Дьявол, который ее укротил Линдсей Джоанна
– Но почему ты не осталась еще на несколько дней?
– Рейф приехал.
В этом простом ответе содержалось так много невысказанного вслух, что дальнейших объяснений не потребовалось. Мэри, во всяком случае, все поняла.
– Я боялась, что это случится. Наш дворецкий сообщил, что он приезжал сюда и спрашивал о тебе. Мистер Нейтс не знал, что должен скрывать, куда ты уехала.
Офелия пожала плечами, не подозревая, какой несчастной и одинокой выглядит в этот момент.
– Нет, все в порядке. Мне нужно было познакомиться с Локами в благоприятной обстановке, прежде чем покажется Рейф. Не хотела, чтобы они стали свидетелями наших словесных поединков. Лучше им не знать, как легко я выхожу из тебя, когда он рядом.
– Завтра нам стоило бы поехать по магазинам, – предложила Мэри. – После того как ты отдохнешь после своего путешествия. Постарайся немного отвлечься от всех неприятностей.
Офелия уже хотела согласиться. Все, что угодно, лишь бы хоть ненадолго обрести покой.
Но тут до нее донесся запах вареной рыбы, которую подавали на обед, и к горлу мгновенно подкатила тошнота. А ведь она любила вареную рыбу и в этот момент ничуть не сердилась!
– Поедем сегодня днем, – поспешно предложила она, вставая и отходя от поставленной перед ней тарелки. – Я не устала и не голодна. Пока ты обедаешь, я переоденусь.
Не дожидаясь согласия Мэри, она выбежала из комнаты. Только бы оказаться как можно дальше от этого запаха, сводившего ее с ума!
Рейфел проснулся таким освеженным, таким отдохнувшим, словно проспал всю ночь напролет. Давно он так хорошо не высыпался!
Прежде чем встать, он наклонился, понюхал соседнюю подушку и улыбнулся, ощутив аромат Офелии. Значит, это не сон. Сейчас ее не было в спальне, зато повсюду была разбросана женская одежда.
Она просто не может и дальше сердиться на него!
Это было первым, что пришло ему в голову, когда он поднялся. Невозможно отвечать на ласки с таким пылом, а утром снова превратиться в злобную ведьму, готовую на все, лишь бы отомстить ему. Должно быть, до его приезда произошло что-то, смягчившее ее гнев. Наверное, ему стоит поблагодарить отца! Престон всегда обладал успокаивающим воздействием как на врага, так и на друга. Если кого-то можно назвать прирожденным дипломатом, так это Престона Лока. Он никогда не доказывал свою правоту, скорее, старался привести разумные доводы, а если в споре перевешивали аргументы противника, просто смеялся, и все кончалось миром. Единственным исключением были споры с сестрами. Он обожал их поддразнивать.
Рейфел наскоро оделся и отправился на поиски жены и отца. Именно в этом порядке. Учитывая ранний час, он сначала проверил комнату для завтраков. Офелии там не оказалось. Зато был Престон.
– Ты все еще умеешь творить чудеса, не так ли? – весело заметил Рейфел, входя в комнату. – Выпустил из нее пар?
– На этой неделе я не ношу нимба, а ты выглядишь слишком жизнерадостным для этого времени суток. Садись и объясни, что ты имеешь в виду.
– Я, разумеется, говорю об Офелии.
Рейфел поблагодарил слугу, который поставил на стол несколько дополнительных блюд с едой.
– Как тебе удалось утихомирить ее гнев?
Престон покачал головой.
– Она приехала сюда в самом прекрасном расположении духа, так что мне не пришлось ее уговаривать.
– Она даже не попыталась устроить какую-нибудь пакость? Не свалила всю вину на меня?
– Наоборот. Я нашел ее очаровательной, искренней и готовой взять на себя ответственность за все случившееся. Она даже призналась, что в гневе подстрекнула тебя на опрометчивую женитьбу, но я хочу спросить тебя: почему ты ей это позволил? Ты мог бы официально объявить о помолвке и жениться в назначенный срок, без всякой спешки. Не подумал, что она, возможно, захочет настоящую свадьбу, венчание в церкви, в белом платье и в присутствии родных и друзей? Кстати, и твоих тоже. Не находишь?
Рейф слегка покраснел при упоминании о свадьбе. К тому же в голосе отца слышался легкий упрек. Он знал, что придется ответить за то, что никто из семьи не присутствовал на свадьбе!
– Скажу тебе честно, отец, если бы все не вышло именно так, свадьбы скорее всего вообще не было бы.
Престон неодобрительно нахмурился:
– Несмотря на сплетни? Я правильно тебя понял? Ты действительно бросил бы ее на растерзание волкам?
– Разумеется, нет. Я опроверг бы глупые слухи. Сделал бы все, чтобы их рассеять. Какое значение может иметь один чертов поцелуй! Да, нас застали, и что из этого?
– Дело не только в поцелуе. Кто-то видел, как ты уехал с Офелией, после чего вы целую неделю не появлялись на людях.
– Почему же? Мы были в гостях у наших родственников, – поправил Рейф. – В мой прошлый визит ты сам рассказал мне, что ее отец даже хвастался этим.
– Да, но он хвастался именно тем, что ты привез его дочь сюда, в Норфорд-Холл. Однако я до сих пор не упоминал, что в ту неделю меня посетило немало незваных гостей, которые спрашивали о тебе и которым стало известно, что ни моего сына, ни мисс Рид здесь не было. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, как все было на самом деле. И мы уже беседовали на эту тему, так что позволь мне узнать: не будь этих сплетен, ты отошел бы в сторону и спокойно наблюдал, как она выходит замуж за другого? И учти, я ее видел.
– Забудь на минуту, что она – самая красивая женщина в Англии. Вместо сердца у нее – почерневший лед. Она злобная, язвительная…
– Мы говорим об одной и той же женщине?
Рейфел вздохнул:
– Ладно, если быть до конца откровенным, я пожалел, что отпустил ее в Лондон. Во время нашего короткого пребывания в Олдерс-Нест я узнал ее и остался неравнодушен… возможно, даже слишком. Но тогда я считал, что она изменилась и былая мегера никогда не вернется. Скорее всего я даже попросил бы ее стать моей женой… если бы по-прежнему придерживался того же мнения.
– Я не заметил возвращения мегеры.
– Потому что она, если захочет, очень хорошо умеет держать в узде свой нрав и змеиный язык. И она сумела убедить меня, что стала иным человеком. Я действительно верил, что помог ей измениться к лучшему. Но она призналась, что все это было уловкой, притворством для того, чтобы поскорее освободиться от меня и вернуться домой.
– Ты в этом уверен?
– О чем ты?
– Может, она действительно изменилась. И может, неправда заключается именно в том, что она осталась прежней.
Глава 51
Очаровательна? Искренна? Готова нести ответственность за свои действия? Все это, скорее, присуще новой Офелии. Не той, прежней, с которой ему вновь пришлось столкнуться, когда она узнала о проклятом пари. Неужели он единственный, кто видит в ней мегеру?
Но больше он не желает об этом думать. Необходимо серьезно поговорить с Офелией. Так или иначе, ей удалось полностью его одурачить. А Рейф устал оттого, что его постоянно дурачат. Но для того чтобы выяснить с ней отношения, нужно сначала вернуться в Лондон.
Офелия покинула Норфорд-Холл еще до того, как он проснулся. Покинула тайком, даже не собрав вещей. Последнее понятно: она боялась его разбудить и не хотела обсуждать то, что произошло между ними прошлой ночью. А может, она…
Рейф вышел в холл, где лакей вручил ему записку Офелии, вселившую в него некоторую надежду: «Это не примирение, а всего лишь перемирие. Если действительно хочешь остаться со мной навсегда, сумей объяснить, почему из пустого каприза играл моей жизнью».
Неужели она не слышала того, что он пытался сказать? Или была слишком рассержена, чтобы слышать?
Он поклялся себе, что они все обсудят и потолкуют по душам, как только он вернется в город.
Приехав в Лондон, он сразу отправился в дом Ридов и разминулся с Офелией всего на полчаса. Дворецкий известил его, что она поехала на Бонд-стрит делать покупки. Нет, он не знает, какие именно магазины они собрались посетить. Милорду стоит подождать возвращения хозяек.
Дворецкий прав: крайне сомнительно, чтобы он смог найти ее на этой оживленной улице, да еще среди дня, когда там будет полно народа. Придется заезжать в каждый чертов магазин!
Рейф вопреки здравому смыслу все-таки вскочил в седло и поскакал на Бонд-стрит.
Офелия никогда еще не была такой рассеянной. И даже не прислушивалась к словам матери, которая тащила ее из одного магазина в другой. Когда приходилось решать, стоит ли купить ту или иную вещь, она ухитрялась пробормотать «да» или «нет», не сознавая, что именно говорит.
У нее будет ребенок. Больше невозможно это отрицать, тем более что ее тошнит от одного запаха любимой вареной рыбы. И тошнота прошла, как только она убежала из столовой!
У нее будет ребенок. Результат ее падения. Одной минуты забытья. И такое чудо! Малыш! Как странно, что осознание этого наполнило ее радостью! Как она была глупа, отрицая свою беременность! И как поразительно, что в ней уже пробудились материнские инстинкты! Ребенок будет воспитан по всем правилам. Она точно знала, как не следует его воспитывать, так что все будет очень просто. Ребенка нужно любить, кормить и защищать. И если Офелия не будет согласна с какими-то решениями, касающимися ее чада, она ни за что не уступит. Она любила мать, но Мэри слишком часто пасовала перед волей Шермана. Офелия никогда не позволит такого. Она будет бороться до конца.
Наверное, ей следует все рассказать Рейфу, но она не станет спешить. Всему свое время. Пока она хочет насладиться своим новым положением. Он предпочел не жить с ней, поэтому потерял право узнать о своем первенце. Да хоть бы и вообще ничего не ведал до рождения… нет, это в ней говорит гнев. Она должна избавиться от этого гнева, прежде чем дитя появится на свет. Она не потерпит, чтобы малыш слышал их ссоры!
– Фели? Фели, с тобой все в порядке?
Офелия словно очнулась и увидела, что ее мать вошла в небольшой магазинчик, на витрине которого громоздились свертки кружев. Кто же ее тогда окликнул?
Обернувшись, она, к своему полному удивлению, увидела Мейвис Ньюболт, стоявшую рядом с ней на тротуаре, среди многочисленных прохожих. Девушка зябко ежилась, спрятав руки в меховую муфту. Какое озабоченное лицо! Главный и единственный враг Офелии тревожится за нее? Очень сомнительно!
Что там сказала Мейвис? Ах да!
– Со мной все хорошо, – осторожно ответила Офелия, стараясь говорить спокойно и бесстрастно. Она не видела Мейвис со дня праздника в Саммерс-Глейд, и последние две стычки были достаточно яростными. – Почему ты спрашиваешь?
Мейвис пожала плечиком:
– Ты выглядела так, словно находишься в ином мире.
– Разве? Должно быть, слишком глубоко задумалась.
– Видишь ли, мой экипаж проезжал мимо, и я, увидев тебя, велела остановиться.
Офелию мгновенно обуяли дурные предчувствия. Неужели ее ждет очередной скандал?
– Зачем? – холодно осведомилась она.
Как ни странно, Мейвис явно стало не по себе.
– Вот уже несколько дней, как я не могу решиться навестить тебя. Не хочешь покататься со мной? Мы могли бы поговорить. Мой экипаж ждет на другой стороне улицы.
– Поговорить? Что нового мы можем сказать друг другу? По-моему, все уже сказано.
Мейвис отступила, пропуская парочку, идущую рука об руку. Тротуар был так же плотно забит пешеходами, как мостовая – каретами, колясками и фургонами.
– Я хотела поздравить тебя с замужеством, – пробормотала Мейвис.
– Спасибо.
– И пожелать…
– Не стоит! – резко перебила Офелия, но тут же пожалела о своем тоне и постаралась сдержать нарастающий гнев. Это удалось ей так легко, что она ощутила гордость за собственное самообладание. Мейвис была единственной, если не считать отца, кому удавалось так быстро вывести ее из себя. Но Офелия сумела подавить горечь, угрожавшую ее захлестнуть. – Прошу тебя, больше никаких обидных уколов, – закончила она уже гораздо спокойнее.
– Но я вовсе не собиралась…
– Пожалуйста, Мейвис. Я больше не хочу с тобой ссориться.
– Я тоже не хочу.
Офелия с сомнением уставилась на бывшую подругу. Она ни за что не поверит в ее искренность! Что ни говори, а у Мейвис тогда не получилось так жестоко, как она надеялась. В Саммерс-Глейд ей удалось только опозорить Офелию, вернее, это она так считала. Мейвис не знала, как больно ранила подругу и как долго та плакала из-за этого. Не знала и не узнает.
– По твоему лицу заметно, что ты мне не веришь. И тебя трудно за это осуждать.
Судя по виду и голосу Мейвис, сейчас она была вполне искренней. Странно, очень странно!
– Подумать только, я так тебя ненавидела! И понятия не имела, как сильно ошибалась! Думала, ты солгала мне насчет Лоренса. Тогда ты часто говорила неправду, хотя и по мелочам, и пока мы были подругами, меня это мало беспокоило. Я просто не обращала внимания на подобные мелочи… пока ты не попыталась убедить меня, что Лоренс – настоящий подонок и использует меня, чтобы подобраться к тебе. Знаешь, в то время я ничуть тебе не поверила. Поэтому и возненавидела так сильно. И сама из-за этого страдала, потому что не хотела питать к тебе ненависти. Просто ничего не могла с собой поделать.
Голос девушки стал таким жалобным, что Офелии захотелось заплакать.
– Зачем снова вспоминать об этом?
– Я недавно видела Лоренса. Богатая наследница, на которой он женился, покинула его. Я уже слышала об этом, но мы так давно не встречались. Он растолстел, лицо отекло: очевидно, стал настоящим пьяницей. Как-то мы случайно столкнулись в одном доме. Он уже был навеселе и даже не узнал меня. Когда я напомнила ему свое имя, он расхохотался.
– Мне очень жаль, – пробормотала Офелия, но старая подруга, похоже, не слышала ее.
– И знаешь, что он сказал мне? Он сказал: «А-а, та доверчивая маленькая простушка, вообразившая, будто я женюсь на ней? Ну что, ты с тех пор поумнела, любовь моя?»
Мейвис неожиданно заплакала. Офелия задохнулась, протянула руку, но девушка поспешно отступила:
– Ты предупреждала меня, а я, вместо того чтобы сказать «спасибо», начала строить козни. Я ненавидела тебя. О Господи, как же я об этом жалею! И хотела, чтобы ты об этом знала! – выкрикнула она, прежде чем побежать через улицу к ожидавшему экипажу.
Офелия пыталась остановить ее, несколько раз окликнула, но Мейвис не обернулась. Офелия решила бежать за ней, но движение было слишком оживленным, а какой-то кучер, похоже, не смог сдержать лошадей, и они понесли, едва не натыкаясь на другие упряжки.
Ничего, завтра она повидается с Мейвис и заверит, что больше не таит зла ни на кого… если не считать мужа. Вдруг они еще смогут снова стать подругами!
Однако, несмотря на благоразумное решение, Офелия по-прежнему наблюдала за Мейвис, желая убедиться, что та благополучно перешла мостовую. Девушка была очень расстроена и бежала, опустив голову, наверное, для того, чтобы скрыть слезы. И тут Офелия нахмурилась. Тот самый экипаж с чересчур резвыми лошадьми мчался прямо на Мейвис!
Офелия, не задумываясь, метнулась на мостовую. Никогда еще она не бегала так быстро. Обогнула медлительный фургон, увернулась от всадника. Если немного повезет, она сумеет оттолкнуть Мейвис или вытащить ее из-под конских копыт. Но кучер, как позже выяснилось, все же управлял напуганной четверкой: из последних сил натягивал поводья и вопил, предупреждая, требуя, умоляя, чтобы пешеходы убрались с дороги. Ему даже удалось немного придержать обезумевших животных. В самый последний момент он свернул в сторону, чтобы не налететь на Мейвис… и сбил Офелию.
Было бы большой удачей, отлети она в сторону, но этого не произошло. Несчастная попала прямо под копыта. Боль, острая, жестокая боль пронзила грудь, плечи и даже лицо… такая всепоглощающая, что уже через мгновение было невозможно определить, откуда она исходит. Потом в ее глазах померк свет. И больше она ничего не помнила.
Глава 52
Рейфел краем глаза увидел собравшуюся на мостовой толпу, которая окружила большой неуклюжий экипаж. Очевидно, произошел несчастный случай.
Но он проехал мимо. Подобные происшествия случались в Лондоне слишком часто, и не только на людных улицах вроде Бонд-стрит. Не будь рядом людей, он и сам остановился бы, чтобы помочь, но в таких обстоятельствах очередной зевака только усилит и без того начавшуюся суматоху.
Рейфел обшаривал взглядом тротуары в поисках знакомой белокурой головки, в надежде, что заметит Офелию. Ему не хотелось заходить в магазины и толкаться в гуще покупателей. Может, повезет, и он отыщет жену на улице.
По дороге его то и дело приветствовали знакомые Но он просто рассеянно кивал и продолжал свой путь. Только какому-то молодому человеку… кажется, лорду Тислу выехавшему навстречу Рейфу, все-таки удалось его остановить.
– Я собирался вас разыскать, Лок, – начал он, направляя коня к обочине. – Господи, мне так совестно. Увидев, как вы целуете леди Офелию в ее же столовой, я был так потрясен, что даже не подумал держать язык за зубами. Надеюсь, вас не заставили жениться на ней из-за моей глупой болтливости? Правда, я представить не могу такого мужчину, которого бы пришлось силой принуждать к женитьбе на первой красавице Лондона. Но…
– Нет-нет, все в порядке, – перебил Рейфел зануду. – Не думайте об этом.
Он поспешно отъехал, прежде чем кому-то еще удалось его задержать. Так она солгала? Отец оказался прав. Как Рейф и подумал с самого начала, сплетни распускала вовсе не она. Значит, взяла на себя ответственность, чтобы побольнее его уязвить?
Теперь ему еще больше хотелось поскорее ее найти.
Добравшись до конца улицы и так и не обнаружив Офелию, Рейф повернул обратно. И только приблизившись к месту трагедии, привлекшему еще больше любопытных зевак, вдруг остановился. А вдруг его жена тоже решила посмотреть, что случилось, и сейчас находится в толпе? Он отвел коня в сторону и огляделся.
Офелии он не увидел, но взгляд случайно скользнул по собравшимся и мгновенно вернулся к Мейвис Ньюболт, стоявшей в самом центре. При виде девушки Рейф нахмурился, но тут же сердце сжалось ужасным предчувствием. Уж очень странное это совпадение: рыдающая Мейвис и Офелия, находившаяся где-то поблизости…
Рейф соскочил с коня и протолкался вперед, к Мейвис. И увидел окровавленную белокурую головку, которую все это время высматривал среди пешеходов.
– Что вы наделали?! – заорал он на Мейвис. – Толкнули ее под копыта коней?!
Девушка, похоже, до сих пор пребывавшая в шоке, только и смогла пробормотать:
– Она пыталась спасти меня.
Но он едва ее расслышал, потому что уже стоял на коленях перед Офелией. Стоял и боялся прикоснуться к ней. Она выглядела такой жалкой и трогательной, когда лежала на грязной мостовой неподвижно, едва дыша. Одна подкова, из которой, вероятно, выскочил гвоздь, прорвала ее пальто и платье. Сочившаяся откуда-то кровь залила всю одежду. Невозможно было определить, одна ли это рана или остальные скрыты одеждой. Но Рейф не сомневался, что она не просто упала. Конские копыта прошлись по ней: недаром на пальто остался грязный отпечаток.
Лошади, наделавшие столько бед, остановились всего в нескольких футах. Они так и не присмирели и по-прежнему тяжело дышали, брыкались и пытались укусить всякого, кто оказывался рядом. Какой-то человек, возможно, кучер, стоял перед ними с раскинутыми руками, пытаясь успокоить животных.
– Я делал все, чтобы их остановить, – повторял он каждому, кто желал слушать. – Какой-то мальчишка взорвал хлопушку. Детская проделка, но они насмерть перепугались. Однако я старался их остановить!
– Не касайтесь ее, мистер, – посоветовал кто-то за спиной Рейфела.
– Помощь уже близка. Еще несколько минут, и приедет доктор.
– Кто-то за ним поехал. Сказал, что знает одного, который живет на соседней улице.
– Я видела, как это случилось. Обе девушки перебегали дорогу прямо перед этим экипажем. Повезло еще, что не сбило обеих!
– Я тоже видел. Видел и не мог отвести от нее взгляда! Ну чистый ангел! А потом она просто исчезла под копытами этих коней. Говорю вам, их нужно пристрелить. Никогда не доверяй норовистым лошадям!
– Подумать только, такая красавица!
Голоса звучали то тише, то громче, сливаясь в общий гул. Говорили не с ним. Очевидцы обменивались замечаниями о том, что видели собственными глазами. Но в ушах Рейфела стоял бессвязный рев. Он не мог оставить ее лежать здесь. Не мог.
Кто-то попытался не дать ему поднять ее на руки.
– Это моя жена! – прорычал он, и его оставили в покое.
Он не сознавал, что по щекам текут слезы. Не подозревал, что со стороны выглядит безумцем.
– Господи, Фелия, не смей умирать, не смей, – повторял он, как молитву, в надежде, что она каким-то образом его услышит.
– У меня здесь экипаж. У меня экипаж. Пожалуйста, Лок! Не можете же вы везти ее на лошади!
Кажется, это Мейвис! Кричит и дергает его за сюртук. Рейф остановился перед своим конем, с ужасом осознав, что не может сесть в седло с Офелией на руках.
– Лорд Лок!
Он наконец оглянулся на Мейвис.
– Где?
– Следуйте за мной. Это совсем рядом.
Толпа еще не рассеялась и специально задерживала движение, чтобы он смог пересечь мостовую с Офелией на руках.
Мейвис не села в экипаж вместе с ними: слишком боялась его недоброго взгляда. Но прокричала кучеру адрес. Адрес дома Ридов… хотя Рейф предпочел бы отвезти Офелию в свой дом.
– Я приведу вашего коня и найду доктора! – крикнула Мейвис вслед отъехавшему экипажу.
Это была самая длинная поездка в его жизни, хотя и заняла всего несколько минут. Кучер быстро, но осторожно провел экипаж по забитым транспортом мостовым.
Рейф пристально всматривался в окровавленное лицо Офелии. Одна щека жутко распухла. Сквозь покрывавшую ее кровь и грязь трудно разглядеть порез. Но крови так много, что, возможно, придется его зашивать, так что останется шрам. Но это обстоятельство меньше всего волновало Рейфа. Сейчас он даже не знал, выживет ли Офелия.
Глава 53
Боль была всепоглощающей. Офелия качалась на волнах этой боли, казавшейся бесконечной. Она не знала, сколько времени прошло. И похоже, не хотела возвращаться обратно в реальный мир. Иногда она слышала голоса, но если и отвечала на них, то бессвязными обрывками фраз. А может, все это было частью того кошмара, в котором она пребывала. Но чем больше она пыталась сосредоточиться, тем сильнее раскалывалась голова. Так что она снова сдавалась на милость страданий.
– Не смей, Фелия. Даже не думай умереть! Я этого не позволю! Очнись, чтобы я мог все тебе сказать.
Она хорошо знала этот голос. Разве он не видит, что она в сознании? И почему глаза никак не хотят открываться? Неужели она действительно умирает?
Но думать было слишком сложно, и поэтому она снова погружалась в забытье. Вспомнит ли она эти слова, когда придет в себя? И почему никак не может проснуться?!
– Раны заживут, но, боюсь, шрамы останутся навсегда. Мне очень жаль.
Этого голоса она не знала. Какие шрамы? И почему плачет женщина?
Звуки отдалились и смолкли.
– Доктор советовал, чтобы ты побольше спала. Тогда будешь меньше чувствовать боль. Это поможет, дорогая.
А вот этот голос ей известен. Мама. И теплая жидкость, лившаяся в горло, приобрела знакомый вкус. Ей дают опиум? Неудивительно, что она не может прийти в себя или что-то сказать.
И Офелия снова утонула в блаженном забвении.
Больнее всего было, когда меняли повязки. Голова, щека, плечо… От этого еще больше хотелось убежать в темное, глубокое ничто. Она никогда не оставалась в сознании достаточно долго, чтобы знать, куда именно ей накладывают бинты. Сильнее всего болела голова. Тупая пульсация никогда не прекращалась, даже во сне. Бесконечное напоминание о том, что с ней что-то неладно. Очень неладно. Действительно ли она хочет очнуться и узнать, что же с ней?
– Перестань плакать! Черт возьми, Мэри, слезами горю не поможешь! Это еще не конец света.
Этот голос она тоже знала. И не хотела слышать. Ничего, что мать тихо всхлипывает. Это почему-то успокаивает. Мэри плачет из-за нее. А вот резкий голос отца бьет по нервам.
– Убирайся.
Неужели она сумела сказать это вслух? Или только подумала?
Но вместо отца ушла она – в благословенную темноту, где не было боли.
В тот единственный раз, когда Офелия сумела открыть глаза, выяснилось, что она находится в своей комнате. У кровати сидел отец, державший ладонь у щеки. Пальцы были мокры от слез.
– Почему ты плачешь? – спросила Офелия. – Я умерла?
Он немедленно вскинул голову: должно быть, на этот раз ей удалось что-то выговорить. Лицо Шермана просияло. Она в жизни не видела отца таким счастливым, как в эту минуту.
– Нет, ангел, ты обязательно попра…
Ангел? Нежное слово из уст отца?
– Не важно, – перебила она. – Я, должно быть, сплю.
И она снова задремала.
Но после этого ее короткие периоды бодрствования повторялись все чаще и длились дольше. И боль временами уходила. Были моменты, когда Офелия вообще ее не чувствовала: пока не пыталась пошевелиться.
Однажды утром она проснулась и больше не заснула. Сэди, как обычно, порхала по комнате, добавляя дров в камин, вытирая пыль с мебели, с туалетного столика, с…
О Боже, они затянули тканью зеркало на туалетном столике! Неужели ее лицо настолько обезображено?! Они боятся, что она увидит себя?
Офелия в ужасе поднесла руки к лицу, но наткнулась на повязки, туго охватившие не только голову, но и щеки с подбородком. Она боялась сорвать бинты, боялась, что еще больше навредит себе.
Так и не поняв, что с ней, она принялась расспрашивать Сэди, насколько серьезны ее раны, но слова застряли в горле. Слишком страшно услышать правду!
Из глаз полились слезы.
Офелия закрыла глаза, в надежде, что Сэди уйдет, так ничего и не заметив.
Боже, какая жестокая ирония! Всю жизнь она ненавидела свое лицо, и вот теперь, когда былая красота потеряна, оплакивает ее…
И она плакала. Часами. Плакала, пока слез больше не осталось.
К полудню, когда вернулась Сэди, Офелия лежала с сухими глазами, глядя в потолок. Она не смирилась с произошедшим, но поняла, что все равно ничего не сможет сделать. Она привыкнет. Когда-нибудь. Потому что терпеть не может жалость. Даже жалость к себе.
– Слава Богу, вы пришли в себя и можете поесть, – объявила Сэди, когда подошла ближе и увидела, что ее глаза открыты. – Того бульона, который мы силком в вас вливали, не хватит, чтобы накормить и кролика! Вы так исхудали, что одни кости остались!
Что-то очень уж она жизнерадостна! Не к добру!
– Сколько я так лежу?
– Почти неделю.
– Так долго? В самом деле?
– Очевидно, вы нуждались в отдыхе, так что не стоит расстраиваться. Как ваша голова?
– Какая именно часть? – сухо поинтересовалась Офелия. – Сплошной сгусток боли.
– Сбоку у вас огромная шишка, откуда кровь лилась ручьем. У доктора хватило наглости предположить, что вы больше не встанете. Ваш отец велел ему убираться ко всем чертям и послал за другим врачом.
– Он? Послал?
– Да. Уж очень был зол на парня. Новый оказался более оптимистичным и взялся вас лечить. Похоже, он свое дело знает. Теперь, когда вы очнулись, все пойдет на лад. Немедленно отнесу этот бульон обратно на кухню и возьму там что-нибудь посущественнее.
– Вареную рыбу, – попросила Офелия, охваченная дурным предчувствием.
– Сейчас попрошу приготовить, – заверила Сэди по-прежнему чересчур веселым тоном. – Даже если мне самой придется бежать на рынок за свежей рыбой.
Вернулась она не скоро. Должно быть, действительно отправилась на рынок. Но перед уходом объявила всему дому, что Офелия очнулась. Первым явился отец, единственный, кто был способен отвлечь ее от мысли, что она потеряла ребенка.
Она больше не его прелестная безделушка, верно? Неужели она действительно видела его плачущим? Если это так, можно не сомневаться в причинах.
– Значит, ты пришла в себя? – спросил он. – Я должен был сам в этом убедиться до того, как разбужу твою мать и сообщу ей хорошие новости. Она просидела у твоей постели почти всю ночь, легла под утро и пока еще не вставала.
– Все эти бинты действительно необходимы? – спросила она, когда он придвинул стул и уселся.
– Да, но не все накладывались на раны. Некоторые повязки придерживали холодные компрессы, на которых настояла твоя мать. Уж очень у тебя щека распухла. Но в основном нужно было забинтовать шишку на голове. Она к тому же была рассечена, и врач хотел ее зашить, но для этого пришлось бы выстричь волосы, а твоя мать впала в истерику при одной мысли о том, что кто-то коснется хотя бы одной пряди. Поэтому рану туго перебинтовали, и, как оказалось, края прекрасно сошлись без всяких швов. Сегодня, когда придет доктор, возможно, повязки вообще снимут.
– Сколько же у меня швов… по всему телу?
– Немного, – вздохнул отец, краснея.
Значит, лжет. Ему следовало бы сначала попрактиковаться: уж очень все очевидно.
Впрочем, она не так уж сильно хочет знать. Рано или поздно увидит сама… когда хватит смелости сорвать покрывало с зеркала.
Морщась от неловкости, отец продолжал:
– Я ни на секунду не сомневался, что ты поправишься, но… могло быть куда хуже, а я, едва не потеряв тебя, многое понял. Увидел себя со стороны и устыдился. Я не слишком общителен. Я педант, часто ворчу, я…
– Ты не говоришь ничего такого, чего бы я уже не знала, – перебила она. – Но зачем ты перечисляешь свои дурные качества?
– Мне пришло в голову, видишь ли… как это сказать… черт возьми, – бессильно выдохнул отец.
– Что? Да говори же!
Он снова вздохнул. И, как ни странно, взял ее руку.
– За эти годы мы так часто ссорились, что это вошло в привычку. А там, где появляется привычка, мы теряем возможность мыслить шире. Сейчас я вдруг осознал, что ты можешь подумать, будто я не люблю тебя. Ну вот, я это сказал. Знаешь, я люблю тебя. Очень.
Он робко взглянул на дочь, словно проверяя ее реакцию. Офелия, не веря ушам, уставилась на него. Она не знала, что сказать, да и можно ли вообще говорить, когда в горле стоит комок. И глаза, кажется, повлажнели…
– Я хочу признаться тебе в том, чего не знает даже твоя мать, – продолжал он. – Детство у меня было нелегким. Меня посылали в лучшие школы, где учились дети самых знатных семейств Англии. Как же горько я сожалел об этом! Мальчишки могут быть очень жестокими. Меня постоянно дразнили. Твердили, что я им неровня. Можешь поверить? Я, сын графа, неровня этим…
Он словно очутился в прошлом, захваченный старыми горестными воспоминаниями. И, как ни поразительно, Офелия смутно понимала, почему он ей исповедуется.
– Ты говоришь так, словно стоял на улице, заглядывая в окна школы, куда тебя не пускали. Твой титул ничем не хуже остальных.
Читать бесплатно другие книги:
