Кукушка Резник Юлия

Глава 4

Марта не соглашалась ехать в больницу до последнего. Но ведь она утверждала, что муж не мог знать о ее положении, поэтому я не понимал, почему она так боялась, что он ее обнаружит именно там. И хоть сам я наверняка знал о том, что ищейки Вуича, сбившись с ног, двинулись совсем в другом направлении, я не мог ее этим утешить.

– Ира, мы должны удостовериться, что ты в порядке. И, в конце концов, получить хоть какие-то документы на ребенка! Как ты планируешь дальше жить, если сам факт его рождения не зафиксирован?

Она отвела взгляд и как-то неуверенно растерла плечи руками.

– Послушай, – убеждал я ее, – я договорюсь со своей одноклассницей, она заведующая в местной амбулатории, там уже, конечно, никто не рожает, только в крайних случаях… Но справки дают. И там есть гинеколог. Хорошая тетка, не болтливая. Им же если сказать, что ты от мужа-козла бежишь, так они помочь только рады будут! Здесь все проще, чем в большом городе. Или, если хочешь, я скажу им, что ты моя девушка…

– Твоя девушка?

Марта резко вскинула взгляд, который до этого отводила, и, не мигая, на меня уставилась. Нереально красивая в розовом утреннем свете. Абсолютное совершенство. На свете существует не так много вещей, способных ненадолго отвлечь меня от работы. Она могла… Не то, чтобы меня радовал данный факт.

– Почему бы и нет? – чуть нахмурившись, переспросил я. Марта же колебалась.

– Что ж… пожалуй, это действительно неплохой выход. Только так я смогу обезопасить себя и ребенка.

– Ребенка? Ты до сих пор ее так называешь? Разве не пора уже придумать ей имя? – задал я мучащий меня еще с ночи вопрос.

– Имя? – Марта недоуменно нахмурилась, будто я сказал что-то, из ряда вон выходящее. Будто необходимость как-то назвать малышку и вовсе не приходила ей в голову. Да что же она за мать?! Мне хотелось ее встряхнуть, чтобы, наконец, пробудить ото сна ее порядком разоспавшиеся материнские инстинкты, но, конечно же, я сдержался.

– Да. Ты думала, как ее назовешь? – вместо этого поинтересовался я.

Взгляд Марты перескочил на спящую дочь. Она медленно покачала головой и как-то так на меня уставилась… что всю мою злость осадила. Мне стало жаль её. Невыносимо жаль. Я знал, как смотрят люди, познавшие ад. Этот взгляд был родом оттуда.

– Но тебе ведь нравится какое-то имя? – смягчился я, заинтересованный ее странной реакцией. Психология была частью моей работы. Я был приучен мгновенно анализировать каждый получаемый мозгом сигнал. Просчитывать наперед тысячи вариантов развития тех или иных событий. Я умел проникать в головы даже самых отъявленных отморозков. И, возможно, это умение делало меня лучшим в своем деле. Но… даже мне было тяжело просчитать эту женщину. Во многом она оставалась для меня загадкой. Которую я хотел разгадать.

– Я не знаю, – покачала головой Марта.

– Подумай. У тебя еще есть время до начала оформления документов.

– Каких документов? – насторожилась она.

– Свидетельства о рождении ребенка. Тебе следует его получить. С этим, кстати, я тоже могу помочь.

– Еще одна одноклассница? – Марта едва заметно повела бровью. Ее мимика была скупой, но очень говорящей.

– Нет. Подруга матери.

Я врал и не краснел. У моей матери не было подруг. Потому что мой чертов отец считал, что в её жизни для них нет места. В ней должен был быть только он! Усилием воли я запретил себе думать о прошлом. Этих демонов не победить, но я нашел способ, как держать их под контролем.

– А твоих знакомых не удивит, что у тебя вдруг появилась девушка?

– Не удивит. Я долгое время жил в городе. Вернулся совсем недавно.

В этом моменте врать не пришлось. Так действительно было. И я озвучил эту правду Марте, в первую очередь, чтобы обезопасить себя. Мало ли с кем ей придется встретиться в городе? Не хотелось бы, чтобы моя легенда накрылась.

– А что же ты им скажешь, когда я исчезну из твоей жизни?

– Что-нибудь придумаю. Об этом можешь не переживать. Здесь не принято совать нос, куда не следует.

Малышка проснулась и оповестила о том всех нас громким, пронзительным криком.

– Покорми девочку. И будем выдвигаться в путь.

Оставив Марту наедине с ребенком, я вышел из дома. В стороне, грязный и потрепанный, стоял мой Rav. Этот парень хорошо поработал сегодня ночью, может быть даже спас нам жизнь. Я нашел в багажнике тряпку, набрал в висевшее на заборе ведро воды и принялся протирать ручки и окна. Будто притягиваемый магнитом, мой взгляд скользнул чуть левее. Туда, где за бревенчатым домом стояла кузница отца.

Отец… Господи… Как я любил его. И как ненавидел! Отчаянно, остро, до боли. Я мог часами сидеть в его кузнице и завороженно наблюдать, как его огромные руки, укрощая металл и пламя, создают очередной гениальный шедевр. Его широкое скуластое лицо и сейчас стояло перед моими глазами. Я помнил все так отчетливо! Его покрытые каплями пота виски, густые волосы, которые отец безбожно коротко стриг, и впечатляющую бороду. Я помнил, как он пах: острый запах хвойного мыла с ярко выраженной металлической ноткой. Как он сутулился, ударяя молотом по наковальне. Я даже помнил звуки, сопровождающие этот процесс. Они, как тогда, звучали у меня в ушах… А ведь прошло уже двенадцать лет!

Пнул ногой колесо – грязь сама отвалилась. Я еще не утратил надежды, что когда-нибудь мое прошлое меня отпустит. Я взял под контроль всех демонов, доставшихся мне в наследство, и не давал им шансов… Господи, как же я ненавидел то, что был так на него похож. Как же я ненавидел…

Отбросив тряпку в ведро, я обтер руки и побрел к кузнице. Иногда я позволял своей памяти возвращаться туда… На годы назад. Чтобы не забыть, почему я категорически отрицаю свою темную сторону. Почему не могу принять ее, хотя в современном обществе и не к такому привыкли. И тогда я вспоминаю… Кажется, я всегда знал о том, что в нашем доме происходит что-то необъяснимое, ненормальное. Еще ребенком я часто слышал странные звуки, доносящиеся из родительской спальни, но когда я о чем-то спрашивал мать, она отводила взгляд и говорила, что это лес за окном и звери. Но я был сообразительным мальчиком. Я не верил ее объяснениям. Мне было жутко. Я был уверен, что по ночам в комнату родителей пробирается какое-то чудовище. Я и подумать не мог, что этим чудовищем был мой отец. Помню, как эти звуки пугали сестренку. И чтобы заглушить их, я рассказывал ей всякие сказки, или просто без остановки болтал. Я был старше Алисы на восемь лет и уже тогда чувствовал свою за неё ответственность. Она засыпала под мою болтовню, страшные звуки стихали, и я возвращался в свою кровать.

О том, что происходит в действительности, я узнал совершенно случайно. Был Ивана Купала, и мы договорились с друзьями о ночной вылазке в лес. Витька Лисовский, чья бабка жила на хуторе неподалеку, рассказывал, что в эту ночь совершаются настоящие чудеса. Расцветает цветок папоротника, который, если найти, будь уверен, исполнит все желания. Не то, чтобы я в это верил, но и не пойти не мог! Засмеяли бы. Дождавшись, когда сестра уснет, я тенью скользнул в приоткрытое окно. Парни поджидали меня за кузницей. Чтобы пробраться к ним, я, крадучись, обогнул дом. Не знаю, что привлекло мое внимание в тот момент, возможно, странный рассеянный свет, льющийся из окна родительской спальни. Я стал на цыпочки и… То, что я там увидел, навсегда врезалось в мою память. Горели свечи. Моя мать была… прикована за руки к цепи, другой конец которой тянулся куда-то вверх, аж под самый потолок. Ее тело сотрясалось, как будто в припадке, голова была запрокинута. Меня испугало ее искаженное (я тогда еще не понимал, отчего) лицо – мучительно приоткрытый рот и струящиеся из глаз слезы. Но больше всего меня, пожалуй, шокировало происходящее позади нее. Я был сельским ребенком. Таких сценой спаривания было не удивить, ведь живности в каждом дворе хватало. В общем, я сразу понял, что родители занимаются тем самым загадочным сексом. Но перевернуло мой мир другое… Сделав очередной толчок, отец выходил из матери и хлестал ее тонкой лозиной.

– Мы готовы, – раздался тихий голос за спиной. Я медленно оглянулся, все еще захваченный болью воспоминаний. Моргнул. Черте что. Пора брать себя в руки. Я даже не услышал, как Марта подошла, и это могло стать проблемой.

– Сейчас, только вымою руки.

Возился я недолго. Плеснув воды в лицо, уставился на себя в допотопное зеркало над рукомойником. В армии мужчины часто носят бороды, я же брился до синевы, избегая быть похожим на отца. Но теперь упрямая щетина все сильней отрастала. В конторе считали, что так я больше похожу на сельского парня. Гардеробчик из этой же серии. Джинсы да клетчатые рубахи.

– Готовность номер один. Мы выезжаем.

Осмотр Марты прошел успешно. И она, и малышка, которой она так и не придумала имени, чувствовали себя хорошо. Из-за плеча специально вызванного педиатра я пристально наблюдал за девочкой. Возможно, потому что я принимал непосредственное участие в родах, эта крошка будила во мне целую гамму чувств. От умиления до желания ее защитить от урода-отца, во что бы то ни стало. Надеюсь, в этот раз у меня получится. И тогда, возможно, я смогу простить себя за то, что не уберег мать и сестру.

– Они точно в порядке? – спросил я главного, пока Марта была занята заполнением каких-то бумаг.

– И мать, и ребенок чувствуют себя прекрасно. Там что-то с грудью не то и кормлением… Но врач сказал: не критично, и уже объяснил ей, что делать, – Сергей Иванович пнул покрышку, коими был огражден небольшой палисадник перед амбулаторией.

– Каков наш дальнейший план?

– План все тот же, Макс. Ничего не изменилось.

– Я не смогу ее вечно удерживать в той хибаре!

– Значит, сделай так, чтобы ей не захотелось уходить.

Я промолчал. Наши глаза встретились. Мне не требовалось дополнительных разъяснений. Каждый из нас понимал, что имелось в виду. Работа под прикрытием тем и дерьмова, что методы здесь никто не выбирает. А это грязь, как ни крути.

– Не думаю, что мне удастся вот так запросто запудрить Марте мозги. Уж больно непростая девочка.

– Непростая. Но я в тебя верю.

– Мы же ни черта не знаем, что у них там, в семье, происходило. Может, ей сейчас на мужика даже смотреть тошно. Она ведь не от хорошей жизни бежала!

– Окей, и что ты предлагаешь? Предложить ей сделку?

– Почему бы и нет?

– Потому, что мы понятия не имеем о том, что ей известно. А если всплывут другие подробности?

Речь шла о самого высокого уровня договорённостях на поставку списанного с баланса вооружения, которое экспортировалось в некоторые страны Африки с негласного разрешения правительства. Смешно, однако опальный Вуич по большому счету делал то же самое. Его беда была в том, что он снабжал оружием военные конфликты, происходящие на территории старушки-Европы. И это в корне меняло все.

Наш разговор прервало сообщение о том, что Марта идет сюда.

– Когда будут готовы документы на ребенка? – напоследок поинтересовался я.

– Тебе дадут знать. Нам еще нужно выяснить, откуда у нее взялись документы на новое имя.

Кивнув, я двинулся к входу в амбулаторию. Марта прятала глаза за огромными стеклами солнцезащитных очков. Я смерил взглядом ее тонкую фигуру от пальцев на ногах до кончиков кое-как подстриженных волос. Мне больше нравилось, когда они были длинными. Было бы так удобно, намотав их на кулак… Выругавшись под нос, я заставил фантазию отступить.

– Все в порядке? – как всегда равнодушно, спросила Марта.

– Да. Ты как?

– Врачи сказали, что все в полном порядке. Спасибо тебе. Ты мне очень помог.

– Это было не трудно.

– Что ж… Спасибо еще раз. Будем прощаться?

– Зачем? Тебя кто-то ждет? Или тебе есть, куда идти?

Марта поймала мой взгляд и долго его не отпускала. Пока в ее руках не заплакал ребенок. Она отвлеклась на него, а я, будто не слыша последних слов женщины, подхватил с земли её сумку и неспешно побрел к машине. Чуть помедлив, Марта пошла за мной.

Глава 5

Я не был здесь ровно двенадцать лет, но за это время абсолютно ничего не поменялось. Я прошел мимо горна к пустой, но чистой, вкопанной в землю бочке. Зачем-то ударил по ней носком ботинка и нехотя двинулся дальше. Для Марты я – кузнец. И было бы неплохо себя заставить играть отведенную роль, но… я не мог. Это оказалось намного сложнее, чем я предполагал, разрабатывая операцию. Мне хотелось бежать со всех ног, но вместо этого я подошел к наковальне. Провел рукой по ее поверхности. Сердце сжалось, запрыгало в грудной клетке. Пальцы очертили знакомую еще с детства щербину, снимая блоки и замки с тайников памяти. Сколько я себя помнил маленьким – я всегда мечтал стать кузнецом. Пойти по стопам отца, чтобы стоять с ним бок и бок в кузнице и творить. Считалось, что мне передался его талант. И хотя сам отец никогда этого не комментировал, но, сколько я себя помню – меня учил. Усиленными темпами учил секретам кузнечного дела, передающимся в нашей семье из поколения в поколение. Я был его подмастерьем.

Муть, осевшая на дне души, всколыхнулась. Запах гари и металла ворвался в легкие, заменяя мой кислород. Господи, как я любил эти ароматы… На подставке с кузнечными инструментами был разложен все тот же набор. В груди жгло, но я упрямо двинулся дальше, к столу со слесарными тисками. Взгляд споткнулся о закрепленное на стеллаже точило, переместился левее – на шкаф для инструментов. Задыхаясь от боли, я подошел к небольшому окну. Дернул на себя деревянную створку. Опершись двумя ладонями о подоконник, я низко опустил голову и сделал несколько жадных вдохов. Ничего не поменялось, ни-че-го. Только отца рядом не было. Гори в аду это все.

Чуть оклемавшись, вышел на улицу. Схватил стоящее возле колонки ведро и открыл кран. Такими темпами бочка в кузне нескоро наполнится, а без воды под рукой ни один кузнец работать не станет. Бочка – это святое. Ее используют не только для охлаждения металла, но и в случае пожарной опасности. Здесь бы не помешал шланг. У отца был. Черный, с толстыми стенками. Однажды я нашел его короткий кусок в спальне родителей. А в ночь перед этим мать особенно громко стонала… Я выругался под нос и, подхватив два полных ведра, двинулся к кузнице.

Физический труд – благородное дело. Он очень хорошо помогает бороться с ненужными мыслями. Чтобы наполнить бочку, у меня ушло два часа. Я уже заканчивал, когда из дома выглянула Марта.

– Максим…

Меня тысячу лет так никто не называл. Только мама и малышка-сестренка.

– Да? – я оглянулся, обтирая влажные руки о кусок найденной ветоши.

– Я приготовила нам поесть. Ты не против? Уж очень хотелось.

Прикрыв глаза, я медленно покачал головой из стороны в сторону. Я забывал обо всем, потерявшись в собственных мыслях. И хоть мы позавтракали в городе, обед никто не отменял. Я облажался по полной.

– Извини, что сам не предложил. Заработался.

– Ничего.

Марта вернулась в дом, и я двинулся за ней следом. Быстро обмывшись в единственной ванной в доме, я вернулся на кухню. Марта разлила по тарелкам суп, но не ела, дожидаясь меня. На тарелочке между нами были нарезаны мясистые розовые помидоры, в плетеной корзинке – хлеб.

– Это куриная лапша. Я нашла половину курицы в морозилке.

– Очень вкусно, – честно признался я, активно работая ложкой. Марта ела без аппетита, и порция ее была значительно меньше моей.

– Спасибо, – кивнула она, не отрывая взгляда от тарелки. Некоторое время мы ели в молчании.

– Удивительно, что малышка практически все время спит. Я как-то думал, что от младенцев гораздо больше хлопот.

– Она накормлена, и на ней чистый памперс. К тому же ей сутки от роду. Думаю, что это нормально.

– Ты все же решила, как ее назовешь?

Марта вскинула взгляд и снова опустила к тарелке:

– Нет. Ничего не могу придумать. Может быть, ты подскажешь?

– Я? – мои брови взмыли к кромке волос.

– Почему бы и нет? Ты помог ей родиться на свет. Почему бы тебе не придумать ей имя?

Я хмыкнул. Растер затылок. Посыпая розовый бок помидора крупной морской солью, я размышлял о том, что никогда не задумывался над такими вопросами. Какое имя мне нравится? Понятия не имею. О таком, наверно, пекутся только парни, бредящие семьей. Мне же это все не грозило.

– Никогда об этом думал, – убежденно ответил я, а потом вдруг замер с занесенной ко рту ложкой.

– Что? – заметила мою заминку Марта.

– Алиса. Как тебе имя Алиса?

– Да вроде бы ничего. Видишь, как все просто оказалось. Это какое-то особенное имя?

Я отложил ложку и промокнул губы бумажной салфеткой. Встал, подхватив грязную тарелку со стола, поставил ее в мойку.

– Можно и так сказать, – пробормотал я, открывая кран, – так звали мою сестру. Она погибла, когда ей было двенадцать.

Несколько долгих секунд в комнате был слышен лишь шум воды, а потом мягкая ладошка легла мне куда-то чуть пониже правой лопатки, и тихий голос Марты сказал:

– Мне очень жаль.

Медленно обернувшись, я поймал ее взгляд. В нем больше не было льда. Льды растаяли. Марта моргнула, плавно отступила на шаг назад, а когда она вновь подняла опахала ресниц, ее привычная отстраненность вернулась.

– Я буду в кузне, – бросил я, вновь втискивая ноги в свои довольно потрепанные ботинки. – Спасибо за обед. На ужин я что-нибудь сам придумаю.

Марта пожала плечами, а я вышел за дверь. Я кузнец, мать его… Я кузнец! Соберись, Макс, ты делал это тысячу раз! С силой вытолкнув воздух из легких, я пошел за углем. Для начала мне нужно было разжечь кузнечный горн. Ребенком меня завораживал этот процесс. В нем было что-то таинственное, колдовское. Я насыпал на колосники горнила тонкий слой угля, сверху добавил стружки и мелкой щепки, смоченной керосином, да сухие дрова. Чиркнув спичкой, замешкался на мгновение, глядя на танцующий огонек, а после бросил ту в самую середину. Пламя вспыхнуло. Я подождал, пока дрова разгорятся, добавил второй слой угля и включил дутье. В ожидании, пока огонь разгорится, я все сильнее погружался в прошлое. И понимал, как жутко мне не хватало этого места.

Уголь раскалился докрасна, теперь горн можно было использовать для нагрева стальных заготовок. Я сбрызнул уголь водой, она зашипела в предсмертной агонии и белым облаком устремилась вверх. Хорошо. Теперь образуется нужная корочка, и температура внутри угольной массы будет удерживаться на достаточном уровне. С удивлением я понял, что абсолютно ничего не забыл. Видимо, знания, впитанные с кровью, остаются с тобой навсегда.

Работа захватила и увлекла. Я просто выпал из окружающей действительности. Жара стояла невыносимая. Едкий пот капал со лба и шипел на раскаленной докрасна заготовке. Волосы взмокли и повисли сосульками, рубаха пропиталась гарью. Когда я закончил со своей заготовкой, на горы опустился вечер. В доме было тихо, я прокрался на цыпочках в ванную и простоял под душем добрые полчаса. Вместе с чувством реальности ко мне вернулся и голод. Кое-что вспомнив, я отбросил прочь полотенце и натянул чистые шорты.

Кухня меня встречала стерильной чистотой и таким же стерильным запахом. Я сказал, что сам приготовлю ужин, и, видно, Марта решила предоставить мне такую возможность. Выругавшись себе под нос, я вымыл несколько картофелин, сделал на них надрезы и сунул в микроволновку. Пять минут, и печеная картошка готова.

– Ира… Ира… – я тихонько позвал свою гостью, но она не отвечала. Тогда я заглянул в спальню. – Ира! – повторил еще раз. И снова мои слова остались без ответа. Я подошел вплотную к кровати и тронул ее за плечо. – Твою мать, ты же вся горишь! Ира! Ну-ка, просыпайся, немедленно!

– Что? Что случилось? – она открыла больные глаза, тем самым вернув мне хоть крупицу спокойствия.

– Ты горишь! Черт… Я сейчас поищу градусник!

Выскочив в кухню, я стал шарить на полках, поочередно открывая и закрывая шкафчики. Наконец, в одном из них обнаружил аптечку. Надорванную упаковку обезболивающего и парацетамол! Самый обычный, в таблетках. Выдавив две штуки на ладонь, я вернулся в спальню и заставил Марту их выпить. Она находилась в полубессознательном состоянии и вряд ли отдавала отчет действительности. Я же соображал за двоих. Как и любой другой тренированный воин, я был приучен мгновенно включаться в боевой режим. Отключать эмоции, чувства и действовать сугубо на профессионально-инстинктивном уровне. Впрочем, в сложившейся ситуации и дураку было понятно, что температуру нужно было как-то сбивать. Неизвестно, когда подействуют таблетки, а ситуация критическая, как ни крути. Я полез в бельевой шкаф и достал тяжелую махровую простынь. Толстый ворс неохотно впитывал в себя воду, а я, наконец, получил возможность связаться с главным. В двух словах обрисовав ему ситуацию, я торопливо вернулся, раздел Марту до трусов и накинул на нее мокрую простынь, невзирая на ее слабые протесты.

– На проводе док.

– Добрый вечер. Что у вас случилось?

– Температура. Очень высокая, думаю, дело стремится к сорока.

– Другие симптомы? Кашель, насморк?

– Ничего похожего на простуду.

– Значит, мамочке все же не удалось справиться с лактостазом, о котором мы говорили.

– С чем справиться? – насторожился я.

– Лактостазом. Проще говоря, застоем молока. Иногда в груди новоявленной мамочки образуется как бы молочная пробка, которая перекрывает выход новообразовавшемуся молоку. Из-за этого возникает отек ткани молочной железы, далее следует уплотнение, болезненность, покраснение и подъем температуры.

Я перевел взгляд на грудь Марты. Идеально-округлая, сочная, с ярко-розовыми торчащими сосками.

– Что же мне делать?

– Для начала убедиться, что всему виной действительно лактостаз.

– Каким образом, если она в отключке?

– В груди будут прощупываться уплотнения.

Это было самое странное, что я делал в своей жизни. Это было самое интимное… Разминать грудь женщине, чтобы избавить ее от боли. Марта тихо плакала, а я осторожно мял ее, завороженно наблюдая, как крупные молочные капли скатываются на специально подложенное полотенце. Ей было очень больно. Это читалось в глазах, сейчас удивительно светлых и прозрачных.

– Еще немного. Потерпи. Будет лучше… – нескладно утешал я, и снова, как прикованный, возвращался взглядом к ее идеальным формам. На все про все ушло почти два часа. Я убрал грязное белье и пошел вымыть руки, которые сладко пахли ею… и молоком. Голова шла кругом. Я был, наверное, даже большим извращенцем, чем думал, потому как этот аромат ударил мне в голову почище всякого афродизиака. Перед глазами так и стояла картинка – мои большие загорелые руки на ее розовой от растирания коже. Она была совершенством. Сегодня я в этом убедился. И это могло стать большой проблемой для меня…

Я вернулся в комнату. Марта уснула, чуть склонив русую голову набок. Мой взгляд скользнул дальше и уткнулся в широко распахнутые глазенки малышки.

– Эй, это кто тут не спит? – спросил я тихонько, обходя кровать.

– Иии…

– Ну-ну, тихо-тихо, пусть мама отдыхает.

– Ме…

Девочка недовольно закряхтела, взмахнула нелепо ручкой, нечаянно ударив себя по крохотному покрасневшему от натуги личику. Маленькая губка задрожала от обиды. Мои же губы растянулись в улыбке. Кроха открыла рот и заплакала во все горло.

– Тш! Не хулигань!

Мне было страшно брать ее на руки, но в противном случае малышка разбудила бы Марту. А та и без того намучилась. Я, кстати, тоже порядком устал. Отвыкшие от работы в кузнице руки гудели. Спину ломило. К тому же я остался без ужина. Но, не раздумывая ни секунды больше, я подхватил маленькую Алису под головку и осторожно прижал к груди. После всего, что мне пришлось уже сделать, необходимость сменить ей памперс меня уже не слишком пугала. Да и приготовить смесь мне не составит труда.

Закрутив на бутылке крышку: я сунул соску в жадно открытый рот, и, наконец, сам взялся за ложку. Впервые за долгое время я ужинал в женской компании. Ну, и что, что эта женщина была в памперсе? Зато она была красоткой. Правда-правда. Это я ее с перепуга не разглядел. А так, в общем-то, ничего.

– Да, красотка?

Глава 6

Не знаю, отчего я проснулась. Словно из бездны вынырнула. Мягкий лунный свет струился в окно, по углам комнаты прятались тени, а я сидела на кровати, жадно глотая воздух. Неужели опять кошмар? Стряхнув с лица остатки сна, я выбралась из постели и только тогда поняла – девочки нет. Сердце подпрыгнуло, сделало кульбит и со всего маху ухнуло вниз. Живот свело от дикого, неконтролируемого страха. Шаг, другой… Я выскочила из комнаты, заглянула в просторную кухню и гостиную – ничего. Коридор поворачивал и упирался в еще одну дверь. Я дернула ручку, подтолкнула плечом – безрезультатно. В отчаянии прислонилась лбом к прохладной лутке, а потом вдруг вспомнила! Макс спал в мансарде, куда вела красивая кованая лестница.

Задыхаясь, я взбежала по ней и с силой толкнула дверь. В комнате горел ночник. Хозяин дома спал на животе, обняв рукою подушку. Рядом сопела малышка. Я сделала шаг назад и в облегчении скатилась на пол по обшитой деревянными панелями стене. Уперлась лбом в согнутые колени и сделала несколько глубоких вдохов. Все хорошо. Макс все предусмотрел. Даже подложил несколько вытянутых подушек, чтобы малышка не скатилась с кровати. Сама я как-то не додумалась до этого, хотя меньше всего хотела причинить ей вред. Из меня бы вышла дерьмовая мать. Хорошо, что я не планировала ей становиться.

Ссутулив плечи, я медленно побрела вниз по ступеням. С тех самых пор, как стало прибывать молоко, мне все время хотелось пить. И как бы я себя ни ограничивала, молоко никуда не девалось. А ведь я думала, что если не стану кормить малышку, то этот процесс не запустится вовсе. Практика же показала, что было достаточно тех самых первых минут после родов, когда Макс, воспользовавшись моей слабостью, приложил девочку к груди.

Напившись студеной воды из-под крана, я вымыла стоящую в раковине грязную бутылочку и вышла из дома. Мне нужно было все хорошенько обдумать. С того дня, как я попала в эту чертову бурю, весь мой план пошел псу под хвост, и было бы неплохо придумать новый. Я не могла здесь оставаться вечно. Хотя, признаться, такая возможность была довольно заманчивой. Здесь было так тихо. Так спокойно… И почему-то эту магическую тишину не нарушал даже лязг металла, доносящийся весь день из кузницы. Напротив, он словно ее подчеркивал.

Я уселась на добротные ступени, ведущие на веранду, и обреченно запрокинула голову. Идеальную картину фиолетового неба чуть смазывали обрывки серых, распятых шпилями елей облаков. Лунный свет опоясывал серебром бриллиантовую россыпь звезд. И мне казалось, что это какой-то богач сбросил невозможной красоты ожерелье прямо на темное покрывало ночи. Ухали птицы. Совы или сычи… Это были звуки свободы.

Интересно, как долго я смогу здесь оставаться? И что мне делать потом? Изначально мой план был прост – дождаться родов, оставить ребенка, а дальше – через границу, до которой отсюда рукой подать. Но Иван меня каким-то образом вычислил. И теперь все, что я могла – это снова прятаться. Прятаться и выжидать, пока он не уберется из этих краев. В этом плане – дом Макса был идеальным вариантом. Но в нем мы были заперты вместе с ребенком, а я… Не могла… физически не могла находиться с ним рядом. Это было неправильно, господи боже, и понимая это, я, тем не менее, не могла себя перебороть. Я видела в этом ребенке лишь продолжение человека, которого ненавидела всей душой. Которого я каждой клеточкой ненавидела…

На той злосчастной дискотеке, на которую мы все же пошли с подружками, ко мне пристал один обдолбаный придурок. Он успел здорово меня напугать, до того как был отброшен в сторону разъяренным Иваном. Как он его бил! Не знаю, мне кажется, он бы и убил того парня, если бы его вовремя не оттащили. Домой мы возвращались в полнейшей тишине. Я была шокирована происходящим.

– Ты этого хотела? Чтобы вот так? – притормозив у дома, спросил Иван.

– Нет! – воскликнула я, уставившись на дядьку широко распахнутыми глазами.

– Тогда зачем тебе это все? Чего тебе не хватает, Марта? Ты ведь ни в чем не знаешь отказа!

– Я не знаю, – на тот момент я действительно не могла облачить в слова то, что чувствовала. Мне хотелось жить, как все нормальные девушки моего возраста. Мне хотелось общения, новых знакомств… Мне хотелось начать встречаться с каким-нибудь парнем и, наконец, избавиться от гордого звания последней девственницы нашего класса. Мне хотелось быть, как все! Вместо этого я была заперта в нашем доме, и весь мой мир вращался вокруг одного конкретного человека. Не думаю, что это было правильно для восемнадцатилетней девушки.

– А ты подумай, маленькая. Я дам тебе все… Все, что захочешь…

– Не дашь! Это просто невозможно!

– Почему? – он держал меня за руку и сверлил своими темными цыганскими глазами. Казалось, что Иван действительно не мог этого понять.

– Ты не можешь заменить мне друзей! В конце концов, ты не можешь стать моим парнем, и…

– Почему не могу? – Иван перебил меня, вновь повторив свой странный вопрос.

– Господи, о чем мы говорим? – растерялась я, – ты мой дядя и…

– Сводный. Мы не родня по крови.

– Я знаю! Но разве это что-то меняет?!

– Все. Абсолютно. Я могу стать твоим мужчиной, Марта. Я могу им стать.

Его слова прошлись по мне, словно катком. Я потрясенно открыла рот, и тут же мои губы накрыл его твердый рот. Горячий язык скользнул внутрь. Невозможно описать словами, что я испытывала в тот момент, но эти чувства рвали меня на части. Сбивали с толку. Иван был единственным близким мне человеком, я любила его, я восхищалась им. Но никогда до этого я не примеряла его к себе, как мужчину.

А между тем, его жадные губы продолжали свое исследование. Они спустились на шею, скользнули по груди, чуть прикусили вершинки:

– Марта, девочка моя… Сладкая, сладкая девочка. Как долго я этого ждал. Как долго!

– Погоди, Иван! Стоп…

Я дрожала. Непонятно, от чего, то ли от ласки, которой жаждало мое юное тело, то ли от ужаса происходящего. Мой мир встал с ног на голову и покатился куда-то, подпрыгивая на ухабах. Тогда я не знала, что тот путь лежал прямехонько в ад.

– Эй, ты чего не спишь?

Я обернулась, глядя на выглянувшего из-за двери Максима.

– Не спится что-то.

– Тебе не хуже? Может быть, что-то болит?

– Нет, все в порядке.

Встав со ступенек, я медленно отряхнула руки и вошла в дом. Для разговоров не было настроения, но Макс как будто этого не замечал.

– Я звонил знакомому гинекологу, ну… тому, к которому ты ездила на прием. Так вот он сказал, что тебе нужно почаще прикладывать малышку к груди.

– Нет. Это не выход.

Шаги мужчины за спиной стихли. Я прошла в кухню и снова открыла кран. Во рту опять пересохло.

– Так сказал врач. Согласись, что в этих вопросах он понимает гораздо больше тебя. Если оттока молока не будет, то снова случится застой, и тогда мне опять придется тебя разминать и сцеживать.

Я резко обернулась. Черные точки перед глазами взмыли вверх, как снег в новогоднем сувенире, если его потрясти. Только сейчас в памяти воссоздались события вчерашнего вечера. Мои щеки опалило огнем. Откашлявшись, я спросила:

– Это врач подсказал тебе, что нужно делать? Разминать и… – не договорила, не смогла… Макс стал первым мужчиной, который касался меня вот так… первый, после Ивана.

– Вообще-то она сказала, что будет проще молоко отсосать. Но я не был уверен, что тебе придется по душе такая идея.

Я горела огнем, и все же… И все же не могла отвести взгляд от его спокойных изучающих меня глаз. Признаться, иногда, чтобы не сойти с ума, я гадала, что буду чувствовать в объятьях другого мужчины. Мужчины, для которого мое тело не будет божеством какой-то извращенной религии. Мужчины, который сможет найти ему применение и в полной мере его удовлетворить. Но я и в страшном сне не могла представить, что эти руки мне помогут сцедиться. С ума сойти. Умереть бы со смеху… Да только ни черта не смешно.

– Тогда, думаю, мне следует просто купить таблетки, останавливающие лактацию.

– Зачем? – спокойно уточнил Макс.

– Чтобы лактация остановилась, зачем же еще?

– Молоко матери – лучшая пища для ребенка.

Я не знала, как объяснить Максиму свой отказ от грудного вскармливания. Я вообще старалась об этом не думать. Обнеся сердце забором с колючей проволокой, я убеждала себя, что поступаю правильно.

– Сейчас выпускают отличные адаптированные смеси. А кормление грудью – каменный век. Я не буду этого делать.