Хозяева Острога Чадович Николай

– Как ты вообще относишься к Хозяевам? – поинтересовался Тюха. – Хорошо или плохо? Я это потому спрашиваю, что у вас, Свечей, относительно Хозяев существуют самые разные суждения.

– У меня какого-либо определенного мнения пока нет. Если я в чем-то и уверен, так это только в своем хорошем отношении к людям. Это для меня будет мерилом всего. Если выяснится, что Хозяева не желают людям зла – у меня сложится одно отношение. А если они собираются в самое ближайшее время истребить нас – совсем другое.

– В каком смысле другое? – переспросил Бадюг.

– В том смысле, что подобным планам надо будет как-то помешать.

– Не много ли ты на себя берешь? В одиночку такое дело не потянешь, а единомышленников там, – Бадюг ткнул пальцем вверх, – не найдешь. Все приручены да прикормлены.

– На сей счет у меня есть свои собственные соображения, делиться которыми я пока не собираюсь, – чтобы произнести эту в общем-то несложную фразу, Свисту пришлось сделать над собой усилие. Его, как говорится, уже развезло.

– А вы слышали про лестницу в небо? – поинтересовался Тюха.

Ответы боешников были или отрицательные, или уклончивые, и Тюха поспешил просветить их:

– Давным-давно один Хозяин влюбился в женщину человеческого племени и повадился ходить к ней в гости, для чего и устроил лестницу, соединяющую верхотуру с нашим обиталищем. По одним сведениям, лестница находится на улице Иголок, но по другим – на улице Ножиков.

– Сто раз там ходил, а ничего похожего не заметил, – буркнул Бадюг.

– Дело в том, что эта лестница заметна только влюбленным, – уточнил Тюха.

– Можно подумать, что я никогда не влюблялся!

– Имеется в виду не похоть, а истинная любовь, ради которой не жалко рискнуть жизнью.

– Врешь ты всё! Если такая любовь навалится, ты не прозреешь, а, наоборот, ослепнешь. Будешь какую-нибудь кривобокую уродку принимать за писаную красавицу.

Тюха спорить с ним не стал, а обратился к Темняку, до сей поры помалкивавшему:

– А как ты поведешь себя, если окажешься у Хозяев?

– Да никак, – беспечно ответил тот. – Мне у них попросту делать нечего. Я ни в Остроге, ни тем более на Бойле задерживаться не собираюсь. Покину вас при первой же возможности.

Такой ответ, похоже, не понравился Бадюгу, обидевшемуся за свой родной город.

– С Бойлом, допустим, всё понятно, – сказал он. – Местечко, прямо скажем, малоприятное. А чем тебе, спрашивается, не понравился наш Острог?

– Я этого не говорил. Городок очень даже приличный, и люди в нем замечательные. Но, к сожалению, долгое пребывание здесь не входит в мои планы.

– Тогда зачем ты вообще сюда заявился?

– Так уж вышло. Представился случай пообщаться с людьми, и я не преминул им воспользоваться. В моей бродячей жизни это большая редкость.

– Случай, надо полагать, был с крыльями?

– Вроде того. Почему ты так решил?

– Иным путем в Острог попасть невозможно. В его стенах нет ворот.

– Впервые слышу про такое. Город без ворот – то же самое, что человек безо рта… Или без дырки в заднице.

– Тем не менее такой город существует, – вмешался Тюха, умевший в двух словах изложить то, на что Бадюгу потребовалось бы как минимум дюжина косноязычных фраз. – Хозяевам ворота не нужны, поскольку нигде, кроме Острога, они жить не могут. А интересы людей здесь в расчет никогда не принимались. Мы ведь случайные жильцы. Тоже, наверное, когда-то прилетели сюда по воздуху.

– И с тех пор судьба крепко повязала вас с Хозяевами, – с сочувствием произнес Темняк. – Хотя принято считать, что две разумные, но совершенно разные расы вместе никогда не уживутся.

– Не уживутся, если между ними есть спорные вопросы, – сказал Тюха. – Допустим, мы будем претендовать на их самок, а они – на нашу пищу. Но в Остроге нет никакого соперничества. Мы слишком разные. Хозяевам не нужно то, что имеет ценность для нас. А про их ценности мы вообще не имеем представления.

– И всё же кое в чем вы постоянно пересекаетесь. Доказательством тому – Бойло, – Темняк с трудом подавил зевок.

– Никакое это не доказательство. Бойло – случайная прихоть Хозяев, превратившаяся в традицию. И потери, которые несут здесь люди, не так уж велики. Даже если Бадюга и прикончат здесь, пятеро его сынов дадут Острогу обширное потомство. Таким способом Хозяева людей не изведут.

– Скорее мы их изведём, – заплетающимся языком пробормотал Свист и тут же захрапел.

В наступившей тишине раздался зловещий голос Бадюга:

– Почему ты сказал, что меня прикончат?

– Да так, просто к слову пришлось, – Тюха уже и так понял, что сказал глупость. – Ты лучше спи. Поздно уже.

– Как же, заснёшь тут с тобой! Всю душу разбередил… Тебе хорошо! Шесть схваток только и осталось. А мне все шестнадцать! Как подумаю про это, так дурно становится.

– Не убивайся зря, – Тюха всячески старался загладить свою невольную бестактность. – Пока командир жив и здоров, нашей стае ничего не грозит. С ним не пропадешь.

Темняк никак не отреагировал на эти хвалебные слова, впрочем, не имеющие никакого отношения к лести. Льстецов на Бойле не бывает.

Темняк уже спал. Но сон его не был спокоен.

Они проснулись все разом, и причиной тому был синий мертвенный свет, заливавший нору. Создавалось впечатление, что кто-то изнутри светит в неё прожектором.

Растерянные, ещё не отошедшие ото сна боешники казались в этом зловещем свете вурдалаками, уже тронутыми тлением, чему в немалой степени способствовала чёрная раскраска, покрывавшая их лица.

– Что это ещё за светопреставление? – свистящим шепотом осведомился Темняк, никогда не забывавший о своих обязанностях командира.

– Приглашение на ночную схватку, – пояснил Тюха (тоже почему-то шепотом). – Со мной такое уже случалось однажды.

– И кому это только нужно! Неужели им дня мало?

– Ночью всё бывает совсем иначе. Драться приходится вслепую. Невозможно даже отличить своего от чужого. А хуже всего то, что твой лук в темноте окажется бесполезным.

– Давай тогда притворимся спящими и наплюем на это приглашение, – предложил Темняк. – Вдруг мы все глуховатые?

– Смотритель найдет способ изгнать нас из норы. Будет лучше, если мы выйдем сами.

– Тогда пошли, – согласился Темняк. – Как там Свист?

После минутной заминки Тюха доложил:

– Похоже, он немного не в себе. Бормочет что-то… Действие снадобья ещё не закончилось.

– Значит, на него надежды мало, – с досадой молвил Темняк. – К хромой ноге да ещё и голова набекрень.

– Ничего, на свежем воздухе оклемается…

Толкая впереди себя осоловевшего Свиста, стая выбралась из норы. Оказалось, что жутковатое сияние испускает Смотритель, висящий над улицей, словно огромный пузырь, наполненный фосфоресцирующим газом.

В дальнем коне улицы уже показалось несколько человеческих силуэтов, многометровые тени которых убегали во мрак. И хотя с такого расстояния и при таком освещении рассмотреть какие-либо подробности было невероятно трудно, создавалось впечатление, что в арсенале у врагов отсутствуют щиты.

Когда Темняк в предположительной форме сообщил об этом Тюхе, тот ответил, что ночью от щитов толку мало, одна обуза. Сразу и грудь, и спину не прикроешь.

Удостоверившись, что стая Темняка не собирается уклоняться от схватки, Смотритель погасил свою зловещую иллюминацию, и огромное облако света мгновенно превратилось в тусклую искру, мигом взлетевшую на головокружительную высоту.

Наступила полная темнота, представление о которой имеют лишь шахтёры, спелеологи и узники штрафных изоляторов. Боешники, словно желая убедиться в реальности собственного существования, стали ощупывать свои тела, а потом и друг друга, причем Тюха угодил пальцем в глаз Бадюга, а Темняк порезал ладонь о край щита, служившего подпоркой Свисту.

– Вот это да, – сказал Тюха. – Даже собственного носа не видно.

– Черней, чем в колодце, – подтвердил Бадюг. – Шаг сделаешь – и сразу споткнёшься.

– Если я сплю, то помолчите, а если уже проснулся, помогите открыть глаза, – пробормотал Свист.

– В такой темноте могут сражаться только ненормальные, – сказал Темняк. – Не лучше ли будет дождаться дня?

– Ни в коем случае! – горячо возразил Тюха. – Если победа одной из сторон не определится до рассвета, Смотритель уничтожит обе стаи. Сейчас он пристально наблюдает за нами со стены. Обратите внимание вон на ту светящуюся точку.

Внимание, конечно, обратили (Бадюг даже шею едва не свернул), но так ничего толком и не разглядели. То ли Тюха приобрёл на Бойле необычайную зоркость, то ли, мягко говоря, выдавал желаемое за действительное.

– А если костер разжечь? – Идеи, как всегда, переполняли Темняка. – Хоть какой-то, да огонь.

– Не успеем. Чтобы поджечь свежий мусор, надо время.

– Тогда расскажи, как происходила ночная схватка, в которой ты участвовал. Если мы сами ничего придумать не можем, будем учиться на чужом примере.

– Как происходила… – Тюха задумался. – Сразу и не вспомнить… Сначала мы долго стояли в темноте, поджидая врагов. В точности, как мы сейчас. Потом не выдержали и сами пошли вперед. Столкнулись с чужаками совершенно неожиданно. Прямо грудь в грудь. И давай драться! Спиралями, кулаками, зубами, чем придётся… Орали, конечно. Только по крикам друг друга и распознавали. Когда куча распалась, стали гоняться один за другим, спотыкались, падали… Когда рассвело, оказалось, что в нашей стае погиб только один боешник, а во вражьей трое из четырех. Но раны всем достались. Причем половина – от оружия сотоварищей. Последнего чужака мы даже не трогали, а только разоружили. Его Смотритель прямо на наших глазах прикончил… Вот и всё.

– Лихо, – сказал Темняк. – Но нам такой метод не подходит. Нельзя пускать дело на самотёк. Той ночью вашей стае просто повезло, а нам надеяться на удачу не приходится. Поэтому внимательно слушайте мой план.

– Надо бы Свиста в чувство привести, – напомнил Бадюг.

– Повременим. Проку от него сейчас всё равно никакого. Что касается моего плана, то он связан с немалым риском. Тут уж, как говорится, выбирать не приходится. Впрочем, весь этот риск возьмет на себя один-единственный человек, который, держа наготове оружие, отправится навстречу врагам.

– В одиночку? – уточнил Тюха.

– Вот именно. Столкнувшись с врагами, он должен наделать как можно больше шуму, дабы те поверили, что имеют дело со всей нашей стаей. В суматохе они начнут раздавать удары налево и направо, калеча, а то и убивая друг друга. Я же тем временем подберусь поближе и открою стрельбу на звук. Когда-то у меня это неплохо получалось… Ну как, нравится вам мой план?

– Другого-то всё равно нет, – сказал Тюха без особого восторга. – А кого ты собираешься послать навстречу врагам?

– Мне без разницы. Но всем вам следует уяснить, что передовой боец не жертвует собой, а только рискует. Сразу после начала заварухи он должен упасть на землю и отползти в сторону. Тогда мои стрелы не заденут его. Без выдержки и сноровки тут не обойтись… Уж если говорить начистоту, то я бы послал вперед тебя. Больше, сам понимаешь, некого.

– Как это некого! – возмутился Бадюг. – Меня вы, похоже, уже и за человека не считаете. Вперед пойду я! И даже не пытайтесь меня отговорить.

Ещё даже не закончив последней фразы, он сорвался с места, о чем можно было судить по быстро удаляющемуся топоту его ножищ.

– Вот те на! – удивился Темняк. – С чего бы это он вдруг?

– Бывают в жизни такие моменты, когда чувство собственного достоинства превозмогает и страх, и алчность, и скудоумие, – сказал Тюха, которому, похоже, эта нравственная проблема тоже была близка.

– Как бы он нам только всё дело не испортил, – с сомнением произнес Темняк. – Хотя шума он наделает не за одну, а сразу за несколько стай.

– Ночная схватка имеет то свойство, что её итоги проясняются только с первыми лучами света. Но о её ходе мы так ничего и не узнаем, даже если останемся живы. Тьма скрывает от человеческих глаз как геройство, так и трусость.

– Да успокоитесь вы когда-нибудь или нет! – взмолился Свист, всё ещё пребывавший в счастливом состоянии отрешенности. – Дайте хоть ночью отдохнуть!

– Всё, больше ни звука, – заранее вложив в лук стрелу, Темняк поспешил вслед за Бадюгом.

Суматоха во вражеской стае началась гораздо раньше, чем это предполагал Темняк. Оставалось предположить, что Бадюг передвигался в темноте столь же уверенно, как и на свету.

Впрочем, шум, возникший впереди, напоминал скорее драку каких-то фантастических зверей, чем конфликт человека с человеком. Мрак ночи сотрясали и грозное рычание, и злобный вой, и бешенное ржание.

Только сейчас Темняк вспомнил, что Веревки были лучшими певцами во всем Остроге, чем в немалой степени способствовал их нудный, однообразный труд.

Но песни Веревок состояли не из слов, как у других народов, а из сплошных звукоподражаний.

Едва эти дикие звуки утихли – оставалось надеяться, что Бадюг успел отползти в сторону, – как раздались характерные щелчки спиралей, разящих цель со стремительностью атакующей кобры. Схватка завязалась даже несмотря на то, что одна из сторон в ней практически не участвовала. Плохо, если мрак застилает глаза, но ещё хуже, если горячность туманит разум.

Ориентируясь на звук, Темняк истратил изрядное количество стрел, а последний десяток выпустил веером, что называется, наудачу. Схватка (даже не с тенью, а с пустотой) тем временем продолжалась, и на судьбе вражеской стаи, похоже, можно было поставить жирный крест, в Остроге, кстати говоря, означавший совсем другое, а именно – сексуальную силу.

Впрочем, кровавый пир вскоре закончился и наступило отрезвление – состояние столь же мерзкое, как и муки совести. Недаром в мусульманском раю праведникам обещаны пиршества без запоров, половые сношения без нарушения девственности и пьянство без похмелья. Тот, кто составлял Коран, понимал толк в красивой жизни.

– Есть здесь кто-нибудь живой? – раздался поблизости чей-то растерянный голос. – Если есть, отзовись.

– Уже отозвался, – сказал Темняк, натягивая тетиву. – И что дальше?

– Это ты, Дряк? – обрадовался неизвестный. – Цел, значит?

– Я-то цел, но я не Дряк, – ответил Темняк, пуская на голос стрелу, а вслед за ней, для верности, другую.

– Чем это ты в меня бросил? – удивился неизвестный. – Палкой какой-то… Да ты, оказывается, не наш! Вот я тебе сейчас задам!

Спираль пошла кромсать воздух во всех направлениях, и Темняк поспешил убраться прочь. Если честно сказать, он не очень-то доверял своему оружию – яд, утративший свежесть, мог утратить и эффективность, хотя Тюха утверждал обратное.

Впрочем, бессмысленные выпады вскоре прекратились – то ли боешник затаился, то ли скоропостижно испустил дух. На Бойле наступило затишье, только кто-то глухо стонал в сторонке, да булькала кровь, изливаясь из крупной артерии.

Темняк двинулся было назад, но скоро сбился с пути и уперся с стену. Здесь он и решил дожидаться рассвета. В безопасности Тюхи и Свиста сомневаться не приходилось, но надо было выяснить, что сталось с Бадюгом, которого вдруг ни с того ни с сего потянуло на подвиги. Уж лучше бы держался за чужими спинами и не высовывался. Человек, совершивший не свойственный ему прежде поступок, заслуживает не только одобрения, но и вполне законного подозрения: а почему это ты скрывал свои способности раньше?

Размышляя о странностях человеческой натуры, одинаково способной и на восхитительные взлеты, и на позорные падения, Темняк незаметно уснул, поскольку ощущение выполненного долга – лучшее успокоительное.

Однако спал он всегда очень чутко и, заслышав поблизости подозрительный шорох, сразу встрепенулся. Мрак не то чтобы рассеялся, но дал легкую слабинку, позволявшую с расстояния в десять шагов отличить человеческую фигуру от груды уличного мусора.

Прежде чем ночной скиталец заговорил, Темняк узнал его по запаху горшечной массы, пропитавшей не только одежду, но и всё естество Тюхи.

– Как дела? – шепотом спросил Темняк (окружающий сумрак почему-то не располагал к разговору в полный голос).

– Всё в порядке. Свист уже пришел в себя. Мы о тебе беспокоились.

– Где Бадюг?

– Сам его ищу.

– Давай покричим. Авось и отзовется.

– Опасно. Вдруг какой-нибудь из вражеских боешников уцелел? Ещё набросится на нас врасплох.

– Полагаю, что такой сюрприз вряд ли возможен, – сказал Темняк, однако на всякий случай вложил в лук стрелу, одну из последних.

Вдвоём они осторожно двинулись вдоль по улице и вскоре наткнулись на того самого боешника, который ещё совсем недавно безуспешно искал своего приятеля Дряка – судя по имени, типичного Колодца.

Перед тем как впасть в кому, он успел переломить одну из стрел, но вторая благополучно вернулась сейчас к хозяину.

Дальше лежали ещё двое. Всё говорило о том, что они по ошибке изрубили друг друга спиралями. Отсутствие какой-либо раскраски (если, конечно, не принимать во внимание засохшую кровь) выдавало в мертвецах новичков. А ежели так, то где-то поблизости должны были находиться и другие члены стаи, имевшей перед схваткой полный состав.

Эти нашлись за кучей свежего мусора – даже не двое, а трое. Снизу лежал Бадюг, а на нём мертвецким сном почивали враги, сраженные стрелами (всё вокруг было утыкано ими).

– Неужели я его всё-таки зацепил! – расстроился Темня к. – Вот горе-то будет!

Вдвоем они быстро растащили бездыханные тела и убедились, что Бадюг жив, хотя и основательно помят. Видимо, следуя советам Темняка, он в самом начале боя бросился на землю, но далеко уползти не смог.

Враги, случайно наткнувшиеся на Бадюга, принялись топтать его ногами, поскольку от длинной, но хрупкой спирали в ближнем бою толку было мало – это то же самое, что кочергой ковырять в носу.

Тут бы, наверное, и конец пришел Бадюгу Веревке, но выручили отравленные стрелы, пущенные Темняком.

– Был у нас один калека, а стало два, – с горечью молвил Тюха.

– Вместо того чтобы хаять героя, вполне возможно, спасшего тебя от смерти, ты бы лучше поискал для него воды, – сказал Темняк.

– Зачем? Ведь Веревки боятся воды хуже клопов. Если ты заметил, они по утрам даже не умываются. А в чувство мы его приведем другим способом.

Покопавшись в мусоре, Тюха нашел что-то похожее на скукожившийся соленый огурец и, надломив его, сунул Бадюгу под нос.

Того сразу передернуло, как от удара электрического тока, и глазки, заплывшие от побоев, раскрылись, можно даже было сказать, вылупились. Сразу после этого раскрылся и рот с заметно поредевшими зубами. Голосом, в котором не было и намека на жизнь, Бадюг произнес:

– Убили.

– Конечно, убили, – охотно подтвердил Темняк. – Всех пятерых.

– Меня убили, – еле ворочая языком, вымолвил Бадюг.

– Ну-ну, успокойся… Ты преувеличиваешь.

– А почему тогда я слышу пение небесных дев?

Прислушавшись, Темняк и в самом деле уловил какие-то странные звуки, разносившиеся над сонным Бойлом. Казалось, что в полумраке чирикают воробьи, но воробьи здоровенные, словно страусы.

Впрочем, в такую рань боешники никогда ещё не просыпались, а посему не могли судить о порядках, царивших на Бойле по утрам. Возможно, этот чирикающий звук производил оседающий мусор или просто у Смотрителей происходила перекличка.

Поманив к себе Тюху, Темняк шепнул ему на ухо:

– Кто такие небесные девы?

– Веревки верят, что это волшебные существа, встречающие их на небесах после смерти. Они обязаны петь сладостные песни, варить крепкий кисель и удовлетворять любые другие прихоти своих подопечных, включая и похоть.

– И всех Веревок ожидает такая завидная участь?

– Полагаю, что всех. Кроме женщин, конечно, которым после смерти уготовлены не небеса, а самые глубокие колодцы. Женщины Веревок известны своим распутством и тяжёлым нравом.

– На месте Бадюга я не стал бы цепляться за постылое земное существование.

– Тем не менее его собратья предпочитают вить верёвки и терпеть унижения от своих женщин, чем витать в небесных высях.

Сам Бадюг в это время недоуменно моргал глазами, стараясь понять, о чем тут идет речь. Дабы внести окончательную ясность в его нынешнее положение, Темняк сказал:

– Успокойся, никаких небесных дев нет и в помине. Просто у тебя в ушах звенит от побоев. Отбрось сомнения и вставай на ноги. Жизнь, пусть и дрянная, продолжается… Только будь осторожней. Здесь повсюду валяются отравленные стрелы, и если ты случайно коснешься одной из них, свидание с небесными девами будет обеспечено.

Он помог Бадюгу встать и повел его подальше от этого места, потому что в редеющем сумраке уже наметилось какое-то движение, порывистая стремительность которого выдавала Смотрителя.

Тюха немного задержался, чтобы собрать стрелы. Невидимые воробьи продолжали чирикать, но не вверху, как того требовал здравый смысл, а где-то совсем рядом, скорее всего, за ближайшей разделительной стеной.

Когда запыхавшийся Тюха догнал друзей, Темняк спросил, старательно таясь от Бадюга:

– Если небесные девы сказка – кто же тогда поёт сейчас?

– Полагаю, что это какие-то хищные существа, доставленные сюда по прихоти Хозяев, – сказал Тюха.

– Забавно… – Темняк нахмурился. – Но ведь ты сам говорил, что Острог не имеет ни входов, ни выходов.

– Я подразумевал выходы и входы, предназначенные для людей. А Смотрители для того и созданы, чтобы шнырять повсюду. Если будет надо, они и на небо взберутся.

– Тогда уж небесным девам и в самом деле не поздоровится, – усмехнулся Темняк. – А для чего понадобились хищники? Хотя в общем-то я уже и сам догадываюсь об этом…

– Хищники понадобились для разнообразия. В самое ближайшее время они примут участие в схватках.

– И ты говоришь об этом так спокойно?

– Чудовища, крики которых ты слышишь сейчас, не идут ни в какое сравнение с нашими прежними соперниками. Сомневаюсь, что их можно убить стрелой из лука или заманить в яму. Уже самая первая встреча с ними будет для нас концом. Надеюсь, что быстрым и безболезненным. Так зачем же зря горевать?

– Такие слова простительны человеку, никогда не встречавшему иных чудовищ, кроме клопов и блох. А я за свою жизнь насмотрелся разных тварей – и бегающих, и прыгающих, и летающих, и ползающих. Поэтому уверяю тебя: любой хищник в сравнении с человеком – безобидная козявка. Не нам надо бояться их, а им – нас. Полагаю, что очень скоро ты убедишься в правоте моих слов.

Почивать они легли уже после того, как всех других обитателей Бойла поднял на ноги душераздирающий звук, возвещавший начало нового трудового, а вернее – ратного дня.

Благополучно проспав до сумерек, стая Темняка плотно поела и опять завалилась на боковую, но сон уже не прельщал боешников, как не прельщает чересчур обильная пища или слишком доступные женщины.

Избитого Бадюга за неимением ничего лучшего намазали той же самой мазью, что и Свиста, отчего вонь «хозяйского дерьма», и так донимавшая стаю всё последнее время, стала вообще нетерпимой. Однако и на улицу нельзя было высунуться – в самое ближайшее время ожидался сброс мусора.

Душевное потрясение, дважды подряд пережитое Бадюгом (в момент принятия безрассудно смелого решения и при воскрешении из мнимых мертвецов), сильно изменило его. Пространным и путаным речам он предпочитал теперь предельно краткие, сильные выражения и вообще всем своим видом демонстрировал готовность к новым подвигам.

Свист, полностью проспавший ночное побоище – пусть и не по своей вине, – наоборот, чувствовал себя обнесённым победной чашей и дулся на всех.

Никто не знал, чего ожидать от наступающего дня – слух о появлении на Бойле чудовищ уже стал всеобщим достоянием, – и, дабы отвлечь товарищей от тревожных дум, Темняк завел разговор про земли, окружающие Острог. Для них это было примерно то же самое, что для арабских феллахов, никогда не покидавших свой клочок земли, – рассказы Синдбада-морехода.

– Не знаю, сообразно с какими принципами действовали основатели Острога, но худшего места для города нельзя себе и представить, – начал Темняк. – На расстоянии двух-трех пеших переходов отсюда протекает удивительная река, которую называют по-разному – то Горькой, то Мертвой, то Ядовитой. Её испарения убивают даже птиц, пролетающих высоко в небе, а что уж тут говорить о заплутавших путниках или стадах скота, гонимых жаждой. Местность, прилегающая к реке, называется Долиной Костей. Скорее всего, эта река принадлежит совершенно иному миру, потому что её воды населяют твари, устроенные совсем иначе, чем все известные нам организмы. То, чем они дышат и чем питаются, – смертельная отрава для всех других существ.

– Действительно, малоприятное соседство, – согласился Тюха, самый благодарный из слушателей Темняка.

– Описав вокруг Острога широкий полукруг, река уходит в неведомые дали, о которых мне не доводилось слышать ничего хорошего. С другой стороны от города тянется высокая горная гряда, одетая в панцирь из замерзшей воды, называемый льдом. В этих горах стоит такая стужа и дуют такие ветры, что от них не спасает никакая одежда. Обитаемы там только глубокие пещеры, в которых гнездятся гигантские птицы-гарпии, находящие себе пропитание по ту сторону гор. О местах, где река смыкается с горами, ходят легенды. Горный лед имеет там ярко-желтый цвет, а пар от ядовитых вод столбами поднимается к небу… Вот и получается, что вы оказались как бы в двойной ловушке, – сначала неприступные стены, возведенные Хозяевами, а потом неприступные стены, возведенные самой природой.

– Но ведь ты собираешься покинуть Острог. Значит, ты не страшишься этих преград, – сказал Тюха.

– Страшусь, почему же… Но я уверен, что где-то между рекой и горами должен быть проход. На это указывают очень многие приметы. Даже здесь, в Остроге, я видел вещи, явно доставленные из внешнего мира.

– А если… – глянув вверх, начал Тюха.

– Нет. – Темняк опередил его ещё не высказанное предположение. – Упомянутые мною вещи слишком тяжелы, чтобы путешествовать по воздуху… Вот почему мне не терпится увидеть зверей, доставленных на Бойло. По их внешнему виду можно определить, приблизительно, конечно, где они обитали прежде. Например, хищники, покрытые густым мехом, водятся в краях с суровым климатом, то есть вверх по течению реки и по ту сторону гор. Хищники, у которых вместо шкур чешуя, живут в жарких странах, расположенных в устье Мертвой реки. При выборе верного пути пригодятся даже эти скудные сведения.

– А ты не допускаешь мысли о том, что Смотрители не нуждаются ни в каких проходах? Возможно, они умеют преодолевать ядовитые реки и холодные горы.

– Но тогда они доставляли бы в Острог мороженые туши и распухшие трупы, а не живых существ.

– Не понимаю, что тебя гонит отсюда, – подал голос Свист. – Сам же говорил, что люди, похожие на нас, встречаются очень редко. Вот и живи среди себе подобных. Подыщи подходящее занятие, найди удобную нору, женись.

– На Свече, – не без ехидства вымолвил Бадюг.

– Но не на Веревке же, которая будет изменять ему на каждом шагу! – Скрытое недовольство Свиста наконец-то нашло выход. – Не хочет Свечу, пусть берет Одёжку. Среди них тоже встречаются порядочные женщины. Живи себе в своё удовольствие и…

– И собирай мусор, – закончил Темняк.

– Не понимаю, чем тебе этот мусор дался! Не хочешь собирать мусор – трави клопов или присоединяйся к Ворам. Если ты не лентяй, дело по душе всегда найдется.

– Потом у меня родятся сыновья, а когда они вырастут, их тоже пошлют на Бойло, – похоже, что и Темняк начал распаляться.

– Может, и пошлют… Но это будет уже их жизнь. А ты хотя бы проживи свою собственную.

– Можете относиться к моим словам как угодно, но вы ведете жизнь, не достойную разумных существ. В других странах так живут бессловесные твари, расплачивающиеся за близость к человеку своей шкурой, своим мясом или своим непосильным трудом.

– Но мы-то ничем не расплачиваемся!

– Ой ли! Я напомню тебе эти слова завтра утром, когда по чужой прихоти ты будешь убивать своих братьев.

– Придёт время, когда с подобной несправедливостью будет покончено.

– Всё это самообман. Благие пожелания. Не пытайтесь подняться до уровня Хозяев, а тем более опустить их до своего собственного. Обе эти затеи одинаково несбыточны. Оставьте Хозяев. Откажитесь от их даров. Покиньте Острог и отправляйтесь на поиски нового дома и новой доли. Всегда найдутся отважные и мудрые люди, способные повести за собой других.

– Через отравленную реку? Через непроходимые горы?

– Да какая разница! Тот, кто видит перед собой великую цель, способен преодолеть любые преграды.

– Одного нашего желания мало! Кто нас выпустит из Острога? Наши мольбы никогда не дойдут до Хозяев. С таким же успехом можно обратиться за помощью к глухой стене или далекому небу.

– Просьба просьбе рознь. Некоторым просьбам просто нельзя отказать. Даже наперекор собственной воле… Сейчас я расскажу одну историю, из которой, при желании, вы можете почерпнуть немало поучительного. Будете слушать?

– Рассказывай, сна-то всё равно нет, – зевнул Тюха.

– Давай, – поддержал его Бадюг.

Свист ничего не сказал, но его молчание вполне можно было расценивать как согласие.

Темняк начал так:

– В давние времена в одном далеком мире, считавшемся некогда моей родиной, жило бедное и малочисленное кочевое племя. Себя они называли людьми Завета, поскольку полагали, что находятся под особым покровительством сурового, всевидящего бога, ими же самими и выдуманного. Так уж случилось, что бедные кочевники попали в зависимость от другого племени, куда более могущественного, многочисленного и просвещенного. Чтобы моя история была более понятна вам, назовём вождей этого племени Хозяевами, поскольку они разбирались в небесных знамениях, строили грандиозные сооружения и насылали на врагов смертоносные боевые колесницы.

– Что-то общее, конечно, есть, – констатировал Тюха.

– Сначала люди Завета не испытывали особых притеснений. Они занимались ремёслами, поклонялись своему богу, пели, плясали и умножались в числе. Даже хмельной кисель они умели варить, только называли его иначе. Но постепенно отношение Хозяев к незваным гостям изменилось. Их сочли за нахлебников, стали изнурять тяжелой работой, кормить впроголодь, всячески унижать. Дошло до того, что повитухам было велено убивать, всех младенцев мужского пола, родившихся у людей Завета.

– Нас подобная участь пока миновала, – заметил Тюха.

– Неизвестно, чем бы закончились эти гонения, но против них восстал один человек, долгое время воспитывавшийся среди Хозяев, но по рождению принадлежавший к людям Завета, – продолжал Темняк. – Он носил много звучных имен, но мы для краткости назовем его Мулей. Видя, в каком бедственном положении находятся его соплеменники, Муля стал смело защищать их, за что и угодил в немилость к Хозяевам. Некоторое время ему даже пришлось скрываться в изгнании. Но однажды на Мулю снизошло озарение – настоящее озарение, словно бы ниспосланное богом. Поверьте, такое случается с людьми, наделёнными богатым воображением, особой впечатлительностью и сильным характером. Он твёрдо уверовал в свое предназначение – увести людей Завета в другую страну, плодородную и просторную, где текут реки из киселя и где нет даже духа Хозяев.

– Дурак, – неодобрительно хмыкнул Бадюг. – Сумасшедший.

– И народ пошел за ним без всяких колебаний? – засомневался Свист.

– Народ свято верил в сурового бога, никогда и никому не открывавшего свой лик. Муля и сам человек истинно верующий, убедил соплеменников в том, что он является зримым воплощением этого бога, его глашатаем и вестником. Вне всякого сомнения, для этого нужно было иметь весьма незаурядные способности.

– У меня дед был такой, – не скрывая гордости заявил Бадюг. – Если поманит человека, тот хоть в колодец за ним бросится. Семь жен имел, одну другой краше. Последняя его из ревности задушила. Сонного.

– Жаль, – Темняк изобразил глубокую скорбь. – Безвременная кончина твоего деда лишила народ Острога весьма многообещающего претендента на роль великого вождя… Но, как мне представляется, в этой истории интересен не сам факт превращения простого человека во всесильного спасителя, а его взаимоотношения с Хозяевами. Они ведь могли запросто убить Мулю, который в последнее время и не думал скрываться. Однако он сразу запугал Хозяев, продемонстрировав простенький фокус с превращением обыкновенной палки в живую змею.

– Ты так тоже можешь? – наивно поинтересовался Тюха.

– Смог бы, – ответил Темняк. – Но здесь нет змей… Потом начались долгие и трудные переговоры. Хозяева то тянули время, то выставляли совершенно неприемлемые условия, а затем вообще отказались отпускать своих невольников. Наотрез отказались. Видя, что слова не возымели никакого действия, Муля сделал так, что вода в ближайших реках приобрела цвет крови и стала непригодной для питья. Даже рыба в ней передохла.

– Это тоже был фокус? – осведомился Свист.

– Нет. Я думаю, что любой из Бальзамов мог бы при желании сделать то же самое. Отравить воду в реке проще простого. Некоторые примитивные племена используют такой способ для ловли рыбы… Но Муля был способен и не на такие штучки. Когда первое предупреждение не помогло, он последовательно наслал на Хозяев полчища самых мерзостных и вредоносных тварей, стаи болезнетворной мошкары, моровую язву, падёж скота, непогоду, в тех краях никогда не виданную, а напоследок ещё и осязаемую тьму.

– Осязаемую тьму? – удивился Свист. – А это ещё что за чудо?

– Я и сам точно не знаю. Но, наверное, что-то очень страшное, ведь именно эта напасть окончательно сломила волю Хозяев. Уступив настоятельным требованиям Мули, они отпустили его народ на свободу.

– Брехня, – буркнул Бадюг. – Сказки.