Обрученные луной Арнаутова Дана

Глава 5. Чужие разговоры

Утро для Хольма началось с драки. Правда, чужой. Не успел он выйти во внутренний двор, чтобы размяться перед завтраком, как едва не споткнулся о двух катающихся по утоптанной земле Волков. Пригляделся, хмыкнул. Волки оказались из младшей дружины, новички, Хольм взял их только этой весной. Крепкие парни, и с оружием хороши, но головы горячие. Куда горячее, чем у него самого, а это о чем-то говорит.

Подойдя к бочке с водой, предусмотрительно поставленной у стены, он набрал ведро, вернулся к драчунам и выплеснул его разом на обоих. Ухмыльнулся, слушая брань, а потом Волки встали с земли, мокрые, взъерошенные и зло смотрящие исподлобья. Теперь уже на него, а не один на другого. Это хорошо… Значит, не всерьез дрались.

– За что грызетесь? – поинтересовался Хольм, будто не замечая сжавшихся кулаков и сузившихся глаз. – Повод хоть достойный?

– Наше дело, – буркнул мрачный, как грозовая туча, Рогволд, утирая кровь из разбитого носа.

– Сами разберемся, – поддержал его Лейв, у которого на скуле стремительно набухал кровоподтек.

– Ваши личные дела кончились там, где началась дружина! – рыкнул Хольм. – Вам, щенкам дурным, в бой вместе ходить. Останется такое вот дело не решенным, а потом друг другу спину доверить не сможете. Последний раз спрашиваю, за что грызня? Если причина стоящая, зовите один другого в круг, но как положено. А если просто лапы чешутся и морда кулака просит, я вам это и так устрою. Ну?

Еще несколько мгновений они продержались, потом отвели взгляд, не решаясь бросить вызов. Рогволд осторожно потрогал распухший нос, наливающийся синевой, Лейв чуть виновато покосился в ту сторону.

– Да не бери в голову, вожак, – неловко сказал он. – Ничего такого… Из-за девчонки сцепились. Этой… Рыси…

– Из-за кого?! – услышал Хольм собственный голос будто со стороны.

Что-то такое, видно, проступило у него на лице, потому что оба Волка глянули недоуменно и опасливо.

– Из-за Рыси, – подтвердил Рогволд. – Ну, той, что с наследницей приехала. Подружка ее, маленькая такая! Ры-ы-ыжая…

И мечтательно расплылся в улыбке, шмыгая окровавленным сизым носом.

Подружка? Так они не о Лестане?! Он совсем забыл, что в посольстве она не единственная девушка. Точнее, даже не подумал, что можно заметить кого-то другого! Хольм глубоко вдохнул прохладный утренний воздух и выдохнул, успокаиваясь. А еще парней дураками про себя назвал. Стоило сообразить, что вряд ли они посмеют даже носом повести в сторону наследницы клана. Что ж, если эти двое решили приударить за рыженькой Рысью, Мать-Волчица им в помощь! Но надо присмотреть, чтобы осторожнее ухаживали. После вчерашнего.

– Лапы при себе держите, – хмуро предупредил он. – А то пообрываю. Рыси и так думают, что мы тут все дикие, не знаем, какой стороной шкуру на себя надеть. Так что не позорьтесь, вежливо ухаживайте.

– Да куда вежливее! – хмыкнул Лейв, на глазах веселея. – Вон, как раз решали, кто ее на ярмарку пригласит со всем почтением. Почти решили…

– Дорешались? – ехидно спросил Хольм. – Теперь к девчонке с битыми мордами пойдете? Даже не знаю, захочет ли она рядом с такими горе-бойцами позориться?

Судя по вытянувшимся физиономиям, подобная простая мысль этим двоим в голову не пришла. Иначе, наверное, заранее договорились бы по роже не бить… Окинув их снисходительным взглядом, Хольм пошел к стойке с оружием, закрепленной под навесом, но передумал. Помахать мечом он всегда успеет, а сегодня нужно обязательно поймать отца и поговорить с ним о Лестане. Да и за вчерашнее хорошо бы извиниться. Если бы он умел в подобные минуты думать расчетливо и хладнокровно как Брангард! Или работать языком хотя бы вполовину так же быстро, как мечом и кулаками.

При мысли о Брангарде на сердце снова стало тяжело. Хольм привык верить брату во всем, даже когда Сигрун изо всех сил пыталась их поссорить. Брану это самому было не по душе, он мрачнел и пытался остановить мать, но та не желала ничего слышать, почему-то раз и навсегда решив, что Хольм мечтает стать вождем. Может, он и дурень, но не настолько! Его место – во главе дружины, там он знает, что делать, и даже старшие воины, признавшие Хольма предводителем, его слушаются. А Сигрун и в этом видит подтверждение, что Хольм рвется к власти!

Теперь она замыслила прибрать к рукам Лестану, выдав ее за Брангарда. Для Черных Волков это прямая выгода, породниться с Рысями – честь для молодого клана. И Рысям хорошо, волчьи мечи надежно прикроют их от Медведей. А главное, Лестане Брангард по сердцу, видно же! Рядом с ним она так и светится…

Хольм стиснул зубы, уговаривая себя не злиться на брата. Брангард играет честно, он вчера принес ему сережку Лестаны, хотя мог отдать сам. Да и должен был, вообще-то! Если бы у Хольма появилась такая возможность сделать девушке приятное, он бы в нее вцепился всей пастью. А Брангард… Неужели ему и правда не нужна Лестана? Или он просто хочет, чтобы Хольм уехал к Рысям и вечные раздоры в доме прекратились?

Мать-Волчица, как же все это сложно! Мерзко думать, что твоя семья решила от тебя избавиться, потому что ты не нужен. Слишком дикий, как говорит Сигрун. Слишком опасный – а ведь он всегда считал, что это похвала. Слишком страшный – и вчера Хольм увидел подтверждение этого в испуганных глазах Лестаны.

Прежде чем вернуться в свою комнату, он заглянул в купальню и с удовольствием облился прохладной водой. Зря Брангард над ним вчера посмеялся, мыться Хольм любил. В походе это роскошь, да и в лесу не всегда можно отыскать подходящий ручей. Но если уж он добирался до реки, то мог плавать часами. Волки – чистоплотные звери, хоть и совсем иначе, чем Рыси.

Одежду он тоже сменил, хоть и понимал, что с нарядами Брангарда тягаться бесполезно. Младший одевается на зависть любой девице, а на Хольме только доспех сидит как влитой. Но Волчицы никогда не ставили ему это в укор!

В дверь постучали, когда Хольм пытался прикинуть, какой пояс подойдет к новой черной рубашке и очень ли заметно, что она несколько месяцев пролежала в сундуке сложенной. И как он вообще должен подходить?! Ясно только, что любимый кожаный ремень слишком потертый, краска с него давно слезла от дождей и солнца. Покопавшись в том же сундуке, где умещалась вся его одежда, Хольм отыскал второй пояс, подаренный Брангардом и ни разу не надеванный. Но на красивом ремешке с чеканными серебряными бляшками не нашлось крючков для ножен. Ну кто делает мужской пояс без крепления для оружия?! И кто такое носит? Правильно, только его дорогой братец…

В дверь опять настойчиво забарабанили.

– Чего надо? – мрачно спросил Хольм.

– Господин Брангард велел передать, что гости едут к Лунному источнику, – послышалось из-за двери. – Если вы с ними, так поторопитесь!

К источнику! Без него! Помянув сквозь зубы Мать-Волчицу и ее хвост, Хольм захлестнул на себе привычный ремень, щелкнув пряжкой и уже не думая, подходит он к чему-то или нет. Быстро, как по тревоге, натянул сапоги, благо носил походные, скроенные без различия правой и левой ноги. И вылетел из комнаты, на ходу цепляя к поясу меч. Не то чтобы он кого-то опасался во владениях Черных Волков, а Лунный источник от города всего в часе езды, но без оружия чувствовал себя хуже, чем голым.

Гости уже садились на лошадей… Лестана со своей рыжей подругой, ее брат и пара Котов. А еще Брангард и два Волка из его охраны, приставленной Сигрун. В седле были все, кроме Брангарда, тот гладил по морде свою кобылу и что-то оживленно объяснял брату Лестаны, то и дело указывая на дворец. Красовался, как фазан!

Но уже в следующее мгновение Хольм устыдился, потому что при виде него в глазах Брангарда появилось явное облегчение, и братец быстро завершил рассказ. Время тянул! Ну точно, вон как нахмурилась госпожа Сигрун, вышедшая проводить сына и Рысей. Мачеха сладко улыбалась с крыльца, причем вполне искренне – ровно до того момента, как увидела Хольма. Как только Бран умудрился при ней кого-то послать с известием?

– А вот и мой дорогой брат! – провозгласил Брангард и кивнул Хольму на последнюю оседланную лошадь рядом с собой. – Ты ведь с нами?

В глазах Сигрун, поджавшей губы и еще сильнее выпрямившейся, вспыхнула злость. На Хольма она метнула один-единственный взгляд, но можно не сомневаться: после возвращения домой Брангарда ожидает нешуточная гроза. И снова Хольм задумался, что же творит хитроумный младший?

Он молча вскочил в седло, всей своей волчьей сутью ощущая, что Лестана совсем рядом. Правда, между нею и Хольмом – Брангард. Но все равно это так близко, что сердце замирает, а чутье напрягается, стараясь уловить нежный запах ее волос. Можжевеловая хвоя и земляника. И неуловимо тонкий сладкий аромат самой Лестаны… Хольму нестерпимо захотелось облизнуться, но он сдержался, конечно, только покосился туда, где за крепкими плечами Брангарда мелькала серебристая головка с уложенной венцом косой. Может, в дороге будет случай поговорить?

* * *

Когда служанка принесла завтрак в комнату и передала, что младший сын вождя зовет госпожу со спутниками на прогулку, Лестана готова была прыгать от счастья, как играющий котенок! Кайса только головой покачала и достала одежду для верховой езды.

Потом, глядя на Лестану, торопливо жующую творожную лепешку, подруга не удержалась и все-таки спросила:

– Ну и что будешь делать, если матушка твое сокровище от юбки не отпустит?

Мягкая и теплая, только из печи, лепешка едва не встала у Лестаны в горле. Она глотнула молока из глиняного стакана – у них в Арзине из таких пили разве что крестьяне – и с трудом проглотила показавшееся безвкусным тесто.

– Не знаю, – сказала тихо, сразу потеряв желание есть. – Кайса, я не знаю, что мне делать… Он ведь тоже не может бросить клан. Как я могу потребовать, чтобы он нарушил родительскую волю? Да и… не сумасшедший же он. Оставить родной город, где он сын вождя и наследник, ради… Ради чего?

– Ради тебя? – подсказала Кайса, глядя на нее с откровенной жалостью. – Леста, ну ты же видишь, какие они разные. Твой Брангард с Рысями точно уживется, он сам словно кот холеный. Лапы мягкие, шерсть бархатная, а уж мурчит! И не скажешь, что Волк. А Хольм – он другой. В Арзине ему такой воли не будет, разве что на границу от тебя сбежит. Не той он породы, чтобы на цепи сидеть…

– А что Хольм? – вспыхнула Лестана, вскакивая из-за стола и ожесточенно стаскивая платье, чтобы переодеться в замшевую курточку и штаны. – Он дикарь! Я и не собираюсь его никуда забирать! Меня послали за супругом, а не за… зверем!

– Этот зверь вчера бросился на твою защиту, – упрямо продолжала Кайса, тоже принявшись переодеваться. – Леста, ну ты же не дура, а творишь глупости. Хоть бы его поблагодарила!

– За что? – с тихой злостью отозвалась Лестана, понимая, что не права, но тоже заупрямившись. – Мы гости Волков, он обязан был нас защищать. Думаешь, если бы Брангард появился первым, то остался бы в стороне? Слышать ничего не хочу о Хольме! Он… страшный!

Кайса снова покачала головой, глядя на нее с выражением, о котором Лестана предпочла не думать, чтобы не обидеться на подругу. Конечно, та желает лишь добра, но как она не поймет? Нельзя даже думать о браке с тем, кого боишься! Да, разумеется, она поблагодарит Хольма. И постарается держаться от него как можно дальше!

Натянув сапожки для верховой езды, Лестана закрутила косу вокруг головы и закрепила ее шпильками. Глянула в зеркало, поставленное домовитой Кайсой на сундук у стены. Вчерашняя бледность прошла, сегодня Лестана чувствовала себя здоровой и готовой к любым испытаниям. Интересно, Брангарду нравятся девушки в штанах?

В щеки бросилась кровь при мысли, что вчера он мог не рассмотреть ее фигуру, да и одежда была пыльная. А сегодня… Она крутнулась, пытаясь разглядеть в небольшом зеркале, как облегает ее вычищенная прислугой Волков золотистая замша.

– Да хороша, хороша, – ворчливо отозвалась Кайса, тоже обуваясь. – Пойдем уж!

Ивар уже ждал их во дворе вместе с Альмом и Ронаном, парой воинов из отряда. А рядом… Сердце Лестаны сладко заныло, когда Брангард шагнул к ним навстречу и учтиво поклонился. Вспыхнув, она улыбнулась в ответ. Ивар же слегка нахмурился.

– Сережка так и не нашлась?

– Новые на двадцать лет сестре подаришь, – задорно отозвалась Кайса, а Лестана чуть качнула головой.

Любимых кошек-сережек действительно было жаль до слез, она не носила в ушах ничего, кроме них.

– Кстати, о сережках! Нам очень жаль, что в нашем доме с госпожой Лестаной случилась такая неприятность, – сказал Брангард. – Если прекрасная Лестана позволит сделать ей небольшой подарок… в знак уважения!

Он протянул небольшую коробочку из полированного дерева, и Ивар снова нахмурился.

– Не знаю, удобно ли… – протянул он.

Рассудком Лестана понимала, что двоюродный братец прав. Пока договор не заключен, принимать подарки не стоит. Вот если бы Брангард уже был ее женихом!

– Пустое, дорогой Ивар, – послышалось с высокого крыльца, и Лестана увидела на нем статную фигуру госпожи Волчицы. – Нам тоже неловко, что милую гостью обидели. Брангард сам выбирал ей подарок, но если так будет приличнее, сделаем вид, что он от меня.

И она со значением улыбнулась еще сильнее покрасневшей Лестане, у которой теперь не было никакой возможности отказаться. Взяв коробочку, Лестана открыла ее и тихонько ахнула от восхищения. Два серебряных цветка, усыпанных бриллиантами, сверкнули на утреннем солнце разноцветной россыпью искр. В середине каждого нежно белела крупная жемчужина, и Лестана сразу узнала работу Барсуков. Может быть, это тот самый мастер, у которого Ивар заказывал ей подарок? Неважно! Серьги чудесны. И если Брангард в самом деле выбирал их сам… Хотя от него она взяла бы любую дешевую безделушку! С радостью!

– Принимаю с благодарностью, – тихо сказала она.

Приличия требовали забрать подарок в комнату и надеть его потом, но Лестана чуть ли не впервые в жизни решила пренебречь этикетом. Под неодобрительным взглядом Ивара она взяла из коробочки сияющее чудо, и серьги прильнули к мочкам ушей так, словно были там всегда.

– Госпожа Лестана, вы прекрасны, – поклонился Брангард.

Под его восхищенным, но учтивым взглядом Лестане показалось, что она тает. Она всегда думала, что это девичьи выдумки! Ну разве можно так забыть гордость, чтобы греться в мужском внимании, словно кошка на солнце? А оказалось – бывает!

И все было бы хорошо, не появись Хольм! Ну зачем только Брангард задержался, рассказывая Ивару, как именно перестраивали дворец после пожара несколько лет назад?!

Лестана тяжело вздохнула, смиряясь с тем, что Брангард, похоже, очень любит своего брата…

Дорога к Лунному источнику оказалась чудесна. Она вилась по склону невысокой горы, широкая как раз настолько, чтобы две лошади спокойно шли рядом, но для третьей места уже не было. И конечно, Лестана с Брангардом ехали впереди. Второй парой оказались Хольм и Ивар, но если братец рассчитывал на интересный разговор с Волком, то просчитался. Всю дорогу Хольм молчал, и Лестана спиной чувствовала его напряженный взгляд, от которого между лопатками чесалось и невыносимо хотелось передернуться. Брангард опять был любезен за обоих, рассказывая о местном храме Луны, который возвели на самой вершине горы у священного источника.

Лестана слушала, но не столько плавно льющееся повествование, сколько голос Волка, мягкий, действительно мурлыкающий, как сказала Кайса. Даже в этом он полностью подходит ей, прирожденной Рыси! А Хольм молчал, и это казалось угрозой большей, чем любой гнев, выраженный словами.

Вершина горы открылась перед ними неожиданно. Только что перед глазами еще мелькал склон – и вот он резко оборвался, а из-за деревьев проступило что-то серое, гладкое… Лестана привыкла к ажурным нарядным храмам Арзина, словно выточенным из мраморного кружева, и не сразу поняла, что серая громада и есть святилище. Что ж, иного в этом диком краю было бы странно ожидать. Волки-воины спешились первыми и приняли поводья гостей. Брангард подал руку Лестане, немного опередив Ивара, и их ладони соприкоснулись – Лестану снова бросило в жар, но не болезненный, а приятный, сладкий.

Она улыбнулась Брангарду… И тут же словно ударил порыв холодного ветра – Лестана встретила взгляд Хольма. Синеглазый Волк стоял, уронив руку на меч, будто ждал нападения, всем видом источая холодную злость. И слова благодарности, приготовленные для него, замерли у Лестаны на губах, захотелось поежиться, отступить, укрыться за Брангардом, а для верности еще и остальных спутников оставить между собой и… этим. Да что же с нею такое! Ну почему она боится того, кто ничего плохого ей пока не сделал?! И как это отвратительно – бояться!

Поспешно отвернувшись, Лестана подошла к источнику, бьющему из расщелины небольшой скалы. Поляна была почти полностью окружена деревьями, а вода источника по выложенному камнями руслу огибала храм и ручьем спускалась куда-то вниз по другому склону.

Последовав за ней, Лестана тоже обошла храм и замерла. Немного ниже склон горы переходил в плато, на котором раскинулась чаша небольшого, но чистейшего озера. К нему вела лестница из широких каменных ступеней, а рядом с нею тек ручей, как раз наполнявший озерную чашу.

– Слезы Луны, так мы его зовем, – негромко сказал Брангард, останавливаясь рядом с ней в начале лестницы. – Если у вас есть заветное желание, госпожа Лестана, прошепчите его этой воде, зачерпните ладонями, выпейте и оставьте подарок. Наши девушки дарят Луне прядь своих волос… Вон, видите?

Между вершиной горы и озером росло несколько пышных кустов, и, приглядевшись, Лестана увидела, что на их ветвях развевается от ветра то, что ей показалось диковинным мхом. Длинные пряди, чаще всего черные, но были среди них и светлые, и рыжие…

– Хочу! – сказала она решительно. – Кайса, ты пойдешь?

Она вытащила шпильки, и освобожденная коса тяжело упала на плечи, а Лестана принялась ее расплетать.

– Да кто же так режет? – взвыла Кайса, когда Лестана отхватила с виска толстенькую прядь взятым у Ивара ножом. – Как я тебя заплетать буду? У-у-у-у…

Пока она примерялась к своим волосам, Лестана сбежала по ступеням, остановившись у самой воды. Зеркальная гладь отражала часть солнечных лучей, но глубина озера казалась бездонной, а еще здесь было гораздо холоднее, словно Лестана спустилась в подвал-ледник.

Озеро словно ждало чего-то, и Лестана встала на колени прямо на последнюю каменную плиту. Что же просить? В растерянности она поняла, что еще недавно у нее было только одно самое важное и заветное желание – призвать зверя и стать наконец полноценной Рысью! А теперь… Она едва не оглянулась туда, где наверху остались стоять ее спутники, но сдержалась. Долг или любовь? Ее внутренний зверь или Брангард?

«Луна-прародительница! – отчаянно взмолилась Лестана. – Ты ведь понимаешь, это я не от жадности! Пожалуйста, если можно, исполни оба моих желания! Я хочу стать настоящей Рысью, как все мои предки! И хочу любви и быть любимой в ответ! Прошу тебя… Но если… Если желание должно быть только одно, пусть я никогда не стану Рысью, только бы мой будущий муж любил меня и такой».

Ей показалось, что поверхность озера дрогнула, но это просто прошла рябь от ветерка. Лестана зачерпнула сложенными ладонями воду и чуть не вскрикнула – такой ледяной она была. Торопливо отпила, глотая обжигающую холодом влагу, на миг зажмурилась… А потом, вскочив, так же быстро побежала наверх, по пути остановившись и привязав длинную светлую прядь волос на свободную ветку куста.

Пока к озеру спускалась Кайса, Лестана снова заплела косу, стараясь ни на кого не глядеть. Щеки пылали, но внутри крепла странная уверенность, что она все сделала верно. Правда… наверное, стоило просить в мужья именно Брангарда, но Луна ведь и так видит, кого Лестана любит? Да, уже любит! Всем сердцем!

* * *

В город они вернулись только к обеду. Хольм, оставшийся без завтрака, уже готов был прямо в лесу перекинуться и поймать какую-нибудь мелочь, чтобы перекусить, но остановило, что Лестана и так считает его слишком зверем. Странно, она ведь сама – Рысь, воплощение хищности! Неужели не любит охоту? Жаркое упоительное чувство, когда мчишься по лесу, упруго отталкиваясь лапами и наслаждаясь послушным сильным телом… Это почти так же прекрасно, как быть с женщиной!

Он сильнее сжал в ладони поводья, вдруг поймав себя на простой мысли, которая на миг выбила дыхание, оглушила и заставила забыть все остальное. А был ли у Лестаны когда-нибудь возлюбленный?!

Светловолосая Рысь держалась так скромно и гордо, что ему в голову как-то не пришло… А ведь если она выбирает жениха, значит, еще свободна? Ни одна Волчица не согласилась бы выйти за нелюбимого, если уже отдала кому-то сердце. Это противно самой женской природе! Всякий знает, что лишь в любви рождаются сильные здоровые дети, наделенные даром двойного облика… Нет, если бы у Лестаны кто-то был дома, вождь Рассимор не стал бы принуждать ее к браку. Или… Мог ли он решить, что союз с Черными Волками важнее счастья дочери?

Хольм оглянулся на Лестану, снова едущую рядом с Брангардом, и разозлился на себя за глупые сомнения. Какая разница, что было раньше, если сейчас она выбрала его брата?! Ему, Хольму, она после вчерашнего слова сказать не хочет, а стоит глянуть в ее сторону – разве что не шарахается, как пугливый зайчонок. Все ее улыбки и взгляды – для Брангарда! И румянец на щеках, и короткая прядь обрезанных волос, которую Лестана, словно забывшись, потрогала рукой, когда младший придержал слишком сильно наклонившуюся над тропой ветку, чтобы Рысь могла под ней проехать…

Значит… Все потеряно? Как бы ни пытался младший уравнять их возможности, но если девушка уже решила, кто ей нужен, хоть наизнанку вывернись – не поможет! И стоит ли унижаться, прося любви той, кто тебя так старательно не замечает? Осознание этого накатило такой болью, словно Хольма саданули под дых сапогом, но он стиснул зубы и послал лошадь вперед, оторвавшись от отряда и спиной чувствуя взгляды.

Его никто не окликнул, и это окончательно убедило Хольма, что он прав. Наверное, Лестана еще и вздохнула с облегчением, когда рядом остался только Брангард!

Узкая горная тропа сама стелилась под копыта лошади. Хольм доехал до незаметной развилки, которую мог разглядеть только тот, кто о ней знал, и свернул, сократив путь до подножья горы во много раз. Пришлось, правда, ехать по лесу, кое-где пробираясь между зарослями боярышника, вставшего густой стеной. Зато он остановился у ручья, вдоволь напился и долго бросал ледяную воду, едва заметно пахнущую земляникой, в пылающее лицо. Помогло не слишком, но хотя бы расхотелось остаток дня провести в волчьем облике. Хватит уже веселиться, дома забот полно!

Завтра начинается Большая Летняя Ярмарка, и хотя все торговые дела на Брангарде, у дружины, за которую отвечает Хольм, тоже горячие дни. Нужно следить за порядком, не допуская, чтобы гости передрались друг с другом или с хозяевами. Разнимать захмелевших спорщиков и усмирять слишком буйных…

А еще нужно прикупить топоров для младших дружинников, если Барсуки привезут по сходной цене. У Волков, конечно, есть кузнецы, но с толстопятыми крепышами в ремесленном деле никто не сравнится. И неплохо бы заказать им десятка три-четыре луков, так, на будущее… Да мало ли хлопот у предводителя дружины или, как его исстари зовут Волки, Клыка? Пусть Хольм стал Клыком только два года назад, но он уж постарается, чтобы отец им гордился хотя бы в этом!

До города он добрался гораздо раньше, чем гости в сопровождении Брангарда. Завернул на кухню, не дожидаясь обеда, быстро сжевал половину жареной курицы и пару пирожков со свежей черникой – она только-только начала появляться в лесу. Ягодный запах и вкус некстати напомнили о земляничном аромате, преследующем Хольма повсюду. Но он упрямо отбросил эти мысли, а чернику заел третьим пирожком – с печенкой, и жить стало не то чтобы веселее, но как-то проще, не так тоскливо. Правда, захотелось поваляться где-нибудь в теньке…

Отогнав некстати проснувшуюся лень, Хольм дошел до отцовских покоев, но оказалось, что отец с помощниками уехал на пристань, там что-то случилось с кораблем Рыжих Лис. Вот ведь! Это означало, что отец вряд ли вернется к обеду, значит, за столом будет единовластно править Сигрун, и Хольм мрачно подумал, что в общий зал уже не пойдет. Вот и славно, у Лестаны наверняка найдется, о чем поговорить с матерью будущего мужа, а уж Брангард найдет тему для беседы, даже разбуди его ночью и подвесь вниз головой, как летучую мышь!

Видеть ему никого не хотелось, и Хольм дошел до оружейной, на всякий случай еще прикинув, что покупать на ярмарке для дружинных нужд. Потом не торопясь обошел конюшни, заглянул в кузню… и понял, что откровенно мается дурью. А еще – боится оказаться рядом с обеденным залом, словно напроказивший мальчишка, что прячется от взрослых. Чувство было почти забытым, но таким неприятным, что Хольм назло себе решил пойти на обед и испортить настроение хотя бы Сигрун.

Он уже прошел длинным коридором, ведущим в ту часть дворца, где были покои вождя и гостей, уже свернул к обеденному залу… Как вдруг неясное чувство опасности велело замереть на месте, а чутья Хольм привык слушаться. В следующий миг он неслышно отступил в темную нишу, оставшуюся в коридоре от последней переделки комнат. Стена здесь была не глухой, в ней осталась изрядная щель со стороны коридора. И в этой щели Хольм застыл, превратившись в слух и напряженно вдыхая воздух.

Почти сразу он понял, что заставило его притаиться в засаде. Запах! Даже в человеческом облике остатки волчьего обоняния различили густой медвежий дух приближающегося человека. Прятаться от гостей в собственном дворце было бы глупо! Если бы не вчерашняя драка. И не тихий разговор, который явно не предназначался для посторонних ушей.

– Добавить надо бы, – сказал хрипловатый низкий голос, и если бы у Хольма сейчас была шерсть, она встала бы дыбом.

Обладатель голоса был опасен – чутье прямо кричало об этом! А еще от него пахло не Медведем, а как-то иначе, более резко.

– Куда добавлять? – произнес недовольно второй, в котором Хольм без труда опознал старшего из Медведей – вон он как раз пах правильно, собой самим. – Я за такие деньги троих нанять мог бы!

– Троих разом в круг не выставишь, – усмехнулся, судя по голосу, первый. – А ты ведь не просто в грязи парня повалять хочешь. За кровь платят подороже синяков. А уж за то, чтобы у вождя всего один сын остался…

– Язык придержи! – рыкнул Медведь. – Уши везде.

Он даже не подозревал, насколько прав, и Хольм возблагодарил Мать-Волчицу, что весь дворец и так пропах Волками, потому его собственный запах рядом с говорящими не заметен. Попробуй определи, прошел он здесь утром или стоит рядышком, затаив дыхание.

– Или добавляй, или разговора не будет, – равнодушно бросил тот, первый. – Мне потом бежать придется со всех лап. И больше на земли Волков не показываться. А хочешь деньги поберечь, могу парня только подрезать. Проваляется долго.

– Нет, – тяжело уронил Медведь. – Из круга он выйти не должен. За это и плачу. Ладно, добавлю. Но только после дела.

– Тогда вдвое, – так же равнодушно сообщил резко пахнущий, и Хольм наконец опознал эту острую вонь.

Росомаха! Вот, значит, кого Медведи нанимают, оставшись в стороне! И даже не нужно быть умником Брангардом, чтобы сообразить, чья смерть им нужна. Конечно, того, кто искалечил племянника вождя!

Хольм вспомнил скорчившееся на земле огромное тело и злорадно понадеялся, что лечиться мерзавцу придется долго, а ломаные кости будут напоминать о себе всю жизнь. Ну, гости дорогие! Хотите продолжить развлечение – ваше право!

Медведь и Росомаха ушли дальше по коридору, а Хольм, подождав немного и выбравшись из убежища, вдруг понял, что просто вышвырнуть этих ублюдков с волчьих земель не выйдет. Его слово против слова чужаков для Волков, конечно, потяжелее будет, но еще одной ссоры с Медведями, да еще такой грязной, отец ему точно не простит! Значит – что?

Значит, нужно делать вид, что ничего такого он не слышал! А когда его вызовут на поединок под каким-то предлогом – обязательно вызовут, раз уж Росомаха говорил про круг – то самому прирезать наемника Медведей. Кто пошел на охоту, не рассчитав силы, может оказаться дичью!

На миг мелькнула мысль, не посоветоваться ли с Брангардом, но… Брат наверняка запретит драться! Придумает что-нибудь и запретит! А подлость надо наказывать, да и прятаться за хитрость младшего противно до тошноты! Только не сейчас, когда и без того все паршиво! Не хватает еще, чтобы Брангард его вытаскивал из неприятностей.

Глава 6. Ночь перед грозой

Днем и вечером Хольм три раза отправлял слугу узнать, дома ли отец, и каждый раз посыльный отвечал, что вождь еще в городе. Брангард после утренней поездки тоже куда-то запропал, но это как раз было неудивительно, у младшего всегда хватало дел. Или удивительно? Разве не полагалось брату сейчас каждую свободную минуту проводить с Лестаной, очаровывая Рысь и убеждая ее, что в жизни у Волков нет ничего страшного?

Стоило Хольму подумать об этом, и на душе становилось муторно. Он ведь принял решение! А если не обманывать самого себя, решение приняли за него, и поделать с этим ничего нельзя. Желанную девушку не победить, словно врага, в поединке, не взять охотничьей добычей, не принудить полюбить того, кто ей не мил. Это у людей женщин часто превращают в рабынь, и все принимают это как должное, но в сердце тех, кто поет с луной, живет дикий зверь, который в неволе или умрет от тоски, или обезумеет и вцепится в горло тому, кто лишил его свободы.

Хольм оперся ладонями о подоконник открытого окна, вдохнул ночную дурманную свежесть. Восходящая луна, почти полная, круглобокая и желтая, манила перемахнуть подоконник одним прыжком, оказавшись во внутреннем дворе, а потом скинуть опостылевшую одежду – слуги утром подберут, им не впервой – принять рвущегося изнутри зверя, став им не только душой, но и телом… И долгий бег сначала по спящему городу, потом за ворота – и в лес!

Он даже глаза прикрыл, представляя, как мягкая влажная земля, покрытая листьями, ляжет под мощные лапы, как десятки и сотни запахов наполнят ноздри, а уши настороженно будут ловить малейшую тень звука… Свобода! Счастье! Звериная мощь, не знающая преград, не помнящая глупых человеческих ограничений вроде долга…

Едва не застонав от разочарования, Хольм вынырнул из сладкого предвкушения и заставил себя успокоиться. Бешено стучащее сердце, готовое перекачивать кровь для обращения, неохотно замедлило ритм, напряженные мышцы расслабились. Нельзя! Не сейчас. Во дворце слишком много чужаков, и в любую минуту отцу может потребоваться помощь старшего сына, а дружине – команды Клыка.

Но как же мучительно сознавать, что не ему бежать под полной луной, следя, как мчится впереди серебряная тень, словно летя по воздуху и маня: догони, поймай, овладей! Сделай своей и сам стань – ее! Любовная игра, старая, как мир, неведомая людям, что утратили своего зверя и с тех пор безуспешно пытаются заменить зов страсти деньгами, властью или насилием. О, как бы он догонял Лестану…

Скрипнув зубами, Хольм отошел от окна, сел на кровать. Стоило бы захлопнуть ставни, чтоб ночь не так сильно манила, но тогда в комнате станет душно. Сейчас бы дождя… Проливного, с грозой, чтобы молнии рвали небо в клочья, а гром рушился сверху тяжелыми ударами! Отец говорил, что Хольм родился в грозовую ночь, наверное, поэтому так любит бурю. А еще он всегда мрачнел, говоря о той ночи, и обрывал рассказ на полуслове.

И Хольм, конечно, знал, отчего в глазах отца мечется мучительное бессилие, стоит ему вспомнить рождение первенца. В ту ночь с грозовыми ударами и первым криком родившегося Волчонка его мать ушла небесными дорогами в Край Доброй Охоты. Оставила и мужа, и сына, едва успев приложить его к груди. Этого отец не рассказывал, Хольм сам узнал у старых Волчиц, которые воспитывали его малышом.

Они глядели сочувственно, а потом шептались между собой, что брачный союз, не подтвержденный в храме Луны и Матери-Прародительницы, счастья не приносит. И надо было вождю, если уж он полюбил деву из чужого клана, принести, как положено, жертвы и просить благословения на продолжение рода Волков чужой кровью. Истинно ведь, что если двое желают этого по-настоящему и союз доброволен, то различие их истинных зверей помехой не будет. И дети тогда рождаются здоровыми, а мать легко оправляется от родов.

Хольм не знал, что случилось тогда, что пошло не так… Не мог ведь отец пожалеть даров для храма или не любить мать своего будущего сына. И она его тоже любила, если ради Черного Волка, тогда еще простого воина, бродяги и охотника, покинула могущественный клан Медведей. А отец молчал. И на осторожные намеки, и на прямые вопросы. Пока не сказал однажды, чтобы Хольм не лез не в свое дело и всю жизнь старался держать своего зверя в крепких оковах рассудка. Потому что кровь у него порченая, дикая.

«Порченая кровь, – шипела вслед ему Сигрун, когда отца не было рядом. – Звереныш, дикое нутро, до рождения проклятый…» Но Хольм привык думать, что это из-за его непослушного нрава, да и не за что мачехе любить пасынка, напоминающего родному отцу о потерянной жене. Слова отца стали ударом, выбивающим дыхание, у Хольма даже в глазах потемнело. И вопросов он больше задавать не стал. Зверь так зверь. Это была его шестнадцатая весна, и Хольм угрюмо подумал, что быть зверем для оборотня куда естественнее, чем человеком. А вот сейчас…

В дверь постучали, и слуга, которому Хольм велел доложить, как только отец вернется, осторожно заглянул в дверь

– Вождь приехал, – сказал он почтительно. – Сходил в купальню, а сейчас у себя.

– Ясно, – бросил Хольм, – благодарю.

Желание грозы или хотя бы дождя стало почти невыносимым. Пойти, что ли, в воду окунуться? Можно взять коня и съездить на реку, а можно просто поплавать в маленьком озерце возле города… Отогнав тоскливую жажду прохлады, он мрачно глянул в закрывшуюся за слугой дверь, встал и, поправив пояс с привычной тяжестью меча, вышел из комнаты.

«Полночь прошла уже пару часов назад. Лестана, наверное, давно спит, – думал Хольм, проходя притихшими коридорами дворца. – Интересно, что ей снится? Мать-Волчица, пошли ей светлые сладкие сны, а если милость твоя будет велика, позволь мне мелькнуть в них тенью, что станет беречь ее покой…»

Из-под двери отцовских покоев пробивалась полоска теплого желтого света, слишком яркая для ночной свечи, и Хольм постучал. Отец еще не спит, значит, можно попросить о разговоре.

– Входи, кого принесло! – раздалось из комнаты, и Хольм, толкнув тяжелую дверь, переступил порог.

И едва удержался, чтобы не поморщиться: отец был не один. К счастью, это оказалась не Сигрун, но и Брангарда сейчас видеть не хотелось. Брат расстелил на широком столе у окна листы тонко выделанного пергамента, придавив его парой подсвечников, полных горящих свечей – они-то и озаряли комнату, бросая резкие тени.

– А, Хольм! – сказал отец, поднимаясь навстречу ему с кровати. – Как поохотился? Что в дружине нового?

Охота? Дружина? Все это показалось таким далеким… Хольм даже не сразу вспомнил, что в самом деле вчера утром вернулся из леса. И надо было зайти к отцу сразу, но вчера они так и не успели поговорить до ужина, потом случилась драка с Медведем, и уже было не до бесед, а сегодня… «Живем, считай, в одном доме, – устало подумал Хольм, – а видимся как дальние соседи, разговариваем и того реже. И как отделаться от мысли, что отцу даже эти редкие разговоры в тягость? Раньше так не было? Или я просто не замечал? Или не хотел замечать?»

– В дружине все хорошо, – сказал он спокойно. – И охота была неплохой. А как прошел твой день, отец?

– Хлопотно, – хмыкнул тот, проходя мимо Хольма к возящемуся с чертежами Брангарду. – Думаем вот пристань расширять. Будь у причалов больше места, такого конфуза, как сегодня с Лисами, не вышло бы. Не разошлись кораблем с Барсуками, будто им река узкая!

– Река не узкая, – отозвался Брангард, увлеченно что-то намечая на карте. – А вот пристань – да. Я давно говорю, что новый причал строить надо. И не здесь, а ниже по течению. Здесь русло сужается, будто бутылочное горлышко.

– Зато отмелей нет, – возразил отец, склоняясь над столом. – Даже в самое сухое лето никто на мель не сядет…

Про Хольма они словно забыли. Он стоял и слушал, как отец и брат спорят, закладывать ли новую пристань или расширять старую, и в горле комом стояла обида. Ладно, пусть он в этом деле не мастер, так ведь и Брангарда не учили строить и торговать, брат до всего доходил своим умом. Хольм не собирался лезть неуклюжими лапами туда, где ничего не смыслил, но это и его город тоже. Ему потом эту пристань охранять, а то и отправлять воинов на кораблях. Его же… просто отодвинули. Так, словно Хольма уже нет в городе. Словно его нет в этой семье.

Брангард, будто почувствовав неладное, обернулся, махнул рукой.

– Иди сюда, глянь. Что скажешь?

Хольм очень хотел огрызнуться, с чего это им понадобился его совет, но загнал обиду поглубже. Ладно, чего уж, сам виноват. Меньше пропадал бы на охоте, глядишь, и отец бы чаще звал его поговорить о делах.

Он подошел и глянул на подробную карту, где черными чернилами была обозначена старая пристань, а красными – явно рукой Брангарда – новая, ниже по течению и дальше от города.

– Оба правы, – сказал он мрачно, еще злясь то ли на родичей, то ли на самого себя. – Старая пристань уже не годится, но здесь и правда мелко. Вот! – Он указал на линию, обозначающую старую протоку, пересохшую много лет назад, от русла реки остались лишь мелкие озерца и болотца. – Надо делать запруду выше по течению и пускать сюда воду, а выводить ее в основное русло. Тогда и в сухой год отмелей не будет.

– С ума сошел? – возмутился отец. – Мы тебе что, Бобры, запруды делать? С чего ты вообще взял, что вода сюда пойдет? Это же сколько копать и строить – где людей взять? А если вода снова уйдет?!

Он фыркнул, и Хольм молча пожал плечами. Ну да, сил пришлось бы вложить немерено! Это не то же самое, что просто выстроить новый причал. Нужно чистить старое русло, убирая все, что вода может вынести и коварно подкинуть под днища кораблей. Нужно строить даже не запруду, а целую плотину. И Волки – точно не Бобры, значит, придется звать это умелое, но жадное племя, чтобы помогли хотя бы с разметкой, а то и всю плотину отдавать им для строительства. Сложно. Дорого. Окупится не скоро, а люди нужны в других местах. Опять он глупость придумал, иначе Брангард бы давно предложил это сам.

– Отец, а ведь Хольм прав… – с обидным удивлением сказал Брангард, что-то с лихорадочной быстротой помечая на карте. – Денег уйдет, конечно! И Бобров надо звать, без них никак. Но если получится… Ты только посмотри, если получится, мы поднимем уровень воды, и здесь даже тяжелые корабли Кабанов проходить смогут! Мы же у Медведей тогда торговый путь отобьем, по нашей реке до побережья в полтора раза ближе!

– Глупости говорите, – недоверчиво проговорил отец. – Откуда вода лишняя возьмется? Хоть на два русла дели, хоть одним пускай – больше ее не станет.

– Станет, – заверил его Брангард, улыбаясь до ушей и выглядя довольным, словно кот, запустивший лапу в крынку сметаны. – И как я сам не подумал?! Забыл совсем про эту излучину!

Хольм промолчал, хотя мог бы сказать, что Брангард забыл протоку, потому что вряд ли видел ее вживую. Дел у младшего поблизости не было, а охотиться на птицу, которая там гнездовалась, Брангард не любил, предпочитая встречаться с утками и гусями, когда их уже подали на стол. Вот и не помнил о старом русле, которое Хольм излазил вдоль и поперек еще в детстве.

– И где ты раньше был, а? – прочувствованно возмутился брат. – Кстати, а правда – где? Какая муха тебя укусила, что ты от источника сам домой уехал?

Будто не понимает! Хольм стиснул зубы, пережидая накатившую злость, и вдруг поймал тревожный взгляд младшего. Ну нет, никаких оскаленных клыков и потери человеческого облика. Он не только зверь, что бы там кто ни говорил!

И вдруг остро кольнула мысль, неужели хитроумный и всезнающий Брангард не разнюхал давным-давно историю с появлением Хольма на свет? Почему они никогда не говорили об этом?

Мысль была такой болезненной и не ко времени, что Хольм пока отложил ее подальше и, решившись, глянул на отца.

– Нам бы поговорить, – уронил он просительно. – Если ты не очень устал.

– А я пойду, пожалуй! – торопливо заявил брат. – Доброй ночи, отец, еще завтра подумаем. Хольм, и тебе добрых снов.

Бережно взяв со стола драгоценные чертежи, он свернул их, у самой двери оглянулся на Хольма и, кажется, хотел что-то сказать, но промолчал и торопливо вышел, а Хольм, оставшись с отцом наедине, вдруг почувствовал себя одиноким, как воин, чью спину в бою никто не прикрывает. С чего эти глупости? Причем тут бой, ведь он пришел поговорить с родным отцом! Но чувство не проходило, становясь только сильнее, и Хольм глубоко вдохнул все ту же ночную духоту, мимолетно пожалев, что не облился водой по пути сюда. А потом обернулся и снова поймал тяжелый отцовский взгляд.

* * *

Лестана спала и знала, что спит. Это был очень странный сон, она словно качалась на волнах сладкой дремы, не отдаваясь ей полностью, но и не просыпаясь. Волны уносили ее все дальше, они пахли солнечным светом, горячим пушистым мехом, прелой листвой, грибами и земляникой. Словно она оказалась в родном лесу возле Арзина!

Подчиняясь этим волнам, Лестана повернулась на живот, будто собираясь плыть, и вдруг поняла, что вместо рук у нее – лапы. Толстые мягкие лапки, покрытые светло-серебристым мехом. Она подняла их к лицу, удивленно разглядывая розовые подушечки, такие нежные, словно никогда не ходили по земле. Напрягла пальцы – и над подушечками блеснули полупрозрачные лезвия когтей…

Ничему не удивляясь, но с восторженным чувством правильности происходящего, Лестана потянулась, выгнула спину… Мир вокруг плыл красками и запахами, непривычный, полный непонятных ощущений! И стояла она в какой-то необычной позе, вроде бы на четвереньках, но это было так удобно… Естественно!

«Так вот как это бывает? – с тем же тихим сладким восторгом подумала Лестана. – Я Рысь? Настоящая Рысь!»

Чувство легкости и правильности захватило ее полностью, Лестана снова томно потянулась… Вокруг был лес, но, пожалуй, не лес Арзина. Здесь пахло как-то иначе. Более резко, более опасно? Ее уши встрепенулись, поворачиваясь, и Лестана поняла, что слышит вой. Холодный жуткий вой, почему-то наводивший на мысли о лунном свете, будто был пропитан им. Лестана прислушалась – и ей стало жутко. Разнеженное удовольствие, только что наполнявшее ее тело, вмиг исчезло, смытое тревогой. Она попыталась вскочить на ноги, но тело не слушалось. Оно не желало вести себя ни по-человечески, ни по-звериному.

«Я Рысь! – с нарастающим ужасом подумала Лестана. – Я могу взобраться на дерево! Никакие волки там меня не достанут! Я могу…»

Но лапы, такие стройные, сильные и упругие, эти лапы беспомощно путались, не подчиняясь, а вой все приближался – и она закричала, зовя на помощь, но из горла вырвалось лишь жалобное мяуканье.

Вой послышался совсем рядом, и вот между деревьями, окружая Лестану, замелькали тени. Серые, черные, белые… Она припала к земле, не в силах сделать ни шага, в нос бил резкий отвратительный запах, и с каждым мгновением ужас нарастал, пока она не закрыла глаза, спрятав нос в лапах и умирая от страха…

И тут все прекратилось. То есть вой смолк, но Лестана все равно чувствовала чужое присутствие – и совсем близко! Решившись, она открыла глаза и увидела, что перед ней, мордой к теням, застыл черный силуэт огромного волка. Мощного, напряженного, со вздыбленной шерстью. Волк тихо, но грозно зарычал, прикрывая ее собой, – и Лестана вынырнула из сна, едва удержав вскрик. С бешено колотящимся сердцем села на постели. В окно, раскрытое ради ночной прохлады, заглядывала почти полная луна, и Лестане показалось, что лик ее смотрит неодобрительно. Рысь – трусиха, где же это видано? Позор всему кошачьему роду!

«Я буду стараться, – проговорила она про себя виновато. – Обязательно буду… И стану настоящей Рысью! Только я не знала, что это так страшно».

Она снова легла, старательно отведя взгляд от луны и сама не зная, хочет ли возвращения этого сна? Там было так жутко! Но этот волк, что явился ей на защиту… Если бы он повернулся, она бы смогла узнать его, правда? Хотя разве могут быть сомнения, кто это? Конечно, тот, кого она любит и чью любовь просила у священного озера. Ведь сама Луна связала их судьбы…»

* * *

– Ну, говори, – глухо уронил отец, снова отходя от стола и возвращаясь к еще не разобранной постели.

Пока он садился и стаскивал замшевые домашние сапоги, Хольм подбирал слова. Точнее, пытался подобрать, но в голову не пришло ничего, кроме откровенного:

– Отец, почему ты позволил Сигрун изменить условия? Мы же обещали Рысям совсем другое!

– Мы обещали им брачный и союзный договор, – хмуро огрызнулся отец. – И обещания не нарушаем. Их наследница даже может выбрать, разве это не великодушие с нашей стороны?

– Выбрать, поплатившись за это своим наследством? – едко спросил Хольм, старательно сдерживая злость. – Ты же понимаешь, кого бы она ни выбрала, Рыси останутся недовольны. Это плохой союз, если он начинается с обмана. Я думал, мы ищем с ними верной и долгой дружбы, а с ножом у горла дружбу не заводят.

– Что ты понимаешь, мальчишка? – еще сильнее нахмурился отец, и его мохнатые брови, тяжело нависшие над глазами, почти сошлись над переносицей. – Твое дело – водить дружину, куда я укажу. А договоры оставь тем, кто поумнее.

– Сигрун то есть? – зло ухмыльнулся Хольм. – Это ведь не ты придумал! И не Брангард. Ладно, пусть я дурак, хотя тогда странно, почему ты доверил мне воинов. Но я Волк и такой же твой сын, как Бран…

– Вот и не забывай об этом, щенок дур-рной! – раздался рык, и отец оперся ладонями о колени, словно собираясь встать. – Я твой отец и вождь, мне решать, с кем и как заключать союзы. Рысей он пожалел! Ты что, не понимаешь, что они гладят мягкой лапой, но думают о своей пользе, а не о нашей? Хочешь отдать им Брангарда? Чтоб он всю жизнь сидел в золотом ошейнике у ног этой кошечки? Рысям не нужен вождь, им нужен супруг для их наследницы! Я не отдам своего сына Котам в домашние зверушки!

– Своего сына, значит? – очень тихо переспросил Хольм, чувствуя, как сознание застилает алый туман ярости. – А я – кто? Меня можно им отдать?

«Только бы не сорваться, – тревожно стучало в висках. – Только бы не выпустить на волю то, с чем сам не смогу совладать. Иначе я докажу правоту Сигрун, что не могу управлять своим зверем!»

– Ты… – начал было отец, осекся и махнул рукой. – Хольм, ты…

Он немного подождал, но Хольм упрямо молчал, глядя в упор, и вождь Волков заговорил снова:

– Ты тоже мой сын. Хольм, не думай, что ты не дорог мне. Ты кровь от крови и плоть от плоти моей любимой Махавиши… Она… была моим сердцем и душой. Сигрун – совсем другая. Но она стала мне верной женой и родила сына, я не могу не прислушиваться к ней. Да и советы ее всегда мудры. Хольм, ты же сам знаешь, что не годишься в вожди. Клык из тебя отменный, но управлять кланом – это не то, что водить дружину в походы. Брангард…

– Я все это знаю, отец, – прервал его Хольм так же негромко. – Скажи мне что-нибудь новое. Брангард – будущий вождь Волков, разве я когда-нибудь спорил с этим? Ты думаешь, я подниму меч против брата? Он мне дороже самого себя! Я и не хотел никогда иного удела, кроме звания Клыка. Но ты даже этого хочешь меня лишить? Брангарду, значит, не место у ног Рыси, а мне?

– Ты… знаешь закон, – с трудом проговорил отец. – Вождь передает клан самому достойному из сыновей, но как выбрать между тобой и Браном? Кого бы я ни назвал, будут недовольные. На Брангарда разве что не молятся купцы и ремесленники, но назови я своим преемником его – и дружина возмутится. Они хотят видеть меч вождя в твоих руках. И все правы по-своему. Я верю, что ты не встанешь против брата, но пойми, Хольм! Найдутся такие, кто решит за тебя! Ты угоден воинам. Кто-то может подумать, что если Брангарда не станет, выбор случится сам собой.

– Я не позволю! – яростно выдохнул Хольм, бросая ладонь на рукоять меча. – Никто из моих людей не ослушается!

– У тебя на глазах – да, – тяжело уронил вождь. – А если это будет стрела в спину или волчемор в кубке вина? А если кто-то, кому мил Брангард, решит, что лучше убрать тебя?

Он замолчал, отведя взгляд, и Хольм с пугающей ясностью понял, кто это может быть, хотя отец скорее проглотит язык, чем назовет имя. Но сообразить легко…

– Тебе же она по сердцу, – мягко и очень виновато проговорил отец. – Куда сильнее, чем Брану, я ведь тоже не слепой. Ну хочешь, я сам с ней поговорю? Постараюсь убедить, что ты будешь славным мужем наследнице и будущей хозяйке клана. Щитом и мечом, верной и надежной опорой. Хольм, видит Мать-Волчица, не стоит тебе здесь оставаться… Клан расколется пополам, и будет кровавая свара, пока не останется только один из вас. А можете и оба полечь… У Рысей тебе придется несладко, но я верю, что ты займешь достойное место – и по праву.

– Сигрун этого не позволит, – с той же холодной ясностью отозвался Хольм, скрестив руки на груди и привалившись к стене. – Она прочит Лестану в жены Брангарду. И добьется своего, вот увидишь. Лестана согласится остаться здесь. И кому тогда ты меня подаришь, отец? С кем заключишь еще один договор? Может, мне этого не дожидаться? Возьму десятка два дружинников из тех, кто сам захочет, – все равно Сигрун моим ближним жизни не даст – и махну в Дикие Земли. Или уйду в наемники – все лучше, чем в домашние зверушки, как ты говоришь…

– Прекрати… Хольмгар-р-рд…

Хольм по памяти мог пересчитать, когда отец называл его полным именем, и это испугало сильнее, чем рвущийся из горла вождя хриплый рык. Опустив руки на покрывало, отец комкал и мял его в пальцах, и Хольм волчьим чутьем понял, что еще немного – и зверь отца вырвется на волю.

– Почему у меня порченая кровь? – спросил он, зная, что на волос от смертельной опасности, если не самой смерти. Оборотни, призвавшие зверя в момент гнева, обычно собой не владеют и делают это, чтобы напасть. – Что со мной не так? Даже Сигрун знает, а от меня ты это скрываешь?! Я хочу знать правду, отец! И я хочу, чтобы Лестана выбирала между мной и Брангардом, а не между любовью и долгом. Пусть тот, кого она выберет, едет к Рысям, а оставшийся примет клан Волков, когда придет твое время. Будь справедлив, отец! Мы с Брангардом оба это заслужили.

– Вон! – закричал отец, поднимаясь на постели, и его черты исказились. – Хочешь знать про свою кровь? Она проклята! Проклята зверем! И не старайся копать дальше, побойся гнева Матери-Прародительницы. Вон, говорю тебе! Дурной щенок…

Он упал на кровать, терзая скрюченными пальцами покрывало, и Хольм понял, что больше ничего не узнает, разве что станет причиной мучительного обращения отца и мишенью его гнева. Повернувшись, он молча вышел, от души хлопнув дверью.

Ночь уже приближалась к рассвету. Еще пара часов – и заря разольется по небу, Хольм чувствовал это всей своей сутью. Устало подумалось, что нужно вернуться к себе и поспать хоть немного…

Он свернул в коридор, ведущий к его комнате, и тут наперерез ему метнулась темная тень, а мигом раньше чутье донесло знакомый запах, горячий и терпкий. Вытянув руки, Хольм едва успел поймать кинувшуюся в его объятия девушку.

– Ингрид? – спросил он удивленно. – Что ты здесь делаешь?

– Тебя жду!

Волчица откровенно прижалась к нему, пытаясь закинуть руки ему за голову, и Хольм нахмурился. Проклятье, этого еще не хватало! Он совсем забыл… Да ему и нечего было особо помнить! Ингрид пришла к нему сама год назад, и они иногда встречались, проводя жаркие ночи, но Хольм никогда ничего ей не обещал, да и она ничего не требовала. Принимала подарки, смеялась, говорила, что делит с ним постель ради удовольствия. Последние пару недель они не виделись, и Хольм даже не вспомнил об Ингрид, вернувшись в город. Если совсем честно, он ни разу не вспомнил о ней с тех пор, как увидел Лестану…

– Ингрид, перестань, сейчас не время, – сказал он, пытаясь отстранить девушку.

Ее длинные тяжелые косы легли на его руки толстыми черными змеями, гибкое тело упорно пыталось прижаться, и Хольм чувствовал сладкий запах благовоний, мешающийся с ароматом самой Волчицы.

– Не время? – подняла она к нему красивое смуглое лицо. – А когда оно будет, время? Я видела, как ты смотрел на эту белесую кошку! Думаешь, ты ей нужен? Она с Брангарда глаз не сводит, еще чуть – и спину начнет выгибать, мерзавка драная…