Охота на дьявола Манискалко Керри

Глава 4. Шекспириха

Отель «Ист-Ривер»

Нижний Ист-Сайд, Нью-Йорк

21 января 1889 года

– Одри Роуз, опиши место преступления. – Дядя сунул Томасу в руки блокнот. – Запиши все и сделай рисунок. Инспекторы сфотографировали тело, но я хочу, чтобы на бумаге была каждая деталь, каждое пятнышко.

Он стучал по блокноту, с каждым ударом все сильнее.

– Нам не нужна еще одна массовая истерия. Это понятно?

– Да, профессор.

Томас принялся выполнять поручение.

Я расправила плечи, погружаясь в знакомое холодное спокойствие, и устремила взгляд на тело, стараясь не представлять себе жертву живой и здоровой. Эта женщина стала просто головоломкой, которую нужно решить. Позже, когда убийца будет пойман, я могу вспомнить о ее человеческой сущности.

– Жертва – женщина лет пятидесяти пяти – шестидесяти.

Я оглядела место преступления, больше не испытывая дурноты от крови, покрывавшей здесь почти все, как после жуткого дождя. У моих ног на полу валялось небольшое перевернутое деревянное ведерко, судя по сильному запаху хмеля и ячменя, из-под пива. Еще один беглый взгляд на комнату позволил предположить, что жертва была сильно пьяна: из-за алкоголя кровь стала более жидкой и плохо сворачивалась, поэтому так разбрызгалась вокруг.

– Вероятно, она была слишком пьяна, чтобы бороться с нападавшим.

Я показала на перевернутое ведро. Дядя, несмотря на страшную картину, казался довольным моим выводом и жестом велел продолжать. Я склонилась над телом, не обращая внимания на заколотившееся сердце. Женщина получила так много травм, что уже появился гнилостный запах. Несмотря на холод, проникавший через щели в окне, вонь разложения ударила мне в нос.

Я быстро сглотнула поднявшуюся к горлу желчь. К этому характерному сладковатому аромату нельзя подготовиться и нельзя его забыть. Зловоние гниющей человеческой плоти преследовало меня почти так же, как и жертвы, которых мы осматривали.

– Синяки вокруг шеи указывают на удушение. – Я дотронулась до одежды, прикрывающей ее лицо, и повернулась к Томасу. – Ты уже зарисовал?

– Почти. – Он вернулся к блокноту и развернул его, сравнивая сцену перед нами со своим рисунком. Подрисовав складки на одежде, он поднял голову. – Готово.

Без колебаний я убрала с ее лица то, что оказалось платьем, и оттянула веки трупа в поисках решающих доказательств того, что причиной смерти стало удушение.

– Присутствуют петехиальные кровоизлияния. Нашу жертву задушили, прежде чем…

Я подождала, пока дядя аккуратно перевернет ее на бок. Мой взгляд задержался на двух крестиках, вырезанных на ягодицах, что меня сразу отвлекло от обследования. Я сделала быстрый вдох.

– Прежде чем над нею произвели другие гнусные действия.

– Превосходно. – Дядя подался вперед, ища на трупе те же признаки, а потом осторожно вернул тело в положение, в каком оно было обнаружено. – Что ты думаешь о платье у нее на лице?

Я уставилась на тело, практически обнаженное, за исключением окровавленной одежды, которую убийца накинул ей на голову. Всякий раз, когда мы проводили вскрытие в лаборатории, дядя прикрывал жертвы тряпками. Трупы были ледяными и лежали на стерильном столе, но они заслуживали уважения. Неприличный вид жертвы – еще один способ, которым убийца буквально пытался лишить ее всего человеческого.

– Может, ему стало стыдно, – сказала я, пытаясь представить себе ход мысли преступника. Иногда это было слишком легко. – Возможно, она напомнила ему кого-то. Например, человека, которого он любил.

Я повела плечом.

– Она ведь и правда могла быть человеком, которого любил убийца.

Дядя покрутил усы. Казалось, ему хотелось походить по комнате, но она и так была слишком тесной для троих.

– И каков вывод? Зачем убийце, который так жестоко разрезал тело, беспокоиться о том, чтобы прикрыть ей глаза? Что это может говорить о нем?

Я посмотрела на Томаса, но он опять погрузился в собственные исследования и рисовал все, о чем просил дядя, и даже больше. Он стоял на коленях, точно фиксируя каждую колотую рану и угол, под которым вошло лезвие. Это напомнило мне тот самый раз, когда он практически уткнулся носом в одну из жертв Потрошителя. У меня по спине побежал холодок. Сходство этих дел мне не понравилось.

Я переключилась обратно на место преступления, размышляя над поведением убийцы. Возможно, он желал еще и опозорить ее.

– Полагаю, что он или она не хотел смотреть на лицо жертвы, – сказала я. – Возможно, не хотел думать о ней как о личности.

– Хорошо, – ответил дядя. – Что еще?

Игнорируя кровь на теле, я сосредоточилась на колотых ранах. Кто бы их ни нанес, он был в ярости. Так много порезов. Наверное, ее били снова и снова, с каждым ударом все более жестоко. Убийца рассвирепел, но оставалось загадкой, была ли эта ярость направлена непосредственно на жертву или же спроецирована на нее. Убийца мог просто перерезать ей горло одним ударом. Но он не выбрал этот милосердный способ. Он жаждал боли, наслаждался ею.

– Большинство ножевых ранений нанесены после смерти. Как и крестики, вырезанные на ее… ягодицах. – Я на мгновение зажмурилась. Перед моим мысленным взором опять возникла мисс Мэри Джейн Келли, последняя жертва Потрошителя. – Также у жертвы вспорот живот. В ходе вскрытия мы узнаем, изъяты ли какие-либо органы и какие именно. Однако, судя по впалому низу живота, я полагаю, что что-то было удалено.

– Хорошо. Тогда идем дальше. – Дядя снял очки и потер переносицу. – Чем это убийство отличается от убийств в Лондоне?

Я посмотрела на дядю.

– Вы же не думаете, что это жертва Джека-потрошителя?

Словно отрываясь от увлекательной книги, дядя отвлекся от созерцания трупа и встретился со мной взглядом. Не знаю, почему ни один из нас не касался этой темы, но каким-то образом, несмотря на все ужасы, с которыми мы сталкивались почти ежедневно, разговоры о Джеке-потрошителе оставались для нас под негласным запретом.

– Одри Роуз, чему я учу тебя в каждом деле?

– Придерживаться фактов, – машинально ответила я. Я сосредоточилась на том, чтобы расслабить мышцы – это помогало мне прояснить ум, отстраниться от эмоций и рассматривать улики, а не измышлять гипотезы, основанные на предположениях.

Дядя кивнул.

– Сюда же входит и исключение вариантов. Нам выпала уникальная возможность исследовать жертв Потрошителя. Мы точно знаем, в каком положении оставлялись тела, какие повреждения наносились жертвам. Это дает нам пищу для сравнения, не так ли?

– А, понимаю. – Томас сел на пятки и похлопал карандашом по блокноту. – Если бы это был научный эксперимент, то у нас были бы постоянные и переменные величины.

– Установление различий поможет нам исключить Джека-потрошителя, – сказала я, вникая в дядину методику.

– Молодцы. Оба. А теперь. – Дядя опять показал на шею. – Что сделал бы Потрошитель? Что он делал с каждой жертвой?

На мгновение мое сердце ухнуло в черную пустоту, с которой я так усиленно боролась. Мне было невыносимо думать о деле Потрошителя, но я больше не могла прятать свое горе или игнорировать зло, которое творилось прошлой осенью. С первого убийства прошло пять месяцев, пора раз и навсегда посмотреть в лицо правде и двигаться дальше.

Томас вполоборота повернулся ко мне, окинув меня быстрым аналитическим взглядом. Я знала, что он не станет перебивать и высказывать свое мнение, если только я не дам знак сделать это. Хотя у меня и возникло искушение позволить ему вместо меня столкнуться с этим монстром, но это моя обязанность. Он, конечно, наследник династии, погрязшей в крови, но и я тоже.

Крепко сжав трость одной рукой, второй я вцепилась в бок.

– Джек-потрошитель душил жертвы, прежде чем перерезать им горло. Всех. Даже мисс Элизабет Страйд.

– Вот именно. Во время того убийства ему помешали, но он все равно перерезал ей горло, прежде чем тем же вечером напасть на мисс Кэтрин Эддоуз. Этот же убийца… – дядя показал на лежащее перед нами тело, – …имел предостаточно времени для того, чтобы воплотить свои мрачные фантазии. По-видимому, он был с ней несколько часов, более чем достаточно, чтобы вскрыть ее. В трупе мисс Мэри Джейн Келли почти не осталось ничего человеческого. Обстоятельства того преступления были схожи с этим. Оно было совершено внутри помещения. Мисс Келли была проституткой. Она пила. Тем не менее этот убийца не следовал знакомой методике: перерезать горло и зверски выпотрошить. Да, у этой жертвы, возможно, пропали органы, но это не та же аккуратная манера, что в наших прежних делах в Лондоне. А теперь скажите, что еще не совпадает с почерком Джека-потрошителя?

Я поразмыслила над подробностями дела Потрошителя. Каждое место преступления врезалось мне в память – мне не приходилось долго думать, чтобы припомнить факты. Сомневаюсь, что когда-нибудь забуду эти преступления. Я уставилась на жертву. Синяки на шее были другими. Вместо длинных следов от пальцев Потрошителя – что-то вроде бороздок. На полу валялась пара разорванных чулок.

– Судя по отметинам на шее, жертву, вероятнее всего, задушили ее же чулками. Потрошитель совершал такие преступления руками.

Дядино лицо озарилось гордостью. Я была рада его одобрению, хотя оно и казалось немного странным в подобных обстоятельствах. Не уверена, что хочу, чтобы моим главным талантом стало расследование преступлений, но были варианты и гораздо хуже.

– Нож… – Я кивнула на него. – Это тоже различие. Джек-потрошитель никогда не оставлял оружие.

– Превосходно. – Дядя сделал глубокий вдох. – А более очевидное различие?

Томас резко встал и засунул блокнот во внутренний карман.

– Эта женщина старше всех жертв Потрошителя по крайней мере на десять лет.

Я перестала слушать дядю с Томасом, которые начали обмениваться версиями, словно обсуждали погоду. Из глубин памяти всплывало какое-то воспоминание. Неясное, оно тем не менее словно бы проступало сквозь густой туман. Я с трудом различала очертания…

– Нераскрытое убийство на «Этрурии», – сказала я, когда воспоминание наконец прояснилось. – То преступление схоже по почерку с этим.

На самом деле, если я не ошибаюсь, мы с Томасом тогда беспокоились, что привезли в Америку убийцу, вдохновленного Потрошителем. Беседа дяди с Томасом сразу оборвалась. Оба потихоньку уясняли связь. Несколько ужасных мгновений единственными звуками было наше дыхание на фоне беззвучия распростертой на кровати жертвы.

– Нам нужно посмотреть список пассажиров «Этрурии», – продолжила я, когда стало ясно, что дядя с Томасом пришли в замешательство от моего вывода. – Возможно, это лучший способ выследить убийцу.

– Это если убийца назвался настоящим именем, – скептически заметил Томас. – Когда продают билеты за океан, документов не требуют.

– Ты прав. Сомневаюсь, что он назвался настоящим именем, – ответила я, опираясь на трость. – Но в самом крайнем случае мы узнаем псевдоним, который может его выдать.

Дядя смотрел на комнату, и мне стало интересно, что именно он разглядывает. Через минуту он показал на труп.

– Давайте закончим осмотр. Я попрошу инспектора Бирнса послать кого-нибудь за информацией о пассажирах «Этрурии».

Когда мы договорили, я повернулась к телу, стараясь успокоить свой участившийся пульс. Я облизнула губы, надеясь, что чувство вожделения не отражается на моем лице. Сейчас неподходящий момент для румянца и горящих глаз. А поскольку чуть раньше Томас едва ли не танцевал, словно нас пригласили на грандиозный бал, то меня можно простить за нарушение благопристойности.

Я почувствовала на себе взгляд Томаса, словно он прикоснулся ко мне. Дядя может быть поглощен своими мыслями, но Томас никогда не пропускает изменений в моем настроении.

Я взглянула на него, нисколько не стыдясь. Его глаза потемнели от тревоги. У него была причина бояться – я едва себя узнавала. Нельзя наслаждаться таким насилием, но я не могла отрицать, какой в высшей степени живой ощущаю себя, когда изучаю смерть.

Возможно, дьявол внутри меня умолял об освобождении. Без лишней суеты я занялась делом.

Глава 5. Призрак из прошлого

Комнаты Одри Роуз

Пятая авеню, Нью-Йорк

21 января 1889 года

Перед тем как мы покинули отель, инспектор Бирнс пообещал зайти к нам, чтобы сообщить подробности о личности жертвы. Так и не получив разрешения провести вскрытие или присутствовать на нем, мы с Томасом и дядей отправились домой ждать новостей. После ужина я ушла переодеваться и заметила на туалетном столике конверт с лондонским штемпелем.

С любопытством я быстро вскрыла его и увидела незнакомый аккуратный почерк.

«До меня дошли слухи о вашей предстоящей свадьбе. Я на пути в Нью-Йорк и приеду через две недели. Скажи Томасу, что я хочу поговорить с ним до церемонии венчания. Это крайне важно. У меня есть кое-что нужное ему».

Странно. Ни я, ни Томас не сообщали о наших планах пожениться никому, кроме Лизы и моего отца. И отец наверняка не стал бы никому рассказывать о нашем желании обручиться, сначала не поговорив с Томасом. Существуют определенные обычаи, которые должны идти в нужной последовательности. Когда мой отец даст согласие, Томас сообщит своей семье. Пока стороны не подпишут все необходимые документы, никто, кроме близких родственников, не будет знать о помолвке. И тем не менее… кто-то еще знал, что она возможна. На самом деле этот человек, похоже, убежден, что свадьба состоится в ближайшем будущем.

Вздор.

Я скомкала письмо и сунула его через витую решетку в камин. Края почернели, потом стали оранжевыми, и наконец бумага загорелась. Я подождала, пока письмо не превратится в пепел, и отвернулась. В душе поселилось беспокойство. В записке не было ничего угрожающего, но отсутствие подписи тревожило.

Если это сестра Томаса, Дачиана, она обязательно подписалась бы, и сама записка была бы теплой и дружеской, как и сама Дачиана. И если бы её сообщение предназначалось именно ему, она отправила бы письмо напрямую брату. Бессмысленно писать мне и просить передать ее пожелания. А если это не Дачиана или ее возлюбленная, Иляна, то кто мог просить поговорить с Томасом перед нашей свадьбой?

Отчасти я беспокоилась, что это задумка озорного хозяина карнавала, с которым я играла в опасные иллюзорные игры. Могут ли у Мефистофеля быть шпионы в Нью-Йорке? Я глубоко вздохнула. Вряд ли его волнуют наши жизни. Он знает, что мое сердце принадлежит только Томасу. Он не настолько бессердечен.

Из бесконечного круга мыслей меня вырвал стук в дверь. Мое воображение часто рисовало затейливые картины. Скорее всего, это одна из них.

– Войдите.

Лиза с чашкой ароматного чая впорхнула в комнату и внезапно остановилась, наморщив носик.

– Пахнет горелой бумагой, – сказала она, помахав свободной рукой перед лицом. – Ты же не сжигаешь наши пьесы?

Я села, прислонив трость к кушетке, и нерешительно провела пальцами по рисунку своей парчовой юбки цвета морской волны. Теперь все казалось таким глупым.

– Я получила письмо.

Лиза пересекла комнату и подала мне чай.

– Да, и еще получишь немало, учитывая возможность скорой свадьбы. Ты сожгла это самое письмо?

Я кивнула и сделала быстрый глоток чая с весьма приятным насыщенным и одновременно пряным вкусом. Отпив еще немного, я ответила:

– Я… Похоже, я получила завуалированную угрозу. Хотя чем больше думаю об этом, тем больше мне кажется, что я преувеличиваю. Наверное, просто нервничаю перед тем, как отец даст свое благословение. Это же нормально?

При этом моём признании у Лизы глаза чуть не выскочили из орбит. Она подбежала ко мне и, отставив чашку, сжала мои ладони в руках, лицо ее светилось от восторга.

– Скандал! Интрига! Тебе и правда достается все веселье. Думаешь, это отвергнутая любовь ищет мести?

– Что? С чего ты взяла? – Я уставилась на радостно возбужденное лицо кузины и наконец уступила. – Что ж, по правде говоря, Мефистофель приходил мне на ум. Ему нравится лезть не в свои дела, но вряд ли у нас была любовь. И хотя возможно, что в какой-то момент я приняла необдуманное решение, на самом деле мне никогда не угрожало влюбиться в него.

Лиза с жалостью посмотрела на меня.

– Милая кузина, я знаю, что ты не питала никаких чувств к Мефистофелю. Вообще-то я говорила про Томаса.

Я открыла рот и захлопнула его, обдумывая услышанное.

– Томас не… – Я покачала головой. – До меня он ни за кем не ухаживал.

Между нами повисло неловкое молчание.

Лиза теребила оборки юбки.

– Ты уверена? Он говорил тебе об этом или ты предполагаешь?

– Я… – заспорила было я, но, поскольку речь шла о сердечных делах, кузина снова оказалась чертовски права. – Думаю, он уже упомянул бы, если бы ухаживал за кем-нибудь в прошлом. Он всегда так серьезно относился к работе с дядей.

Лиза, кажется, была готова что-то сказать, но вместо этого лишь сжала губы. Я вздохнула.

– Это глупо. У Томаса нет бывшей возлюбленной, которая хотела бы сорвать нашу свадьбу. Даже если бы это было возможно, откуда ей знать о наших планах обручиться?

– Слухи. Сплетни. Ты же знаешь, что нет ничего скандальнее или восхитительнее хорошего романа. Особенно после того, как вы с Томасом прославились в Лондоне. Дворецкий или слуга увидел переписку и запустил цепочку передаваемых из уст в уста секретов.

– Если бы мы отправляли приглашения или даже письма нашим семьям, тогда возможно. – Я взяла чашку с чаем и вдохнула успокаивающий аромат. – Может быть, Цзянь, или Гудини, или кто-то еще из «Лунного карнавала» довольно жестоко пошутил. Не удивлюсь, если они отправили анонимное письмо еще кому-нибудь. Ты же знаешь, что у них несколько извращенное чувство юмора.

Чем дольше я болтала, тем невероятнее становились мои предположения и сильнее тревога. Выражение лица кузины не помогало облегчить беспокойство. Лиза нацепила улыбку.

– Наверное, ты права. Уверена, после того как он десять дней досаждал тебе, один раз поцеловал, а потом сбежал в очередной город ради следующих побед, хозяин карнавала оставил шпионов и хочет испортить твою гипотетическую свадьбу, посылая письма в газеты за океан.

Проклятье. Я пожалела о том, что рассказала ей про злополучный поцелуй. Томас же воспринял все это гораздо лучше, чем я того заслуживала. Он только пожалел, что я не стукнула Мефистофеля по самому чувствительном месту за то, что он воспользовался мной.

– Паршивец.

Допив чай, я взяла трость и направилась к двери со всей уверенностью, на которую была способна.

– Я просто прямо сейчас спрошу Томаса про любые любовные увлечения.

– Отличная идея. – Лиза смотрела на книжные полки около камина. – Подождать тебя?

Я знала, что ей не терпится свернуться калачиком в обнимку с хорошим любовным романом, и не хотела, чтобы волнения помешали ей наслаждаться вечером. Я покачала головой.

– Спасибо, со мной все будет хорошо.

Совсем непросто красться по незнакомому дому ночью, а стучащая по тонкому ковру трость не способствует маскировке. Я морщилась каждый раз, когда она касалась пола, и молилась, чтобы дядя крепко спал. Однако после утреннего расследования он, скорее всего, изучает записи, в надежде, что инспектор Бирнс все же пришлет весточку в такой час.

Миссис Харви жила на том же этаже, что и мы с Лизой, и не стала бы поднимать шум, застукав меня. На самом деле она скорее подтолкнула бы меня к комнатам Томаса, весело напевая себе под нос. Во время плавания на «Этрурии» она практически подстрекала меня тайком навестить Томаса, передав мне записку, в которой он просил о встрече в полночь.

Я была очень рада, что отец с тетушкой еще не приехали. Было бы невозможно предсказать, где каждый из них окажется в этот час. После маминой смерти отец плохо спал и по ночам бродил по коридорам нашего дома, как неприкаянное привидение.

Дверь Томаса была приоткрыта. Я посмотрела в щель: любопытно, чем он занимается. Не удивлюсь, если он предугадал мой неожиданный визит. Лампа на прикроватной тумбочке горела, а в углу тихо потрескивало пламя. Сама комната была темно-синей, словно самые темные глубины океана.

Резная мебель красного дерева и мрачная цветовая гамма идеально подходили Томасу. Я постаралась не задерживать взгляд на кровати, но было трудно игнорировать ее захламленное состояние. На ней валялись бумаги и хаотичными стопками громоздились блокноты. Я ожидала, что Томас будет дремать, опираясь спиной на изголовье, словно уставший принц, отдыхающий на троне из книг.

У меня засосало под ложечкой, когда я вспомнила, что он читал записки Джека-потрошителя. Он упоминал об этом в Румынии, а потом еще раз, когда мы пересекали Атлантику. Я все еще не была готова узнать, что брат писал о своих преступлениях. Однако я испытывала облегчение, зная, что его дневники у нас и не попадут в руки тому, кто может их повредить или предать огласке.

Чувствуя себя незваным гостем, я постучала и тихо окликнула:

– Томас?

Запахло корицей с сахаром. Я толкнула дверь шире, опасаясь скрипа петель.

– Кресуэлл? – Я заглянула внутрь. – Где…

– Прошу, скажи, что все мои непристойные мечты наконец исполнились.

Я дернулась назад и выругалась, когда трость со стуком упала на пол. Развернувшись со всей возможной грациозностью, я сердито уставилась на Томаса.

– Ты зачем шныряешь по коридорам в такой час?

По лицу Томаса скользнула лукавая улыбка, и он жестом пригласил меня в комнату.

– Ты же осознаешь иронию своего вопроса, когда на самом деле точно так же шныряешь по коридору?

В ответ на мой раздраженный вздох он показал тарелку со сладостями и закрыл дверь ногой.

– Повар испек булочки с корицей, политые растопленным маслом с сахаром. Определенно это на утро, но я не смог удержаться.

Увидев мой недоверчивый взгляд, он возмущенно добавил:

– Попробуй устоять перед ароматом корицы, сахара и моей вечной любви – сливочного масла.

Я отщипнула кусочек булочки и, когда он растаял на языке, застонала от наслаждения. Идеально сбалансированного вкуса и сладости было достаточно, чтобы я забыла, зачем спустилась сюда в этот час. Томас водрузил тарелку на комод и смотрел на меня с таким же голодом и обожанием, как и на выпечку.

Не спуская с меня глаз, он стёр глазурь в уголке моего рта, и его губы тут же впились в мои. Поцелуй получился теплым и сладким. И совершенно неожиданным. Булочки были хороши, но это намного лучше. Томас медленно подвел меня к комоду, чтобы я могла присесть на него, разгрузив ногу. Пока мы целовались, он нежно держал мое лицо в ладонях, словно я самое дорогое, что у него есть.

Каким-то образом его нежное внимание разбудило во мне что-то неукротимое. Я желала большего. Я встала с комода и подтолкнула Томаса к кровати, наслаждаясь его удивлением. Томас быстро пришел в себя и, пробуя меня на вкус, провел ладонями вдоль моей спины. Через пару мгновений нас обоих перестало устраивать расстояние между нами. Томас опустил руки мне на бедра, сжав их одновременно нежно и сильно. Я скользнула ладонями под его сюртук и занялась шейным платком, но Томас остановился.

– Подожди, – сказал он, задыхаясь.

Я удивленно отстранилась.

– Я… это слишком?

Томас обнял меня одной рукой и, притянув к себе, проложил дорожку из поцелуев от губ к сердцу и обратно. Как и в лаборатории, он действовал медленно и тщательно. Прислушивался к каждому удару моего сердца, каждому вдоху и использовал свою дедукцию для моего удовольствия. Когда он наконец сумел снова оторватьс от меня, его дыхание было таким же тяжелым, как веки.

– Нет, Уодсворт. Это совсем не слишком. Просто…

– Это твоя добродетель, да? – поддразнила я. – Хочешь подождать, пока мы не поженимся?

– Боже, нет. – Он хмыкнул. – Я неприлично долго хочу тебя совратить. Если бы я был более эгоистичным, то взял бы тебя прямо сейчас, если бы ты позволила.

Я перевела взгляд с него на кровать, раздумывая.

– Однако… – Он сел на матрас и похлопал ладонью рядом с собой. – Сегодня ты можешь не захотеть двигаться дальше. Я…

Мои тревоги тут же вернулись, и я перебила его, пока не струсила:

– Ты ухаживал за кем-либо еще?

– Я… – Он посмотрел на меня в своей изучающей манере. Я ожидала озорства, но вместо этого он наклонился и целомудренно поцеловал меня. – Я никогда ни за кем не ухаживал официально и не просил разрешения это делать. Только за тобой.

Я выдохнула, но облегчение было недолгим. Мое внимание привлекла одна маленькая деталь. Его ухаживания за мной тоже не были официальными. По крайней мере пока мой отец не даст согласия. Томас провел по лицу ладонью, и я наконец заметила, что он пытается скрыть волнение.

– Ты должна кое-что прочитать, – сказал он. – Я это обнаружил недавно и никак не мог выбрать удачное время, чтобы показать тебе.

Внутри заворочалось что-то сродни истерике. Должно быть, он тоже получил анонимное письмо. Ладони внезапно вспотели, а во рту пересохло. Кто-то нацелился на нас по причинам, о которых я не смела думать.