Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник) Леблан Морис
– Должен ли я объяснять вам, на какой стадии находится расследование?
– Не стоит. Я читал утренние газеты. Позволю себе заметить, что вы не особо продвинулись.
– Именно по этой причине я обращаюсь к вашей любезности.
– Я целиком и полностью в вашем распоряжении.
– Скажите, ведь план разработали вы?
– От первой до последней буквы.
– Заказное письмо? Телеграмма?
– Их послал ваш покорный слуга. У меня даже где-то сохранились квитанции.
Арсен Люпен выдвинул ящик небольшого деревянного столика, который вместе с койкой и табуретом составлял всю обстановку камеры, вынул оттуда два листа бумаги и протянул их Ганимару.
– Прекрасно! – воскликнул Ганимар. – Я-то думал, что вас все время держат под наблюдением и обыскивают при малейшем подозрении! А вы читаете газеты, храните почтовые квитанции…
– Ба! Эти люди такие глупые! Они распарывают подкладку моего пиджака, отрывают подметки, простукивают стены… Но им и в голову не приходит, что Арсен Люпен слишком хитер, чтобы выбрать тайник, который так легко обнаружить. На это я и рассчитывал.
Ганимар, забавляясь, воскликнул:
– А вы странный парень! Вы изумляете меня. Ладно, расскажите об этом деле.
– О, вы слишком многого хотите! Чтобы я посвятил вас в свои секреты… Рассказал о своих маленьких проделках… Это слишком рискованно!
– Значит, я ошибся, рассчитывая на вашу любезность?
– Нет, Ганимар, и поскольку вы настаиваете…
Арсен Люпен прошелся по камере и, остановившись, сказал:
– Что вы думаете о моем письме барону?
– Я думаю, что вы хотели немного позабавиться, сыграть на публику.
– О, сыграть на публику! Уверяю вас, Ганимар, я был лучшего о вас мнения. Чтобы я, Арсен Люпен, занимался такими глупостями?! Никогда! Зачем писать барону письмо, если я мог и так его ограбить, без всякого предупреждения? Поймите же и вы, и все остальные, что это письмо было необходимой точкой отсчета, пружиной, которая привела в действие весь механизм. Ладно, обо всем по порядку. Если хотите, давайте вместе разработаем план ограбления Малаки.
– Я слушаю вас.
– Итак, представим себе замок, недоступный со всех сторон, хорошо защищенный, такой, каким был замок барона Каорна. Стал бы я отступать и отказываться от столь вожделенных сокровищ под тем предлогом, что в замок, где они находятся, невозможно проникнуть?
– Разумеется, нет.
– Попытаюсь ли я пойти на приступ, встав во главе шайки авантюристов, как в былые времена?
– Это ребячество!
– Попытаюсь ли я проникнуть туда тайком?
– Это невозможно.
– Остается один способ, единственный на мой взгляд. Я должен заставить владельца замка пригласить себя в гости.
– Весьма оригинальный способ.
– А какой простой! Предположим, в один прекрасный день владелец замка получает письмо, в котором говорится, что некий Арсен Люпен, известный грабитель, собирается обчистить его. Как поступит владелец замка?
– Он отошлет письмо прокурору.
– Который посмеется над ним, поскольку Люпен находится в настоящее время в тюрьме. Но владелец замка настолько обезумел от страха, что готов обратиться за помощью к первому попавшемуся, не так ли?
– Вне всякого сомнения.
– И тут он читает бульварный листок, в котором говорится, что знаменитый полицейский отдыхает в соседнем городке…
– Он непременно обратится за помощью к этому полицейскому.
– Вы сами это сказали. Но, с другой стороны, предположим, что Арсен Люпен, предвидевший этот неизбежный демарш, свяжется с одним из своих самых ловких приятелей, попросит его приехать в Кодебек, чтобы встретиться с редактором «Ревей», газеты, на которую подписывается барон, и дать ему понять, что он и есть тот самый знаменитый полицейский. Что тогда произойдет?
– Редактор опубликует в газете, что в Кодебек приехал этот самый полицейский.
– Замечательно. Из двух одно: либо рыба, то есть Каорн, не клюнет на приманку, и тогда ничего не произойдет, либо, а это наиболее вероятное предположение, он, дрожа от страха, примчится в Кодебек. И будет просить одного из моих друзей помочь ему в борьбе со мной!
– Очень оригинально.
– Разумеется, псевдополицейский сначала откажется. И тут приходит телеграмма от Арсена Люпена. Барон пугается еще сильнее, вновь умоляет моего приятеля помочь и даже предлагает определенную сумму за то, чтобы тот провел ночь в его замке. Мой приятель соглашается, приводит с собой двух молодцов из нашей шайки, которые ночью, когда Каорн находится рядом со своим так называемым охранником, через окно спускают на веревках предметы прямо в небольшую лодку, взятую напрокат. Все просто, как Люпен.
– И чертовски умно! – воскликнул Ганимар. – Невозможно перехвалить смелость и гениальность плана, тщательно продуманного в деталях. Однако я не знаю столь знаменитого полицейского, имя которого могло бы привлечь внимание барона.
– Есть такой полицейский. Один-единственный.
– И кто же это?
– Самый известный полицейский, личный враг Арсена Люпена, словом, инспектор Ганимар.
– Я?!
– Вы, Ганимар! И вот что самое восхитительное: если вы решите отправиться в замок и барон согласится с вами поговорить, то в конце концов вы поймете, что ваш долг заключается в том, чтобы арестовать самого себя, как вы арестовали меня в Америке. Э! Реванш превратился в комедию: я заставлю Ганимара арестовать Ганимара!
И Арсен Люпен от души рассмеялся. Оскорбленный инспектор поджал губы. Шутка не показалась ему смешной.
Появление надзирателя позволило Ганимару немного прийти в себя. Надзиратель принес Арсену Люпену, которому была сделана особая поблажка, обед из соседнего ресторана. Поставив поднос на стол, он удалился. Арсен Люпен сел, разломил хлеб на кусочки и, съев два-три из них, продолжил:
– Не волнуйтесь, мой дорогой Ганимар, вы не поедете туда. Сейчас я сообщу нечто, что изумит вас: дело Каорна скоро будет закрыто.
– Хм!
– Скоро будет закрыто, уверяю вас.
– Послушайте, но я только что встречался с начальником Сюрте…
– Ну и что? Разве господин Дюдуа знает обо мне больше, чем я? Скоро вы узнаете, что Ганимар – о, простите! – псевдо-Ганимар полюбовно расстался с бароном. Главная причина молчания барона заключается в том, что он попросил так называемого полицейского выполнить весьма деликатную миссию: связаться со мной и вступить в переговоры. Вполне вероятно, что в этот самый момент барон, заплативший определенную сумму, уже получил назад свои дорогие игрушки. А из этого следует, что он отзовет свою жалобу. Нет жалобы, нет кражи. И поэтому прокуратура прекратит…
Ганимар изумленно смотрел на узника.
– Но откуда вы обо всем этом знаете?
– Я только что получил телеграмму, которую ждал.
– Вы получили телеграмму?
– Только что, друг мой. Из вежливости я не стал читать ее в вашем присутствии. Но если вы позволите…
– Вы издеваетесь надо мной, Люпен!
– Будьте любезны, дорогой друг, осторожно разбейте это яйцо всмятку. И вы сами убедитесь, что я не издеваюсь над вами.
Ганимар машинально послушался, разбил яйцо ножом и тут же вскрикнул от изумления. В пустой скорлупе лежал голубой лист бумаги. По просьбе Люпена Ганимар развернул его. Это была телеграмма, вернее, часть телеграммы, от которой оторвали номер почтового отделения. Ганимар прочитал:
«Сделка состоялась. Сто тысяч франков получено. Все на мази».
– Сто тысяч франков? – переспросил он.
– Да, сто тысяч франков. Это мало, но сейчас настали трудные времена… И я тоже несу непосильные расходы! Вы же знаете мой бюджет… бюджет большого города!
Ганимар встал. Его плохое настроение улетучилось. Погрузившись в размышления, он мысленно перебирал все детали дела, пытаясь найти в нем слабое место, потом произнес тоном, в котором отчетливо слышалось восхищение знатока:
– К счастью, таких, как вы, не больше десятка. Иначе пришлось бы закрыть лавочку.
Арсен Люпен, скромно потупившись, ответил:
– Ба! Хотелось развлечься, занять себя чем-нибудь… Тем более что дело могло выгореть только в том случае, если бы я был в тюрьме.
– Как? – воскликнул Ганимар. – Ваш процесс, ваша защита, следствие – всего этого недостаточно, чтобы развлечь вас?
– Нет, я решил не присутствовать на своем процессе.
– О-о!
Арсен Люпен твердо повторил:
– Я не буду присутствовать на своем процессе.
– Правда?
– Ах, мой дорогой Ганимар! Неужели вы думаете, что я собираюсь гнить на этой сырой соломе? Вы оскорбляете меня. Арсен Люпен сидит в тюрьме столько, сколько ему угодно, и ни минутой больше.
– Возможно, было бы разумнее вообще не попадать в тюрьму, – заметил инспектор с усмешкой.
– Ах, господин полицейский изволит шутить? Разве господин полицейский забыл, что он имел честь арестовать меня? Знайте же, мой уважаемый друг, что никто – ни вы, ни кто-либо другой! – не схватил бы меня, если бы в тот критический момент мною не двигал более существенный интерес.
– Вы удивляете меня.
– На меня смотрела женщина, Ганимар, и я любил ее. Понимаете ли вы, что значит, когда на вас смотрит женщина, которую вы любите? Клянусь, все остальное не имело для меня никакого значения. И только поэтому я здесь!
– И уже давно, позвольте вам заметить.
– Сначала я хотел забыть… Не смейтесь! Приключение было очаровательным, и я до сих пор храню о нем самые нежные воспоминания… К тому же я в определенной мере неврастеник. В наши дни жизнь такая напряженная! Иногда надо делать то, что называется лечением одиночеством. Это место вполне подходит для подобного режима. Здесь всем прописывают курс лечения для поправки здоровья[1].
– Арсен Люпен, – заметил Ганимар, – вы смеетесь надо мной.
– Ганимар, – ответил Люпен, – сегодня у нас пятница. В следующую среду я приду к вам на улице Перголез в четыре часа дня, чтобы выкурить сигару.
– Арсен Люпен, я вас жду.
Они обменялись рукопожатием, словно добрые друзья, знающие друг другу цену. Полицейский направился к двери.
– Ганимар!
Тот обернулся.
– Что?
– Ганимар, вы забыли свои часы.
– Мои часы?
– Да, они случайно оказались в моем кармане. – Люпен с извинениями протянул ему часы. – Простите. Дурная привычка… Но я лишил вас часов вовсе не потому, что они забрали мои. Тем более что в моем распоряжении хронометр, на который мне нечего жаловаться. Он вполне удовлетворяет мои потребности.
И Люпен вытащил из ящика большие, толстые золотые часы на тяжелой цепочке.
– И из чьего кармана к вам попали эти часы? – спросил Ганимар.
Арсен Люпен небрежно посмотрел на инициалы.
– Ж. Б. Черт возьми, что это означает? А-а, вспомнил! Жюль Бувье, следователь, очаровательный человек…
Побег Арсена Люпена
В тот момент, когда Арсен Люпен, закончив обедать, вынул из кармана дорогую сигару с золотым ободком и стал с удовольствием ее рассматривать, дверь камеры отворилась. Люпен успел бросить сигару в ящик и закрыть его. В камеру вошел надзиратель. Это был час прогулки.
– Я ждал вас, мой дорогой друг! – воскликнул Арсен Люпен, пребывавший в хорошем настроении.
Они вышли. Едва Люпен и надзиратель исчезли за поворотом, как в камеру вошли двое мужчин и приступили к тщательному обыску. Одним из них был инспектор Дьёзи, вторым – инспектор Фоланфан.
Они хотели покончить со всем раз и навсегда, ведь никто не сомневался, что Арсен Люпен поддерживал связи с внешним миром и общался со своими сообщниками. Накануне в печатном издании «Гран Журналь» было опубликовано письмо, адресованное репортеру, ведущему раздел судебной хроники:
«Милостивый государь!
В статье, появившейся на днях, вы пишете обо мне в словах, которые нельзя ничем оправдать. За несколько дней до начала моего процесса я приду к вам и потребую сатисфакции.
С совершенным почтением,
Арсен Люпен»
Это был, безусловно, почерк Арсена Люпена. Значит, он отправлял письма. Значит, он получал их. Значит, можно было с уверенностью утверждать, что он готовит побег, о котором объявил в столь дерзкой манере.
Положение становилось невыносимым. С согласия следователя глава Сюрте господин Дюдуа приехал в Санте, чтобы лично изложить директору тюрьмы меры, которые было необходимо принять. Едва приехав, он послал двух своих людей провести обыск в камере задержанного.
Инспекторы разворотили все плиты, разобрали койку, сделали все, что положено делать в подобных случаях, но так ничего и не обнаружили. Они уже хотели отказаться от дальнейших поисков, как прибежавший надзиратель сообщил им:
– Ящик… Посмотрите в ящике стола. Когда я вошел, мне показалось, что он задвигал его.
Они посмотрели, и Дьёзи воскликнул:
– Боже, на этот раз мы возьмем его, нашего клиента.
Фоланфан остановил коллегу:
– Подожди, малыш, пусть начальник сам обыщет.
– Но эта дорогая сигара…
– Оставим «Гавану» и предупредим начальника.
Через две минуты господин Дюдуа осматривал ящик. Он нашел стопку статей, вырезанных из газеты «Аргюс де ла Пресс», в которых говорилось об Арсене Люпене, кисет с табаком, трубку, фиолетово-розовую бумагу и две книги.
Дюдуа прочитал названия. Это были английское издание «Культа героев» Карлайла и очаровательный эльзевир в старинном переплете – «Учебник» Эпиктета, немецкий перевод, опубликованный в Лейдене в 1634 году. Все страницы пестрели пометками, комментариями. Были ли эти записи условными знаками или доказательствами усердия, с которым Люпен читал?
– Потом посмотрим внимательнее, – сказал господин Дюдуа.
Он осмотрел кисет с табаком, трубку, а затем, схватив сигару с золотым кольцом, воскликнул:
– Черт возьми, да наш приятель ни в чем себе не отказывает! Это «Анри Клет».
Машинально, жестом заядлого курильщика господин Дюдуа поднес сигару к уху, слегка сжал ее и вскрикнул от удивления. Сигара рассыпалась. Он принялся внимательно рассматривать ее и вскоре между листьями табака увидел нечто белое. Осторожно, с помощью иголки, он вытащил рулончик очень тонкой бумаги, едва ли толще зубочистки. Это была записка. Развернув ее, господин Дюдуа прочитал слова, выведенные миниатюрным женским почерком:
«Одна корзина заняла место другой. Восемь из десяти готовы. Если нажать на внешнюю подножку, планка поднимается. Л.-С. Будет ждать каждый день с двенадцати до шестнадцати. Но где? Ответьте немедленно. Не волнуйтесь, подруга следит за вами».
Немного поразмыслив, господин Дюдуа сказал:
– Это достаточно ясно… Корзина… Восемь отделений… С двенадцати до шестнадцати, то есть с полудня до четырех часов вечера…
– Но этот Л.-С., который будет ждать?
– В данном случае под Л.-С. должен подразумеваться автомобиль. Разве на языке спортсменов Л.-С. не означает лошадиную силу, то есть мощность мотора? Двадцать четыре часа Л.-С. – это автомобиль мощностью в двадцать четыре лошадиные силы. – Поднявшись, господин Дюдуа спросил: – Задержанный обедал?
– Да.
– А поскольку он не прочитал записку, о чем свидетельствует состояние сигары, вполне вероятно, что он только что ее получил.
– Как?
– Вместе с продуктами. Например, в хлебе или в картошке, откуда мне знать?
– Это невозможно. Нам разрешили приносить ему пищу только для того, чтобы заманить в ловушку. И мы ничего не нашли.
– Сегодня вечером мы будем искать ответ Люпена. А пока подержите его где-нибудь в другом месте, не в камере. Записку я отнесу господину следователю. Если он придерживается того же мнения, что и я, мы сфотографируем ее, и через час вы сможете положить в ящик такую же сигару, содержащую оригинал записки. Надо сделать так, чтобы у подозреваемого не возникло никаких подозрений.
Не без любопытства господин Дюдуа явился вечером вместе с инспектором Дьёзи в каптерку Санте. В углу, на плите, стояли три тарелки.
– Он ужинал?
– Да, – ответил директор тюрьмы.
– Дьёзи, будьте любезны, разрежьте на очень тоненькие кусочки остатки макарон и разломите этот хлебный мякиш… Что?
– Ничего, шеф.
Господин Дюдуа внимательно осмотрел тарелки, вилку, ложку, нож. Это был обыкновенный нож с закругленным верхом. Он повернул рукоятку налево, потом направо. И тут она поддалась и отвалилась. Рукоятка оказалась полой. Нож служил футляром для записки.
– Уф! – удивился он. – Вообще-то, это слишком просто для такого хитреца, как Арсен Люпен. Но не будем терять время. Дьёзи, отправляйтесь в ресторан и все выясните.
Потом он прочитал:
«Полностью полагаюсь на вас. Л.-С. будет каждый день следовать на небольшом расстоянии. Я пойду вперед. До скорой встречи, дорогая и обожаемая подруга».
– Ну, – воскликнул господин Дюдуа, потирая руки, – полагаю, дело в шляпе. Небольшое усилие с нашей стороны, и побег удастся… Это поможет нам сцапать его сообщников.
– А если Арсен Люпен ускользнет от вас? – с сомнением спросил директор.
– Мы задействуем как можно меньше людей. Однако если он проявит ловкость… Честное слово, тем хуже для него! Что касается шайки, то если главарь отказывается говорить, значит, заговорят другие.
В самом деле, Арсен Люпен не был разговорчивым. Вот уже в течение многих месяцев господин Жюль Бувье, следователь, старался изо всех сил, но напрасно. Допросы свелись к лишенным всякого интереса беседам между следователем и мэтром Данвалем, звездой адвокатуры, который знал об обвиняемом ровно столько, сколько знал о нем первый встречный.
Время от времени Арсен Люпен ронял:
– Да, господин следователь, мы согласны: ограбление банка «Лионский кредит», кража на улице Бабилон, выпуск фальшивых банковских билетов, дело о страховых полисах, ограбление замков Армениль, Гуре, Эмблевен, Грозелье, Малаки – все это на совести вашего покорного слуги.
– Тогда можете ли вы объяснить…
– Бесполезно. Я признаюсь сразу во всем. И даже в десять раз больше, чем вы предполагаете.
Это была вялотекущая война. Следователь прекратил набившие оскомину допросы, но, ознакомившись с двумя перехваченными записками, возобновил их. Каждый день в полдень Арсена Люпена привозили из Санте в прокуратуру в тюремной карете вместе с другими заключенными, и все они возвращались в тюрьму около трех или четырех часов.
Но однажды возвращение происходило в особенных условиях. Допрос других заключенных еще не закончился, и было принято решение отвезти сначала Арсена Люпена. Так он оказался в карете один.
В тюремных каретах, называемых в народе корзинками для салата, было десять отделений – пять справа и пять слева, двери которых открывались в общий проход. В каждом из них было сиденье, рассчитанное на одного узника. Таким образом, пять заключенных находились рядом друг с другом, но разделенные перегородкой. Сидевший в конце прохода стражник наблюдал за порядком.
Арсена Люпена посадили в третье отделение справа, и карета тронулась с места. Он понял, что они покинули набережную Орлож и сейчас проезжают мимо Дворца правосудия. Когда тюремная карета оказалась посредине моста Сен-Мишель, он осторожно надавил правой ногой на заднюю стенку своего отделения. Раздался щелчок, и она чуть сдвинулась в сторону. Он увидел, что находится как раз между двух колес.
Арсен Люпен застыл в напряженном ожидании. Карета медленно ехала по бульвару Сен-Мишель. На перекрестке Сен-Жермен она остановилась – там упала лошадь, запряженная в грузовую повозку. Движение застопорилось, возникла пробка из фиакров и омнибусов.
Арсен Люпен выглянул в образовавшуюся дыру. Рядом стояла другая тюремная карета. Он еще больше расширил проем, опустил ногу на колесо и спрыгнул на землю.
Кучер, увидев беглеца, сначала рассмеялся, потом попытался позвать на помощь, но его голос утонул в уличном гуле.
Арсен Люпен пробежал несколько метров по тротуару, затем остановился, перевел дыхание и осмотрелся, словно человек, который не знает, куда идти. Потом, решившись, сунул руки в карманы и с беззаботным видом прогуливающегося прохожего продолжил путь по бульвару.
Стояла прекрасная погода, благословенная осенняя пора. Кафе были переполнены. Арсен Люпен присел за столик на одной из террас, заказал кружку пива и пачку сигарет. Выпив пиво и не спеша выкурив сигарету, он закурил вторую, а после, поднявшись, попросил официанта позвать управляющего.
Когда управляющий пришел, Арсен Люпен громко, чтобы все слышали, сказал:
– Мне очень жаль, сударь, но я забыл бумажник дома. Возможно, мое имя настолько хорошо известно, что вы согласитесь выделить мне кредит на несколько дней? Меня зовут Арсен Люпен.
Управляющий уставился на посетителя, решив, что тот его разыгрывает. Но Арсен Люпен продолжал:
– Люпен, содержавшийся в тюрьме Санте, сбежал. Осмелюсь думать, это имя внушает вам полнейшее доверие.
И под громкий смех присутствующих он удалился. Управляющий даже не пытался его задержать.
Арсен Люпен пересек улицу Суфло и вышел на улицу Сен-Жак. Он шел спокойно, останавливаясь перед витринами и покуривая сигареты. На бульваре Пор-Рояль он, оглядевшись, направился прямиком к улице Санте. Вскоре показалось мрачное здание тюрьмы. Идя вдоль стены, Арсен Люпен добрался до дежурившего муниципального гвардейца и, сняв шляпу, спросил:
– Это и есть тюрьма Санте?
– Да.
– Я хотел бы вернуться в свою камеру. Тюремная карета потеряла меня по дороге, и я не хотел бы злоупотреблять…
– Послушайте, дружище, идите своей дорогой, и побыстрее, – проворчал гвардеец.
– Простите, еще раз простите, но моя дорога лежит через эту дверь. И если вы помешаете Арсену Люпену войти, вас ждут крупные неприятности, друг мой.
– Арсен Люпен?! Да что вы такое говорите?!
– Очень жаль, но у меня нет с собой визитной карточки, – сказал Люпен, роясь в карманах.
Изумленный гвардеец смерил его недоверчивым взглядом с ног до головы. Потом, не говоря ни слова, потянул за шнур звонка. Металлическая дверь приоткрылась.
Через несколько минут разъяренный директор тюрьмы ворвался в каптерку, возмущенно размахивая руками. Арсен Люпен улыбнулся.
– Полно, господин директор, не стоит лукавить. Сами посудите! Вы предусмотрительно поместили меня одного в карету и устроили дорожную пробку, видимо, решив, что я сломя голову помчусь к своим друзьям. А двадцать агентов Сюрте, которые сопровождали нас пешком, в фиакрах и на велосипедах? Нет, они хорошенько отделали бы меня! Из такой передряги я бы живым не вышел! Скажите, господин директор, может быть, вы на это и рассчитывали? – Пожав плечами, он добавил: – Прошу вас, господин директор, не стоит больше заниматься мной. В тот день, когда я захочу совершить побег, посторонняя помощь мне не понадобится.
На следующий день газета «Эко де Франс», которая, право же, становилась официальным летописцем подвигов Арсена Люпена (можно было подумать, что он стал одним из ее основных акционеров), во всех подробностях описала эту попытку бегства. Она сообщила буквально обо всем: о содержании записок, которыми обменялись заключенный и его таинственная подруга, о способах передачи этой корреспонденции, о пособничестве полиции, о прогулке по бульвару Сен-Мишель и даже об инциденте в кафе на улице Суфло. Как выяснилось, все усилия инспектора Дьёзи, который подверг официантов ресторана пристрастному допросу, ни к чему не привели. Зато стало известно об одной удивительной вещи, свидетельствовавшей о бесконечном разнообразии средств, к которым прибегал этот человек: карета, в которой везли Арсена Люпена, была ненастоящей. Члены шайки Люпена подменили одну из тех шести, что обычно обслуживали тюрьмы.
Теперь никто не сомневался в том, что Арсен Люпен действительно собирается бежать. Впрочем, он сам недвусмысленно заявил об этом господину Бувье. Когда следователь принялся высмеивать его поражение, Арсен Люпен посмотрел на него и холодно сказал:
– Послушайте меня, сударь, и поверьте на слово: эта попытка была частью моего плана побега.
– Не понимаю вас, – усмехнулся следователь.
– А вам и не надо понимать.
Когда следователь во время допроса, протокол которого мгновенно был опубликован в «Эко де Франс», вновь принялся задавать вопросы, Арсен Люпен устало воскликнул:
– Боже мой, боже мой, зачем все это? Все эти вопросы не имеют никакого значения!
– Как это не имеют значения?
– Разумеется, не имеют, поскольку я не буду присутствовать на своем процессе.
– Вы не будете присутствовать?
– Не буду. Это окончательное решение. И ничто не заставит меня отказаться от него.
Подобная уверенность, необъяснимые утечки информации в прессу, происходившие каждый день, раздражали блюстителей правопорядка и выводили из себя. Но разгадку этих тайн знал только Арсен Люпен. Никто, кроме него, не мог предавать факты огласке. Но с какой целью он это делал? И как?
Арестованного перевели в другую камеру. Однажды вечером он спустился этажом ниже. Следователь завершил расследование и передал дело в Обвинительную палату.
Наступила тишина, которая длилась два месяца. Арсен Люпен провел их, лежа на кровати, почти всегда повернувшись лицом к стене. Казалось, перевод в другую камеру подействовал на него угнетающе. Он по-прежнему отказывался встречаться с адвокатом и едва обменивался несколькими словами с надзирателями.
За две недели до начала процесса Арсен Люпен повеселел, но начал жаловаться, что ему не хватает воздуха. Его стали ранним утром выводить во двор в сопровождении двух надзирателей.
Тем не менее любопытство публики не ослабевало. Каждый день все ждали сообщения о бегстве Арсена Люпена. Все даже хотели этого, настолько он нравился толпе благодаря своему остроумию, веселости, изобретательности и таинственной жизни. Арсен Люпен должен был убежать. Это казалось неизбежным. Все даже удивлялись, почему он медлит. Каждое утро префект полиции спрашивал у своего секретаря:
– Ну, он еще не сбежал?
– Нет, господин префект.
– Значит, это произойдет завтра.
Накануне процесса какой-то господин пришел в редакцию «Гран Журналь», попросил проводить его к редактору отдела судебной хроники и, бросив ему в лицо визитную карточку, удалился. На карточке было написано: «Арсен Люпен всегда держит свои обещания».
Вот в каких условиях начались судебные прения.
Зал судебных заседаний был переполнен. Все хотели видеть знаменитого Арсена Люпена и уже заранее радовались шутке, которую тот сыграет с председателем суда. Адвокаты и магистраты, хроникеры и репортеры, артистический мир и светские женщины – словом, весь Париж заполонил скамьи зала.
Шел дождь, день был сумрачным. Публика плохо разглядела Арсена Люпена, когда его ввели в зал. Однако походка, то, как он грузно опустился на стул, полное равнодушие и безразличие не свидетельствовали в его пользу. Несколько раз адвокат – один из секретарей мэтра Данваля, считавший себя недостойным той роли, которую ему навязали, – обращался к Арсену Люпену. Но тот лишь качал головой и молчал.
Секретарь суда зачитал обвинительное заключение, потом председатель суда произнес:
– Обвиняемый, встаньте. Назовите вашу фамилию, имя, возраст и профессию. – Не получив ответа, он повторил: – Ваша фамилия? Я спрашиваю, как ваша фамилия?
Уставший густой голос произнес:
– Бодрю Дезире.
По залу прокатился шепот. Но председатель суда продолжал: