесь не ждали.

Внезапно я услышала голос Ника, полный ледяного презрения:

— Какого черта? Я приказал не впускать никого.

— Но это ваша жена и…

— Да хоть сам черт или бог. Выстави ее за дверь к такой-то матери. Пусть убирается.

— Она не хочет уходить и требует встретиться с вами немедленно.

— Ха! Она требует! А мне плевать. Я сказал — никого не пускать! Чем она отличается от других?

Я не выдержала, толкнула дверь его кабинета.

— А тем, что я имею право поговорить с собственным мужем.

Ник отшвырнул Серафима и тот быстро ретировался к двери, оставляя нас наедине.

— Какие гости, — сказал Ник и скользнул по моему лицу колючим взглядом, — охрана все же впустила бывшую королеву братства?

Он отхлебнул виски из горлышка бутылки и посмотрел на меня исподлобья. Пьян. Как всегда. Иначе и быть не могло. Как же больно на него смотреть. Особенно сейчас, когда он настолько близко и в тот же момент далеко. Я истосковалась по нему. Только сейчас, увидев, почувствовав, услышав его голос, я поняла, что наконец-то способна дышать. Мой зверь. Нисколько не изменился. Всклокоченные волосы, распахнутая небрежно синяя рубашка, кожаные штаны и неизменные сапоги, начищенные до блеска. Зарос. Щетина не ухожена. Глаза сухо блестят. И все равно красив…Каждый раз иначе…Каждый раз до боли режет глаза. Взгляд немного затуманен алкоголем.

— Какого черта ты пришла? Я тебя не звал. Или ты принесла мне подписанные бумаги лично?

Боже как я скучала по его голосу…, сердце готово было выскочить из груди, я невыносимо захотела броситься к нему, заставить посмотреть на меня, выслушать. Это же мой Ник…Мы столько прошли вместе, столько пережили. Он не чужой мне и он наверняка страдает. Ему больно и плохо.

— Я пришла поговорить с тобой, — сделала шаг навстречу, но он смерил меня взглядом полным презрения.

— Я знаю, зачем ты пришла. Давай избавимся от нудных и ненужных предисловий. Ближе к делу — ты подписала бумаги о разводе? Если нет — закрой за собой дверь с другой стороны.

Но я не послушалась, все еще уверенная в себе, в наших чувствах, убежденная, что все еще могу управлять им…и как всегда заблуждающаяся.

— Ник, посмотри на меня, неужели ты ничего не замечаешь?

Он усмехнулся сделал несколько глотков, волосы упали ему на лицо и он смахнул их назад рукой:

— А что я должен заметить? Платье? Прическу? Ничего нового я не вижу. Давай избавь нас обоих от истерик. Ты подписала бумаги? Я терпеливо ждал целую неделю.

Он сел в кресло, так до боли знакомо закинул ногу за ногу и закурил сигару. Мне сесть не предложил.

— Я не подписала твои бумаги и не собираюсь их подписывать. Я хочу поговорить с тобой.

Ник тяжело вздохнул, словно давая мне понять насколько его раздражает все что я говлрю.

— А я нет. И, по-моему, я дал тебе это понять более чем красноречиво. Нам не о чем разговаривать.

Я стиснула пальцы еще сильнее, мне непреодолимо хотелось его встряхнуть, заставить сбросить эту ледяную маску, посмотреть мне в глаза.

— Я все вспомнила, Ник. Все.

Он резко повернулся ко мне, и на мгновение мне стало невыносимо жарко. Его глаза…эти синие бездонные глаза в которых я растворялась и теряла саму себя. Надежда вспыхнула где-то внутри глубоко в сердце, запорхала нежными крылышками.

— И что я должен сделать, по-твоему? Запрыгать от восторга? Мне плевать на то что ты там вспомнила.

Я сделала глубокий вздох, все еще не теряя надежды убедить, сказать все что так сильно хотела.

— Ты ушел, потому что я стала другой, потому что больше не мог мне доверять, но все изменилось, я вспомнила, Ник. Все вспомнила.

— И что?

Все такой же равнодушный взгляд, никакого интереса. Его больше занимали виски. Ник демонстративно рассматривал янтарную жидкость, приподняв бокал к свету, струящемуся из окна.

— Ты правда думаешь, что я ушел из-за того что ты стала другой? Ты плохо меня знаешь, Марианна. Если бы я не хотел уйти, для меня бы это не имело значения. Я просто больше не люблю тебя. Этого достаточно? Не хочу тебя, не думаю о тебе.

Удар, пощечина, нож в сердце, лезвием по венам. Я задержала дыхание.

— Ты наказываешь меня, — сказала тихо, но он засмеялся в ответ.

— Не льсти себе. Я уже давно потерял интерес к наказаниям. Точнее тебя мне больше наказывать не за что. Марианна, подпиши бумаги. Просто сделай это. И все. Избавь себя от унижения.

Он затянулся сигарой и пустил колечки дыма в сторону окна. Посмотрела на его длинные пальцы — он больше не носит обручальное кольцо. Тронула свое и оно обожгло мне кожу.

— Ник, посмотри на меня — это же я.

Он усмехнулся уголком чувственных немного бледных губ, но так и не повернулся ко мне:

— Ты. Конечно ты, Марианна. Со зрением и слухом у меня все в порядке и я не настолько пьян, чтобы считать тебя галлюцинацией.

Возникла пауза, за это время он успел закурить еще одну сигару.

— Ник…я правда все вспомнила…Сэми вернул мне чувства и воспоминания. Я вернулась, я такая же, как и раньше. Не гони меня, дай нам шанс, Ник.

Он сделал глоток из бокала.

— Черт…паршивый виски.

— Черт возьми, ты не понимаешь? Я все помню.

— Прекрасно понимаю. То, что ты вспомнила все, не значит, что я все забуду.

Медленно повернулся ко мне и посмотрел в глаза, вот и исчезло равнодушие, но почему-то мне от этого не легче. Всегда поражалась насколько тяжелый у него взгляд. Как камень на шее утопленника.

Я сделала шаг к нему, но он остановил меня:

— Не подходи. Оставайся там, где стоишь.

Но я сделала еще шаг и еще, пока не подошла настолько близко, что от его запаха закружилась голова. Тут же возникло дикое желание обнять его, сломать стену отчуждения, целовать его щеки покрытые щетиной, его ледяные глаза, отогреть его сердце, отдать все, что чувствую сама. Пусть захлебнется вместе со мной.

— Ты не можешь вот так все зачеркнуть?

Он резко встал с кресла и теперь возвышался надо мной как скала.

— А кто мне запретит? Ты?

Прозвучало унизительно, да он и не пытался со мной говорить деликатно. Наоборот каждое слово было направлено на то чтобы унизить еще больше.

— Или твой отец, брат? Кто?

— Никто…

— Вот именно- никто. Уходи, Марианна. Уходи, пока я не приказал вышвырнуть тебя за дверь. Если бы ты и правда все вспомнила — ты бы поняла, что все кончено. Ты бы увидела это по моим глазам. Мне наплевать на все что ты скажешь. Мне ПЛЕВАТЬ!

Я долго смотрела ему в глаза:

— Скажи это еще раз, вот так глядя мне в глаза, после всего что было между нами, после всего что я простила тебе, после того как пришла несмотря на то что ты сам себя ненавидел и не мог простить. Скажи мне, что ты меня не любишь.

Возникла пауза и за эти мгновения, я несколько раз умерла и воскресла. Он не сможет. Не откажется от меня. Он видит мой взгляд, чувствует как бьется мое сердце.

— Я тебя не люблю, — Ник не отрываясь смотрел мне в глаза, — ты ничего для меня не значишь, мне все равно что ты помнишь, а что нет. Ты простила меня, и это было твоим решением, я же никогда и никого не прощаю. И ты, как никто другой, знаешь об этом. А теперь давай, иди отсюда иначе я вышвырну тебя сам. Пошла вон!

Он заорал это мне в лицо и его радужки вспыхнули красным фосфором.

— Почему? — тихо спросила я, все еще не веря, что слышу это от него.

— Потому что я так хочу. И не одной причины больше. Никакого глубокого смысла и философии. Только мое желание.

— Ты не можешь этого хотеть. Я знаю, чувствую, что ты лжешь.

Он захохотал мне в лицо:

— Поздно чувствуешь, детка. Поздно…Поезд ушел. Понимаешь?

Я ничего не понимала, это не мой Ник. Это кто-то чужой, совершенно чужой. Этот взгляд, эти слова.

— Не понимаю, — голос сорвался, и я почувствовала, как по щеке скатилась слеза, — ничего не понимаю, Ник.

Он засмеялся, громко, запрокинув голову. Потом посмотрел на меня с презрительным сожалением.

— В таком случае у кого-то из нас большие проблемы. Похоже, что у тебя. После амнезии настала очередь шизофрении? Весьма печально. Ты должна волноваться о своем здоровье, а не бегать за мной в жалких попытках убедить в том, что для меня не имеет никакого значения.

Мне стало трудно дышать. Этот разговор превращался в пытку в бессмысленное сплошное унижение. Словно мы говорили на разных языках. Я впилась пальцами в ворот его рубашки:

— Ты что творишь, Ник? У нас дети, семья, семь лет жизни вместе. Я люблю тебя. Неужели мы не можем это преодолеть? Переступи через себя, дай нам шанс. Я прошу тебя. Ради Ками, ради Сэми. Я понимаю, что ты не веришь мне, что ты злишься. Я докажу тебе, что я все та же. Я…

На секунду в его глазах промелькнуло нечто похожее на сожаление, какая-то тусклая искра грусти. Я ухватилась за нее как за спасение, обняла его за шею, прижалась всем телом. Да, говорить. Не замолкать. Пробить броню. Говорить, кричать. Он не ожидал, и на мгновение его ладони обхватили мою талию, сжали сильно, до боли. Я вцепилась в его плечи, уткнулась лицом в его сильную шею, касаясь дрожащими губами солоноватой кожи.

— Я люблю тебя, Ник, ты мой муж…отец моих детей. Я оступилась, совершила ошибку, но я все вспомнила…боже, да и это не имеет значение. Я поняла, что люблю тебя еще до того как Сэми вернул мне воспоминания.

Он вдруг резко сжал мои запястья и оторвал от себя:

— Мне жаль тебя, ничем не могу помочь. Это теперь только твои проблемы.

— Так не бывает! — закричала я, — не бывает! Значит, ты не любил меня никогда! Нельзя вычеркнуть кого-то из сердца за неделю или за месяц!

Он сильнее сжал мои запястья и дернул к себе:

— Можно, если очень сильно этого захотеть! Можно, если от чувств остались одни воспоминания, и нет даже сожалений. Можно если твоя жена тебя предала и хотела отравить вместе со своим бывшим любовником или ухажером. Не знаю, кем он там был для тебя. Это была ты, Марианна. Не важно, что ты помнила, есть совесть, есть чувство стыда и верности и они заложены внутри. Я никогда не прощаю предательства.

— Но я не помнила тебя!

— Жалкое оправдание. Но неплохая попытка. Ты трахалась со мной ночью, а днем шла к нему и рассказывала, как устроена сигнализация и система охраны в нашем доме. Или ты совершенная идиотка, которая не понимала к каким последствиям это приведет.

Амнезия — это не атрофия мозгов!

— Прости меня!

Прозвучало жалко и неуместно, после всего что он сейчас сказал.

— Простить за что? За глупость? Если бы я думал, что ты настолько глупа, я бы презирал тебя не меньше, если не больше. Нет…ты сделала то, что хотела сделать. Намеренно, просчитывая все ходы, отыскивая мои слабые места и била по ним, вонзала мне нож в спину снова и снова и это не глупость — это мать твою, предательство. Если убить кого-то, и при последнем вздохе умирающего сказать «Прости меня» он оживет?! А Марианна? Ответь! Он оживет, я тебя спрашиваю? Случится чудо?

Ник неожиданно сгреб меня за шиворот и заставил смотреть себе в глаза:

— Вот и я умер! Все умерло! Мои чувства к тебе! Ничего нет! Пустота! И твое прости мне нахрен не нужно. А теперь уходи. Ты хотела услышать правду? Вот она правда — я не хочу тебя видеть потому что каждый раз когда я смотрю тебе в глаза мне хочется задушить тебя. Как ты думаешь моей сдержанности надолго хватит?! Ты все вспомнила? Если ты меня знаешь — как скоро я убью тебя, Марианна? Если каждый раз, когда я к тебе прикасаюсь, я слышу, как ты безропотно соглашаешься подсыпать мне яду?

— Это неправда, я не знала что это яд. Не знала.

— Я должен тебе верить? Только потому что ты все вспомнила?

Я чувствовала, как комната кружится, вращается, меня затягивает дикое отчаянье.

— Ради прошлого! Ради наших детей!

Ник резко выпустил меня, и чуть не упала, схватилась за стену, тяжело дыша.

— Ты вспомнила о детях? Поистине знаменитая женская уловка.

Когда он произнес эти слова, я вдруг поняла, что все что я сейчас говорю, уже не имеет никакого значения. Ник похоронил наши отношения, и пути назад больше нет.

Он скрестил руки на груди и с издевательской усмешкой смотрел на меня.

— Более того, Марианна. Ты не знаешь самого важного — я скоро женюсь. Так что сделай одолжение не кричи так громко, моей невесте не понравится, что я провел с тобой наедине так много времени. А у стен есть уши.

Вот теперь он меня «ударил» по-настоящему, в солнечное сплетение. Я перестала дышать. Я могла ожидать чего угодно только не этого.

— Женишься? — я повторила это слово, и оно застряло у меня в горле.

— Да. Как только ты соизволишь подписать все бумаги. Впрочем, у меня есть методы заставить тебя это сделать. Но думаю, мы не дойдем до этого, верно? Ты ведь не хочешь чтобы дети узнали как их мать договаривалась с охотником отравить отца…Или например Совет, который может передать мне опекунство над ними.

Я пошатнулась и попятилась назад, меня трясло как в лихорадке:

— Ты…ты не сделаешь этого со мной…

— Мне кажется, кто-то здесь до сих пор не снял розовые очки.

Меня затошнило. Казалось я сейчас упаду. В голове нарастал гул, дикий вой.

— Ты…

— Правильно — чудовище. Бесчувственное животное. Надеюсь, теперь ты все же уйдешь или гордость не является одним из качеств Марианны Вольской?