У входа нет выхода Емец Дмитрий

Глава 4

НА «ВОЛОКОЛАМСКОЙ»

Между станциями «Щукинская» и «Тушинская» пассажиры, следующие по Краснопресненскому радиусу, могут увидеть в окне вагона станцию «Волоколамская».

Эта станция предназначалась для жителей жилого массива, так и не построенного на месте Тушинского аэродрома. На станции отсутствуют выходы на поверхность и наружная отделка, лишь несколько лампочек освещают пустынную платформу и два ряда опор.

Станция типовой конструкции, колонная, мелкого заложения.

Справочный сайт метрополитена

Между вагонами в метро рискуют ездить только подсознательные самоубийцы, диггеры и шныры. Молодой человек, в последнюю секунду заскочивший между последним и предпоследним вагоном тронувшегося поезда на «Тушинской», принадлежал сразу к трем группам. Он был на двадцать процентов самоубийцей, на шестьдесят процентов диггером и на сто процентов шныром. Хотя сегодня шныровскую куртку ему заменяла толстовка с капюшоном.

Гусеница состава медленно протискивалась в тоннель. Поначалу она ползла лениво, но, раздухарившись, начала подергивать боками, желая почесать их о толстые провода в резиновой оплетке. Каждый рывок мог оказаться для человека в толстовке последним. Опора для ног у него была скверная, да и руками ухватиться толком не за что. А скоро он должен будет коснуться нерпи, и как держаться тогда – непонятно.

Из окон вагона пробивался свет. Он видел, как желтый четырехугольник, дрожа, скользит по оплетке. Всего метр отделяет его от людей в вагоне, которые дремлют, читают, слушают музыку, пишут эсэмэски. Интересно, кто-нибудь услышит его крик, если он улетит под колеса?

Он начинал жалеть, что ввязался во все это, когда гусеница замедлилась. Грохот состава размазался и перестал оглушать. Свет из окон не отражался больше от стен, а спотыкался о непонятно откуда взявшиеся вертикальные белые колонны.

Между третьей или четвертой колонной на секунду мелькнул свет. Кто-то включил и сразу выключил фонарь.

Для молодого человека в толстовке это послужило сигналом. Он зубами оттянул рукав, прикинул расстояние и, схватившись за льва на пылающей нерпи, ногой оттолкнулся от ненадежной опоры. Секунду спустя он летел в темноту, только за миг до приземления вспомнив, что сегодня он без смягчающей удары куртки.

Защищая голову, он упал плоско, как тряпка. Никаких перекатов, никаких кувырков. Нет смысла ради красивого приземления вгонять себе в спину кусок арматуры. Лучше обтереть пузом плиты. Пусть любимый город станет немного чище.

Лежа на животе, шныр повернул голову. Гусеница прощально вильнула и, электрически звякнув, скрылась в тоннеле. Юноша оперся на ободранные ладони и поднялся. Он стоял на недостроенной и законсервированной подземной станции, не имевшей эскалаторов и выходов наружу. Вокруг лежала железная перхоть большого города.

– Эй! Я тут! – нерешительно окликнул он.

– И мы тут! – отозвались совсем близко.

Молодой человек обернулся, без желания, точно мокрые носки, натягивая на губы улыбку. Луч чужого фонаря ударил его в лицо. Он попытался заслониться, но донести руку до лица ему не дали. В следующую секунду его скрутили так, что ему показалось, будто его зажало в тисках. Фонарь продолжал бить в лицо. Он скорее угадал, чем увидел три широкие фигуры.

Грубые ладони тщательно ощупали карманы куртки, подмышки, спину, обхлопали брючины до голени. Перерезав шнурки, быстро и со знанием дела отстегнули нерпь. Выгребли ключи, мобильник и перочинный нож с лезвием длиной в мизинец, о существовании которого он и сам едва помнил.

– Он тупой, – робко сказал молодой человек.

Ему посоветовали заткнуться. Один из державших был усатый, нервный и грубый. Другой – круглолицый, бровастый, внешне добродушный. Просто бритый Дед Мороз, до зимы решивший отдохнуть от бороды.

– Шнеппер есть? Атакующая закладка? – спросил Дед Мороз.

– Ага, сто штук, – неосторожно ответил юноша и получил тыльной частью ладони по губам. Как ни странно, именно от Деда Мороза. Лицо у того при этом было сострадательное, как у человека, вынужденного выполнять свою работу.

– Да нет у него ничего, – ответил тот, что обшаривал штанины.

– Умница! Потопали!..

Могучие фигуры сомкнулись, и его полуповели-полупонесли куда-то. Шагая, молодой человек в толстовке подумал, что, если бы он поджал ноги, этого никто бы не заметил.

Неожиданно берсерк, шедший сзади, издал короткое восклицание и направил луч фонаря себе под ноги. Из брючины шныра выбралась тяжелая пчела и деловито поползла по плитам платформы. Пчела ползла и светилась, как светится только что выкованный гвоздь.

Берсерк ударил ее каблуком. Под каблуком пчела примялась, но сразу расправила крылышки. Берсерк ударил ее во второй раз, в третий. Под конец он уже вращался на каблуке, ввинчивая упрямое насекомое в бетон. Когда от пчелы должна была остаться одна влажная кашица, он оторвал ботинок от плит. Пчела, живая и невредимая, сидела и чистилась, шевеля усиками и сгибая крылышки лапками. Никакой враждебности к тому, кто только что на ней прыгал, она не проявляла.

Берсерк присел на корточки и зажигалкой стал подпаливать пчеле усики.

– Живучая дрянь! Гля, отдергивает! – сказал он с торжеством.

– Не трогайте ее! – рванулся юноша в толстовке и снова получил тыльной стороной руки. На этот раз больнее, потому что удар пришелся перстнем.

– Оставь насекомое! – морщась, сказал усатый. – Так ей ничего не сделаешь! Сама издохнет, как моя когда-то.

Юноша в толстовке быстро посмотрел на него и опустил глаза. Пчела взлетела и, опустившись ему на капюшон, доверчиво поползла под воротник. Он с тоской ощутил, какая она тяжелая, точно литая.

В центре платформы лампы стали попадаться чаще. Берсерк, топтавший пчелу, выключил фонарь. Уже и без фонаря хорошо был виден стул, повернутый к ним спинкой. Антикварный, с упаднически выгнутыми ножками. Гораздо уместнее он смотрелся бы в загородном дворце пальмового диктатора, а не здесь, на заброшенной станции Московского метрополитена.

На стуле, положив локти на спинку, сидел Гай. Его охрана выстроилась не как обычно, цепью, а образовывала обширный четырехугольник. Изредка кто-нибудь подавал фонарем знак в глубь станции, и ему отвечали так же, кратким миганием. Причем каждый раз вспышки были из новых мест.

«Да их тут четверок восемь!» – прикинул юноша в толстовке.

Его подвели к стулу. Ткань спинки была светлее лица Гая, и юноша то и дело невольно переводил на нее взгляд. От Гая он видел только острые локти и приспущенное мягкое лицо.

Гай ждал.

– Пчелы стали беспокойными. Роятся, всюду летают. Иногда тебя просто облако окутывает – они всюду, – нерешительно сказал юноша.

– Значит, уже скоро, – равнодушно откликнулся Гай.

Юноша торопливо закивал.

– В ближайшие дни.

Гай выслушал его, грызя пальцы.

– Если это все, ты отнял у меня время! В сентябре пчелы всегда летят за новичками. Ради этого мне не стоило тащиться на «Волоколамскую».

Один из охранников – смуглый, с розовым свежим шрамом на скуле, поднял арбалет. Берсерки, державшие парня в толстовке, раздвинулись. Не хотели, чтобы их забрызгало.

Юноша заволновался.

– НЕ НАДО! Я забыл! Четыре пчелы вылетели!

Гай взглядом остановил арбалетчика.

– К кому? Успели отследить?

– Мне кажется, – начал юноша.

– «Кажется»? Мне нужны имена, а не ваши галлюцинации! – оборвал его Гай.

Юноша застыл. Предавать сразу сложно. Хочется предавать по кусочкам, выбирая из них самые «непредательские». Увы, пути назад не было. Помедлив, юноша присел, расшнуровал ботинок и вытащил из голенища сложенный тетрадный лист.

– Жаль, что только четверо, но тоже неплохо! – пробормотал Гай. – Где ты это взял?

– У Кавалерии в кабинете. Списал, пока она искала книги по коневодству, – убито сказал шныр.

Гай сощурился.

– А почему не дал сразу? Ах да!.. Все она, родимая, недобитая совесть!

Юноша отвернулся.

– Теперь о другом. Сделал то, о чем мы договорились? – спросил Гай вкрадчиво.

«Толстовка» поспешно закивала.

– Я пытался! Ночью я ломиком сорвал с улья крышу и пытался выкрасть пчелиную матку. Это было непросто, потому что рядом топтался Горшеня. Хотел мне помешать. Мычал, бормотал, отталкивал, заслонял улей! Я рисковал жизнью!

Гай зевнул.

– Ничем ты не рисковал. Этот глиняный великан глотает только тех, кого любит. Для прочих он абсолютно безобиден! Ты все сделал, как я велел?

– Да. Обкурил пчел той гадостью, что вы мне дали, чтобы они не защищали матку. Меня самого едва не вытошнило!

Гай поморщился.

– Ну-ну, юноша! Осторожнее подбирайте слова! Что гадкого может быть в волосах ведьмы, похороненной заживо ровно девяносто девять лет и девять месяцев назад? Ну да, возможно, Белдо примешал к ним слишком много сероводорода. Но он же хотел как лучше!

– Простите!

– Прощать – это по другому ведомству. Пчелы ее не защищали?

Юноша замотал головой.

– Нет. Но матку я взять не смог! Ее окружает сияние. Я коснулся его, и мне обожгло руку. Я едва сумел отбросить ломик. Он расплавился.

Гай опечалился.

– Это плохо. Хотя нечто подобное я и предполагал… Итак, мой дорогой, сегодня ты пришел с пустыми руками. Пчелиную матку не достал. К закладке в Зеленом Лабиринте можешь подобраться только на несколько шагов… В общем, или ты меня немедленно порадуешь чем-нибудь особенным, или останешься без награды.

Юноша испугался.

– В июне… ну или в конце мая… в школе появилась новенькая. Без пчелы! – выпалил юноша и умоляюще посмотрел на него.

– Это интересно, – великодушно признал Гай. – И что новенькая? У нее есть имя?

– Рина… Она завела гиелу!

Гай дрогнул углами рта.

– Хороший старт! Не можешь завести пчелу – заведи гиелу… Где она ее взяла?

– Говорят, взрослая гиела ощенилась прямо у ограды ШНыра, и ведьм… ой… – юноша осекся, ощутив, как окаменели руки тех, кто его держал.

«Ведьмарь» – слово исключительно шныровское. Нужно было срочно подыскать другое на замену, но от страха у него путались мысли.

– «Отважный наездник гиелы». Ты же это хотел сказать? – с понимаем подсказал Гай. – Он обязан был или пристрелить детеныша, или забрать с собой. Но не бросать… Арно, сообщи Тиллю! Пускай разберется.

Арно сделал пометку. Идеальный секретарь. Услужливый, ничего не забывающий, ничему не удивляющийся. Прикажут поцеловать – поцелует. Прикажут перерезать горло – перережет. Прикажут поцеловать и тут же перерезать горло – сделает, причем без напоминаний и в указанное время. Прилизанная челочка, уместная улыбка. Человек он был удивительный даже для Гая, который знал толк в негодяях. Когда-то, не устояв и взяв закладку в первый же нырок, Арно сам отрезал у себя небо, и так удачно, что даже шрама не осталось.

Теперь всего, что выходило за рамки собственного тела, его безопасности, комфорта и удовольствий, для Арно не существало. Получить максимум радостей, в том числе и от жонглирования чужими судьбами – и стать глиной. Но этот период он считал непринципиальным. Где теперь царица Клеопатра? Не стало ли ее прекрасное тело кирпичом в каком-нибудь египетском коровнике? Не съеден ли французский король Луи червями, которых склевала птица, которую съела лиса, в которую отложили личинки мухи? В общем, живи красиво, а твоя муха за тобой прилетит… Только одно не давало Арно покоя – двушка. Почему этот мир пустой? Для кого?

– Голову берсерка приносить? – уточнил Арно.

– Зачем?

– Ну как зачем? Тилль наверняка предложит.

– Рабочий момент. Пусть сам разбирается, – скривился Гай.

– Это еще не взрослая гиела, щенок. Но она разрешает брать себя в руки. Правда, только хозяйке. Остальным нет, – заискивающе продолжал молодой человек в толстовке.

Гай нахмурился.

– Ты сам это видел? Что она позволяет брать себя в руки? Без намордника? Без фиксации шеи? Без электрошока?

– Сам нет. Наши рассказывали. На территорию ШНыра гиелу пронести не получается. Они ее где-то прячут.

– Они – это кто?

– Рина, Афанасий, Ул, ну и всякие прочие, которые с ними, – мгновенно откликнулся шныр.

Гай подмигнул ему мертвенным глазом, в котором отблеск лампы плавал, как луна в луже.

– «Которые с ними»? Емко сказано. Значит, ты не с ними? – сказал он весело.

– Нет, они мне доверяют, но я… – тревожно начал юноша.

– Твое «я» меня не волнует. Убей ее! – перебил Гай.

Парень в толстовке встревожился.

– Кого? Рину? – испуганно спросил он.

– Пока гиелу, – любезно поправил Гай. – Найди и прикончи! Советую поспешить. Ей примерно три месяца. Это возраст, когда гиелы обычно встают на крыло. Эта растет без матери, поэтому, возможно, станет на крыло чуть позже. Но все равно надо спешить.

Юноша заметался глазами. Заходить так далеко он не собирался.

– Зачем?.. Может, я просто найду место, а вы… ну в общем… ее заберете? Пусть служит вам, – пролепетал он.

– Нам она не нужна. Гиела, которая кому-то доверяет, – уродец. А уродцев надо уничтожать. Ты со мной согласен? – голос Гая зазвенел как разбитое стекло.

– Д-да, – спеша, сказал юноша.

– Прекрасно! Отпустите его! – приказал Гай.

Руки, державшие шныра, разжались. Берсерк, похожий на Деда Мороза, издевательски одернул на нем толстовку.

– Не забудь почиститься! А вот шнурок для твоей цацки придется подыскать новый, – сказал он, возвращая нерпь.

– Еще одно! – вспомнил Гай. – Про м-м… Горшеню. Ты говорил: он мешал тебе с ульем. Что он вообще делал у Лабиринта?

– Не знаю. Он там часто вертится. Особенно если ночи лунные, – сказал шныр.

– А если безлунные?

– В безлунные уходит в парк и пропадает там до утра.

– Странно, – протянул Гай. – Зачем в безлунную ночь идти в тенистый парк, где даже и при луне мало что увидишь? Если он хочет кого-то напугать или поймать – достаточно встать у тропы, которая ведет к пегасне.

«Толстовка» удивленно взглянула на него, не понимая, откуда ему так хорошо известна география ШНыра.

– Проследи за Горшеней! Куда ходит, зачем! – велел Гай. – Я хочу знать, что он делает каждую секунду безлунной ночи. А с пчелами попробуй вот что!..

Он, не глядя, протянул руку, и тотчас предупредительный секретарь вложил в ладонь маленькую стеклянную банку. Внутри плескалось что-то, похожее на разведенное водой молоко.

– Намажь этим крышу улья. Ну и прочие места, где пчелы отдыхают. Только тонким слоем. Используй перчатку. Яд очень опасен, – сказал Гай.

Юноша протянул руку и, на миг коснувшись сухих пальцев Гая, пугливо взял банку.

– Пчелы бессмертны. Наши новички со своими пчелами чего только не делают! – почти радостно предупредил он.

Гай досадливо провис углами рта.

– Пчелы постоянно чистят свою матку. Когда на нее через их лапки попадет это, она станет бесплодной и погибнет. Не будет новых пчел – рано или поздно не будет ШНыра.

Юноша вздрогнул и выпрямился. Какую-то секунду казалось, что он сейчас швырнет банку в Гая, но потом он ссутулился и спрятал ее в карман.

– Чего ждешь? Ступай! – приказал Гай.

Юноша не уходил. Даже когда его схватили за плечо и подтолкнули, он остался на месте. Прижимая к груди нерпь, он с беспокойством оглядывался на Гая.

– Ну, в чем дело? – спросил Гай нетерпеливо, но с тайным, дразнящим поощрением в голосе.

– Вы обещали! – тревожно сказал юноша.

– А ну да… Так и быть! – Гай лениво потянулся и, играя лицом как резиновой маской, коснулся обкусанным ногтем лба юноши.

Парень в толстовке вздрогнул. По его телу прошла волна удовольствия. Он попытался его скрыть, но лицо выдавало. Рот слабо улыбался. Веки тяжелели. На лбу выступили капельки пота. Когда Гай оторвал от его лба палец, юноша этого даже не заметил. Потом, потеряв равновесие, шагнул и животом налетел на стул.

Берсерки понимающе захохотали.

– Только не злоупотребляй! – посоветовал Гай.

– Я могу остановиться в любой момент! – упрямо сказал юноша.

– Знаю, что можешь, – охотно согласился Гай, любовно отряхивая плечи его запыленной шныровской куртки. – Но все-таки не трать всего сразу. Очень тебя прошу!

Юноша оттянул пальцем воротник и, небрежно отстранив попавшегося ему на пути берсерка, пошел к краю платформы. Он шагал легко, приподнимаясь на носок, и ощущал в теле необыкновенную легкость. Ему хотелось оттолкнуться и лететь, да вот беда – низкий потолок.

На краю платформы юноша почувствовал, что в рукаве толстовки что-то перекатывается и царапает кожу. Он оттянул рукав. Из него выпала мертвая пчела с прижатыми крыльями. Он наклонился над ней. Потом выпрямился.

В тоннеле что-то гудело, приближаясь. Юноша в толстовке оглянулся. Желтый циклопический глаз бил ему в лицо. Парень расхохотался, накинул на руку расстегнутую нерпь, разбежался и, прыгнув прямо навстречу глазу, телепортировал за миг до столкновения с поездом.

Гай и его секретарь Арно переглянулись.

– Если о гиеле известно нашему молодому другу, значит, и Калерии тоже. А она не вмешивается. Таким образом, в целом ситуация ее устраивает… – медленно произнес Гай.

– Одна гиела погоды не сделает. Даже потомства не оставит, – заметил Арно.

Гай цокнул языком.

– Важна тенденция. Не хочу, чтобы у шныров появились ручные гиелы.

Секретарь кивнул и сделал отметку в блокноте, где была и отметка о сегодняшней встрече.

– Полезный парень!

– Надо предупредить его, чтобы отказывался от нырков. На территорию ШНыра он проникать пока сможет, поскольку закладок не присваивал, но нырять уже нет, – массируя тяжелые веки, озабоченно отозвался Гай.

– А если договориться с эльбами, чтобы они его не…?

– При чем тут эльбы? Все дело в двушке. Она его не примет. К тому же он пожирает псиос такими дозами, что через полгода его ждет психушка. Но за эти полгода из него нужно вытянуть как можно больше.