Не отпускай Кобен Харлан
– Спасибо. – Она двигается ко мне. – Вы меня очаровали своей беседой.
– Как мне это удалось?
– Так очаровали, что не будь я уже беременна, то вот сейчас прямо и забеременела бы. Так чем могу вам помочь, Нап?
Мы знакомы шапочно, но оба живем в Вестбридже, а поскольку один из нас директор местной школы, а другой – местный коп, мы неизбежно не раз сталкивались на всевозможных городских мероприятиях. Дебора Керен вперевалку шагает по коридору. Я иду рядом, стараясь подсознательно не подражать ее походке. Коридоры пусты, как бывают пусты только школьные коридоры во время занятий. Школа почти не изменилась с тех пор, как мы здесь учились, Лео, – плиточный пол, шкафчики по обеим сторонам, стены над ними выкрашены желтой краской под цвет карандашей «Тикондерога». Самое большое изменение, которое вовсе не является таковым, – это масштабы. Говорят, школы кажутся меньше, когда ты вырастаешь. Это верно. Я думаю, именно масштаб и удерживает старых призраков на расстоянии.
– Я хотел поговорить о Хэнке Страуде, – начинаю я.
– Интересно.
– Почему интересно?
– Я уверена, вы знаете, что родители все время на него жалуются.
Я киваю.
– Но я вот уже несколько недель его не видела. Думаю, его напугало это ставшее популярным видео.
– Вы знаете об этом видео?
– Меня интересует все, что происходит в моей школе. – Керен заглядывает в квадратное окошко классной двери, переходит к следующей, заглядывает и в другое. – Но я что хочу сказать – об этом половина страны знает.
– Вы когда-нибудь видели, чтобы Хэнк обнажался?
– Если бы видела, то неужели не позвала бы кого-нибудь из вас?
– Значит, не видели.
– Не видела.
– А вы думаете, он это делал?
– Обнажался?
– Да.
Мы идем дальше. Директор проверяет еще один класс. Кто-то в классе, видимо, поймал ее взгляд, потому что она приветственно машет.
– У меня насчет Хэнка двоякие мысли.
Из-за угла появляется ученица и, увидев нас, останавливается как вкопанная. Директор Керен спрашивает:
– Куда направляешься, Кэти?
Кэти смотрит куда угодно, только не на нас.
– К вам.
– Хорошо. Жди в моем кабинете. Я там буду через несколько минут.
Кэти проскальзывает мимо нас походкой испуганной служанки. Я смотрю на Керен, но это не мое дело. Она уже идет дальше.
– Значит, у вас двоякие мысли насчет Хэнка, – возвращаюсь я к теме нашего разговора.
– Город – общественная территория, открытая для всех, – говорит она. – Это закон. Хэнк имеет право там находиться, как и любой другой человек. Мимо нас каждый день кто-то бегает трусцой. Кимми Конисберг мелькает постоянно. Вы ведь, наверное, ее замечали?
Кимми Конисберг, ввиду отсутствия более подходящего термина, – самая аппетитная городская телка. У нее все на месте, и она умеет это демонстрировать, как всем известно.
– Кого?
– Вот именно. Так что каждое утро Кимми пробегает мимо трусцой, и на ней лайкра в такую обтяжку, что и вообразить невозможно, но, сколько ни обтягивай, все равно ничего не удержишь. Если бы я принадлежала к определенной категории людей, я бы сказала, что Кимми пытается привлечь внимание созревающих подростков.
– И эта категория людей была бы права?
– Один ноль в вашу пользу. А наш городок – такой консервативный ханжеский пузырь. И я это понимаю. Понимаю, почему люди именно сюда приезжают растить детей. Здесь дети будут в безопасности. Черт… – Керен кладет руку на живот. – Я хочу, чтобы и мои дети были в безопасности. Но город может стать слишком уж стерильным. Это вредно. Я выросла в Бруклине. Не буду вам рассказывать, как мне доставалось. Каждый день мы там встречали по шесть Хэнков. Так что, может, наши дети научатся состраданию. Хэнк – человеческое существо, а не нечто, достойное лишь презрения. Несколько месяцев назад ребята обнаружили, что Хэнк учился в этой школе. И один из них… вы знаете Кори Мистисайн?
– Я знаю ее семью. Хорошие люди.
– Да, их семья давно живет здесь. Так вот, Кори откопала старый школьный альбом того года, когда Хэнк был в выпускном классе. – Она останавливается, поворачивается ко мне. – Вы ведь учились с Хэнком?
– Да.
– Дети были потрясены. Хэнк был таким же, как они, – пел в хоре, выигрывал на олимпиадах, даже заведовал классной кассой. И вот дети задумались.
– На все милость Божья.
– Вот именно. – Директор делает еще два шага. – Боже мой, я все время хочу есть, а когда поем, меня начинает тошнить. Восьмой месяц самый трудный. Кстати, я сейчас ненавижу всех мужчин.
– Буду иметь в виду, – улыбаюсь я. – Вы сказали, что у вас двоякое отношение…
– Что?
– По поводу Хэнка. Вы сказали, что относитесь к нему двояко. С первым мнением все ясно, расскажите о втором.
– А, вот вы о чем. – Она идет вслед за своим животом. – Слушайте, я ненавижу ярлыки, которые люди приклеивают к душевным болезням, тут и двух мнений быть не может, но мне не по душе и то, что Хэнк здесь ошивается. Я не думаю, что он представляет собой какую-то опасность, но и наверняка этого не знаю. Меня беспокоит, политкорректно ли то, что я не защищаю своих учеников. Вы меня понимаете?
Я даю ей понять, что согласен с ней.
– И вот, мне не нравится, что Хэнк околачивается поблизости. Но что с того? Мне не нравится, что мать Майка Инги всегда незаконно высаживает сына в зоне, где запрещена высадка. Мне не нравится, что отец Лизы Вэнс явно помогает ей выполнять художественные домашние задания. Не нравится, что родители Эндрю Макдейда прибегают в негодовании в школу каждый раз, когда их чадо получает табель успеваемости, и требуют объяснить, почему у Эндрю такие низкие отметки. Мне многое не нравится. – Керен останавливается, прикасается пальцами к моей руке. – Но знаете, что мне не нравится больше всего?
Я смотрю на нее.
– Травля в Интернете. Это худшая из разновидностей самосуда. Хэнк – один из последних примеров.
В прошлом году кто-то поместил фотографию одного паренька с такой подписью: «Этот гад украл мой айфон, но забыл, что все его фотографии попадают на мое облако, прошу ретвит, чтобы его найти». Объявленный «гадом» оказался Эваном Обером, учеником моей школы. Вы его знаете?
– Мне эта фамилия ничего не говорит, – качаю я головой.
– И неудивительно. Эван хороший парнишка.
– Так он украл айфон?
– Конечно нет! Я об этом и говорю. Мальчик стал встречаться с Кэрри Миллс. Прежний воздыхатель Кэрри, Дэнни Тернер, пришел в ярость.
– И поместил эту фотографию.
– Да. Но доказать это я не могу. Вот вам мерзкая анонимность интернет-травли. Видели девочку, которая прошла мимо нас?
– Ту, которую вы отправили в ваш кабинет?
– Да. Это Кэти Гаррет. Учится в шестом классе. В шестом, Нап. Несколько недель назад Кэти оставила свой телефон в туалете. Его нашла другая девочка. И вот эта другая берет телефон, снимает крупным планом свое интимное место, а потом отправляет фотографию всем адресатам Кэти, включая ее родителей, бабушек-дедушек, всех.
– Гадость какая! – Я корчу гримасу.
– И не говорите! – Керен морщится и упирается обеими руками в свои ягодицы.
– Вам нехорошо?
– Я на восьмом месяце, не забывайте.
– Да-да.
– У меня в мочевом пузыре словно школьный автобус припарковался.
– И вы узнали, кто эта вторая девочка?
– Нет. У нас есть пять или шесть подозреваемых, все двенадцатилетние, но единственный способ узнать наверняка…
Я поднимаю руку:
– Ни слова больше!
– Для Кэти это такая травма, она чуть не каждый день приходит в мой кабинет. Мы поговорим – она успокоится и идет в класс. – Керен останавливается, оглядывается через плечо. – Мне нужно пойти к ней.
Мы поворачиваем в обратную сторону.
– Вы говорили об анонимности интернет-травли, – возвращаюсь я к нашему разговору. – Вы, таким образом, хотите сказать, что не верите в рассказы про обнажения Хэнка?
– Нет, но вы за меня пытаетесь делать умозаключение.
– В каком смысле?
– Я не знаю, потому что не могу знать. Это вечная проблема такого рода инсинуаций. Вы хотите отмахнуться от них. Но иногда не можете. Может, Хэнк делал это, а может – и нет. Я не могу вернуть события вспять, и, извините, это неправильно.
– Вы видели ролик с Хэнком?
– Видела.
– Есть какие-либо предположения, кто его мог сделать?
– И опять: у меня нет доказательств.
– Мне не нужны доказательства.
– Я бы не хотела разносить клевету, не имея улик, Нап. Именно этим и занимаются те, кто позорит других через Интернет.
Мы доходим до ее кабинета. Керен смотрит на меня. Я – на нее. Наконец она протяжно вздыхает:
– Но я могу вам сказать, что в восьмом классе есть девочка, ее зовут Мария Хэнсон. Секретарь даст вам адрес. Ее мать, Сюзанна, часто приходила ко мне и жаловалась на Хэнка. Когда я ей говорю, что по закону сделать тут ничего невозможно, она приходит в сильное возбуждение.
Директор Керен смотрит сквозь стекло на Кэти, и я вижу, как влажнеют ее глаза.
– Я, пожалуй, пойду к ней… Черт! – Она отирает слезы и смотрит на меня. – Сухо?
– Да.
– Восьмой месяц, – повторяет Керен. – Гормоны разыгрались.
Я киваю.
– У вас девочка?
– Как вы догадались? – улыбается она.
Директор уходит утиной походкой. Я сквозь стекло вижу, как она обнимает Кэти, позволяя ей поплакать на своем плече.
А я отправляюсь на поиски Сюзанны Хэнсон.
Глава пятнадцатая
В Вестбридже нет бедной части города. Разве что «бедный акр».
Есть кучка старых домов на три семьи, они расположены между салоном «Форд» и «Спортивными товарами Дика» неподалеку от центра. Маура и ее мать поселились здесь летом перед началом последнего года обучения. Они сдавали в субаренду две комнаты вьетнамцам, после того как отец Мауры обчистил дом и сбежал. Мать Мауры работала на неполную ставку в нескольких местах и слишком много пила.
Семья Хэнсон живет на первом этаже покрытого пятнами ржавчины кирпичного дома. Деревянные ступеньки крыльца скрипят под моими ногами. Я нажимаю кнопку звонка, и ко мне выходит крупный человек в рабочем комбинезоне. На правом грудном кармане трафаретом выведено имя «Джо». Джо явно не рад моему появлению.
– Вы кто? – спрашивает он.
Я показываю ему значок. За спиной Джо появляется женщина – я предполагаю, что это Сюзанна Хэнсон. Когда она видит мой значок, ее глаза широко раскрываются – возможно, в родительской тревоге.
Я сразу же успокаиваю их:
– Все в порядке.
Джо продолжает смотреть на меня подозрительным взглядом. Он встает перед женой, прищуривается:
– Что вам надо?
Я убираю значок.
– Некоторые озабоченные граждане подавали жалобы на человека по имени Хэнк Страуд. Вот я и ищу таких людей.
– Ну, видишь, Джо? – говорит женщина – Сюзанна, как я предполагаю. Она обходит мужа и распахивает дверь. – Прошу вас!
Мы проходим через переднюю в кухню. Сюзанна предлагает мне присесть за стол. Я сажусь. На полу пластик. Стол круглый, столешница из ДСП. Стул струганый, простой. Над дверью часы, у которых вместо цифр красные игральные кости. Надпись наверху гласит: «Сказочный Лас-Вегас». На столе крошки. Сюзанна сметает их в ладонь, потом выкидывает в раковину и пускает воду.
– Вы знаете, кто такой Хэнк Страуд? – Я демонстративно достаю блокнот и авторучку.
Сюзанна садится напротив меня. Джо стоит над ней, положив руку ей на плечо; он все еще смотрит на меня так, словно я пришел украсть что-нибудь или переспать с его женой.
– Это отвратительный извращенец, который ошивается у школы, – отвечает она.
– Вы, вероятно, не раз его видели? – спрашиваю я.
– Почти каждый день. Он пожирает глазами всех девочек, включая и мою Марию. А ей всего четырнадцать!
Я киваю, изображая дружескую улыбку:
– Вы лично это видели?
– Да, конечно. Это ужасно! И кстати, полиции давно пора им заняться. Ты работаешь день и ночь, чтобы наскрести денег и переехать в такой прекрасный городок, как Вестбридж. Я имею в виду – тут рассчитываешь, что твои дети будут в безопасности, верно?
– Безусловно, – подтверждаю я.
– А что получается? Какой-то бомжара… Так можно говорить – «бомжара»?
Я улыбаюсь и развожу руками:
– Почему нет?
– Хорошо. Бомжара. Он ошивается вокруг наших детей. Переезжаешь в такой город, а тебе каждый день приходится видеть этого пидора… Вот кто он! Но я знаю, вам нельзя использовать это слово… И этот пидор каждый день крутится вокруг твоих детей. Это как гигантский, жуткий сорняк в прекрасном саду!
– Нужно сорняк выполоть.
– Именно!
Я для вида делаю несколько записей.
– Вы были свидетелем, что мистер Страуд делал что-то большее, чем пожирал глазами детей?
Сюзанна открывает рот, но теперь я вижу, как пальцы мужа на ее плече чуть сжимаются: «Помолчи». Я поднимаю взгляд на Джо. Он смотрит на меня. Он понимает, почему я здесь. Я понимаю, что он понимает, и он понимает, что я понимаю.
Короче: игра закончена. Или только начинается.
– Это вы разместили видео с Хэнком Страудом, миссис Хэнсон?
Ее глаза загораются. Она стряхивает руку Джо со своего плеча.
– Вы этого не знаете!
– Нет-нет, знаю, – говорю я. – Мы уже сделали анализ голоса. Мы также проследили ай-пи-адрес, откуда вывесили ролик. – Я делаю секундную паузу, чтобы она осознала мои слова. – Все эти данные указывают на вас, миссис Хэнсон, – вы сняли и разместили это видео.
Это, конечно, ложь. Ни анализа голоса не проводилось, ни следов в Интернете мы не искали.
– Ну а если и она? – восклицает Джо. – Я не говорю, что это она или не она, я просто спрашиваю: а если и она, разве против этого есть какой-то закон?
– Мне это все равно, – отвечаю я. – Я здесь только для того, чтобы выяснить, что случилось, только и всего. – Я смотрю ей в глаза.
Секунду-другую Сюзанна сидит, уставившись в столешницу, потом переводит взгляд на меня.
– Вы сняли Хэнка, – продолжаю я. – Если вы будете и дальше отрицать это, то лишь разозлите меня. Так что скажите мне, что вы видели.
– Он… он стащил с себя штаны, – бормочет она.
– Когда?
– Вы имеете в виду – какого числа?
– Для начала – конечно.
– Это было месяца два назад.
– До начала занятий, после – когда?
– До начала. Я его в это время и вижу. Я высаживаю дочку в семь сорок пять. Потом стою и смотрю, пока она не войдет, потому что… ну а как иначе? Ты высаживаешь свою четырнадцатилетнюю дочку у этой прекрасной школы, а тут бродит псих-извращенец. Я не понимаю: почему полиция ничего не делает?
– Расскажите мне точно, что случилось.
– Я вам сказала. Он спустил с себя штаны.
– Ваша дочь проходила мимо, а он спустил с себя штаны.
– Да.
– На вашем видео он в штанах.
– Он их уже поднял.
– Понятно. Значит, он спустил штаны, а потом поднял.
– Да. – Сюзанна косится влево.
Я забыл, что это значит: то ли она собирается солгать, то ли вспоминает. Не имеет значения. Я не особо верю в эти глупости.
– Он увидел, что я достаю телефон, испугался и натянул штаны.
– И как долго, вы говорите, штаны у него были спущены?
– Не знаю. Откуда мне знать?
– Вы думаете, она носит с собой секундомер или еще что? – возмущается Джо.
– Довольно долго, это я точно могу сказать, – отвечает Сюзанна.
Я проглатываю очевидную шутку и говорю:
– Продолжайте.
Сюзанна смущена:
– Что вы имеете в виду – «продолжайте»?
– Он стянул с себя штаны, он натянул на себя штаны. – Я демонстрирую, что на меня ее слова не производят впечатления. – И все?
Джо это не нравится:
– А вам этого мало?
– Откуда вы знаете, что штаны с него просто не упали? – спрашиваю я.
И опять Сюзанна опускает глаза, прежде чем поднять их на меня. Я знаю: сейчас я услышу ложь. И женщина меня не разочаровывает.
– Он стаскивает с себя штаны, – снова говорит она. – Потом он кричит моей дочери, чтобы она посмотрела на его… я хочу сказать, он начинает накачивать его, и всякое такое.
Ах, человеческая природа! Иногда она такая предсказуемая. Я часто сталкиваюсь с этим, Лео. Например, приходится слушать, как свидетель говорит что-то, надеясь тебя потрясти. И тогда я, следователь, напускаю на себя безразличный вид. Правдивый человек на этом останавливается, а лжец начинает приукрашивать, пытается состряпать историю, чтобы я разделил его праведный гнев. Я использую слово «приукрашивать», но на самом деле это прямая ложь. Они ничего не могут с собой поделать.
Теперь я это знаю и не хочу дальше терять время. Пора заканчивать.
Смотри и учись, так-то, Лео.
– Вы лжете! – констатирую я.
Рот Сюзанны формирует идеальное потрясенное «О».
Лицо Джо багровеет.
– Вы называете мою жену вруньей?!
– Какая часть моих слов «вы лжете» оставляет в этом сомнения, Джо?
Если бы на Сюзанне было жемчужное ожерелье, она бы его сорвала.
– Как вы смеете!
– Я знаю, что это ложь, – улыбаюсь я, – потому что я только что говорил с Марией.
Ярость нарастает.
– Что вы сделали?! – кричит Сюзанна.
– Ваша дочь не сразу, но все же призналась, что ничего подобного не было, – спокойно произношу я.
Обоих супругов, кажется, вот-вот хватит удар. Я стараюсь не показывать, что мне это нравится.
– Вы не имеете права!
– Права на что?
– Разговаривать с нашей дочерью без нашего разрешения! – кричит Сюзанна. – Я добьюсь, чтобы вас лишили значка!
– Почему это все вдруг стали угрожать мне этим?
– Чем?
– Вот этим: «Я лишу вас значка». Вы видели это где-то по телевизору?
Джо подается вперед:
– Мне не нравится, как вы разговариваете с моей женой!
– Мне это безразлично. Сядьте, Джо.
Он ухмыляется, глядя на меня:
– Крутой парень. И все потому, что у вас значок.
– И опять это! – Я вздыхаю, достаю значок, пускаю его по столу. – Вы его хотели? Возьмите. – Я встаю и говорю прямо в лицо Джо: – Ну что, готовы прямо сейчас?
Джо делает шаг назад. Я подхожу еще ближе к нему. Он пытается смотреть мне в глаза, но не может выдержать прямого взгляда.
– Не стоит оно того, – бормочет он.
– Что вы сказали?
Джо не отвечает. Он обходит стол и садится на стул рядом с женой.
Я сердито смотрю на Сюзанну Хэнсон:
– Если вы не скажете мне правду, я открою против вас полное расследование и предъявлю обвинение по двум случаям нарушения статьи четыреста восемнадцать Федерального закона регулирования Интернета, что может повлечь за собой штраф до ста тысяч долларов и четыре года тюремного заключения.
Я сочиняю на ходу. Я не думаю, что вообще есть какой-то закон регулирования Интернета. Указание на конкретную статью – прекрасный штрих, как ты думаешь?
– Этому пидорасу там не место! – гнет свое Сюзанна. – Вы ничего не хотите делать!
– И поэтому действовать решили вы.
– Нельзя позволять ему ошиваться у школы!
Читать бесплатно другие книги:
