Рыночные силы Морган Ричард
– Пап, – ее голос стал мягче, – я была там в январе.
– А-а-а.
В одном-единственном угрюмом слоге Карла услышала боль. Эрик специально посмотрел дочери в глаза.
– Навещала мать?
Карла покачала головой:
– Времени не хватило. Кроме того, она вроде была в Новой Зеландии. Крис возил меня на шоу «Зимние колеса» в Стокгольм, а на обратном пути мы отправились посмотреть Согнефьорд[9]. Крис там не бывал.
– И было не холодно? Да ладно, Карла. Пускай я не могу летать в Норвегию, когда моей душе заблагорассудится, но не так давно я там был.
– Хорошо, было холодно. Да, было холодно, но, папа, там… – Карла не закончила фразу и обвела рукой комнату: – Пап, ты только взгляни на это место.
– Да, знаю, давненько не прибирался, но…
– Ты же знаешь, я не об этом!
Эрик какое-то время молча смотрел на дочь. Затем подошел к окну и отдернул потрепанную занавеску. За окном что-то горело – в отблесках пожара на потолке скакали тени их фигур. Сквозь тонкое стекло доносились крики.
– Да, – вкрадчиво сказал он. – Я знаю, о чем ты. Вот об этом. Только британцы способны привести город в такой упадок. И я – пятидесятисемилетний старик, застрявший в этом убожестве.
Карла избегала смотреть ему в глаза.
– Просто в Норвегии – цивилизованная жизнь, пап. Люди не спят на улицах…
– Естественно, они замерзли бы насмерть.
Карла не обратила внимание на его замечание.
– …там не умирают из-за того, что не могут оплатить визит к врачу, у пожилых людей есть деньги – они могут позволить себе отапливать дома, им не страшно выходить на улицу с наступлением темноты. Пап, там нет зон, где орудуют банды, не разъезжают бронированные полицейские грузовики и нет такой изоляции, как здесь.
– Похоже, тебе надо говорить с Крисом, а не со мной, – Эрик одним глотком осушил половину бокала. Он сделал это со злостью, в голосе еще слышались рваные отголоски эмоций. – Может, сумеешь уговорить его перебраться туда, раз тебе нравится Норвегия. Хотя неясно, чем вы оба будете зарабатывать на жизнь – там ведь на дорогах не убивают.
Карла вздрогнула.
Заметив ее реакцию, Эрик поумерил пыл.
– Карла…
Она уставилась на свои колени. И молчала. Эрик вздохнул.
– Прости меня, Карла. Я не это хотел сказать.
– Нет, именно это.
– Послушай, – Эрик отставил стакан, подошел и присел перед ней на корточки. – Я все понимаю, Карла. Знаю, вы занимаетесь этим, чтобы прожить. Как и все мы. Даже Крис. Мне все известно. Но разве ты не видишь? Доводы в пользу того, чтобы я перебрался в Норвегию, распространяются и на вас. Как думаешь, что я буду чувствовать, глядя на то, что вы живете в этом кошмаре?
Его ответ подействовал на нее как пощечина. Руки Карлы сильнее сжали его ладони.
– Пап… – она сглотнула и попробовала снова: – Пап, ты ведь не потому? Ты не из-за меня остаешься здесь?
Он хохотнул и одной рукой поднял ее подбородок.
– Из-за тебя? Ну, конечно. Учитывая мое богатство и влияние, я здесь, чтобы защитить тебя.
– Но тогда почему?
– Почему. – Он встал, и на миг Карле показалось, будто ее ждет очередная лекция. Но вместо этого Эрик вернулся к окну и уставился на улицу. Пламя разгорелось сильнее и теперь окрашивало его лицо рыжим.
– Помнишь Монику Хансен?
– Твоего фотографа?
Эрик улыбнулся:
– Не думаю, что ей понравилось бы притяжательное местоимение, но да, ее – фотографа Монику. Она снова живет в Осло и снимает мебель для какого-то каталога. Карла, она просто умирает от скуки. Да, ей хорошо платят, но от скуки хочется выть.
– Уж лучше так, чем спать на улице.
– Не преувеличивай, дочка. Я не сплю на улице. И – нет, послушай меня секундочку – подумай над этим. Ты говоришь, в Норвегии нет такой изоляции, как здесь. Тогда о чем я буду писать, оказавшись под крылышком родной скандинавской соцсистемы, где всем комфортно и безопасно? Нет, Карла. Здесь линия фронта, и я могу что-то изменить.
– Отец, но это никому не нужно, – Карла встала и посмотрела на него, ее снова распирало от гнева. Она резко отдернула вторую занавеску и уставилась на пожар внизу. – Только взгляни.
Она махнула рукой в сторону перевернутого кресла, которое, как выяснилось, послужило дровами. Вокруг были разбросаны другие предметы, но в темноте их было невозможно распознать. Пламя до них не добралось. Прямо над грудой хлама зияло разбитое окно, подсказывая, откуда вещи. Кто-то пробрался в квартиры на втором этаже и вышвырнул содержимое на улицу. Вокруг костра собрались фигуры в мешковатых спортивных толстовках с капюшоном – Карле они напомнили гномов из диснеевского мультика, только сейчас походили на негативы из кошмара, где, очевидно, никто не жил долго и счастливо.
– Взгляни, – снова прошипела она. – Думаешь, этим пацанам есть дело до того, что ты пишешь? Большинство из них и читать, поди, не умеют. Будто людей, вроде них, заботит, что ты пытаешься улучшить этот мир.
– Не будь такой скорой на суждения, Карла. Как сказал Бенито, не стоит делать трехмерные выводы о том, что видишь на плоском экране.
– Да чтоб… – заскорузлый гнев так и не вылился в брань, слишком давно копился. Карла громко постучала по бокалу ноготками. – Папа, это тебе не телевизор, а чертово окно. И ты здесь живешь. Выгляни и скажи мне, что ты видишь? Может, соседи устроили ночное барбекю?
Эрик вздохнул:
– Нет, скорее всего, месть банды. Вероятно, они решили, что кто-то их сдал, сболтнул лишнее. То же самое произошло с квартирой миссис Маккенни прошлым летом, когда она запретила сыну участвовать в их делишках. Правда потом ему пришлось, поскольку понадобилась новая мебель. С психологией у бандитов – порядок.
Эрик отвернулся от окна, и в этом движении Карла увидела, насколько он устал. Пламя ее гнева вспыхнуло с новой силой. К горлу подступила тошнота.
Эрик, похоже, не замечал надвигающейся вспышки. Он подливал себе в бокал, а на его лице расцветала ироничная ухмылка под стать следующей фразе:
– Возможно, ребята решили повеселиться. Случайный выбор. Многие квартиры на вторых этажах пустуют дольше, чем я здесь живу. Детишки просто вламываются…
Он пожал плечами и глотнул.
– И выбрасывают вещи из окон!
Карла вдруг заорала на него, действительно заорала:
– А затем поджигают! Веселья ради! Господи боже мой, отец, ты сам себя послушай. Считаешь, это нормально? Ты умом, что ли, тронулся?
Воспоминания вспыхнули, как магниевая лента. Ей снова одиннадцать – она кричит на отца, пока тот объясняет, что он сделал и почему ей придется выбирать. Сцена выгорает так же быстро, как появилась, на сетчатке отпечатывается остаточное изображение прошлого, и ее вновь накрывает полумрак комнаты. Карла быстро поднимает глаза и замечает выражение лица Эрика – она знает, что он тоже вспомнил тот день.
– Прости, пап, – шепчет она.
Слишком поздно.
Он молчит, но ему и не нужно ничего говорить. Черными клочками, будто опаленные перья из подушки, которую использовали вместо глушителя, разлетается тишина.
– Пап…
На мгновение кажется, что Эрик закричит в ответ, но он сдерживается. Только смещается – это напоминает Карле движения Криса, когда тот неудачно потревожит травмированную во время гонки конечность. Эрик отходит и кивает самому себе, будто ее ор – глоток крепкого необычного виски. Карла подмечает, что отец пытается взять себя в руки, и знает, что ее ждет.
– Нормально? – он произносит слово с такой тщательностью, что грубость интонаций почти незаметна. – Пожалуй, в контексте того, что мы сейчас видели по телевизору, по сравнению с убийством, совершенным человеком, с которым ты делишь постель…
– Отец, прошу тебя…
Но голос Эрика перекрывает ее слова:
– Да, я скажу, что это нормально. Если честно, я бы даже назвал такой подход относительно здравым. Сожженную мебель можно возместить, а с сожженной плотью дело обстоит сложнее.
Она сознательно глубоко дышит, и напряжение в груди постепенно рассасывается.
– Послушай, отец, я не собираюсь…
– Конечно, всегда нужно помнить о двойных стандартах. Как бы сказал Мазо, преступление определяется тем, насколько преступник вышел за рамки своего социального класса и статуса в глазах общества. Степень – вот, что имеет значение…
– Да хрень это все, отец!
Однако гнев покинул Карлу, и теперь она чувствовала лишь подступающие слезы. Нелепо держалась за бокал руками одиннадцатилетней девочки и смотрела, как отец отстраняется, укутываясь в кокон политической риторики, чтобы скрыть боль.
– Сыновья и дочери могущественных мира сего покупают и продают наркотики среди своих, и делают это совершенно безнаказанно, потому что они слегка выходят за рамки разрешенного их классу; пустые обещания действовать согласно букве закона должны даваться, чтобы все стадо могло и дальше спокойно пастись. Но стоит какому-то пацану из Брундтланда войти в их сказочное королевство и поступить так же, как на него обрушится вся кровавая мощь закона, а дело в том, что он решил, будто имеет право вести себя, как остальные, забыл о своем месте. Это недопустимо.
– Папа, – Карла попыталась снова, на этот раз голос ее прозвучал глухо и тревожно. – Прошу тебя, взгляни еще раз вниз. Забудь, чья вина. Не думай о политике. Просто скажи – ты считаешь, этим ребятам есть дело до того, что ты пишешь? Думаешь их вообще что-то заботит?
– А моего зятя? – Эрик не стал смотреть в окно, но в его глазах отражались отблески пожара. – Крису есть дело до трупов, которые остались лежать на шоссе сегодня? Или до тел, которые они будут штабелями складывать на улицах Пномпеня через год? Знаешь, о чем я жалею, Карла? О том, что ты вышла за этот гребаный кусок дерьма в костюме, с которым спишь. Лучше бы выбрала себе одного из этих наркодилеров внизу. По крайней мере, для них я могу найти оправдание.
– Отлично, пап.
Оскорбления в адрес Криса вновь разозлили ее. Придали сил.
Голос Карлы прозвучал холодно и ровно.
– Наконец тебе хватило смелости сказать мне это в лицо. Человек, который платит за твою квартиру, а на прошлое Рождество купил тебе кухонный гарнитур, – кусок дерьма. Думаю, понятно, кто я в таком случае.
Карла поставила бокал на кофейный столик и направилась к двери. Она видела, как Эрик рефлекторно поднял руку в ее сторону, когда она проходила мимо, но проигнорировала жест.
– Куда ты?
– Паковать вещи, отец. А после, если кто-нибудь из твоих угнетенных пролетариев не ограбит и не изнасилует меня по дороге, я собираюсь домой.
– Мне казалось, ты не хочешь оставаться дома одна.
Он произнес последнюю фразу угрюмо, но за недовольным тоном крылись тревога и сожаление. Негодующая Карла вдруг поняла, что именно это она хотела услышать. Внутри нее забурлила радость.
– Не хочу, – подтвердила она. – Но лучше сидеть одной, в спокойном и безопасном месте, чем с тобой в этой дыре.
Карла произнесла последнюю фразу, не оборачиваясь.
В том не было нужды.
Однажды Крис сказал ей: не всегда требуется собственными глазами видеть, что ущерб нанесен, порой понимаешь и так – просто чувствуешь, после нужно лишь отстраниться.
Карла пошла собираться.
Файл 2
Корректировка счета
Глава 15
Пока Крис ждал свой двойной капучино у стойки в кафе «У Луи-Луи», до него дошло.
Накануне он до поздней ночи проверял все возможности, а когда отправился в кровать, Карла уже спала. Это почти вошло у них в привычку. Работая над камбоджийским контрактом, Крис все чаще задерживался в «Шорн» допоздна. Занятия по самообороне и тренировки на стрельбище пришлось перенести на время ланча, отчего день становился еще длиннее. На неделе Карла приезжала домой раньше него на два, три, а то и на пять часов, – они уже не пытались поужинать вместе. Крис доедал то, что Карла готовила для себя, затем обрывочно пересказывал ей, как прошел день. Вместе они теперь лишь загружали посудомоечную машину. После одна из них отправлялась наверх почитать, а второй околачивался в гостиной и забавлялся с консолью развлечений.
Отныне их отношения характеризовались вежливой отстраненностью. Они все менее регулярно занимались сексом и даже спорили реже, чем когда бы то ни было, – на важные разговоры у них редко оставалось время и силы. Они собирались устроить длинный уик-энд и провести его в Нью-Йорке или Мадриде, чтобы перезарядить батарейки, но не срасталось. То Карла забывала отпроситься у Мэла на субботу, то Крис должен был ехать в офис на выходных – встретиться с командой, работавшей по Камбодже. Лето продолжалось, погода стояла мягкая, а глубинная связь между ними истончалась и становилась все более поверхностной. Крис заметил, что наслаждается хорошими деньками только в отсутствие Карлы, а позже он не испытывал никакого желания поделиться с ней впечатлениями.
Он лежал без сна рядом с ней, прокручивая в голове игру, пока в итоге его не сморил сон.
Тем утром по дороге на работу Крис попробовал снова, но после бессонной ночи мозги не соображали. За последние несколько недель он стал менее осторожен и внимателен на дороге, что при других обстоятельствах могло стоить ему жизни. Однако сейчас вполне логично к нему сложилось особое отношение. После дуэли с «Накамура» пошел слух о новом опасном игроке в «Шорн», и молодые безымянные гонщики не горели желанием бросать вызов приметному кастомизированному «Саабу» Криса Фолкнера. Водительское братство слагало мифы об экранированной броне и жестокой расправе над Митсу Джонс, которую Фолкнер осуществил лично, – одни выдуманные детали накладывались на другие, и в конечном итоге сам Крис не мог отделить правду от приукрашиваний и преувеличений. Под конец, когда остальные сотрудники «Шорн» сообразили, что к чему, он бросил это гиблое дело и просто стал жить легендой. Среди шумихи один факт стал очевиден всем жителям Лондона – существуют куда более легкие способы сделать себе имя, чем выйти против Криса Фолкнера.
– Двойной капучино для Криса, – крикнула девушка за стойкой.
С сотрудниками «У Луи-Луи» Крис был на ты – они отрезали обложку с последнего номера GQ и прикололи над прилавком. Крис неохотно оставил на ней размашистый автограф, и теперь всякий раз, как он приходил за кофе, собственное намакияженное лицо ухмылялось из-под глянцевой черной надписи, заарканившей его, словно тюремная решетка. От этого становилось слегка не по себе. Слава капала на него, подобно смоле, и постепенно затвердевала янтарем, из которого ему не удавалось выбраться. Впервые со времен смерти Эдварда Куэйна о нем стали много писать на фанатских сайтах. На почту сыпались письма с невероятными сценическими псевдонимами восточноевропейских девушек по вызову и «горячими линиями» кредитных карт – с предложениями разной степени пристойности.
«Ну вот, тебя пришпилили, используют напропалую, и никаких шансов…»
Решение вскипело внутри, подобно молочной пенке – пузырьки идей наползали один на другой. Возможно, дело было в желто-черном шахматном узоре плитки за стойкой, или сработала техника диссоциативного мышления, которую он неделю назад освоил на психологическом тренинге. Как бы то ни было, Крис запомнил озарившее его решение и вместе с кофе забрал его на верхние этажи шорновской высотки.
– «Камбоджиа Ресурсинг» по-прежнему демонстрирует тенденцию к росту цен на акции, – докладывал лифт, пока они поднимались. – Торги закрылись на…
Крис выключился. Он уже знал.
Майк Брайант разговаривал с компом. Крис мог слышать его голос из-за двери: Майк диктовал отдельные куски инфомодулю. Большую часть вчерашнего дня они работали над этим документом для камбоджийских повстанцев, обсуждая каждую фразу. Восточно-азиатская комиссия по вопросам торговли и инвестиций с особым рвением призывала «Шорн» действовать согласно Уставу. Промышленный шпионаж выявил, что «Накамура» дали взятки чиновникам высокого ранга.
– Нас не интересуют «так называемые» – вычеркни эту строчку, и не интересуют территории, обозначенные вами как зоны для переселенцев, как и то, что в них происходит. Управление лагерями, естественно, выходит за рамки нашей юрисдикции, при условии что на их территории открыто не нарушаются права человека, ум-м, при условии что на их территории не нарушаются права человека, м-м-м… Нет, сотри, выходят за рамки нашей юрисдикции, у-у, при условии, в том случае, если, да еб твою…
Крис ухмыльнулся и постучал в дверь.
– Что? – рявкнул Брайант.
– Проблемы?
– Крис! – Брайант стоял посреди кабинета, положив отполированную бейсбольную биту сзади на шею и обвив ее руками. В такой позе он походил на распятого человека, а измученное выражение лица усиливало это впечатление.
– Вот веришь – я этой хренью с восьми утра занимаюсь. В полдень нужно передать данные на спутник, а я еще только гребаное сопроводительное письмо причесываю. Вот, послушай.
Брайант подошел к столу и зачитал вслух документ, выскочивший из принтера, подключенного к инфомодулю:
– «Управление лагерями, естественно, выходит за рамки нашей юрисдикции, при условии что на их территории не нарушаются права человека». Да Сари озвереет, если это получит – скажет, мы намекаем, что пятничное заявление – ложь.
– Но ведь так и есть.
– Прошу тебя, – Брайант потер затылком о биту. – Я тут пытаюсь заниматься политикой. Мы не можем намекать на то, что он лжет.
– Я думал, мы остановимся на варианте «если на территории не нарушаются права человека».
Брайант покачал головой:
– С ООН такое не прокатит. В Норвегии разошелся отчет «Эмнести», на министерском уровне его не готовы опровергнуть. Мы должны придерживаться «расплывчатой, но твердой» позиции. Я тебе Хьювитт цитирую.
– Расплывчатой, но твердой, – Крис скорчил гримасу. – Мило.
– Гребаная «Эмнести».
– Ну да. Бывает такая хрень, – Крис подошел к Брайанту и прочел текст через плечо. – Что, если…
Он выхватил лист из принтера и пробежал документ глазами. Брайант опустил бейсбольную биту и поставил ее в угол.
– …Уверены. Вот так, смотри. Управление лагерями бла-бла-бла выходит за рамки нашей юрисдикции, и мы уверены, что на территории не нарушаются права человека – нет, не так… Что «на территории не нарушаются права человека, как предполагалось ранее». – Крис протянул бумагу Майку. – Как тебе?
Брайант схватил документ.
– Вот ведь сукин сын. Я сорок пять минут бился над фразой.
– Все дело в кофеине, – Крис поднял стаканчик из «У Луи-Луи». – Хочешь?
– У меня кофеиновое голодание. Мы с Макином с шести работаем. А час назад сверху спустили это. Нотли и управляющий совет. Им нужен ответ. Будто мне больше нечем заняться. Так, давай посмотрим… «на территории не нарушаются права человека, как предполагалось ранее». Точно. А что делать с этим? «Однако мы не можем допустить, чтобы ваши силы препятствовали поставкам топлива и продуктов».
– Замени на «силы, действующие в регионе». Звучит менее едко, зато он почувствует себя большой шишкой. Выглядит так, будто ты просишь его патрулировать зону, а не наводить порядок в собственных войсках.
Брайант что-то бормотал, пока карябал текст на листе бумаги, затем прочел то, что получилось:
– «Однако мы не можем допустить, чтобы силы, действующие в регионе, препятствовали поставкам топлива и бла-бла-бла». Гениально.
Крис пожал плечами:
– На здоровье. Я примерно то же написал несколько недель назад для «Пантер справедливости» – проглотили за милую душу. Разбой тут же прекратился. Практически всем повстанцам на самом деле хочется признания. Этакого покровительственного одобрения со стороны властного патриарха. Если верить Лопесу, после они расхаживают с важным видом и вешают распоряжения полиции по всем деревням.
Майк гоготнул:
– Лопес? Хоакин Лопес?
– Ага.
– Значит, ты провел тендер на должность Харриса.
– Ну, ты был прав. Он работает с нашими инвестициями, черт побери. А Лопес выкладывается на все сто и получает на полпроцента меньше. Похоже, он порвал Харриса в клочья на арене для корриды.
– Лопес еще молод, у него есть энтузиазм. Харрис давно выгорел, просто никто не бросал ему вызов до сих пор. Ты оказал большую услугу, убрав его.
– Идея принадлежала тебе. Так что, в любом случае, я тебе должен за хороший совет. Итак, какой хренью вы занимались с Макином в шесть утра? Мне стоит об этом знать?
– Не думаю… – Брайант не договорил. – Хотя, может, имеет смысл обсудить с тобой. Ты ведь работал с КЭСА, верно? Контролируемой экономикой Северных Анд? Когда был в ХМ?
Крис кивнул:
– Да, мы много занимались контролируемой экономикой. Любая компания с портфелем на развивающихся рынках обязана работать в этом регионе. А что? Что там сейчас происходит?
– Снова гребаный Эчеварриа. Помнишь день, когда мы впервые встретились. В мужском туалете. Я тогда сказал, что мне предстоит разговор с одним скользким хитрожопым диктатором – нам нужно пересмотреть бюджет?
– Так речь шла об Эрнане Эчеварриа? Я думал, он при смерти.
– Дождешься от него. Старому ублюдку стукнуло восемьдесят, за последние десять лет он перенес две серьезные операции и еще держится. Он своего старшего сынулю прочит в наследники после смерти – хочет, чтобы тот возглавил страну после него, учит его гребаным коррумпированным штучкам. И, как во всех семейках с гасиенд, от сыночка никакого проку. Торчит в казино Майами, нюхает кокаин и трахает местных гринго.
Крис снова пожал плечами:
– Похоже, все в порядке. Такую ситуацию легко контролировать.
– Не в данный момент, – Брайант ткнул несколько значков на экране инфомодуля, и картинка на дисплее изменилась: – Видишь ли, Эчеварриа-младший обзавелся кучей друзей в Майами. И все инвесторы.
– О.
– Вот именно, «О». Свежий приток бабла, в основном спонсируют Штаты, но некоторые поступления идут из Токио и Пекина, через американские фонды управления. Взгляни на снимок, – Брайант повернул экран инфомодуля к Крису. – Сделан на борту частной яхты Хейтема-аль-Ратрута на прошлой неделе. Узнаешь кое-кого?
Фото явно сделал папарацци. В спешке, под непонятным углом, из-за чего люди, которые обычно появляются лишь при полном параде в именитых журналах, выглядели непрезентабельно. Крис признал парочку голливудских див, демонстрирующих декольте, которыми они славились, госсекретаря США, вылавливающего оливку из мартини, и…
– Слева от тебя Эчеварриа-младший. В костюме от Инграм и дурацкой шляпе. Рядом с ним Конрад Римшоу, исполнительный глава отдела инвестиций в конфликты из «Ллойд Пол Нью-Йорк». Слева и чуть позади – Мартин Мелдрек из отдела по размещению капитала, работающий на «Калдерс Рэпид». Стервятники собрались.
– Но его отец еще с нами, верно?
– Пока да. – Брайант кивнул и коснулся другой части экрана. Фото уменьшилось, вместо него выскочила расчетная ведомость. – Однако задачка не из легких. Вот фрагмент пересмотренного бюджета, о котором я говорил. Красным отмечены спорные моменты. Эчеварриа хочет больше, но мы не можем этого допустить.
Красным было отмечено много ячеек.
– Эчеварриа сотрудничал с мадридским офисом «Шорн» с двадцать седьмого года. Эрнан тогда осуществил переворот в стране. Надежный клиент. Наше подразделение развивающихся рынков поддерживало его на протяжении всей гражданской войны и периода жесткой политики. – Брайант по одному загибал пальцы, перечисляя услуги: – Топливо, боеприпасы, лекарства, боевые вертолеты, обучение его ребят борьбе с оппозицией и техникам ведения допросов. И все по бросовым ценам – двадцать лет вложения окупались сторицей. Пассивное население, низкие заработные платы и экономика ориентирована на экспорт. Классическая неолиберальная мечта.
– Но все изменилось.
– Да. В горах новое поколение партизан, которые требуют земельной реформы, в городах – недовольные студенты, а мы вернулись к тому, с чего начали. Отдел развивающихся рынков струхнул и спешно свалил все инвестициям в конфликты. Хьювитт передала проект Макину.
– Мило с ее стороны.
– Все случилось сразу после Гватемалы. Макин тогда создал себе прекрасную репутацию. Лучший аналитик года по проектам и тому подобное. Наверное, Хьювитт сочла, что он разрулит ситуацию с Эчеварриа в мгновение ока. Однако ничего не вышло, и меня попросили помочь. Отныне Эчеварриа – наша совместная с Макином проблема, мое мнение учитывается.
Брайант подошел к двери и плотно ее закрыл. Его голос стал тише:
– А я считаю, что он не справляется.
Крис оперся о письменный стол Брайанта, придвинулся к товарищу, чувствуя, что тот готов довериться и поделиться тайной.
– Так в чем проблема?
Брайант вздохнул:
– Проблема в том, что Макин не знает, как себя вести с Эчеварриа. Он привык иметь дело с мелкими революционеришками, окопавшимися в джунглях, заниматься их крестьянскими образовательными программами – он считает, что Эчеварриа из той же породы.
– Упс.
– Да, я ему говорил. В той части мира Эчеварриа, считай, без малого аристократы. По тамошним меркам. Вот откуда у них связи в Европе. Старина Эрнан – потомок конкистадоров Писарро[10]. О чем напоминает при каждом удобном случае. Естественно, на деле это означает, что среди его предков был грязный нищий сынуля, причем младший, какого-то наемника, урвавшего себе местечко на лодке, идущей из Испании. Но на переговорах так говорить не станешь.
– Что, Макин заявил подобное?
Брайант рассмеялся:
– Нет, я преувеличиваю. Все-таки Макин отличный переговорщик. Но стоит Эчеварриа начать бахвалиться своим аристократическим прошлым, как Макин закипает и едва не скалится. Эчеварриа это видит, и его испанское эго раздувается, а Макин щерится еще больше. В итоге мы в тупике. Пытаемся заключить с Эчеварриа долгосрочную сделку – заставить его, в конце концов, обещать нам, что КЭСА станет стабильной, а главное – нашей. Но с каждым разом отношение Эчеварриа все более враждебное. Теперь он требует вдвое увеличить военный бюджет, чтобы подавить восстание, а мы не можем этого сделать без ущерба для наших фондов. Проблема в том, что он принимает все на свой счет.
– Он не собирается подписывать контракт?
– В конечном итоге, может, и подпишет, – Брайант снова взялся за бейсбольную биту, крутанул ее в воздухе и положил на плечо. – Если я сумею его убедить. Однако может статься, что уже слишком поздно. Со здоровьем у него проблемы. Если он помрет или его состояние серьезно ухудшится, власть перейдет Эчеварриа-младшему, и тогда мы в жопе. Младшенький не питает иллюзий по поводу связей с Европой, а Макин бесит его своим отношением – он станет сотрудничать с «Ллойд Пол» и «Калдерс РэпКэп», просто чтобы утереть нам нос. Они будут счастливы занять наше место.
Крис отхлебнул кофе и задумался; Брайант тем временем направился к окну, выделывая пасы битой, будто отбивал мячи. Когда Майк повернулся к нему, Крис поставил полистирольный стаканчик на стол с полным спокойствием.
– А что повстанцы?
– Повстанцы? – Брайант в мольбе развел руки. – Да ладно тебе, кто они такие? Мы говорим о клиенте, с которым ведем дела двадцать лет. Нельзя списать все из-за какого-то кампесино[11], скрывающегося в горах. Там, поди, полсотни разных группировок, и все трындят о своем революционном наследии. Мы их не знаем, у нас нет времени, чтобы изучать, и потом…
– Я их знаю.
– Что?
– Говорю, я их знаю. «Развивающиеся рынки» в ХМ сделали тщательный обзор всех радикальных группировок КЭСА в прошлом году, – Крис махнул рукой. – Мы туда летали, Майк. Дома у меня где-то должны лежать файлы.
Брайант разинул рот.
– Да ты гонишь.
– Сводка будет у тебя на столе в четверг.
– Бог мой, ты мое спасение.
– Ах да, – Крис взял стаканчик с кофе и подошел к низкому столику, на котором у Майка стояла шахматная доска. Он подхватил коня указательным и средним пальцами и переместил на несколько клеток. – Чуть не забыл. Шах.
Брайант ухмыльнулся и сделал вид, что хочет ударить его битой. Крис перехватил ее второй рукой.
– Сукин сын.
– Ага, – Крис взглянул на доску. – И, пожалуй, мат через семь ходов.
Глава 16
Файлы ХМ хранились в гараже, на верхней полке, рядом с изношенными подшипниками, с которыми Карла по непостижимой причине не хотела расставаться. Крис забрался на стремянку и достал нужный диск, но когда спрыгивал, чуть не вывихнул лодыжку.
– Твою мать…
Если бы Карла увидела его пируэт, обязательно засмеялась бы. Громко захохотала. А он присоединился бы к ней, притворившись, что его эго ничуть не пострадало, а через несколько мгновений гнев и вовсе прошел бы.
Но этим вечером Карла вместе с двумя механиками из мастерской Мэла отправилась на семинар по разработке технологий виртуального проектирования, и ее отсутствие эхом носилось по дому.
Крис пошел в кабинет и вставил диск в инфомодуль. На экране всплыла поисковая строка.
– Контролируемая экономика Северных Анд, – сказал Крис машине. – Эрнан Эчеварриа, политические противники.
Строка поиска исчезла, а на ее месте, словно разноцветные пузыри, начали вспыхивать иконки фотографий. Крис стоял и смотрел, как программа пыталась быстро уменьшить множащиеся изображения, чтобы все уместились на одной экранной странице, но тщетно. Затем он отправился в гостиную за порцией виски.
Файл Крис составлял в комнате отеля на берегу Карибского моря. Ни о каких звездах речи не шло. «Хамметт Макколл» отправили в регион Северных Анд две команды – одна явилась с официальным визитом и поселилась в отеле «Хилтон» в Боготе, но она лишь создавала видимость и служила ширмой, в то время как вторая аудиторская команда прилетела тайно и, по легенде, искала локации для съемок малобюджетного фильма. Пот струился по лицу и телу – причиной тому были в равной мере высокая влажность и информация из отчетов об арестах. Пальцы оставляли влажные следы на клавишах ноутбука. Крис пил тростниковый ром и курил убийственные местные сигареты, при этом умудрялся большую часть времени держать все сведения в голове. Лишь изредка он замирал и отрывал пальцы от клавиатуры, будто услышал шум: даже ром не помогал забыть, что все, описанное в отчетах, происходило сейчас в полицейских участках по всему городу – включался инстинкт самосохранения.
Крис уверял себя, тогда и позже, что криков не слышал. Все дело было в докладах – остальное дорисовало воображение, всверливая картинки в мозг, подобно инструментам стоматолога. Вот и все. Он ничего не слышал.
Зазвонил телефон.
Крис резко подскочил и обернулся к гостиной. В руке он сжимал бутылку виски. Трезвонил домашний телефон – звонили по незащищенной линии. Крис вышел из кабинета и остановился в дверном проеме, таращась на маленький голубой экран. Символ входящего звонка мигал зеленым, аппарат тихо позвякивал.
Кто?
«Точно не Карла». Крис сверился с часами. Семинар продлится еще минут тридцать, хотя об этом он догадывался и до того, как проверил время. По мере того как их работа с разными графиками съедала все больше времени, которое прежде они проводили вместе, Крис и Карла постепенно перестали созваниваться и узнавать, кто где находился, разве что возникала необходимость.
Телефон пиликал.
Крис тупо уставился на него, сжимая бутылку виски и пытаясь сообразить.
По работе с ним связались бы через инфомодуль. Так всегда делали, и того требовала инструкция. В «Шорн» имелась директива, запрещавшая использовать незащищенные линии.
Телефон звонил.
Может, Эрик вышел из состоянии нелепой хандры и решил связаться? Когда Крис вернулся с севера, Карла рассказала ему о ссоре с отцом. Крис состроил гримасу. Этот викинг? Нет, маловероятно.
«Просто ответь на звонок, бога ради».
Читать бесплатно другие книги:
