Дело о пеликанах Гришэм Джон
– Всего два. Некий человек по имени Прайс из Айдахо и другой по имени Маклоуренс из Вермонта. Вот все имена, что известны мне. Я думаю, оба они – федеральные судьи. Больше ничего.
– Что насчет расследования?
– Я слышал не много, но буду держать нос по ветру, как обычно. Похоже, что тут мало что происходит.
– Что-нибудь еще?
– Нет. Когда ты поместишь это?
– В утреннем выпуске.
– Вот будет потеха!
– Спасибо, серж.
Солнце уже взошло, и в кафе прибавилось шума. Подошел Клив и сел рядом с отцом.
– Ну что, ребята, закругляетесь?
– Да, – ответил сержант.
Клив посмотрел вокруг.
– Думаю, нам надо уходить. Грантэм идет первым, я – за ним, а папка может оставаться здесь сколько захочет.
– Очень великодушно с твоей стороны, – сказал сержант.
– Благодарю, ребята, – на ходу бросил Грантэм, направляясь к выходу.
Глава 12
Вереек, как всегда, опаздывал. За все двадцать три года их дружбы он никогда не появлялся вовремя и никогда не ограничивался лишь несколькими минутами опоздания. Он не имел представления о времени и не беспокоился о нем. Он носил часы, но никогда не смотрел на них. Опоздать значило для Вереека прийти позднее по меньшей мере на час, иногда на два, особенно когда ждет друг, который знает о его привычках и простит.
Таким образом, Каллаган уже час сидел в баре, что, впрочем, вполне устраивало его. После восьми часов наукообразных дебатов он презирал конституцию и тех, кто преподавал ее. Ему необходимо было выпить, и после двух двойных порций шиваса со льдом он почувствовал себя лучше. Он видел свое отражение в зеркале за рядами спиртного и, всматриваясь в происходящее вдали за спиной, ждал появления Гэвина Вереека. Неудивительно, что его друг не смог пробиться как частный адвокат, у которого жизнь расписана по минутам.
Когда была подана третья двойная порция, через час и одиннадцать минут после назначенного времени, Вереек неспешно подошел к бару и заказал пива.
– Извини, я опоздал, – сказал он, пожимая руку Каллагану. – Я знал, что ты оценишь возможность побыть наедине со своим шивасом.
– Ты выглядишь уставшим, – сказал Каллаган, присмотревшись к нему, – старым и измотанным.
Вереек сильно постарел и прибавил в весе. Его залысины стали на дюйм больше со времени их последней встречи, а на бледном лице сильно выделялись темные круги под глазами.
– Сколько ты весишь?
– Не твое дело, – сказал он, не отрываясь от бутылки пива. – Где наш столик?
– Он заказан на восемь тридцать. Я полагал, что ты опоздаешь не меньше чем на полтора часа.
– В таком случае я пришел раньше.
– Можно сказать, да. Ты с работы?
– Я теперь живу на работе. Директор намерен выжимать из нас по сто часов в неделю, не меньше, пока что-нибудь не проклюнется. Я сказал жене, что буду дома к Рождеству.
– Как она?
– Прекрасно. Очень терпеливая леди. Мы ладим друг с другом гораздо лучше, когда я на работе.
Она была его третьей женой за семнадцать лет.
– Мне бы хотелось увидеть ее.
– Не стоит. Я женился на первых двух из-за секса, и он им нравился настолько, что они делились им с другими. На этой я женился из-за денег, и тут не на что смотреть. Она не произведет на тебя впечатления.
Он опорожнил бутылку.
– Я сомневаюсь, смогу ли я дотянуть до ее смерти.
– Сколько ей лет?
– Не спрашивай. Я действительно люблю ее, ты знаешь. Честно. Но теперь, после двух лет совместной жизни, я понимаю, что у нас нет ничего общего, кроме обостренной чувствительности к курсу акций на рынке.
Он посмотрел на бармена:
– Еще бутылку пива, пожалуйста.
Каллаган усмехнулся и сделал глоток из своего стакана.
– Сколько она стоит?
– Не совсем столько, как я думал. На самом деле я точно не знаю. Что-нибудь около пяти миллионов, мне кажется. Она рассталась с первым и вторым мужьями, а во мне ее привлекла, я думаю, неизведанная возможность побывать замужем за простым средним американцем. Это, а также секс просто великолепны, как говорит она. Они все говорят это, ты знаешь.
– Ты всегда клевал на таких, Гэвин, даже в юридической школе. Ты привлекаешь неуравновешенных и склонных к депрессии женщин.
– А они привлекают меня.
Он приложился к бутылке и наполовину опустошил ее.
– Почему мы всегда едим в этом месте?
– Не знаю. Это своего рода традиция. Она возвращает нас во времена юридической школы.
– Мы ненавидели ее, Томас. Все ненавидят ее. И все ненавидят адвокатов.
– Хорошенькое же у тебя настроение.
– Извини. Я спал всего шесть часов с тех пор, как они обнаружили трупы. Директор визжит на меня по пять раз на день. Я визжу на всех, кто стоит ниже меня. И все это – один большой свинарник.
– Допивай, старик. Наш столик готов. Давай выпьем, поедим и поговорим. И попытаемся приятно провести эти несколько часов.
– Я люблю тебя больше, чем свою жену, Томас. Ты знаешь об этом?
– Это ни о чем не говорит.
– Ты прав.
Они прошли за метрдотелем к небольшому столику в углу, который они заказывали всегда. Каллаган повторил заказ на спиртное и объяснил, что с едой они не спешат.
– Ты видел эту чертову писанину в «Пост»?
– Да, видел. От кого просочились эти сведения?
– Кто знает. Директор получил список в субботу утром лично из рук президента с совершенно недвусмысленными требованиями в отношении секретности. В последующие дни он не показывал его никому, но тем не менее сегодня утром выходит эта статья с именами Прайса и Маклоуренса. Войлз был вне себя от ярости, когда позвонил президент. Он сорвался в Белый дом, и между ними произошла небольшая драчка. Войлз пытался напасть на Флетчера Коула, но был остановлен Льюисом К. О. Сцена была отвратительная.
Каллаган внимал каждому его слову.
– Это очень хорошо.
– Я рассказываю тебе это для того, чтобы позднее, после нескольких стаканов вина, ты не ждал от меня остальных имен из этого списка. Я стараюсь быть твоим другом, Томас.
– Продолжай.
– В любом случае утечка не могла произойти у нас. Это невозможно. Она должна была произойти в Белом доме. В нем полно людей, которые ненавидят Коула, и все утекает оттуда, как из гнилой трубы.
– Возможно, утечку организовал сам Коул.
– Может быть, и так. Он скользкий ублюдок, и кое-кто считает, что он раскрыл имена Прайса и Маклоуренса для того чтобы напугать всех, а затем уже назвать двух кандидатов, которые покажутся более умеренными. Это похоже на него.
– Я никогда не слышал о Прайсе и Маклоуренсе.
– Ну слушай. Оба они очень молоды, им слегка за тридцать. Мы еще не проверяли их, но они, похоже, являются радикальными консерваторами.
– А остальные в этом списке?
– Ты торопишься. Я пропустил всего два пива, а вопрос уже сорвался у тебя с языка.
Официант принес напитки.
– Я хочу немного грибов с крабами, – сказал ему Вереек, – так, на закуску. Я умираю от голода.
Каллаган передал свой пустой стакан.
– Принесите мой заказ тоже.
– Больше не спрашивай, Томас. Ты можешь вынести меня отсюда часа через три, но я все равно не скажу. Давай договоримся, что Прайс и Маклоуренс являются типичными фигурами для всего списка.
– Все неизвестные личности?
– В основном да.
Каллаган медленно потягивал скотч и качал головой. Вереек скинул пиджак и ослабил галстук:
– Давай поговорим о женщинах.
– Нет.
– Сколько ей лет?
– Двадцать четыре, но очень зрелая.
– Ты мог быть ее отцом.
– Мог. Чем черт не шутит.
– Откуда она?
– Из Денвера. Я уже говорил тебе об этом.
– Я люблю западных девочек. Они такие независимые и нетребовательные. И к тому же склонны носить «Ливайс» и иметь длинные ноги. Я, наверное, женюсь на такой. У нее есть деньги?
– Нет. Ее отец погиб в авиационной катастрофе четыре года назад, и мать получила хорошую компенсацию.
– Тогда у нее есть деньги.
– Ей хватает.
– Надо думать, что хватает. У тебя есть фото?
– Нет. Она не внучка и не пудель.
– Ну почему ты не захватил ее фотографию?
– Я скажу ей, чтобы она прислала тебе одну. Почему это тебя так развлекает?
– Умора. Великий Томас Каллаган, у которого было полно женщин, влюбился по уши.
– Я не влюбился.
– Это, должно быть, рекорд. Сколько уже, девять или десять месяцев? Ты поддерживаешь устойчивые отношения почти год, не так ли?
– Восемь месяцев и три недели, но не говори никому, Гэвин. Это нелегко для меня.
– Твоя тайная жена. Ну, расскажи подробнее. Какой у нее рост?
– Сто семьдесят, пятьдесят четыре килограмма, длинные ноги, джинсы в обтяжку, независимая, без претензий, этакая типичная западная девочка.
– Я должен найти себе такую. Ты собираешься жениться на ней?
– Конечно, нет. Допивай свой стакан.
– Она у тебя одна?
– А у тебя?
– Конечно, нет. Никогда не ограничивался одной. Но мы говорим не обо мне, Томас, мы говорим здесь о Питере Пэне, Каллагане Холодной Руке, человеке с ежемесячно меняющимся представлением о женской красоте. Скажи мне, Томас, но только не лги своему лучшему другу, а просто посмотри мне в глаза и скажи: неужели ты докатился до моногамной связи?
Навалившись на стол всем телом, Вереек смотрел на него во все глаза и глупо улыбался.
– Не так громко, – сказал Каллаган, оглядываясь по сторонам.
– Ответь мне.
– Назови остальные имена из списка, и я отвечу тебе.
Вереек отвалился от стола.
– Прекрасный ход. Я думаю, что твой ответ должен быть утвердительным. Ты влюбился в эту девицу, но не хочешь признаться в этом. Мне кажется, что ты у нее на крючке.
– О’кей, я у нее на крючке. Тебе стало легче?
– Да, намного легче. Когда я смогу увидеть ее?
– Когда я смогу увидеть твою жену?
– Ты запутался, Томас. Это совершенно разные вещи. Ты не хочешь видеть мою жену, я же горю желанием посмотреть на Дарби, понимаешь? Заверяю тебя, они совершенно разные.
Каллаган улыбнулся и отпил из стакана. Развалившись на стуле, Вереек скрестил ноги в проходе и поднес к губам зеленую бутылку.
– Ты уже хорош, дружище, – сказал Каллаган.